Текст книги "Последнее предупреждение"
Автор книги: Лита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
– И нет ни одного сожаления? – еле слышно задать вопрос.
– Нет и не будет.
Глаза в глаза. Плыть в отражениях. Переплести пальцы. Ладонь в ладони.
Ни одного сожаления. Откуда я это знаю?
Даже если б нам оставались последние сутки,
Даже если бы ты был смертельно болен, и мне угрожала инфекция,
Даже если бы завтра – расстрел.
Я женился на прекрасной женщине по взаимной любви. Но в каждой идиллии все равно есть «темная сторона». В нашем случае такой стороной оказалась политика. Наверное, я просто не понимал, как много значила для нее Республика. Мне-тогдашнему ведь было безразлично, как будет зваться правящий режим – главное, чтобы он был эффективным. Частично, это остается и сейчас... но лишь частично. Оттого, что построено твоими руками – обидно рушить даже по необходимости. Так что, возможно, сейчас я лучше понимаю ее мотивы. Однако это уже ничего не меняет. Думаю, что, даже приди это знание тогда, я все равно бы выбрал Империю. Просто был бы аккуратнее в высказываниях... а может быть, и нет. Рыцари часто называли меня человеком контрастов, имея в виду «у него нет дипломатичности в вещах, которые он считает действительно важными». Так что, весьма вероятно, в тот момент мне сложно было бы ограничиться полумерами. Сейчас – да, но ведь люди меняются. Хотя это дело прошлое и – на данный момент – несущественное. Как и всё, что нельзя изменить. А тогда главное препятствие заключалось в том, что моя супруга почему-то не сочла мои политические пристрастия осознанным выбором. Она испугалась – и пошла по пути наименьшего сопротивления. Решила, что дело в дурном влиянии Императора... и нашла того, кто «повлияет хорошо». Как будто я – несознательный малыш, которого следует «правильно воспитать» – и все сразу исправится. Наверное, так думают все сверхзаботливые матери, не выпускающие сыновей из дома... если так, то я понимаю основателей Ордена, сознательно убравших из воспитания семью. Хотя и не до конца, ибо упомянутые джедаи не всегда следовали духу кодекса, но я отвлекся. Возможно, на ее мотивы действительно повлияла наша разница в возрасте. Она ведь знала меня ребенком, и в сложной ситуации эти чувства вполне могли всплыть на поверхность. Говорят, женщинам вообще свойственно видеть в мужчинах детей, а, может, свою роль сыграло и то, что она как раз готовилась стать матерью. Обострение инстинктов или то, что она сызмальства привыкла решать за других. Руководящая работа быстро накладывает свой отпечаток. Для осознания справедливости этого вывода мне достаточно оглядеться вокруг или посмотреть в зеркало. М-да. Как бы то ни было, из всех негативных эмоций того периода – двадцать лет пережило лишь сожаление. Неужели она все же сочла меня столь незрелым? Да, каждым человеком можно управлять – в той или иной степени. Ученые говорят, что любые человеческие отношения в итоге сводятся к манипулированию – такова природа коммуникации. А уж политики исправно грешат этим направо и налево. Абсолютно сознательно и для личной выгоды. Моя жена провела в этой среде долгие годы, так что, наверное, насмотрелась подобных примеров. Чего стоила только афера с Набу, в которой ей пришлось поучаствовать! Нити недетской интриги в руках четырнадцатилетнего ребенка. Знаю, что ей пришлось нелегко... но зачем же отказывать мне в собственном выборе? Последние годы Старой Республики выдались очень сложными и порядком нас всех потрепали. Было очень тяжело, и мы прекрасно знали, что не выйдем из этой войны прежними. Не осталось и следа от смешливых девчонок и мальчишек – остались солдаты с горечью в глазах и какой-то ненасытной жаждой жизни. После некоторых вещей очень сложно остаться детьми, даже в молодом возрасте... но она, пройдя через такое, сама, похоже, так и не заметила, что я вырос. Даже странно... хотя, эмоции часто оказываются врагами объективности. К тому же, как выяснилось, мы сделали совсем разные выводы из одних событий. Время шло, противоречия накапливались и – однажды привели к катастрофе.
Глаза в глаза.
Слезою по щеке:
– Мне страшно, – шепотом, можно было и молчать, но хотелось так же как и звездам, – мне очень страшно. Я вдруг подумала... а что если бы на «Девастаторе» не было бы тебя? Что, если на «Тантиве» была не я? Что? Мы снова разминулись бы? Каждый день проходили мимо друг друга, глядя в пол. Были бы врагами?
– Мы были бы врагами, – подтвердил Вейдер.
– И потеряли бы, всё потеряли бы. И в первую очередь самих себя.
Собеседник молчал. Зачем говорить? Все понятно без слов.
Но ей требовались слова, нужно было говорить, выплеснуть из себя то, что копилось очень давно. С тех пор, как она перестала петь и видеть цветные сны. Копилось, отрицалось и ложилось грузом на душу. Странно: раньше она и не понимала, какая это тяжесть. Воистину, все познается в сравнении.
– Маленькая случайность: один поворот и лавиной – всё остальное. Каково это ощущать себя песчинкой в огромном потоке? Страшно. Очень страшно. Случайность...
– Я не верю в случайности.
Отринуть прочь все страхи. И с надеждой спросить:
– Ты можешь управлять ими?
Не вынести сияющей зелени. Языков пламени, скачущих маленьких огоньков. Надежды и веры. Отвести взгляд: отвык смотреть так долго, так пристально. Да и необходимости не было. Давно: так давно. Затем взглянуть снова, чтобы ответить.
– Жить в предсказуемом мире – неинтересно.
Неловкость. На один миг. Поэтому – нелепый вопрос, сбиваясь вновь на «вы»:
– Вам не вредно так долго, без шлема?..
– Мне – нет. А вот вам...
– Неужели повредит?
– Не повредит. Но зачем лишний раз травиться химией, даже если она для кого-то является лекарством? Вы здоровы.
– Что безвредно для вас – безвредно и для меня! – с вызовом произнесла Мон. Но в голосе сквозила обида. А глаза потемнели.
Он смотрел в них и видел тоненькую девочку с длинными волосами, настолько рыжими, что казалось, будто их охватил огонь.
Тебе не прогнать меня.
И даже прошлое не способно отнять.
Отнять то, что пришло сейчас.
Тоненькая девочка со смешной огненной копной волос. Ей на самом деле всегда было за тридцать. Много за тридцать. И вот, наконец, физический возраст догнал внутренний, и пришла гармония. Нет никакого разлада. Нет нескладных движений.
И я стала многое понимать.
И я рада, что это пришло сейчас. Потому как тоненькая девочка с огненной копной волос и без жизненного опыта тогда проиграла бы одному сенатору с Набу.
И я думаю, что просто всегда ждала тебя.
И продолжала бы ждать,
Даже если б оставались последние сутки.
Я пройду через слезы,
Не зная свободы
Я пойду через грозы,
Сквозь громы и воды
Одержу я победы,
Дойду я до края
Чтоб в финале услышать,
Что я – не такая.
Что фантомом был облик
И ложью интриги,
Что людей невозможно прочесть,
Словно книги,
Что пред болью души
Преклонится природа...
Чтоб понять:
лишь тебя –
Я ждала эти годы.
ГЛАВА 32. РАЗНЫЕ ДОРОГИ
Тень соскользнула по паркету: по креслу: задела головой стену. Изломанная тень: отчего он раньше не замечал, как искажает любую тень угол между полом и стеной? Помимо искажения, удивительным было ее наличие. Разве может бесплотный дух, пришедший к нему из мира Великой Силы, не пропускать свет?
Бейл медленно перевел взгляд с копии на оригинал:
– Здравствуй, – просто сказал он.
Гостья улыбалась.
– Разве я могу здравствовать?
Резонный вопрос.
– Я не подумал.
– Ты впервые со мной заговорил.
«Я виноват не только перед ней живой, но и мертвой».
– Каждый раз я хотел просить прощения, и одновременно понимал, что – нельзя. Я совершил столько всего, что просьба о прощении выглядит как издевательство. Как злая шутка. И я не мог. Молчал.
– А сейчас?
– Сейчас... я не знаю, я просто, наверное, захотел услышать твой голос. Я вдруг подумал, что если ты отбрасываешь тень, то можешь быть живой. Может, ты до сих пор живешь в своей комнате, и если я туда зайду, то увижу...
– Оби-Вана! – рассмеялась Падме, повернулась, провела рукой по стене. – И, правда, тень.
– Как?
– Ты спрашиваешь у меня?
– А кого? Ведь ты пришла после смерти. Я первый раз вижу такое. И ты можешь все рассказать. Как там.
– Разве ты никогда ничего не слышал о призраках?
– Слышал, конечно, но это какие-то древние суеверия, легенды. Реально же ни наука, никто не в курсе, что такое может быть.
– Ну почему же никто? А психиатры?
– Ты слишком реальна.
– Я – твоё воображение. Усиленная проекция твоих мыслей. Увеличенная Великой Силой, которая здесь, в горах, сильна как нигде. Хороший каламбур, не находишь? Можно сказать, что у тебя сейчас состояние медиума, который подключился к источнику.
– Какая разница: я подключился, или ты пришла, – если результат один?
– Разница есть. Ведь, если ты творишь меня, тогда ты не можешь выцедить более того, что есть в тебе, что ты поймешь. Ты просто все остальное пропустишь и не запомнишь. Таким образом, тебе – нового не узнать.
– Но почему тень?
– Еще одно доказательство – что это твоих рук дело. Ты хочешь меня оживить – и у призрака появилась тень.
– Значит, тебя нет.
– Конечно, нет. Уже давно.
– И прощения я не добьюсь.
– Значит, тень и голос ты вообразить можешь, а прощение – нет?
– Ты хочешь сказать...
– Да, ты все понял сам.
– Простить.
– Да, Бейл, простить самого себя можешь только ты сам. И никто другой. Ты должен отпустить меня. И себя.
– Ты перестанешь приходить.
– А ты станешь жить настоящим, а не прошлым.
– Но я не хочу.
– Уже хочешь, иначе бы не было этого разговора.
– Я ничего не понимаю.
– Понимаешь, просто тебе это пока еще не нравится. Привычки бывают очень сильны...
– Постой.
– Не ошибись так же с Мон.
– Причем здесь Мон?
– Она была все время рядом, а ты не замечал, жил прошлым. Пока не потерял. Отпусти ее. Просто отпусти.
– Подожди!!!
Поворот в полкорпуса, наклон головы... это не может быть сном, иллюзией, это так похоже на правду.
– Что еще?
– Ты еще придешь? – задыхаясь, с надеждой и отчаянием.
– А ты хочешь?
– Очень хочу!
– Значит – приду. Хотя для тебя было бы лучше... иное...
Шелест платья и крик ночной птицы, тихий звон растаявшего в бокале льда.
Сон? Реальность?
В кают-компании повисла тишина. Так, что снова и снова эхом возвращались слова Императора, заставившие Люка и Лею переглянуться, а Хана Соло – остолбенеть.
... в отличие от Люка и его сестры...
Линнард украдкой оглядел застывшую группу. Поверили сразу. И многое поняли. Как тут не понять, если близнецы похожи, несмотря на явные отличия во внешности. Похожие друг на друга настолько, что пораженный кореллианец, даже если и хотел возразить, то, взглянув на них – передумал. Глаза, волосы – разные. Но черты лица: линия скул, широкий лоб – идентичны. Так же как и выражения лиц. Сходство подчеркивал загар, одинаковой интенсивности: у Люка – татуинский, двусолнечный; у Леи – альдераанский, высокогорный. Ну и форма, конечно: одинаково одетые, одинаково юные, одинаково удивленные.
Хан смотрел на них и никак не мог сконцентрироваться. Логика, предательски замолчав, впервые отказала контрабандисту. Зато близнецы были заняты: сотня мыслей за секунду. Так много, так мимолетно, что целиком их не мог уловить даже Палпатин.
«Лея – сестра, я всегда это знал, я всегда ощущал, что не один, что где-то в Галактике есть какая-то часть меня. Оттого мне было спокойно переносить сиротство. Сид прав: ревность и соперничество с Ханом – нелепы. Что же, это первая новость, которую можно принять с облегчением. Мы не будем врагами».
«Люк – брат? Значит, нас разделили. То ощущение беспомощности – вот оно откуда. Меня лишили семьи. Лишили родного человека, единственного, понимающего меня целиком».
«Интересно, а отец знает о Лее?»
«Но если Люк – мой брат, то мой отец – Вейдер? Мой отец – Темный Лорд ситхов. Дарт Вейдер. Почему же я ничего не почувствовала ни около Звезды Смерти, ни раньше, на Корусканте? Почему у меня не возникло никакого озарения, когда я читала материалы по прошлому? Меня интересовала мать, а не отец. Почему? Тайну Энекина Скайуокера обнаружил Хан, а не я. Может, потому, что считала отцом другого человека. И любила его, вместо отца?»
«Как он это воспримет? А Лея? Оттолкнет меня и его или – наоборот?»
«Я нашла брата, я хотела его найти. Но готова ли я найти отца?»
«Я был один, долго время один, я искал семью, я хотел ее обрести. А теперь – у меня все есть. Опекуны на Татуине, которые тоже по-своему меня любят. Сестра и брат – я воспринимал Хана с первой секунду знакомства как старшего брата. И отец. У меня есть всё. И теперь я спокойно могу уйти от них».
«Я нашла брата, чтобы вновь его потерять?»
«Что же, Вселенная не рухнула. Но я себе неизвестен. Я не знаю, что буду делать через пять минут. Как реагировать. Всё, что я себе представлял, вся привычная картина мироздания – пошла рябью. И сейчас я чувствую себя маленькой песчинкой, случайно подхваченной ветром. Кто я? Весь двадцатилетний опыт – на свалку. Не знать больше ничего, ни в чем не быть уверенным. И все начинать сначала. Только на этот раз – не позволять никому выбирать за меня. Даже отцу».
«Что мне делать дальше? Я раньше не особо задумывалась над будущим, отдаленным будущим. Я шла по воле событий, не загадывая наперёд. Я привыкла быть всеобщей любимицей. Я привыкла к упроченному жизненному распорядку. И, наверное, я его больше любила, чем приключения, в которые кинулась сломя голову со скуки. Или из-за каприза. И что теперь? Куда все это меня завело? «За все надо платить», – любимая поговорка альдераанца. И это – плата? Нет стабильности, нет будущего, нет уверенности. Я – растерянная маленькая девочка. У меня даже в детстве не было такого ощущения растерянности и беспомощности».
«Лея. Она сильная. Она справится. А мне нужно найти безлюдное место, где постепенно я дойду до всего сам».
«Итак, подсчитаем. Пассив: Альдераан. Я не альдераанка. Де-факто, я не могу занять трон, да и не хочу. Соответственно, брак, который стал лишь поводом для побега, кто ж знал, что он затянется дольше, чем на пару суток, – не состоится. Актив: мои настоящие родители. Отсутствие санкций со стороны Императора и Главкома за столь безрассудное поведение. А может... еще и кое-какие перспективы. Де-юре, я все еще сенатор Альдераана, наследница».
«Система Дагоба. Интересно – это далеко? Согласится ли Хан меня подкинуть? И как отнесутся к такому поступку Император и отец? А Кеноби? Хотел бы я просто посмотреть ему в глазу. Отцу, кстати, – тоже. Но если первому – чтобы понять, то второму, чтобы просто сравнить. Все говорят, что мы похожи. Обидно. Энекина много кто знал, кроме его детей. Снимет ли он маску, доверится ли нам? И как попросить его об этом?»
«Я боялась Вейдера. А сейчас? Страх исчез. Но вместо него ничего не пришло. Может, если я узнаю что-то о матери, может, тогда я смогу понять, что она могла полюбить в нем, может тогда что-то придет? Если я пойму, зачем нас разделили, знает ли мой отец, то есть приемный отец, правду. О! Если он знает? И как он может не знать? Пусть он прибывает в неведении, пусть он будет ни при чем! Я не хочу потерять всех. Я не могу потерять всех. Тогда, что мне останется тогда? Стать вечной беглянкой, как Хан? Мать. Та женщина из прошлого. Кто она? Та красавица в хрониках? Или – застывшая кукла из зеркала, скорбный образ из сна? Почему она так поступила? Почему позволила нас разделить? Любила ли она меня? А может, ненавидела? Как и отца. И родного, и приемного».
«Отец. Почему ты мне ничего не сказал? Сам. Почему? Неужели ты думал, что я не пойму? Или ты хотел: неужели ты выбрал невмешательство? Видел ли ты будущее, что получится? Или видел худшее будущее, то будущее, где я узнаю правду от тебя? Можно ли вообще увидеть будущее и тем более – изменить его? Надо обязательно узнать».
«Надо узнать, надо непременно всё разузнать, расспросив всех дома: отца в первую очередь, то есть не отца, а того, кого я считала отцом. Ситх побери! Чего бы мне это не стоило. Даже если выбор будет таков – одиночество или жизнь».
«Как много мне нужно спросить у тебя, отец. Как много сказать. И узнать, всё узнать».
– Я сплю? – внезапно спросил Хан Соло, и напряжение ушло.
– Нет, – отозвался врач.
– Тут Император, а Лея и Люк – близнецы, а их отец – Лорд Вейдер? – уточнил контрабандист.
– Именно так, – ответил Император.
– Значит – сплю.
В ответ контрабандисту Линнард заулыбался: «Как ни удивительно, все ведут себя более чем спокойно. Я зря волновался».
«Мда... и что теперь прикажите делать? Больше никогда не буду вступаться за девушек в ночных клубах. Я вообще больше в эти клубы ни ногой. Чуи был прав – от женщин одни неприятности. Они весьма непостоянны. То ли дело виски. Эта девчонка, казалась похожей на меня. А вот и зря. Мда... стать зятем Ужаса всей Галактики. Лучше бы я умер маленьким. Или бы меня поймали лет десять назад и заперли пожизненно на Кесселе. Или...»
Люк, прочитав последние мысли друга, тоже улыбнулся и посмотрел на Императора. Тот, несомненно, всё уловил. Они могли и вслух кричать – эффект был бы тот же.
«Не совсем», – ответил ему Палпатин.
«Как же вы выдерживаете? Вы же все знаете. Что думают о вас подчиненные. Что чувствуют. И не поддаете виду?»
«Привычка. Потом ты забываешь кто я. Император может позволить себе быть капризным и встречаться только с лояльными людьми. А нелояльных отправлять куда-нибудь подальше: в опалу. Однако, чаще же всего – мне бывает любопытно и смешно. Зависит от настроения».
«Настроения?»
«Да, я же обычный человек. Почти обычный. Во всяком случае, так же подвержен смене настроений, как и любой пожилой гуманоид. Но – от ненужных тебе мыслей окружающих можно и отгородиться».
«Как?»
«Магистр Йода – покажет».
«Так вы знаете о моих планах?»
«И о Дагобе – тоже».
«И не помешаете?»
«А смысл?»
«Но ведь ситхи и джедаи – враждуют».
«Ты это прочел в ГолоНете?»
«Хотите сказать, что это неправда?»
«Скорее нет, чем да. Джедаи не те. Да и я изменился. Какие они мне враги? Смешно. Что касается тебя, ты достаточно выслушал правды, чтобы теперь все оценивать критично. Я верю, что интуиция тебе подсказывает верное решение».
«Значит, я могу прямо сейчас отправиться на Дагобу?»
«А ты разве не хотел увидеть отца? И своего соседа – Бена Кеноби?»
«Да, но каким образом?»
– Полагаю, я выражу мнение всех присутствующих, – проговорил вслух Палпатин, – если отдам приказ «Девастатору» доставить нас на Альдераан.
Лея подняла голову, и Хан одобрительно ей улыбнулся. Улыбочка вышла еще та.
Император оглядел всех, выдерживая паузу.
– Вижу, что все согласны. Капитан, выполняйте.
В кают-компании повисла новая пауза, и только когда на Линнарда уставилось четыре пар глаз, врач встрепенулся: «Ох, я и забыл, что капитан-то – я!»
– Слушаюсь, Повелитель, – быстро проговорил он, видя, как досада уходит с лица Императора и улыбка становится вновь живой.
– Зейн, – задерживая врача в дверях, произнес Палпатин, – на Альдераане не должны знать о нашем визите. Помехи нам на руку. Предупредим только «Экзекъютор», когда выйдем из гиперпространства. Но Альдераан – пусть думает, что это обычный имперский крейсер, который должен будет заменить флагман и некоторое время наблюдать за мятежной планетой. Ни по каким официальным каналам не должно пройти, что я здесь.
– А Милорд...
– Вейдер поймет, кто пожаловал в гости. А остальным знать – ни к чему.
– Понимаю.
– Что ж, я рад. И еще, Линнард, – это будет ваше последнее задание в качестве капитана. После Альдераана, вы сможете вернуться в столицу к своим обычным занятиям. Если конечно...
– Если что?
– Если вам не пришло более по вкусу быть капитаном. Просто сразу хочу вас разуверить – больше ничего интересного не будет. Такие приключения выпадают крайне редко.
– Благодарю вас за столь лестную характеристику, но приключения мне все-таки не так интересны, как моя основная работа.
– Мы с вами, Зейн, еще поговорим о том, как человек сам себя обманывает. Как психиатр с психиатром. На Корусканте. А пока – выполняйте приказ.
Зейн поклонился и, развернувшись, вышел из кают-компании.
– Что ж, молодые люди, – обратился Император к оставшимся, – готов ответить на все ваши вопросы. У вас мало времени: три часа полета.
Длинные тени скользили по стенам, но два человека в полупустом зале не замечали течения времени. Разговор шел наигранно, но затрагивал обоих собеседников весьма глубоко. Глубже, чем бы им самим хотелось.
– Знаете, Бен, жизнь – очень коварная дама. Мне тошно от того, чем мне пришлось стать, и тошно от Вейдера потому, что он увидел меня столь уязвимым. Но с другой стороны я понимаю, что должен его благодарить. Что угроза Альдераану – не выдумка, и все могло быть намного хуже. Я предал тех, кто мне доверился, – но в душе нет сожаления. Ведь они, как оказалось, сделали это первыми. Похоже, только я придерживался договоренностей.
– И теперь обвиняете Темного Лорда в том, что были таким глупцом?
Органа скривился, но не стал возражать. Да, в его семье сказали бы: «Ты был недальновиден, Бейл», – но от перестановки мест слагаемых итог не меняется.
– Пожалуй, что так. Знаете, что забавно – мы веками гордились своим особым укладом жизни, языком, манерами и вот итог: даже я, король, в минуту опасности скатился до почти хамского по сути выяснения отношений.
– Бейл, что-то я не совсем уловил суть ваших переживаний. Вы что, казните себя за то, что отказались от безупречных манер на фоне стресса? Простите, но в окопах мало толку от этикета.
– Речь шла о достоинстве, уважаемый рыцарь. Это сложно сформулировать, но такое ощущение, будто то, что я считал собой на деле, оказалось старой и прилипшей к лицу маской. За эти несколько часов я сделал ряд вещей, которые считал немыслимым для себя. Считал, что переступаю через себя, а оказалось – всего лишь через условности. И теперь, оглядываясь назад, я подозреваю, что вел себя не лучшим образом.
– Крепость заднего ума давно вошла в поговорку. Думаю, вы зря так убиваетесь. Можно родиться королем, но быть сволочью под всеми манерами. А вы – рыцарь: и снаружи, и внутри. Что страшного в том, что вы, – как и все мы – оказались неидеальным? Кто будет определять, как выглядит идеал? Вы? Я? Ой, вряд ли. Да, многое в нашем поведении определяют условности, а еще больше – многочисленные «нельзя» от общества и воспитателей. Да, через что-то нам приходится перешагнуть, потому что в мире нет застывших правил. Но – отбросить все, боюсь, тогда в обществе просто не будет для вас места.
– Значит, надо стать Императором и построить другое общество, – вяло пошутил Органа.
– И это говорит мне монарх, только что вещавший про регламент и правила, прилипающие, как маска. Наверное, истинно свободных можно найти только в лечебницах для душевнобольных. Ведь, пока у тебя есть долг и обязанности, ты ограничиваешь собственные желания.
– Знаете, Кеноби, только сейчас, сам, попав в подобную ситуацию, я понял, как многим вы жертвовали для Ордена. Раз уж мы решили положить увесистый камень на условности, – можно личный вопрос?
– Тогда уж – мой вопрос за ответ на ваш. Чтобы вышло честно.
– Детские игры для пожилых мальчиков? Ладно. Вы первый.
– Как вышло что вы, вице-король, боретесь за восстановление Республики? Ведь монархия должна быть намного понятнее вам, как альдераанцу.
– Монархия, не диктатура! Возможно, внешне наш общественный строй и напоминает Империю, но ни один король в истории планеты не рискнул опуститься до произвола. Мы здесь чтим Закон. Вы видели, как спокойно на улицах городов? Если есть преступники, то это – визитеры с других планет, без труда выдворяемые службой безопасности Альдераана. Почти все уголовные наказания отменены, но административные считаются самыми суровыми в Галактике. Здесь давно не лилось крови, до этой истории, но порядок был, есть и будет. Любой наш гражданин знает, что государство не осмелится ущемить его права. В Империи этого нет, она – жестоко спрашивает, но судит по кривой мерке.
– Ну, так было и в Республике.
– Вы что, агитируете меня на Новый порядок? Не ожидал, впрочем, у моего участия в Альянсе есть и вторая причина. Тесно связанная с «личным вопросом», который я собирался задать.
– Да? Так задавайте.
– Вы когда-нибудь жалели, что так поступили?
– С ней?
– С ними.
– Ах. Поделился информацией, значит. Впрочем, на его месте я бы тоже не смолчал.
– Вы же молчали.
– А чего вы ждали? Правда как таковая никого не интересовала все двадцать лет, да и сейчас меняет что-то только для близнецов. Да, я часто жалею, что потерпел фиаско в поисках альтернативы тому, что сделал. Но – по сей день затрудняюсь найти менее болезненные пути. Может быть, мне стоило убраться из жизни Скайуокеров. Вместе со своими: Кодексом, Орденом и моралью. Оставить в покое и старших, и младших. Но было бы от этого лучше?
– Поясните.
– Охотно. Признаю, Энекин имеет право меня упрекнуть. Судя по вашему лицу, он так и сделал. Но – несчастье случилось, когда он сражался с мечом в руке. А любой, кто идет на войну, понимает, какой это риск.
– А потом, вы оставили его умирать?
– Он что, похож на покойника? Не считайте меня большим чудовищем, чем я есть. Я знал, что к нему летит подмога, и мне там не обрадуются. А моя жизнь в тот момент была нужней для служения Ордену, иначе я бы с превеликим удовольствием остался и объяснился с его новым Мастером, – Кеноби на секунду запнулся и продолжил уже другим, более спокойным тоном. – Признаю, что мы сами лезли на рожон. Эни боялся за Падме, а я – трепетал перед титулом «ситх». Но спровоцировал эту дуэль именно Палпатин. Вряд ли он говорил «иди и убей Оби-Вана», при всей моей любви к Ордену, этого магистрам я и по сей день не забыл. Не хотел я его убивать – и пощадил, когда появилась возможность. Потом, правда, раскаялся – когда новости посмотрел. Скверно все вышло: – очередная пауза, и продолжение: – Нет, Сидиус едва ли рискнул бы так испытывать верность ученика, он всегда был умным, этот ситх. И всегда знал, что вооруженный конфликт с джедаями для него неизбежен. Мне даже временами интересно: как бы он все «разрулил», пойди события по плану?
– Разве он не получил, что хотел. Переворот...
– Нет. Наша драгоценная Амидала серьезно подпортила канцлеру нервы. Энекин сказал ей, она сообщила Винду, Мейс отправил меня на охоту за ситхами. Неужели вы, Бейл, так и не поняли, что грызло вашу подругу? Да, истинный виновник всех бед – Сидиус. Император Палпатин и его амбиции. Но технически она разрушила собственную семью. Я был лишь рукой, пришедший в движение от ее слов. В общем, мы все были просто молодцы. Высший класс! Но – мы ведь говорили о близнецах. Вот ответьте мне, вице-король, что будет делать с двумя грудными детьми их отец, имеющий серьезные проблемы со здоровьем? Да, к тому же, весьма занятый на службе? Падме бы непременно прокараулила близнецов. Сама она Императору была не особо нужна. Хотя, думаю, он бы с удовольствием ее прикончил – за все хорошее. А дети – другой вопрос. Вейдеру было бы не до близнецов. И попали бы они прямиком в отвратную обстановку дворца, где интрига на интриге. Я сожалею, что близнецы лишились собственной семьи. Но – в тех обстоятельствах мой выбор был наилучшим. Так они выросли нормальными людьми. А, если будут меня проклинать – что ж. За эти годы я сам говорил себе много чего. Все аргументы знаю наизусть.
– Хотелось бы их услышать! – раздался звонкий голос откуда-то сверху. Органа и Кеноби вскочили на ноги. На балконе, опоясывавшим комнату, стояла пропавшая Принцесса. И она была явно не в духе. Рядом с ней были еще люди, но на них никто не обратил внимания.
– Молчите? – презрительно спросила она, спускаясь вниз по широкой винтовой лестнице в сопровождении какого-то юноши.
Остановившись на предпоследней ступеньке, Лея уставилась на портрет матери, – настоящей матери! – висевший над креслом отчима. Вот так правильно, не отца – отчима. Усмехнулась, и медленно подошла к нему. Юноша отошел к стене. В тени, за ней, он постарался сделаться незаметным, выбрав роль наблюдателя. И ему удалось стать непроницаемым даже для опытного джедая. Это было несложно: все внимание сконцентрировала на себя Лея. Особенно по части переживаемых эмоций.
«Он знал!» – мысль, которая давила и не давала ей воздуха. – «Все мои надежды, что им манипулировали – рассыпались как колода карт. Отчим все знал, и частично манипулировал матерью, мной, Люком».
– Лея, – вместо радости Бейл неожиданно испугался, по-настоящему испугался. Такую Лею он не знал. Это была не его дочь. – Ты жива, слава Силе.
Слова прозвучали механически, и Бейл сам уже не верил в них. Не поверила и Лея.
– Ты не рад? Потому что я все знаю? Теперь ты думаешь, а почему я не умерла? Трус! Ты всегда им был. Так ведут себя только трусы. Да, твои чувства правдивы: я не твоя дочь. Слава Силе, все-таки не твоя.
Бейл побледнел. Его мысль. Она читает его мысли?
Страх. И боль.
– Определился бы ты, – злая усмешка, – любишь ты меня или боишься. Рад или нет. Очень трудно иметь дело с не определившимся человеком.
– В чем ты меня обвиняешь?
«Бейл, Бейл... что это? Жалкая попытка взять себя в руки? Но кого ты надеешься обмануть?»
– Я хочу ответа на один вопрос: почему.
– Конкретизируйте вопрос, – вмешался Кеноби.
– Вы все поняли.
– Разве?
– Я не хочу обтекаемых фраз. Я хочу истину.
– Девочка, нет абсолютных истин, все зависит от точки зрения...
– Что вы от меня скрываете?! – практически выкрикнула принцесса Органа.
– Все хорошо, ты переволновалась. Тебе внушили чуждые воспоминая. Обычная практика в программе защиты свидетелей. Оттого нелепые сомнения. Сделай глубокий вздох...
Лею почувствовала, что ее захватывает волна ярости. Возникло ощущение, что кто-то пытается взлезть в ее мысли. Этот старик только выглядел как старик.
– Лея, спокойно, я желаю тебе добра,– произнес он. Но она не слушала его. Пытаясь отбросить его от себя, она мысленно ударила в ответ, вторгаясь в чужую память. И спустя доли секунд получила огненной лавиной воспоминания Бена Кеноби.
И все ответы на даже несформировавшиеся вопросы.
Огни Мустафара слились в огни Корусканта и желтый песок Татуина. Потерянный взгляд умирающего рыцаря и маленький мальчик. И женщина, чей образ был и у нее в памяти. Женщина из разбитого зеркала.
«Я виновата».
Запрокинутое лицо той женщины, два маленьких грудничка, обугленные руины в центре столицы Империи.
Огненное дыхание лавы и крик: «Ненавижу!».
«Я виноват».
«Я виновен».
Голоса сливались в один, звучали все громче и громче.
«Я меняю будущее. Там ты одна, и ребенка нет с тобой».
«Он умер. Два года как умер».
«Я тоже мертва».
Мраморные полы Храма отражали потолок приемного зала Набу. Молодая девушка в белом. Так вот кого из нее всегда пытались сделать. По крайней мере, так одевать. И укладывать волосы. Та же прическа.
