Текст книги "Добрым словом и пистолетом (СИ)"

Автор книги: Норлин Илонвэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Господин секретарь, – окликнул его Турин и большим пальцем показал себе за спину, – лестница. Она там.

Когда секретарь скрылся за поворотом коридора теперь уже в правильном направлении, молодой человек покрутил ладонью возле уха и недвусмысленно присвистнул.

– Перестань, – укорил его Белег.

Они спустились вниз и вышли на площадь, остановились возле припаркованного «Глаурунга». Турин рассказал: он успел переговорить с десятком офицеров, перечитать пачку показаний, переписать себе в блокнот внушительный список самых разных связей мастера Англазара. И все же только убедился: ничего принципиально нового за утро и половину дня ни полиции, ни военным выяснить не удалось. Белег, не вдаваясь в подробности, пересказал свой разговор с Галадриэль.

– И ты ей поверил?

– Поверил?

– Ну, в смысле, помню, помню: мы не руководствуемся в работе понятием веры. «Базовые принципы разведывательной деятельности», раздел первый, глава первая. Я про то: убедила она тебя?

– Доводы озвучивала правильные. Кроме того, она боится.

– Белег! Ты загнал принцессу в угол и стращал вопросами? Что, и до слез бедняжку довел? Как того гнома?

– Скорее наоборот.

– Наоборо-от? Она шипела, выпускала коготки и размахивала маленьким револьверчиком?

– Примерно.

– Жаль, я этого не видел! – окончательно развеселился Турин и явно собрался поглумиться на эту тему еще, но тут заметил что-то у Белега за спиной и резко переменился в лице. Белег обернулся.

Быстрой и дерганой походкой через площадь к ним шел Саэрос. Три дня назад он вместе с посольской делегацией уехал в Гавани выторговывать выгодные условия поставок в обмен на очередной щедрый заём, на вчерашних совещаниях его заменял вице-казначей господин Варнистэ, а теперь, значит, он вернулся…

Не сбавляя шаг, Саэрос вплотную приблизился к Белегу и без слов, безо всякого крика пихнул обоими кулаками в грудь. Белег отступил, получил еще один такой же ощутимый тычок. На третий поймал Саэроса в охапку, прижал к себе, и тот задергался, забодался, без разбору залупил руками и теперь уже на всю площадь разразился таким исступленным потоком брани, какой сделал бы честь любому портовому грузчику.

Саэрос был самый невысокий и щуплый из них пятерых. Очень светлые серебристые, почти белые волосы, черные брови, острый взгляд черных глаз – он был весьма импозантен, всегда тщательно, с придумкой одет и, если бы тонкие черты не искажались почти постоянным недовольством и раздражением, мог бы называться красивым. Приятным в общении он не был никогда.

– Все. Пускай, – наконец глухо проговорил, закончив вырываться и изрыгать проклятия. Белег пустил. – Устроили тут без меня, да?

Они отошли, присели на скамью возле кованой решетки, что окружала Хирилорн в центре площади. Саэрос вынул маленькую расческу и стал нервно, дрожа руками, дергая волосы, приводить себя в порядок, Белег наклонился поднять выскользнувший из кармана аж хрустящий от крахмала платок и просто ждал. Турин не садился – в сомнениях мялся неподалеку.

– Ну?

– Нечего пока.

– Так-таки и нечего.

– Расследование идет, – осторожно вставил Турин, и Саэрос, подскочив на месте, вытаращившись сначала на него, разинул рот, а потом совершенно потрясенно посмотрел на Белега.

– Оно что же – разговаривает?!

Белег без раздумий пихнул локтем и посмотрел на Турина: тот поиграл желваками, но проявил чудеса выдержки – вовсе промолчал и от греха подальше ушел к бронемобилю.

– Мы, кажется, договаривались?

– Извини, – отмахнулся Саэрос, – дай душу отвести.

После того инцидента, после которого Турин оказался в бегах, а Саэрос – в госпитале и в гипсе, они долго не общались. Нет, Белег приходил в палату, но больной упорно делал вид, что спит, а потом уже и сам Белег Менегрот покинул. Встретились только весной, в тот самый день, когда Белег сидел в кабинете Тингола и выслушивал отповедь.

Уже пили приготовленный Алороном чай, и тут зазвонил телефон. Тингол поднял трубку, коротко угукнул в нее и пошел отпереть.

– Ты очень кстати. Заходи.

Саэрос вошел с бумагами в руках, увидел Белега и тут же отвел взгляд, замер и, свирепея, подобрался.

– Так, что тут у нас… Ага!.. Подожди-ка, присядь, перечитаю. Вон, хочешь – бутербродик бери, – и Тингол, якобы ничего не замечая, сел на подлокотник кресла и принялся увлеченно шелестеть.

Белег неловко выбрался из-за стола.

– Здравствуй, Саэрос. Мы давно не виделись.

Тот дернулся, повернулся и с всколыхнувшимся возмущением уставился так, будто и правда только что увидел.

– Ах, здравствуйте, господин Куталион! Вас-то я и не заметил! Действительно, давненько. Когда же это было?..

– Прошлой зимой.

– Вы правы, господин Куталион, что-то такое припоминаю. Встречались. Какой-то славный денек, кажется, конец недели – незадолго до того, как чья-то ручная обезьяна чуть меня не убила! А что же было дальше?! Ах да, дальше один мой бывший друг умчался и пропал на несколько месяцев! И, дайте подумаю, чем же кончилось то дело?.. Ах да: та же блядья обезьяна чуть не прикончила его самого!

– Я тоже рад тебя видеть, Саэрос.

– А не пошел бы ты?

– А не пошли бы вы оба? – не поднимая головы, предложил Тингол.

Они молча вышли на террасу: Белег прикрыл дверь и отвернулся от полоски света между занавесом – ее почти сразу загородила подошедшая фигура; Саэрос, не оглядываясь, быстро пошел через парк.

– Саэрос, ты извини, – позвал его Белег. Остановился возле валуна у клумбы и присел. – Мне за тобой не угнаться.

Тот сразу вернулся. Садиться не стал – угрожающе навис.

– Скажи еще, пока я в госпитале валялся, тоже было не угнаться!

– В госпитале ты не был настроен на разговор.

– И что тебя остановило?

– Что не стоит кричать со сломанной шеей.

– Ах, ну так теперь она срослась!.. – с угрозой процедил Саэрос, сунул руки в карманы брюк и, не слишком церемонясь, толкнул его, уселся рядом.

– Что там? – Белег взглядом указал на дворец – туда, где находились залы Совета и Государственного Собрания.

– А что, какие-то сомнения? Можешь догадаться: одни перебздели и не знают, что делать, другие в принципе не знают ничего по причине врожденного скудоумия. Друг на друга валят, ищут виноватых.

– Это знаю.

– Что тогда… Остальное тоже сам угадаешь. С гномами, считай, все: кончилась любовь, не знаю, как выгребать. Магистрат пришлось попросту заблокировать, но они уже дали знать в свои норы, оттуда депеша за депешей, грозят нам всеми возможными карами, включая перерезание торговых каналов, запрет на поставки руды и всяких заэредлуинских излишеств. Ладно каналы, ладно руды, но излишества!.. – он воздел к небу руки, трагично ими потряс. – Тебе, кстати, отчасти повезло: Ордиля имеют в особо извращенной форме, хотя тебя тоже поминают недобрым словом. Как это так, почему наша хваленая разведка прозевала таких опасных гномов, а может, и не гномов, а может, людей жадных, а может, коварных ангбанских засланцев, а может, каких-то голодримских выблядышей, которые втерлись к нам в доверие и теперь вона что учинили. Прозевали ведь, а?

Белег коротко взглянул.

– Нет, я-то тебя не виню: Элу шел к цели уверенно и полным ходом… Ну а в целом все намного хуже, чем просто щемящая боль от потери дорогого вождя и друга. Прямо тебе скажу, Белег: мы в дерьме. На северные рубежи стянули всех, кого могли стянуть из резерва. На юге тоже. Не слышал, Гили великим умищем своим состряпал гениальный план: как с двух сторон, отсюда и от Тол-Галена, ударить по Амон-Эреб – чтоб клочки по закоулочкам. Я только пока не понял – чьи клочки-то… Кстати, нашлись те, кому идея очень понравилась – предлагают выносить на Собрание. Удивил?

– Не особо.

– А вот меня оба удивили – и Элу, и Маблунг… Я заглянул в медотчет, и что ты думаешь! Оказывается, у обоих все это время были мозги! Я просто глазам своим не поверил… Ладно Элу, но Маблунг!.. Я даже его еще больше зауважал – за такое честное, такое откровенное стремление свои мозги продемонстрировать. А я ведь в нем всегда сомневался…

Белег молчал, рассматривая под ногами брусчатку.

– …ты меня заткнешь, наконец?

– Разве надо?

Саэрос замолчал. Потом медленно наклонился, как будто сломался пополам, замычал что-то сквозь зубы, запустил в волосы руки, дернул с силой и с силой закачался – вперед-назад, туда-сюда, продолжая то ли стонать, то ли подвывать чуть слышно.

– Что же это такое, Белег… а… что такое…

У главного входа во дворец по-прежнему стоял толгаленский кортеж – бронемобили, грузовые фургоны, даже два станковых пулемета на прицепах. Вокруг суетились военные, носили что-то во дворец, возвращались. Рядом остановились Берен и Турин, о чем-то переговаривались, то поднимали головы на громаду дворца над собой, то озирались на кортеж.

– Саэрос.

– М?..

– Послушай меня.

– Слушаю.

Саэрос не сразу, но выпрямился, глотнул воздуха, рукавом мазнул по лицу.

– Кого-то мы прозевали, это точно. Но кого – не понимаю пока. Лишнего говорить не хочу, а наблюдать за всеми глаз не хватит.

– И что? Глазками поделиться? Ордиль подальше послал, да?

– Я его понимаю.

– А я-то как понимаю! Цени теперь сильнее мое всепрощение!.. Ладно, что там. Гномы?

– Зачем им убивать? Сильмарилл – допустим. Но убивать? Таким способом?

– Случайно? Силенки не рассчитали?

– Нет. Случайно было бы в драке. А драки не было.

– Точно?

– Точно. Все сделано четко, как задумано. А задумано странно.

– Голодранцы. В смысле голодримцы. Затейливые ребята.

– Ради этого Маэдрос пишет каждый год?

– Да, для показательной расправы не хватает огонька… Тогда Ангбанд. Сидит там, ждет, как мы теперь глотки друг другу рвать будем… Кого-то подослали?

– Кого-то, кто мог вплотную подойти к Маблунгу.

– Злоебучая Тьма…

– Не думаю.

Саэрос удивленно посмотрел на него. Потом запрокинул голову и громко, взахлеб расхохотался.

– Вот ведь: каждый раз, как я успеваю поверить, что у тебя нет чувства юмора!.. – он отсмеялся и вытер слезы. – Может, еще что-нибудь, над чем мне захочется посмеяться?

– Придержу пока.

Саэрос прищурился, хмыкнул, но уже невесело. Поднялся на ноги.

– Ясненько: мы в еще более вонючем дерьме, чем мне показалось сперва, – он смерил Белега придирчивым взглядом, наклонился вдруг и провел по спине – нащупал под пиджаком ремень портупеи. – Вот это хорошо. Это правильно. Мартышку свою держи поближе, раз она кусачая. Будь осторожен, береги мозги. Меня держи в курсе, надо что – сообщай. Если вдруг государственные умы глупость какую удумают – злой дядя Саэрос вас отстоит, – он весело оскалился, повернулся, не прощаясь, пошел в сторону дворца, а на ходу вдруг обернулся – пошел спиной. – И Белег! Сыщешь когда – не спеши! Вместе рвать будем. Зубками!

13 часов 32 минуты

– Куда мы? – спросил Турин.

После полудня небо снова посмурнело, с реки задуло и стало прохладно. Но они все равно пошли пешком.

От площади на другой берег Эсгалдуина тянулся Королевский мост – парадный, с причудливо выкованными решетками, с высокими ветвистыми фонарями – они изображали выводящую к исполинскому Хирилорну буковую аллею, и хрустальные шары плафонов зажигались в темноте теплым золотым светом. Сейчас фонари не горели, а на флагштоках по обе стороны моста были заменены флаги: вместо дориатского, вместо менегротского, вместо королевского штандартов здесь, как и во всем городе, во всем Дориате бились на ветру черные полотнища – официальный траур уже был объявлен.

Заречье лежало через мост напротив дворца: цветные и беленые домики с косыми балками, приусадебные участки, фруктовые сады; левее, на западе, отделенные топкими зарослями вдоль обмелевшей Камышины, недобро темнели кварталы Нового Заречья.

– Сходим в Заводи.

В то время, когда основная масса синдар во главе с Тинголом пришла в леса будущего Дориата, здесь уже обосновались некоторые из ушедших вперед сородичей. На месте сегодняшнего Клубка существовало подобие деревни, и с ее жителями предстояло не раз договариваться и идти на многочисленные уступки, а сами они хоть и перемешались, перероднились давным-давно, но до сих пор с гордостью отмежевывались от большого города и почитали себя коренными – в отличие от «этих», пришлых. Другое дело Заводи. Там, на противоположном берегу, в стороне, в чаще, у заросшей заболоченной старицы еще раньше них поселился Йарво – со своим уже тогда многочисленным семейством.

– Пф-ф, что там делать-то? – удивился Турин. – Комаров кормить?

– Посоветуемся, – уклончиво ответил Белег. – О чем ты говорил с Береном?

– А о чем… Если опустить лирику… Об их поездке. О той, которая планировалась. Он сам говорит: мол, вот как вышло-то – зазывали ехать с помпой, с размахом, под праздник, а получилось… Получилось, сорвались за час, в себя по пути приходили.

– Элу звал?

– Он. Я почему вспомнил: на совещании же заговорили. Что комендантским лишняя морока, еще и лично Маблунгу зачем-то тащиться… Для охраны, что ли? Ты не знал?

– Нет.

– И кстати, Маблунг мне на это как раз пожаловался… Слушай, а ведь правда! Вот сейчас я стал говорить и вдруг вспомнил: когда зашел к нему тогда, он спросил там что-то – как дела, как наше агентство, будь оно… приходил ли кто… А потом посетовал, что самому никуда не выйти – дел полно, еще поездка какая-то ненужная предстоит… А вот дальше спросить я не успел. Думаешь, это важно?

– Возможно.

Белег замедлил шаг, «Карсид» из-под полы привычно защелкал барабаном.

– А еще знаешь, о чем мы говорили? – помолчав, продолжил Турин.

– М?

– Вот смотри, – он остановился, остановил за рукав Белега, посмотрел по сторонам – кроме них на мосту никого не было. – Давай-ка поглядим. Какие сейчас рабочие версии?

– Какие?

– Ну гномы, да? Потом одно беспокойное семейство с Амон-Эреб. Да? И еще: Ангбанд улучил момент и отыгрался. Да?

– Да.

– Все?

– К чему ты ведешь?

– К чему! Вот мы с Береном сейчас и говорили: если бы о людях речь шла, и – говорю как есть, не обижайся – ухлопали богатенького дядюшку, вынесли у него сейф… На кого бы помимо залетного грабежа подумали?

Белег ждал.

– На бедных родственников! На богатых тоже. На соседей всяких, знакомцев. Мало ли кто глаз положил, прицелился, решился… Не подумай, я не к тому веду, что надо дорвавшегося до большой палки Орофера трясти или у Келеборна по карманам шарить. Но мне подумалось, надо этот фокус… вид…

– Ракурс.

– Вот! Этот ракурс тоже учесть. Я… Да, проклятье!.. – Турин прижал к переносице кулак, сжал зубы. – Проклятье! Ну да, раз есть такое, надо его тоже рассмотреть ведь! А вы как будто не видите – даже не отметаете, а просто – не видите! Ты вот с Галадриэль поговорил – и что?

– Ничего. Пока.

– Вот! А у нас в Дор-Ломине она бы уже сидела в участке и язвила под протокол! Напомню, в Нарготронде в свое время Финрода очень технично из города выставили. Тоже ведь чья-то комбинация была…

– Я знаю. И как в Нарготронде, и как у вас в Дор-Ломине.

– Знает он! – обозлившись вдруг, крутанулся на месте Турин. – Знал бы, я бы тебя от дерева не отвязывал!.. И!.. Извини.

Белег повернулся, оперся спиной на студеные перила моста. С реки дуло. «Щелк-щелк-щелк», – стал считать из-под полы револьвер.

Собственные познания в людях всегда казались достаточными, но, как выяснилось, таковыми все же не были: не настолько, чтобы, отыскав в лесу банду Турина – тогда еще действительно настоящую самую банду, тут же не нарваться. Еще до всякого разговора его профилактически отпинали, а потом под недвусмысленные взгляды разговор пошел совсем круто. Тогда, у дерева, казалось, что вот так, от пули из собственного пистолета, умереть будет до смешного глупо.

– Извини, – виновато повторил Турин, тронул его за рукав, – занесло меня. Белег, а?

– Брось, – Белег хлопнул рядом по перилам, – поясни, к чему ведешь.

– К чему, к чему… Гномы, голодрим – цветочки все это. Я тебе про другое. Ладно, оставим Галадриэль. Но «корнет Нурмиль» сидел себе под дверью, не отсвечивал, уши грел. Так, может, и не он один?

– Во дворце нет случайных служащих. Все свои и давно проверены.

– Но в городе же есть! В Торговой палате, в конторах!.. Да где угодно могут сидеть! И зайти с улицы, как мы уже поняли, большой хитрости не надо.

– Надо знать, куда идти, как. Во сколько.

– Вот! И это уже вторая часть наших ах каких хороших новостей!.. Видишь, как выходит: за кого ни возьмись, подтянуть можно.

Белег повернулся, оперся на локти, посмотрел через перила на воду: серый от пасмурного неба, на мятую жесть похожий Эсгадлуин тек внизу скоро и дергано. Здесь, пусть и ниже стремнины, течение все еще было неспокойное, и грузовые суда в черте города ходили только с лоцманским буксиром. Белег покачал рукой, и темный силуэт отражения внизу сделал то же самое.

– Страшно? – тоже повернувшись, наклонившись ближе, тихо спросил Турин.

– Наверное.

– А мне – нет. Хочешь верь, но не страшно – злюсь я. А так – хреново все это. Хреново… Я, представь, только вчера утром ведь думал: устроилось все вроде, надо снова матери писать…

Весточки из Дориата в Дор-Ломин и обратно шли нечасто, но регулярно – можно было направить и через верных людей, и обычной почтой – у нее были свои каналы и свои связи. Морвэн отвечала скупо и по делу, теплыми приписками ни о чем были дополнения рукой Ниэнор. А в общем же в самих посланиях ответом на намеки Турину приходил неизменный подтекст: Морвэн никуда не поедет, Ниэнор тоже.

Турин, похоже, снова об этом вспомнил и вздохнул.

– Ладно. Что стоять… Что делать будем?

Белег поднял голову, выпрямился.

– Я же сказал: сходим в Заводи.

В Заводи никто из посторонних из праздного любопытства не совался – так Тингол сразу договорился с самим Йарво. Никаких строек поблизости, никаких грузовых причалов выше по течению, никакого шума и вмешательства в их дела. Когда фарватер Эсгалдуина потребовалось заглубить – договаривались заново, и пришлось изрядно помучиться. Дориатские законы в Заводях соблюдали, верховенство короля признавали, но в быту жили старым укладом; дети, внуки, правнуки и прочие потомки Йарво, бывало, переселялись в город, заводили свои семьи, но и связи с Заводями никогда не теряли.

Белег и Турин прошли тихой окраиной Заречья, потом пустынным берегом реки – через луг, через присыпанную резаной осокой низину (под ногами выступала грязная жижа, в воздухе пахло застойной водой и тиной), миновали перелесок, потом черный от времени, но крепкий, ровно стоящий частокол. Огромные щучьи и судачьи черепа щерились на нем поверху, над воротами была приколочена бурая ветвистая коряга.

– Здравствуйте, – осторожно произнес Турин: за воротами стоял голый по пояс беловолосый мужчина и острогой поправлял развешенную изнутри частокола сеть.

– Мир вам, – удивленно и гулко отозвался он.

Заводи были чем-то вроде большой усадьбы. Несколько десятков вытянутых, крытых дерном свайных домов стояли вдоль изогнутой старицы, окруженные хозяйственными постройками, навесами, распорками для снастей, вешалами с рыбой. К поселению вплотную подступала вода, а частокол прикрывал подход от Заречья; сотни три здешних обитателей промышляли в основном ловлей, лесом и кустарными ремеслами.

– Мир тебе, Белег! И спутнику твоему мир, – окликнул их низкий женский голос с непривычным выговором.

Босая женщина в одном только коротком фартуке рыбьей кожи и в такой же головной повязке стояла на коленях возле деревянного помоста и энергично натирала солью большую рыбину. Не дожидаясь вопроса, указала в сторону пристани.

– Там.

Их появление уже привлекло внимание: с сухим шелестом колыхались костяные низки занавесок в дверных проемах, местные выглядывали – кто-то просто помахать, кто-то здоровался, кто-то смотрел безучастно; как всегда, из ниоткуда набежали дети: стайкой рыбешек принялись виться, гомонить, смеясь и норовя ухватить за одежду. У пристани отстали.

Пристань, а вернее, длинные дощатые мостки на все тех же сваях, тянулась вдоль расчищенного русла старицы в сторону Эсгалдуина. На столбах, как и везде, сушились сети и мотки лесок, покачивались привязанные барки и долбленки. В конце пристани, свесив в воду босые ноги, сидел мужчина. Его длинные, почти белые волосы были причудливо заплетены в тугие мелкие косички и стянуты вместе в основательный хвост, тот свисал вдоль голой спины, концами косичек лежа на досках. На звук шагов мужчина поднял голову.

– Белег. Турин, – коротко поприветствовал, как все здесь – гулко и глуховато, и как все – глотая гласные: получалось скорее «Бельх» и «Турн». – Знаю уже. Присядь.

Белег успел загодя снять туфли, отставил их в сторону и, поддернув брюки, опустился на пристань рядом с Йарво. Тот подвинулся, убрал за спину долбленое ведро и продолжил смотреть на кончик удилища.

– Видели что? – нарочито бодро поинтересовался Турин, сунул нос в ведро и одобрительно помычал. Ни разуваться, ни садиться он не стал: опустился на корточки и уже с подозрением, с легкой опаской покосился на поверхность воды. Старица была темная, стоячая, густо затянутая ряской и тонкими, разбегающимися в воде нитями водорослей, – они слабо колыхались там, похожие на волосы утопленников.

Когда-то Белег вдоволь поводил Турина, мальчика еще, по всему Менегроту, по всем окрестным городкам, по хуторам, по армейским расположениям – показал, перезнакомил со множеством собственных знакомых и с Йарво, конечно, тоже. Но в Заводях Турин всегда чувствовал себя явно неуютно и, как всегда в таких случаях, скрывал замешательство особой, неловкой оживленностью. Впрочем, в подобном отношении к здешнему укладу могли бы сознаться многие менегротцы.

– Где нам… Надо что? – прозвучало скорее «натшто», и Йарво покосился на Белега левым ярко-зеленым глазом. Правый был черный.

– Хорошо бы кое-что поискать.

– Потеряли?

– Возможно. В городе нет, в лесу нет. Думаю, вдруг ты поможешь.

– Может, и помогу… – Йарво подсек удилище, но натянувшаяся было леска сразу ослабла, и он пустил ее обратно. – Давно потеряли? Далеко?

– Позавчера к ночи. Может, позже. Не раньше. У Клубка или ниже.

– И велика потеря?

– Гондов десять{?}[От gond (синд.) – камень. По аналогии с английским стоном (stone), мерой веса, равной 14 фунтами. Т.о. 10 гондов – примерно 65 килограмм.].

Йарво что-то пробормотал, подергал себя за мочку – там, слева, в нее была вдета серьга-загогулина из черного камня. Другая загогулина, ярко-зеленая, была вдета в правое ухо.

– Добрó, – решил что-то, на ощупь запустил руку в ведро за спиной и, пошарив, вынул плотвичку. Безголовая тушка – голову Йарво сплюнул под ноги – звонко шлепнулась в середину старицы, оставив в ряске темную брешь, сразу ушла на дно. А потом вода вдруг вспучилась, мельком показала черную, гладкую, лошадиной ширины спину – что-то двигалось там в глубине, проборонив поверхность и пустив в стороны крупно побежавшую рябь, и наконец возле пристани показалась башка – крохотные широко расставленные глазки, колыхающиеся усы и обманчиво безобидная, беззубая пасть размером с хороший чемодан. Турин невольно отодвинулся.

– Добрó, – повторил Йарво, наклонился и ласково похлопал рыбину между глаз. – Сыщем.

Минуты не прошло – голося что-то совершенно неразборчивое, гулкое, утробное, на зов прибежал довольный голый мальчишка с шестом в руках; следом пришел рослый и плечистый – не в пример щуплому Йарво – мужчина в кожаных штанах, армейских ботинках и пехотной блузе старого образца. Коротко пожали руки, мужчина спрыгнул в ближайшую барку, стал ее отвязывать. Оба они были такие же беловолосые, разноглазые; мальчишка – младший сын Йарво, мужчина – старший правнук. Детей у него было шестеро: первая жена, Сорсэ, погибла еще в Походе, остались сын и дочь, а позднее Йарво сошелся с Туммэ.

Барка вышла на большую воду через узкую, едва различимую в зарослях протоку и заскользила вдоль берега. Грести и отталкиваться нужды не было – влекло течением, и только Рантам, правнук, слегка правил кормовым веслом.

– Вы правда ничего не видели? – решил поспрашивать Турин. – Вы ж напротив почти. Может, переправлялся кто незнакомый? Или на берегу крутился?

– Не, – покачал головой Йарво, – чужой не справится… На реке спокойно, там частый ход. А у дворца – скалы, прижим, как подойти, знать надо.

Он стоял между лавок, опираясь на шест, и рассеянно смотрел то на воду, то на распластавшегося на носу сына, то на поблескивающую справа-слева от барки сомовью спину.

– Правь здесь, – сказал Рантаму, когда поравнялись с Королевским мостом, прошли между опорами и из речной излучины вышли на ровное место. Отсюда круто повернувший Эсгалдуин брал ход на запад, до самого Сириона; течение его успокаивалось, и судам уже не грозили ни скрытые в глубине камни, ни порожистые стремнины.

Когда реку пересекли, пошли вдоль непривычно пустой и тихой набережной до устья Оврага: по нему сбегала с холма Шумливка – наверху били ключи, их потоки собирались в короткий студеный ручеек. Здесь рыбина надолго скрылась в глубине, и мальчишка соскользнул со своего насеста – нырнул следом, но, когда вынырнул, только погримасничал, забулькал, замахал руками: ничего стоящего.

У Большого порта, особенно у Нового моста, напротив Нового Заречья, задержались еще. Барка медленно шла вдоль укрытий аванпорта, за ними скрывались заглубленные в берег причалы, склады, разгрузочные площадки; виднелись поверх бетонных стенок застывшие без работы буксиры, баржи и грузовые краны. Сейчас шлюз внутрь порта был закрыт, а на верхней площадке, завидев на реке движение, поднялись вооруженные часовые, но узнали – махнули. Здесь в воде было полно мусора, грязной пены, всякой тухлятины; запутавшись в водорослях, качалось возле опоры что-то серо-розовое, раздувшееся – то ли дохлая овца, то ли собака. Йарво уже не отпускал сына нырять, да и сам только свешивался через борт, принюхивался и бормотал что-то всплывающей время от времени рыбине.

Начало темнеть. Совсем захолодало. Турин в кожаной своей куртке как ни в чем не бывало вертелся на лавке, заглядывая то за один борт, то за другой. У Белега немел бок.

– Глухо… Да продергивает тут. Ранти, правь-ка за Чомгу, в рогоз. Коль дальше гнало, то туда. Белег, ты твердо знаешь, в воде пропажа?

– Рад бы твердо знать.

– Ясн.

За узкой, из лесов вытекающей бурой от торфа Чомгой город заканчивался и, отделенные полосой прибрежных зарослей, начинались поля и предместья. Эсгалдуин здесь разливался еще шире, берега становились низкие и топкие и обильно зарастали осокой и рогозом.

– Табань! – Йарво вскинул вдруг руку – отплыли уже достаточно, чтобы город казался остающимся позади.

Барка замерла.

У борта беззвучно хапнула воздух сомовья пасть и так же беззвучно скрылась.

Место возле берега ничем от других не отличалось, но что-то опытный, наметанный взгляд привлекло: Йарво стоял настороженный – всматриваясь, принюхиваясь. Потом жестом остановил готового сорваться сына, дернул на штанах завязку, вытек из них и, без прыжка, без толчка как будто, без звука и брызг, ушел в воду – сразу на глубину.

Рантам, сунув в заросли весло, остановил барку и спокойно смотрел через борт; мальчишка нетерпеливо вертелся, но ослушаться не посмел. Прошло четыре минуты: Турин с подозрением уже стал поглядывать по сторонам, но тут вода снова всколыхнулась, и у самого борта показалась белая голова.

– Ранти, кидай веревку. Повезло, Белег! Таких раков наберем…

Комментарий к Глава VI. В мутной воде

Иллюстрации от нейросети Kandinsky:

1. Саэрос – https://postimg.cc/5X1ByxT7

2. Йарво – https://postimg.cc/tnZKsdZj ; https://postimg.cc/F1Y5CvPB

========== Глава VII. Глаза и уши ==========

17 часов 12 минут

За полицией послали мальчишку.

– Ничего, – успокоил Йарво, истолковав сомнение во взгляде Турина. – Близко.

На блокнотном листке Белег на всякий случай черкнул записку, и мальчишка, Хиири, свернул ее и сунул за щеку. Соскользнул с борта и, по-гадючьи держа над водой только голову, не брызгая и почти не создавая ряби, быстро-быстро поплыл вдоль берега.

Пока ждали, Йарво нырнул второй раз, приладил там веревочную петлю, а потом направлял и подталкивал, когда они трое с изрядным усилием вытягивали из воды грузное, неповоротливое тело.

Мастер Англазар в воде пролежал недолго, но вода в Эсгалдуине была еще по-летнему теплая, да и речная живность им уже заинтересовалась – набившиеся за пазуху раки времени даром не теряли. Впрочем, ни опознанию, ни обнаружению на шее глубокой борозды все это не помешало. Из одежды на мастере остались синие шерстяные брюки знакомой приметной ткани, а еще белая рубашка и шелковый жилет, тоже когда-то белый. Башмаки или туфли отсутствовали – то ли они сгинули в воде, то ли лежали сейчас в морге, в секционной, рядом с телом бывшего артельщика Фрара.

– Ну что, все-таки задушили? – подытожил Турин, когда причалили, где посуше, и выволокли тело на траву, на подходящую к берегу луговину – туда, куда мог бы подъехать автомобиль. – Петельку на шею, и прямо из Оврага концы в воду?

– Не так, – не согласился Йарво, присел на корточки и приподнял бледную короткопалую, очень ухоженную руку, отцепил от нее пиявку. – Чуешь, чем пахнет?

Турин помедлил, но наклонился и осторожно принюхался. А когда Рантам встал на колени и, нимало не смущаясь, ткнулся гному сначала в забитые водорослями волосы, потом в само творожистого цвета лицо, а потом прямо в надувшееся под жилетом пузо, Турин скривился уже с нескрываемым отвращением.

– Да-а… ничем особо и не пахнет. Рекой, тиной. Тухлятиной немного, как положено.

Рантам, в отличие от многих жителей Заводей, говорил совершенно чисто – привычно, как в большинстве своем говорили в Менегроте. Когда-то он отучился в Академии, потом служил на заставе возле Йан-Йаур, а потом вышел в отставку, поколесил по всему Белерианду, долго жил на побережье и наконец вернулся сюда, к корням.

– А чем должно-то? – не понял Турин и, переборов себя, наклонился еще ближе.

– Топливом?

– Да, Белег, топливом. Маслом. Дрянью всякой – всем, что возле порта собирается… Там же, знаешь, винты, течение, и все, что в реку попало, сначала к стенке жмет, а потом протаскивает ниже. Еще обдерет как следует. Но это не наш случай, – Рантам вытер руки пучком травы, поднялся. – Целый совсем. Нет, его не в Клубке скинули. Ниже Нового моста, а дальше унесло.

– Груз привязали, – добавил Йарво и поддернул на трупе штанину – на щиколотке обнажилась еще одна борозда, – ток абы как. Его и сволокло…

Черный полицейский автомобиль, санитарный фургон, тоже черный, с двойной сине-зеленой полосой на борту, а еще шустрая миниатюрная мотоколяска у них на хвосте пришли через двадцать шесть минут. Из сгущающейся темноты сначала высверкнули фары, потом донесся гул моторов. Белег и Турин поднялись и пошли навстречу.

– Ловко! Оперативно! Похвально! Но мы тоже время с пользой провели, – сообщил майор Конмал, когда пожал им руки, бегло взглянул на труп и махнул военврачам.