Текст книги "Вопреки себе (СИ)"
Автор книги: Malenn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)
***
Александр позже вспоминал этот день и ночь в доме Вяземских словно в тумане. Прощание с Адель, казалось, отняло у него последние силы, и Мишель нашёл его в карете, глубоко спящим. Когда друг разбудил его, Александр выглядел так, словно не понимает, где находится.
Немного придя в себя, он решил немедленно забрать свои вещи и уехать, однако Мишель настоял, что прежде его отец хотел бы побеседовать с ним. Меньше всего Александру сейчас хотелось показываться на глаза князю Вяземскому, но и прятать голову в песок он не захотел: он потерял Адель именно потому, что малодушно испугался рассказать ей правду о себе и своём прошлом до конца. Сделай он это, и вероломный поступок Жаклин оказался бы напрасной тратой времени. К тому же, после прощания с любимой, Бутурлину уже ничего не было страшно. Даже если князь вызовет его на дуэль, чтобы отомстить за дочь, он примет это безропотно.
Но… разговор оказался вовсе не таким, каким его представлял Александр. Отец Адель казался искренне расстроенным, но вовсе не жаждущим крови обидчика дочери, хотя Бутурлину было бы легче, если бы он накричал на него или обвинил во всём. Сочувствие Вяземских и его крёстного отца как бы обличало его ничтожность в собственных глазах.
Самому себе Александр казался слабаком и неудачником, оказавшимся неспособным вернуть любимую девушку, а сочувствие родных Адель приравнивал к жалости. Да, он был поистине жалок в сложившейся ситуации, и потому ему хотелось только одного – покинуть Петербург и никогда больше сюда не возвращаться.
Ночь, проведённая в доме Вяземских, оказалась ещё тяжелее, чем та, что он провёл в тюремной камере. Эти стены, где выросла Адель, казалось, хранили аромат её духов, хрустальный смех и чистый, нежный голос. Несколько раз за ночь Александр вскакивал на постели, когда ему казалось, что он слышит её лёгкие шаги и шелест шёлковых юбок.
С ужина и до полуночи они с Мишелем говорили, сидя у камина, в спальне молодого князя. Разговор был весьма откровенным, и касался множества тем, в том числе и отношений Ольги и Михаила. Александр напрямик спросил князя, что тот чувствует к его сестре, и Мишель честно признался, что Ольга ему очень дорога, но ему теперь предстоит служба в Императорской армии, и как ему быть, он не знает. Семейству Бутурлиных опасно приезжать в Россию – Александр убедился в этом на личном опыте, так что отношениям Ольги и Михаила пока не суждено было развиться.
– Я понимаю, что Ольга – красивая, молодая девушка, и вокруг неё, наверняка, вьётся множество воздыхателей, – понуро вздохнул молодой князь, отводя глаза. – Если она решит обручиться с одним из них… я пойму такое решение. Я не имею права требовать от неё ждать меня…
– Думаю, что помолвка с дочерью бывшего декабриста будет не лучшим вариантом для тебя, Мишель, – осторожно заметил Александр, отмечая, как друг приуныл ещё сильнее. – Но… ты не переживай, я всё понимаю. Ты не можешь наплевать на свою карьеру и репутацию. Да и Андрей Алексеевич наверняка будет не в восторге от вашего союза, особенно после того, что случилось между мной и Адель.
– Я очень хочу найти выход, – признался Мишель, – и я постараюсь сделать это. Я буду продолжать писать ей, ты не возражаешь?
– Нет, разумеется, – покачал головой Александр. – Мишель… у меня будет к тебе просьба.
– Какая? – настороженно спросил князь.
– Напиши мне, пожалуйста, когда… родится ребёнок, – тихо попросил Бутурлин, печально глядя на друга. – Я не надеюсь когда-нибудь увидеть его, но хотя бы знать, кто родился, я имею право.
– Обещаю, – коротко кивнул Михаил, тяжело вздыхая. – Мне очень жаль, Александр… правда.
– Видимо, это судьба… – глухо пробормотал Александр в ответ.
Рано утром Александр простился с Вяземскими и покинул Петербург в наёмной карете. День обещал быть ненастным: ещё с ночи поднялась метель, ветер уныло завывал в трубах каминов, стучался в окна, хлопал дверьми и нещадно гнул голые деревья, которые стонали и скрипели под его порывами.
Словно сама природа стенала вместе с Александром и Адель, оплакивая их разбитое счастье. Александр вспомнил, что таким же ненастным днём он уже покидал когда-то Петербург вместе с родителями и маленькими сёстрами, направляясь в Сибирь. Сейчас он снова ощущал ту же безысходность, что и двенадцать лет назад.
Адель едва сумела успокоиться после прощального разговора с возлюбленным. О, как она хотела бы назвать его бывшим возлюбленным… но внезапно остро осознала, что он никогда не станет бывшим. Для неё он останется единственным, кому удалось внушить ей любовь, единственным, кому она отдала своё тело и душу. Она никогда не перестанет любить его…
Как же она проклинала себя за глупость и спешку! Если бы она дождалась его и выслушала, ничего этого не было бы! У неё был шанс стать самой счастливой на свете, а вместо этого она сделала несчастными столько людей! Из-за неё Мишель и Ольга расстались, едва начав сближаться, а ведь могли бы обручиться. Отец наверняка будет в шоке и разочаруется в своей единственной дочери, в которой он души не чаял. Александр… он страдает также глубоко, как и она сама… И во всём этом Адель винила себя.
Но, самое ужасное, что она вынудила Владимира Кирилловича жениться на ней! Она клялась самой себе, что ничем не огорчит его, а сама… как ей смотреть в глаза мужу, после того, как она целовалась с Александром?! Она нарушила брачную клятву на следующий день после свадьбы!
Разговор с вернувшимся домой отцом тоже дался девушке нелегко. Князь не опустился до упрёков, особенно, когда увидел красные от постоянных слёз глаза дочери. Он только крепко сжал её в объятиях, молча и терпеливо дожидаясь, пока она выплачется, бормоча периодически «Простите, papa». Выплакав своё горе, открыв, наконец, душу полностью, Адель почувствовала небольшое облегчение и поняла, что самая ужасная страница в её жизни перевёрнута, и нужно просто жить дальше, как и посоветовал ей отец.
Та же мысль билась и в голове Александра, который удалялся всё дальше от неё, навстречу новой жизни, новому долгу, новым целям. Но… чем дальше оставался Петербург, тем сильнее Александр ощущал, что его сердце осталось там, в нежных руках Адель. Он никогда не перестанет любить её!
***
Декабрь принёс в столицу Британии и её предместья почти столько же снега, сколько было в Петербурге, и ребятишки радостно носились по улицам, катаясь на самодельных санках и коньках. С белой завистью наблюдая за ними из окна кареты, молодой граф Бутурлин отчаянно желал повернуть время вспять и снова оказаться таким же десятилетним сорванцом – беззаботным и беспечным. Как же всё было просто тогда, в детстве, и как невыносимо сложно сейчас!
За то время, пока он добирался до Англии, Александр успел немного успокоиться и смириться со своей участью: по крайней мере, не стал впадать в отчаяние. Чёткий план действий был выработан, и молодой человек собирался неукоснительно следовать ему, несмотря на то, что матушка будет категорически против брака с Жаклин. И здесь Алекс решил пойти ва-банк, чтобы всё получилось наверняка.
Прежде, чем направиться в Стоун-Хаус, он заехал в дом Жаклин, в Лондон. Как он и предполагал, его любовница никуда не сбежала, хотя и бросалась громкими фразами во время их последнего разговора.
Жаклин встретила его покорной и смирившейся со своей судьбой, она готова была на все его условия. Ей даже не нужно было говорить об этом вслух: Александр без труда прочёл это на её лице.
– Алекс… – ошеломлённо пробормотала Жаклин, и её голубые глаза заблестели от радости. – Я уже и не надеялась, что ты навестишь меня…
Александр молча приблизился к ней и осторожно положил руку на живот бывшей любовницы, который уже невозможно было скрыть под шёлковым пеньюаром. Жаклин застыла, не дыша, лихорадочно размышляя о причинах такого нелогичного поведения. Она искренне полагала, что Александр появится только тогда, когда она родит, чтобы забрать у неё ребёнка, а он вдруг повёл себя так, словно передумал избавляться от неё.
– Что случилось? – прошептала она, встревоженно вглядываясь в красивое, усталое лицо возлюбленного.
Александр по-прежнему молчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Внезапно на него накатило ощущение острой нежности к своему неродившемуся ребёнку, вызвав слабую улыбку на губах. Наконец, он негромко нарушил молчание.
– Завтра утром мы с тобой венчаемся. Надеюсь, ты не против?
Жаклин показалось, что она сходит с ума: такого поворота событий она уж точно не ждала. Неужели Алекс решил жениться на ней?! Но… почему? А как же его русская княжна?
– В-венчаемся? – заикаясь, пробормотала она, до сих пор опасаясь, что стала жертвой разыгравшегося воображения.
– Я так решил, – спокойно ответил Алекс. – Ради ребёнка. Так ты согласна?
– Да, конечно… – несмело кивнула француженка, во все глаза глядя на него.
– В таком случае, вели приготовить мне комнату для гостей, я чертовски устал с дороги, – негромко сказал граф и опустился в кресло, с безразличным видом наблюдая за ней.
Пока Жаклин суетилась, отдавая соответствующие распоряжения и пытаясь осознать, что утром станет графиней Хантли, Александр почти сразу уснул, откинувшись на высокую спинку кресла.
Через несколько минут Жаклин вернулась в гостиную и застала своего возлюбленного мирно дремлющим. Она бесшумно приблизилась к нему, вглядываясь в его расслабленное лицо, такое прекрасное и жёсткое одновременно, и осторожно опустилась на пол рядом с ним, бережно обнимая его и кладя голову ему на колени, словно покорная одалиска. Она тихо задыхалась от счастья: ведь её самые несбыточные мечты осуществились, а точнее, осуществятся уже завтра. А она уже и не надеялась! Значит, княжна отвергла Александра, и он сразу же прибежал к ней, своей Жаклин… он не смог отказаться от неё.
И пусть он говорит, что женится на ней только ради ребёнка, у неё будет время, чтобы убедить его в своей любви. Она готова рожать ему детей каждый год, ловить каждое его слово, стать самой кроткой и послушной, только бы Алекс был с нею!
Следующим утром Алекс Гордон обвенчался с Жаклин Бонье в маленькой церкви на окраине Лондона. Это была странная свадьба: на церемонии не было свидетелей, лицо жениха не выражало ровным счётом никаких эмоций и напоминало застывшую маску, и лишь невеста трепетала от счастья, периодически бросая на возлюбленного восторженные взгляды. Священник, который согласился так поспешно обвенчать эту пару (особенно после щедрого пожертвования на нужды храма, сделанного накануне женихом), решил, что молодого графа вынудили жениться на этой женщине, настолько красноречиво говорил об этом его отсутствующий взгляд. Впрочем, священник не особенно удивился: такие вещи происходили достаточно часто.
Итак, в Стоун-Хаус Александр отправился уже не один, а с молодой женой. Он мало говорил с Жаклин, пока она собирала свои вещи, но, когда они сели в карету, чтобы отправиться в поместье, решил сразу расставить все точки над «i».
– Послушай, Жаклин, – спокойно начал он, – вчера я сказал, что решил заключить этот брак только ради ребёнка. Я хочу, чтобы ты помнила об этом и не рассчитывала на то, что у нас с тобой будет счастливый супружеский союз. Мы будем спать в отдельных комнатах, ты не станешь вмешиваться в мою жизнь, а сосредоточишься на том, чтобы растить нашего ребёнка. На людях мы будем вести себя, как обычная супружеская пара, поскольку мне не нужны сплетни.
Жаклин сразу же насупилась, услышав такие жёсткие требования. Она-то надеялась окружить Алекса своей нежностью и любовью, но это может оказаться затруднительно, если они будут жить в отдельных комнатах.
– Но… что скажут твои родные? – с тревогой спросила она.
– Это не должно тебя волновать, – отрезал Алекс. – Матушка будет против, но ведь для тебя это не новость? Наш брак представляет собой мезальянс, и тебе это прекрасно известно. Так что, придётся тебе смириться с холодным приёмом. Ты ведь мечтала стать графиней? Наслаждайся!
Вот и первый камень в её огород – Алекс напомнил ей, на что она пошла, чтобы стать его женой. Что, если он постоянно будет попрекать её? Жаклин молча проглотила эту отповедь и внутренне сжалась, представляя себе, какая жизнь её ждёт, и как их сейчас встретит мать Александра. Похоже, непросто ей придётся в доме мужа… До конца путешествия, молодая графиня Хантли молчала, предаваясь тревожным мыслям.
Мария Александровна, узнав о том, что её единственный сын женился на обычной актрисе, пришла в неописуемый ужас. Она то бледнела, то краснела, будучи не в силах выдавить из себя ни слова в ответ на смущённый реверанс новоиспеченной невестки. Так и не сказав ничего молодым, графиня повернулась к ним спиной и поспешно вышла из гостиной. Ольга, очнувшись от шока, бросилась за матерью, опасаясь, что той станет дурно. Жаклин стояла, молча глотая злые слёзы, а Александр лишь глубоко вздохнул: что ж, реакция матери и сестры была вполне предсказуема.
Он решил дать родным время немного успокоиться, но вечером собирался серьёзно поговорить с ними обеими, дабы не осталось никаких недомолвок. Да, им не понравилось его решение, но другого выхода, кроме как смириться, у них не было.
Ужин прошёл в напряжённой обстановке и практически в полном молчании. Едва он завершился, как Жаклин поспешно извинилась и, сославшись на неважное самочувствие, поднялась в свою комнату: она была больше не в силах выносить ледяное молчание свекрови и надменные, сверкающие презрением взгляды Ольги. Мать и сестра её мужа так красноречиво дали ей понять, что не принимают её в качестве жены Александра, что Жаклин ещё долго рыдала в подушку, прежде чем уснуть. Боже, они ведь только что обвенчались, а она уже рыдает, хотя должна быть счастлива, ведь сегодня её первая брачная ночь! Только вот мужа она едва ли дождётся на супружеском ложе…
Проводив жену безразличным взглядом, Александр, наконец, поведал матери и сестре обо всём, что случилось между ним и Адель в Петербурге. Он объяснил, что побудило его жениться на Жаклин, и объявил о своих дальнейших планах: как только родится ребёнок, они с женой отправятся в Шотландию и поселятся там. Александр решил сконцентрироваться на том, чтобы поднять уровень доходности шотландского поместья: он станет разводить овец и займётся сбытом шерсти, как делают многие землевладельцы в тех краях.
– Но… как ты мог жениться на актрисе? – горестно всхлипнула Мария Александровна. – Она ведь обычная… простолюдинка, а ты принадлежишь к старинному графскому роду! Это же страшный мезальянс, Саша! Ты подумал о своей репутации? Её ведь никогда не примет общество! Да и на Ольге твой брак может отразиться неблагоприятно!
– Я сделал это, чтобы мой ребёнок не родился незаконнорожденным, – твёрдо ответил Александр. – А на мнение общества мне наплевать – рано или поздно о происхождении Жаклин забудут. Что же до шансов Ольги составить хорошую партию, я думаю, что Вы преувеличиваете масштаб трагедии, матушка. Ольга – красавица, к тому же, с большим приданым и графским титулом, пусть и купленным. Этого более, чем достаточно для того, чтобы найти ей приличного жениха.
– Хорошо, у Ольги ещё есть время, чтобы подыскать достойную партию, но вернёмся к тебе, дорогой! Саша… ты же не любишь её, – тихо возразила графиня. – Неужели ты сможешь забыть, что она сделала? Если бы не она, вы с Адель…
– Прошу Вас, матушка, не говорите со мной об Адель… никогда более, – попросил Александр, и голос его предательски дрогнул, выдавая, что его спокойствие и безразличие, не более, чем маска. – Всё, что случилось, осталось в прошлом, а наш с Жаклин ребёнок – это моё будущее. И я собираюсь отныне думать лишь о будущем, а не ковыряться в прошлом, потому что это бессмысленно. Жизнь продолжается… как бы банально это не звучало.
Графиня промолчала в ответ, молча соглашаясь с его доводами, но обмануть материнское сердце было невозможно. Она видела, что её единственный сын пережил страшную боль потери, которая разбила его сердце, и именно отчаяние толкнуло его к Жаклин, которую он на самом деле презирает. Сама выйдя замуж по большой и взаимной любви, графиня желала того же и своим детям. Анна, слава Богу, повторила судьбу матери, найдя взаимное чувство, но Александр и Ольга… им обоим не повезло влюбиться в детей князя Вяземского. И если у Михаила и Ольги оставался, хоть маленький и призрачный, но, всё же шанс на совместное будущее, то Александр и Адель, увы, расстались навсегда, заключив союзы с теми, кого не любят. И это ужасно…
– Я знаю, что вы обе думаете о Жаклин, – сказал Александр, переводя печальный взгляд с матери на сестру, – но всё же прошу проявить если не снисхождение к ней, то хотя бы элементарную вежливость. Она беременна, и лишнее волнение может навредить ребёнку. Жаклин прекрасно знает, на каких условиях я женился на ней: по сути, наш брак фиктивный, но она точно попытается превратить его в настоящий. Как только родится ребёнок, я поставлю её на место, но пока… буду терпеть её попытки, и прошу вас сделать то же самое. Сделайте над собой усилие ради меня и моего будущего ребёнка, прошу вас!
Как ни претило Марии Александровне и Ольге общение с женщиной, которая разрушила счастье Александра, но она носила их будущего внука и племянника. Ради счастья Александра они были готовы вытерпеть и сделать что угодно, даже натянуто улыбаться этой ядовитой змее Жаклин!
========== Радость с привкусом горя ==========
Княжеская чета Оболенских отправилась в свадебное путешествие через неделю после дня рождения молодой княгини – в самом конце ноября. Восемнадцатилетие Адель отметили скромно, в кругу семьи, но для самой девушки праздник был вовсе не радостным, хотя раньше она обожала дни своего рождения.
Адель стремилась уехать как можно скорее: срок её беременности уже перевалил за три месяца и, хотя её талия была по-прежнему тонкой, скоро её положение станет заметно. Путешествие в зимнее время оказалось непростым испытанием для молодой княгини, но она стойко переносила все тяготы пути.
Владимир Кириллович изо всех сил пытался подбодрить юную супругу, развлекая её забавными историями из своей молодости, и Адель приходилось волей-неволей прислушиваться к мужу и слабо улыбаться ему, поддерживая беседу. Общение с ним становилось легче день ото дня, чувство неловкости и скованности постепенно уходило, и вскоре Адель стала говорить с мужем почти так же откровенно и легко, как со своим отцом.
Князь был поистине интереснейшим собеседником, ибо годы одиночества после смерти первой жены он тратил на путешествия и чтение книг. Он мог поддержать практически любую тему разговора, разбираясь в музыке, искусстве, живописи, оружии, интересовался многими науками и выписывал из Европы различные научные журналы, дабы быть в курсе того, что нового открывают учёные умы современности.
Они с Адель обсуждали современную поэзию и музыку, и, как оказалось, их вкусы совпадают. Князь весьма красочно описал жене Неаполь – город, в котором они собирались поселиться на ближайшие пару лет.
– Это чудное место на побережье Тирренского моря, – мечтательно улыбаясь, сказал он. – Зима там удивительно мягкая и тёплая, снега и морозов не бывает вовсе, и каждый день ярко светит солнце. Деревья остаются зелёными круглый год, а весной всё вокруг расцветает, и город окутывает нежный аромат магнолий и роз. Наша вилла стоит на скале, и с балконов открывается потрясающий вид на море. Сам город очень древний, с узкими улочками, усеянными маленькими, уютными тавернами, где подают потрясающие национальные блюда. Тебе понравится местная кухня, я уверен, особенно устрицы.
Адель лишь смущённо улыбнулась, понимая, что муж намекает на её плохой аппетит в последнее время. Душевные страдания настолько захватили её, что девушка практически перестала принимать пищу, несмотря на беспокойство родных и супруга. Аппетита не было совершенно, и ей приходилось буквально заставлять себя есть ради своего ребёнка. Князь надеялся, что морской климат окажет своё благотворное воздействие на Адель, и она воспрянет духом.
Путешествие заняло несколько больше времени, чем обычно, и в Неаполь они прибыли за пару дней до Рождества. Адель уже бывала прежде в Риме и Венеции, но в Неаполе – никогда. Этот город очаровал её с первого взгляда, как и белоснежная вилла, в которой они с мужем поселились.
Комнаты, с громадными окнами и высокими потолками, были светлыми и просторными, во дворике и прилегающем саду повсюду плелись вьющиеся зелёные кустарники, росли пальмы и магнолии: всё это выглядело очень экзотично, особенно для Адель, выросшей среди снегов и морозов Петербурга. Выйдя на балкон своей спальни, молодая княгиня убедилась в том, что муж был прав: вид, открывающийся её широко распахнутым глазам, восхищал своей красотой. До самой линии горизонта её взору предстало бескрайнее море, тёмно-синее, с белоснежными шапками пены на гребнях волн, сверкающее и переливающееся под солнцем, постепенно сливающееся с лазурью небес. На это можно было любоваться бесконечно… А воздух! Даже сейчас, зимой, он был полон весенних запахов, а солёный бриз, казалось, оставлял едва заметный солоноватый привкус на губах.
Впервые Адель встречала Рождество без привычного снега и мороза. Князь исхитрился быстро раздобыть рождественскую ёлку, и они вдвоём с Адель украшали её разноцветными игрушками, золочёными орехами, яблоками и маленькими свечками.
Адель всегда обожала Рождество – время, когда веришь в чудо, получаешь самые волшебные подарки и объедаешься конфетами, пока не заболит живот. В это Рождество она была далеко от отца и брата, однако, с нею рядом был человек, которому отныне она принадлежала перед Богом и людьми, и он с готовностью заменил ей родных, проявляя заботу о жене и засыпав её подарками, словно маленькую девочку. До сих пор Адель не могла привыкнуть к тому, что князь Оболенский – её муж, гораздо привычнее было думать, что она просто приехала в Неаполь вместе с близким другом отца, который окружил её такой же любовью и теплом.
Прислуга, которая служила в доме, состояла из коренных жителей города – жизнерадостных и темпераментных неаполитанцев, привыкших бурно выражать любые эмоции и не скрывать их. Увидев Владимира Кирилловича и Адель, слуги вначале приняли их за отца и дочь, а узнав, что перед ними супружеская пара, да ещё и ожидающая ребёнка, были очень удивлены. Союз пожилого, хоть и достаточно бодрого ещё, господина и совсем юной сеньориты, показался итальянцам возмутительным и бесчеловечным по отношению к бедной девушке. Но, когда они увидели, с какой заботой князь относится к жене, их мнение о нём переменилось в лучшую сторону.
Общение с прислугой стало ещё одной проблемой поначалу, ибо кроме князя итальянского не знал никто – ни Адель, ни, тем паче, прислуга, которую они захватили с собой из России. Словом, молодой княгине пришлось в срочном порядке взяться за изучение итальянского языка, чем она и занялась с большим рвением. Не прошло и пары месяцев, как она уже могла следить за простым диалогом и самостоятельно отдавать распоряжения прислуге.
Жизнь в Неаполе понравилась Адель: каждое утро она начинала с плотного завтрака и длительной прогулки у моря в сопровождении мужа, затем она читала или музицировала, после обеда отправлялась отдыхать, а вечером они с князем посещали театр, либо просто катались в открытом экипаже по городским улицам. Русских эмигрантов в Неаполе почти не было, в основном здесь любили проводить зиму французы или немцы, но Адель была даже рада этому – так у них с мужем было меньше шансов встретить знакомых.
Дни протекали спокойно и размеренно, складываясь в недели, Адель постепенно немного успокоилась и даже действительно начала улыбаться искренне, а не только для того, чтобы угодить мужу. Конечно, она не забыла об Александре, но её боль всё же немного притупилась. Она по-прежнему думала о нём каждый день, особенно, когда чувствовала, как у неё в животе нежно толкается его ребёнок, но её мысли и воспоминания уже не наполняли обида и гнев – лишь тоска по потерянной любви.
Адель часто вспоминала их самые счастливые мгновения – совместные прогулки в Ридженс-парке, маскарад у Ратлендов, его визиты в особняк её отца в Лондоне, сопровождавшиеся пылкими, нежными взглядами украдкой и мимолётными поцелуями, и, конечно, их единственную ночь любви, когда они зачали ребёнка. На глаза уже не наворачивались слёзы всякий раз, когда она думала о нём, но желание увидеть любимого снова не оставляло Адель ни на день.
Довольно много времени княгиня уделяла написанию писем. Она писала отцу и брату в Петербург, а также кузине Маргарет – в Лондон. Письма шли довольно долго, но, получая ответы на свои послания, Адель всегда радовалась, ведь так она хотя бы была в курсе дел своих родных. Не имея возможности общаться с кем-то, кроме мужа и прислуги, она скучала, и каждое полученное письмо сразу же поднимало ей настроение.
Маргарет любила писать длинные письма ничуть не меньше самой Адель, так что, получив очередной пухлый конверт, княгиня могла с точностью определить отправителя. Кузина, которая не так давно стала счастливой супругой, теперь тоже готовилась к появлению на свет своего первенца. Она писала о своей счастливой семейной жизни, о том, как муж любит её и балует, об их свадебном путешествии в Париж, о делах своих многочисленных братьев, сестёр, кузенов и кузин, а также подробно останавливалась на свежих лондонских сплетнях.
Читать письма кузины для Адель всегда было сродни прочтению очередного приключенческого романа или газеты. Однако, каждый раз вскрывая очередное письмо из Лондона, сердце молодой княгини замирало то ли от страха, то ли от волнения: она боялась прочесть какую-нибудь новость об Александре. Часто Адель задумывалась о том, как он живёт, чем занимается, думает ли о ней или уже успел полюбить другую?
Новость, которой так боялась Адель, сообщил ей брат, а вовсе не Маргарет, прислав письмо в конце февраля. Мишель переписывался с Ольгой, и все новости о семье Бутурлиных получал из первых рук. Молодые люди часто писали друг другу нежные письма, полные заверений в своих чувствах и надежд на счастливое совместное будущее. Разумеется, Мишель был первым, кому Ольга написала о том, что её старший брат вдруг, не поставив в известность даже матушку, женился на этой подлой интриганке Жаклин.
Мишель долго сомневался, прежде чем написать Адель о женитьбе Александра, но потом рассудил, что сестра может узнать об этом не только от него, но и от Маргарет, поэтому решил, что лучше уж он сам сообщит ей. Узнав об этом браке, Адель получила новый жестокий удар, который стоил ей очередной бессонной ночи, проведённой в слезах.
Она почему-то верила в глубине души, что Александр никогда не женится и всю жизнь будет любить только её, предаваясь мукам самобичевания за то, что они расстались. Адель понимала, что требовать от бывшего возлюбленного вечной верности после того, как она сама вышла замуж, было жестоко и глупо, но ничего не могла с собой поделать. Обиднее всего было то, что несмотря на свои пылкие клятвы, он женился буквально сразу же, по возвращении в Лондон! Да ещё и на той самой женщине, что разлучила их! Выходит, Жаклин не без оснований утверждала, что их с Александром связывает не только будущий ребёнок, но и взаимные нежные чувства?
Но… как же тогда все его признания в бессмертной любви, полные муки глаза, тот страстный последний поцелуй в карете… Сердце Адель снова разрывалось от ревности и очередного, по её мнению, предательства любимого. Как он мог клясться ей в любви и при этом жениться на Жаклин?! Мишель написал, что Александр сделал это только ради своего ребёнка, но от этой мысли Адель стало ещё обиднее.
Да, она прекрасно понимала, что сама сделала свой выбор и стала княгиней Оболенской, а значит, её ребёнок будет носить эту фамилию и считать своим отцом Владимира Кирилловича, но в своих самых сокровенных мечтах она надеялась на то, что Александр когда-нибудь увидит их ребёнка. А теперь… он будет воспитывать ребёнка от Жаклин: будет носить его на руках, любить, играть, дарить подарки… А вдруг, он полюбит свою жену и ребёнка настолько сильно, что забудет о былой страсти к ней?
Думать об этом было невыносимо горько, но не ревновать Александра к его жене и ребёнку Адель была не в состоянии, даже прекрасно осознавая, что любимый навсегда потерян для неё. На несколько дней она погрузилась в уныние и слёзы: по утрам ей даже не хотелось вставать с постели. Владимир Кириллович сразу же забеспокоился и вызвал на дом доктора, однако тот не обнаружил у пациентки ничего опасного для здоровья, кроме излишней плаксивости. Эскулап посоветовал немедленно выйти на свежий воздух, и князь, несмотря на упрямое сопротивление жены, тут же бросился выполнять назначение врача.
Князь попытался мягко и ненавязчиво выяснить у супруги, что повергло её в такое горе, но Адель упрямо отмалчивалась или уходила от ответа. Владимир Кириллович догадывался, что Адель получила какие-то новости об Александре, но окончательно утвердился в своей догадке только через месяц, когда получил письмо от князя Вяземского, где тот сообщил о женитьбе Бутурлина на его беременной любовнице. Теперь всё стало ясно, как Божий день: и внезапные слёзы Адель по ночам, и нежелание выходить на улицу, и потеря аппетита. Князь от всей души жалел, что ничем не может помочь ей, оставалось лишь ждать, пока она немного успокоится и смирится.
Зима прошла, уступив место тёплой весне, уже в конце марта в Неаполе было довольно жарко, а апрель показался Адель больше похожим на российское лето. Теперь на прогулки она могла выходить лишь рано утром или после заката – в другое время солнце нещадно палило, и находиться на улице, а особенно в её положении, было невыносимо.
В конце мая, в одну из самых жарких ночей, Адель почувствовала, что пришло её время. Эта ночь казалась ей бесконечной, сотню раз она думала, что умирает или вот-вот сойдёт с ума от боли и страха. Она боялась не только умереть сама, но и потерять ребёнка, ведь такие случаи бывали часто, особенно во время первых родов. Но, слава богу всё обошлось благополучно. После перенесённых родовых мук, Адель мысленно пообещала себе, что никогда больше не разделит ложе с мужчиной, чтобы только не проходить снова через такой кошмар, как роды. Впрочем… у неё, так или иначе, не будет такой возможности, учитывая, что их брак с Владимиром Кирилловичем фиктивный.
К утру, обессиленная жестокими схватками, Адель родила дочь – прелестную девочку, похожую на ангелочка. Малышка совсем не выглядела красной и сморщенной, напротив – её кожа была нежной и светлой, а глазки – ярко-синими, в обрамлении длинных, пушистых ресничек.
