Текст книги "Много снов назад (СИ)"
Автор книги: Paper Doll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
Рози чуть крепче сжала ушко чашки, когда разговор о дружбе стал неприятно обжигать уши. Она смотрела на Бри и будто бы всё ещё не могла принять того, что подпустила её немного ближе, чем следовало. Отчасти жалела об этом, отчасти Бриана во многом помогла с тем, с чем бы сама она ни за что не справилась. Рози было непривычно дружить с кем-то кроме Реджи. После всего она будто бы всё ещё чувствовала некий подвох в намерениях Бри, которого, очевидно, не было. Оказалось, проблемы с доверием были основательно серьезными, но их решение могло снова привести к разочарованию. Рози дала малейшую слабину и вот уже жалела, хоть держать в себе так много уже не оставалось сил.
Казалось, они с Бри по-разному относились друг к другу. После всего Рози всё ещё не чувствовала себя непринужденно в присутствии девушки, испытывала некую скованность, порой даже неловкость. Она не нуждалась в друге прежде, как и теперь. Навязчивая компания девушки сперва раздражала, но затем начала даже забавлять, невзирая на что, они по-прежнему были разными.
Ей было стыдно, поскольку это было своего рода неуважение. Бриана была умной, смешной, понимающей, терпимой и слишком скромной, но всё же чужой. И Рози была намерена переломить свои убеждения и довериться девушке без лишних предубеждений, но пока это было затруднительно.
– На самом деле, я буду скучать за тобой, – Бри нашла ладонь Рози и легонько сжала её. Та неуверенно улыбнулась в ответ, утопив взгляд в бездонной черноте крепкого кофе, безграничность которого была обрамлена белыми краями чашки, с одной стороны которой виднелся алый цвет.
– Признайся, всё дело в Реджи, – Рози попыталась перевести всё в шутку, что едва ли была уместной. Она не могла заверить Бри в том же, поэтому выпалила первую нелепость, выстрелившую в голове. Девушка совсем тихо засмеялась в ответ, отпустив её руку.
Они продолжили болтать о разном оставшееся время. Большую часть времени это делала Бриана, но обеих это устраивало. На прощание они даже обнялись. Рози ещё раз поблагодарила девушку за всё, испытывая по неизвестным причинам перед ней вину, таящуюся в недомолвках.
Клайв упорно игнорировал её звонки и не отвечал на сообщения. Она знала, он делал это нарочно, ведь ещё днем вполне ясно дал понять, что не был намерен заниматься её проблемами в тот же день, наметив для себя более важные планы. В его глазах Рози была одним и тем же, что и Киллиан. Большой разницы между ними он не видел. Богатые избалованные дети, позволяющие себе вытворять глупости, стоящие намного больше любых денег, при помощи которых им, тем не менее, всё сходило с рук. Для Стэнли она была клише, как впрочем и для многих других, но опровергать общественное мнение было делом пустым, поэтому Рози не была слишком усердна в том, чтобы доказывать кому-либо, что была другой.
Куда проще было бы обратиться к Дугласу, но она доверила ему и без того слишком много, прежде чем он просто сбежал, оставив горячечный след своих губ на её. Поэтому она гуляла по городу, вызванивая Клайву, оставляя на телефонной почте десятки сообщений, которые, скорее всего, он все вместе удалит, прежде чем перезвонить на следующий день и предложит встретиться, будто именно об этом они и договаривались.
Рози изводила себя, доводила до крайней усталости, чтобы после ужина вернуться домой и выпасть из реальности, погрузившись в крепкий сон, с силой удерживая его до позднего утра следующего дня. Она изрядно замерзла, не согревал даже горячий кофе, купленный по пути. Благо тому, что снова не пустился снег, которого и без того было достаточно много, чтобы дети могли ему радоваться, а взрослые без устали причитать.
Она выдохнула с облегчением, когда оказалась у порога «Ужина c Барни». И всё же оказавшись внутри, вдруг замерла на месте, когда заметила уставшую фигуру Дугласа, склонившуюся над столом. Он заметил её почти сразу, поскольку сидел лицом ко входу, будто выслеживал её, боясь ненароком упустить. Но Рози не заметила в его глазах обнадеживающей теплоты, которая дала бы повод наконец-то расслабиться. Его взгляд был холодным, почти что ледяным, как клинок стального ножа, скользящей бережно по коже, оставляя по себе рой мурашек и страх.
Рози двинулась на ватных ногах вперед, чувствуя каждый громкий удар быстро колотящегося сердца. Она была уверена, что Дуглас не придет, ведь для этого было ещё слишком рано. По нему самому было заметно, что он поторопился, не дав чувствам унять свой пыл, успокоиться, а рассудку прийти в норму, упорядочить хаос разлетающихся мыслей. Казалось, мужчина был решителен в намерении покончить со всем, к чему Рози была не готова и что считала преждевременно лишним.
– Хочу, чтобы вы знали, что я ни о чем не жалею. И если вы намерены вбить мне в голову глупость о том, что я сама не понимаю, чего хочу, то нам лучше не начинать этого разговора вовсе, – она остановилась напротив столика. Выпятила вперед подбородок, голову подняла чуть вверх, но голосу всё равно не доставало уверенности. Рози смотрела мужчине в глаза, но это было сложнее делать, чем прежде, а потому она быстро сдалась, сосредоточив взгляд на поверхности стола, где заметила приготовленный для неё кусок персикового пирога и чашку кофе.
– Ты никогда не заказывала этот пирог. Он здесь прилично вкусный, – ответил Дуглас, совершенно сбив её с толку. – По крайней мере, я не помню, как ты это делала, – он стегнул плечами. – Садись уже, – раздраженно пробормотал.
Поджав в неуверенности губы, Рози сняла перчатки, размотала шарф и стащила пальто, бросив его на диванчик рядом с собой. Потирая холодные, как льдинки, руки, опустилась на мягкий диван, но не спешила есть, хотя кофе был заметно остывшим. Она даже зажала между пальцев вилку и наколола кусочек пирога, но не могла поднести его ко рту.
– Мы не будем обсуждать того, что произошло вчера? – Рози неуверенно посмотрела на Дугласа, глотая огромный ком, болезненно режущий горло.
Вид мужчины оставлял желать лучшего. Казалось, он провел бессонную ночь и позволил себе короткий сон лишь днем, но тот не пошел ему на пользу. На лице была заметна щетина, под глазами виднелись круги. Когда его рука зарылась в волосы, Рози поняла, почему вид у них был небрежно взъерошенный. Очевидно, он делал это не впервые. Устало отреченный взгляд остановился на ней, и Рози не могла прочитать в нем чего-либо хорошего.
– Ты вроде как заявила, что нам лучше будет не начинать этого разговора, – он двинул невинно плечами, что разозлило её. Рози потупила глаза вниз. Она так сильно сжимала в кулаке вилку, что костяшки заметно побелели. Он вел себя, как ребенок, и Рози не знала, как справляться с этим. Упрямая игра, начатая с обернутых против слов девушки, пустившихся подобно стрелам в щит её самообладания.
– А вы намерены были повторить в точности то, что я имела в виду? – парировала Рози, подняв на мужчину взгляд, полон раздражительности, что улетучилась, стоило ей кротко посмотреть на него. Острый укол в области груди, отзывающимся ещё теплым воспоминанием об их поцелуе, ранил сильнее последующей за этим жестокости, которой девушка не выносила.
– Ты будто прочитала мои мысли. Именно это я и хотел сказать, – сложив руки впереди себя, Дуглас закивал головой. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы чувствовать на себе его взгляд, которым он проникал под кожу, заставляя трепетать каждую клетку её тела, скованного в замки неловкости этой беседы. – Думаю, ты и сама признаешь, что это правда, если упомянула об этом.
Дуглас заметил, как девушка крепко сжала челюсти, собрав все свои силы вместе, чтобы держать язык за зубами. Она начала постукивать вилкой по тарелке, создавая едва заметный шум. Нога под столом выбивала сумасшедший ритм.
– Рози, мы должны расставить все точки над «і» и оставить всё произошедшее в прошлом, – его тон стал гораздо мягче. Дуглас чуть наклонил голову, чтобы посмотреть ей в глаза, спрятанные в тарелке с наколотым куском дурацкого пирога. Наверное, он опасался более, что она расплачется на глазах у других, выставит его в дурном свете, чем то, что сумел задеть её чувства, которые девушка с переменной удачей скрывала.
– Мне уже есть восемнадцать, – первое, что произнесла Рози, подняв на него стеклянные глаза. Рука Дугласа снова потянулась к волосам. Оттягивая их чуть назад, он тяжело выдохнул. – Можете соврать, что проблема не в этом.
– Проблема в том, что я хочу одновременно быть честным с тобой и не ранить твои чувства, что почти невозможно.
– Я не рассыплюсь на части, можете не опасаться этого. Я не боюсь услышать правды, только если честным вы будете не только передо мной, но и самим собой, – она оставила чёртову вилку в покое, отодвинув тарелку с пирогом от себя. Сложила руки на груди, закинула ногу на ногу, что удалось едва успешно в стесненных условиях. Рози задела ненарочно ногу Дугласа, из-за чего тот отпрянул, будто его кто током ударил. Этот укол был без тени мысли о поцелуе.
– Об этом я и говорю, – он хлопнул ладонью по столу. В его голосе вновь появились нотки раздраженности. – Правда одна. Я взрослый, а ты ещё ребенок, на которого обратили внимание. Я был вежлив и учтив, только чтобы не обидеть тебя. Было весело и хорошо, но ты, очевидно, привязалась ко мне, что зачастую случается с детьми, обделенными родительским вниманием.
Рози смотрела на него немигающим строгим взглядом. Лицо выражало строгую сосредоточенность – брови сведены вместе, губы стали надуты, лоб нахмурился. Она будто задержала дыхание и совершенно забыла о том, как правильно дышать, словно ничего сложнее этого не было. Щит самообладания был сломан. Дуглас нашел в нем трещину и ударил по больному месту, не щадя сил.
– Мне жаль о том, что произошло с тобой вчера. Это было чудовищно ужасно, и, очевидно, ты нуждалась в утешении, поэтому сама не поняла, как поддалась эмоциям. Ты одинока, и твоя семья совершенно…
– Вы издеваетесь надо мной? – Рози не могла более выдержать того, что он говорил, вонзая нож всё глубже и глубже, прежде чем отважиться повернуть его внутри её естества, покончив с чувствами и ней самой раз и навсегда. – Это ведь бред какой-то, – Рози горько усмехнулась. – Я ещё ни в ком так сильно не ошибалась, как в вас. Не могу поверить, но вы ещё больший трус, чем мой отец.
– Рози, послушай, – Дуглас положил свою ладонь поверх её, не давая путей к отступлению. – Иначе не может быть, – нож был повернут прямо внутри её грудной клетки.
– По-прежнему уже тоже не будет, – она не могла отвести взгляд от их всё ещё сжатых рук, Рози боролась с собой, чтобы не переплести их пальцы вместе, давая слабину, но это было не к месту. – Ладно, теперь я действительно чувствую себя глупой, – Рози резко выдернула свою ладонь из-под ладони мужчины. Подхватилась с места и начала надевать пальто.
– Ты даже не поела, – он подвинул к другому краю стола тарелку с пирогом, в который раз взъерошивая волосы.
– О, надо же, оставьте свою заботу для собственного ребенка. Думаю, отец из вас получиться замечательнейший, – выпалила сгоряча, наспех застегивая дурацкие пуговицы, не поддающиеся непослушным пальцам. – Должно быть, его вы не позволите обделить вниманием, как это случилось со мной, – бросила напоследок, прежде чем взмахнуть волосами и уйти, оставив его одного за столиком.
На следующий день Рози перенесла бронь столика на час раньше. Ещё через день Стэнли обмолвился о том, что не смог рассказать Дугласу об обстоятельствах дела, поскольку тот уехал из города до начала следующего учебного семестра.
Глава 17
Дуглас недолго думал, прежде чем ответить на электронное письмо кузена, в котором тот приглашал его отпраздновать Рождество вместе в Вашингтоне. Приглашение подвернулось, как нельзя вовремя, и в смятенно взволнованном состоянии, он написал, что обязательно приедет, будто иного ответа от него нельзя было ожидать. Кузен стерпел бы и отказ, но посвященный во все трудности жизни Дугласа, как никто другой, он пригласил его к себе из формальной вежливости, о чем знали они оба.
Устроившись в Филадельфии, Дуглас прислал кузену слова благодарности и чек на приличную суму за то, что тот приютил его на время продолжительных странствований. После увольнения и развода ему приходилось скитаться по отельным номерам, каждый последующий был дешевле предыдущего. Только, когда это стало не по карману, когда большая часть денег уходила на адвоката, Дуглас решился обратиться к родственнику, с которым в последний раз виделся на собственной свадьбе. Благо тому, что ему хватило ума оставить на счету приличную сумму с расчетом на большее. Вот только до того времени, как он успел бы устроиться, о большем не хотел думать.
По его скудным соображениям всё должно было развиваться постепенно. Сперва он намеревался найти работу, затем подыскать жилье, а потом позаботиться и об остальном, что было менее важным. Дуглас привык к последовательности, согласно правилам которой было куда удобнее жить. Вот только, когда вся жизнь разрушилась в одночасье, и выстраивать её приходилось заново, взяться за голову было куда сложнее, чем в первый раз, когда он только появился в этом большом городе с головой, полной знаний, и душой, полной стремлений.
Он полагал, что они с кузеном расстанутся до следующего общесемейного мероприятия, происходящего раз в десятилетие. Они не особо дружили в детстве, в юношестве вовсе забыли о существовании друг друга. Дуглас знал, что его присутствие во многом стесняло холостую независимую жизнь Майкла, но в то же время ничего не мог поделать с собственными неудачами. Он старался не мешать и быть тихим, насколько это было возможно. С друзьями кузена не заговаривал, приходил поздно вечером, уходил из дома утром, изредка наведываясь на обед и ланч, когда квартира пустовала.
Дугласу была невыносима мысль о том, что в том самом городе, несколько кварталов спустя находилась купленная на честно заработанные им деньги квартира, которую Николь с таким усердием отстаивала, что, в конце концов, ему пришлось сдаться. Вопреки известному мнению, благородство ещё никогда никого не красило. Наряду с добротой оно медленно изживало себя, покуда ослабевало человеческий дух, засоряя легкие пылью разочарования и боли, не стоящих того.
Ситуация не была столь критичной, что прежде, ведь всё же у него был надежный кров, стабильная работа и более или менее крепкая почва под ногами. Единственным обстоятельством, нарушающим спокойствие, оставалась Рози, поцелуй которой ударил молнией по его душевному самообладанию.
Дуглас держался не так уж плохо. Притяжение было слишком явным, чтобы даже холодный, как сталь, рассудок мог это отрицать. Единственное, что он мог отрицать это большую близость, чем ту, что уже установилась между ними. Легкие непринужденные разговоры за ужинами и на диване за чашкой ароматного крепкого кофе стали сродни традиции, которую он не только не мог нарушить, но и искренне не хотел. Её появление привносило некий праздник, сродни того же теплого уютного Рождества, в котором не было никаких других подтекстов, кроме как преддверия спасения, в котором Дуглас сильно нуждался. Физическое влечение было контролируемо, покуда сама девушка преднамеренно сохраняла дистанцию, пока он держал её в плену заблуждения на счет собственных противоречивых чувств, что порой выдавали себя слишком легко.
Поцелуй побудил в нем желание получить большее. Неправильное, дикое и необузданное здравым рассудком, что до этого пребывал в самозабвенном сне. Он хотел её, что неизменно повлекло бы за собой сожаление, которое Дуглас предрекал, взирая на свою дальновидность.
И всё же разрушение было неизбежным. Сердце Рози в силу юного возраста было хрупким и необузданно пылким к первой любви, которой поневоле стал он. Куда меньшей потерей Дуглас считал разбитое детское сердце, полное ложных надежд и преисполненное наивных мечтаний, нежели вдребезги разорваная душа, научившаяся заново летать перед самым огромным падением. Она была слишком юна, чтобы принять его и понять. Слишком мало было прожитых Рози лет, чтобы она сумела оставаться такой же, какой была в тот самый момент, застыв в своем цветущем великолепии, проявляющемся в изумительном сочетании ума и прелести. Она развивалась, менялась, обретала в развитие своем черты, присущие ему самому.
Может, дело было исключительно в ответственности, которую он не хотел на себя брать, пеняя на недостаточность Рози. Придумывал не существующее «что, если», извращая образ девушки нарочно, чтобы душа воспротивилась ей и потеряла всякий интерес. Работала эта схема из рук вон плохо и по большей мере только вызывала головную боль, но Дуглас продолжал придумывать всякие отговорки собственной трусости. И самыми главными среди них оставались обстоятельства, прежде всего разницы в возрасте и кровной причастности Рози к семье Гудвинов.
Он находил странным думать о ком-либо так много, особенно о девушке, которой едва успело исполниться восемнадцать. Нельзя было назвать Рози особенной, пеняя в частности на цветуще юный возраст, плен оставленной позади молодости. Она была по-своему неординарна, но в то же время сохраняла лучшие черты, сближающие всех женщин – от малого и пожилого, вместе. Не нежность возраста привлекала Дугласа в ней, поскольку разительная разница стиралась вместе с любыми границами, когда он видел её, говорил с ней и слушал. Просто признать, что нравилась она ему исключительно за то, что была собой, было слишком просто, но в то же время совершенно не понятно.
Уехать на некоторое время было хорошим решением, о котором он не сообщил никому, кроме Клайва Стэнли, который настойчиво пытался с ним связаться. Они узнали имя настоящего виновника, и Дуглас знал, исключительно благодаря кому разрешилась эта проблема. Услышав имя президента Гумберта, он не удивился, хоть и ожидать подобного не мог. Дугласу просто было безразлично, равным счетом, как и то, как дело должно было продвигаться дальше. Он умывал руки, отключал телефон, оставлял в Филадельфии все вопросы без ответов, чтобы только после короткой передышки ответить на них разом.
Не самой лучшей идеей было сообщать о своем решение Гудвину, который успел прислать приглашение на торжественный рождественский вечер, или Кэрол, которая в его кабинете появлялась чаще чем в собственном. Может быть, он хотел бы рассказать об этом Рози, но это противоречило бы всем его намерениям.
Дуглас думал, а, может, втайне надеялся, что Вашингтон ударит обухом воспоминаний по голове, но город встретил его, как незнакомца. Полагал, что прошлое захватит его в головокружительный вихрь и унесет с собой горячечные мысли о Рози. Вместо этого чувствовал себя потерянным туристом, который прятался в этом путешествие, прежде всего от самого себя, чтобы в конце концов вернуться обратно к себе же. Не спасал даже холод, вымораживающий щеки, кончик носа, уши, но точно не мысли, пыл которых разгорался лишь сильнее.
– Как добрался? – вежливый вопрос, подразумевающий короткий ответ. Майкл встретил его только на пороге своего дома, где Дуглас вдруг почувствовал себя лишним, невзирая на ослепительно яркую улыбку хозяина. – Давно здесь такого снега не было, не правда ли?
– К Новому году, может, и растает, – он передал чемоданы кузену, прежде чем начать медленно стягивать с рук перчатки, следом за чем стал разматывать вокруг шеи шерстяной шарф, чувствуя прилив крови от теплоты воздуха. – Чувствую себя здесь, как впервые, – честно признался, не удержавшись от глупой улыбки.
– И каково это побывать в Вашингтоне впервые? – перед ним оказалась милая девушка, опиравшаяся о дверной косяк. Она смотрела на него с вызовом, и улыбка стерлась с лица Дугласа, стоило ему почувствовать укол воспоминания о том, как Рози смотрела на него точно так же в их первую встречу.
– Как будто впереди ещё вся жизнь.
– Чепуха, – она махнула рукой, громко рассмеявшись. – Ты ещё молод. Тебе ведь совсем немного за тридцать. Не восемьдесят и даже не пятьдесят. Хотя моя бабушка сказала, что в шестьдесят семь её жизнь только началась, – Бетти подошла к нему, чтобы помочь стянуть пальто и повесить в шкаф.
– Ты всегда знаешь, как утешить, – Дуглас вежливо улыбнулся, прежде чем угодил в теплые объятия девушки. Вернувшейся из комнаты Майкл всего на секунду застыл с выражением ревности, но затем лицо расслабилось, будто какая-то мысль сумела его успокоить. – Не ожидал тебя здесь увидеть.
– Мы живем уже некоторое время вместе, – отстранившись от него, Бетти тут же угодила в плен Майкла, который возложил на её талию свою руку, отчего Дугласу стало не по себе. – Тебе не стоит беспокоиться. Это я предложила Майклу пригласить тебя к нам, – она ловко шмыгнула на кухню, вынудив обеих последовать за ней.
– Очень мило с твоей стороны, – вяло произнес Дуглас, не стараясь изобразить напускное радушие. Он изрядно устал с дороги, к тому же всё ещё был взволнован тем, что оставил в Филадельфии. – Не думаю, что буду долго вас беспокоить, – скудно улыбнулся, заняв за скромным столиком на четверых прежнее место.
Дуглас полагал, что Майкл расстанется с Бетти ещё до дня Благодарения, поскольку за время его проживания у кузена тот начинал непродолжительные отношения трижды. Кто знал, что, став четвертой на этом счету, Бетти задержится чуть дольше остальных?
Они были представлены друг другу наспех, а потому многого о ней Дуглас не знал. Она познакомилась с Майклом в баре, где тот работал, когда отмечала девичник одной из подруг. Была не намного младше их, что и без того прослеживалось в мелких морщинках возле глаз и сухих руках, усеянных дешевой бижутерией. Работала в салоне красоты, снимала квартиру с соседкой на пару, что теперь потеряло свою актуальность. Казалась милой, хоть в глазах была заметно отчаянье и усталость, в которых он её поддерживал, хоть ни разу так и не признался.
Дуглас не понимал, что могла Бетти найти в Майкле, как впрочем и любая другая девушка. Бесперспективный, отчасти ленивый и совершенно неуклюжий в своем отношении, что скорее напоминало небрежность, граничащую с безразличием, что было в каждом его движении и произнесенном слове. Майкл был человеком добрым, но всё же совершал добро сквозь стиснутые зубы, что во многом стесняло Дугласа за время проживания с кузеном.
– Ты сам ещё не остепенился? – спросил Майкл, сжав плечо Дугласа, как только оба сели на место. Было в этом жесте что-то фальшивое, из-за чего он чуть было не поморщился, вместо чего выдал неуверенную улыбку, двинув плечом. Рука Майкла ударилась о поверхность стола.
– Не думаю, что это скоро произойдет, – он вежливо кивнул Бетти в знак благодарности, когда она поднесла ему чашку с кофе. – Я определенно к этому не готов.
– Неужели ни разу не воспользовался приобретенными привилегиями? – сквозь редкий смешок спросил Майкл, из-за чего тут же поймал на себе укоризненный взгляд Бетти, которая сделав и себе чашку чая расположилась напротив обоих.
– Прости, я не совсем тебя понимаю, – Дуглас нахмурился. Он не мог не понять грязного намека кузена, что звучал совсем уж иронично при сложившихся обстоятельствах, но хотел, чтобы тот произнес своё предположение вслух, дабы немного пристыдить.
– Неужели? – вторил Майкл. Бетти толкнула его под столом, задев ненарочно вместе с тем и Дугласа. – Я имел в виду…
– Довольно, – прошипела женщина, не выдержав более накала недосказанности, что уже должна была разрешиться. – Дуглас, лучше расскажи, как ты устроился. С тех пор, как ты уехал, мы ничего о тебе не слышали.
– Зато я несколько раз видал твою бывшую, – произнес Майкл, прежде чем Дуглас сумел ответить на вопрос Бетти. Она с ещё большей силой ударила мужчину по ноге, отчего стол легонько пошатнулся. На лице Майкла отобразилась боль. Дуглас спрятал улыбку в чашке с отвратным дешевым растворимым кофе.
– Она беременна. Я уже знаю об этом, – безмятежно произнес он, не ощутив даже легкого укола, пронзившего сердце, как было прежде. Узнать об этой новости впервые было гораздо тяжелее. С того дня, казалось, прошло уже не меньше года, а не каких-то пару месяцев, как было на самом деле. – Прошло время. Все должны двигаться дальше.
И Дуглас искренне хотел двигаться дальше следом за Николь, но последствия его крушения были гораздо более масштабными. Он никому не жаловался ни на развод, ни на увольнение, ни на последующие жизненные неприятности, в чем едва ли был смысл. Всё было заметно по изнурительно уставшему внешнему виду, что прибавил ему несколько лет.
Потребовались месяцы, чтобы собрать себя воедино и сделать хотя бы попытку двинуться дальше. И, невзирая на то, что Дуглас находил себя в постелях других женщин или на непрекращающихся собеседованиях, всё заканчивалось непременно очередным крахом. На работу никто не брал, в сердце никто не оставался. Всё было не тем, всё оказывалось пустым. Гордость сдерживала внутри все горести, не выпуская те наружу даже в самые отчаянно горькие минуты. Легко находивший общий язык с другими людьми, Дуглас был в поисках общего языка с самим собой.
– Очень разумно и по-взрослому, – подметила Бетти, бросив ещё один укоризненный взгляд-молнию в Майкла, который не внимал условным знакам, не распознавая их так хорошо, как делал это Дуглас. – Уверена, ты ещё обязательно найдешь себе кого-то, кто позволит тебе остепениться, – она аккуратно положила свою ладонь поверх ладони Дугласа, легонько сжав его с добродушной улыбкой. Майкл прожигал взглядом сложенные вместе руки, пока Дуглас первым не скользнул ладонью по столу, освободив её. Он по-прежнему чувствовал себя лишним, невзирая на то, что вернуться обратно в Филадельфию не было большого желания.
– Так, как ты устроился в Филадельфии? – будто невзначай спросил Майкл, оставляя позади обсуждение Николь, к которым ни у кого не было охоты присоединяться.
Он всё ещё чувствовал себя усталым и с большей охотой пошел бы отоспаться, но всё же согласился на короткий рассказ, полон неточностей и несоответствий с действительностью. Дуглас рассказал об университете и местных устоях, выдав несколько коротких смешных историй, произошедших прямо посреди занятий, которыми прежде ни с кем не делился. Они возникли в памяти случайно, но достаточно вовремя, чтобы запутать себя среди неважного и пустого.
– Тебе дали кабинет? – не скрывая изумления, спросил Майкл, будто это означало, что Дугласа с ходу назначили президентом или хотя бы деканом факультета. – Ты больший счастливчик, чем я полагал.
– Единственное преимущество это вид из окна, – хмыкнул Дуглас, прежде чем продолжить.
Рассказал о малодушном Гудвине с его тщетными попытками понравиться всем, выдающие внутри него обеспеченного деньгами подростка с чувством неполноценности из-за недостаточной популярности. Рассказал о своенравной Бонни, пренебрегающей правилами приличия и всяким уважением к мужу. Роковая женщина лучших романов прошлого века, потерявшаяся в современности. Рассказал о Кэрол, часто наведывающейся в его кабинет безо всякого особого повода. О её навязчивости и раздражительности, с которыми не мог бороться, вопреки тому что должен был признать, что Кэрол оставалась его единственным другом среди всего преподавательского состава.
Без упоминаний Рози описание привычного распорядка было сухим и невзрачным. Она была неотъемлемой частью квартиры, которую он купил исключительно из-за неё. Пойти на поводу у безымянной загадки, обещавшей своё имя взамен на его переезд, изначально не могло обернуться чем-то хорошим. Стоило было свернуть и пойти на попятную ещё в самый первый день, прежде чем обернутая праздничной бумагой коробка оказалась чёртовым ящиком Пандоры. Не сказать, что игра эта не стоила свечей. Напротив – эти свечи всё сожгли дотла.
Каждый угол квартиры был полон ею. Дуглас тщательно избегал её призрака, остановившегося напротив книжной полки, где у неё была привычка подолгу рассматривать книги, поджавшего ноги на мягком диване напротив камина, угол в котором он никогда не садился, у плиты, где она могла варить кофе на двоих. Где-то в его квартире был потерян старый кардиган, пахнущий пряностью её твердого характера. На кухне на ряду с другими стояла её чашка, перевернутая вверх дном. Забытая ручка, потерянная заколка. Рози была жизнью, наполняющей пустое пространство его жилища. В конце концов, его собственную пустоту.
Избегать её даже в незатейливом рассказе было сложно, но ему удалось ни словом о ней не обмолвиться. Это могло не значить ровным счетом ничего. И Бетти, а Майкл и подавно, даже услыхав её имя, не заметили бы подвоха, не узнали бы в голосе чувства, доверху его наполняющего.
– Кажется, у тебя не было времени унывать, – сквозь улыбку произнесла Бетти, когда он закончил короткий очерк последних месяцев своей жизни, упустив главное. – Ты, наверное, устал. Я постелила тебе в старой комнате…
– Да, спасибо, – вежливо ответил он, прежде чем уйти.
Кофе не помогло. Дугласа всё так же клонило в сон после непродолжительного перелета. Дорога всегда утомляла, но едва ли исключительно в ней была причина усталости. Раздевшись и оказавшись в постели, прежде чем уснуть, он подумал о Рози, задавшись вопросом, хватило ли ей после всего храбрости оказаться напротив двери, за которой её теперь никто не ждал.
Проснулся он только утром. Обнаружил на столе ключ и записку. Бетти и Майкл были на работе, а вернуться должны были только к вечеру. Бетти оставила свой номер, чтобы он позвонил и сообщил, что хотел бы на ужин, что даже заставило улыбнуться. Майкл определенно её не заслуживал.
Приняв теплый душ, Дуглас наспех переоделся, решив совершить небольшую вылазку в город. Прогулка по старым местам не обещала обернуться приятным времяпровождением, поскольку вернуться к прошлому уже было невозможным. Жизнь замедлила свой темп, и теперь в Вашингтоне это оказалось в разы ощутимее.
Казалось, это не он был тем самым человеком, который в суете ловил посреди улицы такси, называл адрес и выпрыгивал, наспех расплатившись с водителем, попутно разговаривая по телефону. Не он по расписанию просыпался каждое утро, а затем целый день лавировал между офисом, зданием суда и домом, разрываясь между безымянными в его памяти людьми, лица которых теперь были стерты. Не он щеголял по городу, зная каждое приличное место, где встречался с коллегами за ланчем, выбирался с Николь на уютные ужины, виделся с оппонентами.
Этот город его отверг. Дуглас стал для него чужим и во многом ненужным. Вернувшись обратно исключительно убежища ради, он не находил здесь прошлого, будто это случилось где-то в другом месте и вовсе не с ним. Дурацкий сон, снятый неизвестным режиссёром фильм, что-угодно, но точно не жизнь, прожитая им на самом деле.
