Текст книги "Последнее предупреждение"
Автор книги: Лита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
Лайтсейбер в руке, Сила в союзниках, черная фигура прямо по курсу: и совершенно ошеломляющая фраза, разрушившая пафос момента.
– Зачем ты пришел?
На такие инсинуации поневоле отвечаешь только правду – как правило, просто от неожиданности.
– Мне нужны планы.
– Всем нужны планы. Займи очередь.
– Что, прямо в тюремном блоке? – перебранка, конечно не чета файтингу, напряжение сбросить помогает. Все же, в процессе ругани с ближним ты скорее действуешь, чем думаешь:
С БЛИЖНИМ?!!! НУ, УЖ НЕТ!
Между тем Вейдер смерил Кеноби оценивающим взглядом. Да, реакция друг на друга у них однозначная: препираться до потери пульса, едва оппонент возникнет в пределах видимости. В прошлый раз Энекин его чуть не потерял: и сегодня желает реванша? Судя по внутренним ощущениям – нет. Мелкая месть – это в буквальном смысле «мелко», да и удовлетворение от победы над этим: стариком, – Темный Лорд едва заметно поморщился. Нет, Оби-Ван – это пройденный этап. Все. А, если так – с фарсом стоит завязывать.
– Там нет лишних охранников.
– Значит, убьешь меня сам? Без суда и следствия? Как по-имперски!
Равнодушное пожатие плеч. Надо же, научился придворным манерам:
– У меня нет времени на глупости. И, тем более, нет времени на ТЕБЯ.
Лучше бы в него ударила молния. Немыслимо, невероятно: настолько, что оставалось лишь тупо переспросить:
– ЧТО?!!
– Бери контрабандиста, корабль и проваливай. Нужно по слогам?
– Я думал, ты отомстишь:
Удивление? Обида? Раскаяние? Пожалуй, все это – и еще пару дюжин эмоций сверху. Оби-Ван – трогателен и беззащитен? Смешно! И выглядит поразительно жалко: что подтверждает верность тактики. Такие отношения – порочный круг, подпитываемый эмоциями. Убери этот двадцатилетний фантом и увидишь правду. Вместо врага – старик, чья жизнь осталась в прошлом. Вместо друга: а вот здесь пустота. Мелочи со временем сглаживаются, но через предательство не перешагнуть.
– Ты – мое прошлое, Бен. Им и оставайся.
– Я тебя победил, и теперь ты:
– Я – Лорд Империи.
Да, он – Лорд. А ты: кто еще помнит твое старое имя, Оби-Ван Кеноби? Пара замшелых историков? Или – кучка неоперившихся юнцов, грезящих подвигами?
– И тебя проклинают на каждом углу!
– Жалкий аргумент, – Вейдер внезапно становится серьезным, это видно, несмотря на маску. Аура силы и власти, окружающая фигуру, вряд ли позволит ошибиться.
А ведь он прав, этот: паразит. Выиграл без единого выстрела, как говорили в старину. И от этой правоты хочется биться головой о стену: или тихонько удавиться в соседнем освежителе. Потому что:
– Ты был мне другом, Оби-Ван. Ты был мне учителем – и лишь поэтому я не поворачиваюсь к тебе спиной. Поединка не будет. Тебе ПРИДЕТСЯ с этим жить.
– Почему?..
– Здесь командую я, – холодный металл в обманчиво тихом голосе. – У вас два часа на отлет. Потом – выбросим в спасательной капсуле.
Он мог выполнить такую угрозу. Впервые в жизни Оби-Ван Кеноби уважал своего ученика. И, так же впервые, искренне ненавидел.
Взмах меча. Поворот. Шаг. Еще.
Два солнца слились в один круг – полдень. Время, когда исчезают тени и наступает непереносимый зной.
Жаркий ветер поземкой по пустыне поднимает песчинки, скользит по щекам, слегка охлаждая кожу.
Новый удар.
Бен Кеноби пока не вернулся, и Люк откуда-то знал, что скоро его не увидит. А жаль. Скорее всего, он неправильно тренируется, но сидеть и ничего не делать юноша не мог. Выдернутая из недр архива информация о фехтовании на мечах, где первым делом идут шаги и упражнения на общую физическую подготовку, энтузиазм и свободное время выгнали его в самое жаркое время на улицу. Заниматься, заниматься и заниматься в ожидании Бена.
Прыгая с активированным мечом на песке, он внимательно сверял свои движения с теми, что транслировал ему маленький астродроид, найденный валяющимся без дела в мастерской дяди.
Шаг назад и быстрый выпад вперед. Возврат в исходное состояние. Колющий удар снизу.
Синий луч безжалостно рассекал воздух, уже ни один раз зацепив незримого противника.
Люк представлял себе, что сражается с Дартом Вейдером.
Полуденные солнца заливали планету, но Скайуокер не ощущал жары.
В голове стучал и прокручивался недавний разговор с Беном. Разговор, состоявшийся по дороге в космопорт, куда Люк подбросил чудаковатого соседа. Не мог не подбросить. Так как тот мог не вернуться, и не сказать главного.
– Скажите, как погиб мой отец?
Бен словно ожидая вопроса, сразу тогда отозвался:
– У меня был ученик, Дарт Вейдер. Он перешел на сторону Империи. И помог Императору выследить всех рыцарей джедая. Он предал и убил твоего отца.
Люк жадно впитывал каждое слово.
– Вейдера прельстила темная сторона силы, – добавил Бен, и вздохнул, – я думал, что смогу лучше Йоды обучить его, но ошибся. Это моя вина.
– Темная сторона силы? – внимание Люка было избирательно.
– Да, Силы. Вселенная окутана Силой. Именно она делает рыцаря джедая рыцарем. Способность чувствовать Силу.
– Я не понимаю.
– Это сразу и не понять.
– А почему Империи понадобилось убивать джедаев?
– Потому что джедаи были хранителями Республики и не дали бы установить диктатуру. Потому что джедаи были за свободу.
– То есть джедаи были на светлой стороне силы?
– Нет никакой светлой стороны. Есть Сила. И есть соглашение не пользовать её во благо своим эгоистическим интересам.
– Почему?
– Представь, что судья, будет судить не по закону, а исходя из своих симпатий – это правильно?
– Наверное, нет.
– Здесь тоже самое. Мы заранее наделены даром, которого лишена большая часть существ Галактики. И не могли не выработать какие-то этические нормы, не могли не отказаться от преимуществ.
– Но почему?
– Потому что так правильно, юный Люк. Так порядочно. Если ты сильный, то гораздо правильней, если ты будешь использовать способности на благо общества, защищая слабых, нежели обворовывая и нападая на них. Так?
– Ну, так.
– То же самое и здесь. Только джедаи наделены большим даром, чем обычной физической силой, и поэтому должны многое отдавать людям. И отдавали. Чистый альтруизм – настоящий, отказ от выгоды, аскетизм – вот главное отличие тех, кто служит Великой силе от тех, кто ушел на Темную сторону, заблудших эгоистов.
– Я хочу быть джедаем. Как и мой отец, – ответил Люк.
И вот теперь под свист астродроида, под аккомпанемент слов Бена, прокручиваемых в памяти, вновь и вновь, он, не жалея себя, пытался быть таким рыцарем.
Дарт Вейдер задумчиво наблюдал за отлетом «Сокола». Мон, спешившая на Татуин: Оби-Ван на Татуине: слишком много для простого совпадения. Неужели эмоции ослепили его настолько, что он не видит реальности за призраками? Возможно. Все возможно и все допустимо – кроме одного. Серьезные дела так не делаются.
Быстрый поворот – и внимательный взгляд на подобравшихся офицеров.
– Сделайте запрос на Татуин. Ключевое слово – Бен Кеноби. Отследите все контакты – с пометкой ЛИЧНО для меня – пусть местные пошевелятся. Под вашу ответственность, капитан.
Офицеры удивленно переглядываются – видимо, ожидали резкой отповеди. Возможно, и не только: еще одно наблюдение, нуждающееся в анализе. Что движет молодыми имперцами: страх? Или – уважение?
Черная мантия, вихрем взвивающаяся за спиной: Лорда сложно упрекнуть за медлительность. А губы под маской шепчут финальную фразу:
– Слишком уж много сюрпризов.
ГЛАВА 7. МОМЕНТ ИСТИНЫ
– Империя не будет вечной, – Мон резко вскинула голову.
Подыгрывать ей не хотелось. Эта маска уже надоела Вейдеру. У любого терпения есть своей предел. Но правда была еще и в том, что у него не было времени на все эти игры.
– Категоричные предсказания редко сбываются, миледи.
– Ничто не вечно, – безнадежно произнесла она, признавая его правоту, – всему приходит своей конец, – потом промолчала и добавила: – Люди не захотят быть винтиками...
– Вы призываете к анархии? – переспросил Вейдер.
– Нет. Конечно, нет! Люди сейчас настолько развиты, что сами без инструкций извне смогут выбирать чем и как себя ограничить.
– То есть: мораль, а не закон?
– Да. Этому процессу будет способствовать морально-этический кодекс. А роль государства нужно свести лишь к взращиванию совести в каждом гражданине.
– Как это было в Республике? Госпожа сенатор, а как же мы? Вся верхушка Империи родилась в старореспубликанские времена – и проповедует иные ценности. Что, плохо взращивали? Леди, хорошо ли вы подумали, предлагая подменять закон совестью?
– Закон – это слово. А его можно трактовать по всякому, – язык все стерпит. И творить беззаконие под высокими лозунгами. Выдирать понятие «закон» из контекста, отделять от интонации. А совесть – это ощущения, представления, образы, но не слова.
– Очень жалею, что отказался записывать наш разговор, Император был бы просто в восторге.
– Я не понимаю вашего сарказма, – сухо произнесла она.
Усмешка под маской.
– Мадам, ваши так называемые «свободные люди» будут еще более закабалены.
– Откуда такие выводы?
– Да, они не станут подчиняться приказам. Приказам со стороны. Но на смену внешнему диктатору вы хотите призвать внутреннего. Так называемую совесть, как мы с вами уже выяснили.
– Ну да, – недоуменно произнесла Мон, – в этом и заключается сама сущность свободы.
– Давай рассуждать здраво, что же получится... против произвола закона индивидуум может восстать. Если законы отмирают, они заменяются другими. И для этого нужен выплеск, невыполнение этого закона, даже бунт.
– А против совести...
– Вот в том-то и дело, что против совести человек бессилен. Ведь ее приказы он будет ощущать как свои. Ему придется дольше разбираться, что не так. И бунтовать против себя... если получится. Это несколько сложнее, чем отказаться выполнять чужую команду.
– Это будет весьма органичное общество...
– Своей суровостью гипертрофированная совесть превзойдет внешнюю власть. И на выходе вы получите общество дроидов.
– Это все софистика. Вы хотите доказать, что диктатура более выигрышна для психического здоровья нации?
– А вы хотите убедить меня, что совесть одного существа стопроцентно соответствует требованиям этики?
– Этика, – усмехнулась Мон. – Какая размытая категория. Хотя бы потому, что рассматривает отношение сущего к должному, имманентность которого заключается в непостоянстве и неопределенности.
– Имманентность совести в диктате и антагонизме к индивидууму.
– Я не согласна с тем, что мораль враждебна практическим интересам и естественным склонностям индивида...
– Наивный оптимизм.
– Но...
– Предположим, что в идеале так...
– В идеале? – возмутилась собеседница.
– Ответьте на вопрос. Общие моральные устои – высшая планка, или средняя величина?
Мон задумалась.
– Понимаю, что вы хотите сказать. Идеала не достичь, да и к тому же каждый будет поступать исходя из собственных понятий о нравственности. То, что «кодекс чести» одного индивидуума значительно ниже общей планки, я соглашусь. Но вы серьезно полагаете, что совесть одного существа не будет равнозначна законам, которые тоже не могут всегда выполняться? Или что произвол над личностью будет в любом случае?
– Я полагаю, что наш диспут доставил бы мне большее удовольствие, будь я философом, и мы бы находились вне тюремной камеры. Но я солдат. А вы заключенная.
– Для солдата, милорд, вы слишком образованы. У вас острый ум, гибкое мышление, да и держитесь вы чином выше. Что касается моего статуса, не вы ли мне говорили, что я официально мертва?
– Продолжайте.
– Но ведь вы знаете, что я хочу предложить...
– Начистоту? Знаю. И вижу, как вы прощупываете почву. Поверьте, это бесполезно. Можно до бесконечности обсуждать отвлеченные темы, но ни на йоту не приблизиться к пониманию истинных мотивов. Если, конечно, я вам не подыграю, или не скажу сам.
– Так подыграйте, милорд.
– А как же быть с семантикой слов? Интонацией и контекстом?
– Вы ждете откровенности от меня? От политика со стажем?
– От уже мертвого политика, мадам.
Мон вздрогнула. Потом взяла себя в руки. И решилась на прямой вопрос, на вопрос, за который любого гражданина Империи ожидал бы арест. Но ведь она уже задержана, даже более того, она уже официально мертва.
– Вы не предадите Императора?
– Ответ: нет.
– Даже если его политика губительна для Галактики?
– Не вы ли мне читали лекцию об этике и непостоянстве идеала?
– Я не шучу. Эта станция...
– С одной стороны ее возможности могут испугать. Но с другой, все зависит от целей использования. Например, для расчистки путей от астероидов. И потом, должно же быть оружие от внешних врагов.
– А не вы ли мне говорили, что совесть одного индивидуума может быть и зачастую будет менее этичней закона? Как доверить такую разрушительную силу человеку, который слаб? Мы же не можем постоянно сканировать его. Потом, я бы даже дроиду не доверила это оружие. Ведь его тоже программирует человек.
– Да-да. Все что зависит от человеческой надежности – ненадежно, старая народная мудрость.
– Это только соображения, которые исключают злой умысел, а исключать его никак не следует. Потому как есть много таких существ, разрушение у которых заложено в генах. Разрушение направленное либо на себя, либо на окружающих.
– И одно такое существо перед вами, – глухо произнес Темный лорд.
– Вы шутите! – воскликнула Мон.
– Нет. И вы это знаете.
Пауза. Сенатор принялась взволнованно ходить по камере.
– Нет, – сказал вдруг Вейдер.
– Простите? – удивилась она.
– Вы хотите предложить мне уничтожить станцию. Ответ: нет.
– Весьма неудобно беседовать со столь проницательным собеседником.
– Согласен. Но дело тут вовсе не в проницательности.
– Неужели в этих слухах есть правда?
– Да.
– И вы можете читать мысли? – Мон поежилась, обхватила себя руками.
– Могу. Причем даже те, которые вы еще не подумали.
– Это как?
– Не все мысли возникают осознано. Это только кажется, что они мгновенны и спонтанны. Зачастую подсознание проделывает огромную работу. Потом еще участвуют эмоции. В общем, по тому, что человек ощущает можно многое понять.
– И что ощущаю... я, – ее голос дрогнул.
– Страх.
– Неет.
– Не тот страх. Вы боитесь себя.
– Милорд в роли психоаналитика, – невесело усмехнулась госпожа сенатор.
– Вы спросили, я ответил. Поймите, что это просто еще одна возможность видеть многомерную картинку. Для вас мир – трехмерный, ну хорошо, с ощущением времени – четырехмерный. Редко, кто способен ощущать пятимерность пространства.
– А вы?
– А я живу в многомерном мире.
– Сочувствую...
– Не стоит. Ибо мой мир много красивее вашего. И я жалею, что для вас он недоступен.
– Как линии гиперпространства, – пробормотала Мон.
– Да, как они.
– А Император? Он знает, что вы можете читать мысли?
Ответ Вейдера поставил Мон в тупик.
– Да.
– И он не боится? – удивилась она.
– А вы боитесь того, кто знает ваш язык?
– Нет.
– Вот вам и ответ.
– То есть, Император обладает такими же способностями!
– Разве я ЭТО сказал?
– И именно поэтому вы отказываетесь участвовать в заговоре против него! – воскликнула она. – Поэтому все наши попытки обречены!
– Ну почему все? – пожал плечами Вейдер. – Вздумай Таркин дать залп по Корусканту или по шаттлу его величества...
– Опять этот ваш сарказм!
– Я просто говорю, что Император всего лишь человек, пусть наделенный властью и сверхъестественными для вас способностями, но все равно человек. И он смертен так же, как и вы, так же, как и я.
– Вот уж во что не верю.
– Мне бы ваше неверие...
– Постойте. Но если вы можете читать мысли, то, значит, можете и внушать их?
– Да, могу.
– И у меня нет никакой гарантии, что вы и сейчас мне ничего не внушаете.
– Нет.
– Весело.
– Вот тут мы с вами расходимся, мадам.
– Значит, вы можете внушать, руководить. И вы знаете, вы все знаете! И где базируются основные силы Альянса, и кто участвует в заговоре.
– Все, что знаете вы.
– Все?! – она замерла, нервно рассмеялась.
– Я даже знаю ваш любимый цвет.
– Белый, это очевидно.
– Увы, мадам, нет. Красный.
– Вздор!
– Но он вам не идет. Цвет волос не позволяет.
– Я в нем вульгарно выгляжу, – согласилась Мон.
– Вульгарность – это всего-навсего близость к народу, который вы защищаете... между тем вы возводите стену. Да. Даже от своих соратников по Альянсу вас разделяет пропасть. Отсюда это отрешение и усталость – в результате никому не нужный суицидальный поступок с Тантивом. И вот ирония, вы даже не станете мученицей, символом Альянса. Все впустую.
– Спасибо за анализ, о котором вас никто не просил, – разозлилась Мон. – Вы приняли решение, что со мной делать?
– Наконец-то этот вопрос. Я уже устал его ждать и не надеялся, – Вейдер помолчал несколько секунд. – Сенатор, прошу вас о прощении. Я намеренно вас разозлил. Дело в том, что подавленность, возникшую после открытия некоторых из моих возможностей, можно было устранить только сильной эмоцией. Злостью, например. Злость или гнев вызвать проще прочего.
– Но зачем?
– Союз возможен только между равных, а страх ставит вас в заведомо уязвимое положение.
– Так вы хотите согласиться!
– С поправками. Во-первых, Император останется. Во-вторых, Альянс прекратит свои игры с экстремистами.
– Я не могу решать за весь Альянс.
– Леди, вы лжете.
– Император. Мы его оппозиция. А вы предлагаете переметнуться. Это нормально?
– Вполне нормально. Вы хотели завербовать меня, неважно в каком качестве: союзника или слепого орудия,– а я вербую вас.
– От вашей фразы несет за километр службой безопасности.
– Зато она отражает суть.
– Мы хотим свергнуть Императора.
– Конечно, хотите. Уже очень давно хотите, мадам. Кажется, все двадцать лет.
– А он знает?
– А вы как думаете?
– Но тогда почему...
– Потому что он не тиран, не чудовище, не кровожадный диктатор, каким рисуют его ваши пропагандисты. А что касается власти, она такая, какую заслуживают подданные.
– И Император...
– На самом деле, поверьте человеку, читающему чужие мысли и видящему всех без прикрас и лицемерных масок, среди правящих элит никого более достойного нет.
– А вы?
– Я солдат.
– Что это за солдат, который не хочет подняться выше?
– Но ведь и вам не нужна власть?
– Нет, не нужна, – удивленно в первую очередь для самой себя подтвердила Мотма, – мне нужна справедливость.
– Настолько нужна, что в вашей жизни просто нет ничего больше. Вы убили все в себе и живете только общественным долгом.
– Разве это плохо?
– Это – страшно.
– Страшно?
– Для других страшно, мадам. Ради справедливости вы подставили тысячу человек экипажа корабля и несколько миллиардов существ Альдераана. И после этого вы рассуждаете о жестокости Палпатина и о недопустимости этой станции в руках патологически нездорового человека.
– Я, возможно, соглашусь, что с дикторскими полномочиями я поступила бы много хуже, чем Кос Палпатин, что была бы, вероятно, более жестока и слепа. Но ведь мы как раз таки и хотим восстановить демократическую форму правления, чтобы избавить Галактику от возможного произвола монарха.
– Произнесите вслух ваши последние слова и спросите себя: они принадлежат профессионалу, разбирающемуся в вопросах социологии, истории и политологии? Или фанатику? Агитатору-пропагандисту?
– Вы имеете в виду, что насадить что-то искусственно нельзя?
– Именно так.
– Но...
– Можно только подготовить почву для будущих перемен. Это трудоемкий и растянутый по времени процесс. И – практически невозможный при часто сменяющихся руководителях. А революцией вы своего не добьетесь.
– Все пойдет по кругу.
– Именно.
– Мне осталось только признать, что вся моя жизнь была пустой и перерезать вены. Вы этого добиваетесь, милорд?
– Какая патетика, мадам. Лучше подумаете вот над чем: если Император знал об Альянсе и ничего не предпринимал, значит, какую-то роль он играл в политическом устройстве государства. И не столь уж маловажную.
– Вы хотите сказать, что в отсутствии гражданского общества, участвующего в управлении государства, диалог шел с оппозицией?
– А вас не удивляет, что многие ваши идеи уже воплощены? Например, вопросы здравоохранения и образования.
– Ну, тут скорее речь идет о военно-промышленном комплексе. Понятно, что в дикторских режимах всегда процветает наука, обслуживающих военных.
– А социальная программа? А медицина?
– Государству нужны ресурсы. Нужны матери, нужны солдаты. Поэтому оно вынуждено вставать на сторону людей.
– А оппозиция, простите, на чьей стороне? – поинтересовался Лорд с видом полнейшей наивности.
– На стороне свободы, – огрызнулась Мон.
– Мы вернулись к началу разговора. Что лучше для социума – мораль или закон.
– Наверное, и то другое, в своих оптимальных пропорциях.
– Неужели? И не одна мораль? – поинтересовался Дарт Вейдер не без сарказма.
– Что вы от меня хотите? – не выдержала Мон.
– Что бы подумали и, наконец, решили для себя хоть одну из дилемм.
– А вы?
– Разве мы не начали диалог? Я выдвинул свои условия.
– Я не понимаю, какая ВАМ выгода от Альянса?
– Людской ресурс. Нужна опора. Среди тех, кто активен, тех, кто ищет справедливость. Тех, чью энергию можно использовать в созидательных целях. Потому как потом будет поздно.
– Почему?
– Есть большая вероятность наступления коллапса. Системного кризиса.
– А вы утверждали, что категоричные предсказания не сбываются, – торжествующе ухмыльнулась Мон. – Почему Альянс должен помогать режиму, который сам себя разваливает?
– Из-за народа, во имя которого создан Альянс, судя по вашей агитации. Ведь ломка, она не проходит безболезненно. Вы не подумали о людях, а сенатор? Или ради идейной победы вы готовы отменить обязательства государства перед служащими, перед простыми людьми? Передать свое отчаяние о бессмысленности прожитой жизни не одному миллиону человек, работающему на Империю? Обесценить их усилия, внести нестабильность? И все ради пресловутой свободы, которая обернется анархией, разбродом и гражданской войной. Ох уж эти гуманисты!
– Это ваша пропаганда?
Дарт Вейдер промолчал, подбирая слова. Потом медленно заговорил:
– Помимо чтения мыслей, что абсолютно не сложно, я могу видеть будущее. Не всегда и не целиком.
– Будущее? – удивилась Мон. – Но как?
– Так же, как вы смотрите сны. Видения будущего сами наплывают. Ими нельзя управлять, промотать вперед или назад.
– То есть вы не можете посмотреть, что будет через, скажем, полгода?
– Нет. Я вижу только то, что мне показывается.
– Будущее, неужели оно инвариантно?
– Почему? Очень даже не инвариантно. Постоянно в движении. И всегда зависит от прошлого. От каждого слова. Например, вчера мне внезапно показались размытые картины того будущего, которого уже не будет. Будущего, у которого в прошлом, на «Тантиве» были не вы, а принцесса Органа. Так вот, в том будущем нет ни меня, ни Императора. У власти Альянс, но государство расколото и идет война между Новой Республикой и Империей.
– Почему вы мне все это говорите?
– Почему я позволил вам узнать так много о себе?
– Да.
– Как ни парадоксально, для того, чтобы вы мне доверяли.
– Вам? Зная, что вы можете манипулировать, читать мысли, видеть будущее?!
– Да, мне. Чтобы мы не тратили время на пререкания, и вы доверяли моему мнению и моей интуиции.
Мон горько усмехнулась.
– Доверять. При этом ощущать себя слепой, глухой и в придачу полнейшей дурой.
– Как это ни странно, вам нужно было подтверждение моего авторитета, чтобы поверить.
– Вы давите на меня.
– Я уже ухожу. Проанализируйте сами, что будет, соверши вы переворот и затей свои реформы. И спокойной вам ночи, сенатор... если ваша совесть позволит вам уснуть.
Уже прошло несколько часов, как Вейдер ушел, а Мон Мотма, сенатор от Чандриллы продолжала мерить шагами свою камеру. Что-то пошло не так. Совсем не так.
Прорыв мыслей произошел спонтанно. И правда её поразила.
Ей, действительно, хотелось подтверждений его авторитета.
Для...
Это сумасшествие, сказала она себе. Синдром заключенного, который проникается симпатией к тюремщику. Феномен, известный всей Галактике.
Не лги сама себе. Это проявилось у тебя задолго до того, как ты попала в плен.
Задолго до того, как Кос Палпатин стал называть себя Императором.
Не лги, а вспомни.
И Мон нырнула в поток прошлого.
ГЛАВА 8. ЗНАКОМСТВО
Световые блики скользили по лицам посетителей ночного клуба, голова кружилась, видимо, сказывалось действие алкогольного коктейля, выпитого для храбрости. Хрупкая девушка в белом сидела на мягком диване и пыталась расслабиться. Да, нервы были, мягко говоря, напряжены. Все-таки не каждый день убегаешь из дома.
Что будет дальше, она плохо себе представляла. Возможно, вернется обратно, когда начнется паника. Когда придут за ней и примут ее условия. И никак иначе.
Странно как подействовал на нее этот коктейль. Ей казалось, что она может читать мысли окружающих. Нужно будет спросить у официанта что он ей принес. Вообще-то она ни разу ничего такого не пила. За ней строго следил целый штат воспитателей вкупе с роботом-секретарем. И если воспитателей можно было обмануть или подкупить слезами, то этого несносного дроида ничего не пронимало.
Зато теперь можно было быть собой. Долой все запреты. Из нее делали дрессированную куклу. Плевать. Их воспитание породило в ней одно желание – быть невоспитанной.
Ночные клубы были под строжайшим запретом, и именно поэтому она пошла сюда. В самый скандальный. Где недавно выявили сеть наркодилеров.
– Милашка, ты одна? – горячий и липкий шёпот и точно такие же руки. Очень неприятно.
– Конечно, да, – отозвалась она, скользя рукой по бедру хама. Через мгновение бластер был у нее. Еще через мгновение – снят с предохранителя и уперт в бок липучки. – Ты сейчас встанешь и уйдешь. Понял, гад, – резко произнесла она. Надеясь, что употребила самые гнусные галактические выражения.
– Испугался. Да у тебя, солнышко, на лице написано, что ты не умеешь стрелять.
Солнышко нажала на курок, отвернув ствол бластера. Труп ей был не нужен. Только легкий ожог, боль.
Ее партнер взвыл от боли, на какой-то миг перекричав музыку.
Столик тут же окружила служба охраны клуба.
– Сдайте оружие и предъявите документы, – приказали ей.
Попалась и как глупо!
– Ребята, девчонка со мной, – раздался голос из-за спины, и на стол упала купюра, достоинство которой она не рассмотрела, – мы уходим.
Кто-то взял ее под локоть. И вывел из заведения.
– Будем знакомы, – проговорил незнакомец, – Хан.
– Лея, – сказала она и тут же себя обругала. Это же надо было сдуру назвать свое настоящее имя.
У незнакомца была хитрющая, но обаятельная улыбка. И синие глаза. Ситх знает почему, но это был любимый её цвет. И от него фонило безопасностью и одновременно приключениями.
– В первый раз в клубе?
– Ничего подобного! Посещаю его каждый день.
– Ага. Я тоже каждый день хожу по музеям.
– Вы не ходите по музеям.
– Ты, Лея. Не вы, а ты.
– Ты... благодарю за вмешательство. Сколько я тебе должна?
– А у тебя есть деньги?
– Глупый вопрос.
– Наверное, кредитная карточка?
– Да.
– И то, что тебя по ней в два счета вычислят, ты не подумала?
– Кому это может понадобиться? Я вполне самостоятельный и взрослый... – договорить она не успела, так как к клубу припарковался спидер начальника службы безопасности дворца. Лея юркнула за Хана.
Хан ухмыльнулся.
– Значит, удрала из дома, и сейчас тебя ищут?
– Не твое дело, – огрызнулась Лея.
– Ну почему – не мое. Я бы мог предложить тебе помощь, например.
– Какая тебе с этого выгода?
– Ну, во-первых, ты мне понравилась, я люблю храбрых людей, а уж когда это качество есть у девчонки...
– А во-вторых, ты думаешь воспользоваться моей кредиткой или даже запросить выкуп.
– Ты что читаешь мысли?
– Я не дура, Хан. И тебя спасает только то, что я тебе и вправду нравлюсь.
– Ты выстрелишь в меня?
– Если ты меня вынудишь.
– Так, я, кажется, попался, – Хан явно развеселился, – что дальше, мэм?
– Ты предлагал помощь. У тебя есть корабль?
– Да.
– Веди меня.
– Ну уж нет. Я не хочу получать срок за совращение малолетних.
– Ты не понял? Я угоняю твой корабль, вместе с тобой и с теми, кто там есть.
– Круто, – Хан улыбался во все лицо. От одного уха до другого.
– Не зли меня, я могу нечаянно нажать на курок.
Хан шутливо поднял руки.
– Ну тогда пошли, детка.
– Я. Не. Детка. Иди вперед.
– Ок. Какая интересная игра. Меня еще не похищали столь пылкие девушки.
Его явно позабавила ситуация.
– Заткнись, – Лея подтолкнула его бластером, – далеко до твоего корабля?
– Пару кварталов.
– Отлично.
Пару секунд они прошли в тишине.
– Солнышко...
– Я не солнышко, – огрызнулась она.
– Хорошо, не-солнышко, как скажешь. Скажи, почему ты удрала?
– Достали.
– Коротко и ясно. Но не слишком ли ты категорична? Тебя наверняка будут искать.
– Еще как будут.
– Подумай, они тебя любят, а ты так жестока.
– Любили бы не выдавали бы замуж за полного идиота!
– А, так ты сбежавшая невеста.
– Что-то вроде того.
– Как романтично. Я просто польщен, что ты выбрала меня. Ведь ты не считаешь меня идиотом?
– Нет.
Он повернулся к ней. Дуло бластера уперлось ему в грудь.
– Сегодня прекрасная ночь. Молнии в твоих глазах. Свет фонаря. Бластер. Знаешь, это определенно настраивает меня на романтический лад. И пусть меня посадят, или ты всадишь мне разряд в сердце, но...
Договорить он не успел. Лея выстрелила. В фонарь.
Осколки брызнули на тротуар.
Хан оценил.
– Ничего себе! Такой знакомой у меня еще не было. Определенно, я очарован. Ты богата?
Он, было, наклонился, чтобы поцеловать ее, но все испортил звук сирены.
– Скорее, – он схватил ее за руку. – Уже рядом.
Задыхаясь от быстрого бега, они влетели на территорию космопорта. Остановились и отдышались.
– Хан, – предупредила Лея, – перестань играть с огнем. Я убежала от жениха не для того, чтобы выйти замуж за кого-то другого.
– А кто тебе тут предлагал руку и сердце? – деланно возмутился Хан, явно насмехаясь над ней.
– Пошли, – приказала она.
Вновь бластер уперся ему в спину.
– Командовать ты умеешь. Стрелять тоже. А вот ругаться – нет.
– Как это нет?
– А вот так. Ты слишком вежливая, Лея. От тебя за квартал несет хорошим воспитанием.
– Разве?
– Например, в клубе тебе нужно было сказать «Отвали, ублюдок!» и все.
– Отвали, ублюдок, – повторила Лея.
– Не тот тон.
– Отвали, ублюдок.
– Уже лучше. Теперь поработаем над словом «заткнись». Говори лучше – захлопнись.
– Зах-лоп-нись.
– А ты способная, ученица, – хмыкнул Хан, – А вот и мой корабль.
– Этот? Такой старый!
– Зато самый быстрый.
– В каком это году он был быстрым?
– Эй, принцесса, – издевательски произнес Хан, и Лея испуганно вздрогнула, но довольно быстро сообразила, что он не знает ее титула и вкладывает другой смысл в это слово, – я тебе говорю, что это самый быстрый корабль, так верь мне. Он выглядит только так, но фору даст всем. А внешний вид – это специально.
– Зачем?
– Узнаешь. Проходи.
Они вошли внутрь.
Раздался приветственный рык, перешедший в бешеный вой.
