Текст книги "Много снов назад (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Глава 20

Гудвин оказался не до конца честным не только с Дугласом, но и с Клайвом Стэнли. В попытке выяснить истинные мотивы президента Гумберта, что помогли бы надавить на него сильнее, они достаточно долго и скучно сидели, перебирая варианты, ни один из которых не казался единственно верным. Всё было глупо, легкомысленно и слишком уж натянуто за уши. Дуглас выпил не одну чашку кофе, за несколько часов скурил почти пачку сигарет, чего не делал раньше, но нервное напряжение лишь накалялось, доводя его до предела.

– Может, это связано с тем, что я подал свою кандидатуру на пост президента университета в этом году? По нескольким опросам, напечатанных в студенческой газете, я лидировал. После десяти лет службы Гумберт начал сдавать позиции, – беспечно произнес Гудвин посреди их спора. Он пил чай, сидя в углу дивана и прежде не вмешивался, пока Дуглас и Клайв не погрузились в задумчивое молчание.

Дуглас как раз стоял у приоткрытого окна и курил сигарету, выпуская наружу табачный дым и впуская внутрь холод. Расслабленный галстук, закатанные до локтей рукава – он не надеялся вскоре уйти домой. Клайв сидел на краю стола и заканчивал второй стакан скотча. И едва Гудвин подал голос, разрушая напряженную тишину между ними, как они переглянулись между собой и ругнулись стиха под нос.

– Почему вы раньше об этом молчали? – Дуглас выбросил окурок в открытое окно, прежде чем закрыть его. Остановился напротив Гудвина, растерянный взгляд которого скорее побуждал ударить его в лицо без лишних промедлений, нежели поблагодарить или похвалить за догадку, над которой они так долго мучились. Точно как ребенок, мужчина хлопал широко раскрытыми глазами, будто помимо всего ещё и жалел о том, что всё рассказал. – Когда я просил рассказать всё, что может помешать или помочь делу, то имел в виду всё. Может, вам есть ещё что рассказать? – он наклонился вперед, смущая Гудвина строгим взглядом.

Он съежился в углу дивана, отодвинув опустевшую чашку из-под чая от себя. Бросил неуверенный взгляд на Клайва, будто просил у того помощи, но тот оставался безучастным. Дуглас заметил, как лицо Гудвина побледнело, сухие губы и горло нуждались в воде. Дуглас мог сломать его в два счета, вынудив рассказать всё, но в этом не было смысла, покуда он и без того всё знал. Дело было лишь за тем, хватило ли бы мужчине смелости признаться в виновности сына, что он с такой тщательностью сумел скрыть.

В конце концов, Дуглас отступил, хотя дожать оставалось совсем немного. Малодушный Гудвин был легкой целью, справиться с которой не составляло большого труда.

– Не думал, что это было так важно, – стиха ответил мужчина, глядя на Дугласа исподлобья. Лимит терпимой благодарности был исчерпан, и его строгий взгляд был насквозь прожигающим, полный тихой скрытой в глубинах сложной души ненависти, что теперь была на поверхности холодных карих глаз.

Он даже услышал, как Гудвин выдохнул с облегчением, когда Дуглас отвел от него взгляд, только чтобы потереть уставшие глаза.

– Ладно, это может быть вполне вразумительной причиной. По крайней мере, наиболее вероятной из всего того, что мы могли предположить, – Дуглас пытался придать голосу напускного спокойствия, что, оказалось, не так уж легко, когда внутри он закипал от нетерпимости и злости.

– Я договорюсь с ним завтра о встрече, – безразличным тоном ответил Клайв, когда Дуглас поспешил расправить рукава рубашки, прежде чем найти куртку и набросить её на плечи. – До суда осталось всего два дня, но, думаю, мы ещё сможем его предотвратить. Нам повезло, что девушки слишком просто сдались. Кому нужны лишние проблемы?

– Я сам это сделаю, – заявил вдруг Дуглас. – Будет лучше, если это сделаю я.

Клайв не сопротивлялся. Гудвин тоже не смог возразить, не выдав больше и слова. Дуглас же всего лишь хотел скорее покончить с этим грязным делом и освободить себя из пут благодарности, чем ему больше нельзя было упрекать. Гудвин должен был после всего остаться у него в долгу, чем Дуглас навряд ли мог бы воспользоваться, не будучи тем человеком, который пользовался слабостями других. Он умел видеть людей насквозь и манипулировать слабостями, что они оставляли на виду, но вовсе не использовать в доводах и убеждениях личностное, что было гадко и, по меньшей мере, не прилично.

Он вернулся домой раздраженным и злым. Столько времени и сил было утрачено впустую. Вот только едва ли это было единственной причиной его плохого настроения тем вечером, поскольку Дуглас и без того стал замечать за собой, как стал более нервным. Его злило всё без исключения. Студенты, преподаватели, Гудвин и Стэнли. Начались проблемы со сном, что в последний раз беспокоили его в первые дни после увольнения. Дуглас долго ворочался в постели, томился в собственных мыслях, беспорядок которых не позволял сосредоточиться на чем-то одном. Помимо этого ловил себя всё чаще на том, как за ужином приготовленным собственноручно кое-как чашка кофе сменялась на стакан виски со льдом. Снова появилась привычка курить. Другие же могли замечать его перемены лишь в не выглаженных мятых рубашках, небрежной щетине и пустом усталом взгляде.

Гордость не позволяла Дугласу списывать всё на счет Рози. Он должен был испытывать спокойствие и смиренную радость от того, что она сумела двигаться дальше, но вместо этого не мог избавиться от мысли, что всё это было ею тщательно подстроено. Девушка играла свою роль с четким намерением вызвать у него эмоцию, заставить поверить ей и пожалеть об утрате. Другой же актер не знал об отведенной ему роли, да и о том, что был частью созданного воспаленным воображением спектакля. Это было не вполне в духе Рози, но любовь сотворяла с людьми кое-что и похуже, а потому поверить в то, что она пошла бы на подобную глупость, не вызывало сомнений.

Как бы сильно Дуглас тому не противился, но это безошибочно действовало на него. Он ревновал, даже когда вполне осознанно понимал, что всё это были подростковые глупости и вздор, которым нельзя было внимать. Он, взрослый разумный человек, не мог позволить себе вестись на поводу нелепой выходки, по сущности, ребенка, чувства которого были ненарочно задеты. В то же время следовать собственному голосу здравого рассудка было не так уж легко, покуда тому противилось глухое к вразумительным доводам сердце.

Ему ничего не хотелось сильнее, как увидеться с Рози и поговорить с ней, чтобы вернуть всё к началу. Одна мысль об этом была глупой и совершенно обезнадеживающей, поэтому он закапывал это желание глубоко внутри себя, не давая тому шанса сокрушить его волю и поддаться эмоциям. Дуглас нарочно не спускался вниз во время ужина, пытался не смотреть в сторону её двери, будто на том месте была голая стена, курил дома, не выходя на балкон, вид из которого больше не находил прекрасным.

Рози и сама не искала с ним встречи. Дуглас самонадеянно полагал, что она ворвется в его квартиру непрошеной гостей, как бывало прежде, и притвориться, будто ничего, в сущности, не изменилось, ничего не было, а потому вспоминать об этом не стоило. Но обнаружив у своих дверей возвращенную книгу, он понял, что всё остальное было безвозвратным. Подчеркнутая неровной линей цитата не оставляла надежд вовсе – «Раскаяние – самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее».

Он встретился с Гумбертом утром следующего же дня. Разговор обещал быть напряженным, но привычное волнение его не беспокоило. Дуглас был ужасно нервным. Бессонница прибавляла раздраженности. Он выпил пять чашек кофе, прочитал ужасно интригующий триллер, сюжета которого так и не смог разобрать, не в силах сосредоточиться на простых предложениях, пролистал новостную ленту до начала прошедшего месяца. В голове застрял комок из непроизнесенных слов, что Дуглас не мог разобрать, поскольку нигде не находил той самой ниточки, с которой тот начинался. И тот занимал всю его голову, давя на неё головной болью.

Вошел в кабинет президента без стука. Прошел мимо вскочившей с места секретарши и захлопнул перед её носом двери. Гумберт поднял на него томный взгляд и возмущенно нахмурился, прежде чем успел возразить внезапному появлению.

– Я здесь по делу мистера Гудвина. И у меня есть сведения, что вы стали его зачинщиком, – сходу заявил, устало развалившись в кресле напротив стола. Уверенность сказанного заявления заставила мужчину удивиться прежде, чем возразить. Гудвин одним движением руки велел всполошенной секретарше оставить их наедине. Очевидно, он подразумевал и то, чтобы она больше никого не впускала. Теперь, когда женщина успела слухом уловить сказанное Дугласом, распространению слухов было не миновать.

Дуглас без лишних усилий прочитал на лице мужчины страх, за которым последовала злость. Гумберт стал требовать от него объяснений, переводя стрелки, но внешний облик Дугласа оставался безмятежно скучающим.

– Чего же вы молчите теперь? – Гумберт наклонился вперед, сложив перед собой руки. Он всё ещё был нахмурен, губы сомкнулись в тонкую линию. Краем глаза Дуглас заметил, как мужчина тянул заусенец на пальце, оставляя на нем мелкую ранку. Это заставило его улыбнуться краешками губ, не выдавая своего торжества.

– Ждал, пока вы закончите, – он запрокинул ногу за ногу, сложив руки на коленях. – На самом деле, я удивлен, что вам всё ещё не пришло известие о том, что мы опросили девушек и те, как одна, назвали ваше имя, – Дуглас пытался сохранять безмятежно расслабленный тон, глядя Гумберту в лицо, что, как хамелеон, сменяло цвета – от побледнения до покраснения. – Вы можете подумать, что всё это блеф, но у меня с собой даже есть запись.

Дуглас достал из кармана брюк телефон, включил записанный Клайвом разговор с одной из девушек и протянул Гумберту. Тот плотнее сжал ладони вместе, стал нервно кусать нижнюю губу, раздирать большой палец правой руки.

– Довольно. Забери это от меня, – мужчина отодвинул телефон от себя. Дуглас выключил запись, включив вместо этого диктофон на всякий случай, хоть уверенность в успехе дела не покидала его. Он готов был жать до конца, даже пусть всё обернулось бы против него самого. – Допустим, я подговорил их. Меня ведь за это не могут посадить? – неуверенно спросил, держа спину прямо, а голову чуть опущенную вниз.

– Нет. И я здесь вовсе не затем, чтобы попусту угрожать вам, – он с тяжестью выдохнул. – Это ведь ваш адвокат на самом деле защищал девушек. Поэтому, невзирая на то, что они готовы говорить в дальнейшем правду, будто им остается теперь что другое, именно вы вправе дать приказ отозвать иск. Вашему адвокату это предложение не было предложено, поскольку мой коллега большой идиот, но теперь я прошу вас об этом лично, пока ещё есть время.

– Стоило ожидать, что он наймет вас для помощи с делом. Каковы ваши условия? – чуть прищурив глаза, спросил сдавленно взволнованным голосом Гумберт. Он снова побледнел. Дыхание стало тяжелым. Ещё не хватало, чтобы рука легла на сердце.

– Вы не потеряете эту должность раньше времени, – Дуглас даже иронично усмехнулся. – Из-за должности ведь всё и было начато, не так ли?

– Какой ваш личностный интерес? Что Гудвин мог вам обещать? – Гумберт облокотился на стол, подавшись чуть вперед, не сводя с Дугласа злого упрямого взгляда.

– Ничего, – произнес на выдохе. – Вы можете сейчас позвонить своему адвокату и устранить эту нелепую проблему? – он был настойчивым в своей просьбе, нетерпимый к большим промедлениям. Головная боль снова ударила по вискам. Ужасно хотелось курить, хоть и пропустить стакан скотча тоже не было лишним. Ещё лучше было бы взять себя в руки, но мысль об этом не пришла на ум.

Нехотя Гумберт сделал то, о чем он ненавязчиво просил. Дуглас выключил телефон, спрятав его в карман. Потер переносицу, борясь с собой, чтобы не зевнуть. Глаза смыкались, но он знал, что стоит ему попытаться уснуть, как это снова станет проблемой. Подобное бессилие выбивало из колеи. Возвращение не стало таким уж приятным.

– Он ужасный человек вопреки тому, что согласился тебе помочь. Жалкий, мелочный и трусливый. Если бы ты знал половину того, что знаю и видел я, ты бы не стал ему помогать, – прохрипел Гумберт. Его сражение было недолгим, да и был ли в сопротивлении смысл?

– Я знаю о нем всё то, что вы имеете в виду. Знаю его подноготную, но мне нет дела до чужих погрешностей. Я не лезу в чужую жизнь в надежде на то, что люди и мою оставят в покое. Несколько последних месяцев у меня с этим, как вы знаете, были проблемы, – Дуглас неспеша поднялся с места, борясь с тем, чтобы неуклюже не свалиться в него обратно. – К тому же вы сам едва ли лучше. Избавиться соперника, обвинив его в домогательствах. Взрослая жизнь всё чаще напоминает старшую школу, – Дуглас грустно усмехнулся, покачав головой.

У него ещё оставались занятия, идти на которые ужасно не хотелось. В студенческие годы он мог прогулять, не испытывая угрызений совести. В любом случае ему всегда всё сходило с рук, поскольку он умел говорить с людьми, невзирая на то, что тогда ещё только учился читать их, как открытые книги. Подвешенный язык и улавливание всего на лету – понять кого-то или что-то всегда выдавалось проще, чем понять себя. Теперь же он не мог просто уйти. Дуглас нуждался в ассистенте, не меньше чем в новом стуле в кабинете, но и том, и о другом всякий раз забывал.

У его кабинета уже ошивалась Кэрол. Мялась неуклюже у закрытой двери, делая вид, будто оказалась рядом совершенно случайно. Он хотел было свернуть и пойти обратно, невзирая на то, что в кабинете оставались лекции к предстоящему занятию, но Кэрол успела его заметить, отрезав все пути к отступлению.

– С прошедшим Рождеством! – тут же воскликнула женщина, обращая на себя внимание проходящих мимо студентов. Дуглас остановился, сохраняя между ними расстояние, но это не помешало Кэрол пересечь его за несколько коротких секунд и обнять мужчину, оставив на щеке мягкий поцелуй. – Когда ты успел приехать? Я надеялась, мы встретимся перед началом учебного семестра, – она обиженно надула губы, вообразив из себя девушку-подростка, парень которой выбрал выпускной костюм, не соответствовавший цвету её платья.

– Около недели назад. Были некоторые дела, – ответил сухо и небрежно. Дуглас даже не хлопнул Кэрол в ответ по спине, держа руки при себе. Запах её духов неприятно резанул нюх, волосы неприятно щекотали лицо. Он провел ладонью по щеке, вытирая след её алых губ. – Как твои дела? – спросил из вежливости, предупредив тот же вопрос, на который не хотел отвечать.

– Может, сначала пройдем внутрь? Мне нужно многое тебе рассказать о рождественском вечере Гудвина, – Кэрол весело хохотнула, что было многообещающе скучно.

– Если тебе есть много чего рассказать, может, лучше будет сделать это после занятий? – осторожно произнес, надеясь спровадить женщину куда подальше, только бы остаться ненадолго наедине, собраться с мыслями, прежде чем вернуться к занятиям.

– Например, за чашкой кофе? Отличная идея! – она хлопнула в ладоши. Дуглас натянуто улыбнулся, сдерживая себя с трудом от того, чтобы не закатить глаза. Может, это изобличение и пошло бы ему во многом на помощь, но злоупотреблять грубостью он не умел. Учтивость и банальная вежливость держали его в узде и во многом лишь мешали. – У тебя ведь сегодня две пары? – ненавязчиво спросила, будто не проверила его расписания перед встречей.

Дуглас молча кивнул, прежде чем Кэрол снова оставила след своих губ на его щетинистой щеке. В итоге он всё равно забыл об обусловленной встрече. Вернувшись после последнего занятия поспешно в свой кабинет, Дуглас переоделся и ушел, пока Кэрол в это время прихорашивалась к встрече с ним. Задержанная визитом младшего Гудвина, которого тщательно избегала после произошедшей неловкости, Кэрол опоздала в совокупности минут на двадцать. Когда она глупо топталась у дверей его кабинета, он уже был на полпути домой.

***

– Правда или нет, что ты идешь на выпускной с Эриком Гарретом? – спросила Бриана, прежде чем сесть за столик, за которым расположилась Рози. Казалось, она и не намеревалась делать этого, пока не получит ответа. Имя парня произнесла, не скрывая отвращения, невзирая на то, что тот был достаточно знаменитым в узких школьных кругах. Его имя всегда оставалось на слуху, хоть и представлялся он, обычно, не в наилучшем свете.

Рози взволновано оглянулась вокруг, не слышал ли кто заданного вопроса. Слухи распространялись быстро, но ей более привычно было оставаться в тени. Она даже перестала есть свой йогурт, когда Бри застыла перед столом с подносом в руках. Озадаченно нахмуренное выражение на лице и полный удивления взгляд. Бриана терпеливо выжидала, пока Рози не пожала плечами, спрятав глаза в банке с йогуртом.

– Я приняла его приглашение, – ответила, проследив в следующую же минуту за тем, как подруга заняла своё место. Бриана наклонилась над столом, будто ждала подробностей, которым Рози не намерена была делиться. – Должна признаться, я вряд ли пойду на выпускной, но он долгое время донимал меня, поэтому я не могла не согласиться, – продолжала с напускной безмятежностью, не поднимая изобличающих глаз. Лишь подняв на подругу хитрый взгляд, на лице её проскочила кроткая улыбка, не убедившая Бриану в искренности.

Врала Рози, на самом деле, отчасти, поскольку Эрик Гаррет прежде трижды спрашивал её составить ему пару на бал, два из которых были сродни глупой шутки. В первый раз подошел к ней в конце ноября, невзирая на то, что для приглашения было слишком рано. Она отказала прежде, чем он успел договорить, не внимая сказанному, поскольку Дуглас уже тогда занимал все её мысли. Затем в декабре парень несколько с шутливой насмешкой спрашивал у неё тоже самое, выкрикивая слова в спину на весь школьный коридор, когда она проходила мимо, не обращая ни на него самого, ни на окружающий их хохот никакого внимания. В конце концов, Рози сама пришла к нему.

Её незамысловатый план узнать о Дугласе больше стремительно двигался вперед. Выведать достаточно из новостных блоков было невозможно. Она поддавала сомнениям обвинительные суждения, ни одно из которых не имело записанных слов самого Дугласа, решившего воздержаться от комментирования произошедшей ситуации. Они писали и говорили, что он признал свою вину, когда для Рози оставалось вопросом – как он избежал наказания? «Конфликт удалось разрешить. Пострадавшие фирмы отказались передавать дело в суд, не сочтя в этом нужды».

В целом она поняла лишь, что Дугласа обвинили в продаже инсайдерской информации, благодаря которой он получил на свой счет огромную сумму денег, слитые со счетов той же ограбленной фирмы. Они были важными дорогостоящими клиентами, с которыми он сотрудничал на протяжении последних пяти лет, поэтому подобное недоразумение стало прецедентом, о возникновении которого едва кто-то мог когда-нибудь подозревать. Много вопросов, о которых все со временем забыли, оставив их без ответов, в которых Рози остро нуждалась.

Она не могла поверить, что это могла быть правда не потому, что её всё ещё необъяснимо тянуло к Дугласу, что нежность необузданных ранней любовью чувств ещё не прошла или что туман самозабвения не был доселе рассеян. Напротив Рози пыталась руководить в этом деле разумом, подавляя чувства с большим усердием. Было во всем этом деле много незаполненных пробелов, вопросов и недомолвок. Желания узнать о мужчине правду было больше, нежели надежды и терпения в наивном ожидании доверия. Это была часть его жизни, о которой он меньше всего вспоминал, нарочно утаивая случившееся, и нарочное вмешательство Рози было своего рода ответным вызовом его холодной боязливости.

Наибольшее сомнение вызывало оставленное в прошлом признание Карла в вине за что-то, чего прежде Рози не знала. Если тот был виноват, так почему все стрелы полетели в Дугласа, да и к тому же он принял удар на себя? По его же словам, он подписал документ о неразглашение конфиденциальной информации, касающейся настоящих обстоятельств нашумевшего дела, но зачем было подписывать его, подставляя себя вместо другого человека?

Помимо всего Рози зарегистрировалась на Facebook, использовав выдуманное имя Чарли Голдберг, добавив туда несколько своих редких фото. Она понадеялась, что никто из знакомых не вычислит её, разоблачив намеренное вранье, но поначалу дела шли успешно. Рози пролистала страницу Карла, единственного кого знала. Оттуда перешла на профиль некой Николь Скотт, где обнаружила несколько снимков с Дугласом. Безо всяких неуверенных догадок было понятно, что она была его бывшей женой. Рози сохранила себе несколько фото, просидев на её странице больше часа. Стоило ей обнаружить профиль Дугласа, как провела там ещё несколько часов, пока это занятие не заставило её почувствовать себя глупо.

Рассматривать его старые снимки перед сном стало сродни привычки. Однажды Рози даже расплакалась, потеряв себя среди чужих воспоминаний. Ей хотелось быть там же, где был он, будучи старше, чем она была сейчас. Отсчет времени, сколько ей было тогда, когда он оставался по облику своему таким же, как сейчас, было занятием неприятным и даже болезненным, но, тем не менее, Рози не могла перестать делать этого, угнетая себя ещё сильнее.

Понадобилось несколько дней, чтобы она выбрала себе первую удочку, за которую намеревалась потянуть. Среди общих фото, на которых люди, как правило, были отмечены, Рози пыталась выискать наиболее уязвимую личность, следуя исключительно поверхностному изучению. Это было сложно сделать, и Рози то и дело, что сомневалась. Куда проще было ставить клеймо на сверстниках, с которыми она имела дело в живую, нежели на взрослых, умевших притворяться куда намного лучше, скрывая свои истинные сущности, особенно на фото.

Её выбор пал на некую Сару Скелтон. Робкая с виду, молодая секретарша, занявшая свою должность в фирме три года назад. Прежде чем написать ей, Рози добавила несколько незнакомцев, что были в друзьях у неё, но которых не было среди друзей Николь, Карла или Дугласа. У неё болели глаза вычислять все связи, но она верила, что оно того стоило.

К Эрику Рози тоже обратилась прежде, чем связалась напрямую с Сарой. Всё требовало времени, и пока оно было, девушка не хотела тратить его попусту, сидя на месте, сложа руки. Напротив ей даже выдавалось, что того у неё совсем не было. Метания между уроками, прогулками с Алексом, пустой болтовней с Брианой и выяснением правды съедали дни, вынудив Рози быстро забыть о надоевших скудных днях прошедших каникул.

Все знали, что Эрик знал, где в городе можно было достать фальшивые документы, а потому в первую очередь Рози решила обратиться именно к нему, не беспокоя лишний раз Реджи, которого её затеи приводили в ужас. Отвергнутый трижды, Эрик даже не спрашивал с неё деньги, единственным условием обозначив, чтобы Рози согласилась пойти с ним на выпускной. С его стороны это было крайне глупо, и она подозревала, что парень был под воздействием легких наркотиков, но главное Рози записала на диктофон его почти что безвозмездное согласие на случай, если тот решит её обмануть. Их разговор был основательной причиной и для того, чтобы у Эрика были проблемы с полицией, куда Рози не медлила бы отправить анонимную запись.

Теперь приходилось врать ещё и Бриане, которая могла бы немало помочь и теперь, если бы дело не было слишком личностным. У неё и без того были обоснованные подозрения, что будоражили Рози, насколько тонко и четко девушка умела замечать некоторые вещи и распознавать важные детали. Способности Рози в этом деле тоже нельзя было преуменьшить, вот только многого она не замечала в силу отсутствия интереса к отдельным людям или вещам.

Рози не хотела делиться с кем-то делом, за которое взялась. Не хотела обременять даже Бриану с Реджи, без которых ни за что не справилась бы и не помогла бы отцу, который вряд ли заслуживал от неё какой-либо помощи. Она наивно полагала, будто это подарит ей чувство собственной важности, но, в конце концов, решила остаться анонимной, оставив Стэнли в замешательстве.

– Зачем ты обнадежила его? – Бриана раскрыла гамбургер, прежде чем откусить его добрую половину, измазав в соусе краешки губ. – Он ведь уже всем хвастается, будто вы не меньше, чем переспали, – тыльная сторона ладони коснулась лица.

Рози оглянулась вокруг. На неё никто не смотрел, но если новость успела разлететься, ей уже не было как это исправить. В любом случае о ней и без того много слухов ходило. Очередной из них едва ли мог стать большой новостью.

– Плевать, – Рози покачала головой, принявшись мешать маленькой пластиковой ложкой йогурт со злаками. – Эрик точно не тот парень, чьи чувства я бы стала жалеть. Мне он не интересен. Подозреваю, если бы он узнал меня лучше, то бросил бы без лишних раздумий. В конце концов, не могу поверить, что мы обсуждаем чувства Эрика Гаррета. Едва ли они вообще у него есть, – девушки переглянулись между собой и стиха рассмеялись.

– Знаешь ли, а ведь ещё год назад он встречался с девушкой из другой школы. Отношения длились около полутора года, пока она его не бросила, – Бриана бросила на подругу многозначительный взгляд, которому Рози не хотела внимать. Это всё были подростковые глупости, да и только, что вовсе её не занимали. – Тебя всё ещё не интересует никто кроме профессора? – в неуместно шутливом тоне спросила Бриана, надавливая на больное.

– Он меня не интересует, – Рози откинулась на спинку шаткого стула, потупив глаза в поверхность стола, усеянную засохшими пятнами и крошками. Аппетита тут же не стало. Казалось, кроме своей привязанности к Дугласу она выдаст и задуманную затею, от которой Бри не медлила бы её отговоривать, присоединив к этому и Реджи. – Он хороший человек, но… – ей пришлось прочистить горло, посреди которого застрял ком обиды и боли. – Он интересный человек, но не более. Тем более, теперь мы перестали общаться.

– Почему? – сухо спросила Бриана. Выражение её лица оставалось невозмутимо спокойным, невзирая на то, что ложь она плохо переваривала. Она не верила заверениям Рози, что были скорее отговорками для неё самой, нежели для кого-то ещё. Если ей нужно было обманывать в этом себя, Бри не намеревалась это нарушать.

– Нет времени, – небрежно бросила, не поднимая голубых честных глаз. Рука поднялась к шее и принялась разминать мышцы, пока Рози рассеяно оглядывалась вокруг. – Что на счет тебя и Реджи? – она ловко перевела тему, заставив в этот раз смутиться Бриану.

Улыбка выросла на лице девушки вместе с живым румянцем. Она провела по щеке рукой, будто это должно было снять покраснение, чего не случилось. Смущенно счастливое выражение на лице Бри заставило Рози ощутить укол зависти. Ей не хватало той же легкости, призрачного чувства свободы и невесомости. Ужаснее было познать их, ощутить и прожить всего лишь считанные секунды, пока поцелуй не был прерван неуверенностью, граничащей с благоразумием Дугласа. Все его лучшие черты обернулись против Рози проклятием, которое она должна была разрушить в одиночку, но вряд ли понимала как.

Её даже в меньшей мере огорчали отношения между Бри и Реджи, невзирая на то, что в глубине души она всё ещё расценивала их, как что-то неправильное. Рози не смирилась с ними, но не могла сосредотачивать внимание и на этом, теряя внимательность и бдительность в нескольких заботах одновременно. Бриана становилась к ней ближе, когда секреты отдаляли Рози от девушки. И всё же она прониклась к ней толикой доверия, что многого стоило, поскольку доверять кому-либо Рози не привыкла. Вверенное Дугласу в руки доверие вместе с сердцем были безжалостно растоптаны, но, тем не менее, это было единственная утрата, стоящая того. Рози не находила возможным поступить в тот день иначе, как рассказать ему всё, поцеловать, ещё и признаться в своих неуверенных чувствах.

Рози была самозабвенно уверена, что никто не сможет её понять, а потому держала всё в себе без намерения вверить кому-либо тайну своей возникшей из ниоткуда любви. Она поразила её молнией, прошла насквозь и сожгла дотла всё наивное и детское, что припрятанным теплилось где-то на дне обманутой пустыми надеждами души. Рози упорно боролась с собой на протяжении последних лет, как Дуглас убил её мягкосердечность парой жестоких слов, выброшенных невпопад ради защиты собственного благоразумия, о которой рядом с ней хотелось отчаянно забыть.

Она не стыдилась своих чувств, но они делали её уязвимой и слабой, в чем Рози не намерена была признаваться кому-либо, даже если её пошатнувшаяся уверенность в себе была заметна невооруженным взглядом. Принять то, что это было чем-то нормальным, привычным для каждого было не так уж легко, да и к тому же едва Рози пыталась это сделать, поэтому была на грани совершения того, что Дуглас обязательно назвал бы глупостью. И всё же действительность была такова, что она держала при себе свои обиды, разочарования и боль с упрямым намерением унять их разом посредством правды, что её вовсе не касалась.

Возвращаясь домой автобусом, она заметила три пропущенных от Алекса. Написала ему короткое – «Извини, сегодня не получиться встретиться», когда затем обнаружила его у дверей подъезда. Стоял, втянув шею в застегнутый ворот куртки, и дышал спертым воздухом, застрявшем между волокон ткани. Приподняв плечи, глупо топтался на месте, терпя холод.

– Что ты здесь делаешь? – её тон был нетерпеливым и даже отчасти раздраженным, чего она не успела скрыть, увидев парня. Заметив его издалека, Рози не испытывала бы смущения развернуться на месте и уйти, дожидаясь в каком-нибудь укромном месте, пока тот не уйдет. Только Алекс заметил её первым и поприветствовал поцелуем в холодную щеку. – Я только что отправила тебе сообщение.

Он достал из кармана телефон, но даже не смог его включить. Рози закатила глаза и выдохнула струйку теплого воздуха чуть ли не в лицо парня, когда нагнулась вперед, чтобы заглянуть в потухший экран.

– Если ты занята, я мог бы подождать тебя. Я бы не отказался от чашки кофе на самом деле, – он взял её за руку, намеренный пойти к ней, когда Рози не двигалась с места. Её ладонь не сомкнулась вокруг его в ответ.

– Зайдем в ресторан неподалеку? – Рози двинулась в сторону противоположную дому, потянув за собой и Алекса. Тот согласился пойти за ней следом нехотя, поскольку более охотно хотел бы заглянуть к ней домой, куда она отчаянно не хотела его пускать.

Рози проболталась о том, что жила одна, случайно. На вопросы сродни, почему так получилось или чем было обусловлено её желание отделиться от семьи, избегала отвечать, ловко сменяя русло разговора всякий раз, когда тот заходил о людях, о родстве с которыми не хотелось лишний раз вспоминать. Позволила Алексу списать всё на причуды её испорченности достатком, чем Рози, на самом деле, никогда не хвалилась. Избалованная родительскими деньгами девчонка – если кто и думал о ней так, то только потому, что она позволяла это.