Текст книги "Много снов назад (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Глава 1

Пальцы выбивали ритм, застрявший в голове. Стоило услышать в такси знакомую песню, как та не выходила у Дугласа из головы. Посыл её был хорошим, что обнадеживало, потому что обычно в его голове застревали лишь грустные мотивы, отравляющие кровь синей краской, которую никак нельзя было из себя вымыть. Всегда оставалось только ждать, когда та раствориться, но, обычно, это был достаточно длительный процесс. К счастью, терпеливости ему было не отнимать.

Он оглядывался восторженно вокруг. Ничего не изменилось. Тот самый стол из красного дерева, изобильно покрытый лаком, сглаживающий поверхность. Дуглас постучал пальцами и по нему, ощутив под подушечками зов прошлого, которое, кажется, закончилось только вчера, уступив месту действительности, что едва ли не впервые не радовала мужчину. Стол был захламлен бумагами, бесконечное количество которых его всегда поражало. Полно их было и в папках, разложенных бережной рукой по цветам и алфавиту одновременно. В углу, как и прежде, стоял большой глобус, что, как он уже давно догадывался, был тайным хранилищем для алкоголя. Дуглас был бы не прочь немного выпить, чтобы унять в руках дрожь. Вазон в другом углу комнаты погиб ещё за незапамятных времен, когда он сам был студентом. Их было здесь полно – на подоконнике, шкафу, полу. За ними никто не ухаживал, и почему-то Дугласа это коробило. Глубокий зеленый цвет стен едва пробивался сквозь бесчисленные фото и грамоты, облаченные в тяжелые рамы. Он никогда не находил в них интереса, расценивая исключительно, как особый вид эгоизма, граничащей с нарциссизмом, которым мужчина никогда не был болен.

Он поднялся с удобного кресла, чтобы приоткрыть форточку. Ему было жарко в самый расцвет осени. Дуглас никогда не отрицал странности ни своего способа мышления, ни ощущений, ни привычек, хотя Никки любила указывать на это. Сперва ей выдавалось это его особенностью, позже – недостатком.

Вид за окном сумел заворожить Дугласа, привлечь его внимание. Спрятав сжатые ладони в карманы брюк, он оглядывал места прошедшей юности, вдыхая теплый воздух с улицы. Мужчина не мог поверить, как быстро прошла пора студенчества, о котором у него и времени не было вспоминать с тех самых пор, как он подкинул вверх шапку выпускника. Он ушел отсюда двадцати двухлетним перспективным молодым юристом, вернулся – тридцати двухлетним опозоренным на всю страну специалистом, которому больше некуда было податься, разве что в свою альма-матер.

Дуглас с любопытством рассматривал лица молодых людей, прогуливающихся после занятий по территории кампуса, находя в каждом из них себя. Ограниченные собственными амбициями, они не могли предусмотреть всех взлетов и падений, что ожидали их впереди. В конце концов, и он не был седовласым старцем, повидавшим жизнь, но пытался смотреть на все происходящее с ним трезво, особенно после недавнего происшествия, изменившего всю его жизнь вспять.

И всё же эта минута доставляла ему удовольствие. Шум улицы, громкий голос мистера Гудвина за тонкой дверью и неостанавливающиеся часы, неутомимо забирающие время, которое Дуглас мог провести в этом мнимой спокойствие.

– Прости, что заставил тебя ждать, – появление мистера Гудвина разрушило всё. Едва мужчина открыл двери, как бумаги на его столе разлетелись в разные стороны из-за сквозняка. Дуглас захлопнул в ту же секунду окно и принялся помогать запыхавшемуся старику собирать бумаги. – Сплошные неприятности. Что дома, что здесь, – он неуклюже упал на стул, заняв место за столом.

– Всё в порядке? – вежливо спросил Дуглас, совершенно не намерен заходить слишком далеко, как могло показаться случайному наблюдателю этого разговора. Ни в его тоне, ни в сдержанных жестах не было намерения заболтать мистера Гудвина или подлизаться к нему. В духе Дугласа было поддерживать разговор, едва тот начинался, и это было сродни привычки, от которой он не мог избавиться.

– Дочь опять чудит. Утомляет меня своими выходками, – Гудвин с тяжестью вздохнул, откинувшись на спинку шаткого стула. Потерев переносицу, мужчина надел очки и серьезно посмотрел на собеседника. – Не верь тем, кто утверждает, что дети – цветы жизни. Всё ложь, – Дуглас усмехнулся. Ещё несколько лет назад он хотел ребенка от Никки, но, наверное, ему повезло, что у них ничего с этим так и не получилось. – Или ты уже обзавелся?

– Нет, ещё не успел, – он не заметил, как пальцы снова принялись выстукивать по колену тот самый ритм. Его вдруг не было нужно одолевать волнение, которое мужчина находил приятным. Ему нравилось будоражащее кровь чувство, предвкушение предстоящей победы, чего он уже продолжительное время не испытывал из-за неудачно сложившихся обстоятельств. Дуглас был уверен, что разговор с Гудвином приведет к одному исходу. Кажется, всё уже было заранее решено.

– Тебе ещё и рано. Сколько тебе там лет, напомни-ка? – мужчина разыгрывал спектакль, в котором Дуглас подыгрывал ему, хоть и не знал слов пьесы, но ему был знаком стиль этого автора. Казалось, он нарочно растягивал их разговор, непонятно только зачем.

– Тридцать два.

– Правда? – Гудвин опустил очки на кончик носа, глядя на Дугласа так, будто тот врал ему в глаза, не робея при этом. Затем покачал головой, всё ещё не принимая того факта, что так было на самом деле. – Как незаметно прошли эти десять лет, – проворчал себе под нос, заставив Дугласа лишний раз улыбнуться. – Ладно, перейдем к делу. Как прошла встреча с президентом Гумбертом? – мужчина достал из-под стола внушительных размеров папку и открыл перед собой.

– Мы мило побеседовали. Кажется, даже нашли общий язык, – он чуть наклонился над столом, готовый подписать предложенный ему контракт в ту же секунду. Ему так не терпелось наконец-то почувствовать под ногами крепкую почву. Дуглас давно был избавлен чувства надежности и безопасности, и вернуть их себе обратно было идеей фикс последних нескольких месяцев его жизни.

– Неужели? Это достаточно странно, потому что когда я предложил ему твою кандидатуру он некоторое время сопротивлялся. Репутация всегда идет впереди нас, Дуглас. Похоже, ты совершил большую ошибку, но, к твоему счастью, до этого ты ни разу не оплошал, – тон Гудвина был, как и в прежние времена, скучно поучительным. Дуглас подавил зевок, выслушивая его речь.

– Наверное, мне повезло, что его дочь просто без ума от Джастина Бибера. Мне удалось трижды спасти его от общественных работ, – иронично ответил Дуглас, всё ещё не пересекая границ наглости, что была ему чужда.

– Должно быть, этот засранец оставил в твоем кошельке немало денег, – Гудвин рассмеялся вслух. Дуглас отметил, что смех мужчины стал грубее. Казалось, он мог сотрясать стены. Сам он не привык смеяться вовсе в силу сдержанности, к которой его ещё с детства приучила мать, и скромности, что порой мешала. В последний раз Дуглас смеялся, когда они с Никки только поженились. Мужчина с теплотой вспоминал первые дни брака, так неудачно завершенного. – Вынуждаешь сказать меня, что ты получил чёртову работу.

Декан юридического факультета Пенсильванского университета протянул перед Дугласом Рейвенгардом контракт, который тот и ожидал увидеть перед собой ещё с момента, как утром Гудвин позвонил ему и назначил встречу. Дуглас не мог удержаться от улыбки, которая слишком уж выдавала его внутреннее удовлетворение. Подобное он испытывал, подписывая договоры на большие суммы, которые мужчина получал за результат успешно сделанной работы, в чем он не оплошал, пока не доверился не тем людям. Волнение превратилось в сладостную радость, что растеклась по всему телу. Как только его подпись очернила бумагу, Дуглас почувствовал твердость земли под ногами.

Звонок Гудвина два месяца назад стал для него спасательным кругом. Скандальное увольнение в одной из проводных фирм Вашингтона повлекло за собой последствие – Дуглас нигде не мог найти работы. Его не принимали даже те фирмы, что прежде пытались переманить к себе. Журналисты первое время пытались выведать обстоятельства дела, успевшего набрать оборотов, невзирая на то, что открытым оставался главный вопрос – «Что же случилось на самом деле?». Этого никто не узнал даже спустя полгода, которые Дуглас провел без дела, и это, наверное, было его единственным достижением.

Он ошивался в Вашингтоне. Развод с Никки должен был добить его окончательно. Он согласился оставить ей квартиру со всей мебелью и утварью, за которые заплатил из собственного кармана, как только они начали жить вместе. Она же хотела, чтобы он и машину ей оставил. Дуглас пытался договориться с ней, не доводя дело до суда, чего и сама женщина опасалась, но в то же время не хотела сдаваться.

Мужчина читал утреннюю газету за чашкой кофе, когда ему позвонили. Он даже не сразу узнал голос бывшего профессора, который читал историю права и всегда выделял его среди других. Гудвин начал с новости о том, что профессор, читающий правовую этику, умер от сердечного приступа, что совсем не удивило Дугласа, ведь старик выглядел, будто ему давно было за сто, ещё когда он сам учился в университете. Прозрачный намек не был воспринят, поэтому Гудвину пришлось изложить бывшему ученику предложение пройти собеседование на должность профессора Пенсильванского университета, из стен которого он вышел магистром юриспруденции.

Дуглас и не думал об этом перспективе, но всё же согласился. По дороге в Филадельфию, где не был почти десять лет, всё время называл себя в уме не иначе, как «профессор Рейвенгард» до тех пор, пока это не стало привычным. После этого он снова стал обычным Дугласом.

Беседа с президентом Гумбертом началась с напряженности. Не нужно было быть достаточно догадливым, чтобы понимать, что причиной этому был скандал, связанный с увольнением Дугласа. Он не умел злоупотреблять вежливостью, бравшей своё начало с лицемерия. Напротив, вел себя достаточно сдержанно до тех пор, пока нить разговора не привела их к общим интересам. Гумберт с большим интересом слушал его самые невинные оповеди, восхищаясь успехом выпускника.

Дуглас, как Гудвин того и ожидал, смог произвести на президента впечатление. Декан ни минуты не сомневался в бывшем любимчике, успех которого так быстро превратился в потерю. Пусть подробности его скоропостижного и нашумевшего увольнения были всем неизвестны, Гудвину было плевать, что Дуглас мог натворить, пусть хоть человека убил, но он ни секунды не сомневался в его профессиональности. Гумберт же относился к этому делу иначе, но даже он, скрепя зубами, не мог отрицать того, насколько хорошим юристом был Дуглас. Годы практики позволяли ему учить других, как следовало действовать, что мог позволить себе не каждый профессор, занимавшей здесь не знать какую степень. Не малую роль сыграло и то, что подходящую кандидатуру на эту должность они не могли найти уже около месяца, из-за чего нарушался учебный план.

– Зайдешь в отдел кадров, оставишь там необходимые для трудоустройства данные, – вторил Гудвин, когда Дуглас перечитывал условия контракта, обязывающее его занимать должность профессора на следующие пять лет. Это было слишком много, но выбор уволиться всё ещё оставался за ним, что было бы для него так кстати, когда все забудут о шумихе из-за недоразумения, участником которого он невольно стал. – Это рабочие планы и твоё расписание. Успеешь подготовиться за неделю? – мужчина выложил перед Дугласом толстую папку, появившуюся, будто из ниоткуда.

– Постараюсь, – он нахмурился в ответ, воображая объем работы, который ему необходимо будет выполнить за столь короткий срок. Что же, ему не привыкать. Дуглас знал, на что шел. Он вернулся к истокам. Начинал всё сначала. Казалось, это будет не так тяжело, как выиграть первое дело в суде или заключить первый миллионный контракт, но всё же это была работа, которую он никогда не намеревался делать, а потому мужчина готовился к трудностям, прежде всего, в привыкании к новому статусу. – Мне позволяется помощник?

– Можешь выбрать себе в ассистенты кого-то из выпускников. Желательно не обольщать их за это балами, – он подмигнул Дугласу, который когда-то был его ассистентом. Он заменял Гудвина всякий раз, когда тот уезжал на очередной дурацкий симпозиум или конференцию, реже – когда у него было неотложные семейные проблемы.

– Спасибо, – Дуглас поднялся с места и протянул декану руку. – Кстати, для этого уже слишком поздно, но поздравляю вас с новоприобретенной должностью.

– Ох, ты припозднился лет на пять, – Гудвин снова громко расхохотался, пожимая ладонь мужчины в ответ. Улыбку с его лица стер очередной звонок. На экране высветилось неизвестное имя некой или некого Брэдшоу, появившееся и перед тем, как он последний раз выходил из кабинета. – Дети, – Гудвин виновато пожал плечами, прежде чем прижал телефон к уху. – Увидимся через неделю, – прошептал он, прежде чем отвернулся к окну и стал говорить с другим собеседником.

Справившись в отделе кадров, Дуглас вышел на улицу и почувствовал облегчение, пришедшее на смену тревоге последних дней. Он был морально подавлен рядом происшествий, что обрушивались на него, одолевая в неравной схватке. И раньше жизнь давала поводы для сражения, но всё это были мелочи, когда проснувшись однажды Дуглас не почувствовал, будто находился на самом краю пропасти, упасть в которую было неизбежным шагом. Он не мог отступить. Оставалось либо стоять на месте, либо падать.

Увольнение, развод, безработица – было этого много или мало, чтобы выбить его из колеи? Дуглас не плакался на чужих плечах, не проводил вечера в объятиях незнакомых женщин, не истязал себя алкоголем, и даже ни разу не посетил психотерапевта, как посоветовал ему отец. Мужчина закрыл внутри себя беспомощность, бившуюся в груди, как птица в клетке, отчаянность которой сводила всё больше с ума. Каждый новый день, влекший за собой неудачу, бил его обухом по голове, выводя в нок-аут. У Дугласа опускались руки, голова готова была лечь перед топором безжалостного палача, ведь, казалось, что лучше уже не будет. И всё же каждое новое утро мужчина заставлял себя думать о том, что хуже уже быть не может, а то, что есть сейчас, не будет вечным.

Ему повезло родиться терпеливым. И обстоятельства раз за разом бросали вызов этому его качеству в попытке сломить, но Дуглас был не из числа податливых. Численные отказы в устройстве на работу, сорванные переговоры с Николь сводили мужчину с ума, но он продолжал отправлять резюме, договариваться с женой о новых встречах, но только не позволять нарушенному равновесию выбить его окончательно из колеи, в которую у него даже не было шанса снова вклиниться. Была внутри него червоточина, взывавшая к страху застрять в трясине сломанной жизни навечно, которая всё больше задевала мужчину за живое.

И вот спустя полгода бесцельных скитаний, Дуглас возвращался к жизни. Её порядок был нарушен, но ему было позволено создать новый, что он и намеревался сделать.

Он прогулялся по территории кампуса, вспоминая наново годы студенчества, что теперь выдавались таким беззаботным временем. Октябрьский ветер обдавал лицо предвечерней прохладой, но Дуглас легко дышал. Шагал неторопливо, привыкая к местным окрестностям, которые когда-то были привычными, а затем будто вовсе стерлись с памяти воспоминаниями о чем-то, что казалось более важным.

Дуглас поймал себя на мысли, что совершенно забыл, как под большим кленом, окрасившим теперь листья в золото, любил сидеть просто так и читать. Влюбившаяся в него ещё на первом курсе Мэдисон Каннингтон бывало подстерегала его рядом, чтобы угостить яблоком или апельсином и надоедать своим присутствием. Она призналась ему в любви в пьяном сообщении, о котором оба позже забыли.

Он ведь встречался ещё и с Эллисон Батлер в то время. Она любила полуночные пикники. Прямо под балконом напротив кабинета президента университета. Они ещё и на этой же лужайке занимались любовью однажды, пока их не заметил охранник, от которого они стремглав бежали. Занятная была ночка. Дуглас усмехнулся лишь от короткого воспоминания.

Гуляя, мужчина присел ещё и на лавку, где Эллисон проводила время со своими бесчисленными подружками. Они обступали её и щебетали. Одна была громче другой. И сквозь эту надежную охрану парень пытался пробиться, чтобы пригласить привередливую Элис на свидание. Каждый день, после занятий, Дуглас, как по расписанию появлялся здесь и приглашал её до тех самых пор, пока три месяца спустя она не согласилась.

За несколько недель до выпускного она бросила его. Прямо напротив окон столовой, откуда за ними с интересом наблюдали её подруги. Возле поросшей мхом стены, очертания которой Дуглас помнил лучше, чем лицо самой Элис теперь.

Здесь Дуглас усердно учился, проводил большую часть времени, заводил друзей и врагов, влюблялся. Казалось, этот период жизни был обречен превратится вечность, а он оставил его в этих же стенах, унося во взрослую жизнь лишь самое главное – обретенные знания. Люди остались лишь в воспоминаниях.

Так было и теперь. Дуглас оказался в беде, и едва ли хоть один из его предполагаемых друзей, коллег, партнеров, как бы они друг друга не называли, не пришли ему на помощь. Они ограничились лишь скупыми, вежливыми соболезнованиями, совершенно не улучшающих положение дел. Мужчина не был бы так безнадежен в своем разочаровании, если бы прежде сам не помогал тем, кому, как он думал, мог доверять. Ни один жест доброй воли не был по достоинству оценен.

Впервые Дугласу настолько сильно не хотелось возвращаться в отельный номер. Прежде он забрел в уютный милый ресторанчик, где наедине с незнакомцами, не разделявшими его триумфа, отпраздновал первый проблеск света во тьме, которая, как казалось, не отступит ещё долго. А затем всё так же неспеша направился в отель, где крепко уснул, не терзаемый больше сомнениями и страхом.

Будущее теперь не сулило уничтожить мужчину. И сделав первый шаг, Дуглас был счастлив осознать, что тот отдалил его от пропасти.

***

В перерывах между тем, чтобы готовить лекции, ставшие причиной бессонных ночей Дугласа, он приступил к поиску жилища, позволившего мужчине пустить в Филадельфии корни. Как бы сильно не хотелось прощаться с Вашингтоном, он не стал обманывать себя ожиданиями вернуться туда в скором времени. После увольнения ему выделили компенсацию, сперва казавшуюся неуместным откуплением, но теперь эти деньги ему наконец-то пригодились. Этой суммы оказалось вполне достаточно, чтобы найти приличное жилище где-то в центре города.

Он нанял риелтора. Мадлен выдавалась профессионалом своего дела, но всё же подобранные ею варианты почему-то не устраивали Дугласа. Всё было не таким, невзирая на то, что особых пожеланий у мужчины не было. Уютная однокомнатная квартира с маленьким балкончиком, куда он мог бы выходить, чтобы покурить, прелестным видом из окна и небольшим камином. Ещё было бы неплохо, если бы квартира хоть немного напоминала ту, что они разделяли с Никки, но это требование оставалось лишь в его подсознании. Озвучивать этого мужчина не решался даже про себя.

Квартира в районе Грейс Ферри была ничем не примечательна. Это был шестой рассматриваемый им вариант. Утомлены были оба – и Мадлен, и Дуглас. Он сам не понимал, в чем было дело, ведь не был особо привередлив, когда в первый раз выбирал себе жилье. Когда Никки отказалась от третьего предложенного варианта, мужчина готов был на стены лезть, так сильно его это донимало, а теперь он и сам не мог найти себе места.

Квартира хорошо освещалась. Свет из больших окон ослепил его, стоило лишь оказаться на пороге помещения. Первое, о чем подумал Дуглас, что первым делом, если бы он переселился сюда, купил бы большие шторы, спасающие от настойчивых лучей ещё теплого солнца, которые касались здесь всего, открывая глаза на все изъяны. К счастью, их мужчина не обнаружил. Паркетный пол с подогревом был чист. Серые стены не утаивали ни единой царапины или трещины. В воздухе летали снежинки пыли, оседающие на легких, но это было едва ли чьей-либо виной.

Мадлен, зевая, проводила экскурсию по дому, без большой надежды на то, что этот вариант сможет ему понравиться. Первое впечатление выдавало в нем красивого очаровательного мужчину, с которым она надеялась приятно провести время, но, в конце концов, Дуглас стал утомлять Мадлен своей неразговорчивостью и категоричностью. Работать с ним оказалось сложно, но своих же денег ради женщина должна была довести это дело до конца, хоть и принимала уже и мысль о том, что из этого ничего не выгорит.

Кухня была смежной с гостиной. Она была маленькой, но оснащенной дорогим современным оборудованием, с которым Дуглас едва ли мог управиться, оставляя обязанность готовить еду прежде за Николь. Проводя по гладкой кухонной поверхности пальцами, он поймал себя на мысли о том, что жене это бы понравилось. Она любила готовить, хоть и куда приятнее ей было, когда этим изредка занимался он, только чтобы удивить её, сделать приятно.

Гостиная оказалась просторнее. Скорее всего, так лишь казалось из-за отсутствия какой-либо мебели, но Дуглас мысленно прикинул, где поставил бы шкаф с книгами, диван, журнальный столик, телевизор. Главное, что здесь был камин, возле которого мужчина намеревался проводить холодные зимние вечера. Огонь его успокаивал. Горячие языки пламени, обузданного тем небольшим пространством, куда оно было помещено. Его впечатляла уязвимость, которых природа наделяла свободой. Дуглас и внутри себя чувствовал огонь, пламя которого не должен был никогда выпускать наружу, обуздывая его внешней сдержанностью и терпимостью, исход которых мог нанести непоправимый ущерб.

Мадлен провела мужчину и в спальню. Здесь был и милый балкон, где Дуглас намеревался курить, а по большей мере наблюдать за спящим городом в часы бессонницы и отвечать на его тишину. Скромная обитель, которой ему могло вполне хватить, ведь грани его личного пространства были не так уж велики. Он расставил в ней всё по местам, обнаружив вдруг, что места здесь было всё же мало. На деле его было достаточно для тех лишь вещей, что были его. Это Никки занимала много места, о чем он будто снова забыл, прикинув по привычке на двоих.

– Мы ещё не осмотрели ванную, – устало произнесла Мадлен, когда он застыл у больших панорамных окон в гостиной.

– Дайте мне минуту, пожалуйста, – Дуглас зацепился взглядом за пару молодых людей, ругающихся прямо посреди улицы. Они стояли в тени дерева, подальше от любопытных глаз, но он их всё равно нашел. Девушка накручивала на палец прядь и без того кудрявых волос, повторяя это действие раз за разом. Было заметно её волнение перед парнем, речь которого, казалось, должна была ещё не скоро завершиться. Он размахивал руками в воздухе, говорил живо и, наверное, достаточно громко, чтобы привлекать внимание случайных прохожих.

Дуглас не заметил, как Мадлен оказалась рядом. Она стала вместе с ним наблюдать за развернувшейся сценой. Кажется, девушка достигла своего предела, когда, не выдержав большего давления, расплакалась. Парень не стал медлить, прижав к себе её обмякшее тело.

– Слишком много драмы на пустом месте, – произнесла Мадлен, чем привлекла внимание Дугласа. Он взглянул на неё краем глаза, не выпуская пару из вида.

– Вы же не можете знать, что могло между ними произойти.

– Я могу лишь знать, что разворачивать подобные сцены на виду у всех, по меньшей мере, не прилично, – хмыкнула женщина, потупив глаза вниз.

– Прилично ли осуждать их за это? – Дуглас пожал плечами.

– Вы ведь не собираетесь покупать эту квартиру, правда? – пристыженная мужчиной Мадлен решила сменить тему. Её голос больше не звучал нарочито строго и деловито, как подобало профессионалу, каким она себя считала. Тон её был больше уставшим, нежели раздраженным. Дуглас и сам изрядно подустал. День выдался сложным, а ему ещё предстояло составить оставшиеся лекции, на что совсем не оставалось сил.

– Сколько у Вас осталось вариантов?

– Два, – она проглотила зевок. – Я могу передать Вас кому-то из своих коллег, орудующих в других частях города, но навряд ли там Вы найдете себе что-нибудь лучше этого.

– Тогда я бы хотел осмотреть оставшиеся два варианта, а затем выбрать из всего предложенного. Может быть, продолжим завтра? – он нащупал в кармане куртки пачку сигарет, что намеревался достать сразу, как только окажется на улице.

– Ладно, – скрепя зубами, ответила Мадлен. Женщина потрясла связкой ключей, намеренная проводить мужчину к двери.

Обернувшись, оба заметили девушку. Дуглас и Мадлен переглянулись между собой, похоже, никто не слышал, как она вошла. Незнакомка стояла, подперев стену, и смотрела на них с наглой ухмылкой на миловидном лице. Казалось, она утаивала от них секрет, который Дуглас хотел разгадать, добровольно попадаясь на эту удочку.

– Вы должны купить эту квартиру, – она обращалась к мужчине, привлекая его внимание всё больше. Голос у неё был мягкий. Она притягивала к себе, как серена, но он был достаточно сознательным, чтобы не поддаваться её шарму всецело. Девушка вскинул голову вверх, будто бросала ему вызов, что заставило Дугласа улыбнуться.

– И почему же? – мужчина подошел к ней немного ближе, когда Мадлен застыла на месте. Сложив руки на груди, женщина решила оставаться в стороне.

Он оказался куда выше неё. Незнакомке пришлось поднять глаза вверх, чтобы продолжать неотрывно смотреть на него, будто ей это ничего не стоило. Девушка даже не встрепенулась, когда тень Дугласа нависла над ней, как предупредительный знак, что ей стоило бы прекратить незатейливую игру, но её губы растянулись в обворожительной улыбке, сбивающей с толку.

Она и не могла страшиться того, кто вовсе не был страшен. Дуглас улыбался, глядя на неё, находя ситуацию, да и саму девушку, весьма забавными. Ему вдруг стало слишком интересно, что она скажет в ответ, сделает ли что-то или уйдет, оставив ни с чем. Он не находил логики в её действиях, и это, наверное, привлекало больше всего. Что же будет дальше?

– Здесь замечательный вид из окна. Не находите? – она всё также неотрывно смотрела ему в глаза, не отводя взгляда ни на секунду.

– И дело исключительно в этом?

– Мои окна выходят на задний двор. Совершенно скудное зрелище, – фыркнула девушка, поморщив тонкий прямой нос. – Если Вы купите эту квартиру, я бы согласилась здесь гостить, чтобы выглядывать из Вашего окна.

– Что же, в этом намного больше смысла, – иронично ответил он, заставив её вдруг рассмеяться. Она спрятала лицо в ладонях, но так и не опустила упрямых глаз.

Дуглас находил её весьма милой и достаточно притягательной, невзирая на юный возраст. Смерив девушку взглядом, он дал ей не меньше двадцати. Она могла быть одной из его студенток, но было бы приятнее узнать, что она окончила университет, о чем с его стороны было слишком наивно думать. И всё же Дуглас не хотел исключать того, что она могла учиться хотя бы на другом факультете. Почему-то это вдруг стало важно.

Она смотрела на него вызывающе, хоть и вид её был скромен. Белая рубашка была ей будто чуть великовата, но она справилась с этим недостатком, упрятав её края под пояс узкой бежевой юбки, достигавшей колен. Две верхние пуговицы были не застегнуты, приковывая взгляд к очерченным линиям ключиц. Не отвлекало внимания даже золотая подвеска в виде буквы «Р», обозначавшей, скорее всего её имя.

И всё же лицо у неё было ещё совсем детское, невинное. Большие голубые глаза контрастировали с темными волосами, собранными в высокий хвост, из которого неряшливо были выбиты пряди, заложенные за уши. Губы имели коралловый оттенок. Но больше всего внимания обращала на себя родинка на левой щеке.

Она выдавалась ему милым созданием, в глазах которого играл неподдельный интерес. Казалось, ей и самой было сложно предугадывать его слова и действия. Она начала игру, правила которой и сама не знала. Была в этом неопытна и глупа, но держалась неплохо.

– И кого же Вы хотите выглядывать из этих окон? – он наклонил голову, выискивая тот самый дерзкий взгляд, когда она вдруг сдалась, опустив глаза вниз. А затем когда снова посмотрела на Дугласа, он почувствовал, как пересохло в горле.

– Целый мир.

И он намеревался спросить у неё, что мешало ей смотреть на мир без стеклянных преград, зачем нужно было наблюдать за ним, было ли для неё это настойчиво необходимо, когда Мадлен перебила его, лопнув мыльный шар, внутри которого на несколько минут их было только двое.

– Довольно. Вы только тратите наше время, – она снова нарочно задребезжала связкой ключей, выгоняя теперь уже их обоих из квартиры, что пока что не принадлежала никому.

Дуглас нахмурился. Между ними осталась недоговоренность, которая стала ему мешать, как давящий в шею ворот новой рубашки. Не часто ему случалось быть поглощенным в таком пустом, но в то же время осмысленном разговоре о мелочи, не значащей, казалось бы, ничего, пустяке, но таком приятном. Девушка же лишь тихо хихикнула, отвечая звонким смехом на раздражение Мадлен, которой наскучило ждать.

– Как Вас зовут? – он обратился к девушке, как только они оказались на лестничной площадке. Мадлен запирала двери на ключ, и чёрт с ней. Незнакомка же быстро оказалась возле дверей напротив, за которыми норовила спрятаться от него после того, как сама неприглашенной ворвалась в чужую обитель со своими же требованиями.

– Вы узнаете его сразу после того, как станете моим соседом, – осмелилась произнести она, после чего спряталась за тяжелыми дверьми, что захлопнулись перед его носом.

Недоговоренность, оставшаяся между ними, заставила Дугласа думать о девушке ещё долгое время после встречи с ней. Мужчина пытался угадать, была ли её отвага напускной, или же она была очередной выскочкой, которую он не сразу смог в ней распознать. Она измывалась над ним или бросала вызов себе? Был ли это флирт или игра, начатая из скуки?

Казалось, в ней не было ничего особенного. Да и можно ли разглядеть подобное, когда встречаешь человека впервые? Она была картой, с начерченными улицами и домами, каждый из которых занимал своё место и не мог быть вычеркнутым, но их названия и расположения ещё были ему незнакомы, покуда мужчина не мог судить о его неповторимости. Да и города, оставленные на картах, имели шанс стать особенными не из-за расположения и удобств, а воспоминаний, что каждый отдельный человек оставлял в них. Она оставила в его голове маленькое воспоминание, кажущееся несколько нелепым, покуда было оборванным нетерпением Мадлен, что заставляло Дугласа вернуться. Его съедал интерес, да и только. По крайней мере, в этом он себя сумел убедить, чтобы оставить воспаленный разум остывать.

На следующее же утро он первым позвонил Мадлен, чтобы сообщить, что они не будут смотреть оставшееся две квартиры. Он покупал ту, что в районе Грейс Ферри, и это было его окончательное решение.