Текст книги "You're All I Want (СИ)"

Автор книги: Paula.M.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

– Все равно ты не замажешь это полностью, – с сомнением произнесла она и, потянувшись к прикроватной тумбочке, достала из выдвижной полки небольшой тюбик с кремом. – Говорю по личному опыту. Видишь, какие у меня синяки под глазами?

– На мои посмотри, – ответил я, принимая предмет из ее рук. – Спасибо.

– Только верни мне его. Я сегодня в гости иду, – сказала она, прикрывая глаза и снова натягивая на себя мягкое одеяло.

– А, хорошо, – пробормотал я в ответ и пулей полетел в свою комнату, чтобы сделать что-то со своим лицом, пока мать не пришла попрощаться перед уходом на работу. И к кому это она, интересно, собралась?

Благодаря тональному крему Эмили, приглушенному освещению в комнате и плотным шторам, мама ничего не поняла и спокойно ускакала на работу, после чего я сразу же смысл с себя эту ерунду и вернул себе прежний облик бомжа-алкоголика с крайней степенью агрессии и такими же агрессивными приятелями. Синяк под глазом уже начал приобретать фиолетовый цвет со всеми возможными оттенками, а отчетливые и никак не заживающие ссадины на лбу и правой скуле делали мой вид еще более устрашающим.

«Закончишь в следующий раз».

Слова со скоростью света пронеслись у меня в голове, и я поморщился от неприятных воспоминаний вечера пятницы. Так, все, не вспоминать и не думать о том, что было. Все это в прошлом, и они больше пальцем меня не тронут. А если и попытаются что-то сделать, то я им не позволю, я что-нибудь обязательно придумаю, но не позволю с собой так обращаться. Я попытался вымученно улыбнуться и, в последний раз взглянув на свое ужасное отражение в зеркале, направился в свою комнату с мыслями о том, какие планы у меня на сегодняшний вечер. Зная Шнайдера и его популярность в школе, скорее всего, он не ограничится маленьким количеством человек и на его вечеринку придет много народу. Может, пообщаться там с кем-нибудь? С девушкой или… парнем? Не сошелся же свет клином на Рихарде. Тем более он без меня отлично обходится, так почему же я не могу развеяться и начать новые отношения?

Осталось потерпеть еще несколько месяцев, а потом я уеду из этого города, оставлю все, что у меня было и могло быть с человеком, который никак не выходит у меня из головы. Я поступлю в университет, сниму квартиру, найду себе хорошенькую девушку и забуду обо всем этом. Нет, господи, как же глупо, я наступаю на те же гребаные грабли. Я уже пробовал жить по подобному сценарию, и хуже от такой жизни стало не только мне, но и людям, которых я использовал.

– О, Пауль, рад видеть, проходи, – бодро поприветствовал меня Шнайдер, любезно распахнув передо мной дверь своей квартиры. Из-за своих раздумий я и сам не заметил, как на автопилоте пришел к нему и позвонил в дверь.

– Я не опоздал? – сонно спросил я, наконец пытаясь отогнать от себя грустные мысли.

– Совсем немного, мы только косяки крутить начали, – он подмигнул мне.

– Отлично, – мягко улыбнулся я, скидывая с себя пальто. – В гостиную?

– Да, – ответил Шнайдер и направился в сторону большой комнаты, пока я справлялся с обувью. Наконец положив все свои вещи в шкаф, я прошел в гостиную и буквально застыл на пороге из-за увиденного. Прямо передо мной за журнальным столиком сидела Марта, а рядом с ней, совсем легко обнимая ее за шею, находилась Эмили и что-то шептала девушке на ухо, отчего та хихикала, прикрывая лучезарную улыбку бокалом с темно-синей жидкостью.

– Марта? Что ты здесь… Эмили? – удивленно спросил я, наблюдая здесь обеих девушек, мирно сидящих рядом. Так вот куда она собиралась целый вечер и все вертелась у зеркала, выбирая, какое же платье ей надеть.

– Пауль, я тебе сейчас все объясню, – она выставила руки перед собой, осторожно поставив почти пустой бокал на столик.

– Объяснишь? – серьезно спросил я, начиная закипать от ярости. Сидит здесь, блять, в обществе моих одноклассников и медленно спивается.

– Меня Шнайдер позвал, я… – начала Марта, пытаясь спасти бедственное положение моей сестры. – Это я взяла ее с собой.

– Я за тебя головой отвечаю, – начал читать свои нотации я, невзирая на то, что говорит мне Марта. Нет, ну просто невероятно. Она среди взрослых людей, с кучей алкоголя и запретными веществами в таком возрасте. Даже мне ничего не сказала. – Что ты пьешь?

– Это просто… – растерянно бормотала она, но Кристоф вовремя подоспел и разрешил ситуацию.

– Это просто мой фирменный коктейль, Пауль, не будь таким занудой, – парировал Шнайдер, положив руку мне на плечо. Я спокойно выдохнул и уже хотел присесть рядом с ними, но неожиданно мой взгляд зацепился за одиноко сидящего в углу комнаты Рихарда, который, как и в школе, в упор смотрел на меня.

– Твои коктейли до добра не доводят, – как-то растерянно ответил ему я, перемещая взгляд на сестру, когда припомнил, как здорово меня тогда унесло на дне рождения Риты и чем это все обернулось. А конкретнее – началом конца.

– Пауль, я все контролирую, – спокойно заверила меня сияющая Марта, – Она не выпьет много.

– Ладно, я покурить, все. Следи за ней! – наказал я кивнувшей в ответ Марте и отправился в конце комнаты, надеясь не привлекать к себе внимание Рихарда.

Народу действительно было много: почти все мои одноклассники и ребята из параллельного класса. Не увидев в толпе у стола Марка и Германа, я спокойно выдохнул: ну хоть этих здесь нет. Миновав людей и перездоровавшись с половиной класса, я наконец вышел на балкон и прикурил сигарету, прикрывая зажигалку рукой от резких порывов ветра.

– Кто это сделал? – настойчиво спросил появившийся рядом Рихард, схватив меня за плечо и развернув к себе.

– Не твое дело, отпусти мою руку, – сквозь зубы процедил я, и он, растерявшись от моей реакции, отпустил мое плечо, отступив немного назад.

– Хорошо, извини, – пробормотал он себе под нос, а затем добавил: – Мне нужно знать.

Я лишь смотрел куда-то в сторону, наблюдая за вечерней жизнью города и не собирался ему ничего отвечать. Я чувствовал, как он смотрит на мои ссадины, досконально изучает мое лицо, и мне было просто неприятно и неудобно от такого настойчивого и пронзительного взгляда, который, готов поклясться, я чувствовал своей кожей.

– Успокойся и объясни мне нормально, что случилось, – тихо произнес он, прикуривая свою сигарету и все еще не сводя с меня своего взгляда.

– Я абсолютно спокоен. – изрек я. – Ты мне ничего не удосужился объяснить после всего, что было. Я думал, ты…

– Мы уже все выяснили. – бессильно выдохнул он. – Я же попросил не задавать вопросов.

– Тогда я прошу от тебя того же, – ответил я, развернувшись, и наши взгляды наконец пересеклись. Я снова чувствовал себя так, словно никогда не смотрел ему в глаза и от этого смущался еще больше.

– Блять, я так не могу, – неожиданно сказал он, – Послушай, нам надо поговорить.

– По-моему, ты мне уже все сказал в понедельник. И я с тобой говорить не хочу.

– Не все, – начал он заверять меня, но я был так удивлен его наглостью, что просто не удержался и перебил своего бывшего друга:

– Знаешь, мне хватило того, что ты меня на хуй послал вообще ни за что.

– У меня были причины, я… – снова запинался он, путаясь в словах, но мне было его ни капельки не жаль.

– Наверное, твоя бездушность и бесконечный эгоизм? – спросил я, чуть сощурившись. – Мне пора.

Вопреки всем своим желаниям, я оттолкнул его и спешно направился обратно в гостиную. Дурная голова, мог бы догадаться, что он тоже здесь будет. И почему я не подумал об этом? Тогда бы уж точно не приходил. Поведение Рихарда невероятно злило меня и просто выводило из себя. Как он может интересоваться подобными вещами, когда наговорил мне такого неделю назад? Зачем он вообще это делает, если мы уже разобрались с этим дерьмом и решили оставить его в прошлом?

– О, Пауль с Рихардом вернулись, – улыбнулся Шнайдер, махая мне пустой бутылкой из-под вина. – Тогда начнем играть в бутылочку.

– Я, пожалуй, пойду… – заторопился я, чтобы свинтить в другую комнату, но рука Шнайдера остановила меня, когда я был уже так близок к выходу из гостиной.

– Так, Ландерс, ты остаешься и играешь, ну что ты как маленький? – возмутился он в ответ на мои возражения.

– Черт… – пробубнил я и уселся рядом с Мартой и Эмили. Ну вот, теперь еще и она будет принимать участие в этом разврате. Если мать узнает, то мне точно придется уехать из страны. Я просто сидел и молился, чтобы бутылка повернулась как-нибудь иначе, но по всем законам жанра, как это обычно и бывало, я встрял. Горлышко указывало на меня. Подняв взгляд, я натолкнулся на взволнованного Мартина, который, казалось, был удивлен не меньше меня. И он здесь.

Парень неловко отряхнул рубашку и чуть привстав на коленях, нерешительно дернулся ко мне. Он боялся. Я не знал, меня ли? Или, может быть, людей вокруг? Но что-то явно вселяло в него этот испуг и страх, и мне даже стало его жаль. Мои же глаза метались от удивленной сестры к ликующему Шнайдеру, и я просто не понимал, что мне делать. Очевидное дело, нам нужно было сделать то, чего вокруг все так хотели. Заметив мою явную нерешительность и сомнение, ребята вокруг стали хлопать в ладоши и кричать хором: «целуйтесь». Кричали, наверное, все: пьяный Тилль, которого я даже не заметил с самого начала, относительно бодрый Шнайдер и даже моя сестра. Шум все усиливался, я придвигался ближе к Мартину, и создавалось ощущение того, что мы с ним за руки-то никогда и не держались – этим-то и вызвано мое смущение, которое так позабавило народ вокруг. Это нужно было сделать у всех на глазах: на глазах у моих друзей, при моей сестре и других одноклассниках. Когда я собирался потянуться к Мартину и просто прекратить эту неловкую паузу, сопровождающуюся завываниями и усиливающимся свистом, Мартин сам сделал это, просто подавшись вперед и прижавшись своими губами к моим. Даже не прикасаясь к Мартину, я чувствовал, как тело парня пробрала неистовая дрожь, и это было заметно даже в его резких движениях. И тут-то я понял: это его первый поцелуй, а я нагло его спиздил. Ну что же, надо сделать его более нормальным. Я придвинулся к нему еще ближе, все еще не открывая глаз, и почувствовал, как язык парня все же неуверенно проникает в мой рот, едва соприкасаясь с моим, а его дрожащая рука уже бессознательно сжимает мочку моего уха. В ту же секунду моя ладонь аккуратно легла на его плечо, притягивая парня к себе. Рука Мартина переместилась на мою шею, а тонкие холодные пальцы уже невесомо касались кожи за ухом, немного поглаживая ее. Нет, нет, это была уже не просто игра в бутылочку и обычный поцелуй, который мы обязаны были претворить в жизнь по установленным правилам. Под шумный свист и аплодисменты лично от моего друга Шнайдера, я, все же отстраняясь от Мартина и наблюдая за тем, как он ошарашенно глядит на меня, вытирая свои губы краем рукава, шумно выдохнул и вернулся на свое место.

Мое сердце бешено билось, готово было вырваться из груди, в то время как ребята вокруг спокойно продолжили игру и даже не заметили моего явного замешательства и недоумения из-за того, что случилось. Все-таки пьяные люди реагируют на такие вещи спокойнее и мягче, но дело было в том, что ни я ни Мартин пьяными не были и мы оба находились в полнейшем шоке, ошарашенно глядя друг на друга. Я продолжал сидеть на одном месте, стараясь не двигаться и не смотреть на Рихарда, который находился прямо передо мной, но любопытство взяло верх, и я все-таки сделал это: он с абсолютно равнодушным видом пил неразбавленный виски со льдом и наблюдал за тем, как на полу крутится бутылка из-под вина. Его лицо освещалось лишь тусклым светом слабого ночника, оставляя другую часть его лица в тени, и я нервно вздрогнул, отгоняя о себя мысли о том, что сейчас происходит у него в голове, и лишь строил догадки по поводу того, как он смотрел на нас, когда мы беспрекословно следовали правилам игры.

К черту. Я пришел расслабиться и у него не выйдет выбить меня из колеи своими разговорами, вопросами, просьбами. Он же ясно дал мне понять, что все кончено и между нами быть ничего не может. Поймав на себе взгляд Мартина, я нервно сглотнул и, выпив залпом все содержимое в своем стакане, попытался завязать разговор с сидящей рядом Мартой. Нет, нет, только не этот взгляд, только не такое выражение лица. Так на меня смотрела Рита, когда я впервые целовал ее, заплаканную и растерянную, прогуливая урок физики. Такими глазами, полными немой мольбы и надежды смотрят на людей, к которым неравнодушны. За такое время я научился различать эти взгляды, прикосновения, но так и не научился противостоять им и отказывать людям. Мартин был очень славным парнем, часто давал мне списывать алгебру и предлагал свою помощь, которую я с удовольствием принимал. Каким же я был идиотом, что даже не заметил всех его знаков внимания, которые даже и не думал связывать с какими-то его чувствами ко мне, а просто считал, что это банальная вежливость и жалость к тупым одноклассникам, непонимающим школьный материал. Надеюсь, я просто ошибаюсь, а парень действительно выпил, хотя, кроме апельсинового сока в его стакане, он так ничего и не попробовал.

Много курить после такого количества крепкого алкоголя было явно не самой лучшей идеей из всех, что приходили мне в голову. Картинка перед глазами становилась все мутнее, звуки доходили до меня словно сквозь толщу воды, и я уже плохо контролировал свои движения. Кое-как дойдя до двери и хватаясь за ее косяк, я прошел в комнату Шнайдера и просто упал на кровать. Господи, как же мне плохо.

– Пауль, ты здесь? – тихо спросил вошедший следом за мной Мартин. Ну привет.

– Да, что-то я совсем пить разучился, – ответил я, слегка посмеиваясь, когда Мартин тихо опустился на кровать, рядом со мной.

– Я вообще не пью сам… – пробормотал он куда-то в пустоту.

– Так зачем тогда пришел? – удивился я.

– Потому что знал, что ты здесь будешь, – еще тише, чем прежде, сказал он.

– Скажи честно, – начал я из чистого любопытства. – Это был твой первый поцелуй?

– Так заметно? Или я так плохо целуюсь? – улыбнулся он, оглянувшись на меня.

– Нет, все было отлично, – честно сказал я. – Для первого раза вообще очень хорошо. Извини, что я нагло спиздил его у тебя.

– Нет, я рад, что это был ты, – он чуть улыбнулся и, глубоко вздохнув, продолжил: – Понимаешь, я давно сказать хотел, но как-то духу не хватало. Ты мне нравишься. Очень.

– Мартин… – тихо пробубнил я, собираясь мягко отказать ему и объяснить, что вместе мы никогда не будем.

– Ничего не говори, – перебил он меня и уже приподнялся, чтобы уйти. – Просто хочу, чтобы ты знал. Я пойду, а то ребята меня хватятся, а ты отдыхай.

– Постой, – остановил его я. – Присядь, что ли…

Парень послушно кивнул и вернулся на свое место.

– Ты с Рихардом, я же не слепой, – он пожал плечами. Вот это новости.

– Откуда ты…

– Поверь, для таких вещей не нужны слова, – он улыбнулся. – Я же вижу, как ты на него смотришь.

– Ничего я на него не смотрю, – возмутился я, – и ничего он для меня не значит.

Мартин молчал, уставившись на свои руки, лежащие на коленях, а я просто обдумывал то, что сказал. Какая ложь, ведь он значит для меня все. А ему на меня наплевать. Какая ирония, мать твою. Я обернулся, глядя на Мартина: он со страхом и нерешимостью смотрел на меня, часто моргая, а я не нашел решения лучше, чем наклониться к нему и повторить наш поцелуй снова, только в более уединенной атмосфере. Господи, как неправильно, как глупо и по-детски. Я был зол, я был обижен и не знал, что мне делать с нами, поэтому, когда руки Мартина касались моей груди, я представлял, что это не он, но даже это у меня получалось плохо, потому что Рихарда мне не заменит никто. Казалось бы, простые прикосновения и касания, ну разве могут они чем-то отличаться друг от друга? Теперь-то я понял, что да. Целуя другого человека, я чувствовал себя предателем, изменщиком, который не заслуживает прощения и понимания. Руки Мартина робко и неловко сжимали мои плечи, я чувствовал, как учащается его сердцебиение и прекрасно представлял себя на его месте, потому что именно такие чувства у меня вызывал Рихард, когда обнимал меня. Но я ощущал себя как никогда холодным и невозмутимым, потому что прикосновения этого человека ничего не значили меня, в то время как Мартин вспыхнул как спичка на открытом пламени. Несмотря на всю его неловкость и неопытность, спустя несколько мгновений он мягко толкнул меня назад, и в следующей момент мы уже лежали на кровати Шнайдера и целовались, забывая о том, что в соседней комнате вечеринка в самом разгаре.

– Я, я не могу… – тихо прошептал он, отрываясь от меня. – Не могу.

– Я, если честно, тоже, – ответил я, пытаясь отдышаться, и приподнялся, чтобы вернуть свое тело в сидячее положение.

– Мне надо идти… я пойду, – пробормотал он, вскакивая с кровати и держась за голову. – Извини.

Не успел я ничего сказать, как парень спешно покинул комнату, прикрывая дверь. Блять, вот и отдохнешь теперь после таких признаний. Ни минуты покоя. Я глубоко вздохнул и откинулся на подушки, уставившись в потолок. Значит, я не ошибся. Все-таки жизнь меня ничему не учит: я снова сделал то же самое, да еще и дал ему надежду на то, что у нас что-то может быть. С другой стороны, теперь я еще больше уверен в том, о чем раньше мог строить лишь догадки: мне не нравятся другие парни, мне нравится Рихард. Так я и пролежал на кровати, размышляя о том, что мне делать дальше и делать ли вообще, когда человек, о котором я думал, незаметно зашел в комнату.

– Привет, – тихий шепот заставил меня вздрогнуть и чуть наклонить голову, чтобы получше разглядеть его обладателя. – Как дела?

– Отлично, но… – начал я, но так и не смог договорить начатую мною фразу из-за того, что Рихард нагло перебил меня.

– Мартин настроение поднял? – неожиданно спросил он, как-то нервно улыбаясь. Не нужно быть знатоком, чтобы понять, что Рихард немного перебрал с алкоголем.

– Что? – я просто опешил от его слов, протирая глаза и ерзая на кровати, стараясь скрыть волнение.

– Что слышал, – бросил он, практически перебивая меня. – Понравилось с ним?

– Ты пьяный в жопу, – как можно спокойнее констатировал я, в то время как Рихард, закрыв дверь, теперь подступал все ближе, и в итоге опустился на кровать рядом со мной. – Неужели сам не понимаешь, какой бред несешь?

– Нравятся маленькие глупые девственники вроде него, да? – продолжил он все тем же издевательским тоном, наклоняясь все ближе ко мне. – А как ты его обнимал… Он весь задрожал, боже ты мой.

– Рихард, это не смешно, – серьезно ответил я на его неприятный мне тон. – Будешь смеяться над человеческими чувствами?

– Это ты меня не смеши, – выплюнул он и, наклонившись прямо к моему уху, прошептал: – Да на хуй твои чувства.

Спешно встав с кровати, он направился к выходу, и, схватившись за дверной косяк, снова посмотрел на меня, словно желая что-то сказать, но в итоге просто покинул комнату, громко хлопнув дверью. Меня одолевали противоречивые чувства, смесь из которых просто накрывала меня с головой. Я по-прежнему не понимал его: сначала он пытается наладить отношения, а затем даже эту маленькую, крохотную надежду уничтожает своей ненавистью. Я тоже чувствовал ее, но не к Рихарду, а к самому себе: за то, что наступаю на те же грабли, за то, что не могу разобраться с этим дерьмом, за то, что я его люблю.

Я его люблю, а он об этом даже не знает. Быть может, если бы он знал, что-то изменилось? Теперь я точно растоптал всю надежду на что-то светлое, что, возможно, поджидало меня впереди, но в конце концов, я еще сохранил какие-то остатки гордости и не буду бегать за ним, как бы сильно я этого ни хотел. Тем более оправдываться перед ним уж точно не входит в мои планы: мы же расстались. Я имею полное право заводить новые отношения, а он, в свою очередь, может делать что хочет. Мы больше не связаны этим понятием, и оба свободны от каких-то обязанностей. Почему же тогда он устраивает мне сцены, хотя сам был инициатором нашего расставания? В моей жизни столько вопросов, что даже если я буду спрашивать ответы на них у Рихарда, то он вряд ли сможет мне их дать, потому что сам ни черта не знает. Может, он все-таки что-то чувствует ко мне? Может, запутался, как и я? Испугался? Но разве стал бы он бросать меня, если бы испугался?

Такие люди привыкли трезво мыслить и располагать другими людьми так, как хотят этого они. И поэтому, когда в их жизни появляется человек, готовый перевернуть все с ног на голову, они просто теряют себя, не понимают что делать. Они боятся.

Нет, ты не мог сдаться сам. Ты не мог испугаться. Это кто-то испугал тебя и заставил это сделать, и я более чем уверен, что знаю, кто этот человек.

Комментарий к High Hopes

Небольшое лирическое отступление. Ребята, я надеюсь, читая это, вы чему-то тоже учитесь и не позволяете себе совершать такие же ошибки в своей жизни, как мои долбанутые на всю голову персонажи. Пожалуйста, умоляю вас, не ошибайтесь также. И нелюбимых не целуйте, да (ну только если это не бутылочка, разумеется)0)

P.S Тем временем в личной жизни героев такой же пиздец, как и в моей эхех Всем любви.

========== Last Night I Dreamt That Somebody Loved Me ==========

Я еще долго отходил от воскресной вечеринки, пока шел домой в два часа ночи и поддерживал немного пьяную Эмили за талию. Я думал о том, что если родители не спят, то я точно потеряю их доверие навсегда, потому что позволил сестре пойти туда, выпить немало алкоголя и выкурить несколько сигарет. Я прекрасно знал, чем занимаются на таких вечеринках, потому что всегда был неотъемлемой их частью, но если раньше представить свою сестру в таком обществе было для меня дикостью, то теперь я даже не знал, почему я не остановил ее тогда и позволил остаться. Когда я уложил ее спать и вернулся в свою комнату, то пришел к выводу о том, что сделал все правильно: рано или поздно она должна была попробовать все запретное и это даже лучше, что она была под моим надзором и рядом с людьми, в которых я был по крайней мере уверен.

После нашего короткого, но очень эмоционального разговора с Рихардом, я еще немного пробыл в комнате, а потом, схватив Эмили и немного потусив в обществе Шнайдера и Тилля, отправился домой, пока не начало светать. А Рихард так и остался там, провожая меня ничего не выражающим и пугающим взглядом, которым он смотрел мне, казалось, прямо в душу. Мне, как и всегда, было ничего непонятно, но я решил идти другим путем: нужно поговорить с матерью. Но вот как говорить и что говорить, я не знал. Все это время я говорил ей правду, иногда умалчивая об интимных подробностях моей жизни, но это привело лишь к полному непониманию и даже отторжению с ее стороны, поэтому решение быть честным и даже откровенным было бы неправильным в этой ситуации. Я решил пойти другим путем, но мне придется лгать и изворачиваться. К счастью, у меня был прекрасный учитель, благодаря общению с которым у меня это стало неплохо получаться. Как она со мной, так и я с ней.

Но от разговора с матерью меня останавливало только одно: я не хотел начинать его, пока не услышу об этой мутной ситуации лично от Рихарда, который послал меня на все четыре стороны уже два раза. Общаясь с ним достаточно долгое время, я научился распознавать его ложь, контролировать себя, не расстраиваться и верить не словам, а глазам. И его глаза говорили совсем обратное. Может я и параноик, но сейчас я чувствовал, что это, наверное, к лучшему. Я не могу оставить все так. Я не могу не верить его глазам, потому что их контролировать он не может, и что бы Рихард не говорил, я вижу, что это не так и ему самому плохо от сложившейся ситуации, как и мне. Конечно, это не отменяло моей злости и обиды по отношению к нему, но я остро ощущал, что он хочет, чтобы я докопался до правды как можно скорее. Сам Рихард по какой-то причине не может объяснить мне в чем дело.

Решив, что ложиться в постель в четыре утра нет никакого смысла, я сделал себе кофе покрепче и так просидел на подоконнике добрую часть утра, встречая холодный рассвет в полном одиночестве. Теперь ко всем мыслям о наших отношениях добавилось еще и волнение по поводу влюбленного в меня Мартина и Эмили, которая должна была встретить свое первое в жизни похмелье и испытать на себе гнев матери.

Побросав в сумку учебники, которые попались мне под руку, я довольно рано отправился в школу с привычным для меня недосыпом и кучей мыслей в голове по поводу того, что я вчера чуть не наломал дров на пьяную голову. Даже и подумать не мог, что Мартин испытывает ко мне какие-то чувства помимо дружеских. Нет, я вообще не понимаю, как можно испытывать что-то ко мне. За что меня можно любить? За мою растерянность, тупость и несобранность, или может за кучу тараканов в голове, которая вряд ли понравится нормальному человеку? Может, в таких как я не влюбляются и о таких как я не хотят заботиться? А я себе тут навыдумывал, что Рихарда во мне действительно что-то интересует.

Неправильным было не то, что я связал свою жизнь с этим человеком. Неправильным было то, что я позволил себе сделать вчера, и мне было дико стыдно перед самим собой, даже еще больше чем перед Рихардом.

Когда я оказался на улице и достал сигарету в надежде усмирить рой из мыслей в своей голове и разложить их по полочкам, мой сонный взгляд зацепился за Рихарда, сидящего у подъезда, и сигарета сразу же выпала из моих рук. Я хотел пройти мимо, но, заметив меня, помятый и не выспавшийся Круспе сделал несколько шагов мне навстречу, и мы остановились друг напротив друга. Он смотрел на меня выжидающе и как-то просяще, но я не знал, что вообще говорить и почему он ошивается здесь в восемь утра.

– Я хочу извиниться, – наконец произнес он, потупив взгляд в землю и пиная несчастный камень, отлетевший в соседнюю лужу.

– Как у тебя все просто, – язвительно ответил я, но с места не сдвинулся, желая услышать то, о чем он хочет мне поведать. Я был настолько возмущен его поведением, которое мне пришлось наблюдать эту неделю, что меня было уже не остановить: – За вчерашнее? Или за события недельной давности? Знаешь, я не обижаюсь. Ты все сказал верно: нахуй чувства. Именно туда ты постоянно и хочешь их отправить. Если они у тебя, конечно, вообще есть…

– Я правда не хотел, я… – снова начал он, поднимая на меня взгляд, и тут я понял, что готов тут же заткнуться, взять его за руку, отвести к себе, напоить горячим чаем и, укутав в плед, уложить спать, оставив на этой мокрой улице все, что нам мешает.

– А чего ты хотел? – спросил я уже менее агрессивно, но все с тем же недоверием.

– Я подумал, что… – Рихард вновь запнулся, – Что так будет лучше для тебя, если я исчезну или…

– Лучше? – перебил я, опешив, – Для меня?

– Все проблемы в твоей жизни из-за меня, пора это признать, – рассудительно ответил он, – Исключив меня, можно исключить проблемы. Но теперь я вижу, что нет.

– Избавиться от меня хочешь? – усмехнулся я.

– Скорее избавить тебя от себя, – ответил он. Я молчал и смотрел на его трясущиеся от холода руки, пока он делал вдох поглубже, чтобы продолжить разговор.

– Я правда хотел как лучше, – глухой голос над моим ухом снова заставил меня поднять голову и оторвать взгляд от его не застегнутого пальто, – И это была не моя идея.

– А чья? – переспросил я, – Рихард, я честно не понимаю, зачем ты все это время обманывал меня и притворялся так хорошо?

– Я тебя не обманывал, – сказал он.

– Зачем ты тогда меня отталкиваешь? – спросил я.

– Я не хотел тебе говорить, господи, я… – он закрыл лицо руками, но быстро выдохнув, продолжил: – В субботу мне позвонила твоя мать и попросила о встрече.

– Моя мать? – тихо произнес я, стараясь скрыть нарастающие во мне ненависть и радость одновременно.

– Да, – он поспешно кивнул, – Видимо, у вас опять был бурный разговор, и она не выдержала. В общем, она сказала, что если я не хочу больше никогда тебя не увидеть, и если я тебя… – Рихард запнулся и посмотрел куда-то вдаль, – Если ты мне дорог, то я должен это сделать.

– И поэтому ты решил меня окончательно добить таким образом? – все не унимался я, несмотря на его слова, что сейчас начали вселять в меня надежду на наше примирение, которого я ждал больше, чем чего-либо в своей жизни. Но даже с таким бешеным желанием вернуть все обратно, я не могу сделать шаг ему навстречу, хотя бы потому, что мне все еще было чертовски больно, – Рихард, я не понимаю… Неужели любой человек может сказать тебе, чтобы ты меня бросил, и ты его послушаешь?

– Нет, Пауль, нет же, – убеждал меня он, – Просто тогда мне казалось это единственным разумным способом помочь тебе не поссориться с твоей семьей и остаться здесь, в городе, потому что я чувствовал вину за все, что происходит. За то, что было, за родителей… Из-за меня ты мог бы потерять их.

Рихард всегда с какой-то горечью в голосе говорил о семье и, что таить, ему всегда это удавалось с трудом, а особенно сейчас, когда он еще и извиняется передо мной. Такие как Рихард предпочитают в принципе этого не делать, и извинения от них редко можно услышать, поэтому когда он начал говорить все это, я стал просто таять, и недоверие внутри меня медленно перерастало в приятное тепло.

– Ты думаешь, лучше было потерять тебя? – спросил я, – Боже, Рихард, я готов был потерять их, если они не готовы принять меня. Это лучше и честнее, чем их притворство и ложь, – объяснил я, – Блять, это шантаж, она играла с тобой, а ты поддался! Неужели ты не мог мне сказать, и мы придумали бы что-нибудь вместе?

– Я хотел огородить тебя от проблем, – он помотал головой, мягко улыбаясь, – Просто я подумал, что это лучший выход. Сейчас я понимаю, что я должен был тебе все рассказать.

Я молчал, уставившись в мутную лужу, искажающую отражения наших лиц. Я все равно не могу ему верить.

– Прости меня, – тихо сказал он.

– Я не знаю, – ответил я, подняв на него усталый взгляд.

– Помнишь, однажды ты сказал, чтобы я засунул свою гордость куда подальше? Почему бы тебе не сделать то же самое сейчас?

– Это не гордость, Рихард, – горько ответил я, покачав головой, – Это недоверие. Где гарантия того, что ты не передумаешь завтра? Или через неделю?

– Ее нет. Просто поверь мне.

– Я не могу, – признался я.

– Может, пойдем в школу вместе? – с надеждой в голосе спросил он, но я отрицательно покачал головой, отступая от него в сторону.

– Не стоит, – с сожалением ответил я, и как можно быстрее пошел в школу, изо всех сил пытаясь не повернуть назад и не заставить его застегнуть это чертово пальто, по вине которого он снова может простудиться.

Я солгал, так нагло солгал, когда сказал ему, что это не гордость, потому что именно ебаная гордость это и была. Прощать людей, давать им второй шанс и верить их пустым словам – все это я делал и раньше, и каждый раз меня предавали, пользуясь моим доверием, в то время как я становился виноватым в ситуациях, где вина лежала не на моих, а на чужих плечах. И я готов был извиняться за то, чего не совершал, готов был просить прощения за несовершенные мною дела, но теперь, видя как мучается Рихард, я почему-то не хотел прощать его и чувствовал себя последней сволочью, хотя и прекрасно понимал какого это, быть на его месте, и какого это, когда тебе никто не верит.