Текст книги "Последнее предупреждение"
Автор книги: Лита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
Лита
Последнее предупреждение
СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМЫЙ ЭПИГРАФ
«Я и Наполеон»
Мой крик в граните времени выбит,
И будет греметь и гремит,
Оттого что
В сердце, выжженном, как Египет,
Есть тысяча тысяч пирамид!
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костер лица!
Здравствуй,
Мое предсмертное солнце,
Солнце Аустерлица!
Маяковский В.В.
В далекой-далекой галактике каждый прошлогодник в курсе собственной истории. Но в нашей считается – что все было так, как показано в Оригинальной Трилогии.
Это – Анти-Оригинальная Трилогия.
Замечательный фикшен с интересными и умными героями.
ВСТУПЛЕНИЕ. НЕОБХОДИМАЯ ПАРА СЛОВ ОТ АВТОРА
Если кто-то найдет здесь свои аналогии, идеи – скажу честно, на меня повлияли многие авторы Фан-клуба Дарта Вадика. Несознательно я могла взять всё, чем клуб жил. Ибо некоторых товарищей мне хотелось оспорить, некоторых дописать. Это попытка донести свое видение героев, не опускаясь в бессмысленные дебаты.
Итак, время действия: 20 год Империи.
ПРОЛОГ. ПЕРЕГОВОРЫ
– Это последнее предупреждение. Отключите двигатели. Только добровольно сдавшись, вы избежите ареста.
В коридорах завыли сирены. Служащие, отдыхавшие по графику дежурств, спешно покидали каюты и занимали места по штатному расписанию. Посреди всей этой суеты мостик казался оазисом спокойствия. Капитан корабля, помощники – все на местах, собранные и готовые действовать. Необычным было лишь то, что кроме командного состава на мостике находилась важная персона. Госпожа сенатор. Вся в белом, она застыла на месте, словно скульптура из музея. Голова слегка повернута в сторону, взгляд устремлен на обзорный экран: поверх головы бледного, как ее одежды, капитана. Последний обречено склонился над пультом, держа пальцы на кнопке вызова. Уже потеряв надежду, он покорно ожидал распоряжений.
– Дайте канал связи, – наконец проговорила она, и ее спокойный голос подбодрил команду, – будем тянуть время.
– Связь установлена.
– Тантив IV на связи, по какому праву: – начала, было, она, но ее перебили.
– Госпожа сенатор? – удивление в знакомом голосе. Голосе, который отлично знала вся Империя, включая офицеров «Тантива». Экипаж испуганно переглянулся, а старший помощник нервно сжал рукоятку бластера.
– У меня дипломатическая миссия, я не понимаю:
– Что ж, я поднимусь на борт и объясню.
Теперь побелели даже те, кто раньше сохранял видимость спокойствия. Общее настроение не затронуло только сенатора, – на ухоженном лице не дрогнул даже мускул. Хотя одна сила знала, чего ей стоило такое спокойствие.
– Исключено. Мы опаздываем.
– Вы перехватили передачу, – в стальном голосе собеседника пропала всякая вежливость, – от повстанцев.
– Вот как?
– На «Тантиве» – изменник. Не усложняйте положение, сенатор. Давайте обойдемся без насилия.
– Ваши обвинения документально подтверждены?
– Да. Я мало кому верю на слово.
– Хорошо. В таком случае мы не можем нарушать закон.
– Рад, если вы будете благоразумны.
– У меня к вам, милорд, одна просьба.
– Слушаю.
– Позвольте мне провести внутреннее расследование.
– Нет.
– Мы выключим двигатели и будем дрейфовать в зоне действия луча захвата. Я хочу лично выявить предателя.
– Это опасно. Более целесообразно:
– Пока вы подниметесь на борт, у изменника будет достаточно времени на диверсию. Милорд, на борту около тысячи человек, которые не виноваты в проступке одного. Позвольте нам своими силами убедить его сдаться.
– У вас есть подозреваемые?
– Так как мне неизвестно ничего о передаче, предполагаю, что круг ограничен командным составом и офицерами связи.
– Вы скрываете информацию: но заслуживаете шанса. Хорошо, даю вам полчаса. И очень советую использовать их именно на то, что сказали. Конец связи.
Сенатор посмотрела на капитана. На старших офицеров.
– Вы можете подготовить передачу данных?
– Куда?
– Альдераан, Явин IV, Дантуин.
– Да, но, госпожа сенатор:
– Передачу можно будет списать на диверсию.
– Тогда нужно будет предоставить кого-то для трибунала, госпожа, – мягко возразил капитан.
– Неужели вы думаете, что у нас нет героев? – брови сенатора взметнулись вверх.
– Нет, вы не поняли, они просканируют разум и раскроют обман.
– Сыворотка правды разрешена законами только для подследственных.
– Я и говорю про это:
Сенатор просто посмотрела на него. Капитан отвернулся.
– Человек чести способен сам выбрать смерть, чтобы не допустить дознания.
– Вы говорите о суициде?
– Да.
– Я понимаю, госпожа сенатор, это единственный шанс для нас всех, но:
– Нет, капитан. Это единственный шанс для Галактики.
– Есть еще одна проблема. Боевые орудия заряжены и нацелены на нас. Все каналы прослушиваются. Как только мы начнем передачу, нас сразу уничтожат.
– А если мы отлетим на некоторое расстояние?
– Тогда мы выдадим себя.
– Будем действовать по обстановке. Необходимо отослать данные.
– Можно их просто уничтожить.
– И потерять надежду на победу? Я этого не слышала, капитан. Кроме того, это не избавит нас от вопросов. Думаю, имперцы знают, как их задавать.
Имперцы. Давно ли они перестали включать себя в это определение? Граждане Империи. Их государства. Государства, которое они собирались уничтожить.
– Я повторю только то, что вы сказали Лорду Вейдеру: на борту около тысячи человек, которые не виноваты в том, что вы решили принять передачу от мятежников.
Сенатор нахмурилась.
– Версии «один диверсант» никто не поверит. Тут нужен как минимум заговор офицеров.
– Вы правы. Я сейчас в рубке. Здесь весь командный состав корабля. У кого какие будут соображения?
– Мэм, согласившись принять передачу, после вашего объяснения, что она значит для будущего, мы пойдем до конца.
– Согласен.
– Согласен.
– Согласна.
– Согласен.
– Капитан, а вы?
– Согласен. Но как быть с экипажем? Который не в курсе? И не понимает, почему нас преследует звездный разрушитель.
– Экипаж не тронут, незачем его посвящать.
– Возражаю. Вы принимаете решение за всех, госпожа сенатор. Тогда как у людей должен быть выбор. Пойти против или отказаться. Они достаточно рискуют в случае нашего бунта. Вейдер, возможно, и хотел обойтись без насилия, – но теперь не постесняется его применить. Люди должны знать, за что умирают.
– Раскрывая им наши планы, мы поневоле втянем их в свое дело.
– Вы хотите, чтобы они рисковали своими жизнями, не зная зачем?
Сенатор прошлась по рубке. Потом проговорила.
– Наверное, пришла пора выступить в открытую. Вы правы, капитан. Команду нужно предупредить. Я хочу поговорить с экипажем. Установите связь.
– У нас менее двадцати минут.
– Успеем.
– Мэм, связь установлена. Можете говорить.
Госпожа сенатор выждала несколько секунд, прежде чем начать говорить. Ее голос звучал куда эмоциональней, чем обычно:
– Команда «Тантива»! Вы уже знаете, что мы остановились из-за преследования. Да, приборы вас не обманывают, это звездный разрушитель Империи. Не пираты, не контрабандисты. Свои. И у нас есть два варианта. Не подчиниться. Или сдаться. Первое однозначно будет трактоваться как государственное преступление. Это и есть преступление. Преступление черты, рубежа, когда невозможно не вмешаться, когда нужно выбирать, остаться в безопасности или проявить себя как гражданин. Дело в том, что Империя создала ужасное оружие – станцию, способную уничтожать планеты, звездные системы. Страшно подумать, что может случиться, попади эта станция в плохие руки. Должна быть защита от произвола. Предохранительная система. Но Император отказывается от обсуждения проблемы и не дает никаких гарантий неприменимости данного оружия, ужасного оружия, к мирным планетам, решившимся иметь собственное мнение.
Сенат узнал, что планы этого оружия были похищены силами Альянса. Было известно, в каком секторе находятся повстанцы. Флот Империи шел по их следам. Мы оказались рядом и приняли передачу. Передачу, поставившую нас перед выбором: сдаться или проигнорировать приказ. Я голосую за неповиновение. Капитан?
– За.
– Старшие офицеры?
– За, мэм.
– Как видите, командный состав уже решил. Кто возражает – может сделать устное заявление и уйти в каюту. Произвола не будет. Как и дисциплинарных взысканий. У вас есть выбор.
– Мэм, большинство осталось на своих местах.
«Ледяной» сенатор впервые улыбнулся:
– Хорошо.
– Приказывайте, госпожа. Мы ждем.
– Можно будет одновременно передать данные и попытаться уйти от преследования?
– От преследования мы не уйдем.
– Нам нужно просто несколько минут для связи. Корабль сможет маневрировать необходимое для передачи время?
– Да. Они будут стараться нас заглушить. Но можно попытаться прыгнуть в гиперпространство и выиграть несколько минут. Пока они разгонятся, пока все рассчитают, у нас будет время после выхода.
– Действуйте, капитан.
Госпожа сенатор отвернулась к экранам.
– Приготовьтесь к переходу в гиперпространство, мы прыгнем, как только нас попытаются отрезать от связи, – распорядился капитан.
– Лорд Вейдер вызывает Тантив IV, – осторожно проговорила связистка.
– Двигатели на полную мощь. Вперед. Начать передачу данных.
– Есть.
В тот же миг завыла сирена безопасности. Пульт словно сошел с ума, играя световыми бликами клавиш: это со звездного разрушителя дали предупредительный залп, озаривший темноту космоса. Одновременно с которым пришло столь же понятное сообщение:
– Сдавайтесь или будете уничтожены.
– Они глушат любую связь кроме радиоимпульсов, – заявила связистка. – Нет возможности послать сигнал за пределы системы.
– Уходим в гиперпространство.
– Мы не набрали достаточной скорости, – отозвался лейтенант, отвечающий за двигатели.
– Маневрируйте, – крикнул капитан.
– Они хорошо стреляют, – в голосе старшего помощника появилась паника. – Мы долго не протянем.
Капитан, играя желваками, махнул рукой.
– Пушки к бою, товь.
– Вы будете стрелять по своим, капитан? – изумился старший офицер координации.
– Для нас уже все равно: просто побег или вооруженное сопротивление. Вы не оставили пост, когда было время. Так что сейчас ваши действия квалифицируются как нарушение субординации. Так что, отставить разговоры, к сарлакку!
– Есть, сэр.
– Отлично. Поворот десять градусов.
– Есть.
– Лорд Вейдер вызывает Тантив IV. Остановитесь или будете уничтожены.
– Огонь! – скомандовал капитан.
Пушки корабля выплюнули залп огня, зацепив разрушитель, но защитные экраны последнего рассеяли ударную волну.
Капитан подошел к лейтенанту:
– Как скорость?
– Нам еще нужно время.
Ответный залп с разрушителя не замедлил последовать. На этот раз там не шутили. Вновь взвыли сирены. Щиты были практически сорваны.
– Вот и начался кошмар, – проговорил капитан, косясь на сенатора. Она хладнокровно замерла у экрана, спокойно наблюдая за боем. На лице снова не отражалось и тени эмоции. По опыту Антиллес понял: это значит, что эмоции хлещут через край. Такая женщина стоила уважения: и жаль, что теперь ей придется умереть. «Тантив» ощутимо тряхнуло, и капитан мгновенно вернулся к суровой реальности, позабыв всякую лирику. Поэтам не место на поле боя. Оды про храбрость будем складывать, когда победим. Если продержимся.
ГЛАВА 1. ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ
– Милорд, они прыгнули в гиперпространство!
– Направление отследили?
– Да.
– Какова их точка выхода?
– Татуин, милорд.
Размеренное дыхание. Маска, к счастью, не пропускала эмоций.
Хотя причем тут маска? Он сам не пропускал ничего.
Выдать могли только глаза, спрятанные за темными линзами.
А если бы не было линз? Кто бы осмелился заглянуть в сокровенное?
Если даже Император отводил взгляд и не любил подобного в отношении себя с его стороны. Если последний раз они смотрели глаза в глаза друг другу двадцать лет назад.
Татуин.
Целая жизнь между фразами, а для офицера, ожидающего распоряжений, всего пара секунд, пустяки.
– Все готово для прыжка?
– Только что закончили расчеты, милорд.
– Хорошо, теперь свяжитесь с нашими патрулями, ближайшими к Татуину. Пусть встречают гостей. Предупредите: стрелять только по двигателям и глушить передачи.
– Есть, милорд.
Дарт Вейдер отвернулся к экрану. На душе было поразительно мерзко.
Татуин – уже двадцать лет как Бен Кеноби месит ногами песок на этой планете. С детства обучаясь в Храме, он не был избалован лишними удобствами. Напротив, воспитание падаванов многими считалось излишне аскетичным. Но взять бы тех критиков сюда! Вот уж где суровый край. И дело не только в отсутствии комфортного климата, не только в каменно-песчаном ландшафте, дефиците воды и растительности, но и в окружающих людях.
Двадцать лет здесь – а его все еще продолжают считать пришлым чужаком. Хотя бывший джедай вносит посильный вклад в общину: ремонтирует аппаратуру и лечит людей, но все равно остается посторонним. В спину часто летят косые взгляды, – особенно когда Бену удаются сверхъестественные (на взгляд местных обывателей) вещи. Кеноби знает, что за глаза его называют «чокнутым отшельником» и «колдуном». Даже если бы он женился на дочери местного фермера, то все равно остался чужаком. Как и его потомки.
Желтый песок. Ветер и жара – извечные спутники его теперешней жизни. Каждый день похож на предыдущий. Не жизнь, а выживание. И что держит тут фермеров? Неужели они не могут накопить денег и улететь? Во многих мирах нужны люди, не чурающиеся тяжелой работы. Но все как один сидят здесь и боятся перемен. В их речах нет фраз «я могу переломить судьбу» или «это зависит от меня», зато Бен не раз слышал, что «когда-нибудь, вероятно, жизнь станет лучше, легче». Фермеры уповают на будущее, на удачу, на мудрого правителя. На что-то внешнее, что придет и разом всем поможет, но не на себя. Что же делает их такими? Безнадежность? Тяжелые условия? Неизменность течения жизни? Пассивность? Отсутствие мотиваций, честолюбия?
Их позиция не была ему близка. Но осуждать их рыцарь не мог. Если они выработали для себя приемлемую схему выживания, то кто он такой чтобы критиковать их? Так когда-то жили их деды и прадеды. Вмешиваться и смущать людей? Искать активных, энергичных среди молодежи? Но если таковые и появляются, то сразу же уезжают, не оставляя своего беспокойного духа этому песку. А остаются-то как раз самые пассивные, осуждающие своих братьев и сестер, сынов и дочерей, которым не сидится на месте. Пассивность закрепляется в следующем поколении... и в результате ничто никуда не движется.
А может, это люди как люди, а просто ты видишь в них свои недостатки? Ведь ты сидишь здесь, тоже уповая на кого-то другого? На Силу? Как ранее на Избранного?
Энекин. Вот кто был истинным сыном этого места. Горячим как песок и стремительным как ветер. Прожив здесь, Бен Кеноби стал понимать, какими каникулами казались для юного падавана задания Совета, как легко было ему учиться и тренироваться. У десятилетнего мальчика был за спиной опыт, а у него? У него максимализм и вера в лучшее: Нетерпимость.
Это была ошибка. Бен не мог бы, даже зная, что будет дальше, сгладить углы. Сглаженные углы – ничего бы не дали. Вырвавшийся на свободу ветер и желторотый рыцарь, только отрезавший падаванскую косичку – нет, он не должен был выполнять желание учителя, пусть даже и посмертное. Магистр Йода, может, и смог бы удержать стихию. Но устранился. Не захотел. Не разглядел. Или напротив, разглядел и испугался, что тоже не сдержит ураган. В итоге: имеем – что имеем. Йода на Дагобе, совсем записался в отшельники, Кеноби здесь, а «убийца Энекина» на первых ролях в новом государстве. Представительство которого есть даже здесь:
Но Татуин получил потомка одного из своих активных сынов. И, может быть, бывший джедай тут не для того, чтобы ждать велений Силы, а сдерживать активность другого юного Скайуокера.
Теперь он старше, мудрее. И не совершает прошлых ошибок. Он дал юноши свободу, от себя. Позволяя себе лишь иногда указывать тому направление, помогая переносить жажду деятельности в мечты.
И если получится вместо воина поэт – что ж, для Галактики, это, пожалуй, будет неплохо. Жаль, что с первым не произошло такой же метаморфозы. Тот предпочитал не мечтать, а сразу делать. Не рефлексировать и не сомневаться. Верить и идти вперед. И ведь как ни странно его самоуверенность не раз выручала их из достаточно безнадежных ситуаций, обесценивая порицания Кеноби. И оставалось только принимать гордость и насмешку падавана, который как бы говорил всем своим видом: «Учитель, а ведь я был прав!».
Странные мысли: Это от жары: от жары:
Старик кутается в плащ – от озноба.
Звездный разрушитель нырнул в гиперпространство. Мерно работали двигатели.
А на командном мостике Темный Лорд погрузился в воспоминания. Они редко доставляли ему радость, так что Вейдер предпочитал не ворошить прошлое без нужды. Очень часто: но не сегодня.
Татуин! Желтая раскаленная планета. Суровая и безжалостная, подобно испепеляющему зною двух солнц. Окраина Галактики. Самая что ни есть дыра. В которой, удивительное дело, кто-то живет. Живет, существует, выживает: тут уж как получится. Татуин не терпит сантиментов, – они просто не приживаются в таком климате. Он сдирает с людей лишнюю шелуху, оставляя главное. Для большинства – прагматизм, позволяющий выжить. А для кого-то – мечты, способные перевернуть Галактику. Особенно, будучи помноженными на татуинскую науку ВЫЖИВАТЬ. Это – планета, на которой он когда-то жил. И с которой начал свой путь к Империи.
Планета, подарившая ему жесткость, отняв при рождении свободу, а потом и мать.
Проклятая планета.
Татуин!
Двадцать пять лет назад он зарекся больше никогда не оказываться в этом секторе.
Случайностей не бывает. И если не видишь общего связующего закона между событиями, то это отнюдь не значит, что его нет. Всё взаимосвязано между собой. Вселенная, словно паутина, окутана невидимыми нитями прошлого-настоящего-будущего.
День в день тридцать лет назад он покинул Татуин, позволив увлечь себя мечтой о светлом пути. Пытаясь забыть о том, кто он есть, кем был и кого оставил, он отправился, как ему казалось, навстречу судьбе. А на самом деле покорять мир. Но прошлое ему мешало. Да и в Храме от него требовали забыть. Но получалось плохо. Память возвращалась. И чем сильнее он противился, тем чаще всплывало лицо матери, ослепительный свет полуденных солнц, ночное небо с неповторимым рисунком созвездий и желтый песок. Он заталкивал воспоминания в дальний угол разума. Приказывал себе забыть. А они вновь и вновь брали над ним вверх. Ночью возвращались снами. Днём горечью и тоской мстили за предательство.
Быть может и поэтому тоже, день в день, спустя пять лет после своего отъезда он вернулся. Вернулся, чтобы исполнить то, что должен. Вернулся, чтобы сдержать слово.
Каждую ночь он видел один повторяющийся сон.
«Мне снилось, что я стану джедаем, вернусь и освобожу рабов».
Джедаи.
Джедаи не должны вмешиваться в местные обычаи.
Обычаи. Милые и туземные. Прелестные. Как, например, на одной из планет внешнего космоса – каннибализм. Весьма добрый обычай. Как, впрочем, и рабство на Татуине.
«У меня нет задачи – освобождать рабов».
Ты ведь в ту минуту уже понял, что тебе не по пути с этими людьми.
Но одно дело понять, другое – выполнить. Это крайне тяжело.
Конечно, ему пришлось действовать в тайне от учителя. Пришлось в одной из миссий сделать все, чтобы их захватили в плен и разделили. Выкроить для себя возможность сбежать на некоторое время на Татуин.
К его приезду все было готово. Кистеру он еще раньше переслал коды, с помощью которых можно было попытаться разблокировать передатчики, контролирующих преданность и послушание рабов. А так же чертежи устройства, которое он разрабатывал все пять лет, пока находился вне дома. Первое и последнее его изобретение. Не принесшего ему ничего, кроме разочарования. После которого он отрекся от техники. И в первую очередь потому, что сработало. Чересчур сработало. Еще бы не сработало. К технике у него был дар с детства.
А к чему у него не было дара?
Наверное, к одному единственному: сохранять и беречь близких.
Он сконструировал генератор. Который тайно собрали на Татуине. Этот генератор создавал помехи в очень интересном диапазоне: блокируя сигналы пультов «господ».
Но этого было мало. Нужна была поддержка, финансовая поддержка. В неполные пятнадцать лет он это понимал. И воспользовался связями с руководством одной соседней планеты, которой однажды помог. Эта планета, – разумеется! – неофициально предоставила помощь деньгами и оружием. То, что запросил он в качестве платы за пару точных выстрелов. Впрочем, королева той планеты не любила рабства, и любила...
А... неважно.
Двадцать пять лет назад, когда он вернулся на Татуин, всё было готово к восстанию: оружие, коды разблокировки, генератор помех. Все были готовы выступить. И даже умереть, если понадобится.
Он сам был готов, вести за собой людей, и заплатить за их жизни своей.
Был готов к поражению.
Ко всему.
Но только не был готов потерять мать.
Тогда он просчитался, уступив ее желтому песку.
А восстание? Что восстание. У рабовладельцев не было ни единого шанса. Они были удивлены внезапным шквалом ярости вчера еще тихих существ, находившихся в безвольном положении вещей.
Против силы восставших, наверное, и Великая Сила была бы бессильна. Ибо нет, и не было никого, кто так же будет отчаянно сражаться, как те, кому нечего терять. Нет ничего сильнее стремления к свободе.
Они победили. А он проиграл.
Узнали ли о его роли в этом восстании джедаи или просто закрыли глаза – после гибели матери, ему стало безразлично.
Безучастие. Слишком рано оно подступило. Комком в горле. Ладонью сжатой в кулак.
Двадцать пять лет назад. День в день.
Как странно, что сейчас, здесь, в пустоте гиперпространства, он не только вспомнил, но и пережил всё заново. Тот горн эмоций, в котором постепенно была выкована его выдержка и холодная ярость. Он пережил все свои чувства и ощущения по капле: безумную и отчаянную надежду; веру в свои силы и последовавшую за этим страшную потерю, лишившую его части себя, приведшей к слепому исступлению. Постепенно яростное безумие переплавилось в скорбное бесчувствие и апатию, а потом уже, только потом в холодное равнодушие.
Все началось на Татуине.
Желтая планета. Планета песчаных бурь.
Нет случайностей. Тантив отправился к ней, ведя его за собой, неспроста.
Чего же ты не учел?
Неужели того, что все твои дороги ведут на Татуин?
Госпожа сенатор стояла у экрана. Силовые линии гиперпространства сходились и расходились, пересекались, создавая эффект нереальности происходящего. Они отливали всеми цветами видимого диапазона, как в некоторых мирах, которые она посещала, отсвечивали полосы неба после дождя. Когда госпожа сенатор была маленькой, кажется, лет в семь, впервые попав в космос, она широко раскрыв глаза смотрела на криволинейные узоры гиперпространства, забыв обо всех и не реагируя ни на кого. Отец тогда ей сказал, что в ультрафиолетовом диапазоне картина несравненно красивее, и пообещал, что покажет, если она соизволит отобедать. Что человек не может видеть этой красоты, без специального оборудования. Зато запросто могут генозианцы и многие насекомоподобные алиены. Остался им в качестве подарка эволюции вот такой вот рудимент.
Как странно, что она вспомнила отца. Это с ней случалось нечасто. Только пару раз за двадцать лет в особо кризисных ситуациях, когда было безумно страшно или хотелось опустить руки и выть крайтон-драконом.
Какие глупости. Она справится. И выйдет победителем.
Победителем.
Она справится.
Неубедительно. Если бы ты произнесла это вслух, то голос бы предательски задрожал.
Имперский разрушитель – это не шутка. Это серьезно.
Достаточно серьезно, чтобы вспомнить всю жизнь и попрощаться с ней.
Жизнь? А была ли она? Что ты помнишь? Демагогические заседания в Сенате, бесконечные и пустые? Дипломатические миссии, официальные визиты, подковерные игры? Все это ерунда и не заслуживает внимания. Детство? Оно было так давно, что кажется, будто ты всегда была такой: слегка усталой от жизни, мудрой и взрослой.
Мудрой. Хм. Не очень было мудро похищать планы, да еще и удирать от Дарта Вейдера.
Вейдер. Темный Лорд ситхов.
Сколько же она его знает? Целую жизнь. Целую политическую жизнь.
А у тебя есть жизнь? Ты живешь?
Разве не началась эта самая жизнь, когда ты приказала нарушить закон?
Когда отдала приказ идти против власти.
Против власти, против закона, но не против совести.
Как глупо! Если б тебе было двадцать лет, подобная наивность заслужила бы снисхождения. Но ты старше.
Много старше.
Зачем все это? Ради совести? Или просто сбросить груз лет? Начать снова дышать.
Жить? Выбраться из плена?
Надолго ли? Пять минут. До того как их расстреляют.
У него не дрогнет голос отдать эту команду.
Дарт Вейдер.
Ты слишком хорошо его знаешь.
«Я справлюсь». Твоя мантра. Извечная мантра.
Не помогает. Сегодня и сейчас не помогает.
Белые одежды. Ледяной взгляд. А внутри ураган пламени. Сомнений, сожалений.
Вернуть бы все назад.
Насколько назад?
Оказаться в столице на два года раньше. Оказаться в политике на два года раньше.
И чтобы бы изменилось?
Белая королева. Хорошая девочка своей семьи. Пленница имени.
Тогда, оказавшись на Корусканте, ты была еще молода для власти, а Сенат уже утратил свое значение.
Но ведь тебе и власть не была нужна?
Но тогда зачем всё?
Бессмысленная жизнь? Прожитая зря? За кого-то?
Ты статист. Вот и весь фокус.
Вейдер знает кто на борту. Он может захотеть провести расследование. Выяснить, почему она так поступила. Может захотеть устроить дознание.
Взять Тантив на абордаж.
Ну и что с того – это будет лишь отсрочка. Все одно: смертный приговор за государственную измену или погибнуть во время боя.
А если:
«Нет», – с сожалением выдохнула сенатор, – «нет».
Ах, как обидно вот так потерять все – в двух шагах от победы.
Даже нет, не обидно. Обидно – это не то слово. Оно не отражает всю гамму эмоций, чувств, ощущений. Не показывает волну страха и нежелания умирать. Волну отчаяния и робкой надежды.
Надежды? Ты на что-то надеешься?
На что?
Неужели на Лорда Вейдера? Жесткого человека? Помощника Императора. Его палача? Беспринципного врага.
Жесткий да, это есть. Палач? Скорее исполнитель воли. Олицетворение закона. Беспринципный – это не его эпитет. Неподкупный – его.
Увы. Если б его можно было подкупить!
Человек-загадка. Без капли честолюбия. Без желания властвовать.
Только выполнять свою работу и уходить в тень, позволяя другим пожинать лавры.
А ты разве не такая?
Страшная мысль, приходит в голову, гораздо страшнее всех мыслей о смерти: «Что же его так обожгло? Нет, не его. Что же так обожгло меня, что двадцать лет я проспала, прожила по инерции?».
Мысль пугает, ее перебивает другая, силовые линии расплываются в глазах, и она не слышит, как к ней подходит капитан и что-то говорит.
– Мэм, – он повторяет чуть громче, таким тоном звал отец, когда ей снились кошмары. Привести себя в порядок, вдох, выдох, теперь можно повернуться.
– Что случилось, капитан? – голос спокойный и ровный. «Не раскисать», – говорит она себе. И сразу же появляется щемящее чувство где-то глубоко внутри, под гортанью, но глаза остаются сухими, они давно сухие. Сколько же лет она не плакала? Больше пяти? Десяти? Или все двадцать? Она не помнила.
– Через минуту выходим из гиперпространства, – капитан напряженно ожидал команды. Нет, не команды, приговора.
– Каковы наши шансы, капитан?
Кривые линии гиперпространства вспыхивают красным. Это иллюзия, но от нее идет рябь в глазах, и на белые стены Тантива, туда, куда она кидает взгляд только затем чтобы не смотреть в глаза офицеров, падают темные блики.
– Если все будет в порядке, то у нас будет несколько минут до появления преследователей, – отвечает капитан. – Они не ожидали, что мы уйдем. Им нужно было разогнаться и рассчитать точку выхода. Думаю, на три-четыре минуты мы может рассчитывать, а то и на все пять.
– Значит, мы успеем передать информацию? – уточняет она.
– Да, мэм.
– Что ж, капитан, давайте, выполним, что должны.
– Есть, мэм.
Словно в замедленном сне, как ей кажется, хотя на самом деле молниеносно, капитан поворачивается к команде и отдает приказ:
– Выходим из гиперпространства.
– Есть, сэр.
– Начать передачу сообщения.
– Все частоты заблокированы, сэр.
– Как такое может быть?
– Сэр, слева звездный разрушитель. Еще один справа. Приказывают нам остановиться.
– Энергию на двигатели, полный вперед, курс 1,1,4.
– Но так же мы войдем на полном ходу в атмосферу планеты!
– Они не смогут пойти за нами. Маневренность у нас выше. Выполняйте.
– Есть сэр.
Рубка озаряется пламенем. Ударная волна достигает световую и их бросает на пол. Становится жарко.
Капитан поднимается на ноги и кричит:
– Повреждения?
– Задеты системы связи, немного зацепили двигатель, вышла из строя система обороны.
– Мы еще может маневрировать, – говорит капитан, но быстро сникает, заметив выходящий из гиперпространства корабль.
– Лорд Вейдер, – с отчаянием произносит кто-то из офицеров.
Сенатор нервно усмехается. Как театрально и смешно!
Завершающий аккорд, оставили Милорду.
Если у жизни и есть какое-то одушевленное чувство – то это она, ее величество Ирония.
– Это конец, – безнадежно говорит капитан.
Все бессмысленно.
Их дерзкая попытка не удалась. Рухнула последняя надежда.
«Мы изначально знали, что это невыполнимо. Но попытались. Это уже неплохо».
Что ж, только этим тебе остается себя успокаиваться, госпожа сенатор: тем, что ты пыталась.
Последний залп, озаряющий их лица, вновь бросающий их на пол.
И следующая мысль за этим: «Мы живы? Мы еще живы?».
– Повреждения? – устало спрашивает капитан.
– Двигатели уничтожены. Они готовят луч захвата.
– Внутренняя система связи работает?
– Да.
– Капитан, что вы задумали? – спрашивает сенатор, и голос ее НЕ дрожит. Главное – это выдержка. Еще один урок из детства.
– Мы им так не дадимся. Остается одно: умереть во время попытки оказать сопротивление.
– Капитан:
– Это лучше, чем сгнить в тюрьме, госпожа сенатор. Я поведу за собой добровольцев.
Она отворачивается к экранам. К звездным разрушителям.
– Хорошо, капитан. Я не могу ни вам, – устало соглашается, – ни вашим людям приказывать, как выбирать свою смерть.
– Мэм, все было не зря. Не вините себя. Это был наш выбор. Возьмите, – капитан вкладывает ей в руку свой бластер и уходит из рубки.
– Прощайте, капитан, – полушепотом говорит она ему вслед.
Так ее и находят спустя полчаса: безучастно ожидающей своего ареста. С бластером в правой руке, не снятым даже с предохранителя. Бластер отбирают, но на всякий случай ведут под прицелом.
В коридоре конвой наталкивается на Вейдера.
Случайно? Или он ждал их?
– Лорд Вейдер, госпожа сенатор Чандриллы, Мон Мотма, – докладывает штурмовик, – при аресте сопротивления не оказала.
