Текст книги "You're All I Want (СИ)"
Автор книги: Paula.M.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
– Я… – сказал я, зависнув на пару секунд, чтобы сформулировать то, что хочу сказать ей в более мягкой и цензурной форме. – Я не буду тебе ничего отдавать, какой арест?
– Я взяла отпуск за свой счет и буду сидеть с тобой дома, – спокойно пояснила она, сцепив руки в замок.
– Мам… – я уже начинал сердиться, потому что она будто не слышала меня и продолжала говорить о каком-то глупом домашнем аресте. И речи об этом быть не может, что за идиотизм?!
– Не вынуждай меня идти на крайние меры, – сказала она снова, и я клянусь, что в этот момент я почувствовал, как внутри меня что-то оборвалось и мысль о поддержке вместе с теплом, которую мне всегда дарили ее слова, теперь лишь заставляла злиться и пятиться назад к двери.
– Можно поинтересоваться на какие? – саркастично подметил я, даже не собираясь показывать своего внутреннего страха. Нет, я не боюсь. Я уйду из дома, сбегу.
– Твоему отцу предложили работу в Гамбурге, – начала она весьма спокойно, но остановилась через пару секунд, посмотрела куда-то в сторону и загадочно улыбнулась. – Пока что он не принял это предложение, но я могу это устроить, и мы уедем отсюда.
– Я не верю, что ты говоришь мне это, – я отрицательно мотал головой, и слова, произнесенные ею, прокручивались в моей голове снова и снова.
– Поэтому отдавай телефон и иди в свою комнату.
***
Мое бунтарское и всегда готовое к революции и переменам «Я» кричало мне о том, что мне нужно бежать отсюда, вырываться и бороться до тех пор, пока они не примут мою точку зрения, но другая часть меня убеждала меня в том, что мне нужно переждать какую-то чертову неделю, чтобы все стало как прежде и я смог хотя бы наслаждаться обществом Рихарда и ходить в школу, потому что, если бы я сейчас начал злить мать своими возмущениями, она действительно могла бы заставить отца принять это предложение и тогда меня увезли бы в другой конец страны. Да, я бы мог остаться, я бы мог… Но кто я без денег и с незаконченным средним образованием? В крайнем случае мне придется терпеть еще полгода, а потом у меня будет шанс поступить в университет и быть с тем, с кем я хочу, и жить там, где нам вздумается. Я просто лежал на кровати в тот день, смотрел в потолок и думал о том, что мне делать, куда бежать, оставаться ли на месте, позволяя унижать себя. Больше всего в этой ситуации меня удивляло то, что моя мать действительно думала, что я изменю свою мнение, передумаю, стану «нормальным» и буду водить домой хорошеньких девочек. Все равно мне нужно будет закончить школу, и она не сможет долго сдерживать меня здесь.
А ведь фрау Альте сдержала свое обещание и действительно позвонила матери, нажаловалась на меня и мое поведение. Видите ли, я уже неоднократно мешал ей вести урок, и я не знаю, каким хуем, но мать приплела сюда и Рихарда, списав все на его плохое влияние на меня.
На седьмой день моего принудительного заточения дома я уже практически сошел с ума от одиночества и тоски не только по Рихарду, но и своим друзьям, по болтовне и спорам которых я уже тоже порядком соскучился и сейчас готов был многое отдать, только бы услышать их тупые шутки снова. Но, несмотря на то что я так страдал, мое заточение даже пошло мне на пользу в каком-то смысле: я много играл на гитаре, выучил химию и разобрался с физикой, помощи в освоении которой мне было даже стыдно просить Рихарда, потому что он и так постоянно помогает мне, а я даже не умнею. Нет, правда, иногда, когда я прошу объяснить его мне что-то и он объясняет, я просто залипаю на его голос и жесты, не могу сконцентрироваться ни на каких графиках и формулах и в результате он повторяет мне одно и то же по сто раз, а я все хлопаю глазами и наслаждаюсь его бархатным голосом и неподдельной увлеченностью предметом.
Когда на часах было двенадцать и я уже порядком утомился делать домашнее задание и перепроверил его несколько раз, я собрал школьную сумку и плюхнулся на кровать, притянув к себе Тиму, чтобы было теплее и уютнее. Зарывшись рукой в пушистую и мягкую шерсть своего питомца и чувствуя, как он одобрительно мурлычет, я прикрыл глаза, пытаясь расслабиться, но, видимо, мне было не суждено сделать так в этот вечер. Через несколько секунд, после того как я окончательно устроился на своей теплой кровати в надежде немного поспать, за окном что-то с силой хрустнуло, упало и я в шоке распахнул глаза, увидев, как с крыши падает снег. Нет, это не было бы удивительно в обычной ситуации, просто он падал какими-то комками вместе с сосульками, которые и создавали такой зловещий шум посреди ночи.
Тима недоверчиво зарычала на темное окно и спрыгнула с кровати, спрятавшись под шкаф. Ну и трусиха. Я же, протерев глаза и убедившись, что это никакие не галлюцинации и не сон, а вполне себе суровая и немного пугающая реальность, зачем-то вооружился ножницами, лежащими на письменном столе, и, погасив лампу на нем же, осторожно направился к окну, притаившись на пару секунд за шторой. Шорох и странный шум прекратились, но вот только теперь я слышал какие-то звуки, больше похожие на некое карабканье или соприкосновение одежды с бетонной стеной. Может, это какие-нибудь воры или что-то вроде того? Блять.
– Пауль… – услышал я тихое хрипение и в нахлынувшем на меня внезапно страхе дернулся назад, сжимая ножницы в руках еще крепче. Сердце пропустило удар. Мое имя, этот человек за темным окном знает мое имя. Бежать за подмогой в спальню родителей или выяснить все самому? Я все-таки решил хотя бы одним глазком посмотреть, что же происходит там, на улице, и когда как можно тише и спокойнее подошел к окну, то даже не знал, плакать мне или смеяться. Это был Рихард. Я достаточно быстро отошел от шока, открыл окно и понял, что он пытался забраться ко мне в комнату.
– Ты такой идиот, – прошептал я, увидев его. Стало понятно, почему он изначально не смог осуществить свой коварный замысел. Окна моей комнаты находились в пролете пожарной лестницы, поэтому для того, чтобы хотя бы дотянуться до стекла, нужно было, чтобы кто-нибудь поддержал его снизу или же я подал ему руку, но Рих был совершенно один, поэтому у него ничего и не получилось. – Давай мне руку, – я оглянулся на свою открытую дверь в комнату и, не услышав шагов и не заметив движения, протянул Рихарду свою ладонь, все еще судорожно оборачиваясь назад. – Быстрее.
Он сразу же ухватился, немного подпрыгнул, и я потянул его на себя со всей силы, чтобы он смог забраться на подоконник.
– Давай же, – хрипел я, в то время как бренное, холодное и снежное тело Рихарда было уже наполовину в моей теплой комнате и только его ноги оставались свисать на улице. – Надеюсь, этого никто не увидит…
– Наде… – в следующую секунду я, видимо, потянул слишком сильно, и Рихард, не удержавшись на подоконнике и поддавшись силе притяжения, свалился прямо на меня, придавив меня к полу всем телом. Он тяжело дышал прямо мне в лицо, и я чувствовал аромат этой его любимой мятной жвачки, запах снега и сырости вперемешку с пылью. Ну привет. Круспе еще несколько секунд смотрел на меня, но затем опомнился и встал на ноги, помогая встать и мне.
– Рихео и Паулетта, блять, – сквозь смех выдавил из себя я, сгибаясь пополам, когда вспоминал одно из произведений Шекспира из школьной программы и ассоциировал вторжение Рихарда в мою квартиру с одним из моментов в этой трагедии, когда Ромео сидел у балкона своей возлюбленной. Господи, почему я опять думаю о всякой хуйне.
– Только у Ромео, насколько я помню, там без травм обошлось, а я наебнулся, пока залезал на лестницу, – подметил Рихард, лениво стягивая с себя холодное пальто. Я качал головой в удивлении и всей нереальности ситуации. Мы не виделись неделю, целую неделю! А теперь Рихард забрался ко мне в окно. И не просто забрался, а еще и покалечить сам себя успел.
– Извини, но это пиздец смешно, – сказал я в ответ на его жалобы и увидел, как он потирает, судя по всему, ушибленное плечо. Я сразу же изменился в лице и правда разволновался о его самочувствии. Все-таки не каждый день к людям в окно залезаешь. – Больно?
– Нет, все в порядке, – он посмотрел на меня и, немного погодя, присел на краешек кровати. – Пришел тебя, блять, проведать.
– А это что? – я кивнул на какой-то подозрительный пакет в его руках.
– Как насчет конфет и вина? – поинтересовался он, загадочно улыбнувшись и чуть приподняв пакет в руках.
– Романтика, епта, – изрек я и, захлопнув дверь в комнату, аккуратно присел рядом. Я даже не мог определить для себя, насколько сильно я рад его видеть и как скучал, и теперь пытался как-то скрыть свою необъятную радость по этому поводу. Нет, определенно, это лучший День Святого Валентина, который только мог у меня быть.
– А ты думал, – прошептал он, доставая из пакета те самые конфеты с предсказаниями, которые мы пробовали, когда еще были просто друзьями, и бутылку дорогого красного полусладкого вина. – С наступающим.
– Откуда это? – поинтересовался я, наблюдая за тем, как Рихард проделывает с этой самой бутылкой сложные манипуляции.
– Родители вернулись и привезли, – ответил он.
– Чего в школе интересного? – все не унимался я.
– Без тебя вообще ничего интересного нет, – только изрек он, чуть нахмурившись.
– Я скучал, – сказал я, смущенно отводя взгляд в сторону, несмотря на то что в комнате и так было темно и я с трудом мог разглядеть его лицо. – Как ты узнал, что со мной?
– Я приходил к вам три дня назад, – он протянул бутылку мне, предоставляя мне право сделать первый глоток. – Твоя мать отправила меня к черту и сказала, что ты никого не хочешь видеть. Ну я и догадался, что что-то тут не чисто.
– Рихард, я не знаю что делать, – растерянно пробормотал я, отдавая ему вино обратно. – Я правда не знаю.
– Ты жалеешь? – сразу же спросил он.
– Нет! – возмутился я. – Честно, нет. И я приду завтра.
– Я очень рад.
– Но мне иногда кажется, что ты недостаточно откровенен со мной, – почему-то пробубнил я в ответ на его немногословность.
– Тебе кажется, – отмахнулся он, как обычно. – Вот что ты чувствуешь сейчас?
– Именно сейчас? – переспросил я, уловив в темноте еле заметное движение головой. – Умиротворение, спокойствие, тепло…А ты?
– Так вот, – начал он и буквально замер, вглядываясь в темноту. – Я тоже. И я не хочу, чтобы кто-то это у меня отнимал.
– Я очень рад, что ты пришел, – я сделал пару глотков. – Почти невредимый.
– Бывает, – он снова потер свою руку и поморщился.
– Больно? – зачем-то снова спросил я, коснулся его плеча и опять услышал отрицательный ответ.
– Нет, – на выдохе прошептал он, а в следующую секунду вздрогнул всем телом и его ладонь накрыла мою, опуская вниз.
Моя рука быстро нашла его в темноте, осторожно сплетая наши пальцы, и я заметил, как Рихард заметно напрягся, буквально застыв и пытаясь разглядеть в темноте мое лицо и уловить хоть какие-то эмоции на нём, но я лишь сильнее сжал его ладонь и подался вперед, воспользовавшись ситуацией, нерешительно коснувшись его губ своими. Он и раньше целовал меня – каждый раз по-разному: страстно, жадно, заставляя меня тяжело дышать и терять рассудок – но сейчас наш поцелуй приобрел совершенно другой, до этого времени неизвестный мне оттенок. Моя рука по-прежнему держала его, немного сжимая. На этот раз никаких порывов, страсти и желания, а лишь неуверенный и даже немного робкий поцелуй, которым я пытался выразить ни с того ни с сего переполнившую меня нежность. Наверное, я не смог бы передать это словами, потому что таких слов попросту не существует и в итоге получилась бы какая-нибудь ванильная ерунда, но я вложил все свои мысли и чувства в этот поцелуй, в свои скользящие прикосновения по его плечам, вздымающейся груди, посылая по всему телу Рихарда табуны мурашек, что я так отлично ощущал, двигая кончиками пальцев по его шее, когда он так же робко, как и мои действия, отвечал на поцелуй, коснувшись языком моего языка, проникая все глубже, позволяя мне почувствовать этот пряный и терпкий вкус вина, бутылку которого мы сегодня разделили на двоих.
Затем, не расцепляя наши руки, я осторожно отстранился и через секунду припал к его шее, оставляя багровые пятна на нежной коже и ощущая интенсивный пульс его сонной артерии под моими горячими губами. Пальцы Рихарда сильнее сжали мои, и он запрокинул голову назад, шумно и рвано выдохнув через рот, в то время как я становился только настойчивее и увереннее благодаря темноте, которая там умело скрывала мой страх и обнажала все мои чувства, в то же время стирая всю невозмутимость и безразличие Рихарда как никогда кстати. Я никогда не позволял себе с ним такого, постоянно боясь и стесняясь сделать лишнего движения, но сейчас я, кажется, чувствовал себя довольно властным, и к тому же Рихарду явно нравилось то, что я делаю с ним. Неожиданно, вероятно, даже для моего друга с его губ вдруг сорвался стон – довольно громкий и протяжный, и я просто упивался своей победой.
– Ах, черт, – прошипел он, когда моя рука скользнула по его торсу. – Ты ув… увлекся, черт возьми.
– Тебе же нравится, разве нет? – прошептал я ему куда-то в область ключицы, пока он пытался отдышаться.
– Мы не одни здесь, – с каким-то сожалением в голосе произнес он, немного отодвигаясь от меня.
– Мне плевать, – безразлично бросил я.
– Что ты делаешь?
– Согреваю тебя, блять, – сказал я эту очевидную вещь, не понимая, почему он меня оттолкнул.
– Ты меня сейчас перегреешь, и что мы с этим делать будем? – клянусь, даже в этой кромешной тьме я видел, как он хищно улыбается и по привычке облизывает губы.
– А что можно? – зачем-то переспросил я.
– Это уже тебе решать, – рассмеялся он. – Поэтому тебе придется убрать свои руки.
Только когда он оказался на ощутимом расстоянии от меня, я вспомнил, что мы действительно не одни и в доме, помимо нас двоих, есть сестра, отец и мать, готовая стереть Рихарда и меня заодно в порошок.
Я с трудом отпустил его руку, вопреки своим желаниям, и, последовав примеру Рихарда, лег рядом на кровать, закинув голову на мягкую подушку, вдобавок попросил его рассказать что-нибудь – мне было неважно что, я просто хотел слышать его голос и наслаждаться его близостью сейчас. Рихард немного подумал и начал рассказывать мне содержание одной из книг, что он читал в последний раз, пока моя голова аккуратно устроилась на его груди и я прикрыл глаза, облегченно вздохнул и лишь сильнее прижался к нему, ощущая, как его рука осторожно зарылась в мои волосы, едва ощутимо поглаживая по голове. Мягкий лунный свет аккуратно ложился на пол какими-то узорами, проникая сквозь тонкие шторы. Я лежал на кровати рядом с ним и слушал, как его голос повествует мне об одержимости мужчины женщиной, являющейся его пациенткой, которая отказала ему в его низкой просьбе, и тогда он начал преследовать ее, впав в состояние так называемого амока, позволяя своим мыслям и чувствам атрофироваться. Одержимый своей целью, он не замечает ничего вокруг и бежит к ней, пока не умирает.
– Позитивненько, – пробормотал я, разлепив веки и протирая сонные глаза.
– Сам просил рассказать, – тихо рассмеялся он мне в ответ, – А тебе про любовь надо было что ли?
– Давай про любовь, – махнул рукой я, снова прикрывая глаза.
Рихард немного подумал и снова начал свое повествование, на этот раз о судьбе несчастной женщины, любовь которой не нашла отклика в сердце любимого мужчины даже спустя пятнадцать лет. Я все хотел вставить свое «позитивненько», но почему-то просто завороженно слушал и даже не понимал, что понемногу проваливаюсь в сон, окутанный мягким голосом Рихарда и его теплыми руками.
Комментарий к A Time For Us
Речь идет о двух новеллах Стефана Цвейга:
«Амок»
«Письмо незнакомки»
Господа, искренне прошу прощения за какой-то странный флафф в конце, ну вот бывает со мной такое. Давайте насладимся мирным затишьем перед бурей вместе хд
========== Sweet Martha ==========
Лучи солнца, ловко пробравшиеся в комнату и разбудившие в том числе и меня, заливали комнату своим светом, не давая спрятаться от них даже за плотными шторами. Я разомкнул глаза, сощурившись из-за излишней яркости, поэтому не сразу понял, что рядом со мной спит кто-то еще. И этим кем-то являлся не кто иной, как Рихард, который, судя по всему, тоже недавно пробудился ото сна.
– Я что, заснул? – спросил я, тупо уставившись на него, когда понял, что мы вчера действительно провалились в сон и заснули в одной, мать ее, постели. Я ошарашенно глядел на него, такого умиротворенного и домашнего, и я поймал себя на мысли о том, что, если бы не обстоятельства, я лег бы рядом с ним и поспал бы еще.
– Представляешь, я тоже, – ответил он, потянувшись и сладко зевнув, и спокойно продолжил: – Нормальная у тебя кровать, а говорил, что нет.
– Господи, мы опоздаем в… – начал бормотать я, сразу же вскакивая с кровати, когда до меня дошло, что мы должны идти в школу, а, судя по уже высоко поднявшемуся солнцу, времени на сборы осталось крайне мало.
– Мальчики, доброе утро, – в комнату крайне неожиданно зашла Эмили, и я чуть не наебнулся на месте от постепенно приходящего осознания того, что с нами будет через секунду. – Рихард, тебе срочно нужно уходить…
– Эмили, что ты… – в недоумении пробубнил я, наблюдая за ее невероятно подозрительной и спокойной реакцией на то, что она видит. Моя сестра уже была одета в школьную форму и держала в руках чашку с чем-то горячим. Она мило улыбалась мне, оглядывая мою комнату. Я же настолько ахуел, что не мог вымолвить и слова более, просто тупо уставившись на нее.
– Нет времени объяснять, мама уже хотела идти и будить тебя, но я задержала ее тем, что попросила приготовить овсяную кашу и спасла ваши задницы, выиграв для вас какое-то количество времени, – ответила она, обернувшись к двери. – А кашу ты сам есть будешь.
– Как ты… – начал Рихард, который тоже был в шоке не меньше меня.
– Я еще ночью слышала, как ты влез в окно, – спокойно объяснила она, сделав пару глотков кофе, запах которого теперь доносился и до меня. – Закрыла вас снаружи на ключ от греха подальше.
– Поэтому собирайтесь, времени очень мало, – продолжила она, отступив на пару шагов от двери, прислушиваясь к шуму, создаваемому родителями. Мы с Рихардом тупо смотрели друг на друга, даже не моргая. – И, Пауль, сделай менее счастливый вид, выдаешь себя с головой.
– А я тебе говорил, что она мне нравится, – усмехнулся Рихард, приподнимаясь с моей кровати.
– Что за пиздец… – бормотал я, когда мой взгляд метался от Рихарда к Эмили.
– И да, Рихард, тебе придется возвращаться так же, как ты сюда и пришел. Желаю удачи, – улыбнулась Эмили, уже коснувшись ручки двери. – Пауль, не опоздай к завтраку.
– Х-хорошо, – еле выговорил я, смотря вслед уходящей сестре, которая только что действительно нас спасла.
– Буду прыгать, – с воодушевлением сказал Рих.
– Нет-нет-нет, – запротестовал я, глядя на то, как Рихард спокойно одевается и уже затем открывает окно, впуская в комнату немного прохлады. – Никуда прыгать ты не будешь, совсем что ли? Ты можешь себе что-нибудь сломать!
– Увидимся в школе, – лишь промолвил он, улыбнувшись, и действительно прыгнул, блять. Как чертов, мать его, кузнечик. Я же, посмотрев вниз и убедившись в том, что все в порядке и Рихард благополучно покидает территорию моего дома, закрыл окно и в шоке опустился на кровать.
***
Мне было очень сложно скрыть улыбку за завтраком из-за теплых воспоминаний о нашей довольно-таки милой ночи и веселом подъеме утром. Но я, невзирая на то что чувствовал себя лучше всех на свете, сделал вид, будто мне на все плевать с высокой колокольни и вообще я на всех обижен, потому что они смеют управлять моими чувствами и ущемлять мои права, поэтому игнорировал родителей, лишь переглядываясь взглядами с Эм. Я молчал, поскольку в Гамбург мне ехать не хотелось.
В школу же мы пошли с Эмили вместе: я покорно ждал, пока она накрасится, окончательно приведет себя в порядок и наконец соизволит пройтись по утреннему парку вместе со своим братом. И вот, через полчаса нудных сборов, сопровождающихся вопросами: «А это нормально?», «А это не полнит?» или «Может, другие тени?», мы с сестрой выдвинулись в направлении школы. Как только мы покинули квартиру, я обнял ее, крепко прижав к себе, и еще раз поблагодарил за то, что она сегодня сделала для нас, не позволив спалиться. Сам не понимаю, как мы вчера уснули, но вот так получилось, и если бы не Эмили…Черт знает, был бы я сейчас в этом городе.
Все же я не до конца понимал, что именно движет ей: любовь ко мне и желание помочь или же какие-то личные мотивы? Вот так нелепо и странно все произошло, но благодаря этому еще одним человеком в моем окружении, который полностью меня поддерживал, стала моя сестра. Удивительно, как всю сознательную жизнь мы не давали друг другу покоя, а тут вдруг сдружились буквально за один день. Все-таки она выросла… И не только физически, но и психологически тоже. Понимает уже, что такое отношения между людьми, и, к счастью для меня и сознательных граждан, делает правильный и достойный выбор.
В школу я шел ускоренным шагом, нет, бежал: так сильно хотелось увидеть ребят и спросить, что же там такого нового и интересного, и, конечно же, посмотреть на этот чертов день Святого Валентина.
Все вновь было украшено, в глаза бросались надувные шарики розового и красного цветов, а на входе в школу две девочки с крыльями ангелочков раздавали открытки-валентинки. В школе царила никакими словами не передаваемая атмосфера праздника, который всю жизнь был чужд мне. Ну что это за праздник такой? Это скорее праздник у тех, кто продает цветы, открытки и плюшевых мишек. А что, такая прибыль и всего за один день! Можно здорово разбогатеть.
За первые три урока я получил гору валентинок от неизвестных отправителей, и вообще это время прошло в какой-то странной беготне, потому что из-за суеты учителей мы практически ничего не делали, а на истории с Рихардом так вообще посвятили все время подрисовываю рожек различным правителям, чьи портреты находились в учебнике. После третьего урока должна была состояться торжественная линейка, где я не был ни разу за одиннадцать лет, поэтому, как и сознательная половина школы, решил благополучно проебать это дело и выйти покурить с Рихардом, но не тут-то было.
– Пауль, привет, я соскучилась, – Рита обняла меня, как только я вышел из кабинета физики и хотел направиться к выходу из школы. В нос сразу ударил этот приятный малиновый парфюм, которым она обычно пользовалась, и я с сожалением подумал о том, что сейчас я разрушу эту чудесную идиллию, если вообще смогу это выговорить. – В этот знаменательный день я хочу тебе кое-что преподнести.
– Рита… – снова начал я, пытаясь настроить ее на хотя бы какое-то подобие разговора, но девушка лишь лучезарно улыбалась и словно не слышала меня.
– Я приготовила тебе кое-что, здесь… – снова бормотала она, сжимая в руках пеструю коробочку.
– Рита, послушай, – перебил ее я в который раз.
– Подожди, я скажу сначала, мне…
– Нам нужно расстаться, – не выдержал я и наконец сказал это. Три слова, а сколько всего поменялось в ее лице и в лицах людей вокруг, которые даже притихли, прислушиваясь к нам. Сколько же легкости я испытал, когда они наконец слетели с моих губ!
– Что? – спросила она, нахмурившись.
– Понимаешь, я не тот человек, который тебе нужен. Я верю, что такой еще найдется и вы будете действительно счастливы, но это буду не я, потому что я влюблен в другого человека, – спокойно, на одном выдохе произнес я эти слова. Я говорил искренне и почти правду с надеждой на то, что меня поймут, но разве какая-то искренность может унять боль человека, даже если он знает о моей честности? Все еще ощущая себя персонажем-сердцеедом какого-то сериала, я внимательно смотрел на застывшую от шока Риту. Да, согласен, беды ничего не предвещало, и у меня даже не было повода ее бросать! Выглядела она всегда хорошо, следила за собой из-за меня, в постели тоже могла показаться находкой для любого. Хотя у нас и был-то секс всего один раз, но этого мне хватило, чтобы понять, на что она способна. Хоть мне это ничего и не давало. Все же в людях я ценю не это.
– Рита? – тихо переспросил я, когда понял, что девушка впала в ступор, глядя буквально сквозь меня. Я помахал рукой у нее перед глазами, но она лишь молчала и смотрела в одну точку, и тогда я заметил, что на глазах Риты навернулись слезы. Я не знаю, что я хотел сделать: обнять, успокоить – не знаю, но, когда я ступил к ней ближе, она ни с того ни с сего залепила мне хлесткую пощечину, и я клянусь, что чуть не упал от такого резкого и довольно сильного удара. Щека просто горела, нет, пылала, и я, прислонив к ней свою холодную ладонь, выжидающе смотрел на Риту и ждал ее дальнейших действий. Вполне заслуженно.
– Как ты… как ты мог? – ее губы дрогнули, и она прошептала это очень тихо, словно и не хотела, чтобы я услышал.
– Я…
Еще секунда, и девушка, последний раз ненавистно посмотрев на меня, кинула на пол подарок и валентинку и побежала в сторону женского туалета, захлебываясь в рыданиях. Ну блять. Я поднял коробку с пола и огляделся по сторонам: все смотрели на меня, разинув рот, перешептывались, кто-то из девчонок побежал успокаивать расплакавшуюся Риту, а я стоял как идиот и беспомощно пялился на людей, обсуждающих нас.
– Что ты ей такого сказал? – спросил меня Рихард, подошедший ко мне практически сразу.
– Правду, – только и ответил я, потирая щеку, которая горела все сильнее.
– Зачем же ты сейчас разбил девушке сердце? – протянул Тилль, обнимая резко погрустневшую Катрину за талию.
– Чтобы не делать этого потом, – отчужденно пробормотал я.
– Ты бросил девушку в день всех влюбленных? – робко спросила меня стоящая рядом с ним Катрина. – Это немного жестоко…
– На дискотеку идете? – вклинился между всеми нами как всегда веселый Шнайдер.
– Не знаю, – кротко отозвался я, все еще потирая свою многострадальную щеку, и Тилль, похлопав меня по плечу, удалился с Катриной прочь.
Мне почему-то было стыдно смотреть в глаза Рихарду, учитывая, что все это происходило на его глазах, да еще и половина лица у меня была красная, и выглядело это, мягко говоря, не очень. Когда все зеваки, наблюдавшие за нашим с Ритой бурным разговором, наконец разошлись и прозвенел звонок на четвертый урок, а шум сменился ожидаемой тишиной, мы с Рихардом завернули в пустой коридор и сели на скамейку у учительской.
– Пауль, – мягко позвал меня он, когда я отвернулся в сторону, не открывая руки от своей пылающей щеки. – Покажи мне свое лицо.
Я правда старался сделать так, чтобы он не видел этого, и пытался вовсе не смотреть на своего друга, но у меня это плохо получалось. Особенно после его просьбы.
– Нет, – буркнул я, еще сильнее отворачиваясь от Рихарда, но в следующую секунду его ладонь мягко накрыла мою руку и осторожно отодвинула её в сторону.
– Вот зараза, – с какой-то злостью в голосе пробормотал он, внимательно изучая взглядом мое лицо. – Так бы догнал и прочитал полезную лекцию о том, что нельзя бить людей, блять. Сильно она тебя…
– Я заслужил, – тихо отозвался я. Рихард тяжело вздохнул и лишь отрицательно покачал головой.
– Заслужил? Да никто не заслужил, чтобы его били, – он аккуратно провел тыльной стороной ладони по моей щеке и, придерживая мой подбородок большим и указательным пальцами, мягко повернул мою голову к себе, и я стыдливо отвел глаза, покорно подчиняясь ему. – Что бы он ни сделал.
– Сильно больно? – снова переспросил он меня, в то время как я молчал подобно немому, не в силах выдавить из себя ни слова из-за какого-то неожиданного и глупого стеснения, вызванного такой приятной близостью. Я наконец поднял на него глаза и просто не смог не улыбнуться, пораженный тем, с каким волнением он на меня смотрел. При дневном свете, в отличие от того, что было ночью, я мог отчетливо видеть его лицо, такое родное для меня лицо, обладатель которого стал для меня всем за последние полгода.
– Теперь нет, – я еле заметно улыбнулся, смущаясь под его взглядом. Он все еще гладил меня по щеке, и боль действительно уходила, сменяясь легкими и мягкими прикосновениями Рихарда, которые всегда так успокаивали меня.
– Сколько у тебя там валентинок? – неожиданно спросил меня он, кивнув на сжатые мною в руках открытки и Ритину коробку.
– Двенадцать, – сразу же ответил я, потому что уже успел подсчитать их на алгебре. – У тебя?
– Тридцать, – равнодушно бросил он.
– Лжешь… – пробормотал я, наконец подняв на него глаза. – Правда, что ли?
Тот лишь кивнул, поджав губы.
– Популярность, – задумчиво протянул я, понимая, что Рихарда действительно в школе знают все.
– Она мне не нужна, – в ответ сказал Рихард. – И эти клочки бумаги тоже.
– Знал бы ты, как чертовски прав, – ответил я.
– Я знаю, Пауль.
***
Снег на улице постепенно начинал таять, а солнце, которое всю зиму не грело и просто тускло висело на горизонте для картинки, теперь светило прямо в глаза, и по дороге в школу я подумывал о том, что неплохо было бы купить себе солнечные очки, а то наебываться из-за скачущих в глазах узоров после длительного залипания на солнечный свет уже стало образом жизни, а разбитые коленки моими вечными спутниками.
Високосный год, а это значит, что до конца февраля остается всего лишь две недели, которые я, как всегда, проведу без какой-либо пользы. Впервые за долгое время я зашел в школу и вздохнул спокойно. Я нашел в себе силы и сказал Рите правду. Ну или почти правду. Как бы то ни было, я был просто невероятно счастлив тому факту, что наши с ней «отношения» больше не являются достоянием общественности и мне не нужно краснеть перед своими друзьями за грязные слухи, которые о нас распускают. Я ощущал, будто наконец искупил свою вину перед Рихардом за это. Конечно же, он никогда не говорил мне об этом, да и зачем? Разве он станет… Но раздражение в его голосе и ненависть во взгляде, когда девушка подходила ко мне, ему не удавалось прикрыть ни своей невозмутимостью, ни непоколебимой гордостью.
Все же я был благодарен Рите в каком-то плане. Она меня немалому научила, помогла разобраться в себе и признать то, что честность и искренность в отношениях с людьми, которые тебя окружают, – это фундамент для абсолютного доверия. Все же мне было немного стыдно перед ней, но я скрыто надеялся, что эта история и ее чему-то научила. Вот только теперь Рита смотрела на меня очень странно: это была не ненависть или злость, а скорее любопытство. И я чертовски боялся, что она что-то задумала.
– Остается не так уж и много времени до конца урока, – пролепетала фрау Бергер, окинув всех нас довольным взглядом. – Поэтому поговорим о выпускном. В частности, о танцах. С девушками у нас все отлично, а вот юноши в меньшинстве.
