Текст книги "Древние Свитки. Исход (СИ)"

Автор книги: StarGarnet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Еще бы! – заорал Довакин, которого так и раздирало от ужасного осознания. – Ты хоть раз видела его в даэдрическом обличье?!

– Нет, – покачала головой она, решив не рассказывать о том, что видела когтистые лапки. Сейчас Лейф говорил явно не о них.

– У него были шрамы, – произнес он гораздо тише. – Сходу не заметишь, да и кто станет разглядывать?..

– Очевидно, ты, – не удержалась она от сарказма, а сама вспомнила слова вампира: “…раскроили вдоль и поперек.”

– Я очень наблюдательный, – молвил Довакин так, словно был совсем этому не рад. – Потому и заметил. И не только шрамы, но и то, что плащ вовсе не плащ, а фата. Появиться в таком виде прилюдно – это либо полнейшее бесстыдство, либо акт отчаяния. Теперь-то я понимаю, что наблюдал второе, а вовсе не первое…

И снова он сник на своем обледенелом камне, уткнувшись головой в ладони. Светлые волосы были сплошь покрыты снегом, который все сыпал и сыпал с черных небес. Эль опять похлопала его по плечу.

– Вот что бывает, – вздохнула она, – когда решаешь довериться не тем людям. Все мы учимся на очень горьком опыте.

– Доверие, – страдал Лейф. – Все меня предупреждали! И Партурнакс, и Изран, и даже воины Алик’ра. Все говорили: не доверяй кому попало, не доверяй вампирам, не дай обмануть себя милым личиком… Да чтоб мне провалиться! – взревел он. – Я ведь даже во сне видел!

– Что видел?

– Ну, помнишь, я рассказывал… Как я был вампиром, и про чашу, про жреца? В том сне мы с Сераной пришли в Каирн и она в лоб заявила: мы, дорогая мамаша, хотим исполнить пророчество – но на наш манер, а не папин. А я смотрю на нее и думаю: на какой еще манер? И когда мы успели это обсудить? Когда мы вообще успели этого захотеть?!

– Но ведь это был просто сон.

– Учитывая все это, – Довакин зло ткнул пальцем вверх, – это был не просто сон! И уж лучше бы я верил снам, чем Серане! А теперь… – он несчастно умолк.

– …мы два идиота, которые прокляли мир, – довершила за него Эль. – Сказала бы я, что к этому привыкаешь, но это не так. Но не вини себя. Сейчас я, пожалуй, даже рада, что все так вышло.

– Ты… рада? – ошарашенно глянул на нее Довакин.

Эль снова вспомнила, как держала в руках Песни Возвращения, а в голове крутились имена: Асгейр, Оскар, Konahrik… Харкон.

Какая чудовищно долгая жизнь. Какая одинокая, беспросветная, нескончаемая ночь, пока остальной мир беззаботно жил и без оглядки воевал, не ведая, что все его существование висит на тонкой ниточке. Ниточке, сотканной из терпения дракона, растоптанного и семьей, и своим народом, и Молаг Балом.

А ведь он мог сдаться еще тысячелетия назад, мог найти способ свести счеты с жизнью, не дожидаясь конца времен. Но как быстро после его смерти Валерика выползла бы из Каирна и выпустила из крипты Серану? Зловещие Свитки снова вернулись бы в мир – и тогда последние времена наступили бы на тысячу лет раньше. Или две… или три…

“…Партурнакс и не верил, что у него окажется столько сил…”

– Четыре эры, – сказала она. – Четыре эры – это очень много, очень долго. Даже для мира. Пожил – и хватит, дай дорогу следующему.

– Ну, это как-то, – заворчал Лейф, – очень по-партурнаксьи.

Она хмыкнула от забавного словца, пощекотавшего ей мозг, и поняла, что и в самом деле рада этому исходу. Стоило ей это осознать, как внутри будто распустился некий узел, до того все время мешавший дышать.

– Пророчеству было суждено исполниться, – сказала Эль, наконец-то видя всю картину. – Ваш придурковатый Улфрик убил Торигга и обрушил четвертую Башню, но Башням в истории уже случалось рушиться. И Красный Год уже бывал, и королей убивали, и императоров. Последние времена начались, когда Адальвальд нашел крипту. Не вмешайся вампиры, Дозорные сами вскрыли бы саркофаг, а дальше…

– Она бы их съела, – мрачно докончил ее мысль Довакин. – Вернулась в Каирн, поговорила с Валерикой, а потом нашла бы меня и наплела все ту же гору лжи. И я бы ей поверил.

Эль снова утешительно похлопала его по спине.

– Судьбу не обманешь. Так или иначе, все свелось бы к одному, – сказала она. – Под конец у Сераны на выбор имелись два чистокровных родителя, сгодился бы любой.

– Как все это безобразно цинично, – только и вздохнул Лейф.

Эль лишь пожала плечами.

– Харкон говорил, что он пользуется последней возможностью освободиться, – вспомнила она. – Ты помог ему, как помог Алдуину, – вот и молодец. Тамриэль мог припеваючи дурить и воевать, живя за его счет, но всему приходит конец. Четыре тысячи лет, подаренные миру, – более чем достаточно, – припечатала она.

– Может, и так, – вздохнул Довакин. – Может, это ты видишь мир, как дова, а вовсе не я.

– Может. А вот скажи мне, друже, – прищурилась она, – что ты вообще тут делаешь и как меня нашел?

– А… я… – начал заикаться Лейф и вдруг взмолился: – Хоть ты мне помоги! Я совсем не знаю, как выбраться из этого месива! Я звал Одавинга, но он не пришел!

– Так, по порядку, – призвала его к спокойствию Эль. – Одавинг сидел в Скулдафне, они там прятались всей кучей. Может, он тебя не услышал?

– Не знаю, – нервно встряхнулся тот. – Понятия не имею, что тут творилось, говорю же, я был в Апокрифе. Старый Мора меня похитил, когда я пошел за тобой в Колледж.

– Это ты вышиб мою дверь! – тут же обвинила его архимаг.

– Нет, – с достоинством отвечал Довакин. – Я туда даже не добрался. И вот я сижу в Апокрифе, и там сыро, и скучные книги, и щупальца повсюду… – он совсем скис. – А потом явился Принц и забухтел, что в мире осталась одна последняя тайна и он хочет ее получить.

– И это я, – поняла Эль. Вспомнив о душе внутри, которую она твердо решила донести до родного мира, Рыцарь-Дракон предупредила героя со всей строгостью: – Даже не думай со мной драться. Убивать не хочу, но покалечу.

– Ни-ни, – замахал руками братец. – Я тоже не хочу. Нет. Херма-Мора сказал, что ты здесь, в святилище. Меня выбросило недалеко от Лабиринтиана и вместе со мной – кучу Искателей и этих гадких рыб с зубами. Они загнали меня сюда, а потом разбрелись во все стороны.

Неудивительно, подумала она. Теперь, когда Мундус лишился солнца и защиты Аэдра, дети Обливиона вольны делать в Тамриэле что угодно. Эль наконец-то стало ясно, что и Колледж не оставили без внимания. Наверное, кто-то из магов сломал дверь, ища начальство, а архимаг, как всегда, не на посту…

– Но здесь тварей нет, – огляделась она.

– Здесь все иначе, – покачал головой Лейф. – Здесь даже драугров нет. Они часто болтаются у древних храмов и курганов, но тут…

– Тут святилище, – Эль махнула рукой себе за спину, где под снегом спал древний купол.

Лейф глянул на низкий свод, на провалы окошек, опушенные зимней белой шубкой, и вздохнул:

– Наверное, это последнее безопасное место в Скайриме. Когда я вошел сюда, я понял – здесь Херма-Мора меня не достанет.

Эль вспомнила, как спокойно почувствовала себя, едва прошла сквозь портал. Теперь она начала догадываться, что дело было не в новом взгляде на Лабиринтиан, а в том, что весь прочий Тамриэль начал погружаться во тьму.

Рыцарь-Дракон оглядела стены Бромджунара, среди которых Вультурьйол однажды пел ей песню. Но теперь мир кончался и им уже недолго оставалось стоять. А между тем Довакину за пределы этих стен ходу нет…

Еще один запертый дракон, да над ней просто издеваются!

– Зови Дюрневира, – сказала она. – Ты же умеешь.

Лейф изумленно вскинул голову и просиял.

– А про него я и забыл! Но, – сник он, – что дальше-то?

– Зови, – повторила Эль, наконец-то понимая, что время в Совнгарде прошло не зря. – Я знаю, что делать. Знаю, как тебя вытащить.

========== Глава 33. Amativ ==========

Дюрневир явился на зов и радостно заворчал, очутившись на родной земле, но ликование его длилось недолго. Стоило дракону поднять голову к небесам, по которым он так скучал, как из прокаленной глотки вырвался возмущенный вопль:

– Уже?!..

– Я так понимаю, ты знаешь, – вздохнула Эль.

Дюрневир косо глянул на нее и прошипел:

– Drem Yol Lok, Милые Глазки. Почему не смотрела за дурнем?

– Вообще-то я прямо тут, – вылез Лейф и тут же схлопотал яростный поток искр в свою сторону. – Ай…

– Нам нужно в Скулдафн, – попросила дракона Эль.

– Ах, – подобрал крылья тот. – Недоглядели за миром, а я вас теперь вози.

– Если не отвезешь, – шагнула она к нему, – то и следующий мир окажется не очень. А сам ты вернешься в Каирн и теперь уже навсегда.

– Хм, хм, – оживленно затоптался Дюрневир, пока Довакин слушал их разговор с явным недоумением. – Вот оно как… путь сберегли… вот как… Хорошо. Залезайте, – повелел он, пригибая шипастую шею.

– Мы… – наконец-то начало доходить до Лейфа.

– Мы летим в Совнгард, – подтвердила Эль.

– Amativ! – завопил герой, резво карабкаясь в шипы.

– Умолкни, – умерил его восторг Дюрневир. – Я тебя не простил.

Интересно, думала Эль, устраиваясь за спиной Довакина, а не принадлежит ли Дюрневир к атморской породе? И рога у него загнуты как-то не по-местному, и эти его рассказы о том, как драконы дрались за клочки территорий… А потом он и вовсе отправился в Каирн за запретными знаниями. Поначалу, услыхав такое, она удивилась, зачем крылатому существу призывать прикованное к земле войско, но потом вспомнила Драконобой, навсегда изменивший расклад сил. Раз уж смертные принуждают тебя воевать на их условиях, не стоит идти как теленок на поводу. Уронили дракона на пол, заставили ощутить смертность – получите себе на голову некромантскую армию и не жалуйтесь.

Дюрневир взлетел и Бромджунар почти сразу остался позади – так быстро, что Эль даже не успела толком посмотреть на него напоследок. Пронеслись горы, протянулись поля и наконец внизу мелькнул пылающий в вечной ночи Вайтран. Довакин так разволновался, что сунулся вниз, словно всерьез хотел поспешить на помощь. Эль схватила его за шиворот.

– Сиди! – рявкнула она.

Даэдра вышли в Тамриэль и их уже не остановить – ни Довакину, ни Дюрневиру, ни ей. Души будут падать в Обливион, Принцы Даэдра пожнут смертную жизнь, и теперь остается лишь ждать, когда придет освобожденная Лейфом сила – Alduin, Alduin, naal ok zin los vahriin…

И когда Алдуин придет, свершится предреченное, сбудется то, о чем когда-то шепнул вампиру Древний Свиток: эта ночь станет как день.

Сомнения отлетали от нее, как опавшие листья, оставаясь далеко позади, пока Дюрневир летел во мглу к назначенному месту спасения. Прямо перед ней на шее дракона сидел простой и славный парень Лейф: шезаррин, манифестация Лорхана, капелька великого “может быть”, которую нужно было сберечь для нового мира – ведь нет мира, который сумел бы существовать без “может быть”.

Прежде она винила Вультурьйола в том, что он украл ее с места событий, не дал вмешаться, но теперь становилось ясно: он указал ей нужную дорогу, ту единственную дорогу, на которой Лейфа все еще можно было спасти от хватки Херма-Моры. А вместе с ним и все поглощенные драконьи души, и прикованного к Каирну Дюрневира, и предателя Мирака. И даже – саму Эль с ее незримым спутником, спрятанным где-то в недрах сознания.

А хаос, и ужас, и вопль внизу – не ее забота. Это забота тех, кто ждали последнего рока и великой битвы. Пора сообщить им, что время настало…

Дракон летел слишком высоко, чтобы исчадия Обливиона могли его достать. Иногда вверх тянулись и стреляли черные щупальца, неслись хищные стрелы, комки слизи и огня, но Дюрневир беспечно и легко уворачивался от атак, посмеиваясь от забытого удовольствия – лететь и выигрывать. Вскоре Скайрим остался позади, утонув в темноте, прореженной пожарищами, а впереди ждали горы, пустые и безлюдные. И где-то среди них – утерянный в веках храм, сохранявший в себе дорогу в небо.

– Вот оно, – выдохнул Лейф, пригибаясь к шее и указывая вперед.

Эль и сама видела свет портала, все еще открытого и непотревоженного Обливионом. Наверное, даэдра туда ходу нет… как и в Совнгард.

– Amativ! – снова возликовал Довакин и на сей раз Дюрневир не стал одергивать малышню – лишь ускорил полет и устремился вниз, прижав крылья к узким бокам. Эль распахнула глаза, пытаясь найти в темноте Скулдафна знакомые силуэты, но храм казался пустым и безжизненным.

Они ушли. Все они ушли и потому-то Лейф не смог дозваться Одавинга. Она догадывалась еще тогда, когда он об этом сказал, но теперь видела своими глазами – драконы исчезли, улетели в портал, чтобы покинуть Тамриэль и отправиться в Этериус. Их желание покинуть обреченный мир было понятным, и все же отчасти это было странно – как, по их мнению, она должна была управиться с ситуацией без их помощи? Поместили все надежды в Дюрневира?

Безответственные гады, насупилась Эль, и под эту ворчливую мысль дракон влетел в портал, где свет знакомо потянул их вверх.

Снова оказаться в Совнгарде было куда приятнее, чем она могла бы ожидать. Мелкие цветочки на кусте, трава, елки – и все это не погружено в непроглядный мрак, а привычно живет в свете Этериуса, и созвездия все так же высоко стоят в небесах, полных радуг…

Ну ладно, тут неплохо, признала она и лихо скатилась с Дюрневира вслед за Лейфом.

– Ах, – довольно поерзал дракон, купаясь в лучах. – Поболтайте, пока я тут нежусь. Но недолго. Каирн тянет меня обратно… Дождись Партурнакса, Милые Глазки. А нам уже почти пора.

– Куда пора? – растерялся герой. – Я думал, мы пойдем к Тсуну. Там внизу такое творится, надо же что-то делать!..

Бедное дитя до сих пор не понимает. Не верит, что иногда все просто заканчивается. Уходит, не давая второго шанса, и надеяться бесполезно.

– Я им скажу, – пообещала ему Эль. – А ты, родной, уже никуда не пойдешь. Только туда, – и она указала пальцем в небо.

– Не согласный я, – уперся Довакин.

– Мир не может родиться без “может быть”, – покачала она головой.

Лейф сдулся и посмотрел на нее почти обиженно.

– Какое из меня “может быть”, – проворчал он несчастно. – Вон что натворил. Правы были люди, та молния была знамением.

– Какая? – не поняла она.

– Которая убила Златолист в Вайтране. Надо было высаживать саженец, дать дорогу новому… А я пытался сохранить умирающее старье. Ради этого даже священное древо Крапивником искромсал. Я чудовище, – заключил он горько. – Sunavaar…

Услышав роковое слово, столько времени сбивавшее ее с толку, Эль поневоле рассмеялась и подошла ближе, распахивая руки для объятий.

– Sunavaar осталась там, внизу, – сказала она, сжимая его до хруста. – А ты у нас – amativ.

Лейф закряхтел от медвежьих обнимашек и обхватил ее в ответ геройскими лапищами.

– Прощай, сестренка, – произнес он еле слышно.

– Будь, – откликнулась она и замерла на один долгий миг, чтобы в конце концов принять неизбежную разлуку, разомкнуть объятия – и отпустить.

– Я говорил Партурнаксу, – вспомнил Лейф, забравшись обратно на шею Дюрневира, – что новый мир должен сам о себе позаботиться. Уверен, когда я ушел, он обхохотался и сказал, что я mey.

– Наверняка, – безжалостно заверил его дракон и повернулся к Эль: – Удачи тебе, Глазки.

– И тебе счастливого нового мира, – пожелала она в ответ, придержав при себе ласковое обращение “нагадинок”. Такое годилось для некроманта Бим-Джа, но уж точно не для Дюрневира. Хотя, судя по ухмылке, дракон и сам обо всем догадался.

– Amativ! – привычно возвестил Лейф и Дюрневир с готовностью оттолкнулся от земли Совнгарда, поднимаясь вверх. Эль отвела с лица взметнувшиеся волосы и смотрела, как дракон взлетает – все выше, выше, превращаясь в тонкий темный штрих посреди колодца света. Ее глаза болели от ослепительного сияния, но отвернуться она не могла и не хотела – ведь там, в этом сиянии, исчезал ее младший брат, нежданно и ненадолго обретенный здесь, в чужой земле. Брат, которого ей уже не доведется увидеть.

Пусть новый мир будет лучше этого, подумала она, а потом оглянулась по сторонам и уточнила – еще лучше.

Дом Шора виднелся вдалеке, такой же, как прежде, и она двинулась вниз по тропе, торопясь принести им долгожданную весть, пусть и не самого радостного толка. Веками и тысячелетиями этот дом принимал в себя героев – пора им выйти и дать тьме последнюю битву, а заодно забрать с собой столько душ, сколько сумеют.

Земля, так похожая на Скайрим, расстилалась вокруг, шелестела травой, манила простыми знакомыми радостями, и Эль наконец-то поняла, почему Совнгард именно таков. Он был образом для тех, кто готовился встать на защиту смертных в последний час, загробным пристанищем героев, которые должны были помнить и любить прежний дом – и чувствовать родство с живущими в нем ныне.

– Опять ты, – обрадовался Тсун. – Что за дело привело тебя к нам сегодня? – и вгляделся придирчиво: – Ты все еще живая, между прочим.

– Живая и очень этому рада, – пожала она плечами. – Я здесь не ради своей судьбы, а ради вашей.

Тсун выпрямился, возвышаясь перед ней как утес.

– Говори, – потребовал он, явно понимая, что она собирается сказать.

– В первую очередь, – заявила Эль, – я требую спасения Колледжа. Я все-таки архимаг.

Тсун расхохотался и запрокинул голову к небу, издав какой-то невероятный Крик. Вокруг каменной ножки, на которой чудом держался островок за Китовым Мостом, началось некое движение и воздух Совнгарда скрутился в тугой поток, из которого вскоре родилась буря. Дом Шора исчез, спрятался от глаз за вихрями портала, и в этом водовороте были слышны боевые кличи, и лязг оружия, и смех тех, кто готовился снова вступить в битву. Герои собирались встретить последний рок должным образом.

Тсун глянул ей в глаза.

– Я не спрошу, кто ты, – сказал он. – И не позову тебя с нами. Новый мир не будет знать твоего имени и не споет о тебе песен.

– Ну и хорошо, – согласилась Эль. – Пусть я останусь маленькой тайной, о которой никто не знает.

– Но сейчас мы тебя помним, – ответил он. – И будем помнить, пока старый мир не придет к концу.

– То есть очень недолго, – съязвил вредный дракон. – Прощай, герой. Мы все сказали и я не стану тебя держать. Покажи там гадам.

Воронка ширилась, руша китовые кости, и Тсун улыбнулся так, как, наверное, улыбался Рагот под своей маской, когда решил проверить Рыцаря-Дракона на прочность. Тинвак греет кровь…

– Я уж покажу, – заверил ее герой и без дальнейших проволочек и расшаркиваний нырнул в круговорот.

Отлично, подумала Эль, весьма довольная собой. Теперь осталось лишь дождаться Партурнакса и выяснить, что припасли для нее самой. И она заранее готовилась много и громко спорить, если предложенное ей не понравится.

Отступив от опасной воронки, которая могла сбросить ее обратно в темный мир, она пошла к заброшенной Стене Слов на холме.

– Что ж такое творится? – кинулась к ней чья-то душа. – Что ж это деется? Палаты Доблести, дом Шора… о, черный день!..

– Все хорошо, – успокоила она испуганную душу. – То есть не все… но будет хорошо. Иди пока погуляй.

Ласково отпихнув от себя паникующего, она пошла дальше, различая над Стеной хвостик. Хвостик буквально тонул в сиянии с небес и Эль наконец-то стало ясно, что Партурнакс не бросил дела на произвол судьбы и не понадеялся на Дюрневира, как на последнюю соломинку. Брат Алдуина наверняка следил за событиями. Может, он даже присутствовал прямо в Бромджунаре, просто два дурня-Довакина его не увидели.

– Приветствую тебя, чемпион Акатоша, – сказал он ей, когда она приблизилась.

– Здравствуй, – ответила она родным приветствием.

Белый дракон был древним. Светлые крылья висели рваной бахромой, обломанные, треснувшие рога обрамляли тяжелую голову, с которой на Эль смотрели пронзительные глаза – всеведущие и потому жестокие.

Она вспомнила вопрос, на который до сих пор никто не пожелал дать ответа, – “Зачем я здесь?” – и поняла, что ответ уже и не нужен. Вполне достаточно того, что быть здесь ее вполне устраивает. И она почти не сомневалась, что именно потому-то ей все и объяснят – здесь, за последней чертой, когда все закончилось.

Партурнакс придирчиво изучил ее с головы до ног и прогудел:

– Мне любопытно, как пошли бы события, займи ты место последнего Довакина. Да, да, – задумчиво кивнул он, будто соглашаясь сам с собой, – там было бы на что посмотреть.

Хоть Эль и была готова к открытиям, старый дракон все же сумел ее удивить.

– Но ведь Лейф… – начала она и остановилась, когда он густо хохотнул.

– Кто может предвидеть все хитросплетения судьбы? – вопросил братец Алдуина и драматично загнул хвост над спиной. – Лейф мог и не явиться. И тогда пророчество легло бы на тебя. Для того тебя и принесли в мир, когда барьер был прорван и появилась возможность… Да, – повторил он, – это было бы интересно.

Эль вспомнила все, что она знала о подвигах Довакина, запоздало испугалась и очень расстроилась, представив, как ей пришлось бы убивать драконов и самого Алдуина, а следом – Харкона, которого она бы совсем не знала и ни капли не понимала. Сколько решений ей пришлось бы принять, сколько ошибок совершить… Лишь примерив на себя чужую судьбу, она поняла, как непросто пришлось Лейфу, которого заставили нести на себе весь мир в его последние дни.

– Ты бы справилась, – утешительно молвил дракон.

– Ах, оставьте, – сморщилась она. – Под конец я была бы полностью раздавлена. И кто-то другой отвез бы меня в Совнгард.

– Скорее всего, – хмыкнул Партурнакс. – Но тебе повезло и замена не понадобилась.

– И меня пустили просто БЫТЬ, – заворчала она.

– У тебя это хорошо получилось. Следуя своей природе, ты делала ровно то, что нужно, и избежала лишнего, а по пути прихватила и спасла несколько потерянных душ. Считай, тебе довелось немного побыть Алдуином, – усмехнулся древний дракон. – Ну, и каково это?

– Душераздирающе, – честно ответила Эль. – Мне это кое-чего стоило и я ему не завидую.

– Твое к тебе вернется, – утешил ее Партурнакс. – К тому же ты получила бесценный опыт. Назовем это платой за твое похищение. Надеюсь, ты не станешь жаловаться. А то Вультурьйол поведал мне, как ты ныла.

– Конечно, – нахмурилась она. – Все отобрали и в кокон замотали.

– Для твоей же пользы.

Эль вспомнила Каирн и поневоле согласилась. Как бы она ни страдала по родным крыльям, приходилось признать, что защита, данная Акатошем, сослужила ей прекрасную службу против Обливионских происков.

Партурнакс смотрел на нее с маленькой улыбочкой. Старый хитрец наверняка понимал, о чем она сейчас размышляет, но тон сохранял прежний, значительный.

– Довакину, – весомо изрек он, – пришлось расти, собирая души драконов. Для того Алдуин и отправил их на войну. Тебя такая судьба миновала.

– Мне пришлось собирать совсем иные души, – вздохнула она. – К счастью, в этом мире я пусть и mey, но не герой.

Она вдруг вспомнила злые слова Харкона о древних героях и не удержалась от неизбежного вопроса:

– Зачем ты стал учить их?

Партурнакс задумчиво качнулся на своем шестке. Ему явно не требовались уточнения, о ком она говорит.

– Драконьи Крики, – промолвил он. – можно блокировать простым барьером. Школа Восстановления – сильнейшая из школ, ибо берет основы в самой жизни. Но этого им было мало… Они были отважными воинами и казались способными к росту. Я научил их, чтобы они могли защититься. Чтобы дожили до дня, когда гнев Алдуина на смертных поутихнет… И еще – для проверки, – сказал он более сурово. – Они ее не выдержали.

– Почему не выдержали? – не поняла она.

– Они были смелы, признаю, – усмехнулся дракон. – Задумали выступить против величайшего из нас… И для этого они решили заручиться поддержкой Мирака, но в итоге сошлись с Хермеусом Морой, знатоком подлых Криков. И даже так они победили лишь с помощью Кель. Представь, – сощурился он, – что стало бы с людьми, если бы к Кель обратились мы?

– Да, – вздохнула она. – Понятно.

– Еще бы. Ты сама видела тьму, укрывшую Нирн, – следствие того, как к Свиткам обратился один обиженный фалмер. Однажды лук Ауриэля уже использовали недостойным образом и под Померкшим Солнцем Исграмор был убит – убит во имя всех истребленных снежных эльфов. Виртур считал себя правым и был в ярости, когда не получил исцеления. Эпохами стояла церковь, и глупый эльф мечтал отомстить богу, которого сам же и предал, – а древний усталый брат сторожил его, как я сторожил своего… Впрочем, нет большой пользы возвращаться к этому сейчас, – сказал Партурнакс, глянув в небо. – Прошлое уже почти перестало иметь значение и Книга Судьбы пуста.

– Всегда полезно учиться на чужих ошибках, – не согласилась она.

Дракон величаво кивнул.

– В столь юном возрасте, – сказал он, – у тебя набралось достаточно уроков, и своих и чужих. Почитай это за счастье и прими опыт к сердцу, чтобы не совершать наших ошибок. Paak… Я лгал. Я принимал помощь и защиту смертных, я открывал наши тайны недостойным – и все это ради того, чтобы встретить искалеченного брата, когда настанет время, и помочь ему переродиться. Ради этого я замарал свою честь, и это худший позор и высшая жертва для дракона. Но таков уж Путь, – усмехнулся он. – Dii wundun… ahrk wundun do Oskar fin Mey. Каждый день с вершины Монавен я видел далекий замок и знал, что он все еще там.

И снова Эль опечалилась, вспомнив, что Партурнакс не единственный дракон, которому пришлось пройти через позор и жертву ради других и вытерпеть тысячи лет ничтожества, чтобы мир мог продолжаться. Рыцарь-Дракон могла лишь возблагодарить небо и мудрого Зандалора за то, что история ее собственного провала оказалась куда более краткой.

– Что будет теперь? – спросила она вслух. – Меня наверняка заждались дома. Я защитник Ривеллона. Каким бы прекрасным ни был ваш новый мир, я в нем не останусь.

– О, это не подлежит обсуждению, – заверил ее дракон. – Обсуждению подлежит другое и обсуждать это ты будешь не со мной.

Не отдам, мысленно уперлась Эль, пытаясь отыскать внутри себя спрятанную душу и, как всегда, не находя ничего. Внезапный страх накатил на нее: что, если она уже ее потеряла, выронила здесь, в Совнгарде, сама того не заметив? Что, если этот полный радуг свет украл у нее честно завоеванного дракона?..

Будто подслушав ее мысли, Партурнакс снова хохотнул, а потом соскочил со своего насеста, отчего содрогнулось пол-Совнгарда. Стремясь отвлечься от бесплодной тревоги, Эль кивнула на Стену и спросила:

– Что на ней написано?

Время для таких вопросов было явно неподходящее, но ведь другого-то не будет!..

– Ты и сама это знаешь, – величественно отвечал ей дракон.

Она неверяще посмотрела ему в круглый глаз, вспоминая свои прежние размышления, и выдохнула:

– Не может быть. Не верю.

– Это уж как угодно, – гордо отклонил он ее лепет. – Но посмотрим правде в глаза, в тот день Алдуин был не в духе… Что ж, – встряхнулся он, – нам пора. Изволь гордиться. Никогда прежде я не носил на себе смертных.

– О, – воодушевилась она. – Тогда… amativ!

Услыхав любимое геройское словцо, Партурнакс милостиво кивнул ей, приглашая к себе на загривок. Старый дракон старательно давил ухмылку, но она все равно лезла на вид, заворачивая углы его пасти крендельками.

Как же я люблю драконов, думала Эль, уносясь вверх к небесам. Как же прекрасно, что я сама дракон… И неужели там правда написано: “Вокруг дураки”?

Этот вопрос не давал ей покоя до тех пор, пока она еще была в состоянии разглядеть Стену Слов, оставшуюся далеко внизу, а потом вокруг был лишь свет – полный силы, полный знаний, преисполненный ясности и простора. Эль поспешно замкнула разум, избегая прикосновения к высшей мудрости. Осторожный дракон нутром чуял, что это может быть слишком опасно для таких, как она, – тех, кто все еще хочет продолжать смертную жизнь.

И паря там, посреди неясного плывущего пространства, глядя сквозь весь этот невыразимый свет, чувствуя, как возвращаются к ней пожертвованные искорки ее собственной души, она громко и отчетливо заявила:

– Не отдам.

Свет будто усилился, поманил покоем и она почувствовала, как все ее существо тянется к этой благодати, стремясь опустить щиты и барьеры. В сплошной белизне было не за что ухватиться, нечем себя подпереть, а блаженство-то – вот оно, прямо рядышком, и больше не надо бороться…

Помутившимся разумом она все еще понимала, что это вовсе не направленная против нее атака, что Акатош просто зовет свою частицу, заплутавшую на ратном поле скорбей, – зовет к себе, зовет домой. Но этот зов был так силен и сладок, что и она, невольный свидетель, не могла не откликнуться на призыв.

Нечто внутри нее собралось в тесный ком, уперлось, словно кость в горле, – упрямое, неподатливое, своенравное. Другая душа все еще была внутри: она не потерялась ни на пути через темный мир, ни среди радуг Совнгарда – и теряться в этом море покоя она тоже не собиралась. Тысячи лет не прошли даром, как и принятая из рук Обливиона тьма, и то, что прежде было искрой Акатоша, стало теперь чем-то совсем иным. Чем-то отдельным, изъятым из общности, существом, стремившимся к другой жизни.

И это существо пожелало ответить лишь на один-единственный призыв – на голос молодого и глупого дракона, на просьбу, прозвучавшую в чужом святилище: “Останься…”

Но сама Эль оказалась не такой устойчивой к манящему зову. И, чувствуя, что свет того и гляди унесет ее в свои глубины, она ухватилась за чужую душу, весомую, надежную, – так же, как когда-то, давным-давно, вцепилась в темноволосую голову, пытаясь похитить кроху знаний, – и наконец-то нашла себе опору в чужом упрямстве.

– Какие самостоятельные, – фыркнул сбоку Партурнакс.

– У нас дома нехватка драконов, – выговорила Эль, еле находя слова. – А вы ими расшвыриваетесь не глядя. Совсем не бережете. Не отдам.

С другого бока донесся иной голос:

– Отрезанный край обратно не приставишь. Пусть идет.

Она с трудом сумела повернуть голову, которой будто бы не существовало в этом светлом пространстве, и увидела гигантскую темную тень, странным образом не заслонявшую свет.

Неужели это и есть Алдуин?..

И чего он тут сидит, не всерьез возмутилась она. Ждет, пока герои завершат свою миссию спасения? Отобьют у врагов все души там, внизу?..

Хотя это уже не ее дело. Ей пришло время навсегда оставить Скайрим в прошлом и вернуться домой.

– Нам пора, – сказала она, изгоняя последние сомнения.

– Быть посему, – молвил свет так мягко, словно опасался развеять ее своим голосом по всем ветрам. – В добрый путь.

Благодарю, едва успела подумать Эль, но произнести вслух уже ничего не смогла. Ее словно скатало в тугой шар, который неведомые силы повлекли вперед и вперед – куда-то прочь из света, во тьму, которая была не тьмой, но чем-то большим. Когда-то Патриарх говорил ей о Великом Хаосе…

Патриарх. Если бы она знала его имя, чтобы позвать отсюда, из этой неизвестности; если бы он сам позвал ее, дал знак, куда лететь… mahfaeraak amativ, вечно вперед…

Тьма поглотила ее.

*

Заплутали в Великом Хаосе, думала она, плывя где-то в непознанном. Когда ее умыкнули в Нирн, дельце сладили быстро – рев, грохот, бес-переросток на левом фланге и вот мы уже на месте. А тут, извольте, – ковыляй сама, раз такая взрослая…