Текст книги "Дом для изгоев (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц)

– И вы мне это так запросто рассказываете? А если я Нойотам вашим донесу?

– Не донесёшь, – хихикнул дядюшка Матэ, – тебе с Нойотами близко общаться никакого расчёту нет. Давай-ка, лучше, садись, поешь. Да руки сполоснуть не забудь – рукомойник вон там.

Я взглянул в указанный мне угол, где на верёвочке была подвешена глиняная посудина с носиком, а под ней стояла глубокая глиняная же миска. Шер уже ополоснул руки и вытер висевшим рядом белым полотенцем, я последовал его примеру, а когда оглянулся, то увидел уже накрытый стол. Три миски с каким-то варевом, горка свежих лепёшек на глиняном расписном блюде, вяленое мясо, сыр, кувшин с молоком, какие-то зелёные круглые плодики, парочка крупных жареных рыбин, ещё один кувшин с каким-то тёмным напитком… В общем, скромненько, но со вкусом. Я поблагодарил радушного хозяина и, стараясь не сметать всё со скоростью оголодавшего китайца, принялся за еду, показавшуюся с голодухи божественно вкусной. Шер, даром, что тощий, от меня не отставал, но стол был таким изобильным, что всё уничтожить не смогли даже мы. Даже с помощью Кэпа, которому я подсовывал то кусочек лепёшки, то зелёный плодик, то немного мяса.

Наконец я понял, что больше не могу проглотить ни кусочка, и, ещё раз поблагодарив хозяина, с трудом поднялся на ноги. Усталость навалилась на меня. После сытной еды потянуло в сон, но хозяин расслабиться не дал, как бы между прочим поинтересовавшись:

– И откуда же ты взялся, Мирон? Нездешний ты, точно знаю…

========== Глава 5. Старый мельник. Часть вторая ==========

Внимание, пока не бечено!

После сытной еды потянуло в сон, но хозяин расслабиться не дал, как бы между прочим поинтересовавшись:

– И откуда же ты взялся, Мирон? Нездешний ты, точно знаю…

Я чуть не сел там, где стоял. Дядюшка Матэ был явно серьёзен и знал, что говорил. Шер, простая душа, с удивлением смотрел то на меня, то на мельника, явно потеряв дар речи.

«Кэп… – позвал я. – Что делать-то?»

«Что делать – что делать? – отозвался Кэп. – Признаваться! Дедушка этот очень непростой, если что – и помочь сможет… К тому же, если он – именно тот, кого тебе нужно спасать, то тебе так и так придётся всё рассказать».

«А если мне нужно спасти не его, а Шера?»

«А какая разница? – философски заключил Кэп. – Он к парнишке явно настроен дружелюбно, и уж Нойотам точно доносить не побежит… Ладно, делаем каминг-аут!»

Я не успел удивиться, откуда Кэпу знаком этот термин, как этот мерзавец раскрыл клюв и заявил:

– Шеф, всё пропало, пропало! Гипс снимают, клиент уезжает*! Шухер, нас раскрыли! Короче, я – птица-Секретарь, звать меня – Кэп, а это мой хозяин Мирон. И да, мы оба – глубоко не отсюда! Так что прошу любить и не жаловаться. Мирон, твой выход! Нажми на клавиши, продай талант**!

Шер всё-таки сел, продолжая глядеть на Кэпа глазами, которые стали, казалось, размером с чайное блюдце, а дядюшка Матэ неожиданно расхохотался:

– Вот оно что! А я-то думаю, в чём тут дело… Так ты птица Равновесия… И сопровождаешь Посланника Равновесия… Что ж, давно пора… Слишком плохие дела стали творить в этом мире, прикрываясь именем Единого Великого…

Таак… Похоже, старик знает о моей миссии куда больше, чем я сам. Какой ещё Посланник… В смысле, послали меня хорошо… качественно… Знать бы ещё, что за Равновесие такое… И я решил внести ясность, пообщавшись с дедушкой, хотя паранойя, унаследованная из прошлой жизни, недоверчиво ворочалась внутри. Но выхода я не видел. Кэп… Это конечно Кэп, но что-то лишними сведениями он меня не балует, и пока что вся моя бурная деятельность напоминает слепого кутёнка,*** который раз за разом промахивается мимо блюдечка с молоком. И я начал рассказывать о том, как попал в этот мир.

Никогда в жизни у меня не было более благодарных слушателей, чем Шер и дядюшка Матэ. Глаза Шера горели таким восторгом, словно я был невесть каким героем, а старый мельник слушал меня внимательно, чуть нахмурившись. Когда я закончил, Кэп заявил:

– Истину хозяин глаголет. Всё так и было.

– У меня нет оснований не верить тебе, – задумчиво произнёс дядюшка Матэ, – ибо это самая бредовая история, какую я только слышал в этой жизни. А значит, она может быть только правдивой.

М-даа… Интересная у дедушки логика.

– Ты за мной пришёл, посланник? – спросил дядюшка Матэ совершенно спокойно.

– Не знаю, – честно признался я. – Артефакт поиска даёт какие-то неопределённые сигналы. То ли вы, то ли Шер… Не знаю, может, он какой-то неисправный, хотя Кэп другое говорит…

– Покажи, – попросил мельник, и я протянул ему руку с перстнем, мысленно пожелав, чтобы тот стал видимым. Дядюшка Матэ, не прикасаясь к артефакту, зыркнул на него своим фирменным взглядом, и спокойно сказал:

– Всё в порядке. К тому же, птицы Равновесия ошибаются очень редко. Можно сказать, никогда. А сейчас артефакт не подаёт никаких сигналов?

– Нет… – покачал головой я.

– Значит, ещё не время. Но думаю, что дело не во мне, а в Шере. Судя по тому, что он рассказал, ему с семьёй оставаться нельзя. Сомневаюсь, что дядюшка был не в курсе этой пакости, тем более что скоро племянник станет совершеннолетним, и денежки уплывут.

Я кивнул, соглашаясь. Старый мельник мне нравился всё больше и больше – какой-то обстоятельностью и спокойным отношением к жизни. И к Шеру он хорошо относился – лицо его всякий раз светлело, когда он смотрел на парнишку. В общем, всё хорошо, все довольны, одно непонятно – как быть дальше?

И тут артефакт снова сработал. Комната наполнилась оранжевым сиянием, которое стало сгущаться, светящимся ореолом окружая фигурку Шера. А потом от этого ореола протянулась тонкая ниточка к двери комнаты. Протянулась и растаяла.

«Ты это видел? – ворвался ко мне в бедную головушку вопль Кэпа. – Теперь ты понял, кто пойдёт с тобой? И куда идти?»

«Понял, – отозвался я. – А идти когда? Прямо сейчас?»

«Нет, – ответил Кэп. – Если нить поиска растаяла, значит, у тебя ещё есть время, чтобы остаться здесь…»

И мой вредный птиц перебрался с плеча мне на голову и вцепился когтями в волосы, которые я связал в хвост, чтобы не лезли в глаза. Блин, я так лысым останусь!

– Ты что-то видел? – раздался голос Шера. – Дядюшка, я почувствовал что-то… Что-то сильное…

Дядюшка Матэ не сказал ничего, но глянул он на меня… выжидающе. И я поспешил сказать:

– Да. Я видел. Со мной должен отправиться Шер. Но не сейчас, не сразу. Позже.

– Вот и хорошо, – согласился дядюшка Матэ, – вот и правильно. Мальчик никогда не будет здесь своим. Всегда найдутся охотники на его деньги, колдовской дар или симпатичную мордашку. Не знаю, найдётся ли тот, кто сможет разглядеть в мальчике его душу… так что всё правильно…

– А вы, дядюшка Матэ? – спросил я. – Вы не хотели бы отправиться с нами?

Как ни странно, но после этого вопроса никакой реакции от перстня не последовало. Ни тепла, ни холода я не ощутил. Видимо, присутствие рядом с нами дядюшки Матэ Равновесию было безразлично. Однако старик медлил с ответом, а потом, наконец, изрёк:

– Хотел бы. Только вот, мальчики, в отличие от вас, я к этому миру привязан крепко-накрепко. Я давно это знаю, даже удивился, когда ты сказал, что перстень и меня может иметь в виду. Но теперь всё стало на свои места. Ты здесь чужой… Да и Шер – тоже…

– Почему же? – с некоторой обидой спросил Шер. – Я учиться хотел… живописи… Даже мечтал уехать…

– Да-да, – кивнул дядюшка Матэ, – знаю… Только вот… Будешь живописцем – не скроешь свой дар от Нойотов. Служить ты им не будешь. Художник – птица вольная… А раз не будешь… Сам знаешь, что с тобой будет тогда.

Я вспомнил о том, что проделывают в этом мире с колдунами, и мне стало дурновато. Представить, что с Шером могут проделать подобное, было немыслимо. Но дядюшка Матэ продолжил:

– А раз Равновесие хочет, чтобы ты жил… Значит, ты важен для этого мира. Понимаешь, Нойоты медленно, но верно делают своё дело. Колдунов, даже слабеньких, становится всё меньше. А те, кому довелось уцелеть – скрывают свой дар, как могут. И самое плохое, что они не хотят иметь детей. Ведь всем известно, что колдовской дар передаётся по наследству. А обречь родное дитя на жизнь в страхе и вечные преследования… Мало кто решается на такое…

– Но почему дошло до такого? – удивился я. – Неужели колдуны никак не могли приостановить этот процесс?

– Видишь ли, Мирон, – вздохнул дядюшка Матэ, – когда-то людей с даром уважали. Они помогали людям. Лечили, заклинали погоду, заговаривали урожай от сорняков, а скотину от болезней… В общем, были полезны. Так было до тех пор, пока не появились те, кто верил в Единого Великого. Незаметно, исподволь, у них становилось всё больше последователей. И те, кто верил, презирали колдунов. Они говорили, что истинные чудеса творит только вера в Единого Великого… И чудеса случались, потому что среди последователей новой веры были и люди с даром… Но они свой дар отрицали и колдунов ненавидели.

Так – не за год, даже не за сто лет – почти за тысячелетие – колдуны из полезных и нужных превратились в тех, кто служит злу, кто постоянно вредит, кто подлежит уничтожению… И не надо думать, что все колдуны были белыми и пушистыми. Некоторые практиковали такое, что у кого угодно волосы на голове дыбом встанут. И эти, немногочисленные, в общем-то, случаи лили воду на мельницу последователей Единого Великого. Никто не помнил о многих добрых делах, зато каждое злое было у всех на слуху. Мартеш Кровавый, Захия Отступник, Бешеная Ташри… Именами их до сих пор пугают детей…

– Понятно, – пробормотал я. – Выгодно сформированное общественное мнение – страшная вещь. Но, дядюшка Матэ, почему вы так думаете, что не можете покинуть этот мир и отправиться с нами?

– Потому, – вздохнул старый мельник, – что я оказался здесь так же, как и ты. Меня послало Равновесие… Только вот я не справился. И теперь я должен быть здесь, чтобы спасать тех, кого ещё можно спасти. Так что постарайся сделать всё, чтобы у тебя получилось, Мирон. Времена настали смутные, и твоя попытка, скорее всего, будет последней.

– А если и у меня не получится? – произнёс я враз осипшим голосом. Мысль о том, что дядюшка Матэ, оказывается, тоже попаданец, не сразу пробилась в моё шокированное сознание.

– Если у тебя не получится, – спокойно сказал дядюшка Матэ, – то Равновесие может решить, что этот мир недостоин дальнейшего существования. И тогда всё погибнет. Всё. И ты тоже. Понимаешь?

– Как не понять… – задумчиво произнёс я, отчётливо понимая, что Тьма всё-таки умудрилась меня кинуть по полной, а я купился, как сопливый первоклашка на фантик. И только осознание того, что руганью и проклятиями я ничего не изменю, помогло мне сохранить лицо. К тому же, я разозлился, но эта злость была уже холодной. Нет уж, просто так я не сдамся. Я всегда добивался того, чего хотел, и если для спасения этого мира мне необходимо собрать двоих и свалить в следующий – соберу и свалю. И я найду всех семерых, куда бы меня ни забросило. И у них будет дом. Нет, не так. Дом. И этот Дом будет и моим Домом, в котором я буду счастлив. А потом… Потом можно и с Тьмой-Равновесием разобраться. Так что, программу-минимум я себе поставил, будем выполнять по пунктам.

– Я всё понимаю, – сказал я. – И я уже нашёл Шера. И намерен отправиться искать остальных. Только вот – закавыка… Мне нужно лучше понять этот мир, ибо палиться я не хочу, а кол в заднице не является предметом моих мечтаний.

Дядюшка Матэ расхохотался:

– Молодец! Так и надо! Что ж… При таком раскладе, если перстень тебя не торопит – останьтесь ненадолго у меня. Помогу, чем смогу. Историю тебе надо будет придумать поубедительнее, одёжку подобрать… Да и научиться кое-чему. А то Нойоты тебя на раз вычислят. Сам пропадёшь, и Шера за собой потянешь…

– Вы правы, дядюшка Матэ, – согласился я, внутренне ликуя. Такой союзник мне точно пригодится.

– Давай уж без этого выканья, парень, – заметил старый мельник. – Я – человек простой.

Я кивнул, соглашаясь.

– Давайте-ка отдыхать, парни, – заметил тут же дядюшка Матэ. – Ночка у вас была та ещё. Вон, Шер вообще спит практически.

Ну да, а то я удивился, что Шер на все потрясающие новости отреагировал довольно вяло. А он просто вымотался. Знаю такое состояние, когда мозг не может воспринять даже самую шокирующую инфу, бывало и со мной такое. Вот выспится – по потолку забегает.

– Я не сплю… – сонно пробормотал Шер, но тут же закрыл глаза и засопел, мы с дядюшкой Матэ переглянулись… и улыбнулись. И тут, на волне внезапно вспыхнувшего доверия, я задал вопрос:

– А как назывался мир, откуда ты прибыл, дядюшка Матэ?

– Земля, – спокойно ответил старый мельник.

*Цитата из «Бриллиантовой руки».

**Цитата из «Свадьбы в Малиновке».

***Не надо исправлять! Имеется в виду не котёнок, а именно кутёнок. То есть, щенок.

========== Глава 6. Огненный? ==========

Внимание пока не бечено!

– А как назывался мир, откуда ты прибыл, дядюшка Матэ?

– Земля, – спокойно ответил старый мельник. Я не сел только потому, что уже сидел.

– Я… – мой ответ прозвучал еле слышно. – Я оттуда же.

– Ну и какой там нынче годок от Рождества Христова? Замирились с Наполеоном-то?

– С кем? – переспросил я. Мне показалось, что я ослышался.

– Да с Буонапартием же… – пояснил мельник. – Я-то сюда попал аккурат тогда, когда про нашествие заговорили. Так что? Замирились с Буонапартием?

– Д-давно… – выдавил я, лихорадочно вспоминая события истории из прочитанного когда-то школьного учебника. – Точнее, прогнали его. А потом вообще разбили. А год в моём времени 2017…

– Ничего себе! – восхитился дядюшка Матэ. – Больше двухсот лет прошло! И кто у нас нынче государь-император?

– Никто… – растерянно ответил я.

– Да нешто можно без государя? – поразился дядюшка Матэ.

– У нас сейчас президент. Путин. Владимир Владимирович.

– О как… – поразился дядюшка Матэ. – А расскажи. Страсть, как любопытно, столько всего, наверное, за это время произошло…

Я вздохнул… и стал рассказывать. Нельзя сказать, что я был таким уж фанатом истории, но основные даты и события помнил. Правда, усталость давала знать о себе всё сильнее, но дядюшка Матэ смотрел на меня с таким детским любопытством, так непосредственно воспринимал то, что для меня было только сухими строчками школьного учебника, что я не мог просто так прервать рассказ. Кое-как я довёл своё повествование до современной мне истории, и тут мельник наконец-то заметил, что я еле языком ворочаю от усталости.

– Ох, прости, Мирон… Утомил я тебя… Да и ночь на исходе. Ложись-ка спать, а как выспишься – ещё поговорим. А я пока поработаю, да думу подумаю. Очень у меня работа к думам располагает… Знаешь, для чужого человека я бы стараться не стал, а ты, выходит, земляк мне. Для земляка и расстараться не грех… К тому же, дочки у меня… Внучки, внуки… Что с ними будет, коли у тебя ничего не получится? Лесных-то Нойоты не трогают пока, а что потом будет? Почуют силу – и Лесных, и Водных изведут под корень… да и до Крылатых доберутся… А если мир погибнет… Тогда все погибнут. Я для своих внучек да внучков такой участи не хочу. Так что ложись. А мне поразмыслить надо.

– Но вы же тоже не спали… – возразил я. – Может, и вам отдохнуть надо…

– Да не надо, – отозвался дядюшка Матэ, – спасибо за заботу. Я долго могу не спать – Лесные научили. Опять же, время забывчиво, а тело заплывчиво. Сразу-то лучше кумекается.

Я решил последовать совету мельника и улёгся рядом с Шером, но потом окликнул мельника:

– Дядюшка Матэ!

– Что ещё? – отозвался он.

– А как вас звали… ну там, на Земле…

– А не догадался? – ответил мельник. – Матвей меня звали. Матвей Иванов * Кукушкин, господина помещика Куроед-Задунайского дворовый человек…

Я хотел спросить ещё что-то, но мельник пристально глянул мне в глаза и веско сказал:

– Спи.

Глаза мои тут же закрылись, словно сами собой, и я провалился в сон.

***

Проснулся я, когда было уже светло. Тёплый мягкий свет лился сквозь небольшие оконца мельниковой избушки, вкусно пахло жареным мясом и какой-то незнакомой мне приправой, на столе в большом глиняном блюде лежали горкой поджаристые лепёшки, а за столом сидел Шер, переодетый в серые штаны из какой-то мягкой ткани и рубашку с вышивкой по вороту. Рубашка ему была явно велика, и слишком широкий ворот «ездил» с одного плеча на другое, обнажая худые ключицы с мелкими точками синяков. Синяков? Откуда? Братцы постарались? Или дядюшка? Ох, найду убогих – порву! Разве можно так над родным человеком издеваться?

Но в целом парнишка выглядел вполне довольным жизнью, он чистил и нарезал ломтиками какой-то жёлтый, как масло, овощ странной вытянутой формы с пупырышками и периодически скармливал кусочки Кэпу, который сидел на столе и смотрел на своего кормильца с самым умильным выражением глаз.

– Мирон! – радостно воскликнул Шер. – Ты проснулся! А мне дядюшка Матэ другую одежду дал, сказал, что прежняя слишком приметная! А ещё он сказал тебя покормить, как проснёшься! Давай, уже всё готово, осталось только тумму нарезать!

– Проснулся, ага, – подтвердил я. – А где сам дядюшка? Работает?

– Нет, он всё смолол до того, как я проснулся. Говорит, ветер нынче хороший. А потом он в село поехал. Сказал, что за припасами, но я думаю, что он решил разузнать – что да как. А нам не велел из дома выходить. Сказал, что пока мы в доме – сюда никто посторонний войти не сможет, – охотно поделился последними новостями Шер.

– Хорошо, если старик вам поможет ещё двоих отыскать, – заявил Кэп, который уже явно не стеснялся болтать при Шере. Но, с другой стороны – а смысл скрывать? Вместе мы теперь надолго, до тех пор, пока я не соберу семерых, и не найду таинственный Дом.

С этой мыслью я встал, умылся и уселся за стол, а Шер немедленно выставил передо мной огромную миску с кусками мяса и овощей и не менее огромный глиняный стакан, откуда тут же пахнуло… квасом. А вообще – чему я удивляюсь? Вряд ли крестьянин девятнадцатого века не умел квас приготовить – это же не бином Ньютона.

Мясо оказалось вкусным, особенно хорошо оно шло с нарезанной туммой, лепёшки – просто обалденными, а квас, хоть и немного непривычного вкуса, так и вообще выше всяких похвал. А когда я расправился со своей огромной порцией, Кэп заявил:

– Старик вернулся.

Я глянул в окошечко и увидел, как на мельничный двор въезжает дядюшка Матэ верхом на тогрухе. Зрелище было запредельное, и я бы от души поржал, если бы не серьёзное выражение лица мельника. Вряд ли он узнал что-то хорошее, но, впрочем, сам скажет.

Дядюшка Матэ расседлал тогруха, отправил его пастись и вошёл в дом. Увидев нас, он улыбнулся, но глаза его всё равно остались грустными. Точно. Плохие вести.

И моё предчувствие не замедлило оправдаться.

– Был я в селе, – задумчиво сказал мельник, после того, как навернул здоровенную миску мяса с овощами и допил все остатки кваса из кувшина. – Насчёт тебя, Мирон, ничего не слыхать, это хорошо, нам лишнее внимание не нужно, а вот насчёт тебя, Шер… Дядюшка твой официально розыск объявил… Людей собрал… Сыщиков вызвал… С утра лес прочёсывали…

– И что? – напряжённо спросил Шер.

– А ничего хорошего, – мрачно ответил дядюшка Матэ. – Одежду твою нашли… в крови, лужу крови, ошмётки какие-то… А кузены твои хором подтвердили, что ты вчера вечером повёл себя странно, разругался с ними ни с того ни с сего, да и убёг в лес. В помрачении сознания.

– И… и что? – напряжённо спросил Шер.

– А ничего, – ответил старый мельник, – народ в затылках почесал, сыщики покумекали, да и решили, что ты нарвался на стаю вырглов… Они-то тебя и растерзали. Так что, с сегодняшнего дня ты мёртв. Дядюшка твой с тётушкой и кузенами в трауре, а денежки твои, сам понимаешь, к кому перешли. Такие дела.

Шер побледнел:

– Как же так… Я же никогда с кузенами не ссорился… И никогда из дома не убегал. Это же неправда… Как дядя мог в такое поверить? А тётя? Они же знают меня…

Мельник обнял Шера за плечи и стал гладить по голове, как маленького:

– Знают, да… Да только дела у твоего дядюшки всё хуже и хуже шли… Думаешь, что кузены твои сами бы до такого додумались – тебя разбойникам продать? Ты уж прости, но слишком хорошо всё продумано. Да и по голове тебя кто-то ударил, не кузены ведь?

– Ой… – пробормотал Шер. – А я и не подумал… Нет, это точно были не они.

– Вот так-то… – вздохнул дядюшка Матэ. – Своя-то рубашка к телу ближе.

Шер всхлипнул:

– Ну как же так… Они ж родня мне… единственная…

Я подсел к Шеру и тоже попытался его успокоить. На душе было гадко. Наивного, доверчивого мальчишку… мало того, что не любили. В конце концов, это можно пережить. Но ведь эти родственнички ещё и подставили парня, завладев всеми денежками. А если бы не моё появление, что бы с ним было? Разбойнички просто продали бы парня какому-нибудь извращенцу… выжил бы он после этого? Бог весть… А эти… Эти мерзавцы спокойно ходили бы по земле и жировали на его денежки.

От этих невесёлых размышлений меня вырвала хлёсткая пощёчина и крик дядюшки Матэ:

– Мирон, прекрати! Опомнись, Мирон!

И запах палёного дерева. Я ошеломлённо моргнул… и опамятовался. На деревянной столешнице передо мной появилось уродливое горелое пятно. Хорошо, что мельник догадался плеснуть на стол водой из ведра, а то точно заполыхало бы. Я ошалело уставился на дядюшку Матэ:

– Это что? Это – я?

Мельник усмехнулся:

– Ты, милок, ты… А говорил – не колдун, не колдун… Ты у нас, похоже, огненный…

– Но ведь я… я… И Тьма говорила…

– Тихо-тихо-тихо… – мягко сказал мельник и быстренько подсунул мне здоровенную кружку с холодным квасом. – Давай-ка, попей… Дело-то житейское… Ты с чего так распалился-то?

– Разозлился, – коротко пояснил я, сделав хороший глоток и немного успокоившись. – На Шерову родню. Вот погань…

– Это да, – вздохнул мельник. – Только теперь они и не понимают, как им «повезло»… Огненного во враги… Тут лучше сразу самоубиться. Ничего, ты не переживай, парень. Кое-чему я тебя подучу. Главное – характер свой в узде держи… И будет нам счастье. Ничего, прорвёмся.

– Но с чего я вдруг колдуном стал? – удивился я. – Там, на Земле…

– Поздно вспоминать, что было, – сказал мельник. – Там тебя больше нет. И, запомни, не будь ты колдуном – никуда бы тебя Равновесие бы не отправило. А уж почему там у нас эти способности не проявлялись – не знаю. Может, не хватает чего… Странно… нужно было умереть, чтобы колдуном стать…

– Дядюшка Матэ, – спросил я. – А как ты умер?

*Не надо исправлять. Вплоть до начала двадцатого века крестьяне произносили свои отчества именно так – без окончания «-вич».

Комментарий к Глава 6. Огненный?

Мои дорогие читатели! У автора резко активизировалась работа, так что до четверга проды не будет))) Выкладываю всё, что написано)))

========== Глава 7. Преданье старины глубокой ==========

Внимание, пока не бечено!

– Дядюшка Матэ, – спросил я. – А как ты умер?

И тут же прикусил язык, кляня себя за излишнее любопытство. Но дядюшка Матэ не рассердился, наоборот улыбнулся грустной такой, хорошей улыбкой, так что от глаз разошлись морщинки-лучики:

– Любопытный ты… Да ладно, чего уж там. Давно всё было и быльём поросло. Отчего ж не рассказать.

Любопытный Шер подтянулся поближе и пристроил голову мне на плечо. Похоже, и он воспринимает меня как старшего брата. Что ж, понятно… Своей-то семьи он лишился, да ещё такое предательство перенёс… Нет, не буду об этом думать, а то опять стол подпалю, а его дядюшка Матэ только в порядок привёл. Лучше уж рассказ послушаю…

А рассказ был действительно интересным и грустным.

Дядюшка Матэ, точнее мальчик Матюша появился на свет в имении князя Куроед-Задунайского – Большой Куроедовке. Матерью его была «барынина горничная» Груня Кукушкина, а отцом… отцом, скорее всего, сам барин. Помещик Ипполит Дормидонтович Куроед-Задунайский в своё время «воевал турку» и в одной из военных кампаний получил тяжелейшее ранение, закончившееся ампутацией ноги. Выжил он лишь чудом, учитывая тогдашний уровень медицины, но живости характера не утратил и «на костыляшке» прыгал ловчее, чем иные передвигались на своих двоих. Получив чистую отставку, орден и монаршее благоволение довольно молодой помещик вернулся к наследственным пенатам, женился, и зажил, как исконный русский барин, имевший в двух губерниях четыре имения и пять тысяч крепостных душ.

Для провинции это был немалый доход, и новоявленный помещик зажил на широкую ногу, сильно оживив провинциальную жизнь балами, даваемыми в имении регулярно, псовыми и соколиными охотами и прочими изысками помещичьей жизни.

Однако совсем уж мотом он не был, да и доход с имений был достаточно велик, поэтому каждый год Ипполит Дормидонтович умудрялся оставаться в профите, откладывая некую, приятно округлую сумму в банк, как он говорил, на приданое дочуркам.

Ибо жена Ипполита Дормидонтовича, Варвара Саввична Болховская родила ему трёх прелестных, умненьких дочурок, в которых отец души не чаял и денег на них не жалел, покупая дорогих кукол, атласные башмачки и шёлковые платьица. А когда девочки подросли, любящий отец выписал из самого Парижа бонну-француженку, долженствующую достойным образом подготовить барышень к поступлению в петербургский пансион.

Варвара Саввична могла бы почитать себя счастливою – муж не был жаден, не был мелочен, и, хоть и любил погусарствовать, никогда не напивался допьяна, не играл в карты, теряя разум и никогда не придирался к Богом данной половине, а уж тем более – не поднимал на неё руку, но… В бочке мёда имелась огромнейшая ложка дёгтя. Ипполит Дормидонтович был, как говорили в тогдашнее время, большой сластолюбец, ну а сейчас его просто и незатейливо назвали бы кобелиной. Нет, он не вздумал посягать на честь соседских жён, а тем паче – юных барышень, Боже упаси! Да и зачем ему это было нужно, если красавиц в собственном доме была полная девичья. Крестьянские девушки просто не смели отказать барину, так что невинными до замужества оставались только самые некрасивые девушки. Надо сказать, однако, что Ипполит Дормидонтович никого не насиловал и искренне считал, что всё происходило по согласию. Он просто не понимал, что девушки боялись ему отказать, прекрасно понимая, какие кары в этом случае могут обрушиться на них и на их семьи.

Помещики грешили почти все, и далеко не все были так добродушны, как отставной герой Отечества, проверять же, чем закончится вызванный отказом девушки баринов гнев дурных не было. Более того, барин, вдоволь наигравшись с новой прелестницей, быстро охладевал к ней и никогда более уже не возобновлял прежних домогательств. Девица обычно получала два-три рубля отступных, не считая неплохих подарков – платочков, колечек, атласу на сарафан… Если же случался конфуз, и красавица оказывалась беременной, барин приискивал ей подходящего мужа, со строгим наказом – молодую жену не забижать! Первенца её не трогать! А червонец деньгами и полный сундук прочего приданого быстро успокаивал мужнину ревность. К тому же, потенциальные женихи, сами будучи крепостными, понимали, что избежать барской милости у невесты шансов не было.

Так и жили. Варвара Саввична, прекрасно знавшая об изменах мужа, первое время плакала и расстраивалась, но потом смирилась, понимая, что его порочную натуру переделать невозможно. Она смирилась и требовала от мужа только того, чтобы забеременевшая девица немедленно исчезала бы из числа дворовых. Ипполит Дормидонтович, всё же чувствуя перед супругой некую вину, согласился на это условие.

Прошло несколько лет. Дочери подросли, старшая из них – Аглая – поступила в петербургский пансион, туда же на следующий год планировали отдать и среднюю – Машеньку. Но Ипполит Дормидонтович не оставлял попыток обзавестись наследником, правда, с последней беременности Варваре Саввичне всё никак не удавалось понести, хотя муж никогда не обходил вниманием и её комнаты, создав таким образом некий гарем из законной жены и крепостных наложниц.

И вот Варвара Саввична почувствовала, что старания мужа даром не прошли, более того, побывав в монастыре на богомолье, она получила предсказание от местного юродивого Тишеньки, что на сей раз у неё непременно будет мальчик… Радости женщины не было предела, честно говоря, она питала величайшее отвращение к сексуальной стороне жизни, а мужу уступала только потому, что это долг хорошей жены. Она даже решила, что будет и далее закрывать глаза на похождения мужа в девичьей, лишь бы он более не посещал её спальни.

Успокоившись, Варвара Саввична погрузилась в мечтания о грядущих радостях материнства и не сразу заметила изменения в самочувствии своей любимой горничной Груни. А когда заметила бледность, синяки под глазами и утреннюю тошноту, то сразу поняла источник нездоровья девушки. Варвара Саввична расстроилась. Но к Груне она была привязана куда сильнее, чем к остальной крепостной прислуге, к тому же девушка умела и причёску соорудить, и оборки у платья наплоить* так, что лучше и не надо, могла обновить старое платье таким образом, что оно выглядело совершенно как новое, умело могла накладывать косметику и делать притирания, была грамотна для горничной, даже понимала несколько расхожих фраз по-французски и знала «благородное обхождение».

Отсылать такое сокровище в дальнюю деревню не хотелось, так что Варвара Саввична ограничилась тем, что заставила мужа выдать Груню за дворового человека Ивана Кукушкина, её однофамильца и всё-таки оставила согрешившую горничную при своей особе. Муж не осмелился перечить беременной жене, понимая, что в случае с Груней, которая была личной собственностью Варвары Саввичны, перешёл некую границу, так что всё случилось по слову барыни.

Варвара Саввична, будучи особой мягкосердечной, всё-таки простила Груню, но сама девушка, искренне привязанная к барыне, сильно переживала своё грехопадение, да и новоиспечённый муж не упускал случая пошпынять согрешившую жену – правда, только словесно, поскольку получил от барина обычное нравоучение, так что неудивительно, что Груня родила сына недоношенным, на восьмом месяце, на месяц раньше Варвары Саввичны.

Мальчик был небольшой и худенький, но, подобно многим, родившимся раньше срока детям, упорно цеплялся за жизнь. Варвара Саввична не изнуряла горничную работой, но обычных её обязанностей отменять не собиралась, говоря, что никто не может угодить ей лучше Груни. Поэтому, хоть молока у Груни было и много, маленькому Матюше частенько приходилось довольствоваться сцеженным из рожка.** Или вообще самодельной тряпичной соской из нажёванного хлеба с сахаром, которой его потчевали добровольные няньки из девичьей. Однако, несмотря на все эти препятствия, мальчик не только не отдал Богу душу, но и как-то окреп и прибавил в весе уже за первый месяц.

И тут наступил срок родов Варвары Саввичны. Она благополучно разрешилась от бремени, и так же мальчиком, получившим имя Саввушка в честь её покойного родителя. Довольный отец не возражал, ему имя Савва Ипполитович показалось вполне гармоничным. Одна беда – у не слишком уже молодой матери через неделю пропало молоко, и обязанности кормилицы приняла на себя Груня, которую ради такого случая освободили от обычных обязанностей и позволили держать при себе и Матюшу.