Текст книги "Последнее предупреждение"
Автор книги: Лита
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
«А раз так, может, это не наваждение, не забывчивость, не машинальность, а те самые способности? Та самая Сила, которую я совсем не понимаю.
Если я смог мысленно разговаривать с Леей, и даже читать ее мысли, почему бы мне так же мысленно не перенести предмет? Кристалл, например?
Я хочу узнать правду. Как бы горько мне бы не было. Пусть я снова потеряю отца, пусть я узнаю как он погиб и пойму, что все мои ожидания глупы и беспочвенны, но я прочитаю все. Вопреки предчувствиям».
А предчувствия и впрямь были необычны: таких противоречивых эмоций у него, пожалуй, никогда и не было. Тут была и радость, что, наконец, сегодня он узнает правду, непонятно откуда взявшаяся тревога и перебивающее всё разом предвкушение новой жизни.
Что он узнает? Что, если окажется, что прав Бен? Что тогда? Он на Имперском корабле, во власти Главкома. Бежать вместе с Леей и Соло? А если прав Сид? Тогда получится, что лгал Бен. Но зачем?
Клубок вопросов, разрешить которые можно, только протянув руку к консоли.
И Люк, активировав кристалл, дождавшись на экране вывода информации, сел удобнее, чтобы начать читать. Как:
Татуин! Он вскочил и нервно взъерошил волосы: так Энекин Скайуокер родом с Татуина!
Хоть тут ему дядя и тетя не лгали.
Его отец тоже родом с выжженной пустыни.
Люк попытался представить отца в столь раннем возрасте. Но не смог.
Наверное, он пропадал все время в мастерской. И, наверное, он делал все то же самое, что и Люк: они смотрели на одни и те же звезды, ходили по одним и тем же улицам. Татуин – неизменен, та же пыль, жара и песок, как темное небо с россыпью огней. Манящее небо.
Отец, видимо, тоже когда-то смотрел на закат и мечтал улететь. Где-где, а там, надо признаться, закат был очень красив: два солнца, оранжевое и красноватое садились почти одновременно, окрашивая небосвод в насыщенно алые тона. И приходила прохлада, так любимая всеми.
Прохлада, которая была в космосе. За что Люк его дополнительно любил.
Интересно, а отец?
Наверное, да. Ведь он был пилотом.
Или джедаем?
Люк вернулся к чтению.
Первая информация – конфликт на Набу. Читая по диагонали всё, что не касалось отца напрямую, пропуская описания двора Падме Амидалы Наберрие и разобранный отчет ее плана переворота, он жадно выхватывал только факты об Энекине Скайуокере. Слова той женщины в белом – подтверждались.
В других обстоятельствах он счел бы подобное – фантастикой, но в уголках страниц маячила сине-зеленая эмблема СИБ. А такие люди не занимаются выдумками. К тому же, кроме текстов, там были голограммы. И на них юноша впервые в жизни увидел своего родителя: сначала – мальчиком, затем – юношей, его ровесником. Молодой человек приостановил воспроизведение, прошелся по каюте и остановился у зеркала. Да: они, и правда, очень похожи. Волосы, глаза, губы, упрямая линия подбородка. Сразу можно сказать – близкие родственники. Но Энекин казался более энергичным, что ли, порывистым: сверкающим, как комета, в то время как он, Люк: ну, скорее, напоминал спокойную гладь озера. Он видел такие водоемы на картинках. Наверное, поэтому у него в жизни все происходит гораздо медленнее? Энекин делал – и побеждал. А он, его сын, слишком медлителен и задумчив.
Люк снова вернул первый отчет – Набу. Вывел изображение и долго смотрел на него, пока светловолосый и мечтательный мальчишка не ожил, не глянул в ответ. И вот тут горло свело от потери, так, что стало трудно дышать. Он вспомнил ту острую боль, о которой успел забыть, чуть повзрослев. Боль приемыша и безотцовщины. Отличного от другой ребятни, потому, что не было у него никогда отца. Отца, которым можно было гордиться. Отца, с которым можно было вечерами возиться в мастерской и слушать истории из разряда небылиц. Верить им и хвастать перед друзьями, обещая, что папа всем покажет, что он самый-самый. А потом, повзрослев, скептично улыбаться над фантастичностью сюжетов и раздраженно отмахиваться от новых фантазий родителя.
Стало душно. Люк мог бы выставить себе более комфортный микроклимат, но не стал этого делать. Вместо этого он дошел до освежителя и плеснул себе в лицо холодной воды.
Вода – драгоценность, что на Татуине, что здесь, в космосе. Зато есть миры, где она разлита по поверхности и еще и падает с неба.
«Я обязательно там побываю!» – пообещал он себе.
Интересно, а на Дагобе бывают дожди?
Дагоба. Место, где живет еще один джедай. Интересно, чтобы тот наврал Люку, говоря полуправдами?
Но мой отец был джедаем. Об этом говорил Бен. И та женщина. И данные с кристалла.
Да, был. А дальше. Когда он с ними разошелся?
Люк вернулся в комнату и снова сел за чтение, пытаясь вникнуть сходу в официальные строчки и сконцентрироваться на новой информации. Поначалу мысли и эмоции сбивали его, но чтение становилось увлекательней, и он совсем потерял счет времени, ощущая, что разом проживает сто жизней.
Но на деле всего лишь сорок стандартных минут юный Скайуокер просматривал файлы – краткие, написанные казенным языком отчеты о событиях из жизни отца.
За сухими строчками биографии был человек. Человек, о котором пока он знал только, что тот был героем, видимо, любил его мать, и погиб молодым, успев оставить миру его, Люка. Оуэн не любил говорить о брате, – хотя вряд ли они были прямыми родственниками, слишком во всем не схожи, – и теперь Скайуокер отчасти понял, почему. Отчасти. Потому как жестокие слова Сида не выходили у него из головы. Могущественная организация: пресловутый Орден Джедаев, о котором говорил Бен Кеноби. Да и в записях это название часто встречалось. Энекин Скайуокер, рыцарь Ордена: Люк вернулся к экрану, и, убрав картинку, вошел в ГолоНет, написав в строке запроса «джедаи». Информации появилось крайне мало.
«Джедаи, см. также Светлый Орден (происхождение названия – неизвестно) – полурелигиозная организация времен Старой Республики, совмещавшая полицейские, военные и дипломатические функции. Руководилась Советом Ордена, состоящим из Магистров, контролировалась Сенатом, выполняя его распоряжения. Главная резиденция – Храм Джедаев, располагался на планете Корускант (в настоящее время – Центр Империи). Одновременно являлся учебным заведением закрытого типа. Орден выступал против контактов своих учеников (падаванов) с биологическими родителями, разрывая все семейные связи, а также накладывал запрет на заключение браков и рождение детей, объясняя это своей философией. Новых джедаев Республика обнаруживала, используя обязательное тестирование всех младенцев (см. также – «мидихлориане» ).
Во время Войн Клонов рыцари Ордена стали командирами отрядов из клонов и храбро сражались с сепаратистами (см. также Войны Клонов). Однако, с окончанием войны, руководство Ордена при поддержке ряда сенаторов предприняло попытку силой оружия свергнуть главу правительства. Итогом стали так называемые «дни слез» на Корусканте, взрыв резиденции Ордена и объявление членов данной организации вне закона.
В настоящее время считается полностью уничтоженной руками Дарта Вейдера, Лорда ситхов».
Последняя ссылка тоже оказалась активной, и Люк, секунду поколебавшись, нажал на клавишу. Какой-то внутренний барьер мешал ему просто ввести имя попечителя в поисковик, как он поступил с Зейном Линнардом. Это напоминало: подсматривание. Но сейчас юноша не устоял. Текст на экране сменился: там появилась знакомая маска и пара сухих строчек:
«Дарт Вейдер, он же Темный Лорд он же Лорд ситхов. Представитель Темного Ордена, тысячелетиями являвшегося идеологическими противниками джедаев. Раса, возраст и родной мир – нет информации. В Имперской политике впервые появился после «дней слез» , как помощник в подавлении джедайского мятежа.
Занимаемая должность – Главнокомандующий Имперского флота. Помощник и доверенное лицо Императора Палпатина».
Да, негусто. Что же, он правильно угадал: ситхи и джедаи – давние враги. Логичным было бы теперь узнать про Темных, но Люк, неожиданно для себя, щелкнул по имени Императора и замер, долго глядя на результат, думая, не уснул ли он. Потому что, увидев картинку, понял, что интуиция не подвела – с экрана на него смотрел: Сид. Одетый вместо серой хламиды в нечто, не поддающееся классификации, похожее на длинное платье, черного цвета с богатой фиолетовой вышивкой. Смотрящий на мир с аристократическим высокомерием, без привычной ухмылки, чуть более молодой: но, несомненно, Сид, а не просто похожий человек. Люк всегда был наблюдателен. Вот и сейчас – замечал множество мелких штрихов, не позволяющих усомниться в собственном выводе. Хоть он и выглядел: полной фантастикой. Наклон головы, положение рук – Сид часто принимал такую позу в разговоре. А лицо! Линия роста волос, подвижное лицо с тонкими чертами, желтоватый отблеск в глазах: даже печать застарелой усталости – все это прямо кричало – ОН! Но: что же тогда получается?
«Люк, это не означает, что он совсем ни при чем:» – вспомнил юноша слова Линнарда, сказанные в запале, в попытке утешить. Конечно, доктор знал. Вот почему он так нервничал, общаясь с Сидом: Его Императорским Величеством. Конечно, он очень даже «при чем»: Люк снова вернулся к СИБ-овским файлам, уже примерно зная, что увидит. И: ошибся. Про то, о чем рассказывал Властелин, контрразведка молчала. Видимо, даже такая организация не рисковала сунуть нос в «личные дела» Палпатина. А то, что Энекин – как раз «личное дело», Люк уже уразумел. Что же там произошло, во время переворота? Всезнающая СИБ упорно молчала, хотя сами «дни слез» упоминались весьма подробно. Люк едва заставил себя досмотреть пятиминутный ролик до конца, настолько тяжкое впечатление производила паника и анархия, прерывающаяся короткими перестрелками. И финальный этюд: алая молния, пронзающая небеса: нестерпимо-яркая вспышка: и выжженная пустыня на месте огромного здания с четырьмя стройными башнями. Молодой человек узнал его по картинке – храм: нет, Храм Джедаев. Вот, значит, как: Жестоко. Был ли там, в Храме, его отец? Люк нахмурился: нет, не сходится. Император говорил, что пути Энекина с джедаями разошлись явно не в день гибели. Ведь появился же он, младший Скайуокер, а Светлый Орден «накладывал запрет на заключение браков и рождение детей». Еще одна деталь, о которой «забыл» упомянуть старый Бен Кеноби. Но что же все-таки случилось?
Раздосадованный Люк открыл единственный из оставшихся файлов по Энекину:
Короткая и ясная, изложенная бюрократическим языком фраза ясно показывала, «что»...
Он понял.
Понял, почему Лея так испугалась его возможной реакции.
Перед глазами всплыла сцена последнего разговора с Вейдером:
– А отец был выше?
– Значительно выше.
– Примерно как вы?
– Почти как я.
Вот она – ложь.
Так же, как и эта:
– У меня был ученик, Дарт Вейдер. Он перешел на сторону Империи. И помог Императору выследить всех рыцарей джедая. Он предал и убил твоего отца.
Ну и как эта:
– Значит, вы не знали Энекина?
– Лично – нет.
Ложь-ложь-ложь липкой паутиной окутала его.
Естественно, Вейдер примерно одного роста с Энекином, естественно, он убил Энекина, естественно, Линнард не знал Энекина.
Люк ощутил дикий холод и впервые не обрадовался ему.
От бюрократической фразы веяло пустотой и безнадежностью.
«Согласно желанию гражданина Галактической Империи Энекина Скайуокера, данное имя изменено на «Дарт Вейдер» во всех официальных документах. Личное досье изъято из общего доступа. Сообщению присвоен высший уровень секретности».
И – дата. Восемнадцать лет назад. Его отец: жив? Лея права – он, и правда, сын Дарта Вейдера. Так вот на что ему так упорно намекали,: вот почему так странно реагировали на имя «Энекин»:
«Зачем он это сделал?» – Люк и сам затруднялся сказать, кому именно адресуется его вопрос. Все те, кто рассказывал ему про Энекина Скайуокера, так или иначе, оказались лжецами. Даже: сам Энекин.
«Почему он не сказал?
Почему он не приехал раньше.
Нужен ли я ему?
А он мне?»
Странная мысль, едкая, ее никак не стряхнуть. А ведь только что, недавно, он вспоминал Татуин и то, как ждал незнакомца.
Ну, вот и получил. Незнакомец в наличии.
«Вот мой отец жив. И что? Сбылась самая сокровенная мечта. Так почему я не рад?»
На Татуине была в ходу поговорка: хочешь отмстить тускену – пожелай исполнения желаний.
Воистину так! И Соло говорил недавно, что мечты не приносят счастья.
Как бы Люку хотелось взглянуть на всех, кто ему лгал.
И в первую очередь на Вейдера.
Но тот был на Альдераане, с еще одним правдивым человеком – Беном Кеноби.
Сид был ближе.
А еще ближе был...
Все, все оказались лжецами. Даже те, кто предпочел молчание и полуправду. Потому как они сознательно подбирали слова, которые могли трактоваться с противоположным смыслом, и понимались Люком по-другому. Манипулирование? Самое настоящее!
Люди. Никогда никому ничего плохо не делать. Не врать. Чтобы в ответ получить – это?
Люк сжал голову руками.
Впиться зубами в губы, так, чтобы до крови, чтобы ощущался ее соленый вкус. Отнять руки от висков и в ладонь воткнуть ногти.
Мечтать об отце, каждый день ждать, что он появится. Верить вопреки всему, что он жив.
Мечтать быть похожим на него.
Как глупо.
Откуда Люк знал, каким нужно быть? По скупым словам дяди? Бред.
Придумал себе мечту, а теперь – больно. Больно оттого, что все оказалось не таким.
В первую очередь – отец был жив.
Парадокс: ты мечтал его воскресить, а сейчас сожалеешь, что он не мертв? Что он не обычный пилот?
Когда разбивается пластик, стекло – можно пораниться и сильно. Это понимаешь быстро и еще в раннем детстве. Но о разбитую мечту, мечту, пронизывающую все годы его жизни – и теперь разрывающую напополам – пораниться еще проще. Просто потому, что у тебя не выработано никакого иммунитета. Больнее... много больнее... кто же знал, что это куда болезненнее обычного пореза...
И вся горечь обрушивалась на того, кто был наиболее дорог в выдуманном мире. В его мире. На отца, которого он считал другом Энекина.
«Он не открыл мне правды. Потому что ему не нужен сын, не нужен: я? похоже, так и есть. Столько лет прошло. Почему он не приехал раньше? Разве не поэтому? Что я жду от него? Любви? Как можно ее ждать? Она либо есть, либо нет.
Нужен ли я ему? Видимо, нет.
Он мог бы сказать правду. Я бы понял. Да, мне бы было больно. Да... возможно, я бы возненавидел..., но понял. Ненужность – это просто. А маскарад... может, он тоже боялся, может – именно ненависти... но то, что случилось – выглядит насмешкой. Разве он мог считать, что ВОТ так – будет легче?..»
Часы показывали семь утра по общегалактическому. Док наверняка уже проснулся...
От разбора документов Зейна Линнарда отвлекло ощущение взгляда, сверлящего спину. Врач, прежде чем подняться, медленно обернулся: в дверях стоял Люк Скайуокер. Причем в таком виде! Доктору сразу расхотелось спрашивать, зачем он пришел... и интересоваться, отчего не сработал звуковой сигнал на открывание створок.
– Почему вы мне не сказали? – спросил юноша каким-то чужим, хриплым голосом, делая пару шагов вперед. Но Линнард уже справился с собой. Испугать человека, годами лечившего Дарта Вейдера не так-то легко, – особенно молодому форсъюзеру, еще не сознающему своей силы. Испортил дверной сигнал – и даже не заметил. Что будет следующим? Зейн должен был бояться, – но неожиданно почувствовал раздражение.
– Прежде всего, сядь, – и, когда Люк даже не пошевелился, – повторил совершенно иным, командным тоном: – Сядь, я сказал! – колени юноши невольно подогнулись. Не Сила – а многолетняя практика. Линнард не любил приказывать. Но – любить и мочь – разные вещи: – А теперь поясни суть своих претензий. Что именно я тебе не сказал?
– Что Вейдер – мой отец.
– Ясно, – вероятно, в глубине души доктор и, правда, ощутил вину, – ведь мальчик не виноват, что они так запутались в интригах, но сейчас это ощущение лишь подпитывало гнев. Мало кто любит, когда его прижимают к стенке. – Похоже, некоторым господам и впрямь следовало погостить в СИБ-овской камере. Возможно, тогда они бы думали, прежде чем распускать языки... сиди! – и Скайуокера словно приморозило к стулу. Он смотрел на своего старого знакомца – и не узнавал. Где прежний мягкий, добрый и понимающий врач? Перед ним стоял человек, привыкший командовать, – и его глаза пылали нешуточным гневом. Это было так неожиданно, что все заготовленные обвинения тут же вылетели из мальчишеской головы. Он пришел к Линнарду – потому что из всех, говоривших с ним об отце, только врач находился в зоне досягаемости. Но теперь... теперь юноша сомневался в том, что это – хорошее решение. А Зейн между тем продолжал:
– Думаешь – мы здесь в игрушки играем? Мол, заврались совсем, старые маразматики, а тут – бац! – принцесса и я на лихом истребителе! Все проясним, всех обличим и построим – так? Ну, подружке твоей я быстро мозги поправлю – и не посмотрю, что аристократка. Ежели голова там только для короны, значит, надо ума через другое место добавить. Ремешком... а ты, друг мой – слушай внимательно: продолжишь в том же духе – головы лишишься быстрее, чем в ней заведутся хорошие мысли. У Вейдера много врагов. И твои детские обиды – вкупе с идиотскими выходками вроде сломанной двери – подвергают тебя и окружающих серьезной опасности. Во-первых, ты не можешь контролировать свою Силу – и срываешься на пике эмоций, – Люк немедленно вспомнил Лею и картинку из ее памяти: изломанное тело в луже собственной крови. – А во-вторых, в Империи достаточно убийц, натасканных на таких, как ты. Они справлялись с джедаями, тренировавшимися с пеленок. Думаешь, проколются на тебе? Я скорее поставлю на охотников. Правда, твоего папочку они сильно побаиваются – ну, да найти пару меркантильных тупиц – не проблема. А на такого неуча, как ты, много не надо.
– Значит, Вейдер и правда мой отец, – Скайуокер прочел файл, но только сейчас, когда Линнард столь естественно назвал его «папочкой» – поверил до конца. Он пытался оставить малейший шанс для ошибки, надеялся на нее. И вот, его разуверили окончательно.
– Ты должен был узнать это по-другому, – гнев врача угас так же неожиданно, как появился. – Это он должен был тебе рассказать... объяснить... ну, ты же видишь, что творится. Извини, что накричал – но я действительно зол на твою подружку.
– Она хотела помочь...
– И что – помогла? Люк, пойми, знания – это тоже оружие. Представляешь, каким козырем ты являешься для наших врагов? Мы с Темным Лордом сейчас в одной команде – и, на его месте, я бы запер тебя в каюте, не давая рисковать. Потому, что ставки очень высоки. Ты скверно разбираешься в политике, но ситуация очень сложна. За последнюю неделю слетело столько высокопоставленных голов, что нам не до таких «глупостей», как чьи-то обиды. Что есть эмоции, когда речь идет о жизни? В частности – о твоей, – врач прошелся по каюте и продолжил, уже намного спокойнее: – И Вейдеру и мне было крайне неприятно держать тебя в неведении, но мы отлично знали: такая информация – это настоящий удар. А сейчас нам некогда бороться с последствиями, утешать, пояснять и устраивать исторические экскурсы. Видишь ли, если вспоминать про Энекина, то надо много чего пояснять... и в такой информации мало приятного. Он ведь имя не ради блажи сменил... все, что мы могли позволить себе в настоящий момент – это несколько подготовить тебя к истине.
– Зачем?!
– Ответь, назовись Вейдер твоим отцом там, но Татуине – ты бы поверил?
– Нет. Решил бы, что он издевается. Бен ведь сказал...
– Да, я помню. Вот и ответ. К тому же, для Милорда ты тоже был незнакомцем. Вот он и решил несколько сблизиться, пожить рядом, узнать друг друга получше. Да и тебе нужно было время, чтобы привыкнуть...
– Разве отец не знал про меня?
– Он получил эту информацию лишь недавно – и сразу полетел на Татуин.
– Значит, этот шлем он носит, чтобы его не узнали?
– Чтобы не умереть, юный болван, – рявкнул потерявший терпение врач. – Твой любимый Кеноби постарался.
Слова словно ударили Люка, Он отшатнулся и побледнел.
Ведь он слышал из уст Сида, что джедаи враждовали с ситхами, он слышал, что Кеноби послали убивать его отца. И он получил меч из рук Кеноби. Меч, который Вейдер назвал мечом Энекина. Почему он не связал все это в одну цепь? Почему сам не дошел до такого вывода?
– Вы его... до этого... и не знали? – сорвавшимся голосам спросил Люк. – Я помню, вы говорили, что Энекина не знали лично. Только потому, что лечили Дарта Вейдера?
Врач кивнул.
– Все верно. Не знал. До последней недели не знал настоящего имени своего пациента.
– Но вы ведь видели его в Голоновостях. Вы же сами говорили.
– Логично, ситх побери! Но где была твоя логика раньше?
– Вы не ответили на вопрос.
– Чтобы узнать Энекина Скайуокера в моем пациенте даже не знаю, кем нужно быть, – и так как Люк непонимающе уставился на Линнарда, тот пояснил: – Твой отец был в таком состоянии, что его никто бы не узнал: Даже из близких.
– Ему было так плохо?
«Плохо! Если бы плохо – было бы весьма хорошо».
И врач сердито буркнул:
– Попробуй, сунь руку в огонь. И спроси еще раз.
Люк удивился, но не информации о ранениях.
– Вы сердитесь, док?
– Нет, я радуюсь. Безумно, – в противовес словам, лицо Линнарда выражало смесь раздражения и какой-то застарелой боли. И, словно почувствовав настроение Люка, врач ехидно спросил: – Что, не заметно?
– Я тоже счастлив, – юноша не собирался остаться в долгу. Возможно, потом, когда вся информация уложится в голове, когда он примерит на себя жизнь в роли сына Вейдера, как новую одежду, он и почувствует вину. Но сейчас устами Скайуокера говорило только одно чувство – ее величество ОБИДА. И властно требовало высказать нечаянному слушателю все, что накипело: – Вы... все вы слишком заигрались в политические игры. Значит, нельзя было сказать сразу? Значит, можно плевать на эмоции?.. Это – мои эмоции и мне решать – положить на них камень поувесистей, либо нет. Мне, а не вам! Я чувствую себя марионеткой, которой вертит каждый как захочет. Зачем все это? Вот Сид, который оказался Императором, зачем ему было мне лгать?
– Откуда ты это знаешь? – лицо доктора испуганно застыло, а сам он медленно опустился в кресло.
– Я прочитал в ГолоНете, – юношу удивила и, что скрывать, насторожила реакция врача. Он даже пожалел, что какая-то сила, – или Сила? – потянула его за язык. Конечно, настолько, насколько это было возможно в его состоянии: – Там были изображения.
– Та-аак, – произнес Линнард таким тоном, что даже Люку, пребывавшему в таком лихорадочном состоянии, когда напугать или вразумить почти невозможно, стало не по себе: – Чуть позже я поговорю со всей вашей теплой компанией. Думаю, пришло время ограничить вашу активность – например, посадить под домашний арест. Для прочистки мозгов. Простых СЛОВ вы, похоже, не понимаете.
– Док.
– После. Всё после, – Линнард встал, налил стакан воды, достал таблетку. – Пей.
– Что это? – спросил Люк.
– Пей! – с нажимом повторил врач и, только подождав, как Люк доверчиво ее проглотит и запьет водой, он пояснил: – Снотворное, – Люка дернуло, и Линнард порадовался, что дождался, пока парень допьет воду, – у тебя есть пять минут, чтобы дойти до каюты. Время пошло.
«Не получится позавтракать с Леей», – как-то отстранено подумал Скайуокер.
По лицу юноши было видно, как он ошарашен.
Да, не ожидал. Ничего – урок хороший. Что даже друзья могут подставить подножку. Хотя бы в виде таблетки снотворного.
Не прощаясь, молодой человек понуро побрел к себе, а исполняющий обязанности капитана почувствовал себя еще более гадко: ему удалось сказать «последнее слово» в этом разговоре, но удовлетворения, да и удовольствия сия бесплодная победа не принесла.
«Возможно, ты действительно запутался в приоритетах, Зейн Линнард?»
То, что он говорил Люку про опасность – было чистой правдой. Но... поэтому ли он молчал? Возможно, это было элементарной трусостью? «Заигрались», – как презрительно бросил этот мальчик, – что бы понимал в таких материях, сопляк? – и обвинение неожиданно попало в цель.
«Ты поэтому так злишься, док? Привык понимать других – но не понимаешь себя? Эта девочка слишком наивна? А, может, слишком смела для того, чтобы бояться последствий? Может, ты просто завидуешь ее взгляду на мир, завидуешь тому, что она просто подошла и сказала правду. В то время как ты разрывался между тем, что в глубине души считал правильным, и соображениями логики, безопасности, политики, ситх ее побери!»
Линнард ни секунды не сомневался в источнике информации юного Вейдера. Конечно, это принцесса – Соло бы поостерегся откровенничать, находясь в полной власти врага. Только подросток с детской наивностью и юношеским максимализмом в такой ситуации может считать Империю «другом». Человека поопытней отсутствие санкций должно было насторожить. Вот его, Зейна, это бы тоже насторожило, – так что кореллианца врач понимал очень хорошо. Люка с Леей он тоже понимал, но тут чувства начинали непредсказуемо раздваиваться.
Внутренний голос, так похожий на голос совести, говорил, что принцесса сделала то, что нужно. Но логика, воспитание, да просто – элементарная осторожность человека, пожившего – и выжившего – в этом мире достаточно долго громко кричала: «Опасность!!!».
А ведь Люк так и не понял... страшно. Великая Сила, как же это страшно! Почему такая светлая и благая весть, как воссоединение семьи, должна вызывать столь темные эмоции? «Ха! Ты бы, Зейн, еще спросил: почему так устроена жизнь? Занялся бы лучше делом, старый философ!»
И то – правда. Он займется просьбой принцессы – привычная работа врача поможет успокоиться, обдумать завтрашний разговор. Беседа будет трудной, ведь сегодня Люк так его и не услышал. А ему, Линнарду, просто необходимо вбить в юные головы хоть капельку осторожности и здравого смысла – иначе, и правда, придется посадить столь веселую компанию под замок. А это – не выход, репрессии только позволят обиде закрепиться, перейти в злобу и ненависть. Все так, но и позволить им творить, что хотят – тоже невозможно: события и так завертелись с пугающей скоростью. А в этой компании, похоже, только кореллианец хоть примерно представляет, по какой грани они ходят.
«М-да, пора чем-то заняться. Иначе до такого дойдешь...»
И Зейн решительно взялся за кристалл, принесенный Леей Органа.
Хан-Лее:
Сонет.
Никому ничего не должен –
Я уйду, не прощаясь легко,
Пожалею? Быть может, но все же,
Лучше мне здесь не ждать ничего,
Видеть как выбираешь другого,
Слышать смех – обжигаться, гореть.
Не хочу начинать все по новой.
Ухожу! Отношений рву сеть.
Ухожу! Улетаю: сбегаю:,
Остаюсь! Возвращаясь назад,
Оттого, что я так и не знаю,
Что ответит мне твой темный взгляд.
Скажет: «Да», или «Нет», иль «Возможно»?
Ведь поверить в удачу несложно...
ГЛАВА 30. ЭНДШПИЛЬ
– Отличный наряд, – хмыкнул зашедший за принцессой Хан. Уж чего-чего, а он никак не ожидал, что Лея будет в черной униформе, слегка великоватой ей в плечах и узкой в бедрах. – Ты решила записаться во Флот?
– Тебе не нравится? – спросила она, одергивая рукав, и заглядывая в зеркало за его спиной. Зеркалом служил экран с панорамой Корусканта.
– Ну – почему «нет»? – Соло скользнул взглядом по осиной талии, перехваченной мужским ремнем. – У меня еще не было подруг среди военных.
– Не пошли, – строго отбрила принцесса.
– Не пойду, – не повел бровью кореллианец, – и не проси.
– Хан! – голос был строгим, но в глазах запрыгали насмешливые огоньки.
– Ладно, ладно... не буду, – Соло поднял руки, ладонями вперед. Универсальный знак капитуляции и просьбы о мире: «Смотри, у меня нет оружия...».
В голову пришла неожиданная мысль, и капитан резко посерьезнел:
– Кто так тебя приодел? Малыш Люк? – он криво усмехнулся, вспомнив, ЧЕЙ это сын: – Хорошо хоть не – в арестантскую робу.
– Хан!! – Лея по-прежнему улыбалась. Так трудно понять...
– Ладно, умолкаю, – он посчитал за лучшее сменить тему: – Кстати, почему мы не идем завтракать?
– Мы ждем Люка, – принцесса тоже стала серьезной и ответила кратко, как отрубила. Нервничает, судя по наблюдениям. – Он обещал зайти.
«С чего бы вдруг...» – возникшие подозрения упорно не желали уходить. – «Эй, парень! Тебе не к лицу шкура ревнивца!»
– Во сколько? – прозвучало это несколько холодновато, но Лея, казалось, не заметила внезапной перемены в собеседнике.
– Я не уточняла, – рассеянно заметила девушка. Принцессу мучило запоздалое раскаяние: вчера, в каюте Люка – это был порыв. Нежданный. Негаданный. Обусловленный массой факторов. Она рассталась с частью страхов – и потеряла бдительность. А теперь девушка начала размышлять: поддавшись эмоциям – не потеряла ли она Люка?
– Может, стоит использовать связь? – капитан демонстративно кивнул на часы: – Едва ли кто-то решит покормить нас отдельно.
Лея перестала рассматривать свое отражение – и просто предложила:
– А давай зайдем за ним?
– Проще связаться, – резонно заметил капитан.
– Я не знаю, как, – призналась девушка.
– А в какой каюте он, знаешь? – в вопросе была ирония. И настороженность.
– Знаю. Я вчера там была, – ответила она, не думая, как двусмысленно звучат ее слова.
– Когда? – Соло несколько напрягся.
– Ночью.
Хан спал с лица.
«Ох, какой же я идиот. Надеялся на что-то. На что? Я же видел, что они подходят друг другу. Одного круга, одинаково наивные и смотрящие на жизнь с идеалистических позиций».
– Что-то не так? – Лея внимательно наблюдала за ним.
– Нет, все нормально, – безразличным тоном. Не смотреть в глаза. Потому что там нечто, дающее надежду. А надеяться в его ситуации никак нельзя. – Как тебе Люк? – безразлично спросил он.
– А тебе?
Хан деланно пожал плечами, уставившись в дверной косяк.
– Неплохой парень. В других обстоятельствах, я бы с ним помотался по Галактике... с удовольствием.
– А со мной?
Перевести взгляд на нее.
– А ты бы хотела?
– А разве ты не знаешь?
– Не знаю, – честный ответ. Не часто он бывает честным. С ней – часто. А по-другому и не получалось. Правда, иногда выручает ирония. Но сейчас она куда-то делась. И без нее контрабандист чувствовал себя как без дефлекторов в астероидном потоке. Вот-вот и пробьет обшивку.
Лея продолжала неотрывно смотреть на него. И Хан внезапно, не выдержав, расплылся в широченной улыбке.
– Хан, обещай, что поможешь мне, – только тогда произнесла она.
«Парадокс: не красивая, не сексапильная, – но быть рядом приятно, наблюдать. Как глоток хорошего вина: воодушевляет и бодрит. И ситх его знает, почему так. Ученые говорят – химия. Нет, братцы. Была б одна химия, можно было наклепать пилюль таких и сидеть с ними перед зеркалом в одиночестве».
– А разве я не помогаю? – поднять левую бровь.
«Не может не ерничать. И в то же время, видел бы он свое лицо сейчас. Восторженное? Не то слово. Про такие лица говорят: просветлело. И в ответ только хочется улыбаться. И никуда не ходить. Просто остаться вдвоем. Говорить, не важно о чем. Просто быть», – но, вместо этого, принцесса вздохнула и слегка нахмурилась:
