Текст книги "Последнее предупреждение"
Автор книги: Лита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)
Татуин. Хочет он того или нет, – песчаная пустыня, выжженная двумя солнцами, выжгла и его. В пору наивной юности, будучи падаваном, Кеноби на примере Корусканта считал, что именно люди меняют места обитания. А теперь понимал, что всё обстояло как раз наоборот: каждая планета наносила свой отпечаток на характер и облик людей. Смуглые татуинцы, сражающиеся с пустыней, вспыльчивые и горячие как песок – подтверждали эту гипотезу. Или вот взять, к примеру, Альдераан: здесь жили прямолинейные и суровые, в буквальном смысле закаленные люди. Люди, у которых самообладание и приверженность традициям считались основными добродетелями.
Его друг, Бэйл Престор Органа, являлся как раз таким настоящим альдераанцем. Хладнокровным и спокойным. Весьма стойким и мужественным. В любых обстоятельствах в прошлом. Может поэтому, когда рано утром Кеноби был бесцеремонно вырван из медитации вице-королем, и обнаружил, что последний находится в состоянии, близком к паническому, практически потеряв самообладание, – то сразу понял, что произошло нечто экстраординарное.
– Что-то случилось? – подняться с холодного пола и потянуться.
– Случилось... – пробормотал Бейл, усаживаясь в кресло, – в том-то все и дело, уважаемый, рыцарь, что случилось. Иблис: – он махнул рукой, – что толку объяснять, когда и так видно. Выгляните на улицу!
Бен подошел к окну. И взглянул в него.
В паре километров от дворца на покатый горный склон, отделенный гладью озера, садился и садился военный транспорт. Кеноби перевел взгляд наверх, невольно жмурясь от яркого света – ночь пролетела, как не бывало. В лазоревом небе Альдераана, в этом районе, чистом от кораблей, своей посадки ожидали сотни и сотни «иксов».
Истребители? Тут? Недалеко от дворца?
Странный маневр для Имперского десанта, – да и машины устаревшие. Нет, это кто-то другой. Интервенция со стороны соседей?
– Нападение?
– Если бы! – воскликнул Органа, и Бен понял.
– Альянс?
В ответ вице-король закрыл лицо руками и простонал:
– Как раз накануне имперского визита: что я наделал?!
Кеноби отошел от окна и сел напротив Бейла.
– Вам следует взять себя в руки. И рассказать, откуда взялось это великолепие.
– Взять себя в руки! Пожалуй, я лучше взял бы в них хороший бластер! – с отчаянием произнес Бейл и, вскочив со своего кресла, принялся рассказывать.
После Звезды Смерти Империя опомнилась и стала жестко подавлять все, что относилось к мятежу. Базы на Дантуине и Явине были уничтожены. Во внешних мирах, куда подалась часть повстанцев – шли жестокие бои. Ситуация складывалась не в пользу Альянса. В таком кошмаре он дал согласие приютить на время Иблиса и его людей. Но оговорил, что повстанцы прибудут после инспекции Империи, которую обязательно собираются провести из-за «Тантива». Однако Иблис прибыл раньше. И полностью игнорировал соглашение по своим людям. Одержимый только одним – новой гражданской войной, он словно забыл, что подставляет вполне мирный Альдераан.
– Что же делать, рыцарь, – слова, наполненные горечью и отчаянием, – Мон – потеряна и, вероятно, убита; Империя со дня на день постучит в мою дверь, а на Альдераане, как назло – Гарм Бел Иблис, и не один. Причем, я не мог, – просто не мог! – отказать ему в гостеприимстве. Учитывая ситуацию – это было бы практически убийством. Ему больше некуда пойти. Может быть, я старомодный дурак, продолжающий считать, что бросить соратника в беде – это подлость: не знаю. Меняться мне уже поздно: да сейчас, наверное, и незачем: ох! Кто же знал, что сенатор прилетит так не вовремя: и обставить визит подобным образом? Если бы я нарочно выдумал самую тупиковую из возможных ситуаций, то это бы она и была.
Кеноби молчал, думая о своем.
«Мда. Вот тебе и созерцание, и сосредоточение, и отрешенность от жизни. Разве теперь у него был выбор? Разве у джедаев когда-нибудь был выбор – жить так, как хочется?»
Все время с момента прибытия «гостей» прошло в колоссальном напряжении. Империя отчего-то не спешила, предоставляя отличную возможность – замести следы. Они с вице-королем носились по планете как проклятые, по двадцать часов в сутки, но так и не добились кардинального улучшения ситуации.
Трое суток ожидания тревоги. Старый рыцарь с трудом удержался от того, чтобы провести рукой по глазам. Оби-Ван Кеноби хронически не высыпался, и теперь возраст властно давал о себе знать. В глаза как будто насыпали по горсти песку, а шея жалобно похрустывала при движении. Джедай!!! В Ордене с него бы три шкуры спустили за такую подготовку... однако, Храм джедаев давно лежал в руинах, и именно это заставляло Бена сидеть здесь, во дворце, выслушивая пессимистичные прогнозы вице-короля, и стараться не вертеть головой в такт его перемещениям. Хаотичность жестикуляции и сбивчивость речи выдавали Органу. И Бен не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь альдераанца в таком состоянии. Видимо, нет. Даже тогда, когда было еще страшней, и угроза была гораздо серьезней. Разве Бейл не всегда играл с огнем: создавая Альянс, пряча Амидалу, воспитывая Лею? И хотя вице-король считал, что отец Леи погиб, но вряд ли бы изменил решение об удочерении, узнай, кем Энекин стал после смерти. Альдераанец всегда выглядел стойким человеком. Разве он не рисковал своей жизнью уже не раз? Тогда почему сейчас это смятение? Да, все они устали, но внутреннее чутье подсказывало: дело не только в утомлении. Бейла грызло что-то другое.
– Я благодарен вам за помощь, – продолжал свой бесконечный монолог Органа, отводя душу только в присутствии джедая, – и мы, несомненно, добились многого... но, если над моим дворцом больше не парят «крестокрылы», это еще не значит, что проблема решена. Мы же не можем заткнуть рот всем, кто их видел. Ситх! – неожиданно воскликнул альдеранеец, – и тут же примирительно добавил: – Простите. Я несколько не в себе. Но: если Альянс и Империя серьезно схлестнутся, на моей несчастной планете – станет более чем жарко. И сегодня, думая о будущем, я почти радуюсь, что Лея где-то далеко. Я, любивший ее больше рассудка!
Если бы джедай не знал бы вице-короля, то решил бы, что Органа – трус. Но это, конечно, было не так. Бен видел его в разных ситуациях: Бейл был всегда хладнокровен, когда опасность касалась его одного. Но ответственность за планету и своих людей – легла тяжким грузом. Особенно, когда в курсе ресурсов противника, а так же имперских методов, применяемых к виновным.
Ситуация и правда была «лучше некуда». Империя искала тайные базы повстанцев, искала и Гарм Бел Иблиса. И, по всему получалось, – вот-вот найдет. По принципу: «Зашел я как-то в песчаный краулер джаву поискать – а там целая банда тускенов. Ну и понеслось:»
Несмотря на трагичность ситуации, Бен невольно улыбнулся аналогии. Он сам лишь недавно начал понимать, сколь глубокий след оставил на нем Татуин. Истинный джедай, пожалуй, должен был сострить про ситхов и сепаратистов. А он: да, Оби-Ван давно перестал считать себя джедаем. Еще с Мустафара. Что не мешало ему понимать ситуацию и по-человечески сочувствовать Органе. По сути, все проблемы вице-короля вытекали из альтруизма – и упрямой верности кодексу чести. Он помог Падме – и начал вздрагивать при слове «Империя». Помог Мон, – и теперь Империя войдет в его дом, распахнув дверь сапогом. Помог Иблису – и, придя чтобы задать вопросы, военные обнаружат тут армию мятежников. Вот тогда и начнется кошмар.
Судя по данным выкладкам, благие намерения Бейла завели его прямиком в ад. И – не только его – всю планету. Однако, с точки зрения морали и ценностей, он поступил безупречно. Так почему?..
Кеноби вздохнул, внезапно вспомнив строчки стихотворения, засевшие в голове еще с падаванских времен:
Давно ли ум с фортуной в ссоре,
А глупость – счастия зерно?
Давно ли искренним быть горе,
Давно ли честным быть смешно?..
Ответом являлось: давным-давно, – и джедаю оставалось только сожалеть о том, что люди обустроили свой мир подобным образом. А также спрашивать себя, является ли глупостью тот идеализм, который он всегда считал отличительной чертой истинного рыцаря? Наверное, то, что приводит к таким последствиям, все же глупо. Вероятно. Но верить в подобное не хотелось.
За несколько проходов по комнате Бейл успокоился и уже почти деловым тоном продолжил:
– Я проанализировал все возможные пути. Если здесь будет тихо, а следователи удержатся в рамках закона и не спустятся на планету: я смогу отвертеться от обвинения в измене. Теоретически, как любят говорить мои советники по науке. Но, стоит имперцам хоть чуть-чуть покопать: – Органа глубоко вздохнул и кинул на собеседника полный отчаяния взгляд: – Представляете, что здесь начнется, если меня поймают на укрывательстве виновных в уничтожении той станции...
– Станции для взрыва планет, – высокий мужчина с жестким и волевым лицом решительно перебил короля и без приглашения занял его кресло. И хотя в таком состоянии Органа вряд ли был в состоянии сидеть, все равно, подобное поведение вошедшего граничило с наглостью. Кеноби оценил вызывающие манеры нового гостя, едва заметно поморщился – и вновь сосредоточился на словах.
– Бейл, вам всегда не хватало решительности. Вы сделали выбор, когда вступили в Альянс. Вы же ненавидите Империю: так к чему эти сантименты? Какой смысл бунтовать наполовину? Сомневаюсь, что Палпатин оценит ваши метания. Это все равно, что идти к вершине горы, делая два шага вперед и один назад. Вот, посмотрите на меня. СИБовские ищейки разыскивают нас по всей Галактике... и вряд ли для того, чтобы вручить цветы и медали...
– Это – сомнительные шутки! Вас так рьяно преследуют именно потому, что вы перегнули палку. Даже если станция и была столь опасна, как вы говорите, она не успела этого показать. А полтора миллиона смертей – это слишком для общественного мнения. И – слишком для меня лично. Я – политик, а не террорист. И – да, – я против подобных методов в Альянсе.
– Органа, ваши аргументы смешны, а общественное мнение уже двадцать лет повторяет лишь то, что говорит Император. И даже не морщится. Вам ли рассказывать, как делают такие вещи. Полагаете, нам стоило подождать, пока эта махина, к примеру, не взорвала бы Альдераан и уж тогда... вам стало бы легче? Миллионы наших смертей уймут вашу чувствительную совесть? Сами знаете, – они на многое пойдут, чтобы продемонстрировать остальным «закон и порядок», – нервное состояние вице-короля оказалось заразным, и Иблис тоже стал распаляться: – Так зачем отдавать инициативу? Дело в том, что вы – мыслитель, а не человек действия. Поэтому и обходитесь полумерами, вместо того, чтобы решить все раз и навсегда. А предводитель Империи – из другого теста. И за «половину измены» с вас спросит по полной, не сомневайтесь. Вы всегда были уклонистом: – оратор тоже поднялся на ноги, и сделал несколько шагов в направлении королю. – Признаю, этот раунд остался за ними. Кто ж знал, что проклятый врач так оперативно воспользуется ситуацией? Наши аналитики рассчитывали на промедление, проволочки. Хотя приспешники Палпатина и декларируют, что в их Империи все решается быстро, на деле они даже чихнуть не смеют без своего Властелина. В последние годы отчетливо наметилась тенденция к централизации власти и монополизации ее правителем. Не авторитаризм, а диктатура под маской монархии. И Звезда Смерти отлично вписывалась в такую концепцию событий. Палпатин стареет, и, почувствовав упадок сил, стал закручивать гайки, демонстрируя незаменимость. Казалось, это так логично... ха! Вы, конечно, извините за сравнение, но, в отличие от вашего Альдераана, где монархия – дань традиции и особо ничего не меняет, в масштабах гигантского государства жесткая вертикаль власти просто обречена на позорную смерть. От некомпетентности. Так мы считали двадцать лет назад – и спокойно выжидали, когда Новый порядок сдохнет естественным путем. Перейди мы тогда к решительным мерам...
– Нас бы просто растерзали. Простите, но это обсуждалось уже не раз, – и все мы сходились на одном: бывший Канцлер выбрал очень удачное время для переворота.
– Нет! Он СОЗДАЛ это «удачное время». Едва ли стоит приписывать то, что построено тяжким трудом и годами интриг какими-то хорошими обстоятельствами. «Растерзали», говорите вы, каков парадокс! Переворот стоил государству множества жизней. Сомневаюсь, что кто-то знает точное число, – даже сейчас, двадцать лет спустя. Кто-то погиб, кто-то предпочел не воскресать, – Иблис кивнул на безмолвно замершего в углу Кеноби. – Как бы то ни было, кровь потекла рекой, – а виноваты оказались мы. То есть – джедаи, но и мы – тоже. И тогда, и сейчас Императору удалось повесить на республиканцев всех покойников, – и насладиться победой. Даже наша победа была обращена в поражение парой своевременных интервью. Эта старая зараза поразительно умна – и к тому же способна внушить преданность. Пока за ним идут люди, Император неуязвим.
– А вам не кажется, что это не он внушает к себе преданность, а мы сами отталкиваем людей действиями вроде ваших? – вопросил Бейл Бел Иблиса, но его вопрос относился и к джедаю Кеноби.
В свете последних событий вице-король несколько пересмотрел свою гражданскую позицию, – как и собственное мнение о давно минувших событиях. И пришел к печальному выводу: ни тогда, ни сейчас он не вел себя наилучшим образом. Возможно, в силу половинчатости решений: тогда он позволил решать Оби-Вану, сейчас – Гарм Бел Иблису. И мечется между полюсами, предлагая кров обоим разыскиваемым преступникам. СИБ без труда выйдет на Альдераан – тут хватит и «Тантива-4». И – что потом? Надеяться, что проверяющий нас имперец будет слепым, глухим и жутко нелюбопытным? – горькая улыбка: – Да, естественно. Так и будет. А еще Император – пацифист, джедай и республиканец. На этом этапе вице-короля начала бить неконтролируемая нервная дрожь. Колоссальное нервное напряжение расшатало барьеры самоконтроля, поставленные волей и воспитанием. Аристократ в бесчисленном числе поколений, Органа никогда не боялся смерти. Но сейчас вся его выдержка и хладнокровие уступили место ужасу, стоило только подумать, как политические игры вице-короля аукнутся его народу. Новый порядок никогда не славился жалостью к изменникам. А еще вице-король практически не сомневался, что его бывший коллега имеет в отношении имперцев собственные планы. Вроде того, со «Звездой».
Органу не в чем было упрекнуть. Он пожертвовал бы своей жизнью, стойко и не колеблясь, но пожертвовать своей планетой – не мог. И только поэтому надменное отношение Иблиса к чувствам соратника Кеноби считал неправильным. Ведь сам-то Гарм Иблис отчего-то не захотел подставлять родную Кореллию, и прибыл сюда. И хотя Бейл делал вид, что не замечает иронию и снисходительные улыбки союзника своим тревогам, которые не мог скрывать круглые сутки напролет, но сдерживался уже с трудом. Неужели казавшийся монолитом Альянс пошел трещинами?
Если была бы здесь Мон, со своим здравым смыслом и идеей «чем меньше жертв, тем лучше», она бы помогла слегка подвинуть на место Иблиса. Но кто знает, где она, и жива ли вообще. Кеноби, когда был на Звезде Смерти, не почувствовал ничего, а ведь если бы она была в плену, он бы уловил ее страх, желание бежать, тревогу. Неужели она погибла?
«И сказать в утешение нечего. Говорить, что все будет хорошо, – ложь. И Бейл ее почувствует. Разделить ношу за судьбу планеты? Но я и так уже здесь, и останусь до последнего».
Кеноби не заметил, как выпал из разговора, сконцентрировавшись на мыслях и эмоциях, бушевавших в этом зале. Поэтому он пропустил момент, когда замигал аппарат связи, и как Иблис – так же стремительно, как появился, – покинул их. Но слова, которые отрапортовал подчиненный вице-короля, вернули рыцаря-джедая в реальность.
– Ваше величество, только что из гиперпространства вышел флагман Лорда Вейдера. Идет к орбите планеты. Главком приказывает вам подняться на борт.
Похолодев, Бейл осознал, что начали сбываться его самые мрачные предчувствия. Вот уж – повезло, так повезло! И ему захотелось натуральным образом завыть от душевной боли, вызванной лишь одним: невозможностью совместить свои идеалы с собственными же ценностями.
ГЛАВА 22. ПАУТИНА ПОЛУПРАВД
Тесная тропа петляла, сужаясь порой так, что над головой нависали скалы вместо неба. Было не по себе. Таких больших гор он не видел – привык к равнинной пустыне. Казалось, что скалы уходят в бесконечную высь и не заканчиваются там. Казалось, что звезды приютились в щелях камня, и подмигивают ему своим мерцанием.
Каменные стены давили и пугали. Ущелье, наверняка выглядело жутковато и днем, а уж ночью – и подавно: гигантская нависающая глыба серого камня, составляющая с основным утесом тупой угол. Склон, по которому без троса и специальных навыков не подняться даже физически сильному человеку, – вызывал ужас. Казалось, что гора раскололась и треть вершины, начав падение, зависла на доли секунды. Неуютно. И главное, некуда деваться, если она и в самом деле решит упасть. Люк обернулся – похоже, здесь тупик, а возвращаться никак нельзя. Что-то там сзади его ждало. Что-то опасное и необъяснимое. Откуда-то он знал, что если вернется, то непременно погибнет. Это было логично и несомненно. И он не удивлялся странному знанию. Не спрашивал себя, откуда оно пришло, и почему он так решил – сразу поверил в его истинность.
Ощущение жара, треск высоких деревьев. А, да, вот от чего он бежит: один из склонов был раскален докрасна. Что могло так расплавить камень? Неужели турболазерные заряды? Но небо было темным, и было ли что-то там, несущее смерть, он не мог разглядеть.
Люк провел рукой по лицу. Какие горы? Это же высотные здания, а звезды – это всего лишь огни подсветки. Как неуютно здесь. Предчувствие засады. Того, что опасность сзади. Ощущение хрупкости конструкций. Он принялся озираться по сторонам, и высматривать, куда можно отпрыгнуть, если стена решит рухнуть. Пульс участился, и бросило в пот. Отпрыгивать было некуда. Внимание привлекало одно окно, там было что-то тревожное, внушающее опасение. Что-то там происходило, что-то, решавшее его судьбу. Или не его? Он видел себя со стороны, как фигурку в белом, видел площадь, зажатую огромными зданиями, настолько огромными, что такими большими могли быть только дома в столице. И видел то окно, от которого веяло холодом и смертью.
И Люк побежал, не разбирая, куда и зачем, подальше от этого места, где нечем дышать. Сбилось дыхание, ноги стали ватными, но он не мог остановиться. Только бы успеть, только бы успеть...
Куда успеть и зачем он не спрашивал. Он знал, что надо успеть. Что у него один шанс из тысячи и почти не осталось сил и желания, кроме одного: добежать.
В глазах потемнело и все поплыло, но останавливаться нельзя, нельзя... за ним погоня, малейшие промедление – и всё. Он слышал один только звук – биение сердца.
Земля покачнулась и поднялась – это одна нога споткнулась и ушла, центр равновесия сместился и Люк – упал. Несколько мгновений резкой боли в области желудка и захлебывавшихся глотков воздуха, а потом он вскочил и, не понимая, где находится, уставился в обзорный экран. Синие линии гиперпространства и непроницаемая чернота космоса.
Сон. Всего лишь сон.
Сколько он проспал? Люк бросил взгляд на панель со временем, встроенную над дверью каюты. Пять часов... До Корусканта еще лететь три часа. Там, наверное, уже утро, и солнце восходит, освещая крыши домов:. Тех самых, которые он видел во сне? Юноша тряхнул головой. Ерунда! Не хватало еще поддаться дурацким суевериям. Вещие сны: но Люк не мог отделаться от мысли, что там, в глубине кошмара, он был кем-то другим. Близким – и одновременно незнакомым. Что бы все это значило? К сожалению, подобные вопросы в жизни Люка обычно оставались без ответа. Реакцией Оуэна Ларса на все странное, что происходило с племянником, было недоверие. И еще страх. Страх во взгляде тетушки, в сознании Люка прочно связавший слова «необычность» и «опасность». Общение с попечителем и, особенно, с Сидом заставило этот барьер несколько податься, но: Скайуокер сердито хлопнул ладонью по датчикам возле койки, включая освещение. До выхода из гипера – еще два часа. А заняться совершенно нечем. В одиночестве ему в голову лезли разные пугающие мысли, и Люку не хотелось думать, насколько они индуцированы проклятым сновидением. А еще ему не хотелось быть одному. Проверить, как там док? Сомнительно, что он сейчас спит. А Вейдер уже, наверняка, на месте... и Люк вдруг остро пожалел, что не полетел с ним на Альдераан. Он упорно старался позабыть о ситховом сне, но слова «Корускант» и «что-то случится» постепенно сливались воедино. И молодой человек затруднялся сказать, плохо это или хорошо.
Люк подошел к мед. лаборатории и прислушался к ощущениям. Так и есть: Линнард и Сид. Они что – всю ночь там просидели? Вряд ли, скорее всего, просто раньше проснулись. Линнард как никак отвечает за корабль и вынужден бодрствовать.
Когда Скайуокер ставшим уже привычным жестом открыл дверь в кабинет Линнарда, врач и Сид, преимущественно молчавшие до этого, тут же возобновили пикировку. Это зрелище тоже стало привычным. Скайуокер не знал, как эти двое разговаривают наедине, но в его присутствии доктор постоянно затевал какую-то язвительную болтовню. Как будто хотел отвлечь внимание своего пациента от другого объекта.
Надо сказать, что с момента их знакомства, наверное, за пару часов сна, старик стал выглядеть намного здоровее. Улучшился цвет лица, исчезли круги под глазами. Люк затруднялся сказать, насколько внешние перемены в Сиде основывались на действиях врача, и насколько они были обусловлены отдыхом. Что-то мешало юноше прямо спросить о роде занятий своего нового знакомого, – и это не могло не удивлять. Его чаще упрекали за недостаток дипломатичности, чем за деликатность. Возможно, подобная робость основывалась на поведении Линнарда, который ощутимо побаивался этого старика. До недавнего времени Скайуокер не задумывался, как ему удается определять людские эмоции. Теперь же он начал связывать свои способности с таинственной «Силой», о которой говорили Бен и Вейдер. А вот Сид в разговорах эту тему упорно обходил. Что было так же странно, как поведение Линнарда. Создавалось впечатление, что врач пытается помешать их беседам со стариком, – и Сида это пока устраивает. Люк сомневался, что доктор решится открыто противоречить этому внешне безобидному дедушке. От этого – ситха? – не исходило непосредственной опасности, но юноша хорошо помнил свою первую ассоциацию: смерч. Так что некоторая осторожность Линнарда была бы понятна. Однако тот вел себя прямо противоположным образом. Как птица, которая, изнемогая от страха, отвлекает внимание хищника от птенцов. В данном случае – от него, Люка. И Скайуокер упорно спрашивал себя: «Почему?». Возможно, пришла пора адресовать этот вопрос кому-то другому? На этой ноте Люк отвлекся от размышлений и прислушался к разговору, который неожиданно стал перекликаться с его тайными мыслями:
– Зейн, мне кажется – или вы подначиваете меня специально?
– Не понимаю, о чем вы.
– Понимаете. Я тоже могу быть очень въедливым, постоянно брюзжать и всячески доставать вас весь остаток полета. Если у вас есть медицина, то я выберу другое поприще. Например, бюрократию.
– При чем тут бюрократия?
– Ну, думаю, нет ни одной области жизни, где она оказалась бы не при чем. А я мог бы проверить вашу деятельность на соответствие стандартам. Соответствует ли нормам длина проводов в аппаратуре? Сколько секунд вы тратите на инъекцию? А, может, тут освещенность на пару единиц ниже, чем принято?
– Вот уж не думал, что кому-то захочется тратить время на такую чушь.
– Ничего, времени у меня хватит. Удивляюсь, как подобная идея не пришла в голову главкому – уж он точно знает все инструкции наизусть. Мне, к сожалению, придется заказать печатный вариант. Что же до чуши – знаете, Линнард, любой маразм становится приказом, если на нем расписывается Император.
Люк посчитал, что это – очень подходящий момент, чтобы вклиниться в разговор:
– Мне кажется, или вы стали гораздо чаще упоминать Его Величество в разговорах?
Фраза возымела потрясающий эффект: врач просто застыл с открытым ртом, думая о том, что будет, если мальчик пойдет чуть дальше и напрямую свяжет начало этих разговоров с появлением Сида на корабле. А вот Император не смутился. Обладая способностями, отсутствовавшим у Зейна Линнарда, Палпатин понял, что словесный выстрел Люка лег так близко к цели чисто случайно. Сила, помноженная на интуицию, возможно, юноша сумеет додумать мысль до конца, но это явно произойдет не сегодня. А ситх не собирался играть с ним вечно. Только до Корусканта, где ему снова придется стать Повелителем Империи. А пока, пока мальчишку стоит немного запутать. Чтобы все озарения протекали по плану:
– Именно так. Мы ведь приближаемся к Центру Империи на имперском корабле. Хотя власть Палпатина распространяется на все государство, столица по праву считается ее центром. И, возвращаясь назад, мы, естественно, думаем, кто и как нас там встретит.
– У вас неприятности? – юноша удивительно четко ухватывал суть.
– Ничего такого, в чем ты можешь помочь. Извини, – первый урок на тему «прямота не всегда хороша». Интересно, эту инструкцию Люк тоже «прочитает между строк», или в его сознании есть какие-то фильтры? Судя по реакции – похоже, прочитал. Интересно, но теперь стоит сменить тему. – Что до частоты упоминания Императора, теперь этот титул часто звучит в проклятиях. Особенно в устах Альянса. А еще, как я слышал, некоторые люди с окраин специально собираются по нескольку раз в день, чтобы его упомянуть и чуть ли не молятся. Как правило, это те миры, о которых почему-то забывали в Республике. Тебе ведь известно, что за двадцать лет наше государство несколько расширило свои границы? Например, твой родной Татуин стал его частью совсем недавно. Знаешь, как это произошло?
– Вроде бы, было восстание. У нас не любят об этом говорить. И на правителя не молятся, если вы на это намекали. Ведь это произошло до Империи.
– Никто не любит говорить о жертвах. Что до Палпатина – тут ты ошибаешься. Тогда он не носил титул Императора, но его правление началось еще в республиканские времена. Если ты читал учебники...
– В учебниках Старую Республику стараются не упоминать, – вмешался Линнард. – Или упоминают очень скупо. Вероятно, считая, что нынешняя элита была бы рада забыть некоторые подробности своей биографии.
Такая ремарка снова навела Люка на размышления об отце. Эти двое явно знали больше, чем говорили, однако, сознание форсъюзера зафиксировало еще один любопытный факт. Который юноша решил немедленно прояснить, не откладывая в долгий ящик:
– Сид, вы называете Его Величество по имени. Это бравада – или...
– Нет, ты прав. Мы действительно знакомы лично.
– И он дал вам разрешение называть себя «Палпатином»? – недоверчиво вопросил Скайуокер. «Сид» ухмыльнулся:
– Я называл его «Палпатином» еще в те времена, когда он и не помышлял ни о каком титуле. А теперь я слишком стар, чтобы меняться.
– Вы – самый изворотливый человек из всех, которых я знал. Включая доктора Линнарда, – честно ответил Люк. Врач хмуро пробурчал: «Спасибо!», – а улыбка старика стала шире:
– Неужели изворотливее Кеноби?
Юноша задумался. Да, Бен тоже был из категории «палец в рот не клади». Он знал Люка всю жизнь и всю эту жизнь упорно молчал о его отце и своей роли в событиях, приведших его к гибели. А в том, что джедай в них участвовал, Скайуокер уже не сомневался. Как и Сид. Понимание пришло столь внезапно, что Люку захотелось постучать кулаком по лбу, ужасаясь былой слепоте. Те разговоры – старик говорил иносказательно, но явно не с чужих слов. Он был там. Видел. Знал. Теперь молодой человек смотрел на Сида новыми глазами – и начинал понимать нервозность Линнарда. Пока он идет ровно туда, куда его направляет этот старик. А тот только мучит его душу загадками, лишая вожделенных знаний. Не обманывает, нет. Просто – умалчивает.
– Похоже, ты хочешь меня о чем-то спросить, юный Скайуокер? – странно, но в голосе Сида слышалось почти одобрение. Люк удивился: если бы кто-то другой подумал о нем такие вещи, как он – о собеседнике минуту назад, юноша бы, несомненно, обиделся.
«Сердиться на правду просто грешно. И – глупо», – прозвучал в его голове мягкий голос старика. – «А радуюсь я тому, что тебя не так уж просто обмануть. Так, куда мы летим – многие попробуют. Не сомневайся».
Понято и принято. Подобную логику Люк понимал очень хорошо. Однако мыслительный процесс не помешал ему быстро задать свой вопрос. Пока собеседник не передумал:
– Вы знали моего отца?
– Конечно. Ты и сам это понял.
– И – сыграли какую-то роль в его гибели? – спросил и понял: не так. Он ошибочно построил вопрос – так говорили чувства. Однако, не подсказывая, КАК будет правильно.
Вот теперь Сид не улыбался.
– Если бездействие и промедление можно считать ролью – то да. А про гибель Энекина тебе лучше расспросить джедая Кеноби, – на сей раз, в его тоне звучало почти неприкрытое презрение. Слово «джедай» Сид практически выплюнул, из чего Люк заключил, что был прав относительно его стороны в новооткрытом форсъюзерском конфликте. Ситх. А Вейдер – тоже, кстати, ситх, называл себя «другом Энекина». Рыцаря джедая, или – тогда уже не джедая? Живо припомнив давешнюю притчу о юноше, выступившем против организации, Люк поднял на старика округлившиеся глаза:
– Вы намекаете, что Кеноби убил моего отца за то, что тот принял другую сторону в конфликте?
Раздался мелодичный звон – кажется, Линнард выронил пузырек, который вертел в руках во время беседы. Но Скайуокеру было наплевать. Он буквально впился взглядом в лицо Дарта Сидиуса и видел там... видел...
Люк внезапно опустился на пол, закрыв лицо руками. Ему казалось, что рухнула вся его жизнь. Бен, так подло обманувший его доверие, дядя и тетя, пугавшиеся Империи, как огня, неприязнь Оуэна к Кеноби, и все эти вечные недомолвки. Кругом одна ложь. Причем ложь особого сорта: она правдива. Собеседники искренне верят, во что говорят, и легко вводят его в заблуждения. Они точно знают, какие употреблять слова, чтобы Люк понял не то, что было на самом деле, а то, что нужно им. Ларсы, Бен Кеноби, даже Вейдер, хотя он преимущественно молчал, за что, пожалуй, стоило сказать спасибо. Линнард, искусно плетущий паутину, чтобы только молодой человек не обнаружил правду. И... Сид. Неужели он думает, что, после такого обмана он будет кому-нибудь верить?
– Не думаю, Люк, – сухая старческая рука легла на его опущенное плечо. Первым побуждением было стряхнуть эту непрошеную тяжесть, убрать помеху, нарушившую его горе. Юноша не хотел делиться переживаниями, но старик был на удивление настойчив.
