Текст книги "You're All I Want (СИ)"
Автор книги: Paula.M.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)
Я умоляю его остановиться, и в итоге у меня все же получается. Пауль обиженно и смущенно смотрит на меня, не понимая, в чем дело. Довольно холодно я приказываю ему лечь на мою кровать и покидаю комнату, впоследствии наливая себе еще немного алкоголя и засыпая в гостиной. Идиот. И только утром я понимаю, что же я наделал.
Пауль ушел, и мне не оставалось ничего, кроме того, чтобы пойти за ним и поговорить как взрослые люди. Боже, я иду к нему и чувствую себя настолько влюбленным, что только об одной мысли о том, что я сейчас снова увижу его, улыбка появляется на моем лице. Я чувствую себя так, как никогда не чувствовал прежде. Да, одно время мне просто хотелось трахнуть его, хотелось срывать с него одежду, и заставлять его стонать под своими прикосновениями, но сейчас я отчетливо понимал, что это желание здорово притупилось. Конечно, я не перестал его хотеть, но теперь здесь было нечто другое, заставляющее меня смотреть на него иначе, хотеть держать его за руку, засыпать рядом с ним и делать прочую романтическую хуйню, которую делают все влюбленные парочки. И дело вовсе не в сексе, но я осознал это слишком поздно.
– Мне не нужно было пользоваться ситуацией, – серьезно говорю я, глядя на него, – Я бы никогда не заставил тебя делать вещи, в которых ты не уверен. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Тем более ты к этому не готов.
Вот тогда я сам и ответил на свои вопросы. Пауль является для меня чем-то иным, чем-то особенным. Раньше мне было плевать, что чувствуют мои партнеры, хотят они этого или же нет, потому что они должны были быть благодарны ебаному Богу за то, что я лег с ними в одну постель. Но сейчас все было иначе, и мое высокомерие куда-то исчезало, сменяясь внезапными приступами заботы и ебаной нежности.
– И я тоже, – добавляю я, нервно косясь на уже улыбающегося мне Пауля.
Разговоры о книгах, бешеные идеи, написание музыки вместе – вот чем мы занимаемся вместе до дня самоуправления, который сыграл слишком много в наших отношениях.
– Пиздец я скучал, – бормочу я, мягко приобнимая его, и чувствую, как на несколько секунд Пауль перестает дышать. Я настолько соскучился, настолько истосковался по нему, что готов был держать его в своих объятиях несколько часов подряд, – Ебаная химия, как я устал.
– Я… – скованно бубнит Пауль в ответ, – Я тоже.
Когда Тилль и Кристоф видят нас целующимися в кабинете биологии, я забываю, как говорить. Конечно, Тилль все знал, а вот для Шнайдера это оказалось шоком. Мне стало страшно, и я вообще прекратил с ним всякое общение, как только узнал, что тот говорил с Томасом, но Пауль был сильнее и смелее меня, когда навестил меня дома. Я свалился с огромной температурой и даже не хотел лечиться и просто заливал головную боль алкоголем. Да и зачем лечиться? Зачем что-то делать, когда ты натворил такой херни?
Но он не оставил меня. Не бросил меня умирать от гриппа. Пауль заставлял меня пить эти таблетки, принимать противные лекарства и дурацкий персиковый сироп от кашля, вкус которого я чувствую каждый раз, когда вспоминаю об этом дне. Тогда я снова извинился и дальнейшие слова были не нужны. Мы просто должны быть вместе после всего, через что мы прошли вместе.
– Так что там со стиролом? – спрашиваю я, прижимая к себе его ноги. Мы занимаемся у Пауля дома в первый раз после того, как я выхожу с больничного и посещаю школу.
– Я его прогидрировал, – Пауль улыбается мне, и я не выдерживаю, наконец целуя его.
О, Боги, если бы я знал, что именно стирол принесет нам столько проблем в будущем, то никогда бы не занимался с ним этой чертовой химией. В тот вечер я понял, что не только мы, но и наши семьи кардинально различаются, а мать вообще Пауля выгнала его из дома.
Я же шел домой настолько растерянный и ничего не понимающий, что даже жалел, что не остался там и не поддержал его. Быть может, вместе мы бы дали отпор.
Пауль пришел ко мне, я налил ему какого-то вина и с загруженным видом сел рядом. Такой мыслительной деятельности у меня в голове не было с самой гребаной олимпиады. Мне было жаль его, жаль нас, идиотизм всей ситуации просто сводил с ума, поэтому я просто хотел, чтобы он наконец расслабился. И у меня, блять, получилось.
Два врача спешным шагом направились к отделению реанимации, и я, сжав в руке стакан, довольно сильно напрягся, пытаясь отогнать от себя негативные мысли.
Я продолжил вспоминать, и на этот раз в моем сознании промелькнул тот вечер, когда я забрался к Паулю в окно.
«Герой любовник, блять» – вспоминаю слова Тилля и усмехаюсь. Есть такое.
Мы пили вино и разговаривали, и казалось, что так и должно быть, но только не в том мире, который придумала для Пауля его мать. Так мы и заснули. В одной постели. В обнимку.
«Что ты хотел сказать в тот самый день, когда наша беседа была прервана звонком?».
Я увильнул от вопроса, как я это обычно и делал. А что я мог сказать тебе, Пауль? Что ты мне нравишься? Что я люблю тебя? И именно моя любовь к тебе толкает меня на безумные слова о расставании.
«Нам нужно расстаться». – произношу я, все-таки перебарывая себя и стараясь не смотреть на Пауля, но взгляд сам скользит по его растерянному лицу и я чувствую себя последней тварью. Я успокаиваю себя мыслью о том, что все это для его же блага, для того, чтобы у него все было хорошо.
У меня никогда не было семьи, и я не стану отнимать ее у тебя. Ты единственный, кто достоин счастливой жизни. И уж точно не с таким дерьмом, как я.
– Рихард? – говорит женский голос, и я сильнее прижимаю мобильный телефон к уху, чтобы лучше расслышать ее речь, но из-за помех на линии мне так и удается сразу понять, кто это.
– Да, с кем я говорю? – интересуюсь я.
– Это мать Пауля. Если ты любишь, оставь его в покое и не порть ему жизнь. Я умоляю тебя.
Но когда я думал, что смогу жить без него, я был слишком самонадеянным идиотом. Да, я продолжал общаться с Томасом, старался вести себя социально, но забыть то, что было под собственной кожей, казалось нереальным.
Я игнорировал Пауля, но в день, когда он появился с этими ужасными синяками, я не мог больше терпеть и пытался поговорить с ним, приставал к нему с расспросами в гостях у Шнайдера, но все было тщетно. В итоге я просто сорвался, когда увидел их с Мартином и понял, что мы, блять, просто обязаны быть вместе. И слава самому богу, но у меня есть ебанутые друзья, которые нас и помирили.
Наверное, эта ссора научила чему-то нас обоих. По крайней мере я понял, что больше никогда не оставлю его и сделаю все, чтобы у его матери не вышло нас разлучить.
В тот день, когда нашим планам так и не суждено было быть исполненными, я был готов смотреть футбол с его отцом хотя бы для того, чтобы почувствовать, каково это. И к сожалению, дома меня тоже ждет отец, который вовсе не жаждет смотреть со мной хоть что-нибудь.
– Ну и кто это был? – спрашивает он, как только дверь за Паулем закрывается и я скидываю свое пальто.
– Мой друг, – говорю я не поднимая на него взгляд, и поспешно зачем-то добавляю: – Лучший.
– Может ты будешь посвящать все свободное время учебе, а не своим друзьям? – говорит он, чуть подходя ко мне.
– Как-то не горю желанием, – отнекиваюсь я, проходя в гостиную, но отец не отступает.
– Рихард, я еще не договорил. Будешь себя так вести, то я переведу тебя в медицинский класс при университете.
– Но… – я разворачиваюсь, чтобы возразить хоть что-то, но в комнату входит мать, и я снова прикусываю язык.
– Так какое направление в медицине тебе нравится больше всего, сынок? – отец понимает свое превосходство, и бросая взгляд на заинтересованную в нашем разговоре мать, хлопает меня по плечу.
– Хирургия, – недовольно выдавливаю из себя я.
– Достойный выбор.
Я столько раз проклинал себя за то, что позволяю ему себя опускать, но у меня не было другого выбора. Если бы я отказался от этой затеи, мать могла бы никогда больше не заговорить со мной, а для меня это действительно много значило. Это был единственный шанс быть ближе к своей семье, которая ни во что меня не ставила. Но они все еще являлись моей семьей. Иногда я хотел, чтобы у меня были родители, которым не плевать на мое самочувствие, на мое здоровье, на сигареты и алкоголь, которые присутствуют в моей жизни в огромном количестве, но они давали мне волю во всем. Я просто мечтал о том, чтобы мне собирали завтраки в школу, как это делают матери многим своим одноклассникам. Я хотел ужинать с ними каждый вечер и обсуждать прошедшее за минувший день. Но ничего из этого у меня не было и не могло быть.
– И что ты натворил? – отец внимательно смотрит на меня, и от этого требовательного взгляда мне становится неловко.
– О чем ты? – интересуюсь я с невинным видом, но понимаю, что через несколько минут придет директриса и сама ему все расскажет.
– О парне, который истекал кровью благодаря тебе.
– Не понравилось его радостное лицо, – спокойно констатировал я, – И я решил это исправить.
– А вот это? А вот это ты как исправишь? – чуть громче сказал он, кивая на фотографии, лежащие на столе у директрисы. Я нервно сглатываю, отводя взгляд. Блять.
– Меня все устраивает, – спокойно произношу я, стараясь унять в себе нарастающую дрожь. Разве я должен был молчать и бездействовать, когда знаю, что Марк сделал с Паулем?
После поучительного разговора с директрисой, мы выходим из кабинета и начинаем что-то обсуждать на повышенных тонах, но вдруг до боли знакомый голос сотрясает стены тихого коридора, и я спешно оборачиваюсь: передо мной стоит до смерти чем-то напуганный Пауль. Я ненадолго оставляю отца в ожидании и тихо говорю с Паулем, который корит меня за то, что я разобрался с Марком.
– У тебя кровь, – шепчет он, и я невольно улыбаюсь, глядя на то, как он смущается и старается на меня не смотреть.
– Где? – спрашиваю я.
– Вот… – еще тише чем прежде бормочет Пауль, и касается моего лица рукой: – Здесь.
Я бросаю беглый взгляд на наблюдающего за нами отца и резко притягиваю Пауля к себе для поцелуя. Тот не сразу понимает в чем дело, но я сильнее и настойчивее, так что он наконец сдается и отвечает мне.
– Ты идешь или нет? – кричит мне отец. Я прощаюсь с Паулем и догоняю его.
Отца беспокоила только моя успеваемость. Даже мои отношения с парнем его не испугали. Отношения, которые развивались стремительно быстро. Я понимал, что рано или поздно мы с Паулем переступим ту черту, которую нам там хотелось наконец перейти, но когда я уже готов был потерять голову, обязательно что-нибудь случалось. Каждый раз во время нашей очередной близости я чувствовал себя иначе. Понимал, принимал всю ответственность и осознавал, что это что-то большее чем просто секс. И когда это наконец-то случилось, я не мог поверить сам себе. Я никогда не думал, что буду так беспокоится о ком-то. И я действительно не солгал, когда сказал Паулю о том, что это был лучший секс в моей жизни. Тот лишь многозначительно хмыкнул в ответ на мое пламенное признание. Глупый. Я же тебя, блять, люблю, именно поэтому для меня это тоже так много значило.
Но отпуская Пауля домой я и не подозревал к чему это все приведет.
Я спокойно выхожу из душа, оборачиваю полотенце вокруг бедер и почти сразу же прикуриваю сигарету. Один из многочисленных плюсов вечного одиночества в большой квартире: кури сколько хочешь и никто тебе ничего не скажет. Но не успеваю я даже попасть в гостиную, как слышу звонок в дверь.
– Томас? – удивленно произношу я, оглядывая своего бывшего парня. Тот выглядит не лучшим образом, так как его джинсы и куртка заляпаны какой-то грязью. Я делаю короткую затяжку и без слов пропускаю его в свою квартиру и тем самым прошу его об объяснениях.
– Я шел с вечерних занятий и наебнулся в лужу у твоего дома, – виновато объясняет он, качая головой. Я улыбаюсь в ответ, когда вспоминаю, что тоже пару раз падал на том месте, – Можно я очень быстро приму у тебя душ и возьму что-нибудь из одежды до завтра?
– Эээ, ну… – бормочу я себе под нос, прикидывая возможные варианты развития событий. Мне не жалко одежды или горячей воды, но если здесь появится Пауль, то он поймет все иначе.
– Рихард, пожалуйста, ты же знаешь, как далеко мне ехать домой, – умоляет меня он.
– Ладно, только очень быстро, – разрешаю я, беру мокрую куртку парня, и направляюсь в свою комнату, чтобы подобрать Томасу что-нибудь из одежды, но карма снова решает мне насолить и я слышу очередной звонок в дверь, и к сожалению открываю ее не я.
– Томас?
– О, привет, Ландерс.
– Блять, – бормочу я себе под нос и понимаю, что мой мир рушится прямо сейчас. Пауль бросает на меня гневный взгляд и убегает прочь.
Так все и закончилось. У меня никогда не хватит сил, чтобы вспомнить все взгляды и прикосновения, все теплые моменты, которые дарил мне этот человек. Тяжело вздохнув, я поставил на подоконник свой недопитый кофе и постарался все-таки найти в себе силы для того, чтобы снова выйти на улицу, но вдруг неожиданно увидел, как Линдеманн спешно направляется ко мне.
– Рихард, – тихо произнес Тилль, практически подлетая ко мне, – Он очнулся.
========== All I Want ==========
Комментарий к All I Want
Ну, вот и часть подъехала. Постоянной беты у меня пока что нет, так что можете меня покалечить за отсутствие запятых/ошибки и так далее :) Экзамены наконец-то сданы! Спасибо всем, кто подбадривал меня! :) Уже сегодня вечером я отправляюсь на концерт наших любимых Раммов в Финляндию и это мой вам подарок на радостях :3 (хотя там дофига ошибок, наверное) Но вы же меня знаете!
P.S Кто угадает в честь каких двух песен двух исполнителей я назвала главу, тот молодец. И получит большую шоколадку. Нет, я серьезно, могу выслать по почте. Приятного прочтения!
«Я люблю тебя» – мои же слова четко прозвенели в голове вместе с пробуждением.
Я в шоке распахнул глаза, как только память вернулась ко мне. Запах лекарств, сырости и пыли ударили в нос, и я с трудом повернул голову вправо: как я и ожидал, я оказался в больнице. Я смутно припоминал, что произошло, да и не хотел думать о том, что по моей вине все мои родственники сейчас тусуются где-то неподалеку и молятся, чтобы со мной все было хорошо. Но сейчас меня волновало не то, что я, судя по всему, был сбит машиной, не то, что все мое тело адски болело, а именно тот человек, который сделал меня самым счастливым, а потом самым несчастным на свете. Сколько было сказано правильных слов, сколько было сделано неправильных поступков, а я так и не смог свести все это в одну единую картинку и понять своим крошечным мозгом, что то, что я придумал себе в своей же голове, не могло бы случиться. Людям свойственна мнительность, но не до такой же степени. И почему я вдруг стал таким впечатлительным, таким вспыльчивым? Стоило Рихарду однажды посеять семена сомнения в моей душе, как при одном удобном случае они таки дали свои плоды и я очень крупно ошибся. Или же не ошибся?
– Очнулся, – тихо вздохнула мать, сидящая рядом. Я улыбнулся настолько широко, насколько позволяли мне силы. Она взяла меня за руку, улыбнувшись в ответ, – Знал бы ты, Пауль, как сильно ты нас напугал.
– Мам… – хриплым голосом начал я, крепче сжимая ее руку. Та смотрела на меня с застывшими слезами в таких печальных глазах и молча качала головой, шмыгая носом от подступающих слез, – Как я здесь оказался…
– Тише, молчи, пожалуйста, – мягко произнесла она в ответ, и я обессиленно кивнул, решив оставить все разговоры и разъяснения на потом. Я просто улыбался, глядя на нее, и все недомолвки и разногласия, которые существовали между нами прежде, просто куда-то испарились, оставляя лишь неприятный осадок на сердце. Я понимал, что мне придется еще разбираться со всем этим, но в такой момент совсем не хотелось вспоминать все это и снова рушить эту самую секундную связь взаимопонимания, которая только установилась между нами.
– Рихард, – она кивнула в ответ на мой вопрос, – Рихард вызвал скорую.
– Я хочу извиниться, – все же продолжил я, глядя ей в глаза и игнорируя драгоценное для меня имя человека, которое она только что произнесла целых два раза, – Я был не прав, и все это было очень глупо, а я и мои слова, они…
– Это я хочу попросить прощения, – мать перебила меня, – Я только сейчас поняла, что я натворила, как я была к тебе несправедлива. Ты взрослый человек и ты вправе выбирать с кем тебе быть и что делать. А я буду счастлива, если ты будешь счастлив.
– Мам… – снова начал я, мягко улыбаясь. Я даже и не знал, что я могу сказать в такой ситуации. В голове был полнейший хаос, и все проблемы, которые были значимы для меня до этого и имели определенный вес в моей жизни, сейчас же стали какими-то жалкими, мелкими и никчемными, что мне на несколько секунд стало смешно от своей же переменчивости. Да, Рихард мне изменял, да, у меня была полная задница с выпускными экзаменами, да, я мало кому нужен, но сейчас все это казалось сущей ерундой.
– Тебе нужно беречь силы для разговоров с другими людьми, – мама наконец отпустила мою ладонь, когда в палату зашел один из врачей, который что-то записывал в медицинской карте. Выглядел он достаточно довольным для человека, которому каждый день приходится видеть много смертей и таких тупиц как я, не умеющих переходить дорогу на зеленый свет.
– Да вы в рубашке родились, Пауль, – весело подбодрил он меня. Я же настолько плохо себя чувствовал, что даже не смог ничего ему ответить, – Перелом руки в двух местах, многочисленные ушибы, вывих плеча и бедра, сотрясение мозга и еще много всего интересного. Легко отделались.
– Легко, – только и повторил я, выдавливая из себя какое-то подобие усмешки. Я не мог говорить в полную силу, и мой голос больше напоминал некое хрипение, но я ничего не мог с этим поделать.
– Скоро вас переведут из реанимации и я обязательно приду, хорошо? – спросил меня врач.
– Да, спасибо, – ответил я, глубоко вздыхая. Я был немного удивлен тем, что мою мать сюда пустили, но судя по ее заплаканному виду и растерянным глазам, она действительно поборолась за то, чтобы быть здесь. Как только я немного отошел от шока, то сразу начал задавать матери вопросы: о сестре, об отце, школе, и мама, конечно же, с удовольствием начала свое повествование о том, что происходило пока я был в отключке. Мне казалось, что я выпал из жизни на гораздо большее количество дней, чем она мне сказала.
– Можно войти? – тихий голос нарушил прежнюю тишину и я нервно дернулся в сторону двери. Только, блять, не ты. Невероятное противоречие из чувств я ощутил именно в тот момент, когда увидел Рихарда, аккуратно прикрывающего дверь в палату за собой. Мне почему-то было необходимо так много ему сказать, так много сделать, но я просто сидел и тупо пялился на него, подходящего ко мне все ближе, а я продолжал теряться во внутреннем смятении чувств, загоняющим меня в самые темные уголки моего подсознания, где я хочу упасть ему в ноги и просить прощения. И мне даже было неважно за что.
– Да, Рихард, проходи, – неожиданно пролепетала моя мать, криво улыбнувшись. Что это? Метеорит? Землетрясение? Ядерная война? Конец света? Рихард и мама подружились?
– Я рад, что ты… – человек, стоящий передо мной, немного замялся, потупив взгляд в пол, – Что ты… Живой, – наконец выдавил из себя он, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь подойти ближе. Я нервно сглотнул, осознавая, что я дико хочу, чтобы он все-таки приблизился ко мне и больше никуда не уходил, но картинки нашей последней встречи вспыхнули синим пламенем в моей голове и я дернулся к окну, вспоминая, как я упал на асфальт, и последним, кого я видел, был Рихард, бегущий ко мне.
– Уходи, – обессиленно прошептал я вопреки своим желаниям. Это все, что я мог сказать. Позволить ему остаться? Нет. Я не разобрался в ситуации, не разобрался в себе, я не хочу подпускать его к себе так близко в очередной раз.
– Пожалуйста, – просяще добавил я, глядя на недоумевающего Рихарда.
– Хорошо, я уйду, – спокойно ответил он, – Поправляйся.
Дверь с грохотом закрылась, и я, оцепенев от ужаса и желания его вернуть, откинулся на мягкую больничную подушку, проклиная все и всех, что есть на этом свете.
Сейчас я всеми способами желал оправдать Рихарда в своих глазах, но как тогда объяснить то, что я видел, я не знал.
Увидев его снова, я понял, что никогда не смогу заставить себя просто забыть.
***
Спустя неделю я наконец-то оказался дома, где абсолютно ничего не изменилось, только лишь родители стали относиться ко мне иначе. Я боялся реакции отца, но он, несмотря на все мои подозрения относительно предстоящий разговоров о моих отношениях с Рихардом, ничего мне не говорил и вел себя как ни в чем ни бывало.
А вот Рихард приходил ко мне в больницу каждый день. Каждый чертов день я видел его под окнами этого зловещего здания, одинокого, чаще курящего и такого родного мне. Он не заходил внутрь, а просто пару часов сидел на лавочке у больницы или же прогуливался вдоль длинного забора, словно ожидая кого-то.
Тилль тоже приходил ко мне ежедневно. Давал домашнее задание, рассказывал о том, что происходит в школе. Только так я мог отвлечься от своих изнуряющих внутренних монологов и хотя бы мысленно оказаться в шумной школе, где жизнь течет иначе. Линдеманн осознавал, что я не хочу касаться той истории, но все равно рассказал мне то, что передал ему Рихард. Но я по-прежнему не мог верить.
«Тихо-тихо. Успокойся, мы одни» – родной голос снова отдавался эхом в голове, пока я, закрыв глаза и мысленно переместившись куда-то туда, в квартиру Рихарда, наполненную стонами, жарким шепотом, тяжелым дыханием и звуком падающей на пол одежды, все прокручивал у себя в голове ту самую ночь, стараясь не упустить ни одной детали. Все эти прикосновения, слова и взгляды жили в моем сознании, и с каждым днем дополнялись еще какими-то деталями, словно мой мозг нарочно не давал мне забыть того, что было. В ту ночь мне было плевать на то, что будет дальше, и если кто-нибудь спросит меня о том, что бы я сделал тогда, если бы знал будущее, то я несомненно бы ответил, что поступил бы так же. Даже сейчас, в полном одиночестве, со сломанной рукой и легкой, но непрекращающейся головной болью, я не переставал думать о том, где сейчас находится Рихард и чем он занимается.
«Ты такой красивый, Пауль» – тихий шепот словно затуманил сознание, возвращая меня на ту широкую кровать, где мы оба получили то, чего так хотели.
«Скажи, ты доверяешь мне?» – вопрос из недавнего прошлого прозвучал в моей голове словно воскресный колокол, и я наконец открыл глаза, когда услышал, как дверь в комнату тихонько отворилась.
Доверяю? Больше нет.
– Ты как? – тихо спросила меня Марта, прикрывая дверь за собой. На девушке было прекрасное голубое легкое платье, которое наверняка очень красиво развевалось на ветру, и я с сожалением вздохнул, вспоминая о том, что на улицу мне выйти теперь можно будет относительно нескоро.
– Голова болит ужасно, – признался я, приподнимаясь на локтях и двигаясь к стене, чтобы уступить Марте немного места.
– У тебя сотрясение, Пауль, – сочувственно напомнила мне девушка, погладив меня по голове, – Но это временно, так что просто жди и помни, что мы по тебе очень скучаем.
– Знаю, – я вымученно улыбнулся от осознания того факта, что я кому-то нужен, кроме своей семьи. Мне хотелось как можно быстрее вернуться в школу, увидеть своих одноклассников, которых я по большей части ненавижу, зайти в душную столовую, послушать шуточки Шнайдера и занудные речи Флаке.
Но больше всего я хотел увидеть Рихарда. Да, мое желание можно было бы даже назвать мазохизмом, ведь это должно принести немалую боль. Видеть, как у него все хорошо, он весело общается с девушками и парнями и никаких трагических событий в его жизни не происходит… Но я не хотел быть жертвой. И никогда ею не буду. Я просто хотел посмотреть ему в глаза.
– Я очень рад тебя видеть, – добавил я, – С ума здесь схожу уже.
– Я связала тебе свитер, – опомнилась она, вдруг воскликнув. Марта подняла с пола черный пакет и достав оттуда какое-то бежевое шерстяное изделие, протянула его мне, – Я знаю, что сейчас вроде как весна, но…
– Спасибо, Марта, очень красивый, – честно сказал я, разворачивая свой подарок, приготовленный мне с такой заботой.
– Тебе правда нравится? – переспросила сияющая от радости девушка. Да, Марта, мне нравится все, что ты делаешь.
– Да, – кивнул я, не озвучивая свою мысль полностью и откладывая такой приятный подарок в сторону.
– Тогда я просто счастлива.
– Как там в школе дела? – осторожно спросил я, стараясь не наводить на себя никаких подозрений. Этот вопрос я задал исключительно потому что знаю, что она обязательно упомянет в разговоре имя человека, которого мне больше всего хотелось видеть сейчас в этой комнате.
– Да все как обычно, – она раздраженно цокнула языком в ответ на вопрос о школе, – Хотели писать пробный экзамен по немецкому, но мы с ребятами убедили учительницу перенести его на следующую неделю, чтобы ты тоже успел.
– Спасибо большое. А «мы с ребятами» – это кто? – уточнил я, сощурившись.
– Ну, я, Шнайдер, Рита, Мартин, Рихард… – девушка перечисляла имена, и сама не заметила как произнесла его имя. Марта сразу же прикрыла рот рукой, ахнув: – Ой, я не…
– Марта, все в порядке, – успокоил ее я, – Его имя не находится под запретом в моем доме.
– Послушай, – начала она весьма грозно, зачем-то выставляя руки перед собой, – Я знаю, что это не мое дело и я не должна лезть в ваши отношения, но, черт возьми, Пауль, ты понимаешь весь абсурд ситуации? Вы даже не поговорили толком! Разве взрослые здравомыслящие люди так поступают? Я советую прислушаться ко мне. И если уж ты решил поставить точку в ваших отношениях, то ставь ее красиво.
Я всегда удивлялся тому, как Марта ведет диалог и умеет правильно себя преподать: она никогда не повышала голос на людей, не могла отличиться особой дерзостью в своей речи и была достаточно нерешительным человеком, но то, что она произнесла, произвело на меня неизгладимое впечатление. Не думал, что кто-то скажет мне такое, а тем более она. Но это было отлично. Кто-то должен был мне об этом напомнить, какой-то здравомыслящий и умный человек непременно должен был убедить меня в том, что я и сам прекрасно знал, но боялся себе в этом признаться.
– Марта… Ты что… – начал бормотать я, качая головой, но та и сама прекрасно знала, что я хочу сказать, поэтому просто продолжила мою фразу.
– Я знаю. Все знают, – кивнула она, – Извини, но я должна была это сказать.
– Ты сказала все вполне по делу, я понимаю это, но не могу с ним разговаривать, – все, на что меня хватило. Может ты и смелая, Марта, но я точно из числа тех трусов, которые не могут взять себя в руки.
– Мы с Эм идем в кино и у нас сеанс уже через двадцать минут, так что…
– Да иди уже, – махнул на нее рукой я, слегка посмеиваясь, – Принесите мне попкорна!
– Как только поговоришь с Рихардом, – произнесла она, пригрозив мне пальцем.
– Пытаешься нас свести?
– А что если да? – усмехнулась она, и совсем скоро входная дверь захлопнулась, оповестив меня о том, что они все-таки пошли в кино.
Хоть я и отчаянно пытался выбросить Рихарда из своей головы и никчемной жизни, его привычки все еще оставались со мной, так как курить мне по-прежнему хотелось, да еще и в свете последних событий. Прислушавшись к тишине в коридоре, и откинув в сторону одеяло, я открыл тумбочку, доставая сигареты и любимую зажигалку. Наверное, мне не стоило так губить свое здоровье, особенно в тот период, когда моего организму нужно восстанавливаться и набираться сил, но мне было абсолютно все равно. Чуть привстав, я облокотился на подоконник, приоткрывая скрипучее окно. Звонкий щелчок зажигалки, родной огонек сигареты и я мгновенно затянулся, незамедлительно мерно выдыхая. На улице практически исчезли все прохожие и погасли вечно мигающие фонари, за исключением лишь одного работающего. Я отчужденно наблюдал за этой картиной, позволяя мягкому весеннему ветру приятно ласкать кожу на моем лице. Весна… Я кротко усмехнулся. И почему такой ужас случился со мной именно в такое прекрасное время года, когда людей должны ждать лишь хорошие перемены? Хотя, нет, ужас со мной случился еще в сентябре, когда я позволил Рихарду бесцеремонно ворваться в мою жизнь и перевернуть ее с ног на голову.
Я открыл окно чуть шире, отодвинул занавески, чтобы они не мешали мне наслаждаться такой чудесной погодой хотя бы таким образом, и посмотрел вниз. Стоило мне подумать о Рихарде, как он снова появился здесь: Круспе стоял под моими окнами, курил, и смотрел прямо на мое чертово окно, словно ожидая, что я его открою. Учитывая мое плохое зрение, я не смутился от этого взгляда, потому что не мог толком почувствовать его на своем лице, но я не хотел лишать своих глаз такой радости и возвращаться в душную комнату, где меня окружали лишь мои навязчивые мысли. Только здесь, на улице, за пределами этой квартиры, меня ждал человек, который действительно мне очень дорог даже после всего, что он сделал…или не сделал. Я снова крепко затянулся, отводя взгляд на старый дуб, ветки которого легко хлестали по окну соседей. Я ведь и не виню его больше. Я даже не знаю, что такого может сделать Рихард, чтобы я перестал его любить. Наверное, ничего.
***
«Рихарда? Ты хочешь попросить Рихарда?» – голос моего друга и сейчас звучал в голове. Да, но сейчас я бы хотел попросить его больше никогда не появляться в моей жизни. Как это низко, в такой очевидной ситуации подсылать ко мне Тилля и пытаться оправдаться. Да еще и так глупо. Просто зашел помыться. Конечно, так я тебе и поверил, ты же всех своих друзей видимо на своей кровати трахаешь, спать укладываешь, а потом еще и в душе моешь. И кофе утром из соседнего кафе приносишь. Ничего не выйдет. Я же не глупый.
Прошла ровно неделя с тех пор, как я приехал домой. За все это время я ни разу не выкинул Рихарда из головы, не занимался посторонними делами, мало говорил с родителями. Только лишь листал учебники в тщетных попытках подготовиться к выпускным экзаменам, параллельно сжимая в руках телефон, ожидая звонка Рихарда. И даже когда желанное имя высвечивалось на экране, и противная мелодия наполняла неприятным шумом всю комнату, я не нажимал кнопку приема вызова. И вряд ли уже когда-нибудь нажму. С меня хватит.
Одиночество, особенно после таких событий, еще никому не приносило пользы. Чем больше у меня было свободного времени, тем больше я загонялся по поводу наших отношений, которые теперь казались мне каким-то бредом, ошибкой, нелепым стечением обстоятельств, которые через несколько лет, я, возможно, буду называть неудачной подростковой первой любовью. Нет, совсем недавно мне казалось, что у нас все серьезно, что мы будем вместе ебаную вечность и мне никто кроме него не нужен. Неужели я так глубоко заблуждался? Быть может, я сам убедил себя в том, что я люблю его и что он тоже испытывает что-то ко мне? Может, я просто удачно «попал под руку» человеку, которому было необходимо, чтобы его боготворили и которому нужна была любовь? Но не его собственная, а любовь другого человека, которая возносила его выше вся и всех, поднимала его самооценку выше чертовых небес. Все это – отношения, любовь, совместные вечера с вином и какие-то чувства Рихарда ко мне я придумал сам. Грустно было это осознавать, особенно так поздно, но я даже рад, что это осознание вообще пришло ко мне. Оно пришло ко мне в душной комнате, залитой солнечным светом.
