355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Malenn » Вопреки себе (СИ) » Текст книги (страница 1)
Вопреки себе (СИ)
  • Текст добавлен: 26 ноября 2019, 06:30

Текст книги "Вопреки себе (СИ)"


Автор книги: Malenn



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

========== Пролог ==========

Россия, век XIX.

Два молодых дворянина – князь Андрей Алексеевич Вяземский и граф Павел Николаевич Бутурлин служат в одном полку и участвуют в войне с Бонапартом. Они не раз спасают друг другу жизнь в бою и становятся друзьями.

Получив ранения в битве под Бородино, они попадают в госпиталь, где вместе лечатся от ран. Друзья дают друг другу слово, что никогда не предадут своей дружбы и даже породнятся, когда у них появятся дети.

Правда, у графа Бутурлина уже подрастает маленький сын Александр, которому пока всего два года от роду, а вот юный князь Вяземский пока остаётся холостым. И тем не менее, князь охотно даёт слово другу, что, если в будущем у него появится дочь, он с радостью отдаст её за сына своего лучшего друга.

Наполеон разбит, война окончена. Друзья разъезжаются по своим поместьям, но продолжают переписываться и изредка встречаться.

Князь Вяземский попадает на службу в Российское посольство в Британии и женится на дочери английского герцога. В его семье рождаются сын Михаил, а спустя пять лет –дочь Аделина.

Княжеская чета Вяземских возвращается в Россию, где и поселяется в Петербурге, в родовом гнезде князя Андрея.

Идут годы. Друзья вновь встречаются при дворе и вспоминают о своем обещании, тем более, что у князя Андрея теперь растет малютка-дочь. Они заключают договор о помолвке своих детей по достижении ими брачного возраста. Жениху на тот момент двенадцать лет, а невесте – всего два.

Проходит ещё три года, и князь Андрей узнает, что его друг примкнул к «Северному обществу» – одному из сообществ будущих «декабристов», желающему установления в России республики и отмены крепостного права. Несмотря на уговоры друга, граф Бутурлин не собирается отказываться от своих убеждений, он твердо разделяет республиканские взгляды своих товарищей по тайному обществу.

Призывы князя Андрея о благоразумии графом игнорируются. Друзья ссорятся. На членов тайных обществ открывается охота полиции. Князь Андрей всё не оставляет попыток наставить друга на путь истинный, ему случайно становится известно место, где тайно встречаются члены сообщества, куда он и приезжает, желая убедить друга в опасности его деятельности для него самого и его семьи. Сам того не ведая, князь приводит за собой сыщиков.

Члены тайного общества арестованы. Князю Андрею едва удается убедить Императора, что он не имеет к Северному обществу никакого отношения, его спасает только высокое положение при дворе и сильные родственные связи. Однако, его связей оказывается недостаточно, чтобы спасти графа Бутурлина.

На престол восходит Николай Первый. Восстание на Сенатской площади жестоко подавлено.

Графа Бутурлина лишают титула и дворянства и ссылают вместе с семьёй в Сибирь без права возвращения в Петербург. Бывший граф винит своего друга в том, что он выдал его властям. Вместе с женой и тремя детьми: сыном Александром и двумя дочерями – Ольгой и Анной, Бутурлин отправляется в Березово, глухое село в Западной Сибири.

У его семьи начинается жизнь, полная горя, лишений и нищеты, в то время, как князь Андрей продолжает жизнь в блеске и роскоши двора императора Николая.

Князь Андрей Вяземский из друга превращается в кровного врага семьи Бутурлиных, эту мысль Павел Николаевич Бутурлин внушает своему единственному сыну – Александру.

Через полгода пребывания в Сибири, бывший граф Бутурлин умирает, а его шестнадцатилетний сын даёт клятву у гроба отца – вернуть своей семье положение в обществе и отомстить князю Вяземскому любой ценой.

========== Клятва ==========

Июнь1826 года, село Березово, Тобольская губерния, Российская Империя.

Деревенский погост был маленьким и поросшим скудной травой. Даже сейчас, летом, выдавшимся довольно холодным, трава выглядела пожелтевшей и пожухлой.

С утра моросил дождь, тяжелые свинцовые тучи висели так низко, будто хотели придавить к земле и так убитых горем родных усопшего. У свежей могилы стояли лишь старенький священник в черной рясе и семья покойного. Лишь шум ветра, пронзительное воронье карканье и перезвон церковных колоколов раздавался над их головами.

Сюда, в Березово, часто ссылали каторжников за самые разные преступления. Правда, справедливости ради стоит отметить, что ссылка потомственных дворян была редкостью, для этого нужно было совершить особо тяжкое преступление против царя и Отечества. Березово помнило ещё светлейшего князя Меншикова, князя Долгорукого, Остермана, а теперь вот здесь поселили опальных декабристов.

Покойный, Павел Николаевич Бутурлин, как раз и совершил такое преступление – попытку государственного переворота. Повезло ещё, что не повесили, как многих из его товарищей-декабристов, а лишь сослали в Сибирь, но смерть от оспы всё же исполнила свой безжалостный приговор, словно наказывая бывшего графа за нарушение присяги, данной Императору.

У могилы стояла, покачиваясь от горя, вдова, в черном платье и шляпке с вуалью, а рядом с нею трое детей – юноша лет шестнадцати и две маленькие девочки, восьми и шести лет.

Вдова и её дети выглядели не так, как остальные жители деревни, было заметно, что они родились в другом мире, принадлежали другому сословию. Дело было не только в одежде, отличавшейся от деревенской, но и в их внешности: их отличала какая-то, свойственная дворянскому сословию, изысканность, изящество, утонченность, врожденное достоинство в каждом движении. Даже тому, кто видел эту семью впервые, сразу становилось ясно – это ссыльные дворяне.

Семья покойного медленно побрела обратно домой. Маленький деревянный сруб на краю села теперь служил им домом. Это жилище так разительно отличалось от роскошного особняка графов Бутурлиных в Петербурге!

Сейчас, ступая по мокрой тропинке, ведущей к дому, Мария Александровна, вдова графа Бутурлина, словно во сне вспоминала о событиях последних недель перед смертью мужа и винила себя в том, что не сумела уберечь его не столько от болезни, сколько от нежелания жить.

Сруб, что выделили для семьи Бутурлиных, был довольно крепким, но убогим и жалким, мебели в нем практически не было, лишь несколько широких деревянных лавок, да большой стол с шестью табуретами. Слава Богу, что печь в доме была большая и исправно обогревала помещение, но всё равно обе маленькие дочери Бутурлиных тяжко болели этой зимой, когда им пришлось сменить климат Петербурга на суровые сибирские морозы.

Мария Александровна сутками выхаживала девочек, без сна и отдыха, неустанно молясь об их здравии. Эта тихая, немногословная женщина не привыкла жаловаться, считая это слабостью характера. К тому же, времени на причитания и слёзы у неё не оставалось – ей, как жене и матери, хранительнице семейного очага, нужно было думать о том, как сохранить этот самый очаг даже здесь, на краю Империи, в Богом забытом месте.

Единственный врач на всю округу находился за много верст от Березова, да и возможности послать за ним у семьи не было, не говоря уже о том, чтобы заплатить за его услуги. И потому девочек лечила сама Мария Александровна: травяными отварами, взятыми у местной знахарки, да жаркими молитвами Николаю Угоднику, которые бывшая графиня неустанно бормотала днем и ночью.

Когда девочки, наконец, пошли на поправку, у графини прибавилась новая беда: она стала замечать, как её муж постепенно впадает в отчаяние и опускает руки, теряя волю к жизни.

Павел Николаевич винил себя в том, что он довёл семью до такого падения. Ссылка представлялась ему концом жизни, после которого сам смысл существования был потерян. Он не мог смотреть в глаза жене и детям, вынужденным питаться черным хлебом и пустой кашей, не мог объяснить маленьким дочкам, почему у них теперь нет игрушек, шелковых платьев и любимых пирожных, и почему они никогда не вернутся в Петербург.

Потеря положения, привычного с рождения образа жизни, окружения, тяжело сказалась на Павле Николаевиче. Он стал быстро угасать и вскоре слег под внезапным натиском оспы.

Опасаясь заразить детей, Мария Александровна, на время болезни отца, поселила их в домике священника, а сама преданно ухаживала за любимым мужем, хотя и сама рисковала подхватить заразу. Графиня оставалась верна своему долгу и любви.

Он сгорел быстро, буквально за две недели, словно душа, измученная лишениями и муками совести, не желала задерживаться в теле. В последний день перед кончиной граф велел жене позвать к его ложу сына, Александра. Хоть Мария Александровна и опасалась, что юноша может заразиться опасной болезнью, однако отказать в последней просьбе умирающему супругу не посмела.

Вскоре высокий, темноволосый юноша, бледный от горя, перешагнул порог дома и с опаской приблизился к ложу отца. Александр едва узнал его: это землистое, испещренное глубокими морщинами лицо, покрытое язвами, впалые щёки, заострившийся нос никак не могли принадлежать его отцу! Граф Бутурлин всегда слыл красавцем и любимцем дам, его озорная улыбка и глубокий, волнующий голос покорили не одно женское сердце, а его супруге стоили многих ночей переживаний и мук ревности.

Но сейчас на постели лежал дряхлый старик со спутанными волосами, бывшими когда-то цвета воронова крыла, а теперь ставшими тускло-серыми, и помутневшими глазами, полуприкрытыми дрожащими веками. Как отец мог настолько измениться за каких-то две недели, что сын его не видел?!

Если у юноши и была в душе какая-то безумная надежда, что его отец сможет поправиться, она тут же испарилась при первом брошенном на больного взгляде. Это был конец…

Александр судорожно проглотил комок, подкативший к горлу и сжал кулаки в бессильной ярости на проклятую судьбу, что лишила его привычной жизни, а теперь лишает и отца – главной опоры их семьи.

Как он теперь останется один? Мать и маленькие сестры будут на его попечении, он, Александр, отныне станет главой семьи Бутурлиных. Но ему всего лишь пять месяцев назад исполнилось шестнадцать! Сможет ли он? Получится ли у него оберегать семью вместо отца?

Ведь граф оставляет его один на один с нищетой, без наследства, без средств к существованию, без всего того, что могло бы помочь ему встать на ноги! Ему придётся всего добиваться самому, с нуля… Никто не поможет ему, сейчас он обычный мещанин, без титула, без связей, нищий и никому не нужный…

Сейчас юноша чувствовал себя таким беспомощным, словно ему было столько же, сколько Оленьке, самой младшей сестре, хотелось просто по-детски расплакаться и уткнуться лицом в материнский подол, чтобы его жалели и гладили по голове, утешая.

Однако врожденная гордость не позволяла ему вести себя, как ребенок! Отчаянным усилием воли юный Александр всё-таки смог заставить себя успокоить бурю в своём сердце и сесть на край отцовской постели. Он должен выслушать последнюю волю отца, это его сыновний долг.

– Отец, – Александр осторожно тронул больного за плечо, памятуя о том, что матушка велела не прикасаться к открытым участкам тела графа, чтобы не заразиться. – Это я… Я пришёл!

Мутные глаза графа, бывшие когда-то сапфирово-синими, медленно приоткрылись. Он убедился, что перед ним действительно его сын и снова прикрыл веки, собираясь с силами для разговора.

– Саша… – раздался его тихий, слабый голос, – Ты должен пообещать мне…

– Да, отец, всё, что угодно! – силясь сдержать рвущееся наружу рыдание, ответил юноша.

– Позаботься о матери и сёстрах…ты теперь остался один у них… последний из рода Бутурлиных…

– Обещаю… – прошептал Александр, сжимая кулаки так, что побелели суставы.

– И ещё… – граф с трудом переводил дух, слова давались ему с большим трудом, – Обещай… вернуть нашей семье доброе имя… и положение…

– Я обещаю… – повторил юноша, в отчаянии наблюдая, как лицо отца постепенно бледнеет всё сильнее.

Сейчас он готов был пообещать отцу всё, что угодно, только бы отсрочить хоть немного неумолимый ход времени, отнимающий у него дорогое ему существо.

– Обещай… – еле слышно продолжил граф, – Обещай отомстить этому предателю… Вяземскому…он один виноват…поклянись…

Это были последние слова умирающего. Он силился сделать ещё один вздох, но уже не смог – тело графа судорожно дернулось и вытянулось на постели.

– Клянусь! – выкрикнул сын, словно пытаясь докричаться до умершего отца. – Я клянусь тебе, отец!

Несколько мгновений Александр вместе с матерью, которая являлась молчаливым свидетелем этого последнего разговора отца с сыном, не мигая смотрели на тело покойного, а потом юноша внезапно разрыдался, закрыв лицо руками.

Сейчас было можно. Можно хоть на миг перестать сдерживаться, предаться горю. А матушка не осудит его за это. Это его последние слёзы.

Мать и сын долго рыдали в объятиях друг друга, оплакивая того, кто был ещё совсем недавно оплотом их семьи, самым дорогим, самым надежным. Как они сообщат о его смерти девочкам?!

А потом всё произошло очень быстро: тело омыли, переодели в чистую одежду, затем отпевание и похороны.

Всё… Будто и не было на свете графа Павла Николаевича Бутурлина, потомственного дворянина, богатого, красивого, любимца женщин и души любой компании, когда-то бравого гусара…которому не было ещё и пятидесяти лет!

Вернувшись с кладбища и уложив напуганных слезами матери девочек в постель, Мария Александровна с сыном долго сидели за пустым столом, на котором стояла одна единственная свеча. Они молча глядели перед собой и пытались собраться с мыслями.

Александр чувствовал, что он постарел на много лет за один день. В одночасье ему пришлось повзрослеть и начать думать о том, как жить дальше. Жизнь заставляла шевелиться.

Юный граф, конечно, не успел получить полного домашнего образования, какое полагалось дворянскому отпрыску, но уже успел овладеть многими науками на достаточно приличном уровне: он безупречно владел английским и французским языками, хорошо разбирался в математике и физике, а химию так и вовсе почитал своей любимой наукой, имел познания в истории и географии, был достаточно хорошо начитан, неплохо разбирался в музыке и живописи, словом, мог поддержать разговор практически на любую тему в любом великосветском салоне, будь то в Петербурге или в Лондоне, например. Граф научил сына прекрасно стрелять и ездить верхом, передавая наследнику свои гусарские навыки, приобретенные в молодости.

А теперь Александру нужно придумать, как можно использовать те навыки, что он успел получить от своей пока еще недолгой жизни. И как обзавестись новыми.

Юноша понимал, что ему придётся выживать самостоятельно, одному. Ему придётся превратиться в волка, дикое животное, чтобы зубами и когтями цепляться за жизнь и вырваться из клетки нищеты и бесправия, в которую угодила его семья.

– Матушка, – тихо сказал он, поднимая на неё взгляд внезапно повзрослевшего мужчины. – Завтра я направлюсь в город и попробую поискать работу. Любую, лишь бы взяли. А когда устроюсь, перевезу Вас с девочками отсюда. Теперь… нам не обязательно оставаться здесь.

– Саша, но ты же никогда не работал, – сокрушенно пробормотала мать. – Куда ты пойдешь? Чем будешь заниматься?

– Это неважно, лишь бы найти заработок. Поверьте, я не страшусь любой работы, даже самой тяжелой, – Александр сжал руки матери в своих ладонях. – Я попрошу отца Федора пока присмотреть за Вами. Мне так будет спокойнее.

Графиня обреченно кивнула, мысленно прощаясь с единственным сыном. Кто знает, что ждёт его за порогом этого дома? Вернется ли он к ней снова?

Жизнь так жестока, особенно к разжалованным дворянам, а он ещё так молод! Его лицо такое юное и невинное, он совсем не знает жизни. Сколько глухих стен придется ему пробить в попытках найти свое место под солнцем? Материнское сердце обливалось кровью от страха за единственного сына.

А на утро юноша ушел, покинув мать и сестер, чтобы стать добытчиком семьи. Он шёл пешком, преодолевая немалые расстояния, но это было не так уж важно. Цель зажгла его душу огнем праведного гнева, и потому он не чувствовал усталости. А его главной целью было исполнить клятву.

Он еще не знал, как, но он, Александр Бутурлин, наследник старого графского рода, обязательно добьется возвращения к его семье и богатства, и титула, и положения в обществе. У них будет всё то, к чему они привыкли с рождения. Ради достижения этой цели Александр не остановится ни перед чем.

Если нужно будет трудиться, как раб – он готов, если нужно будет покарать врагов – тем более. Даже убийство его не остановит. Он дал клятву отомстить Вяземскому. И он её сдержит!

========== Старая добрая Англия ==========

Прошло двенадцать лет.

Май 1838 года, Лондон, Великобритания.

Адель проснулась на рассвете, несмотря на то, что они с братом прибыли в особняк поздно ночью. С ней всегда так: сколь долго не засиживалась бы она за очередной интересной книгой, просыпалась всегда неизменно рано утром.

Солнце ещё даже не поднялось над горизонтом, а только окрасило небо в розоватый цвет. Юная княжна выбралась из теплой постели и, ступая босыми ногами по полу, подошла к высокому окну. Отодвинув мешающую ей тяжелую бархатную гардину, она открыла створку окна и впустила в комнату прохладный утренний воздух.

Кожа сразу покрылась мурашками от ворвавшегося в комнату сквозняка и девушка зябко поежилась. Из сада донесся сладковатый запах цветущих кустов пионов, огромная клумба, засаженная этими цветами самых разных оттенков, находилась как раз под окном спальни Адель. Нужно будет обязательно приказать Насте собрать для неё большой букет и поставить в вазу у её постели.

Девушка с удовольствием вдохнула нежный аромат и, взобравшись на подоконник, мечтательно прислонилась головой к стене.

Итак, она снова в Лондоне. Интересно, изменилось ли здесь что-нибудь за те годы, что она жила в России? В последний раз она провела здесь лето два года назад, когда приезжала на юбилей дедушки, герцога Ратленда. Но, что она тогда видела?

Разумеется, магазины: это было лучшее место в Лондоне, по мнению Адель. Будь её воля, она бы целыми днями напролет не вылезала из них. В Лондоне были целые улицы, состоящие из одних только магазинов: одежда, обувь, шляпы, детские игрушки, продуктовые лавки, аптеки, книги, ювелирные изделия, меха, парфюмерия… перечислять можно было бесконечно! И бродить по ним тоже, ибо князь Вяземский ещё ни разу в жизни не отказал ни в чем своей единственной, обожаемой дочери.

Вместо того, чтобы попытаться урезонить очаровательную юную транжиру, он лишь с улыбкой оплачивал ворох счетов, которые появлялись в доме не следующий день после очередного визита Аделины на Оксфорд-Стрит. Князь был твердо убежден, что его девочка должна иметь доступ ко всему самому лучшему, что она пожелает. И неважно, что это было – сто сорок восьмая шляпка или чистокровный английский скакун.

Возможно, таким образом Андрей Алексеевич пытался как-то компенсировать дочери то, что она выросла без матери. Увы, его жена была весьма эксцентричной натурой, что и привело её к трагедии. Княгиня Вяземская, урожденная Элизабет Ратленд, погибла на охоте, неудачно упав с лошади и сломав себе шею. Она умерла мгновенно, без мучений, едва ли успев понять, что произошло. Их сыну, Мишелю, было десять лет, а Аделине шёл шестой год.

Князь тогда был настолько подавлен и шокирован нелепой смертью жены, что несколько недель просто пил в одиночестве, забыв обо всём на свете, в том числе и о детях. Когда же он опомнился, то попытался наверстать упущенное время и начал забрасывать сына и дочь подарками и развлечениями, а потом и вовсе увез их в длительное европейское турне, где они провели два года, переезжая из страны в страну, из города в город.

В итоге, с самого детства Аделина привыкла к постоянным путешествиям: Лондон, Париж, Венеция, Вена, Цюрих, где она только не побывала с отцом и братом!

Правда, к её вящему огорчению, когда ей исполнилось девять лет, papa вспомнил о том, что юной княжне необходимо лучшее образование, и запер её в самый известный пансион для благородных девиц в Петербурге – Смольный Институт.

Учеба давалась непоседливой и своенравной княжне непросто, но виной тому, в основном, была её собственная лень. Хотя, Адель относилась так не ко всем предметам: она, например, обожала музыку и танцы, а её чистым, хрустальным сопрано восхищались не только все барышни пансиона, но и преподаватели, включая даже чопорную директрису – княгиню Голицыну.

Игра на фортепиано тоже давалась ей легко, а способность к языкам помогла без труда освоить английский и французский. Все остальные предметы, такие как география, арифметика, история княжна изучала, конечно, но без особого рвения. Намного интереснее ей было тайком от классной дамы читать французские романы о любви, которые, кстати, были строго запрещены к прочтению смолянкам.

Но барышни, на то они и барышни, чтобы забивать свои юные, неискушенные головы всякими романтическими бреднями, а потом, ночами, таинственным шепотом обсуждать прочитанное с подругами, мечтая, что однажды к каждой из них явится такой же красавец-герой, как в романах, и увезет с собой на белом скакуне.

Так что, запрещенное чтиво осторожно передавалось из рук в руки, причем, в искусстве сокрытия улик молодым барышням могли позавидовать даже члены тайных политических обществ. Ни разу, на памяти Адель, они не были пойманы с поличным, то есть с романом в руках!

К моменту, когда юной княжне Вяземской вручили на руки свидетельство об окончании Смольного института, она получила довольно приличное образование и вполне могла быть представлена ко двору или даже претендовать на должность фрейлины, что вполне соответствовало её княжескому титулу.

Но у papa были свои планы на счет дочери. Шесть лет назад князь Вяземский получил должность первого помощника посла Российской Империи в Британии и перебрался в Лондон, а два года назад приобрел роскошный особняк в районе Ридженс Парк.

Михаил и Аделина все эти годы провели в России, находясь под присмотром старой тетушки, кузины их отца. Аделина грызла гранит науки в Смольном, а брат посещал мужскую гимназию, а после – императорский Царскосельский лицей.

Учился молодой князь блестяще и всей душой стремился к знаниям, чем вызывал немалую гордость отца. По праву рождения Михаил был зачислен в императорский гусарский полк и успел получить чин поручика. Форма шла ему бесподобно и молодой человек с гордостью носил гусарский мундир, вызывая восхищенные вздохи барышень и дам на балах и приёмах.

Теперь, когда образование княжны было завершено, отец незамедлительно вызвал обоих отпрысков к себе, в Британию. Для Михаила он готовил карьеру дипломата, а для Адель подумывал в будущем подыскать богатого и именитого супруга, может, даже из королевской семьи, кто знает? По мнению Андрея Алексеевича, его дочь была настоящей красавицей и вполне могла составить пару с каким-нибудь герцогом или даже принцем, благо их в Европе было пруд пруди.

Каким бы пристрастным ни было суждение любящего отца, он был недалек от истины: Адель действительно выросла красавицей. Она была похожа на мать, унаследовав от Элизабет Ратленд её густые пшеничные локоны и светлую, будто фарфоровую, кожу, но при этом взяла от отца темные, четко очерченные брови и огромные карие глаза под длинными, загнутыми, словно у дорогой французской куклы, ресницами. Это редкое сочетание карих глаз, темных бровей и ресниц со светлыми волосами невольно приковывало к девушке взгляды окружающих. А если прибавить к яркой внешности её природную грацию, стройную фигуру и очаровательную улыбку, становилось ясно – юная княжна Вяземская станет одной из самых популярных дебютанток в этом сезоне.

Обычно юных девушек из высшего общества вывозили в свет лет с шестнадцати, и Адель уже пропустила два сезона в Петербурге, но, во-первых, она не желала первый раз выходить в свет без сопровождения отца, а во-вторых, это было невозможно из-за учебы в Смольном.

В конце года ей должно исполниться восемнадцать лет, так что, её первое появление в обществе планируется именно здесь – в Лондоне. Сезон балов должен начаться совсем скоро, слава Богу, у неё достанет времени, чтобы сшить себе новый гардероб по самым модным парижским журналам для дам.

Прямо сегодня она и отправится по магазинам и узнает, кто самая модная модистка в Лондоне. Кстати, в этом вопросе её вполне смогут просветить тетушки и многочисленные кузины, которые абсолютно точно появятся здесь сегодня. Наверняка отец уже известил всех о приезде своих наследников.

Внезапно рассветную тишину нарушил осторожный скрип открывающейся двери, и в комнату вошла невысокая, темноволосая девушка с длинной косой, одетая в темно-синее платье и длинный белый передник. В руках она несла небольшой медный таз и высокий фарфоровый кувшин с водой для умывания. Это была Настя, крепостная девушка Вяземских и личная горничная Адель, а также главная поверенная всех тайн своей барышни и неизменная соучастница разных мелких пакостей юной княжны.

Увидев Настю, Адель быстро спрыгнула с подоконника, чем напугала девушку, явно не ожидавшую увидеть госпожу не в постели.

– Батюшки святы! – вскрикнула испуганно Настя. – Господь с Вами, барышня, кто ж так пугает? Что это Вы на окне-то сидите? Да ещё в неглиже? А ну, как увидит кто?

– Да там такой туман с утра, что я даже и улицу толком не разглядела, – отмахнулась Адель. – Давай уже умываться и одеваться скорее, я что-то замерзла. Никак не привыкну, что в Лондоне так сыро.

Настя, не тратя времени даром на разговоры, быстро закрыла окно, аккуратно вернула на место гардину и поставила перед Адель таз, в который приготовилась налить воду. Пока княжна умывалась, горничная без умолку трещала о том, как ей не нравится Англия, что здесь сыро и холодно (как будто в Петербурге в мае было теплее), что англичане выглядят так, словно выпили уксуса и, наконец, о том, что здесь её барышня точно будет постоянно болеть, потому что в Лондоне все время идут дожди.

– Настя, я умоляю тебя, замолчи хоть на секунду, – взмолилась Адель, беря из рук горничной большое полотенце. – От твоей трескотни у меня уже начинается мигрень, а мне сегодня ещё выслушивать уйму новостей из уст тетушек и кузин! Неси корсет и платье, а не то я и правда заболею, стоя тут почти нагишом.

Без болтовни Насти дело пошло быстрее, и уже через пятнадцать минут Адель, одетая в утреннее белое платье в мелкий цветочек и аккуратно причесанная, спустилась в гостиную. До подачи завтрака оставалось ещё немного времени, и княжна решила использовать его, чтобы немного осмотреть сад.

Накинув на плечи легкую ажурную шаль, Адель выскользнула через заднюю дверь и попала прямиком в большой и ухоженный сад. Газон и клумбы были подстрижены и ухожены с чисто английской аккуратностью, а вид цветущих пионов и тюльпанов радовал глаз, особенно после такой длительной и холодной российской зимы.

Адель прошлась по широкой центральной дорожке, не забыв остановиться у самой большой клумбы и сорвать несколько пионов. Она с наслаждением опустила лицо прямо в душистый букет, вдыхая любимый запах, и медленно прошла дальше по дорожке, пока не дошла до высокого кирпичного забора. В самом углу двора, прямо в заборе была небольшая калитка, которой, видимо пользовались слуги… или тайные поклонники горничных, служащих при особняке.

Странно, но калитка была приоткрыта. Девушка недоуменно нахмурилась.

Ведь так сюда, во двор, может проникнуть кто угодно, а это всё-таки частная собственность, к тому же, принадлежащая российскому дипломату.

Нужно будет не забыть сообщить об этом papa за завтраком, пусть устроит взбучку офицерам, отвечающим за охрану дома. Князь всегда отличался особыми требованиями к безопасности своих детей и имущества, а потому Адель не сомневалась, что охране достанется от него по первое число. Конечно, ябедничать было некрасиво, но иногда лучше перестраховаться.

Собравшись уходить, княжна повернулась в сторону дома, но вдруг её внимание привлек посторонний шум, раздавшийся в густом кустарнике, росшем у забора. Ей показалось, что там кто-то прячется.

Неужели посторонний человек забрался в сад? Что делать? Закричать? Её вряд ли услышат из дома – слишком далеко.

Кто же это может быть? А вдруг, это какой-нибудь беглый преступник или вор?

Сердце Адель вдруг сжалось от страха, и девушка бросилась бежать, в панике уронив цветы на дорожку. Она бежала достаточно быстро, но всё же услышала чьи-то торопливые шаги и короткий скрип закрывающейся калитки. Значит, она спугнула незваного гостя, и он поспешил убраться восвояси.

Добежав до парадной, девушка, наконец, остановилась и попыталась перевести дыхание, что было не так легко сделать, ибо Настя слишком добросовестно затянула на ней корсет. Внезапно дверь резко распахнулась и княжну, запыхавшуюся и взволнованную, обнаружил на пороге её брат, Мишель.

– Аделина? – глаза молодого князя удивленно раскрылись. – А ты как здесь оказалась? Я уже все комнаты обшарил, пытаясь тебя отыскать. Отец не любит опозданий к столу, ты же знаешь!

– Я просто… ходила в сад, хотела нарвать цветов, – переведя, наконец, дух ответила девушка.

– И так торопилась, что забыла сделать это? Где же, позволь узнать, твой букет? – недоверчиво прищурился Мишель.

Господи, она, кажется, и правда уронила букет в саду! Адель досадливо нахмурилась. Идти к таинственной калитке ещё раз у неё не было никакого желания.

– Что случилось, Адель? – уже серьезным тоном спросил её брат. – Ты выглядишь испуганной.

– Так и есть, – кивнула девушка, – Мне кажется, я только что видела в саду кого-то. Может быть, это был вор, я не разглядела его. Он прятался в кустах у забора, а потом убежал через калитку. Нужно велеть охране запереть её, Мишель. Может, ты скажешь офицерам сам? Если мы расскажем papa, он их просто растерзает, ты же знаешь.

Мишель с улыбкой взглянул на личико младшей сестры: может, конечно, Адель и самая избалованная девушка на свете, но при всём её эгоизме, у неё доброе сердце.

– Так и быть, я всё сделаю сам. А ты иди уже, наконец, за стол, иначе отец растерзает нас вместо своих офицеров, – проворчал молодой князь, подталкивая сестру к двери.

Пытаясь придать лицу максимально благодушное и спокойное выражение, Адель поспешила вслед за братом в большую, изысканно обставленную столовую, где во главе длинного стола ожидал их отец.

Князю Андрею Алексеевичу Вяземскому было на тот момент пятьдесят лет. Это был высокий, статный мужчина, довольно привлекательный внешне, он сохранил свою русую шевелюру практически не тронутой сединой, что делало его моложе своих лет, а карие глаза князя до сих пор отличались лукавым, мальчишеским блеском.

Словом, он пользовался абсолютным успехом у знатных дам Лондона, являясь желанным трофеем для охотниц за мужьями и веселых вдовушек. Да что там говорить, даже многие замужние леди были не против свести с ним … более близкое знакомство, но Андрей Алексеевич держал себя в руках и ни разу не запятнал себя порочащими связями.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю