Текст книги "Добрым словом и пистолетом (СИ)"

Автор книги: Норлин Илонвэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

========== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВСЕ СВОИ. Глава I. Кирпичный проезд 22/1 ==========

Настоящий охотник бродит с ружьем, пока

он жив и пока на земле не перевелись звери.

Эрнест Хемингуэй

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВСЕ СВОИ.

Глава I. Кирпичный проезд 22/1

Королевство Дориат и Белерианд, Менегрот

12.09.490 г.

12 часов 46 минут

Белег Куталион сидел за застеленным газетой рабочим столом и перебирал шестизарядный «Карсид»{?}[«Карсид» – от синд. cared (создание, осуществление) и sidh (мир). См. самую известную модель револьвера системы Colt – Single Action Army. Он же «Peacemaker». ]. Револьвер самый обыкновенный – эта система стояла на вооружении всех дориатских подразделений и была в ходу у озабоченного сохранностью матрасов и карманов добропорядочного гражданского населения. Население не вполне добропорядочное свои пристрастия не афишировало, но полицейская статистика не без гордости сообщала: подпольный рынок Западного Белерианда выбирает недорогой и массовый «Карсид». Белег со своей стороны не видел причин поступать иначе.

Помимо простоты и надежности личное оружие было заслуженное, бывалое, но сохранилось неплохо и работало без осечек – в целом под стать владельцу. Имени у него не имелось, как не имелось у Белега расхожей военной привычки давать вещам имена, да и вообще излишне к вещам привязываться; но кое-какие отличия все же были: неизбежные царапины на корпусе, щербинки на полированной рукоятке, да пара замазанных, завощенных лишних дырок на ней же – следы давно снятой наградной пластины. Опять же, совершенно под стать владельцу.

Впрочем, если на револьвере приметы эти разглядеть было нетрудно, то с Белегом лично дело обстояло иначе. Со своей неопределенной серо-русой внешностью, неопределенно высоким ростом и легко изображаемой сутулостью, со скупыми жестами и негромким голосом он никогда не привлекал внимание – и это было важно в его профессии. А с недавних пор, сменив форму на неброский костюм и перевесив кобуру под мышку, он окончательно сделался совершеннейшим обывателем – еще одним из череды конторских работников и неудачливых коммивояжеров. И это по-прежнему было незаменимо.

Сыскное агентство работало третий день. Работало формально: ни посетителей, ни писем, ни иных по форме заказов не наблюдалось, и только соседи осторожно поздравляли при встрече, да нис Дорвэн заглянула лично – с поздравлениями и с вишневым пирогом на большом блюде псевдонарготрондского фарфора.

– Надеюсь, ваши дела быстро пойдут в гору, желаю вам интересных и успешных расследований и благополучия, – скороговоркой перечислила она и дала слово обращаться при любой необходимости. А заодно пообещала рекомендовать агентство всем своим знакомым.

На последнее можно было не рассчитывать. Милая нис Дорвэн жила в столице девять с половиной месяцев, и круг ее знакомств ограничивался их общими соседями, домовладельцем, молочником, почтальоном, а также посетителями и хозяином «Пекаря Нуньо» в соседнем квартале, где она работала с пяти до пяти каждый день.

Нет, обещание нис Дорвэн было искренним и трогательным, но ради успеха предприятия требовались меры посерьезнее. Помимо общего плана, помимо задействованных связей, долгих разговоров, споров, подсчетов и трат (на краткий обзор в «Деловом Дориате», на колонку платных объявлений в «Лесном вестнике», на ускоренную регистрацию в справочном бюро и сущие мелочи вроде визиток и пачки объявлений для расклейки) – помимо всего этого следовало просто набраться терпения. Потому что даже так, даже выведя за скобки последствия «той истории», скорого наплыва клиентов можно было не ждать. На все требуется время: на распространение новостей, на удивление, на сомнения, на, быть может, возмущение; а затем уже на то, чтобы первые смельчаки решились принести свои проблемы не в ближайший околоток, не в Полицейское управление и не в филиал одной из охранных фирм, где всегда рады проконсультировать клиента, исходя из текущего поминутного тарифа.

Все было ожидаемо. Потому то, что ни на второй, ни на третий день в Кирпичный проезд 22/1, квартира 6 («Меблированные комнаты г-на Гвириэля. Удобная кв-ра с 2 раздельн. спальн. Эт. 3/3. Электр-во, водопр-д, дрова. 90 брет./мес. Стол, услуги горничной по договор-ти»{?}[Денежная система Дориата: мелкая монета – 1 эрд (от eredh – синд. «зерно»); 40 эрдов – 1 камлан (от camlann – ладонь, зд. «горсть»). 15 камланов – 1 серебряный бретилин (от bretil – «бук»). Примерное соотношение с рублем для удобства пересчета – 1, 50, 500 соответственно.]) не потянулся ручеек потерпевших и пострадавших, не удивляло и не тревожило. За двоих страдал Турин.

– Хоть кто-то же должен зайти! Из любопытства! – на разные лады повторял молодой человек, лежа животом на подоконнике и высматривая среди спешащих горожан потенциальных обворованных, обманутых, шантажируемых клиентов.

Белег механически кивал, не поднимая глаз от сероватых страниц «Вестника».

Второй день прошел схожим образом. Турин бранился, попеременно дежурил у окна и возле подворотни, выбегал курить на проезд, возвращался мерить шагами приемную-гостиную и по одной выковырял из пирога все вишни. Белег читал, изучал счета, чистил оружие и выравнивал на столе канцелярские принадлежности. На третий день сдался.

– Вот что, – газета легла на изжелтевшее сукно между чернильницей и адресным справочником; Белег поднялся и подошел к окну. День в Менегроте стоял тихий и погожий, и, хотя через проезд в запущенном сквере угадывалось скорое увядание, осень в город еще не вступила. – Прогуляйся в центр. Походи, послушай. Загляни куда-нибудь.

Дважды говорить не пришлось: Турина как ветром сдуло. Уронило табуретку, смело с вешалки тертую шоферскую кожанку. Хлопнула квартирная дверь – к возможному недовольству соседа напротив, затем дверь парадной – к гарантированному недовольству господина Гвириэля. Молодой человек выскочил из подворотни, под возмущенный свист извозчика перебежал Кирпичный проезд и зашагал в сторону центра.

Идея открыть сыскное агентство возникла полгода назад. Белег тогда долеживал в госпитале и за неимением иного занятия размышлял о смутных своих перспективах. Возвращение на службу стояло под большим вопросом, а иного дела в его жизни не завелось: семьей он себя не обременил, состояния не сделал и всего имущества за вычетом квартиры (служебной), лошади (служебной) и кошки (приходящей) имел теперь пехотное обмундирование без знаков различий, но с четырьмя лишними дырками, пару чемоданов с личными вещами и коробочку с наградами. Оружие ему уже потом неофициально вернули вместе с официальными бумагами – увольнительным, банковской книжкой, а также справкой из военного трибунала: дело о дезертирстве было прекращено в виду отсутствия состава. Сюда же следовало добавить сильно подмоченную репутацию и звонкую малочисленность визитеров: в госпиталь исправно наведывался один только Маблунг.

– Ты главное поправляйся, а там как-нибудь разрешится. И с тобой, и с Турином, – ободряюще повторял он, кутаясь в слишком маленький и слишком мятый посетительский халат; Белег соглашался. Маблунг из всей их пятерки обладал самой впечатляющей неспособностью хитрить, и по его виду любой бы понял – дело дрянь.

Тем удивительнее было, что все действительно разрешилось. Самый очевидный план (раствориться в неспокойных землях Пограничья) остался не востребован. Самый неоднозначный – не получил шанса на обдумывание всерьез. Так себе перспектива найма в охранную контору – стеречь торговое представительство или маяться в чьей-нибудь приемной – тоже отпала. Белега выписали. Через пару недель отпустили Турина. Потом они оба были заняты душеспасительными разговорами и искали временное жилье, а уже потом провели три с лишним месяца в муторных и порой откровенно унизительных хождениях по казенным кабинетам. Но это было уже не важно.

– Теперь-то поделишься? Чем мы займемся на самом деле? – спросил Турин, когда дело было сделано, и они на ближайший год перебрались из трущоб Нового Заречья в достаточно приличный дом господина Гвириэля.

– Поделюсь, – отозвался Белег, насаживая на гвоздь рамку с первой во всем Белерианде лицензией на сыскную деятельность. – Теперь мы будем ждать.

Время было обеденное. Где-то там, в центре большого города, да и просто чуть в стороне от спокойного, немного потерянного среди глухих промышленных улиц Кирпичного проезда сейчас подходила пора – хлопали двери кафе, кофеен, рестораций и обычных лавок. Праздные горожане еще прогуливались по бульварам и паркам, работающие – спешили воспользоваться перерывом. Но здесь, в Дальнем районе, в это время всегда становилось тише: из проезда и с соседних улиц напрочь исчезали автомобили и груженые повозки, стихал фабричный гул, и только пешеходы чаще останавливались возле решетки сквера – там, где витой чугунный прут был отогнут в сторону.

Большой и красивый изразцовый комбинат просуществовал здесь пять лет. Этого хватило, чтобы по Белерианду прокатилась Нирнаэт, в Дориате сменилась мода, а владелец разорился – пришлось выставлять имущество на торги и бесславно возвращаться в заштатный Нан-Татрен. Ни здания, ни землю под ними выкупать не спешили, и все внутри медленно ветшало, а сквер вокруг сделался обычным прибежищем обедающих рабочих (днем), гуляющих парочек (вечером) и (по ночам) различных субъектов, назначающих встречи в удобном месте – вблизи от порта и от всегда оживленного западного выезда из города. Сейчас очередь была за первыми, и из зарослей привычно доносились приглушенные голоса, а в проходе через ограду образовался небольшой затор…

Политая герань в пестром глянцевом горшке – часть квартирной обстановки – посвежела и приободрилась. Белег приоткрыл ей окно, вернул на место бутылку из-под «Долмед №2» и осторожно присел на подоконник. Еще полдня прошло без новостей, без визитеров, без дельных сообщений.

Следовало чем-то заняться.

Можно было спуститься и заглянуть в почтовый ящик – но Турин уже трижды бегал к нему за утро и принес только счет из прачечной и купон на кофе в некой новой забегаловке. Можно было сходить перекинуться парой фраз с Идмо – он выполнял обязанности и дворника, и сторожа, и домового мастера – или с его женой, кухаркой ниссэн Авриль, или заглянуть к мастеру Сормасу – послушать от самых осведомленных окрестные новости. Наконец, можно было сдаться: просто спуститься во двор и зайти во флигель – там, перед залом, где столовались жильцы некоторых квартир, стоял в холле телефонный аппарат…

Белег щелкнул крышкой, спрятал хронометр под манжет и уже на ощупь подкрутил завод. Да, время было обеденное – но есть категорически не хотелось. Еще и утреннюю гимнастику пришлось прервать, когда скрутило в подреберье. Определенно, сегодня был скверный день. Определенно, следовало позвонить в госпиталь и записаться на прием.

– Не нравитесь вы мне, – обрадовал доктор Дарлас Курмин в прошлый раз, когда изучил исписанные бланки, приколотый к экрану лист рентгена и самого Белега. – Смещений нет серьезных – так, погрешность. Но и вместе с тем прогресса не наблюдаю. Нет, поймите, имейся срочность, я мог бы попытаться – попытаться! – ее извлечь. И меня бы даже оправдали, коснись что… Но срочности нет, а потому – можете одеваться – подождем осени. Даже ее середины. Не смотрите так, одевайтесь, – он отвернулся и сел за стол, потянулся к чернильнице. – Рекомендации мои будут прежние: набирайте вес, дышите, делайте гимнастику. Не перенапрягайтесь. Не голодайте. Нагрузки исключите категорически, про диету не забывайте… Ну и не нервничать, конечно. Пока так.

– А если я буду настаивать? – уже из-за ширмы спросил Белег, застегивая жилет. Срочности пока действительно не было, но кто знает, как долго продлится это «пока».

– На службу потянуло? – откликнулся доктор Курмин, и его тень встрепенулась на белом кафельном полу. – Опять хотите на передовицы? Некрологи ваши невостребованные так и лежат, будьте уверены.

Ответа не последовало, и доктор оборвал скрип пера и продолжил:

– Вы же, господин Куталион, не мальчик. Я к вашему здравомыслию взываю. Хоть в нем и сомневаются теперь… Да, скорее всего, уже сейчас все прошло бы благополучно. Но должной уверенности у меня нет. А я, повторяю в сотый раз, очень заинтересован в вашем случае и намерен описать динамику восстановления, а не неудачу в заурядной операции ввиду ее преждевременности. И не спорьте: заживление ран и общее восстановление организма – вещи разные. К тому же, будьте уверены, в нынешнем состоянии после вмешательства потребуется минимум пара недель госпитализации, а потом еще столько же вы будете шататься на ветру. А можно подождать и отделаться малой кровью: чик-чирик, дней пять в стационаре, и бегите, куда вас там долг зовет. Хотя спешки-то в вашем случае как будто и быть не должно?

– Значит, начало осени? – уточнил Белег, выходя из-за ширмы. До начала осени было больше месяца.

Доктор Курмин поджал губы, угрожающе наставил перьевую ручку.

– Середина. Приходите на прием в конце Иваннет{?}[Ivanneth (синд.) – сентябрь.]. Понадобится – приходите раньше. Вот новые рецепты, этот – на случай «скверных дней». Не дурите – не стесняйтесь воспользоваться. И идите. Идите, господин Куталион, и возвращайтесь на размер побольше. На вас вон, пиджак висит…

По проезду загрохотала припозднившаяся подвода, вслед ей кто-то заругался, посигналил велосипедист. Напротив, вдоль ограды сквера, привычно расселись «кирпичники» со своими бутербродами – вперемешку эльфы и люди, в одинаковых следах ржавой пыли. Господин Гвириэль, тоже привычно, хоть часы сверяй, бежал к ним ругаться:

– Любезные! Здесь приличный дом, не столовая!..

Дверь квартиры прикрылась бесшумно, только тихо повернулся в замке ключ – привычку некоторых соседей вовсе не запирать днем двери Белег не разделял.

За минувший месяц они с Турином вполне обжились на новом месте. Комнат хватало, удобств – более чем, а с неудобствами можно было мириться. Сам дом, небольшой и трехэтажный, едва отличался от соседних: внизу коммерческие помещения с окнами-витринами, выше – квартиры. Из двора – запертого глухой стеной дома-близнеца, сумрачного и тесного, но зеленого, с цветником и кустовыми розами по центру – одна подворотня выводила на проезд, другая на Торфяную улицу; пустых квартир оказалось две и обе как раз под ними, а в остальных соседи подобрались самые разные, пестрые, но к новым жильцам отнеслись как положено – приветливо либо равнодушно.

Подходил и сам район. В стороне от центра с его лишними встречами, через мост от Заречья с его своеобразными обитателями; понадобится сходить – не далеко, не близко, минут тридцать и туда, и сюда. А здесь, во всем районе и конкретно «на Кирпичах», народу было много, но публика селилась мирная, занятая – служащие небольших контор, благополучные портовые и судовы́е, а в основном же мастера комбинатов, что в последние десятилетия заполонили всю западную часть города. Спрос на жилье был значительный, расценки ниже, чем в центре, а потому доходных домов настроили целые кварталы, в них охотно жили и местные, и приезжие при деньгах – очень кстати встречались люди.

– Слушай, ну внимания мы что здесь, что там, в тупике, что на Тележной привлекать не будем. А за лишние двадцать монет в месяц я и маленькую дырку в крыше, и придурь хозяина потерпеть готов!.. – шепотом аргументировал Турин, когда они уже изрядно походили по объявлениям и пора было бы решать.

– Готов, – эхом отозвался Белег, рассматривая в окно загустившийся сквер и прислушиваясь к тому, как над головой стучит, скрипит чердачными досками Идмо. Спорить с доводами не стал.

Потом, правда, последовала еще обстоятельная, тянущая на допрос беседа с господином Гвириэлем: ему очень хотелось получить с жильцов какие-нибудь рекомендации или выписки; на худой конец – услышать подробную биографию. Турин в этот момент в своей готовности к терпению ожидаемо поколебался, но в конечном итоге все уладилось в лучшем виде: и подходящая выписка у Белега в кармане нашлась, и обстоятельная история от самого Пробуждения господину Гвириэлю быстро наскучила. В конце концов, устная справка о нем самом у Белега тоже имелась.

Внизу, во дворе, было пусто. Мастер Сормас уже опустил жалюзи на окне своей парикмахерской и, судя по доносившемуся даже до лестницы призывному голосу жены, должен был вот-вот приступить к обеду. Из окна восьмой квартиры долетал разноголосый детский гомон, а на крыльце флигеля, прямо на ступеньках, уткнув носки сапог в бок спящему рыжему псу, сидел Идмо.

– Добрый день, – коротко поздоровался он, заметив Белега, и по привычке приподнял козырек затертой фуражки – в полинявшем околыше скорее угадывалась форменная зелень Границы.

– Добрый, – отозвался Белег, подходя ближе и облокачиваясь на перила.

Пес на его появление отреагировал сытым кряхтением, должным изображать лай; глаз открывать не стал.

– Хотя… добрый ли?.. – усомнился Идмо.

На коленях у него и рядом на ступеньках были разложены бумаги; левой рукой он помечал что-то карандашом, правой – с подвернутым, наполовину пустым рукавом – придерживал.

– Не сходится?

– Вроде того. Дебит с кредитом. Кредит с залогом, залог с перезалогом… – медленно проговорил, посмотрел на подытог и вдруг махом смел все, свернул кое-как и сунул за пазуху. Вместо бумаг вытянул папиросную пачку: – Ай, да что говорить!..

Папиросы в пачке гулко шелестели, покатались туда-сюда – Идмо встряхнул их, понюхал и сунул обратно, наклонился и потрепал пса по мерно вздымающемуся толстому боку.

– Новости? Какие у нас новости, а, Батон? Пожалуй, что и никаких… Ты ждешь чего?

– Остается.

Они замолчали, одинаково задумчиво глядя перед собой. Из флигеля звенело посудой, слышались голоса ниссэн Авриль и их с Идмо дочери, все более настойчиво тянуло едой. Белегу пришлось обойти крыльцо и встать подальше от окна.

– Это что такое?! – разнесся вдруг по двору пронзительный возглас.

Господин Гвириэль – невысокая щуплая фигурка в щегольском бархатном костюме – замер в проеме подворотни и негодующе всплеснул руками.

– Идмо! Опять это грязное, невоспитанное создание! Сколько раз я ставил вам на вид! – он быстрым шагом приблизился, остановился, обеими руками ткнул в спящего пса. – Я провожу работу, я приглашаю потенциальных клиентов отказаться от пагубной привычки кусочничать у нас под окнами и приобретать качественные домашние обеды! А тут!.. Да! Это сегодня никто не откликнулся, но если вдруг! если вдруг к нам пожалуют гости? Вот такая вывеска встретит их?! Господин Куталион, вот вы – здравомыслящий: подтвердите мои слова! Это ведь безобразие!

В ответ на тираду Батон потянулся всеми четырьмя лапами, широко и звучно зевнул и с клацаньем закрыл пасть. Господин Гвириэль отскочил в сторону.

– Вот! Именно об этом я и говорю! Невоспитанное грязное животное! А у нас тут женщины, у нас тут дети! Мальвис вообще боится собак!..

Идмо, не реагируя, глядел сквозь него, явно думая о чем-то своем.

На шум выглянула кухарка.

– Вот! Полюбуйтесь, Авриль! И это прямо на пороге столовой! Я молчу о том, что вместо того, чтобы сидеть просто так, можно прочистить слив в квартире господина Келентира! Я говорил с ним, проблема вернулась! Можно смазать ворота! Наконец, подмести лишний раз перед домом! Я не могу контролировать все сам, у меня встреча с краснодеревщиком, у меня встреча с обойщиком, завтра должны привезти образцы ковровых дорожек для парадных!.. И… Позвольте, а сколько сейчас времени? Полдень?.. Уже почти полдень! Ниссэн Авриль, куда вы смотрите! Давно пора приглашать наших жильцов на обед! Господин Куталион, а вы…

– У вас пятно на лацкане, – перебил Белег.

Господин Гвириэль осекся, скосил глаза и снова всплеснул руками.

– Прошу меня извинить!

Оставшиеся на крыльце проводили его взглядом, и ниссэн Авриль вздохнула, посмотрела на Белега и через паузу, через силу проговорила:

– Простите. Тяжко…

– Кому, – буркнул Идмо.

– Ну что ты, – она наклонилась, сняла с головы у мужа фуражку и нежно встрепала ему короткие, слежавшиеся волосы, – пойдем. Пойдем, а после обеда вместе посчитаем – готово все. И он потом прав: пора звать. Акдис! – она обернулась на дверь, крикнула: – Акдис, звони!

Из столовой донеслись тяжелые шаги, на крыльцо вышла нис Акдис – их младшая дочь (старшая, Эльнис, была замужем за командиром заставы и давно жила со своей семьей в Северном Приграничье; про среднюю говорили редко). Короткостриженая, сухопарая, молчаливая и не слишком приветливая, она исполняла обязанности горничной, судомойки, помогала матери на кухне, отцу по дому и ходила за покупками. Вышла, взглянула искоса, здороваться не стала; латунный колокольчик на длинной рукоятке пронзительно забился, зазывая жильцов на обед.

– Господин Куталион, – ниссэн Авриль проводила дочь укоризненным взглядом и снова посмотрела на Белега. – Может, вы действительно с нами? Сегодня суп с колбасками и судак по-бретильски…

Белег покачал головой, задержав взгляд на виднеющемся в проеме двери упорно молчащем телефонном аппарате, и вежливо отказался.

В квартиру он поднялся медленно, медленно же прошелся по комнате и остановился возле буфета. На полках рядами выстроились банки с тушенкой и консервированной фасолью, картонка с полудюжиной яиц, несколько пачек галет и начатая коробка супового концентрата («Готовые супы мастера Двурми. Польза и натуральный вкус в каждой ложке!»). Окинув взглядом это изобилие, он вытащил галету и вернулся за стол: вряд ли Турин задержится надолго.

Принципиально нового в газетных заголовках по-прежнему не наблюдалось. На Приграничье без перемен, условные союзники сидят смирно и зализывают раны, Ангбанд выжидает. Большая статья о смертных беженцах в Дориате сводилась все к тому же многословию «за» и «против», и ее Белег дочитывать не стал, перелистнул к сводкам происшествий. Но и там не нашлось ничего стоящего: пара уже привычных потасовок в Новом Заречье, драка в Клубке и ежевечерний биндюжный дебош в приснопамятном кабаке «Ивушка». Еще имелись три карманные кражи, две хулиганские выходки и одна незначительная автомобильная авария в центре города, да притягивала взгляд излишне подробная, излишне броская заметка о двух юных нис, напуганных неизвестным смертным, что справлял малую нужду на парадной набережной Эсгалдуина. (Сразу после Нирнаэт и размещения в Дориате первых беженцев по всем редакциям пустили настоятельную рекомендацию с самого верха: снижать градус при освещении инцидентов со смертными на территории королевства. Но с каждым годом и с каждым резонансным происшествием градус этот неизменно повышался).

На предпоследней странице афиша освещала новый сезон: танцевальные вечера, творческие встречи, осенний концерт блистательной ниссэн Аримэ… «По обе стороны Великого Моря» – это уже про выставку жемчугов «лучших коллекций Домов тэлэри и фалатрим», многочисленные анонсы к грядущему Празднику урожая. Поздравления, свадебные объявления, новорожденные… На последней странице объявления о без вести пропавших и столбик некрологов – все с Приграничья.

Кресло скрипнуло, сложенная газета шлепнулась в общую стопку.

Можно было сделать еще вот что: дойти до почтового отделения, а лучше сразу до Портового городка – там заинтересованные читатели доставали голодримские газеты, в том числе строжайше запрещенные. С другой стороны, не стоило оставлять пустую квартиру, тащиться к реке и преждевременно напоминать о себе в некоторых полезных местах. Главное, не стоило потакать нетерпению. И потому Белег никуда не пошел. Просто расстегнул пиджак, улегся щекой на сукно и обхватил себя поперек груди. Уличный шум поплыл, превратился к монотонный гул; затем стих вовсе и не беспокоил его ровно двадцать минут. А потом Белег рывком поднялся, сходил умыться и вернулся за стол – стал чистить револьвер.

За этим занятием его и застал топот на лестнице. Туриновы армейские ботинки отбили нарастающую чечетку, квартирная дверь распахнулась, ударилась о стену; на ней забилась, зазвенела латунная цепочка. Запыхавшийся молодой человек появился на пороге секундой позже и, переломившись, уперся ладонями в линялые колени галифе.

– Быстро, – заметил Белег, отложил разборочный ключ и осторожно наклонился за улетевшей паклей. – Прикрой дверь.

– Там!..

– Неужели наше первое дело?

– Там!.. – еще раз попытался Турин, но только задохнулся сильнее и закашлялся.

– Дверь, – повторил Белег, выбираясь из-под стола. Подстеленная газета шевелилась страницей бесплатных объявлений, и револьверные детали на ней грозили раскатиться.

Турин замотал головой, затем закивал, а затем шагнул вперед и с размаху ухнул кулаками в столешницу – ниппельные трубки, винты и прочая мелочь подскочили и блохами попрыгали на пол. Белег проглотил свое следующее предположение, проводил взглядом улетевшую пружину и поднялся.

– Что?

Комментарий к ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВСЕ СВОИ. Глава I. Кирпичный проезд 22/1

Карта Менегрота – https://postimg.cc/t7pRcPqG

Немного о написании текста – https://norlin-nolde.diary.ru/p221787993_dsp-zametki-na-polyah.htm

========== Глава II. Дело № ==========

13 часов 27 минут

До дворца ехали молча и быстро – под заполошный колесный визг, под возмущенные крики, клаксонные сигналы и летящую вслед откровенную ругань. Даже в спокойной обстановке водил Турин своеобразно, и Белег, без того не горя любовью к автомобилям, от поездок с ним старался воздерживаться.

– Уникальный образец! – представил Турин свой трофей через день после переезда.

– Устрашающее зрелище, – вернул Белег.

Он спустился во двор на зов клаксона и остановился перед новоявленным чудом техники. Стоял гвалт: ревел мотор, недовольно лаял пес; соседская ребятня всей веселой, чумазой ватагой носилась вокруг в радостном исступлении, висела на зеркалах и норовила лезть на крышу. В дверях подсобки подбоченился мастер Гуин: привлеченный шумом, он выглянул из своей лавки и теперь громко выяснял законность происхождения этого «дитя вагонетки и чайника». И только Идмо в извечной фуражке сохранял созерцательное спокойствие – безмолвно взирал из перекопанного цветника и размеренно почесывал культю.

А Турин предвкушал. Он уже распахнул двери, уже откинул капот и, едва Белег вышел из парадной, принялся взахлеб рассказывать – про замену двигателя, полностью переделанный корпус и табуны лошадей. Глаза у него горели восторгом, а кожаные уши старого отцовского шлема бойко шлепали по зарумянившимся щекам.

– Запоминающееся! запоминающееся зрелище! – со смехом поправил он. – Понимаешь, я не смог с ним расстаться. Договорился с мастерами – с гномами; ну знаешь, гараж в Квартале на Шестой линии – им самим в охотку, поэтому сторговались быстро. Вот, закончили. Сюрприз! Что скажешь?

Белег знал: рассказал Маблунг; рассказал, что военные их трофеем не заинтересовались, что за ненадобностью предложили утилизировать, но у Турина предложение получше. Лучше ли?.. Так и стоило спросить. Но тут по двору, перекрыв и вопли, и лай, и шум мотора, предсказуемо разнесся возмущенный возглас.

– Я категорически против! – взъерошенный и заспанный господин Гвириэль опасно высунулся из своего окна и теперь грозно потрясал кулаком. – Этого нет в договоре, нет в аренде! Этому совершенно не место в моем дворе! Мальвис и детям вредно дышать дымом!.. – последняя фраза донеслась уже приглушенной – домовладелец скрылся за портьерами: не иначе, бросился на лестницу.

Турин покосился на опустевшее окно и, понизив голос, добавил:

– «Глаурунг» будет полезен в деле. И потом… он приносит нам удачу… Обоим.

– «Глаурунг»? – переспросил Белег и, дождавшись осторожного кивка, вздохнул.

Можно было возражать. Можно было спорить. Можно было просто поинтересоваться, как именно чудовищная переделка из ангбандского бронемобиля соотносится с вроде бы совместно принятым планом не привлекать внимание. Но толку-то? Тем более, от своей парадной, путаясь в бьющихся полах халата, к ним уже спешил разгневанный господин Гвириэль.

«Глаурунга» бросили за квартал до дворца.

Два ряда полосатых барьеров перегородили Лесной бульвар сразу за перекрестком со Старой Лекарской; за и перед ними с винтовками на плечо выстроилось не меньше полуроты{?}[Здесь – 50 ед. личного состава.], все в бурой форме внутренних войск с золотыми столичными лычками. Озадаченные горожане заметили странные меры, но пока послушно держались на расстоянии – топтались, кричали военным, обменивались недовольными возгласами.

Двери бронемобиля слитно хлопнули, Белег и Турин быстро двинулись через собирающуюся толпу.

– Глядите, Турамбар! – немедленно опознал кто-то глазастый; головы стали поворачиваться, посыпались вопросы.

– И Куталион!

– Господин Куталион, что случилось?

– Белег!

– Что-то серьезное, не иначе…

– Неужели война?

– Наступление?

– На нас?!

Истерично вскрикнула женщина, шуму стало больше.

– Так если разведка подтянулась…

− Так бывшая…

– Так тем более!

– Господин Куталион! Полковник!..

– Капитан!..

На оклики они не отвлекались, шли прямо к барьеру. Навстречу из строя оцепления уже выступил офицер, предостерегающе вскинул руку.

– Гляди-ка, стоят! Но нас пропустят.

Чтобы не отстать от Турина, Белегу пришлось прибавить шаг, и в боку немедленно закололо.

– Я попрошу вас вернуться к автомобилю, и… – начал офицер. Кобура у него на ремне была расстегнута.

– На нас должен быть допуск, посмотрите, – перебил Турин и нетерпеливо взмахнул паспортной книжкой.

– Я… Распоряжение никого не пускать. Только по списку, – замялся было капитан, но через мгновение пришел в себя и отчеканил: – Три шага назад. Вернитесь к автомобилю, освободите проезд.

– Капитан Эленриль, – вмешался Белег, – время не ждет.

– Вот и не тратьте его, господин полковник в отставке, – с нажимом отрезал капитан. – Вход внутрь оцепления по списку, заверенному лично комендантом города.

– Ну так загляни в этот сраный список!

Рука капитана дернулась к кобуре, и Белегу пришлось отодвинуть молодого человека в сторону.

− Послушайте…

– Это вы послушайте! Последнее предупреждение. Отойдите, или я дам приказ о задержании.

Растерянного вида солдатики, наблюдавшие за перепалкой, переступили с ноги на ногу и невпопад покачали винтовками, обозначив серьезность намерений. В этот момент за барьерами, за спинами полуроты послышалось суетливое движение, возгласы на повышенных тонах, и сквозь строй с дрожащей бумажкой в дрожащей руке пробрался запыхавшийся ординарец − в лазурном с иголочки мундире комендатуры и в перекошенной фуражке.

– Господин капитан, приказ господина коменданта всем постам! – он кинул ладонь к виску, неловко задел козырек. – Пропустить во дворец полковника Ку… А… вот… – и замолчал, уставился на Белега и на Турина.