Текст книги "You're All I Want (СИ)"

Автор книги: Paula.M.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

«Ландерс, это все ты» – эти слова словно вырвались из глубины моего сознания и наконец-то были сказаны. Я чувствовал себя лучше.

Я отлично помню, как вытянулось в удивлении его лицо и губы дрогнули в немом вопросе: «Что?». Мы быстро покинули помещение и почему-то не нашли лучшего места для прогулов, чем мужской туалет. Я был зол на себя, на Томаса, на Пауля, который смотрел на меня с этим ангельским выражением лица. Позже я благодарил Бога за то, что Пауль не открыл эту дверь на десять минут раньше и не увидел, как Томас делает мне минет.

«О, Пауль» – произнес я, расплываясь в идиотской улыбке. Он вновь стоял передо мной: такой живой, искренний и настоящий, с изумленными от увиденного глазами, а я был просто его чертовой противоположностью с грязными мыслями и помыслами, и мне было за это стыдно. Через секунду он рванул с места и исчез из помещения, но я был слишком пьян, чтобы понять, что я натворил.

Протрезвев на следующий день, я понял, что так больше продолжаться не может. Я устал, я так больше не могу. Прикосновения Томаса и его взгляды стали в один день мне противны, потому что тяга к другому человеку усиливалась с каждым часом, и я не нашел решения лучше, чем порвать с ним. Но я не учел одного: он действительно сильно ко мне привязался и для него это был удар ниже пояса, за который он решил мстить мне, подкараулив меня в один из дней около школы со своими друзьями. Он наплел им, что я отбил у него девушку. Я не стал говорить им правду, и изо всех сил старался отбиваться, но друзей Брауна было больше. Позже он валялся у моих ног, умоляя его простить, но я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей пустоты.

Томас не был плохим человеком, я никогда не стремился сделать его таким, но воля случая и его чувства ко мне сделали все сами. И я вполне мог сказать, что я получил за дело. Я нагло использовал его в своих целях, не считался с его чувствами и обращался с ним как с куском дерьма. Впрочем, очень на меня похоже.

«Рихард, он мой друг, помоги ему».

Когда Тилль обратился ко мне с весьма странной просьбой, я даже не знал, что мне делать. Все это время я старался держаться от Пауля подальше для его же блага, чтобы не сказать лишнего, не взглянуть на него как-то не так или же просто не сорваться и не рассказать ему все, но мы с ним словно жили в разных мирах, и, наверное, он бы мне даже не поверил. Но я решил согласиться. А что бы я потерял? Ничего. А мог бы даже обрести. В душе теплилась скупая надежда на то, что узнав Пауля поближе, мои чувства угаснут, а со временем и вообще сойдут на нет.

Тилль умоляющего смотрел на меня, и эта жалость во взгляде просто выводила из себя: он не мог оторвать глаз от результата моей драки с друзьями Томаса, и, если честно, я согласился только для того, чтобы он уже перестал так смотреть на меня и оставил меня в покое.

«Я согласен». – эти слова, адресованные Паулю и начали менять все вокруг меня.

В тот же день мы начали заниматься химией. И, черт возьми, как же сильно я ошибался и в этом парне, и в себе самом, наивно полагая, что немного пообщавшись с ним ближе, я перестану смотреть на него так, как вовсе не должен. Когда я ощутил, каково это быть его другом, каково это ловить на себе внимательный взгляд и быть нужным этому человеку, я понял, что дороги назад у меня уже нет. Этот день стал неким разделением моей жизни на «до» и «после». Все мосты в моем сознании были сожжены.

Я впервые понял, как приятно находиться в его обществе, быть частью его жизни, пусть даже незначительной, даже если он все еще смотрел на меня с недоверием и страхом, которые пробуждали во мне чертово чувство вины. Я вел себя как полный идиот, издевался над ним, брал его вещи и каждый день придумывал все новые изощренные издевательства для того, чтобы не смотреть правде в глаза. Потребовалось колоссальное количество времени, чтобы понять, что я просто испугался сам себя. Первым человеком, которому я сказал об этом, стал Тилль. Это случилось незадолго до того, как тот попросил меня о помощи для Пауля.

– Он тебе нравится? – спрашивает Тилль, чуть щурясь от осеннего солнца. Я, устало выдыхая, вглядываюсь в даль еще зеленого парка. Мы не спеша идем по аллее: Тилль направляется на тренировку, а мне необходимо как можно быстрее быть дома, чтобы готовиться к химии.

– Нравится… – стараюсь отвечать без особой интонации, не вкладывать в этот глагол никаких чувств, не говорить о Пауле с этой улыбкой, но мой процветающий вид просто выдает меня с головой, и Тилль чуть улыбается, осторожно взяв тлеющую сигарету из моих рук и делая затяжку. Я молча наблюдаю за его действиями и стараюсь не возмущаться по поводу того, что он спортсмен и ему нельзя курить. Но тот с задумчивым видом снова затягивается и возвращает сигарету мне.

– Это заметно, – изрекает Тилль с видом во всем уверенного человека, – Но ты же не хочешь испугать его? Не хочешь, чтобы эта новость свалилась на него как снег на голову?

– Но что мне тогда делать? – растерянно произношу я с таким отчаянием в голосе, что сам удивляюсь своей слабости. Нет, так больше продолжаться не может. И я сам не понимаю, почему он мне нравится.

– Ничего, – в ответ Тилль лишь разводит руками, и я уже почти начинаю возмущаться, – Будь рядом. Стань ему другом. Лучшим. Только пообещай мне, пожалуйста, что не впутаешь его в какое-нибудь дерьмо, Рихард.

– Я обещаю, – серьезно произношу я, останавливаясь, и зачем-то повторяю это снова: – Обещаю.

Это гребаное чувство зрело во мне все эти годы, оно ожидало чего-то, создавало приятное ощущение тепла в моей груди, но в то же время изводило меня. Я сам не заметил, как мы стали общаться ближе, но внутренняя борьба во мне все еще продолжалась, и лишь обострялась с каждым днем. Этим и объяснялись скачки в моем настроении, когда я находился рядом с Паулем: я мог любезно говорить с ним, а через несколько секунд послать его нахуй, задеть или сказать что-то совсем лишнее. Я видел, как он злился, недоумевал и вообще не понимал, что происходит со мной и в чем он виноват в очередной раз, и из-за этого я еще больше корил себя за то, что причиняю ему боль.

«Я хотел извиниться» – даже не знаю, как у меня хватило сил и храбрости, но в конце очередного нашего занятия я все-таки смог сказать это. Пауль стоял напротив меня и даже не двигался. Видимо, для него, как и для меня, мои же слова стали огромной неожиданностью. Пауль чуть улыбнулся и протянул мне руку для рукопожатия. Покинув его квартиру, я молча сполз по стене подъезда, закрывая лицо руками и просидел так несколько минут. Невероятно. Этот человек заставил меня переступить через себя, заставил меня выдавливать из себя какие-то извинения, сам того и не понимая. Но мысль о том, что я сделал огромный шаг ему навстречу, заставляла меня ликовать.

После этого дня изменилось вообще все. Мы стали вместе ходить в школу, сидеть рядом не только на химии, но и на остальных уроках, но я все удивлялся, как он смог меня простить и простил ли вообще? Я понимал, что его взаимность – это лишь видимость, иллюзия, которая никогда не станет реальностью, потому что Паулю нравятся девушки. И это я отлично понял, когда Маргарита позвала его на свой день рождения, а я нагло навязался в качестве компании. Я был просто вне себя от ярости, когда наблюдал за тем, как они мило беседуют и Рита протягивает ему бумажку с ее адресом и телефоном. Я старался совладать с собой и держать язык за зубами, но в тот же день во время обеда я сдался.

– Мне…да мне все равно. Она вроде ничего такая, да и отказывать неудобно, – произносит Пауль, доедая свой салат, и я многозначительно хмыкаю в ответ.

– Ей тоже, – еле слышно отвечаю я, и сразу же хочу ударить себя по лбу.

– Ты о чем? – Пауль вопросительно смотрит на меня своими прекрасными глазами, но я не ведусь на провокацию, и отчужденно отвечаю:

– О безотказности твоей Риты.

Его слова о Рите разразились громом в моей голове и в груди что-то предательски кольнуло. Неужели тебе нравятся такие, идиота ты кусок?

Я сдерживал себя, как мог, но в один момент мое терпение куда-то улетучилось и я почти признался ему.

– Что случилось? – он подходит ко мне слишком близко, несмотря на то, что сигаретный дым чертовски бесит его. Я молчу, долго разглядывая лицо Пауля, но затем отвечаю довольно странную вещь:

– Не знаю.

А ведь я действительно не знаю. Я не знаю, что мне делать, когда вокруг него вертится эта курица, когда я ему интересен только как друг и гребаный репетитор по химии, будь она проклята.

– У тебя какие-то проблемы? – вежливо интересуется он.

Да. Ты – моя проблема, Пауль.

– Ты правда хочешь знать? – я оборачиваюсь к нему, отрывая взгляд от окна. Тот почему-то смущается, стараясь не смотреть мне глаза. На секунду мне кажется, что он тоже испытывает что-то ко мне, но я лишь усмехаюсь про себя, прекрасно осознавая, что все это бред.

– Ну…да.

– Я давно хотел сказать. Просто не было подходящего момента, хотя, наверное, этот тоже не очень подходящий… – я что-то бормочу, разглядывая пол, но потом понимаю, что для того, чтобы описать мои чувства, еще не придумали слов. И никогда не придумают, потому что это невозможно описать даже самыми красочными словами в нашем языке.

– Так… и? – нетерпеливо произносит он в ответ на мое откровение.

– Короче, я просто… Это, наверное, странно. Нет, слишком сложно, но это так, – решительно заявляю я, – Да, я должен это сказать. Пауль, я…

Я до сих пор благодарен тому самому звонку, который вынудил меня схватить свою сумку и пулей вылететь оттуда. Еще неизвестно, что бы я сказал и чем бы это кончилось. Этот момент явно не был подходящим. И даже позднее я такого не нахожу. Я громко хлопнул дверью, оставляя растерянного Пауля позади себя. Тряпка.

Придя рано утром в школу на следующий день, я столкнулся с Томасом в дверях туалета четвертого этажа и тот попросил меня о разговоре. Он умолял меня вернуться, говорил о том, как я ему нужен, но я только усмехался ему в лицо, еще больше раздражаясь из-за его слов. Последней каплей стали его слова о Пауле.

«Он не любит тебя». – произносит стоящий напротив меня парень. Про себя я подмечаю, что он хорош собою, но это не то, что мне нужно.

Сердце предательски стало стучать сильнее. Показываю Брауну средний палец и через несколько секунд скоропостижно покидаю помещение, желая побыстрее увидеть Ландерса. Какая разница? Не любит? Знаю. И мне все равно.

Я считал, что Пауль ничего не испытывает ко мне ровно до того самого момента, пока случившееся на дне рождении Маргариты не вылилось во что-то более глобальное. Всю дорогу до пункта назначения мы ехали молча: я видел, что Пауль хочет что-то мне сказать, но видя мое странное настроение, не решается. А я думал о нем, о так и не произнесенных словах и о Томасе, который теперь вызывал у меня только неприязнь. К сожалению, и этот человек был на том празднике жизни, поэтому я не мог снова не поговорить с ним на улице.

Мы стоим неподалеку от дома, курим и говорим на отвлеченные темы, но меня не отпускает взгляд карих глаз, смотрящих на меня как никогда откровенно.

– Я люблю тебя, – он резко разворачивает меня к себе за плечо, и я чуть пошатываюсь от количества выпитого алкоголя. Усмехаюсь.

– А я люблю трахаться, – равнодушно отвечаю я, расплываясь в довольной улыбке.

– Рихард… – сдавленно бормочет он, но я делаю пару шагов назад и этим самым показываю, что я не хочу иметь с ним ничего общего не только сейчас, но и вообще. Ненавижу, когда он произносит мое с имя с этой интонацией.

– Ты – это просто хороший секс, понятно? – спрашиваю я, вскидывая брови. Эти слова глубоко задевают его, и он тяжело вздыхает, пытаясь возразить:

– Но… – Томас берет меня за руку, а я настолько не хочу видеть его сейчас, что просто схожу с ума на долю секунды.

– Не прикасайся, блять, ко мне, – возмущенно произношу я, и спешно отдаляюсь от дома Риты, в надежде хоть немного побыть в одиночестве, но этому так и не суждено произойти. Пауль подходит ко мне со своими вопросами в очень правильное время.

– Привет, – глупо произносит он, улыбаясь, – Чего один тут?

– Внутри слишком шумно, – лгу. Нет, Пауль, я просто стараюсь не находиться рядом с тобой, чтобы окончательно не слететь с катушек.

– Да, понимаю, – отвечает он, – Рихард, мы можем поговорить несколько минут?

– Да хоть всю ночь, – говорю я, кивая.

– Кем тебе является Томас? И в чем я, черт возьми, виноват? – спрашивает он, и я бросаю окурок себе под ноги. Не могу больше.

– Пауль, – начинаю я, и делаю пару шагов вперед, – Ты ни в чем не виноват.

Он стоит слишком близко. Настолько близко, что я задыхаюсь от одного лишь осознания этого факта. Вот он – предел всех моих мечтаний и мыслей. Мне дико хочется поцеловать его, прикоснуться к этим губам, рассказать обо всем, что происходит в моей душе, но я лишь криво усмехаюсь, продолжая наслаждаться его смущением, и это еще больше сводит меня с ума. Пауль что-то бормочет, а я продолжаю улыбаться, глупо глядя на него. Я уже ничего не соображаю, и произношу одну единственную фразу, нагло перебивая своего собеседника:

– Мне тоже хочется.

Все. За одну секунду я преодолеваю чертовски маленькое расстояние между нашими губами и наконец целую. Все, что я представлял себе в черно-белом формате, вдруг окрашивается в яркие цвета, взрывая мое сознание. Я смутно осознаю, что целую человека, которого по-настоящему хочу целовать. И не только сегодня, а вообще всегда. Я притягиваю его чуть ближе, чувствуя, как он отвечает на мои действия и что-то резко замыкает в голове: неужели он тоже этого хочет? Но через несколько секунд Пауль просто отталкивает меня и практически бежит в сторону шумного дома. Ну вот, блять, довыебывался, Рихард.

Я долго смотрю ему вслед, а по пути в дом нахожу Пауля на земле и через некоторое время понимаю, что он отключился. Незамедлительно мы покидаем вечеринку под возмущения Оливера о том, что машину все-таки надо вернуть.

– Я надеюсь, ты ничего ему не сказал? – спрашивает меня Тилль. Мы едем по ночной трассе, которая, несмотря на столь позднее время, достаточно оживлена и Оливер то и дело просит нас помолчать, чтобы не мешать ему вести машину.

– Я похож на мудака? – раздраженно отвечаю я. Пауль спит рядом со мной. Его голова лежит у меня на коленях.

– Ну, если честно, немного есть, – шутит Линдеманн.

– Да пошел ты, Тилль, – отмахиваюсь я, стараясь все же перейти на шепот, – Разбудим его еще…

Конечно, я оставил Пауля у себя, но определенно не знал, что ему сказать. В итоге я соврал, что ничего не помню, сам был в жопу пьяный и даже не помню, как добрался до дома. Удивительно, но Пауль ответил мне тем же, и я наконец успокоился. Но я еще не знал, что это было началом своеобразного конца. Черт меня дернул пойти к нему в гости на следующий день. И почему я сразу не заподозрил в его словах что-то не то?

– Я понимаю, что ты не помнишь, но в тот вечер ты поцеловал меня, – неловко произносит он, отводя глаза в сторону.

Ты тоже струсил, Пауль. Я понимаю, что терять мне нечего и даже если это наш последний разговор, я должен взять от него все, что могу и поэтому снова просто целую его. Опять притягиваю хрупкое тело еще ближе к себе, аккуратно скользя ладонью под его рубашкой, и Пауль рвано выдыхает через нос, целуя меня в ответ. Мне просто сносит крышу. Я снова касаюсь его и чувствую, как тот начинает дрожать. В конце концов, он отталкивает меня и спрашивает зачем я это сделал, но мне нечего ответить.

– Рихард, я не гей! – кричит он в порыве ярости, отодвигаясь от меня на другой край кровати.

– Я тоже, – честно отвечаю я.

– Уходи, – произносит он, и я уже начинаю волноваться.

– Пауль, ты ничего не знаешь, – взволнованно говорю я, но тот лишь мотает головой в ответ, отдаляясь от меня.

– Уходи из моей квартиры, – снова настойчиво и убедительно говорит Пауль, но я придвигаюсь чуть ближе, выставляя руки перед собой.

– Пауль… – умоляюще шепчу я его имя.

– Уходи.

Тогда я отправился домой в растерянных чувствах. Теперь отказали мне, а не я кому-то, как это обычно и бывает. Были задеты не только мои чувства конкретно к этому человеку, но и чертово больное самолюбие, которое тогда и затмило мой разум. Да что ты о себе возомнил, Ландерс?

Выход я нашел быстро, правда, снова поступил как полный идиот. Кейт из физико-математического класса была не против подыграть мне, тем более я отлично знал, что она уже давно хочет меня трахнуть, поэтому на перемене мы разыграли отличный спектакль перед моими одноклассниками. Но, безусловно, эта страстная сцена была предназначена лишь для одной персоны, которая так растерянно и недоумевающе смотрела на меня в тот момент.

«У меня есть девушка, и я ее люблю».

Так противно и мерзко я не чувствовал себя еще никогда. Наверное, большей лжи я и не произнес за всю свою жизнь. Я понимал, что снова загоняю себя в эту гребаную клетку, но мне вновь не хватало смелости и сил говорить с ним, поэтому я решил сделать вид, что все это несерьезно.

«Я хотел тебя трахнуть, но, как видишь, у меня не получилось». – я наклоняюсь прямо к его уху, чтобы произнести эти слова.

Пауль сжался от моих слов. И, конечно же, поверил. Я не мог сказать, что солгал тогда, потому что мне действительно этого хотелось, но это желание было обусловлено чем-то другим. Все же, я старался не думать о слове «любовь», всячески отрекаясь от этой романтической хуйни, которую люди себе сами придумали и в тот же вечер пришел к Томасу. Видимо, Пауль решил сделать то же самое, и стал встречаться с этой чертовой шлюхой.

Время шло, но теперь, зная о том, что у нас могло бы что-то быть, и я сам все разрушил своими же руками, мне было еще тяжелее, чем прежде. Казалось, Пауль и Рита были повсюду, но я просто закрывал на это глаза и старался вести себя как прежде, чтобы сделать вид, что меня невозможно задеть такой ерундой, но постоянное нахождение Пауля в школе не давало мне этого сделать.

– Мне абсолютно наплевать, с какими ты там шлюхами водишься, – говорю я со всей злостью, что вообще есть во мне. Их связь невероятно раздражает меня, и мне дико и странно это признавать, дико ревную.

– Рита – не шлюха, – настойчиво произносит он.

– Да ладно? – нагло перебиваю его, разворачиваясь, – Спроси у своей подружки, с кем она была до тебя.

– Не смей больше так говорить о ней, иначе я расскажу всем, что… – угрожает мне Пауль, но на каждую его фразу я могу дать отпор.

– Расскажешь всем, что у тебя встал, когда мы целовались? – усмехаюсь ему в лицо. Не знаю, насколько это правда, но мне хочется верить, что мои слова являются правдой.

– Что ты, блять, несешь? – возмущается он в ответ, практически срываясь на крик.

Тогда я нервно усмехнулся и пошел прочь из класса. А вдруг я прав? Пауль злился. Это было весьма мне понятно, но было в его голосе еще что-то…какая-то неуверенность, желание и вместе с тем отчаяние. Я не мог этого не заметить. Я пытался убедить Пауля в том, что Рита не та, кем хочет казаться, что она ему не пара и вообще пора бы завязывать со всей этой грязью, но он не хотел даже слушать моих пламенных речей, и я уже жалел о том, что все так получилось. Я, блять, скучал по нему, а вместо этого проводил целые вечера с Томасом, лелея свое чертово самолюбие.

«Один человек всегда любит, а другой пользуется его любовью».

Так я и думал, когда мы с Томасом были вместе. После той вечеринки у Риты мы серьезно поговорили, и я объяснил ему, что больше у нас ничего не может быть. Но мы остались лучшими друзьями. Лучшими друзьями, которые иногда целуются и спят друг с другом.

Я искренне хотел снова быть рядом с Паулем, но в то время не имел возможности даже поздравить его с совершеннолетием. Меня хватило лишь на один широкий жест: я подарил ему гитару, которую он так давно хотел.

Рождество все приближалось, а я все еще не мог наладить с ним отношения, хотя видел, что он стал иначе смотреть на меня и мы даже стали снова разговаривать. А в вечер дискотеки и меня и его пробрало на откровенные разговоры.

– Рихард, я честно устал. Сначала ты ненавидишь меня, и время от времени доводишь до истерики. Затем каким-то неведомым образом мы становимся друзьями, и тогда… происходят довольно странные вещи. Дважды. Затем ты просто отталкиваешь меня и снова ненавидишь. Недавно мне казалось, что я знаю тебя настоящего, но сейчас я растерян и обескуражен. Я тебя совсем не знаю. И я не могу понять, какой ты на самом деле, – произносит он на одном выдохе, и я с ужасом осознаю, что он прав во всех своих суждениях.

– Я не понимаю, что ты… – отнекиваюсь я, но Пауль перебивает меня.

– Ты все понимаешь, но сам будто не хочешь узнать себя настоящего.

– То, что было между нами – ошибка, – зачем-то лгу я.

– Ошибка? – возмущается Пауль, – А это тоже ошибка? – он придвигается чуть ближе и целует меня, но я собираю остатки разума в кулак и отстраняюсь, а затем покидаю помещение.

– Да.

Дурак, идиот и самая последняя на свете сволочь. И зачем я это сделал? Чтобы успокоить свою гордость?

Нет, я этого хочу, хочу! И я пойду к нему домой. Я, конечно, тот еще кретин, но проебать свое счастье во второй раз из-за своей же тупости, глупых страхов и предрассудков, слишком даже для меня. Как только я увидел Пауля в тот день, такого измученного, бледного и с синяками под глазами, я даже не мог длительное время смотреть на него. Так больно мне было. Но прекрасно понимая, что в этом лишь моя вина, и я уже заебал его своим загадочным поведением, я прошел в его комнату, чтобы выдавить из себя все слова, которые вообще могу. Слова, которые значат для него действительно много.

«Иногда мне хочется, чтобы меня поняли. И только ты понимаешь. Я знаю, что тебе кажется, что ты недостаточно хорошо знаешь меня и некоторые моменты в моей биографии тебя настораживают, но я не хочу терять тебя из-за этого».

Я готов был повторить это еще сотню раз, если Паулю будет этого недостаточно. В тот момент мне было плевать, что это звучало сопливо и глупо, но по-другому я не умел, да и не должен был.

Я чертовски волновался, хотя еще неизвестно, кто из нас переживал больше. Я шел домой в тот вечер, а в моей голове крутился лишь один вопрос: мы теперь пара? Пара, блять, невероятно просто, до чего же глупое слово. Но как тогда описать то, что происходит?

Когда я подходил к школе на следующий день, Томас, как и всегда, курил у дверей и предложил составить ему компанию. Соответственно и в классе мы появились вместе, но такой реакции Пауля я не ожидал. Он меня ревновал, и это было понятно. И приятно. Грело мое чертово самолюбие.

– Знаешь, это немного смущает, – ехидно говорю я во время урока, краем глаза замечая, что он внимательно смотрит на меня уже несколько минут. Пауль сразу же отворачивается и краснеет, а я просто не могу не насладиться этим моментом.

– Я, – бормочет он, все еще избегая прямого зрительного контакта, – Я не…

– Расслабься, – шепчу я прямо ему на ухо, и Пауля нехило передергивает и он отворачивается к окну.

Сжимая в руке почти пустой стаканчик с кофе, я забрался на мягкий диванчик с ногами, в очередной раз глядя в окно. Вот так значит, да? Кто бы мог подумать, что из-за моей тупости ты умираешь. В приемной начало бурного рабочего дня: то и дело шныряют медсестры и врачи, ходят пациенты из общих палат, пахнет лекарствами и еще чем-то непонятным, присущим только этим чертовым больницам. Я чуть улыбнулся, вспоминая, как мы проходили медицинский осмотр в школе. Тогда мы только начали привыкать друг к другу, шарахаться от малейших прикосновений и краснеть от взглядов. Ну, по крайней мере, так было у Пауля. Я настолько привык не показывать свои эмоции, что не позволял ему полностью завладеть моим разумом. Я даже не мог расслабиться, постоянно ждал какого-то подвоха или предательства, хотя и понимал, что он этого никогда не сделал бы.

Мы неспешно зашли в кабинет и стали раздеваться, и все бы ничего, если бы не Пауль с его чертовыми взглядами. Мне всегда нравилось, что на меня смотрят, и, да, я хотел, чтобы на меня смотрели, но этот человек просто прожигал во мне ебаную дыру своими глазами. Конечно, Ландерс и представить себе не мог, что я все вижу, но хорошо развитое боковое зрение еще никто не отменял, поэтому я заметил все его эмоции: и закушенную от нервов губу и бегающий взгляд. Но этим Пауль и вынудил меня посмотреть на него. Два года я все представлял себе, что он прячет под этими вязанными его матерью свитерами, фланелевыми рубашками и потертыми джинсами. И, надо сказать, он прятал это зря, потому что я готов был повалить его прямо на стол медицинского кабинета и сделать с ним нечто очень неприличное.

В тот же день я слышал разговор Пауля с психологом. Сначала я злился, недоумевал и все отрицал в своем сознании, но где-то в глубине душе осознавал, что эта милая девушка видит меня насквозь, даже не зная лично. Мне просто хотелось быстрее забрать оттуда Пауля, чтобы она не наговорила ему ничего лишнего и не дала какие-нибудь глупые советы. А я и сам не понимал: хочу ли я подпустить его слишком близко к себе? Надо ли? Уверен ли я в нем?

Все мои проблемы заключались в том, что я испытывая к Паулю сильнейшие чувства, и старался не отключать свое сознание и думать, а, как известно, если дело касается любви, то совместная работа чувств и мозга невозможна.

К счастью, в тот вечер чувства все-таки взяли верх над уже мутным сознанием, и я просто поддался мимолетному порыву и поцеловал его так, как давно этого хотел. На улице было очень холодно, мы с ним промокли до нитки, и когда уже собирались прощаться, я просто притянул его к себе. Так жарко и холодно одновременно мне больше никогда не было.

– Ну, до завтра, – еле слышно говорит он, чуть подрагивая от холода. Я нахожу это чертовски милым и не могу сдержать улыбки, даже несмотря на то, что я насквозь промок из-за дождя, холодные капли которого забираются за шиворот и стекают по спине, сея неприятную дрожь по всему телу.

– Да, – бормочу я ответ, и подхожу ближе, чтобы сделать то, что я так давно хотел. Я наконец целую его, удерживая одной рукой за поясницу, чтобы тот не имел возможности вырваться, но Пауль даже не пытается и лишь подается вперед, отвечая на поцелуй. В эту секунду я просто закрываю глаза и наслаждаюсь этой близостью, стараясь запечатлеть этот момент в своей памяти как можно четче, чтобы потом вспоминать, снова чувствовать и переживать. Я начинаю немного волноваться, как только чувствую, что Пауля пробирает адская дрожь и мы, тяжело дыша, наконец отрываемся друг от друга.

– Тебя трясет всего, – взволнованно шепчу я, – Пауль? Скажи что-нибудь, эй?

– Холодно, – бормочет он.

– Простудишься, – произношу я в ответ, снова понимая, что еще немного, и я просто сорвусь и наговорю ему всякой ванильной хуйни, которую никто из нас произносить не должен, – До завтра.

Тогда я шел домой невероятно промокший и замерзший, но чертовски счастливый. Я просто не мог поверить, что все это действительно происходит. Я чувствовал взаимность, понимал, что нужен ему и лучше этого чувства я не мог себе представить, поэтому прекрасно осознавал, что еще немного и Пауль, сам того и не зная, заберет у меня всякую возможность трезво мыслить и держать его на расстоянии. Мне больше было не нужно это расстояние. Оно и так стремительно сокращалось каждый раз, когда он смотрел на меня, когда мы разговаривали, и, в конце концов, я стал постепенно открываться ему. Все. С этого вечера все пошло не так, и я собственноручно свернул шею своей гордости и своему высокомерию. С каждым днем наши отношения становились все крепче, я ощущал эту ни чем нерушимую связь и чувствовал, что я влюбился. Забавно было даже думать об этом, потому что долгое время я не хотел признаваться себе в том, что я испытываю к нему именно романтические чувства, о которых раньше читал только в книгах. Боялся ли я этого? Одно время, да. Я был действительно напуган, старался каким-то образом прекратить это, вернуться к прежнему образу жизни, но стоило Паулю однажды появиться в ней, все пошло по пизде. Пауль менял меня, я правда становился другим человеком и уже не противился этому. Мы все также продолжали заниматься, говорить о всякой ерунде, он оставался ночевать у меня дома. Я понимал, что Пауль это тот человек, который будет со мной, несмотря на то дерьмо, каким я являюсь.

Он все время пытался узнать что-то о моей семье и развести меня на откровенный разговор, но эта тема была настолько больной для меня, что я просто улыбался ему в лицо и уводил разговор в другое русло. Трудно говорить о семье, когда у тебя ее нет. Пауль был единственным человеком, которому я рассказывал о своей семье так много и честно, но несколько раз я действительно солгал ему о ней. Конечно, я не хотел в медицинский университет, нахуя он мне вообще сдался? Но решение было принято, и я не должен был его оспаривать.

Проблем было слишком много, но я обязан был справляться с ними, потому что врачами становятся только сильные духом и уверенные в себе люди. Под руководством собственного отца я писал исследовательские работы, защищал их на конференциях и даже ездил в гребаный Берлин, но все чего я хотел тогда – проводить время с Паулем. Вернувшись после очередной поездки, я попал на вечеринку Тилля, где выпил лишнего, а потом мне пришлось тащить на себе еще и Пауля, который также не контролировал количество выпитого алкоголя. Именно на этой вечеринке напряжение между нами достигло своего пика, и я весь вечер думал о том, что еще несколько откровенных вопросов, и я, блять, не сдержусь.

– Эй, хочешь воды? – спрашиваю я, чуть наклоняясь к нему. Пауль кивает, и я поспешно добавляю: – А то обезвоживание будет.

– А, да, – бубнит он.

– Ты бы поосторожнее с алкоголем, – зачем-то говорю я, присаживаясь рядом. Пауль делает пару глотков воды и отставляет стакан в сторону. Я устало вглядываюсь в темноту за окном: слишком поздно, завтра необходимо снова рано вставать, а я и мое тело жаждут продолжения банкета, главный участник которого сейчас сидит рядом со мной. Я тяжело вздыхаю, пытаясь контролировать поток мыслей, и произношу четкое и ясное «нет» самому себе в сознании. Не сейчас, не сегодня, не в ближайшее время. Я уже собираюсь уходить, как Пауль целует меня, и я не нахожу ничего лучше, кроме как ответить ему. В голове мимолетно проносится «к черту, я так хочу его», когда Пауль подается мне навстречу, возбуждается под моими прикосновениями, и делает со мной что-то невероятное, расстегивая пуговицы моей рубашки: его пальцы дрожат, дыхание сбивается. Я чувствую собственной кожей его страх, и все это еще больше меня заводит. Но как только рука Пауля спускается ниже дозволенного, мой разум начинает бить тревогу и та маленькая часть моего естества, все еще имеющая совесть и уважение хотя бы к этому человеку, заставляет меня оттолкнуть Пауля.