355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Malenn » Вопреки себе (СИ) » Текст книги (страница 36)
Вопреки себе (СИ)
  • Текст добавлен: 26 ноября 2019, 06:30

Текст книги "Вопреки себе (СИ)"


Автор книги: Malenn



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Ах, если бы только она смогла сделать над собой усилие и хотя бы попытаться полюбить его! Ну, что ей стоило, в конце концов? Стать женой Александра Бутурлина ей всё равно не суждено, так для чего тогда было так глупо хранить ему верность? Адель мучилась, вспоминая, как отталкивала мужа, вынуждала его страдать от неразделённой любви. Как она могла быть такой жестокой?

Она молилась за его душу ночами, пытаясь с помощью молитвы заглушить голос совести, но тщетно. Молитвы не помогали облегчить её терзания, а святой лик Богородицы глядел на неё с иконы строго и печально. К утру она с трудом поднималась с колен, чувствуя, что даже Бог не верит в её искреннее раскаяние.

А верила ли она сама? Адель было страшно забираться настолько глубоко в собственную душу, но не сделав этого, она никогда не обретёт покой снова.

Голая, неприкрытая правда была такова, что она хладнокровно использовала Владимира Кирилловича в своих целях, и никогда всерьёз не задумывалась о его чувствах и желаниях. Избалованная и эгоистичная, привыкшая к тому, что о ней всегда заботились, она просто позволила мужу занять место своего отца и продолжать опекать себя, словно он был обязан делать это. А ведь должна была ноги ему целовать за то, что помог ей в трудную минуту, не дал скандалу погубить её репутацию, принял чужого ребёнка, как своего… и в довершение всего ещё и полюбил её… такую упрямую гордячку!

Свою жестокость по отношению к мужу ей не оправдать никогда. И даже прими она постриг в монастыре, этот грех не отмолить, ибо он первый из семи смертных, и самый страшный – гордыня. За три дня Адель умудрилась довести себя почти до полного морального и физического истощения, несмотря на мольбы родных взять себя в руки и перестать винить в смерти князя.

Стоя в холодном соборе и зябко кутаясь в меховую накидку, молодая княгиня чувствовала себя такой слабой и несчастной, что казалось, будто и она сейчас отойдёт вслед за покойным мужем. Позади неё стояла Таня, держащая наготове пузырёк с нашатырём, на случай обморока своей госпожи.

Бутурлины стояли по другую сторону от гроба, и Александр беспомощно взирал на Адель, каждый раз сдерживая порыв подхватить её на руки и вынести на улицу. Он бросал сердитые взгляды на её отца и брата: неужели они не замечают, что она на грани обморока? Адель нужно вывести на свежий воздух, здесь, где всё пропахло ладаном, ей точно не станет лучше. Но, как ни переживал граф за любимую, он понимал, что она не может покинуть собор до конца отпевания. Она – вдова, и обязана отдать супругу последний долг.

После того, как князь Оболенский был с почестями похоронен на Новодевичьем кладбище и прошли пышные поминки, самые близкие родственники собрались в особняке Вяземских. Адель с дочкой пока решила остаться здесь – при одной мысли о том, чтобы вернуться в дом, где умер муж, у неё начиналась паника. Такой поступок княгини вызвал у дворни князя недовольный ропот – верные слуги считали, что место вдовы барина, как и его наследницы, в родовом особняке Оболенских.

За окном уже давно стемнело. Убитые горем родственники сидели в хорошо протопленной гостиной, куда подали горячий чай с пирогами. Переговаривались они негромко, но разговор то и дело затихал, постоянно возвращаясь к пережитому несчастью.

Адель опустилась в кресло у большой изразцовой печи и держала чашку чая, не замечая, как дрожат руки, до сих пор ледяные, будто она только что явилась с мороза. Она не прислушивалась к беседе, полностью уйдя в себя.

– Адель, дорогая, может быть тебе лучше прилечь? – раздался обеспокоенный голос Марии Александровны.

– Да, милая, ты слишком бледна, – тут же подхватила Ольга. – Так и потерять сознание не долго. Ты ничего не ешь и совсем не спишь, и так уже три дня. Нельзя же так!

– Я не могу оставаться одна, – тихо ответила Адель, окидывая родных виноватым взглядом.

Ей было стыдно за свою слабость, ведь настоящая княгиня должна оставаться стойкой и держать лицо при любых обстоятельствах; она никому не может показывать своё горе, свидетелями её слёз должны быть лишь стены будуара. Но Адель не могла заставить себя держаться, пока не могла… ей было очень страшно.

– Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснешь? – Ольга нежно коснулась руки золовки и слегка пожала холодную ладошку. – Господи, а руки-то у тебя, словно ледышки! Ты не простудилась?

Все одновременно заволновались и окружили Адель. Отец коснулся рукой лба дочери, но, слава богу, жара не было. Мишель предложил всё-таки пригласить доктора, упирая на то, что отказываться от сна и пищи – это ненормально. Ольга по-прежнему держала Адель за руку, а её матушка присела рядом, сочувственно поглаживая по плечу. И лишь Александр остался позади всех, не решаясь подойти ближе.

Он опасался, что не сможет сдержаться, если приблизится к ней. Он знал, что нужен ей сейчас, как никто другой, но разве они имеют право хотя бы обняться – вот так запросто – на глазах родных? Адель только что похоронила мужа, она – молодая вдова, находящаяся в глубоком трауре, а он – женат. Этих двух обстоятельств довольно, чтобы разделить их каменной стеной долга, по крайней мере, ещё на целый год. И всё же его сердце рвалось к любимой, борясь с голосом разума.

Лишь через год княгиня Оболенская сможет принять его ухаживания, и даже по окончанию этого срока их помолвка вызовет бурю сплетен в свете. Сам же Александр с нетерпением ждал заключения доктора Майера, в лечебнице которого сейчас находилась его жена. Как только доктор составит нужную бумагу, он собирался немедленно обратиться в священный Синод с прошением о разводе. Он не обязан оставаться мужем помешанной женщины, и не станет.

Беда заключалась в том, что в России проще было порешить неугодного супруга или супругу, нежели получить разрешение на развод, как бы ужасно это ни звучало. Однако Александр не собирался отступать, он готов был бороться за то, чтобы снова стать счастливым.

– Я попробую поспать, – устало кивнула молодая княгиня, уступая уговорам родни, – но… Оля, ты же посидишь со мной?

– Конечно, моя милая, я побуду с тобой, только переоденусь, – пообещала Ольга, обнимая Адель за плечи. – Да и тебе пора переодеться и принять ванну, ты холодна, как лёд. Идём же!

Адель, смущённо извинившись перед остальными родственниками, поднялась и, взяв Ольгу под руку, вышла из комнаты, не замечая, каким тоскливым взглядом проводил её Александр. Ну вот, они даже попрощаться по-человечески не могут… проклятые правила и условности, какой идиот их придумал!

Бутурлины собрались было ехать домой, но Андрей Алексеевич попытался уговорить их остаться на ночь.

– Сегодня в этом доме так тоскливо, – вздохнул он. – Не хочется оставаться одному. А наши молодожёны всё стремятся к уединению, оставляя несчастного старика в одиночестве. Если бы не внучка, я точно сошёл бы с ума.

– О, я понимаю Вас, Андрей Алексеевич! – поддержала его графиня. – Но… наша малышка Катрин осталась дома с няней, и я волнуюсь. Думаю, мне лучше всё же вернуться домой, а Александр может составить компанию Вам и Мишелю, пока Ольга побудет с Адель.

– Я отвезу Вас, матушка, – вызвался Александр, но Мария Александровна мягко отказалась.

– Не стоит, Саша, я в состоянии добраться сама, к тому же, со мной слуги, – она ласково улыбнулась сыну. – Поддержи родных, а о Катрин я позабочусь. Не волнуйся!

После того, как графиня уехала, мужчины перешли в карточный салон и попытались отвлечься партией в покер. Александр то и дело выпадал из реальности и отвлекался, проигрывая раз за разом, хотя был опытным игроком. Его глаза часто останавливались на двери, ожидая, что сестра вернётся и расскажет о том, как себя чувствует Адель.

Около девяти часов вечера нянюшка принесла малышку Софи, чтобы князь поцеловал её на ночь. Увидев дочь, Александр сразу растаял и улыбнулся, не в силах оторвать от неё взгляд. Он наблюдал за тем, как девочка трёт глазки и недовольно хнычет, пока дед целует её пухлые щёчки. Затем настала очередь Мишеля, который проделал с племянницей ту же процедуру. А родной отец забыл, как дышать, не смея и надеяться на то, что ему позволят взять дочь на руки.

– Хочешь подержать её? – вдруг раздался голос Мишеля.

Александр вскинул на друга удивлённые и обрадованные глаза, и протянул к ребёнку подрагивающие от волнения руки. Софи настороженно взглянула на него, и медленно потянулась к лицу, внезапно вцепляясь пальчиками в густые волосы отца. Это было её любимым занятием – таскать за волосы любого, кто брал её на руки.

– Софи! – няня попыталась разжать крохотные цепкие пальчики, но Алекс только негромко рассмеялся, нежно прижимая дочку к своей груди.

– Ах, ты моя проказница! – улыбнулся он, целуя круглый лобик. – Ты у меня цепкая, как маленькая обезьянка, правда?

Отец и сын Вяземские сразу обратили внимание на это «моя», и едва сдержали вздохи. Что ж… Александр прав – Софи его дочь, а против уз крови трудно что-то возразить. Да и надо ли это делать? К тому же, они уже знали то, о чём Адель пока не догадывалась, а именно – что Жаклин находилась в доллгаузе. Теперь, после смерти князя Оболенского и возможного развода Бутурлиных, воссоединение Александра и Адель становилось лишь вопросом времени.

Девочка довольно улыбнулась в ответ отцу, по собственной воле разжав руку, а потом и вовсе прижалась головкой к его широкой груди, блаженно зевая и закрывая сонные глазки. Няня попробовала было протянуть руки, чтобы забрать ребёнка, но Александр покачал головой и прошептал:

– Не нужно, она уже засыпает. Я сам отнесу её в постель, если позволите, – последние слова предназначались Андрею Алексеевичу, который тот час же кивнул, соглашаясь.

Александр, замирая от счастья, осторожно следовал за нянькой, неся на руках своё маленькое сокровище, чтобы самому уложить в кроватку. О таком счастье он не смел и мечтать!

Каждый день проделывая подобные вещи с Катрин, он часто представлял себе, как было бы чудесно укладывать спать обеих своих дочерей. Но… возможно ли это? Как Адель отнесётся к его дочери от Жаклин? Не перенесёт ли она свою неприязнь к Жаклин на её ребёнка?

Да, Адель добра и милосердна, но Жаклин причинила ей много горя. Не мог Алекс не задумываться и о том, найдут ли общий язык его дочери, смогут ли подружиться? Это волновало его сильнее, чем он предполагал раньше. Разумеется, мечтать о браке с любимой ему ещё рано, но всё же…

Осторожно уложив малютку в кроватку, он долго стоял, наблюдая за её спокойным, безмятежным сном. Вдруг в комнату проскользнула Ольга, одетая в длинный домашний халат и белый чепец.

– Саша? – удивилась она. – А ты что здесь делаешь? Я слышала, как карета выезжала со двора, думала, что вы с матушкой уехали.

– Князь попросил меня остаться на ночь, а матушка не захотела оставлять Катрин одну, – шёпотом ответил он. – Как Адель?

– Уснула всё-таки… но спит она очень неспокойно, – нахмурилась Ольга. – Может, ты посидишь с ней?

– Я? Ты с ума сошла? – Алекс не поверил своим ушам. – Что скажет твой свекор… и муж?

– Ничего не скажут, если не узнают, – невозмутимо шепнула Ольга. – Я сейчас спущусь к ним и скажу, что ты отправился спать. Они даже не удивятся, не волнуйся, да и на часах уже половина десятого. После такого ужасного дня нам всем давно пора в постель.

Александр замолчал, сомневаясь в том, что авантюра его сестры останется незамеченной. Но соблазн побыть наедине с любимой хотя бы немного, был слишком велик. Он поспешно кивнул и отправился в комнату Адель, сопровождаемый Ольгой, которая коварно улыбалась про себя, словно заправский заговорщик.

Да, Адель только что овдовела, а Алекс до сих пор женат, но, чёрт возьми, они нужны друг другу именно сейчас, Ольга не сомневалась в этом. А если посторонние не узнают о том, что они были наедине, то репутации Адель ничего не будет грозить. В любом случае, любовь куда важнее всех глупых условностей!

Александр неуверенно переступил порог заветной комнаты, чувствуя, как его сердце выпрыгивает из груди. Когда он замер на пороге, Ольга легонько подтолкнула оробевшего старшего брата в спину и тут же бесшумно закрыла за ним дверь. Алекс усмехнулся – вот ведь прирождённая авантюристка! В комнате царил полумрак и Александру пришлось какое-то время привыкать к темноте. Адель лежала на постели, свернувшись калачиком, как ребёнок, словно хотела спрятаться от внешнего мира. Одинокая свеча в серебряном подсвечнике горела на маленьком столике у её ложа.

Она действительно спала неспокойно, часто вздрагивая и ворочаясь, бормоча что-то непонятное, комкая шёлковые простыни. Александр очень осторожно, стараясь не разбудить, присел на пол у её постели, с нежностью и тоской наблюдая за любимой. Накопившиеся чувства буквально разрывали ему грудь, но он знал, что не имеет никаких прав на неё. Пока не имеет. Он здесь для того, чтобы поддержать её, и только.

Робко протянув руку, он отвёл прядь волос с её лица, а затем едва ощутимо коснулся влажной от слёз щеки, проведя кончиками пальцев по подбородку и чуть приоткрытым губам. Желание поцеловать эти влажные, манящие губы было сродни невыносимой жажде, но Алекс, судорожно сглотнув, закрыл глаза, пытаясь успокоить бурю внутри себя, не дать ей разыграться.

Он долго сидел так, тихо наслаждаясь этой тайной близостью с любимой женщиной, впитывая в себя её запах, от которого кружилась голова, нежно целуя маленькую ладонь, лежащую на подушке. Он просто таял от любви, растворялся в ней, изнывал от желания сжать её в объятиях, но, раз за разом останавливал себя, душа страстные порывы. Это было мучительно и сладко одновременно.

Внезапно Адель вздрогнула всем телом, громко вскрикнула и села на постели, тяжело дыша. Видимо, ей приснился кошмар, поскольку в глазах её застыл ужас, она вся дрожала, пытаясь отдышаться и осознать, что это был лишь сон, хоть и жуткий. И вдруг её взгляд упал на Александра, сидящего у её постели.

– Ты?! – испуганно вскрикнула она. – Что… как ты здесь оказался?

– Охраняю твой сон, – поспешно ответил он. – Ольга сказала, что ты стонешь во сне, и я хотел…

– Но… ты не должен находиться в моей комнате! – испуганно пробормотала она, поднося ладони к пылающим щекам. – Если отец или Мишель узнают… да и слуги…

– Ты права, мне не стоило делать этого, – смущённо согласился он, сразу поднимаясь на ноги. – Я пойду… прости, пожалуйста, что я снова не подумал о правилах приличия. Не думай ничего дурного – я просто волновался и хотел помочь. Отдыхай!

Он уже сделал шаг в сторону двери, когда она внезапно судорожно вцепилась в его рукав. Александр вздрогнул от неожиданности и ошеломлённо обернулся. Адель глядела на него перепуганными глазами, стоя на коленях в своей постели. Её грудь по-прежнему часто вздымалась от пережитого во сне страха, но взгляд светился горячечной решимостью.

– Не уходи, Саша… прошу тебя… – умоляюще прошептала она. – Мне так страшно!

Он не поверил своим глазам и ушам… но лишь на пару мгновений. В следующий миг он уже сжимал Адель в объятиях, крепко прижимая к своей груди, бегло целуя её лицо, мокрое от слёз, а она обнимала его обеими руками, возвращая ему такие же торопливые поцелуи.

– Саша… не оставляй меня больше, умоляю… – жалобно лепетала она, теснее прижимаясь к нему, – я не выдержу этого одна, не выдержу… любимый, прошу тебя!

Эти слова чуть было окончательно не лишили Алекса остатков здравого смысла. В последний раз она называла его любимым больше двух лет назад, когда лежала в его объятиях и жарко отвечала на ласки и поцелуи.

– Милая, родная моя! Не плачь, не надо! Я не уйду никуда, обещаю… я люблю тебя, Адель… Господи, как же я безумно люблю тебя! – его голос дрожал и срывался от переизбытка эмоций, а счастье снова сжимать её в своих объятиях просто сводило с ума.

Своими легкими поцелуями он собрал слезинки с её щёк, одной рукой обвивая её талию, а другой зарываясь в мягкие локоны, осторожно обхватывая затылок, привлекая к себе ближе. Его губы жадно накрыли нежный рот Адель, вызвав шквал ощущений, от которых она едва не лишилась чувств. Боже, как ей не хватало его губ, поцелуев и ласк! Как она истосковалась по нему, буквально до боли!

Алекс не предполагал, что поцелуй может доставить ему такое наслаждение, но от одного прикосновения к её губам, его сердце совершило какой-то невообразимый скачок и бросилось в галоп, как необъезженная лошадь. Он дрожал от волнения и страсти, как мальчишка, впервые целующий женщину. Адель обвила руками его шею, и он почувствовал, как её тонкие пальчики погрузились в его волосы, вызвав у него волну мурашек по всему телу. Она раскрыла губы ему навстречу, впуская его язык и позволяя ему делать с её губами всё, что он хочет. Адель обмякла в руках любимого, почти безвольно повиснув на его шее, и такая реакция внезапно отрезвила Александра.

Его любимая напоминала испуганную голубку, а не полную желания любовницу. Да и о какой любви может идти речь, когда её мужа едва засыпали землёй!

Александр понял, что Адель к нему толкнули прежде всего отчаяние и страх, но не любовь. Если сейчас он поддастся страсти и возьмёт её, на утро она осознает, что натворила под воздействием своего горя, и тогда… она не только горько пожалеет об этом, но и отдалится от него ещё сильнее, возненавидев и себя, и его. А такого его сердце не вынесет.

– Адель… подожди, послушай меня, – с трудом оторвавшись от её губ, выдохнул он. – Любимая, ты измучена усталостью, тебе нужно отдохнуть, поспать. Ложись, а я побуду здесь, рядом с тобой, хорошо?

Она взглянула на него непонимающим, разочарованным взглядом, будто всё ещё не до конца сознавая, что любимый реален. Он почему-то отталкивает её… неужели он её разлюбил? От многодневной усталости и успокоительного Адель с трудом отличала свои сны от реальности, а поцелуи с любимым и раньше снились ей очень часто.

– Я… не засну больше… – ответила она, тяжело дыша. – Мне снова приснится что-нибудь ужасное.

– Я с тобой, милая, – он нежно взял её руки и поднёс их к губам. – Я буду рядом, буду держать тебя за руку, пока ты не уснёшь. Если хочешь, я просижу у твоей постели до самого утра.

Адель неуверенно взглянула на него, но всё же послушно опустилась обратно на подушки, закрывая глаза. Александр бережно накрыл её одеялом, а затем снова занял свой пост у её ложа. Адель выпростала руку из-под подушки и наощупь нашла его ладонь, а он в ответ поцеловал её, переплетая их пальцы. Она так и не открыла глаз, но едва заметно улыбнулась от удовольствия и ощущения покоя, которое ей дарило присутствие любимого мужчины.

– Саша… – едва слышно шепнула она.

– Да, мой ангел, – отозвался он.

– Ты меня любишь?

– Люблю… люблю тебя, душа моя… люблю… – он снова прижался горячими губами к её руке. – Засыпай, родная. Я не уйду, обещаю тебе.

И Адель мгновенно провалилась в долгожданный сон, на сей раз – спокойный и крепкий. А Александр, с трудом укротивший дикого зверя в своём изголодавшемся по любви теле, вскоре уснул на полу, рядом с ложем любимой, так и не отпустив её тёплую ладошку.

***

Жаклин старательно отмечала в маленьком календаре каждый день, проведённый ею в лечебнице. Она накапливала ненависть в душе, собираясь с силами для справедливого возмездия.

Александр навещал её раз в неделю, как и обещал. Их свидания длились от силы десять – пятнадцать минут, и были до тошноты похожи одно на другое. Он дежурно спрашивал о её самочувствии, передавал лживые приветы от матушки и сестёр, а она делала вид, что верит ему, и также фальшиво интересовалась здоровьем дочери. Отдав должное приличиям, они снова расставались, и Александр, плохо скрывая облегчение, опять исчезал на неделю.

Его поведение вызывало у Жаклин лишь новую порцию злобы: уж лучше бы он забыл о ней окончательно, раз уж совесть позволила ему так поступить с законной женой, чем приезжать сюда, растравливая её раны. Любовь к мужу превратилась в лютую ненависть, и теперь именно Александр стал главным виновником всех её несчастий. Она даже не знала, кого ненавидит сильнее – предателя-мужа или его прекрасную возлюбленную. В любом случае, её личный приговор для них обоих будет одинаковым – смерть.

Но, для того, чтобы сделать это, ей нужно будет для начала покинуть стены лечебницы. С самого первого дня Жаклин выработала чёткий план действий, который должен был помочь ей в этом, и постепенно начала воплощать его в жизнь.

С доктором Майером она была особо осторожна: вела себя примерно, спокойно, изо всех сил сдерживая негативные эмоции, что порой бывало весьма нелегко. Немец прилип к новой пациентке, как назойливая пиявка. Он каждый день изводил её долгими беседами в своём кабинете, подробно расспрашивая о детстве, родителях и прочих родственниках, вкусовых предпочтениях, периодически перефразируя ранее заданные вопросы, словно пытался поймать её на лжи, как шпионку. Разумеется, она не рассказала ему правду о своём детстве, о том, как была изнасилована в тринадцать лет, как сама перерезала насильнику горло и отрезала половой орган, да и о времени, проведённом в лондонских трущобах, тоже предусмотрительно умолчала. Вместо правды Жаклин сказала, что выросла в приюте для бездомных на окраине Парижа, а своих родителей никогда не знала.

Все эти нудные расспросы невыносимо бесили Жаклин, но она твёрдо решила играть роль кроткой, спокойной и набожной женщины, которую бессердечный муж решил сгноить в доме для душевнобольных. Беспокоило её то, что она не понимала, верит ей доктор или нет, но его явный врачебный интерес к её персоне был очевиден. Тетрадь с её историей болезни пухла день ото дня, но толку для её лечения в этом не было никакого – пока доктор лишь изучал её, как подопытную крысу. Жаль только, что интерес доктора Майера к ней оставался исключительно врачебным.

Поначалу Жаклин надумала соблазнить пожилого эскулапа и с его помощью выбраться из доллгауза, но скоро убедилась, что её прелести оставляют немца совершенно равнодушным. Как ни старалась она пробудить в нём рыцаря, используя образ несчастной жертвы, как ни вздыхала печально и беззащитно, проклятый доктор этого не замечал. Зато на её удочку ретиво клюнул его молодой помощник, а по совместительству племянник, – Вильгельм, или Вилли, только два месяца назад вернувшийся с учёбы в Дрездене. Увидев прекрасную графиню и узнав её печальную историю, молодой человек сразу же воспылал к ней страстью, затмившей его разум.

Вилли был стеснительным молодым человеком двадцати двух лет, высоким, худощавым, рыжим, и отчаянно неуверенным в себе. А ещё он был девственником, что Жаклин заметила сразу же. Он никогда не пользовался успехом у дам, и жутко переживал из-за этого. Не имея никакого опыта в общении с такими коварными соблазнительницами, как красотка-француженка, он очень скоро пал к её ногам и готов был сделать для любимой всё, что угодно. А она, мгновенно поняв свою выгоду, начала использовать его влюблённость в своих целях. Она жаловалась Вилли на то, что беззащитна и одинока в этом жестоком мире, что любимый предал её ради другой, разлучил её с любимой дочерью и запер в лечебнице, чтобы никогда больше не видеть.

Она так жалобно плакала, что сердце Вилли разрывалось от участия. Он бросился неуклюже утешать её, и Жаклин немедленно этим воспользовалась, поцеловав его в губы в знак благодарности. Молодой человек сначала оторопел, не веря своему счастью, но очень быстро освоился, тем более, что Жаклин поощряла его всеми возможными способами. Очень скоро они оказались в постели, где Жаклин наглядно продемонстрировала неопытному юноше, что он – просто герой-любовник.

Осознание себя, как настоящего мужчины, самца, да ещё и заполучившего такую соблазнительную красотку в любовницы, пьянило Вилли с каждым днём всё сильнее. Здравый смысл молодого человека стал лишь далёким воспоминанием, и «влюблённые» начали планировать побег из лечебницы, чтобы навсегда покинуть Россию и устроить своё совместное будущее. Так думал только Вилли, разумеется, а Жаклин нужно было лишь с его помощью выбраться из доллгауза.

Она прекрасно понимала, что времени на месть у неё будет мало, ведь доктор Майер знает, где искать её, а поэтому она должна будет расправиться со своими врагами быстро. Для этого ей нужна была информация о всех их планах на ближайшее время, и получить такие сведения она могла лишь через Бэтси – няню своей дочери.

Она начала с того, что написала Бэтси жалобное письмо, поручив Вилли лично передать его девушке. Расплакавшись, она сказала любовнику, что очень скучает по своему ребёнку, и хочет попробовать тайно переписываться с няней, чтобы та посылала ей весточки о дочери. Вилли, не задумываясь, выполнил просьбу возлюбленной, а Бэтси снова проглотила её беззастенчивую ложь, и вскоре Жаклин начала получать еженедельный письменный отчёт служанки обо всём, что происходило в доме Бутурлиных, а также и о том, о чём шептались между собой слуги. Таким образом она и узнала, что на рождество Бутурлины приглашены в загородное поместье Вяземских, чтобы отметить святой праздник в узком кругу семьи. Значит, обе семейки соберутся под одной крышей… вдали от столицы и жандармов.

Узнав об этом, Жаклин буквально запрыгала от радости – это было именно то, что ей нужно! Теперь она знала точную дату, когда её месть, наконец, свершится. Это рождество Бутурлины и Вяземские запомнят надолго!

========== Ночь перед Рождеством ==========

Весь православный мир готовился к приходу Рождества Христова. Тихая морозная и снежная погода способствовала праздничному настроению, а обилие ярких огней на улицах и в витринах магазинов настраивало людей на покупку рождественских подарков. Владельцы магазинов уже радостно потирали руки, предвкушая самую крупную выручку за год.

Светский Петербург полностью погрузился в предпраздничную суету, готовясь к череде рождественских балов – детских и взрослых, званых ужинов, благотворительных базаров, но особенно, к приближающейся свадьбе цесаревича Александра Николаевича с принцессой Марией Гессен-Дармштадтской.*

Лучшие портные, модистки и белошвейки столицы день и ночь трудились не покладая рук, дабы все знатные дамы и кавалеры Петербурга смогли не ударить в грязь лицом на балах святочной декады и императорской свадьбе. Бракосочетание, как и торжественный приём в Зимнем дворце обещали стать невероятно зрелищными: не каждый день женится наследник Российской Империи!

Бутурлины и Вяземские, в числе других известных дворянских фамилий, тоже получили приглашения на предстоящее императорское бракосочетание, хотя и не горели желанием выходить в свет.

Причиной обоюдного затворничества обеих семей стали внезапно вспыхнувшие в свете слухи, обличающие графа Бутурлина и княгиню Оболенскую в тайном романе.

Что конкретно послужило основой для этих сплетен, так и осталось загадкой. Может, проболтался кто-то из дворни Бутурлиных или Вяземских, а может, кто-нибудь излишне наблюдательный обратил внимание на слишком уж частые взгляды, которыми обменивались граф и молодая вдова на отпевании и поминках, но факт оставался фактом – после похорон князя Оболенского на голову несчастной княгини полились целые потоки грязи.

Чего только не говорили о ней! Адель обвиняли в цинизме и наигранной скорби, приписывали ей вину в смерти мужа, который узнал о вероломстве молодой жены; поговаривали, что связь с Бутурлиным у неё началась ещё до свадьбы, а некоторые не стеснялись ставить под сомнение и отцовство покойного Владимира Кирилловича, припоминая, что с первой супругой у них детей не было. Словоохотливые кумушки не могли обойти своим вниманием подозрительно скорый брак юной княжны Вяземской со зрелым другом её отца. Те же люди, что два года назад восхищались кротостью и послушанием княжны, которая добровольно вышла за человека много старше себя, теперь с не меньшим рвением строили мерзкие догадки об истинных причинах этого брака.

Мишель, Александр и князь Андрей только и могли, что сжимать кулаки в бессильной ярости. Как не хотелось им что-нибудь предпринять, но каждому клеветнику рот не заткнёшь, так уж лучше уж посидеть дома и подождать, пока слухи стихнут, чем опасаться, что они могут не сдержаться и вызвать какого-нибудь наглеца на поединок и заставить отвечать за двусмысленные намёки.

Что же до самой Адель, родные ей попросту ни о чём не рассказывали, она и без того сложно переживала смерть мужа. Она всегда так стремилась сохранить свою репутацию кристально-чистой, что вся эта грязь, в которой вываляли её имя, просто добила бы её. Разумеется, были и те, кто решительно заявлял, что не верит в сплетни о молодой княгине Оболенской, но они оставались в меньшинстве. И зависть к богатой и знатной фамилии Вяземских играла не последнюю роль в распространении слухов.

Семейству Бутурлиных тоже досталось от салонных сплетников. Свет вдруг живо заинтересовало, куда же подевалась молодая графиня Бутурлина. Граф уже давно, ещё до смерти князя Оболенского, частенько появлялся в обществе один, и, в принципе, ничего ужасного в этом не было, если бы он внезапно не оказался в самом центре пикантного скандала. Теперь Александра обвиняли в том, что он жесток к собственной жене, не выпускает её из дома, а сам в это время развлекается с любовницей.

Отсутствие графини повлекло и множество других предположений: одни утверждали, что она понесла и очень тяжело переносит беременность, другие – что графиню поразил какой-то страшный недуг, и жить ей осталось недолго, третьи – что красотка-француженка сама наставила рога мужу, за что он отправил её в деревню на веки вечные. Словом, свет с упоением перемывал косточки двум знаменитым семействам, совершенно не замечая громадных брёвен в собственном глазу.

Именно по этой причине обе семьи приняли решение не принимать участия в рождественских балах в этом году, и не устраивать их у себя. Вместо этого, Андрей Алексеевич пригласил Бутурлиных в своё загородное имение, чтобы отметить праздники в кругу семьи. Да и пристало ли им разъезжать по балам, когда они ещё даже не справили сороковины со дня смерти Владимира Кирилловича?

Для Адель эти полтора месяца тянулись особенно долго. Каждый день был похож на предыдущий, а её скорбь и не думала ослабевать, как и чувство вины. Хорошо хоть, что к ней вернулся относительно спокойный сон и способность принимать пищу, иначе родные извелись бы от тревоги за неё. Вдобавок Адель чувствовала себя виноватой в том, что никак не может заставить себя вернуться в дом покойного мужа, и лишь здесь, в родительском гнезде, действительно чувствует себя дома. Адель понимала, что такое поведение непременно вызовет недовольство прислуги и кривотолки в обществе, но до поры не представляла, какова ситуация в действительности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю