Текст книги "Много снов назад (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

Глава 8

В кабинете стало куда прохладней, когда Дуглас открыл окно. Он вдыхал полной грудью влажный воздух, что хранил в себе недавний след дождя, прекратившегося ненадолго. По толстым стеклам всё ещё тяжело стучали капли, задержавшиеся на крыше, пустившиеся в неукротимый бег только теперь. Небо сохраняло мрачный вид, а потому надеяться на то, что к вечеру распогодиться, не было смысла.

Он сидел, откинувшись на спинку шаткого стула, оставшегося от предыдущего профессора. Сто раз напоминал себе о том, что стоит купить новый, но всё время забывал об этом, посвящая мысли меньшим заботам, чем эта. С тех пор, как ему дали ещё и личный кабинет, Дуглас не стал вовсе ничего в нем менять. Это место не хранило и частички его души. Стены были голыми без грамот, шкаф пустовал без фотографий в рамках, литература на полках принадлежала прежнему постояльцу.

В кабинете ему нравилось всё. Старик умел жить со вкусом, тонкость которого Дуглас умел чувствовать. Он находил особое вдохновение в работе, когда всё вокруг способствовало её наилучшей эффективности. Общая атмосфера этого места была особенной благодаря самым малейшим мелочам – однотонной дубовой мебели, что, кажется, ещё хранила свежий запах дерева; оббитому кожей дивану, на котором прежде будто бы никто и не сидел; длинноногому торшеру и вычурной люстре, возвышавшейся над ним. И больше всего Дуглас любил вид из окна, что открывался перед ним. Задний двор всегда был полон студентов, которые сновали вокруг как суетливые пчелы, проживая неповторимое мгновенье, что теперь казалось им облаченным в вечность. Кто-то из них видел будущее, кто-то слишком был занят теперешним, когда он неизменно оглядывался на прошлое, наблюдая за всеми ими.

Это была вовсе не тоска, но скорее ностальгия, испытывать которую прежде ему не приходилось, поскольку возвращаться к чему-либо не было надобности. Дуглас нисколько не скучал за прошлым, осознавая его безвозвратность, но было в этих возродившихся в голове воспоминаниях что-то теплое, чего ранее он не мог замечать.

Он жил в вечной спешке, поэтому когда нашлось время остановиться и оглянуться, мужчина сделал это, не позволяя себе шагнуть обратно. Прошлое умело способность привлекать к себе. Порой забирало всё время, съедая повторяющейся изо дня в день «сегодня», оставляя будущее пустовать. Поэтому находя в воспоминаниях хорошее, Дуглас не позволял брать ему верх, поскольку ещё давал себе шансы в дальнейшем.

Зубрежка законов, скучные вечера в библиотеке, импровизированные суды и дебаты с Кэрол были одной стороной медали. Полуночные рассуждения о жизни, драки из-за девчонок, свидания с Элис, громкие вечера в пабе – было лучшей частью его студенческой жизни. Всё в те времена было простым, хоть и выдавалось более сложным. Никто из них, и Дуглас в частности, не был готов ко взрослой жизни и всё же полагали, что она будет не сложнее того, что они переживали тогда. Даже в студенчестве по своей сути они были детьми, которые напрасно считали себе взрослыми, выбрав роли, что были им больше по душе. Дуглас был таким себе простым парнем, открытость которого многих привлекала своей редкостью.

Он не намеревался в дальнейшем менять в себе что-либо, но это случилось само собой. Дуглас быстро внимал простейшим правилам школы выживания в сфере юрисдикции, а потому вскоре распрощался с простодушием, унаследованным в большей мере от матери. Нехватка времени и погоня за контрактами, за которыми неизменно следовало повышение, научили его замкнутости и молчаливости, что ценилась в высшем свете больше учтивых манер и пустой вежливости. Доброта считалась сродни слабости, позволить которую было равнозначно тому, чтобы сдаться, чего Дуглас не намеревался делать.

Измены были неизбежными, но беззаботность студенчества не давала поводов об этом думать. Но даже откинувшись на спинке дурацкого стула, вдыхая влажный воздух, пропитанный холодом дождя, Дуглас предавался мыслям совершенно далеким от этих размышлений. Он думал о Рози, точнее о её позднем госте.

Девушка не весьма охотно пустила его внутрь. С тех пор, как он потревожил их, она даже не взглянула в сторону Дугласа, будто ей было стыдно за то, что этот человек оказался у её дверей вовсе. Это оказался её брат, о чем девушка упомянула вскользь и не весьма охотно, когда парень упал на неё в ту же секунду, как она отворила двери. Он был сильно избит, но едва держался на ногах явно не с этой причины. От него разило алкоголем, одежда насквозь пропахла сигаретами, запах которых, казалось, въелся под кожу.

Рози переменилась на лице. Сурово нахмурилась и не спросила у парня чего-либо, чтобы хотя бы удостовериться в самочувствии того. Его появление выбило её из равновесия, и она выглядела растерянно у себя же дома. Дуглас молча помог довести парня до дивана, взяв того под руки, когда Рози оставалась стоять в стороне. Казалось, она боялась приближаться к нему, а потому держалась на расстоянии.

Парень бормотал себе что-то под нос, будто вел диалог с кем-то невидимым. Порой в этом разговоре проскальзывало имя Рози, на которое девушка не откликалась. Он ворочался на диване и шипел от боли. Скорее всего, поврежденным было не только лицо. Дуглас помог парню снять верхнюю одежду, когда Рози оставалась безучастной. Прижав к губам сжатую ладонь, наблюдала за ним, но взгляд оставался пустым.

– Ему не помешало бы обработать раны. Я мог бы помочь, если…

– Нет, не стоит. Спасибо, – она коснулась руки Дугласа, когда тот оказался рядом. Скорее всего, Рози и сама не заметила, как сжимала её некоторое время, чему мужчина не стал возражать. – Это вообще всё дурацкое недоразумение. Я должна позвонить отцу, чтобы он забрал его отсюда.

Парень снова едва внятно пробормотал её имя, кажется, теперь с большей силой, обращаясь конкретно к ней. Рози по-прежнему не стала подступать к нему ближе, принявшись выискивать телефон. Движения её были резкими и отдавали большим волнением, которому она поддалась с такой легкостью.

– Думаю, не стоит, – сказал Дуглас, испытывая по отношению к парню сочувствие. – Рози, – произнес он мягко, аккуратно притронувшись к её плечу.

– Вы не понимаете! Он не умеет иначе! И вы можете осуждать меня за подобное отношение к брату, но… – девушка умолкла, когда руки Дугласа внезапно заключили её в теплые объятья. Она даже не стала сопротивляться, хоть в то же время не решалась обнять его в ответ, будто не знала, стоило ли это делать. Уткнулась влажным носом в твердую грудь и даже не двигалась. Он чувствовал теплый воздух, выдыхаемый ею, и тот будто бы обжигал кожу под рубашкой. И в тот короткий момент Рози была настолько уязвленной и хрупкой, что ему казалось, как любое лишнее движение или даже слово могут всё разрушить, разбить вдребезги, окончательно уничтожить. И невзирая на тихое ворчание парня, понемногу впадающего в дремоту, они стояли среди тишины собственного дыхания, находя в нем умиротворение и покой.

Она была в его руках милым маленьким созданием, отчаянно нуждающемся в защите. Не волевой девушкой, умевшей взглядом проникнуть под самую кожу и не наивной школьницей с огромным страхом в глазах перед своим разоблачением. Она была всего-то той Рози, которой позволяла себе быть лишь наедине с собой. Поддавшаяся обычной человеческой слабости, девушка вовсе не переменилась в его глазах. Рози оставалась Рози, только более настоящей, чем была прежде.

– Я сама с этим справлюсь, – произнесла девушка, отстранившись от него. Она тут же отвернулась, утирая ребром ладони слезы, которых стыдилась более всех ошибок, сделанных нарочно или невзначай. – Я рада, что вы пришли. Правда, – Рози выдавила из себя улыбку, но так и не посмотрела мужчине в глаза, когда снова обернулась.

– Я мог бы…

– Нет, не стоит, – она подняла обе руки вверх, оступившись назад. – Это моя семья, а потому заботы исключительно мои. Пожалуйста, – повторила девушка, и он сдался.

Дуглас ушел, но осадок на душе остался. Он думал о том, не правильнее было бы остаться, ослушавшись её просьбы. Учтивость порой не приводила ни к чему хорошему. И если прежде это качество было оцененным всеми по достоинству, теперь Дуглас сомневался в погрешности его применения.

Он был её братом, и всё же кроме холодной отстраненности Дуглас успел распознать в глазах девушки и опасение. Призрачные намеки давали прежде понять, что не всё в семье девушки было в порядке, но у кого в действительности не было этих проблем? Он и сам бывало ссорился с отцом, когда тот любил выпивать вечерами, а затем придираться к любой мелочи, связанной с ним. Парень понимал, что дело было вовсе не в нем, а в смерти матери, ведь в отличие от отца научился жить с этой потерей, чем крайне выводил мужчину из себя. Всё изменилось гораздо позднее, когда Дуглас уже начал работать в Вашингтоне. Женившись во второй раз, отец изменился к лучшему. Первым за долгие годы размолвок вышел на связь с сыном, предложил встретиться и начать всё заново, насколько это было возможно тогда.

И всё же Рози будто страшилась приближаться к парню. Взгляд её был стеклянным, но в тоже время полон необъятного спектра эмоций, выплескивающихся за край голубых глаз.

Он не обратил внимания на тихий стук, но проигнорировать появление Кэрол было невозможно. Дуглас встряхнул головой, отгоняя призрак прошедшего вечера. Отвернулся от окна и принял сосредоточенный вид.

– У тебя здесь так холодно, – женщина содрогнулась, и всё же это не вынудило её выйти. Вместо этого она быстро сообразила и подошла к окну, чтобы закрыть его. – В эту пору проветривать комнаты стоит в отсутствие. Я это делаю, обычно, когда ухожу на занятия.

– Обязательно учту, – он подпер сжатой ладонью голову в томительном ожидании того, как Кэрол усядется в кресле напротив и начнет обременять его очередным предложением или просьбой, что вошло у неё в привычку в последнее время.

– Ты уже получил приглашение от Гудвина? – вид её был слишком самодоволен, что изначально не предвещало ничего хорошего.

– Какое приглашение? – без особого интереса спросил он, будучи безразличным к Кэрол в равной степени, как и к Гудвину.

– Порой я забываю о том, что ты новичок, – Кэрол громко расхохоталась, когда мужчина продолжал сверлить её непроницаемым взглядом. – Каждый год Гудвин устраивает настоящее торжество в честь своего дня рождения. Приглашает уйму гостей на званный прием, будто он не меньше, как президент. Готовит фуршет, приглашает едва ли не весь оркестр, но самая лучшая часть вечера – это торт. Единственное, что стоит внимания, – её глаза блестели, но Дуглас не был тронут воодушевлением. Напротив стал опасаться предстоящего приглашения, поскольку отвертеться от этого визита было бы невозможно. Гудвин и дальше продолжал приглашать его на ужины, которые так и не стали ограниченными датой.

– Звучит ужасно, – простонал мужчина, проводя рукой по волосам.

– Настоящий ужас предстоит, когда ты познакомишься с его милыми детками. У парня язык без костей. Отпускает шутки в сторону каждого, кто с ним заговорит. Однажды Гудвин приставил меня к нему следить, чтобы тот много не пил. Худший вечер в моей жизни. Девчонка – сущее зло. Ведет себя тихо, но под конец вечера обязательно что-то, да вытворит.

– Да, я был наслышан о ней, – Дуглас закатил глаза, вспоминая совет Гудвина не спешить обзаводиться детьми, поскольку сам не смог нормально воспитать собственных. Несомненно он уважал мужчину, ведь, в конце концов, только благодаря ему он наконец-то смог где-нибудь пристроиться, осев на некоторое время на месте. И всё же в некоторых делах Гудвин оставался самозабвенно тщеславен, что с годами, похоже, не изменилось.

Быть его студентом было проще. Он получал свои привилегии за то, что был любимчиком, но теперь это порядком обременяло. С закрепленной жизненной позицией и здравым видением жизни Дуглас видел и понимал теперь гораздо больше, чем прежде. Ему приходилось сотрудничать с людьми, подобным Гудвину. Простота общения с ними заключалась в предусмотрительности буквально каждого их неосторожного шага или даже направления мысли. Сложность была исключительно в их бараньей упрямости и неуступчивости, из-за чего неприятности возникали по большей мере у Дугласа. Он научился с ними справляться, предлагая стратегии заведомо удачные. С Гудвином и это не могло сработать.

– Мы могли бы купить подарок вместе. Пришла только, чтобы тебе предложить, – осторожно произнесла Кэрол, неуверенно глядя на него.

– Совсем, как супружеская пара, – съязвил мужчина. Воображаемая сцена вызвала на его лице ухмылку, что не оставляла Кэрол шанса на ответ, который она хотела бы услышать. – Если ты не будешь против, у меня есть идея получше. Я дам тебе денег, и ты купишь два отдельных подарка. Ладно? – он достал из рабочего портфеля бумажник, прежде чем женщина успела бы возразить.

– Другого от тебя не стоило ожидать, – она закатила глаза, принимая деньги, которые постеснялась пересчитывать, полагаясь, что их было более, чем достаточно. Нехотя Кэрол поднялась с места, в сердцах надеясь на то, что Дуглас бросит хоть одну незатейливую фразу, которой продолжит диалог, начатый ею. Он и сам понимал, что женщина ждала этого, но не мог дать этой привилегии, не испытывая и малейшего желания видеть её хоть секундой дольше.

– Всё ещё надеюсь, что меня эта участь минует, – бросил он вслед, когда их внимание привлек настойчивый стук в дверь. Оба знали, кто должен был войти в следующую же секунду.

– Удачи, – одними лишь губами произнесла почти неслышно Кэрол, покидая его с большим воодушевлением, чем ещё пару минут назад. Бегло обменявшись с Гудвином сдержанными приветствиями, она ушла, оставив их наедине.

– Обсуждали старика, – весело подметил мужчина, плюхнувшись на прежнее место Кэрол. В отличие от Дугласа его настроение было приподнятым, и дурацкая улыбка не исчезала с лица, будто он должен был сообщить ему о повышении.

– Вы, как обычно, правы. Ничего иного мы не обсуждаем, – иронично подметил Дуглас, вынуждая старика громко расхохотаться.

– Твои шутки далеко тебя завели, не так ли?

– Прямо в этот кабинет, – на выдохе произнес Дуглас, приготовившись не к лучшей части последующего разговора.

***

Похоже, Гудвин действительно планировал устроить празднество с размахом. Уходя, он оставил на столе Дугласа приглашение, на котором тисненными золотистыми буквами было обозначено его имя и остальная информация о времени и месте. Вопреки предостережению Кэрол празднование должно было происходить не дома, а в ресторане, что свидетельствовало лишь о том, что гостей должно было быть куда больше, чем в предыдущие годы. Гудвин предупредил, чтобы Дуглас прилично оделся, что он принял исключительно, как неудавшуюся шутку с двойным дном.

Кэрол премного помогла ему с выбором подарка. Это были приличные наручные часы, в которых, как полагал Дуглас, старик вовсе не нуждался, но всё же это был достойный выбор, лучше которого сделать он не смог бы. Для себя Кэрол выбрала бутылку выдержанного качественного коньяка, который ему приходилось пробовать лишь однажды, и он удостоверил женщину в его качестве.

В отличие от Кэрол он не сильно готовился к торжеству, предвкушая лишь несколько неимоверно долгих часов скуки, что было неизбежным. Он даже успел забыть обо всем, пока накануне Кэрол не позвонила с предложением встретиться, чтобы добраться до ресторана вместе, в чем он решил ей не отказывать.

Дуглас забыл об этом недоразумении уже по дороге домой. И всё окончательно вылетело из головы, когда спустя полчаса после возвращения, он услышал неуверенный стук в двери, ознаменовавший приход Рози, которого он совершенно не ожидал.

Дуглас полагал, ей нужно было время. Невольно он стал свидетелем неприятной сцены, которую, как был уверен, девушка была бы куда более счастлива вырезать из временной ленты и более никогда не вспоминать. Мужчина увидел её в момент слабости, и поменялись бы они местами, он навряд ли хотел бы видеть её скоро.

Девушка даже не пыталась надеть маску безразличия к тому, что произошло накануне. Вид у неё был помятый и уставший. Ей стоило скорее лечь спать, вместо того, чтобы приходить к нему, но в то же время её визит немало его потешил.

Единственное, чего Дуглас мог опасаться, что Рози вернется к вопросу, который он оставил открытым к обсуждению. Первое, о чем мужчина подумал, это что она только и пришла для того, чтобы он ответил. Но все сомнения развеялись в ту же секунду, как она прильнула к нему в теплом объятии, не успел Дуглас и слова произнести. Прижалась к нему, обхватив обеими руками так сильно, что сперва он остолбенел, не решаясь сделать то же самое в ответ. Большие ладони аккуратно легли на спину девушки, и большего мужчина не стал делать, невзирая на то, что всего сутки назад обнимал её куда крепче.

Обстоятельства были иными. В тот раз Дуглас позволил себе эту вольность исключительно, чтобы поддержать Рози. Позже он подумал о том, что, наверное, это была её единственная опора, и положиться ей более было не на кого. И хоть, вероятно, этот жест доброй воли пробудил в девушке куда больше надежд, чем он мог ей дать, Дуглас ничего бы не изменил, даже если бы смог.

Осторожность оставалась куда меньшей заботой, когда Рози была совершенно разбита и, кажется, даже напугана. Дикая природа своенравного характера была уязвлена перед лицом действительности, которую она тщательно избегала, спрятавшись за четырьмя стенами, выстроенными из отстраненности и чуждости ко всему, что происходило вне их видимых границ. Дуглас ненамеренно, но пробил эти стены, оставляя в хрупкой душе расцветать колючие цветы, взращиваемые чувством, сила которого её по большей мере сокрушала, нежели придавала сил.

Он не подозревал, но Рози сломалась в ту минуту лишь отчасти из-за появления брата. Это копилось в ней долгое время. Хоть у неё не было привычки держать при себе гнев, выливаемый, как правило, в ядовитую иронию или намеренные проступки, осадок всё равно оставался. И его становилось так много, что тот уже доставал до горла, вызывая тошнотворные рефлексы. Безутешные поиски смысла были не более, чем поиском освобождением от гнета заложенного ещё с детства чувства недостаточности во всем, что бы она не делала и какой бы не была.

Дуглас был для неё свежим глотком воздуха, хоть в то же время прибавлял забот не меньше. Бессовестно занимал все мысли, принуждая к сомнению не только к окружающему миру, как было прежде, но и к самой себе. Рози не доверяла собственным ощущениям, и странная тяга к другому человеку, не испытываемая прежде в отношении кого-либо, премного настораживала, невзирая на то, что явление это было самим по себе естественным и привычным для большинства людей.

Дуглас и сам не доверял себе в отношении всего, что касалось Рози. Его притягивало к ней не меньше, и эта тяга не ограничивалась исключительно сексуальным влечением. Было в этом что-то большее, что мужчина старался отрицать всеми силами здравого рассудка. И было бы не так уж плохо ограничиться исключительно приятными разговорами, которых выдавалось мало. Рози настойчиво врывалась в его личное пространство, ломая не только собственные границы привычного одиночества, но и его. Дуглас начинал привыкать к девушке, и это не сулило ничего хорошего.

– Спасибо, – прошептала она, отстранившись от него.

Рози прошла в его квартиру, равно как в собственную. Шаг её был легок, на лице не было заметно и следа прошедшего дня. Девушка сходу начала болтать о чем-то абстрактом, и он быстро подхватил нить разговора, что далось не так уж сложно. Болтать ни о чем было весьма занимательным делом, и, Дуглас полагал, они никогда не смогут вернуться к этой отправной точки, но ничто не нарушало той беспосредственности, в которую они наново окунулись.

Дуглас не стал спрашивать о состоянии её брата или о том, как прошел остаток дня в его компании. Игнорируя живой интерес, не стал даже интересоваться причинами их сложных взаимоотношений, проявляя ту самую учтивость, о которой утром ещё жалел. Принял её правила общения, не став сопротивляться тому, что не сулило никаких последствий.

Ему было приятно вернуться к той Рози, с которой можно было болтать о всяком, не замечая времени и не пеняя на неутешительные обстоятельства, на которые можно было позволить себе закрыть глаза. Стиралась и разница в возрасте, и их положение, забывались приоткрытые друг перед другом створки прошлого, которое должно было оставаться утаенным. Ничего из этого не обременяло, по крайней мере, в тот день.

После этого встречи их были короткими, поскольку ни у одного не было более времени на долгие посиделки. Они встречались лишь за ужином, болтали немного, а затем нехотя расходились. Вскоре это стало достаточно обыденным делом, без которого весь день терял свой обычный порядок и не был полноценным.

Дуглас понимал, что исключительно из воли девушки они игнорировали то, что уже знали друг о друге. Хоть этого было мало, но всё же достаточно, чтобы между ними могла зародиться неловкость, мешающая двигаться дальше. Тем не менее, они если не побороли её, то упорно игнорировали, притворяясь, будто и дальше не подозревали что-либо о той жизни друг друга, что выходила далеко за стены уютного ресторана. Школьница, у которой был серьезный конфликт с семьей, и уволенный адвокат, пытающейся прижиться на новом месте. Копни они глубже, то откопали бы целый источник секретов, которым навряд ли могли бы напиться, разве что захлебнутся.

Он не хотел узнавать о Рози более, чем уже знал. Хотя надеяться на то, что правда не выйдет наружу сама собой однажды, было глупо. Дуглас утешал себя лишь мыслью о том, что больших секретов не могло быть. В конце концов, что ещё могло скрываться за маской этого миловидного лица, кроме вполне естественных проблем взаимопонимания с родителями, что были знакомы многим. Вряд ли что-то могло ещё его удивить, но быть уверенным в этом Дуглас не хотел. Рози умела удивлять, поэтому ожидать можно было чего-угодно, как бы сильно того не хотелось делать.

Единственным, что занимало голову мужчины, стал ещё и вопрос, узнавала ли Рози о нем что-либо. Девушке ничего не стоило вбить его имя в поисковике, чтобы обнаружить пару десятков заголовках, обвиняющих мужчину в том, чего он не совершал. Она могла не поверить им, особенно после встречи с Карлом, когда тот почти что сознался в собственной причастности, но сомнение могло зародиться в ней. Даже если это произошло, Рози никак не подавала виду. И это была не пустая вежливость, хотя бы потому, что врать девушка отнюдь не умела, в чем ему однажды пришлось убедиться.

Рози вела себе чуть более свободно, хоть взгляд её стал более мягким. Она больше не смотрела на него упрямо и в упор, как умела прежде, а опускала глаза в ту же секунду, как он глядел на неё. Голос был нежнее, а случайные прикосновения, заставляли скрывать улыбку и прятать блеск в глазах. Это всё было плохим знаком, и Дуглас упорно уговаривал себя, что всё это глупости. Пытался не обращать внимания, игнорировать, хоть влюбленность Рози была всё более очевидной.

Он не знал, насколько уместным было бы предупреждать девушку о том, что в тот вечер он вынужден был пропустить их совместный ужин. Они никогда не обусловливались о том, состоится их встреча в этот раз или нет, но за последнее время Дуглас не пропустил ни одной. Он не знал о её пятничных особенных ужинах, а потому не мог подозревать, что и в ту пятницу Рози в любом случае не имела возможности присоединиться к нему за ужином. Приодетый к празднеству, на котором не был намерен пребывать до самого конца и уже даже придумал отличную отговорку, чтобы уйти пораньше, мужчина всё же оказался напротив двери Рози с объяснениями, но та не открыла.

Дуглас заказал такси и подхватил по пути Кэрол, вид которой был настолько необычайно хорошим, что он шутки ради присвистнул, заставив женщину самодовольно расхохотаться. Она расстегнула все пуговицы пальто, будто бы нарочно, чтобы предстать во всей красоте в шелковом платье с большим вырезом вдоль бедра, но, кто бы мог подумать, полностью закрытым верхом. На покрывшейся тонкими морщинами шее блестела золотая подвеска, о которой Дуглас должен был справиться, если бы только ему не было всё равно, кто ей подарил украшение.

– Ты же работал адвокатом, а галстука так и не научился завязывать, – нарочито серьезно произнесла Кэрол, принявшись с ходу перевязывать галстук, с которым, в действительности, не было никаких проблем.

– Спасибо, ты тоже хорошо выглядишь, – он вынудил её закатить глаза и ухмыльнуться.

– Надеюсь, хоть в этом нет иронии.

– Нет, – серьезно признался Дуглас, для убедительности посмотрев Кэрол в глаза. И отвернулся прежде, чем она могла бы уловить момент, обманчиво обнадеживающий, в котором сам мужчина не находил ровным счетом ничего. У него не было привычки обманывать чьи-либо чувства. И если бы Кэрол не была раздавлена тяжестью прошлого, которое для него не имело какого-либо значения, он бы с ней даже провел ночь. Только её обещание не находить в этом чего-то большего, стоящего продолжения, было бы равносильно обманчивым, если бы он сам пообещал обратное.

– Жаль, что тебе так и не удастся увидеть дом Гудвина. Это место стоило бы твоего внимания, – усмехнулась Кэрол, когда он открыл перед ней двери такси. Дуглас учтиво взял женщину под руку и повел вперед. – Хотя, как его любимчик, ты скоро там окажешься. Ставлю сотку, что в течении недели Гудвин пригласит тебя на семейный ужин.

– И проиграешь, потому что он уже это делал.

– Ты врешь, – она укоризненно посмотрела на него, будто действительно в это не верила. На деле же Кэрол играла свою роль, и эта игра была настолько безвкусной, что даже по-своему его забавляла. – Когда это случилось? – женщина толкнула его игриво в плечо.

– Буквально на первой неделе.

– Меня он пригласил лишь спустя три года, – к ней вернулся обиженный детский тон. Избежать дальнейшего разговора, что всё больше выдавался ему неудобным, удалось лишь потому, что они оказались у входа в ресторан, где охранник принялся проверять их имена.

Всё это по большей мере смешило, нежели удивляло. Подобная напыщенность была излишней, покуда едва ли в ней кто-то нуждался. Дуглас отдавал себе отчет в том, зачем подобные пиршества устраивались, но в то же время искренне отказывался понимать их истинную ценность, в которой не находил и малейшего смысла. Гудвин был из тех людей, которые до сумасбродной одержимости пеклись о том, чтобы о них хорошо думали, наивно отказываясь понимать, что всякая пышность выставляла их в глазах общественности дураками. Ценителями показной жизни были лишь те, кто другой не умел жить.

Дугласа немало удивило лишь то, как искренне удивлялись подобной показушности остальные люди, в частности Кэрол, которая будто бы приросла к его руке. Во всем он находил лишь пустоту и фальшь. Красивая обертка скудной жизни, у которой имениннику не хватало смелости проводить достойно. Гудвин будто пытался впечатлить всех до единого тем, чему, похоже, смог удивиться сам. Внешнее убранство зала было поразительно изысканным и всё же избавленным вкуса.

Дугласу было неприятно находиться среди этого общества. Он пытался выискать хоть одно скучающее лицо в толпе, но либо был невнимательным, либо его окружали сплошь одни дураки. Он отчаянно отказывался верить в последнее, а потому не прекращал упорных поисков.

– Да кого ты выглядываешь? – удивленно спросила Кэрол, когда они ненадолго задержались у стола с подарками, пытаясь найти место для собственных. Женщина за это время успела обследовать и другие, пока не обратила внимания на Дугласа, за руку которого снова цепко взялась.

– Всего лишь пытаюсь понять, какой из столиков наш, – недовольно пробурчал он. – Я и не знал, что у Гудвина так много друзей.

– Они ему такие же друзья, как мы с тобой, – её смех утонул в общей суете, что хоть была неспешной, но всё же чувствовалась. Они направлялись к столику, и по пути Кэрол то и дело мило улыбалась незнакомым ему людям и приветливо кивала, хоть им, кажется, до неё не было никакого дела. – И всё же с каким шиком он всё провернул в этот раз, – продолжала изумляться женщина, оглядываясь вокруг.

Посреди просторного зала высилась ледяная скульптура, которую должны были непременно убрать на время танцев. Музыканты уже заняли свои позиции, разодетые так, будто должны были выступать не меньше, как для самой привередливой публики всех Штатов. Столы были убраны в не менее праздничное одеяние, чем люди, в волнении обменивающееся впечатлениями, что были непременно у каждого.

– Надо же, они усадили детей вместе с нами, – Кэрол вздохнула с тяжестью. Дуглас уселся, когда она прежде обошла весь стол. Ему более обременительно было её общество, а не людей, по отношению которых у него было немало безосновательных предубеждений, которым мужчина старался не внимать. Более его удивляло, как Гудвин не усадил детей рядом с собой. Хоть те и были взрослыми, но всё же.

Дуглас оглянулся, лишь чтобы проверить, кто занимал столик именинника. Кроме самого Гудвина, остальных он не сумел распознать. Большая часть мест ещё пустовала, а потому это было глупо. Едва словив на себе взгляд Дугласа, Гудвин тут же поспешил поздороваться с ним. Ему предстояло уделить крохи внимания каждому из гостей, и его это не могло миновать.

Дуглас поднялся с места, и Кэрол следом за ним. Едва Гудвин успел приблизиться к ним и первым делом пожать ладонь мужчины, как Кэрол рассыпалась в поздравлениях, в которых чувствовалась лесть, из-за чего он почувствовал рвотный рефлекс. Ему хотелось закрыть ей рот, но Дуглас держал себя в руках, насколько мог. Стоило Кэрол умолкнуть, как мужчина сухо и без излишеств поздравил Гудвина, стерев с его лица ту самодовольную улыбку, что нарисовала Кэрол.

– Надеюсь, вы не против, что я рядом с вами посадил своих детей. Обещаю, с ними вы не соскучитесь, – Дуглас распознал в его тоне тень иронии, что была едва ли уместной.

– Уверена, нам будет, о чем поговорить, – живо ответила Кэрол. И когда она снова успела схватиться за его руку, точно как за спасательный круг?

– А вот и моя дочь. С таким хмурым лицом, будто пришла на похороны, а не на день рождение отца, – старик произнес это нарочито громко, и Дуглас почти был уверен, что девушка, приближающаяся к ним, закатила глаза в ответ на неуместный комментарий.

– На похоронах должно быть веселее, чем здесь, – он распознал её голос быстрее, чем они оказались лицом к лицу.

– Не дерзи хотя бы на людях, – шикнул Гудвин, слишком резко схватив дочь за руку, которую нарочно сжал с силой, только бы заставить её утихомириться. – С Кэрол ты уже должна быть знакома. А это Дуглас. Мой бывший студент и по совместительству новый профессор. А это Рози, – он толкнул девушку в бок, когда та не могла скрыть удивления от встречи с Дугласом. Его удивление было не меньшим. Покуда он был поражен этим обстоятельством куда сильнее.