Текст книги "Добрым словом и пистолетом (СИ)"

Автор книги: Норлин Илонвэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Что там? – выдохнул над ухом Турин, и в ту же секунду раздался оглушительный барабанный стук, а громкий командный голос потребовал:

– Немедленно откройте!

Стук повторился.

– Откройте! Полиция!

В просвете глазка показалась вторая фигура, и Белег присмотрелся, убрал «Карсид» за спину, оттянул собачку замка.

На звук сразу обернулись, вскинули два револьвера.

– Спокойно, – Белег на ощупь щелкнул выключателем – лампочка в прихожей вспыхнула, выхватив из полумрака на лестнице двух полицейских – околоточного и розыскного лейтенанта. Вперед полез Турин – мокрый, в исподнем, с намотанным на кулак ремнем.

– Что такое, господа? Заблудились?

– Поступил вызов, – прищурился офицер, разглядел, узнал. – От домовладельца.

За дверью другой квартиры тем временем кто-то уже переминался, мигая слабым светом из глазка. Наконец залязгал замок.

Босой и взъерошенный Халардон стоял на пороге квартиры в одних брюках и накось застегнутой рубашке и мрачно смотрел на вооруженных полицейских.

– Предъявите документы. В квартире есть кто-то еще? – приказал офицер.

– А что случилось? – негромко спросил Халардон. Одной рукой он придерживал дверь, другой держался за косяк – перекрывал то ли вход в квартиру, то ли выход из нее.

– Он еще спрашивает! Он еще имеет наглость спрашивать! – донесся снизу, с лестницы, голос господина Гвириэля. – У нас среди бела дня короля убили, а он вопросы задает! Издевается! Хватайте его, господин офицер, даже не сомневайтесь! Говорю же, доподлинно уверен, что он шпион! Я сорока минутами ранее лично видел, как он в сопровождении неустановленного лица входил через ворота, предварительно отперев их! Хотя ключа ни у кого, кроме меня и дворника, быть не должно! А… Кстати… а господин Куталион, вы сами…

– Вам, должно быть, приснилось, господин Гвириэль, – не повышая голоса, ответил Халардон и замолчал – встретил взгляд Белега.

– Проверка документов, – с нажимом повторил лейтенант, слегка морщась от шума. – Пройдите в квартиру и приготовьтесь к обыску.

Внизу щелкнула и скрипнула еще одна дверь, испуганный голос ниссэн Ливиэль стал спрашивать, что случилось.

– Может, мне еще… – начал Халардон, но замолчал, все так же глядя на Белега.

– Господин полковник Куталион! Господин капитан Турамбар! – снова заголосил господин Гвириэль.

Оказалось, он уже шустро взлетел вверх по пролету и, наверное, полез бы прямо между револьверных стволов, если бы еще один розыскной – третий, что остался внизу, – не догнал бы его и не сдернул за рукав на пару ступенек вниз.

– Я не решился вас беспокоить! Но сам не мог уснуть, стал очевидцем и счел необходимым заявить о своих подозрениях. Я не могу спокойно спать, когда под моей крышей живет преступник! Мальвис!..

– Отойдите, не мешайте розыскным мероприятиям, – второй офицер пытался спихнуть домовладельца еще ниже, но тот вертелся на месте и подныривал ему под локоть.

– Мы так и поняли, – согласился Турин, придержал его за плечо, а полицейский наконец поймал, крепко ухватил за рукав.

– Да что же это такое происходит! Что за шум среди ночи? – преодолев страх, поднялась на несколько ступенек ниссэн Ливиэль и теперь выглядывала между перил. Ее муж, пока невидимый, гремел чем-то из квартиры и настойчиво звал: «Ливи, Ливи, не ходи туда! Подожди!»

В возникшей заминке – двое на площадке, словно в ожидании разрешения, косятся на Белега и мнутся на месте, господин Гвириэль упорно рвется в квартиру №5, его держат Турин и третий полицейский, а парикмахерская чета возмущается снизу – Белег видел, как Халардон быстро обернулся к кому-то в глубине прихожей, замахал руками, зашептал: «Стой! Даже не думай, спрячь скорее! Дай бумаги!..»

– Так что с документами? – спросил Белег, за спиной снимая «Карсид» со взвода и убирая за ремень. Полицейские, услышав, словно приободрились, а револьверы тоже сунули в кобуры.

– Вот, – Халардон протянул розыскному появившуюся из ниоткуда пачку бумаг.

– Дайте, офицер, я сам взгляну.

Документы были самые обыкновенные: удостоверение личности на имя Халардона Арминиона Хариона, 138 г. Светил{?}[Здесь и далее отсчет от Светил соответствует годам Первой Эпохи.], адм. р-н Рамдал. Метрика: мать синдэ, отец голдо. Гербовая бумага, подпись рамдалского офицера, настоящий штамп поверх фотографии. На фотографии все то же угрюмое костистое лицо – коротко остриженные черные волосы, светлые глаза и впалые щеки. К удостоверению прилагались разрешение на переселение в Дориат, регистрация по адресу и лицензия на работу хирургом. Белег потер ее между пальцев и посмотрел на просвет.

– Да что вы, издеваетесь? Что вы там высмотреть хотите?! – раздался в тишине возмущенный голос, и из квартиры номер пять, из-под руки так и стоящего на пороге Халардона на площадку вынырнула женщина – невысокая и бойкая халадинка лет тридцати с небольшим. Темные ее волосы были небрежно заплетены в косу; на плечах поверх тонкой сорочки висела старенькая шаль. Белег присмотрелся, остановил взгляд на животе, и женщина инстинктивно прикрыла его руками.

– Босиком куда!.. – с неожиданным будто бы испугом воскликнул Халардон и, шагнув следом, подхватил женщину под мышки – легко, как ребенка, оторвал от плиточного пола.

Полицейские озадаченно замерли. Господин Гвириэль осел на вовремя подставленные руки, вытаращился и разинул рот. Снизу раздались какие-то ахи-охи и голос мастера Сормаса спрашивал: «Что? Что там? Что такое?!»; на лестнице появилась выставленная вперед щетка швабры, затем сам парикмахер.

– Здравствуйте, сестра Ниниан. Не беспокойтесь. Я лишь хочу убедиться, что все в порядке, а у вас и у господина Гвириэля не будет повода для бессонницы, – ответил Белег, складывая бумаги и отдавая их Турину. Тот перестал с интересом рассматривать женщину (Халардон, подчинившись тычкам и шипению, поставил ее на порог, но отпускать не стал − плотнее запахнул на ней шаль, теперь уже демонстративно обнял) и зашелестел.

– Господа, повода для беспокойства нет.

– Если только вы уверены… – попытался лейтенант.

– Уверен.

Полицейские помялись еще, переглянулись с сомнением и, коротко козырнув, простились, стали спускаться.

– Но… – попытался господин Гвириэль, – а как же… а…

– Спокойной ночи, господин Гвириэль, – попрощался и с ним Белег, – ступайте в постель.

– Спокойной ноченьки, − едко повторила сестра Ниниан, обращаясь разом и к домовладельцу, и к таращащимся снизу соседям.

Понадобилось еще три с половиной минуты, чтобы лестница опустела. Потрясенный господин Гвириэль убрел, бормоча вслух и спрашивая себя, сможет ли Мальвис жить в доме с такой сомнительной теперь репутацией и какой пример это даст детям. Мастер Сормас пришел в себя и за руку утащил жену в квартиру – снизу до последнего слышался ее торопливый шепот.

– Вроде бы все нормально, – резюмировал Турин, – настоящие.

– Настоящие, – согласился Белег, забрал у него бумаги и принялся задумчиво похлопывать ими по ладони. Пара напротив напряженно за этим похлопыванием наблюдала.

– Я слышал, вы хороший врач, доктор Халардон, – наконец произнес Белег.

– Великолепный, – с вызовом поправила сестра Ниниан.

– Значит, Рамдалское училище сильно сдало после вашего выпуска. В последние годы там учат только фельдшеров.

– У меня талант, – угрюмо, но с таким же затаенным вызовом ответил Халардон.

– У всех у вас талант, – заметил Белег, но, видя, что сосед совсем уж напрягся, вздохнул и протянул документы обратно. – Рекомендую употребить его на официальное повышение квалификации. Лицензию не придется показывать. Спокойной ночи.

Сестра Ниниан метнулась через площадку и почти выхватила у него бумаги; сердито отпихнула Халардона и скрылась в темноте прихожей. Сам он задержался, но так и не придумал ничего лучше короткого «Спасибо». Из-за закрывшейся двери, перебивая друг друга, на повышенных тонах зазвучали приглушенные голоса.

– Ты знал? – спросил Турин, когда они тоже вернулись в квартиру. Белег остановился у окна и задумчиво крутил барабан «Карсида» − слушал его короткие сухие щелчки.

– Знал что?

– Ну не про сестричку – тут слепому понятно. Про то, что наш заполошный угодил пальцем в небо.

Белег вздохнул и поправил штору: трое полицейских, переговариваясь о чем-то, скрылись за углом Кирпичного проезда. Улица опустела.

– Турин, ты же знаешь: спокойнее спится, когда известно, кто за стенкой.

На дне большого чемодана под бельем и старой формой у Белега лежали отмычки. У «Халардона» – пожелтевшее групповое фото пятнадцатой медицинской роты Барад-Эйтель. Но, с другой стороны, в неспокойные времена неразумно было разбрасываться действительно хорошими врачами.

========== Глава VIII. Городские сумасшедшие ==========

10 часов 20 минут

Представительство Третьего Дома находилось на Посольской площади. Собственно, после его постройки название и появилось – раньше площадь без затей называли Круглой. Это Тингол на радостях подарил внукам брата хороший участок, а те не постеснялись выстроить на границе с Верхним городом знатный особняк.

Одно из немногих в городе белокаменных зданий двумя крыльями тянулось вдоль бульваров, а выходящий на площадь фасад изгибался элегантной колоннадой; перед входом журчал Лебяжий фонтан, садовники аккуратно подстригали кусты и следили за цветниками, и даже те, кто ворчал о чрезмерной щедрости короля, быстро признали за Представительством статус самого красивого здания в городе. Поговаривали даже, что, когда через несколько лет напротив выделили место заведомо более скромному официальном Дому авари, принцесса Галадриэль из личных средств оплатила его облицовку тем же белым мрамором – для единства ансамбля. Но это, конечно, была байка: за облицовку платил Финрод.

Возле Представительства с раннего утра стояло несколько автомобилей, а военные и полицейские в форме вытянулись ровной цепью. По крыльцу то и дело кто-то спускался и поднимался, в дверях и окнах мелькали голодрим в форме Серехского, Тол-Сирионского, Ивринского полков, и над всем зданием витало какое-то напряженное ожидание. Но вдруг что-то изменилось: прошелестело, оцепление подтянулось и перестроилось, и к самому крыльцу подкатили три черных бронемобиля с наглухо затонированными стеклами. Тотчас за дверьми произошло движение, и на крыльцо вышли: сначала Галадон, Ордиль и с ними сам господин Кол Лалвин – Кулвэ Алалмэ, полномочный глава Представительства; затем принцесса Галадриэль; следом – два офицера нарготрондской разведки и двое военных. За ними плотным коридором шли серехцы, а уже потом шестеро мрачных голодрим в штатском. Пятеро, не оборачиваясь, пошли вперед и молча расселись по машинам, шестой – самый мрачный, обернулся на ступеньках.

– Извини, – только и сказал ему Лалвин, – у меня приказ короля.

– Которого? – как от зубной боли, скривился тот, второй, оттер плечом ближайшего офицера и тоже сел в бронемобиль. Кортеж сразу поехал в сторону дворца.

После этого оцепление тоже зашевелилось и сместилось в сторону бульваров, но все равно осталось в пределах видимости. Офицеры самого Представительства один за другим вернулись внутрь, и только Лалвин еще постоял на крыльце – посмотрел на небо, на дворец, на наблюдающих со стороны, от фонтана, Белега и Турина, коротко кивнул им и затем ушел.

– Ну что? все, упустили Родвина? – спросил Турин. – Пропадет!..

– Ничего с ним не будет.

Переговоры с Третьим Домом начались ни свет ни заря. Они с Турином внутрь рваться не стали: дожидались, наблюдая за перемещениями должностных лиц, военных; иногда к фонтану подходил кто-то из комендантских и сообщал последние новости.

А вообще-то Ородрет сломался быстро – часа за три. Если не раньше. Если не было все решено загодя, может, еще ночью, может, даже раньше, и только протокол мешал пойти на уступки сразу. Так или иначе младший советник Представительства Третьего Дома господин Родвин, он же Таурендил Раутвэ, со всем своим небольшим отделом отправился в Управление дориатской разведки, и, несмотря на малый вроде как чин, предстояла ему там обстоятельная беседа.

Еще несколько лет назад господин младший советник регулярно присутствовал на совместных с третьедомцами совещаниях во дворце. Если же кому-то требовалось переговорить с ним с глазу на глаз, то следовало позвонить по отдельному номеру, зайти в Представительство не с центрального входа и в сопровождении внимательного и приветливого секретаря через коридор с дверями без табличек попасть в не по рангу просторный кабинет. Тот был отделан митримским кедром и синими ткаными вставками; во всю стену там растягивалась большая карта Белерианда, раскрашенная совсем не так, как хотелось бы Тинголу, а над столом хозяина висели большие портреты – Финн, Голфин, Фингон и Тургон. Последний появился не сразу, и на прямой вопрос зеленый от недосыпа и непомерного курева Родвин-Раутвэ однажды только поморщился: «Будет. Не до него сейчас». Собственно, вскоре после этого важность контактов с господином младшим советником сама собой снизилась.

– Не рановато ты его с пробега снял? – усомнился Турин. – У него с нашими на севере связи хорошие, и вообще опыт. Нюх! И потом, взять меня: меня его ребята в свое время только что не облизали со своими целями…

– Не без причин, – согласился Белег и, заметив гримасу, добавил: – Турин, ими займутся. А мы с тобой помним: у них все посыпалось. Связи с севером – пусть. Но за восемнадцать лет они не то что тебя, они едва регулярную связь с Гондолином наладили.

– А если у них там… не с Гондолином регулярная связь… А? – искоса взглянув, предположил Турин.

«Глаурунга» оставили в конце квартала, там, где заканчивались третьедомские особняки, выстроенные для служащих Представительства, военных наблюдателей и прочих коммерсантов и специалистов. После Нирнаэт население этого прямоугольника выросло втрое, и противоположная сторона бульвара была сплошь заставлена повозками и конками. Белег подтянул рукав и взглянул на хронометр.

– Алло, Белег! Я сигнализирую прямее некуда: у нас в городе только одно Представительство два-в-одном? Больше нигде под чужой вывеской профильных специалистов нет?

– Может, и не с Гондолином, – запоздало проговорил Белег, поправил манжет и ускорил шаг. – Не кричи. Пройдемся. Поговорим.

***Небольшая полянка в лесопарке в отдалении от дворца была местом уединенным: охотников тащиться, чтобы посидеть в беседке и понаблюдать за скачущими по кормушкам птицами, находилось немного – большинству горожан куда привычнее было прогуляться по бульвару и выйти от Посольской площади в Менегротский лес или же пройти еще немного и добраться до расчерченных, цветным песком посыпанных дорожек центрального – Лебяжьего – парка. А вот если охота уединиться возникала уже у дворцовых обитателей, садовые дорожки живописно кружили среди причудливых опрятных клумб, среди гротов-домиков-капризов, по диковатому парку, лужайкам, по высокому речному берегу.

Тем не менее и эту дальнюю полянку, и беседку на ней дворцовые слуги, может, и без большой радости – ходить нужно было через дикий перелесок, через кочки луговины – поддерживали в идеальном порядке, а в плетеном шкафу всегда имелось и зерно для птиц, и несколько бутылок на выбор, и короб с бисквитами и цукатами: Тингол нередко уходил сюда размышлять о делах насущных.

Белег шел к беседке прямо через лес.

Во вчерашней телеграмме, которую он спалил в консервной жестянке с окурками, стоял штамп комендатуры и значилось: «ПРИХОДИ 12ГО». Если бы сообщение гласило «ЖДУ 12ГО», он бы взял извозчика и доехал до Восточного въезда в город, а оттуда так же пешком углубился в лес к заколоченному сторожевому посту. Если бы в тексте было «УВИДИМСЯ 12ГО», прошел бы насквозь Заречье, обогнул Заводи, а там – вдоль черного, прелью пахнущего ручья в самую чащу. Но Тингол мудрствовать не стал, а, может, просто пожалел гнать его слишком далеко.

Сейчас Тингол стоял возле кормушек, насвистывая вместе со вспархивающими туда-сюда сойками, и щекотал их по сытым круглым брюшкам. Белег понаблюдал со стороны, обошел полянку по кругу и только после этого появился из зарослей.

– Привет-привет! – вскинулся Тингол и спугнул скакавших по плечам птиц. – Давай сюда, сядем.

После разговора в кабинете прошло две недели, больше они не виделись. Турин один сходил к Тиглдану, а тот без лишних вопросов подыскал удаленный от чужих глаз и относительно целый дом в Новом Заречье; теперь они оба занимались своими бумажными отписками и на перспективу по молчаливой договоренности не думали.

– Я изобрел вам занятие, – без предисловия обрадовал Тингол, когда усадил Белега и свернул крышки с двух бутылок лимонада «Лагили» – в нос крепко ударило эстрагоном. – Займетесь частным сыском.

– Чем?

– Частным сыском. Будете искать пропавших собачек, беглых женихов, возвращать стянутые с веревки подштанники. Достойное занятие для отставного разведчика, не находишь?

Белег выжидающе молчал.

– Ладно, не куксись: что-нибудь посерьезнее подвернется со временем, даже не сомневайся. Пропавшие без вести родственники, оборвавшиеся связи с переселенцами… люди, опять же. Без шуток, – и он отобрал у Белега непочатую бутылку, сунул в здоровую руку пачку бумаг.

– Допустим, – произнес Белег, когда пробежал глазами рукописный проект устава, полномочий и даже порядка прохождения государственной регистрации некоего заведения под абстрактным пока названием – «Контора частного сыска». – Дальше.

– Как видишь, ничего подозрительного: я вас как бы негласно прикрыл – заметь, снова! – а само занятие нужное. Через пару лет все позабудется, верну тебя обратно, а это, – Тингол потыкал пальцем в листы, – передадим кому-нибудь из отставников потолковее.

Белег по-прежнему молчал, не сводя взгляд с Тингола. Тот фыркнул, поднялся на ноги, прошелся по беседке.

– Вот, Белег, вот что стоит сказать прямо: дружище, я заинтригован! Ты голова, дружище! Нет, опять эта мина, «допустим», «предположим». Я, между прочим, для тебя, дурака, старался. И где благодарность?

Белег вздохнул, заправил бумаги в карман повисшего на плече пиджака и забрал со стола бутылку.

– Спасибо тебе, Элу. Я заинтригован тем, что будет дальше. С конторой идея по меньшей мере остроумная.

– Другое дело! Пожалуйста, дорогой друг! – Тингол еще раз прошелся по беседке и сел на место, сменил тон. – Значит, с официальным планом понятно. Прикрытие хорошее, не на шутку горжусь собой. Теперь слушай дальше. Вернее, сначала посмотри, – и он снова отобрал у Белега бутылку и сунул в руку следующую бумагу.

«Эльвэ Синголло, королю земель Дориата, от сыновей Феанаро».

Текст был знакомый, некоторые предложения повторялись дословно, но Белег дочитал до конца, ища подвох. Не нашел.

– У тебя должно быть еще девятнадцать таких писем. Здесь нет ничего нового.

После возвращения Берена и Лютиэн письма с Амон-Эреб приходили каждый год, и повторялось в них одно и тоже: наследники отца требуют вернуть свое имущество. Поначалу Тингол рвал и метал и от квенья, и от титулатуры, и от некоторых формулировок, и от самого тона. Потом перебесился.

– Правильно, здесь все по-прежнему, – согласился Тингол.

Он как всегда резко, без перехода стряхнул веселость, сделался серьезен, а теперь и задумался – отключился, стал что-то взвешивать там, в мыслях, куда проваливался иногда, начав крутить свои комбинации из событий, дат, цифр, мотивов, целей, причин и личного участия окружающих. В таком состоянии он мог пребывать достаточно долго и даже мог передумать в последний момент, обратить весь разговор в шутку и выпроводить Белега восвояси.

Потому Белег не торопил его и потянулся к столу – глотнуть наконец лимонада.

– Хочу, чтобы ты скатался на Амон-Эреб и обсудил условия.

Бутылки «Лагили» делали из хорошего стекла, и о деревянный пол она не разбилась – просто подпрыгнула и выплюнула Белегу на брюки короткий фонтан своего зеленого содержимого, покачнулась и устояла. Белег пяткой задвинул ее под скамейку.

– Избавиться от меня можно и попроще.

– Ха-ха, – без смеха произнес Тингол. Откинулся на спинку скамейки, сцепил на колене пальцы и продолжил – ровно и спокойно: – Теперь закрой рот, слушай и не перебивай. Расклад у нас пока такой: все хорошо. Не отлично, но в общем хорошо. Экономика работает, Граница стоит, контингента на границе хватает. Поток поставок год от года понемногу сокращается, в Приграничье совсем неспокойно, но у нас – в Дориате – все хорошо. Есть большие запасы сырья, есть свое сырье, и производство не встанет, даже если завтра поставки закончатся совсем. Вообще с запасами все в порядке, и нам есть куда затянуть пояса – «Сокрытое королевство» будет работать.

План «Сокрытое королевство» был разработан сразу по завершении системы укреплений Границы. Тщательный подход к самообеспечению был не менее важен, чем сама пограничная защита. Корректировки в план вносились регулярно, и Дориат знал, как именно будет жить в условиях тотальной изоляции исключительно на своих ресурсах, как долго – в условиях полномасштабной войны по всему фронту.

– Поставки совсем прекратятся лет через шесть. Через восемь все к западу от нас будет гореть до оконечности Таур-эн-Фарот и истоков Нарога…

– Это не новость…

– …голодрим и примкнувшие будут обороняться вокруг Гаваней, пока их не спихнут в море и остатки не сбегут на Балар. У нас к этому моменту все будет по-прежнему неплохо, хотя попрощаемся не только с миндальными поцелуйчиками и синегорской тафтой, но и с некоторыми более нужными вещами. Например, начнется дефицит меди… В таком виде мы сможем продержаться еще тридцать-сорок лет. Если Ангбанд будет недостаточно решительно грызть Гавани и Амон-Эреб. И если те будут держаться со всем упорством.

– Про это пишут в утренних…

– Я же сказал: закрой рот и не перебивай, – Тингол поднялся, заложил руки за спину и стал прохаживаться по беседке. – Я все знаю, что ты можешь мне ответить. И не только ты. Мы могли начать эти переговоры и дцать, и сто дцать лет назад. И я сам говорил, что скорее сдохну, чем сяду договариваться с семейкой хоть по какому-то вопросу. Но пришло время подумать еще раз. Честно скажу: не хочу. Очень не хочу. Особенно не хочу отдавать Сильмарилл. Даже самому вдруг страшно – так не хочу. Наверное, это даже отдельный сильный довод за то, чтобы действительно подумать… Сейчас или никогда. Кто ж виноват, что Маэдросу приспичило лезть сворачивать шею, а свернул ее Фингон? И что? После стольких мирных лет мы вдруг оказались на переднем краю, и ситуация медленно, но верно ухудшается. С людьми непросто… Мы их подтянули, но сам знаешь – уживаемся не так легко, как хотелось. Гномы далеко. И если Ангбанд ударит – а ударить он может внезапно, это тоже знаешь лучше меня, – мы очень быстро окажемся как перенаселенный остров в океане…

– Почему ты доказываешь это мне, а не на Совете?

– Да потому что на Совете, Белег!.. – Тингол резко обернулся, прижал кулаки к плечам и помахал согнутыми локтями, покудахтал. – На Совете, как в себя придут – я иллюзий не питаю, – будут спорить до посинения. Потом в город выплеснется, все будут спорить, потом весь Дориат… А мне для начала нужно тихо пощупать почву.

– Что ты хочешь получить за камень?

– За камень? – Тингол замер и делано изумился. – За камень я ничего не хочу. Я хочу, Белег, чтобы ты поехал и обозначил: король Дориата и Белерианда предлагает сыновьям… кхм… своего отца признать верховенство Элу Тингола в обмен на его дружбу и покровительство. Пусть повинятся за Альквалондэ, за покушение на жизнь принцессы, официально принесут присягу, и мы забудем наши распри и объединим силы. А потом, в качестве жеста, я передам им камень их отца, чтобы тот… ну допустим, осиял светом наш благородный союз против общего Врага.

– Тебе не угодил Союз Маэдроса, ты хочешь Союз Тингола?

– Белег, если б я хотел смотреть на выразительные гримасы, я бы позвал Саэроса. А у тебя так не получается, уж извини, – Тингол повернулся на пятках, отошел к бортику беседки, присел там. – Конечно, нам не нужен Союз Маэдроса. В полной силе, я имею в виду. Отдаю себе отчет, что говорю, но: какой бледный мы имели бы вид перед победившей голодримской армией? Да они и не скрывали, куда повернут после этой победы. Хотя честно: не знаю, как поступил бы, если б знал, что от них настолько рожки да ножки останутся… Да что гадать! Так обернулось, что вот теперь нам нужны Маэдрос и его головорезы, нужны их кузни, мастерские, лаборатории, инженеры и врачи. Нужны торговые пути, которые они все еще держат. Тьма побери, да нам нужна даже голова его ублюдка-братца, но не как раньше – а на плечах! И, понимаешь же, момент такой удачный: Фингона нет, а с Тургоном они друг друга на дух не переносят. А мне ведь даже не надо никаких особенных унижений: не надо в ногах валяться и каяться публично. Пока я хочу, чтобы ты твердо и прямо обозначил: мы готовы обсуждать.

– Мы?

– Обозначил, Белег! Не перебивай! Твердо и прямо дашь понять, что в обмен на Маэдроса и братию со всеми их потрохами я готов подвинуться, но главное требование неизменно – присяга и признание вины. Дальше обещаю ущемлять не более, чем ущемляли Фингон или Голфин. – Тингол сцепил пальцы, подумал, глядя на них, снова расцепил. – Я ведь все-таки надеялся… Надеялся, сами приползут. Встанут перед выбором: есть землю там, на юге, или смирить гордыню и попросить.

– Разве ты бы попросил?

– Я? – Тингол искренне удивился. – Я, конечно, не безгрешен. Но всегда стремился к тому, чтоб мой народ жил в безопасности, сытости и довольстве. Разве не так? Всеобщего процветания не вышло, но вареные портупеи в Дориате не ели никогда.

– Никогда.

– Ну так сам себе и ответь…

– Хорошо, – вздохнул Белег. – Допустим. Только при чем здесь я?

Тингол поспешил вернуться к скамейке – сел, ближе придвинулся, стал смотреть прямо в глаза.

– Мне нужно, чтобы кто-то поехал и предложил это – всерьез. Не как грубость или издевку, понимаешь? Чтобы донес мысль, что я отдам им проклятый камень – без подвоха. Чтобы донес мысль: это не отличается от присяги Голфину, а может, даже менее постыдно – я по праву король всего Белерианда и в их голодримских дрязгах не участвовал. Улавливаешь? Пусть они поймут: это наши реальные условия. Что у нас есть свой интерес. И чтобы никаких лишних разговоров по Дориату раньше времени не пошло. Даже намека на них! Ясно?

– Вполне. Галадон справится.

– Не смеши, – помотал головой Тингол. – Раньше я бы отправил Даэрона. Но… Нужен кто-то другой. Кому я абсолютно доверяю. Кто не скажет лишнего. Кто, вот как ты сейчас, будет сидеть не мигая, слушать поток оскорблений в семь глоток, а потом сможет эти условия еще раз взвешенно повторить.

Белег молчал.

– Ну слушай! – Тингол опять поднялся, опять принялся ходить. – Ты их всех знаешь, знаешь, кто из какого теста, как на кого надавить, чем поддеть. Они знают тебя. Уважают! Не морщись: ты стреляный воробей, за забором, в отличие от меня или от Галадона, не прятался! Нельзя отправлять Галадона, не в этом случае. Нельзя давать право думать, что у них моральное превосходство. Согласен?

– Ты представляешь мою репутацию слишком оптимистично.

– Да ну? Послал своего короля лесом и сбежал партизанить с человеком? Мне почему-то кажется, уже одно это добавляет тебе очков. Ну не зыркай, не зыркай… Или ты опять про Таргелион?

Белег промолчал, Тингол понял по-своему и отмахнулся.

– Таргелион – дело десятое и забытое. Карантир пошумит и утрется, его даже спрашивать не будут. Саму историю мы усвоили и замяли, все давно поняли, в какие игры играем. И потом, – Тингол выразительно помолчал, – и потом, мне кажется, у тебя должен быть свой интерес? Личный?

Белег медленно поднял голову.

– Так. Вот этого не надо! Я сказал – ты услышал.

Еще полчаса Тингол распинался, сыпал доводами и приводил примеры. Еще полчаса Белег вставлял комментарии, замечания и указывал на противоречия. Наконец их исчерпал.

– Вот и славно. Думай пока, готовься морально и физически, лечись как следует – надо, чтобы ты был в форме. Турину – ни-ни. Вообще никому ни-ни. Я тоже никому: ты и я, никакой огласки раньше времени. Пока устраивайтесь, оформляйтесь, а дальше обмозгую все до конца, и поедете по своим сыскным делам. Придумаем вам дельце… Есть на примете пара семей, у кого родня на Амон-Эреб утекла, можно обыграть. Ну или еще есть остроумная идейка, про нее потом… Вообще все остальное потом – вызову, жди. А пока… Дай-ка регламент ваш, название впишу. Придумал: и для всей операции, и для вас сойдет. Контора сыска…

– «Слабоумие и отвага»?

– Ха-ха. Не смешно.

Прямо на весу, на сгибе локтя он что-то быстро начирикал и сунул обратно. Белег подхватил одной рукой, прочитал и снова посмотрел снизу вверх: довольный собой Тингол ухмылялся поверх бутылки лимонада. На регламенте, ниже печатной строки «КОНТОРА ЧАСТНОГО СЫСКА» было совершенно каллиграфическим витым почерком выведено:

«Добрым словом и пистолетом».

***11 часов 27 минут

Народу на улицах было немного. После полутора дней простоя в Дальнем районе разрешили открыться самым крупным заводам и комбинатам, но частные лавочки, ресторанчики, ателье, цирюльни и прочие заведения в городе стояли закрытые, и только владельцы кое-где уныло протирали окна, мели тротуар перед входом или, балансируя на стремянке, поправляли по козырькам и карнизам траурные гирлянды.

Город уже пережил часы неверия и отрицания и теперь погрузился в горе. Портреты короля глядели из окон, с афишных тумб, с передовиц газет в руках немногочисленных прохожих и в руках немногих, непривычно молчаливых мальчишек. Город горевал.

Белег остановился рядом с чумазым газетчиком, отдал ему горсть медяков и получил взамен «Голос Белерианда». Турин заглянул через плечо, буркнул что-то и снова зашагал поодаль, дымя своей папиросой и переваривая услышанное.

Половина газетного выпуска была посвящена королю, еще половина – прогнозам относительно ближайшего мрачного будущего. Ничего конкретного, никаких толковых деталей, максимум – расплывчатые комментарии ответственных лиц. «Государственное Собрание готово приступить к обсуждению ключевого для общества вопроса. Ожидается, что приемлемое решение будет выработано и предложено народу Белерианда вскоре после похорон Его Величества», – обтекаемо комментировал даже не Орофер – господин Лордан, первый секретарь при Собрании. Дальше большая редакционная статья в уже знакомом порядке перечисляла кандидатов на корону, сопровождая краткое досье каждого маленькой фотографией: королева, принцесса, принц Диор, принцы Эльмо, Галадон и Орофер, принцесса Галадриэль и ее муж принц Келеборн и прочие, прочие.

– Убрать кое-кого, – заметил Турин, заглядывая в газету, – и готов список подозреваемых. Первая часть, пункты, – он замолчал, прикидывая, – один-шесть.