Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Вжикнула молния, ловкие тонкие пальцы пробрались в трусы и стали вытягивать уже надувшийся кровью член оборотня наружу.

– Постой, Стайлз, детка, постой же... – бормотал Дерек, морщась и чуя даже отсюда, как пахнуло из трусов едким запахом вспотевших за день гениталий, – мне в душ надо... Сполоснуть... хотя бы...

Рука его тем не менее, жестко ухватила темный ежик волос стоящего на коленях перед ним парня, толкая к себе, к уже полностью вставшему пенису. Взгляд сквозь полуопущенные ресницы фокусировался на ярких губах Стайлза, который тот открыл буквой “о”, готовясь взять в рот головку, и Дерек понимал – уже не остановится, какой к черту душ.

– Блять... – вырвалось грубое, темпераментное, – как же мне нравится, когда ты сосешь...

Какая насмешка судьбы!

Именно в момент уязвимости, когда твой член находится во рту любовника, и происходят всякие неприятности. Будто бы судьба-злодейка знает, как сильно сейчас ты ослаблен – истомой, и восхитительным онемением всей нижней части тела.

Услышав комплимент, Стайлз поднял лицо к своему оборотню, насколько мог из такого положения, распахнул глаза и съехал губами с члена Дерека. Только для того, чтобы сказать не менее пошлую и горячую фразу совершенно изменившимся голосом:

– Мне тоже нравится тебе сосать, волчара. И как пахнут твои вспотевшие большие яйца. А ты еще хотел в душ бежать...

Глаза у Стайлза были масляные-масляные. Ресницы дрожащие. Губы уже насосанные и с уголка их тянулась к полу тоненькая ниточка слюны.

Дерек застонал от бессилия, вталкивая снова свой член ему в горло, шепча на пределе громкости:

– Сука... Кай... Ненавижу...

Имя прочно осело в мозгу привычным уже сочетанием звуков, хотя проговаривал его Дерек всегда мысленно. Ну, исключая, конечно, тот вопиющий случай минета на кухне, когда он выдохнул его вслух на очередном толчке своего члена в рот Стайлза.

После, расслабленный и вялый, он долго валялся в спальне, не отпуская от себя мальчишку, уговаривая себя расслабиться еще больше, передохнуть перед битвой, которой виделся ему предстоящий разговор о тайном визите к Дитону. Он был совершенно бессмысленным сейчас, этот поток его признаний, потому как рядом лежал вовсе не Стайлз, а тот, другой мальчик, названный им в честь мальчика с ледяной иглой в сердце.

Вот уж кто, а Кай ледяным в объятиях Дерека никогда не был. Его горячая кожа терлась сейчас о кожу волка, даря краткие ожоги послеоргазменных прикосновений, и будто маленький дракон, мальчишка ужасно горячо выдыхал воздух в ухо, шепча непристойности. Болтливость была отличительной чертой обоих его воплощений. И Дерек сколько мог, отгоняя от себя ужасное понимание происходящего, наслаждался. Кожей, теплом, выдохами, порнографической чепухой, льющейся в ухо...

Кому он собирался признаваться в своём открытии?

В своем ознакомлении с азами психиатрии?

Этому похотливому сучонку, который и Дитона-то, наверно, не знает?

Как не знает и Джона Стилински, своих одноклассников, темы следующего изыскания по экономике... Кай посвящен лишь в таинства секса и пристрастия Дерека в постели. Он отгорожен от мира чувственной стеной телесных радостей, которые дарят они друг другу. И пусть не виноват в этом, а все же ненавидим Дереком так сильно, будто несправедливо отобрал все это у Стайлза, не оставив ему: ни памятных минут прелюдии, ни жарких мгновений быстрых фрикций. Лишь благосклонно позволив приходить в себя от крика в тот самый момент, когда их общая задница, принимая член, сжимается, пульсируя мышцами сфинктера в анальном оргазме.

– Так и будешь лежать бревном, милый? – послышался преувеличенно томный шепоток в ухо.

Дерек опять вздрогнул, понимая, на что намекает его любовник. Все еще возбужденный любовник, с торчащим между ног красивым розовым пенисом в полной боевой готовности.

Было два пути – трахнуть занозу, спрятав внутри себя страх при приближении им оргазма. Не заметить, как раньше, этого ничего не понимающего взгляда очнувшегося от обморока забвения Стайлза. Зацеловать, успокоить и заснуть, как обычно.

Или же трахнуть, но долго и мучительно не давая мальчишке спустить. Ебать медленно и лениво, вставлять глубоко, немного больно, с заметной издевкой обходя горячие, чувствительные точки. Ласкать, щипать, наказывать эту суку, которая посмела отобрать у него его мальчика. Бросить недоласканного, выйти из него и заставить дрочить себе самому, зная, что тогда не случится у него яркой вспышки удовольствия. Тогда Кай кончит зло, болезненно, и они поругаются. И Дерек сможет с чистой совестью орать на него, сорвавшись и выплескивая всё. Всё, что узнал сегодня, обвиняя и требуя невозможного – исчезнуть из их жизни со Стайлзом, уйти в страну теней, откуда явился, когда никто его не звал. Или же вновь насаживая на свой повторно закаменевший член...

Оба варианта были плохи. Плоха была вся их история, пахнущая каким-то голливудским сценарием о любви двух шизофреников.

Дереком уже забылся сладкий минет часовой давности. И уютный смешливый ужин, который прожили они вместо со Стайлзом забылся тоже. Остался только долг, который необходимо было вернуть любовнику.

Поэтому он тяжело придавил Кая собой к матрасу, раздвигая коленом ноги. Нашарил рукой щель промежности, надавил пальцем на вход, сухой и сжатый. Потянулся за смазкой, стараясь не слышать, как этот ненормальный шепчет с возбужденным дрожанием в голосе:

– Еби так, насухую, Дер. Я, знаешь, как дурею, когда ты меня почти рвёшь?

“За что он так ненавидит Стайлза?” – думал Дерек, плавно въезжая по обильной слюне в тело мальчишки, и вдруг четко, очень ясно осознал то, о чем с Дитоном они не говорили, обсуждая его самого, Стайлза и правила поведения с маленьким монстром в постели – а монстр, похоже, прекрасно осведомлен, что не один в этом теле, в отличие от настоящего хозяина! Это же было так очевидно с самого начала! Это лежало на поверхности, и те непонятные фразы, обращенные к третьему лицу, они уже тогда должны были намекнуть Дереку об истинном положении вещей. То, что двойник не только знает, желает и получает Дерека в постели в большей мере, чем Стайлз, но еще и то, что таким образом он с ним пытается соперничать.

Стайлз один был выброшен за борт этих странных отношений. Один не имел представления о том, что его рецидив уже давно воплотился в другую личность внутри него и хозяйничает в постели, исключая его самого из брачных игр.

Дерек зажмурился, пытаясь разложить мысли по порядку, настроиться на предыдущий план действий, просто успокоиться в конце концов. Выбрал, конечно, для этого не слишком подходящий момент, дурак. С членом в узкой, сжимающейся дырке заниматься стратегией глупо и бессмысленно. Лежа между раздвинутых ног любовника нужно быть ёбарем, а не аналитиком. Кай, собственно, думал так же. Все приговаривал, сучонок, и приговаривал:

– Трахай давай, ммм... А... А-а-а... Е...би...

Дерек, не выдержав, плюнув на совет Дитона оставить пока все как есть и не волновать партнера новыми нюансами, все-таки не сдержался – резко вышел из мальчишки, меняя их привычную позу. Перевернул на живот, уткнув лицом в подушку, чтобы не видеть и не слышать, но выеб так, как требовалось – сильно, глубоко, беспощадно.

Кай поорал-поорал, закусывая наволочку зубами, и на пике странно затих и успокоился. Кончал в простынь под собой, даже без помощи руки Дерека, обозначая это лишь слабыми содроганиями худого вытянутого под волком тела. Дерек не стал ждать, когда любовник перевернется, показывая растерянное лицо очнувшегося Стайлза – сбежал в душ, прочь из спальни, где так и не смог пока что разобраться со своими двумя мальчишками.

Утром, пока Стайлз умывался, Дерек успел позвонить в офис и впервые сказать, что задержится. Он вполне мог выбрать для разговора со своим парнем выходной, но ждать дольше не мог. Поэтому прислонился к двери ванной комнаты, привычно слыша всхлипы и непривычно нарушил их извечный утренний ритуал бесцеремонным стуком. Всхлипы оборвались, и в напряженной этой тишине Дерек не стал требовать или умолять впустить его внутрь для запоздалых объяснений. Решив, что меры надо принимать жесткие и не дать Стайлзу окончательно прийти в себя, он стал действовать быстро. И, может, грубо и чрезмерно брутально – слишком по-мужски – пошел напролом: легонько двинул плечом дверь и аккуратно вышиб её к чертовой матери.

Стайлз стоял у раковины, вцепившись руками в белый блестящий ободок. Дышал тяжело и неровно: зеркало напротив его лица запотело. Льющаяся вода добавляла пара и влажности так, что дышать было нечем. Пахло зубной пастой и слезами. Пахло обычным утренним Стайлзом, и Дерек даже не предполагал, что усиленная концентрация этого запаха в самом его эпицентре так взволнует его – до дрожи, до эрекции. В этом было что-то не очень нормальное, извращенное просто, да только судить себя было поздно – когда окончательно растворяешься в человеке, приняв даже его возможно неизлечимую болезнь, то сходишь с ума совершенно от всего, ему присущего.

Дерек шагнул к своему парню, развернул молча к себе и взял его лицо в ладони, приподнимая. Стер пальцами соленую влагу с щек и даже не стал пытаться хоть как-то подготовить к своему откровению. Сказал прямо:

– Я всё знаю, детка.

Стайлз выглядел... жалко. Не так, как выглядят самоуверенные кокетливые мальчишки, изменяющие своим парням и пойманные с поличным.

Хотя хотелось Дереку почему-то именно этого – простой банальной измены, последующих за разоблачением криков, ревности, примирения...

Она, измена эта, уже не казалась чем-то непоправимым. Так, обычные разборки темпераментной парочки...

– Знаешь? Что знаешь? Как? – потерянно тем временем пробормотал Стайлз, замерев в руках своего волка.

Дерек немного смутился. Он бы смело ответил на первую часть заданного Стайлзом вопроса, но на вторую – вряд ли. Признаваться в шпионских играх, которые он вел на протяжении недели было абсолютным позором. Дерек всегда считал проявления ревности признаком незрелости и недостойного собственничества. Да и плохо было начинать разговор с признания своей слабости. Не хотелось. Ужасно. Но Дитон дал четкие указания – ничего не скрывать. Поэтому Дерек не стал: ни скрывать, ни тушеваться, произнося детали своего неожиданного открытия, начиная с наблюдения за гаджетом любовника и заканчивая неожиданной беседой с врачом в том страшном кабинете частной психушки.

Предположительный диагноз он произносить не стал, следуя договоренностям и втайне надеясь, что тесты Дитона дадут отрицательный результат. “Провалы в памяти на фоне посттравматического синдрома” тоже звучали вполне себе страшно.

Стайлз слушал, косился на свой телефон, который некстати лежал рядом на ободке раковины. Опускал голову все ниже и ниже, убегая от взгляда своего парня. Вздрагивал, когда слышал знакомое имя врача и медицинские термины, что произносили губы Дерека. Непонятные и однако красивые словосочетания, почти поэтически вплетенные в правдивый его рассказ, обозначавшие только одно – он болен, болен, болен.

Его реакция была неожиданно спокойной. Маленький тоненький мужчина в руках Дерека поднял голову, честно посмотрев в глаза и мрачно изрек:

– Теперь снова лечиться заставишь?

Дерека полоснуло. Недоумением и неприкрытой болью, что прозвучала в голосе мальчишки. Он вовсе не боялся быть брошенным, а ведь вопрос “Теперь бросишь меня?” звучал бы более логично. Более логичен был бы в этой ситуации и просто нечленораздельный ор по поводу несоблюдения границ личного пространства, которое должно быть даже у людей, практически живущих вместе. Но Стайлз не заорал, отстаивая свою территорию. У Дерека тут же создалось ощущение, что он знал, чувствовал, верил в те слова любви, что сказал ему Дерек однажды. Был свято убежден в преданности своего волка. Боялся только, что кончится нормальная жизнь. Начнется прикладная психиатрия, в которой даже простые беседы с Дитоном станут ненавистной терапией.

Дерек не стал спрашивать, почему Стайлз сразу не сказал о проблеме. Не стал убеждать, что не будет требовать лечиться. Слова были не особо нужны. Он просто прижал бритую голову своего мальчишки к груди, дав ему секундное отдохновение от всего этого – от утренних и уже понятных Дереку слез, от прозвучавшей только что тяжкой правды. И завершил краткую передышку жестоким вердиктом:

– Заставлять тебя я не собираюсь. Но если мы хотим сохранить то, что есть между нами, то ты возобновишь сеансы бесед со своим врачом.

Стайлз вскинул голову непослушно и будто собираясь возразить, но Дерек не дал ему.

Любого человека, говорил ему накануне Дитон, растерянность может привести к панике. Даже здорового психически. А вот если держаться на контрасте с ним спокойным и выдержанным, быть собранным, да еще и предоставить готовый план действий, то это ожидаемо успокоит личность даже истерического склада. Стайлз вряд ли будет реагировать бурно, он не истероид, но и его может увлечь стройная схема скоординированных между вами действий.

Когда в жизни бардак, её надо привести к системе. И тогда есть вероятность прийти в будущем к нормальной жизни. Упорядоченной только вами оговоренными ритуалами в простом быту.

Дитон говорил очень обоснованно. Очень профессионально. И не употребляя вроде бы никаких специальных терминов, он вселял обычными словами так необходимую Дереку сейчас уверенность в правильности совершаемых им поступков.

– Еще я хотел бы познакомиться с твоим отцом, – сказал Дерек, не дав Стайлзу опомниться. Понимая, что обрушивает на своего парня слишком много просьб и откровений. Но это было нужно. – Ты, кстати, говорил ему о нас?

– Н-нет пока, – как-то совсем тихо пробормотал Стайлз, и Дерек сообразил, что кажется, один он не думал о знакомстве с родителями, откладывая и откладывая это на потом, как нечто неважное.

– Так я могу с ним познакомиться? – спросил он Стайлза, чувствуя, как кивает он спрятанной на его груди головой.

Еще один кивок он получил на свой вопрос о визите к Дитону. Радовался, и не понимал, отчего все так легко выходит и совсем не напоминает эпизоды из просмотренных ранее фильмов, да и просто представлений о поведении психически нестабильных людей, которые при откровенном разговоре начинают обычно орать, падать, биться об углы мебели, разбивая себе голову в кровь и подтверждая тем самым свой диагноз.

Стайлз покорно соглашался. Дерек встряхнул его, вынуждая поднять голову и посмотреть на себя отрешенным взглядом человека, который только что понял, что тайна его раскрыта. И смотря в глаза своему волку, Стайлз немного пришел в себя.

– Я все сделаю, о чем ты попросишь, Дерек. Съездить к Дитону? Ладно. Познакомить с отцом? Хорошо!

И в покладистости этой ясно ощущался какой-то подвох, некое невысказанное условие, о котором Стайлз не говорил, будто страшился того, что Дерек его выполнит.

Дерек ждал. И услышал:

– Только если ты скажешь мне, что происходило между нами в те моменты, когда я не помнил себя.

– Я не буду...

– Ты будешь. Будешь говорить со мной об этом, – голос Стайлза странно звенел, и где-то там, в глубине его гортани уже звучали те самые, психопатические истероидные нотки, которых так ждал Дерек. – Ты, не поставив меня в известность, поехал к моему врачу, который, не поставив меня в известность тоже, выложил тебе на блюдечке все врачебные тайны, которые выкладывать был не должен. Ведь это он настоял на твоём знакомстве с моим отцом, чтобы уверить его, будто ты трахаешь меня не просто так, а с терапевтическими целями! И это подтверждает, что вы предательски сговорились у меня за спиной. И теперь ты требуешь от меня возвращения к тому, что было моей жизнью на протяжении пяти лет? К постоянному медицинскому надзору?!!!

Зря Дерек считал, что бури не будет. Дитон, оказывается, тоже мог ошибаться. И намечающаяся первая их ссора вряд ли была вызвана только лишь неустойчивой психикой мальчишки. Любой бы на его месте отстаивал сейчас свои права. Требовал ему причитающейся свободы выбора и возвращения воспоминаний.

– Как ты мог, Дерек? – обиженно и гневно вопрошал сейчас Стайлз. – Как ты мог?

А Дерека так и подмывало ответить, что он-то как раз “не мог”. Еле держался, вынуждая обманывать самого себя, что все хорошо, когда хорошо ни хрена не было. И слава богу, что добрался до Дитона, который разъяснил ему суть проблемы.

– Я объяснил тебе уже, детка, что всё случилось спонтанно, – пытался оправдаться он перед Стайлзом. – Я видел, что с тобой что-то не так. Я лишь не понимал, отчего.

– А Дитон, значит, расписал тебе детально, – хмыкнул Стайлз, – и за моей спиной!

– Пусть лучше так, чем если бы я о твоей... твоём отклонении узнал через год, например, – выдавил из себя Дерек не очень-то хорошо звучащую фразу и получил, конечно же, весьма некрасивый ответ на неё.

– Тогда бы тебе было однозначно сложнее расстаться, – отчетливо проговорил Стайлз, мстительно повторяя неудачное слово, обозначающее его недуг, – расстаться с парнем, имеющим отклонения.

– Не собирался я с тобой расставаться! – раздраженно чуть не заорал на это Дерек. – Ты знаешь об этом прекрасно, Стайлз! Не так уж и страшно то, что ты иногда теряешь память!

Он не врал. Потеря памяти, действительно, была не самым страшным в диагнозе мальчишки.

– Тогда скажи мне... – почти умоляюще прозвучала та же просьба, которую выполнить Дерек никак не мог. – Скажи...

– Я не могу, – ответил Дерек.

Губы у Стайлза задрожали.

– Ты занимался со мной любовью на протяжении месяца, Дерек, – продолжил он спокойнее и тем страшнее, – а я и половины не помню! Имею право я знать, какой я в такие минуты или нет? Раз уж ты в курсе, что я психопат, теряющий под тобой память?!

У Дерека не оставалось выбора. Он вынужден был солгать. Он вынужден был понести эту чушь, более порнографическую, нежели любовную, пытаясь обходить детали.

– Ты самый лучший, Стайлз, ты... – спотыкался он и снова продолжал, озвучивая пошлости, которыми всегда баловал Кая, – очень сладкий. Ты можешь доводить меня до помрачения, и я... я часто трансформируюсь. Беру тебя в обличье вервольфа. Дитон сказал, что именно это...

– Заткнись нахер, Дерек, не смей! Даже не думай сейчас, когда говоришь ты о нас, упоминать Дитона, я не хочу...

Дерек понял.

Сдав свою интимную жизнь с потрохами врачу, он не оставил себе и маленькую толику личного. Того самого запретного компонента, который превращает интимности в настоящую тайну. Так пусть хотя бы Стайлз останется в неведении относительно того, как их сексуальные забавы вынужденно обернулись главным симптомом его болезни.

– Расскажи мне о нас еще...

И Дерек рассказал.

Он произнес много-много нежных и развратных слов, которыми был обделен его утренний Стайлз, его нежный, чувствительный мальчик и которые доставались все его грязному и распущенному двойнику.

Лишь Кай слышал неимоверные пошлости, сказанные про его текущую дырку. Он мог и сам парировать и завернуть что-нибудь эдакое о Дерековских яйцах и реках спермы, которыми кропил его несдержанно любовник, кончая ему на грудь и лицо.

А Стайлзу не доставалось ничего. Слишком мало. Он видел лишь финальные ноты их бешеного секса, покорно принимая свою участь и довольствуясь тихой волчьей нежностью по утрам, которую приходилось проживать от начала до конца.

– Я очень развратный, когда не в себе, да? – спрашивал он сейчас довольно, вдруг ощутив себя тем самым парнем из клуба, каким хотел казаться, не понимая, как именно обратное привлекло Дерека к нему. – И что, я громко кричу под тобой?

Еще чуть-чуть, и Дерек бы подумал, что с ним говорит Кай. Он ощутил бы его присутствие. Его слова, его манеру проговаривать слова тягуче и томно. Теперь роль была перенята Стайлзом. Но только на краткое мгновение его неожиданной вспышки. Он резко покраснел от собственных слов, видя, как Дерек внимательно смотрит на него, приглядываясь к изменениям. Кисло улыбнулся, догадавшись.

– Наверно Дитон дал тебе четкие указания, не обсуждать со мной мои провалы. Так? – спросил он очень логично и по-взрослому, правильно определив причины партизанского молчания своего парня и его нежелание делиться деталями.

– Наверно, он поставил тебе жесткое условие насчет некоторых нюансов, да? – все продолжал и продолжал ухватывать самую суть его умненький сообразительный детка. – Ты что-то ведь не договариваешь мне, Дерек. Что-то очень плохое? То самое главное, что Дитон приберег на потом, к тому моменту, когда я, сойдя с ума от любопытства и твоей заботливой настойчивости, позволю тебе отвезти меня к нему? Снова...

Что Дерек мог сказать Стайлзу на это? Ничего.

А Стайлз вовсе не стал орать, как было бы положено нормальному психу. Лишь хмыкнул, не услышав ответа. И как-то очень уверенно и сильно отодвинул Дерека рукой, освобождая себе путь к выходу.

– Тогда пусти меня, – сказал мрачно. – Мне нечего с тобой обсуждать.

Дерек стоял в ванной недолго. Хлопнувшая входная дверь привела его в чувство, но он так и не сдвинулся с места, получив доказательство того, что не он один здесь такой стратег и аналитик. Что Стайлз, хоть и двоился временами, все же сумел поставить его на место.

Вечером, после звонка Дитону, Дерек сидел в кабинете и строчил отчет, который не шел у него в офисе. Дома выходило еще хуже, но доделать его было нужно. Он допечатывал последние строчки, когда дверь в лофт снова хлопнула. Потом послышался звук падающих на пол кроссовок и вскоре, как и предсказывал врач, на горизонте появился сам виновник шума.

– Работаешь еще? – спросил миролюбиво и как-то смущенно.

– Уже почти закончил, – поспешно сообщил Дерек и, отстучав два слова, действительно поднялся из-за стола. Вежливо поинтересовался, будто и не было утренней их ссоры: – Есть хочешь?

Стайлз отрицательно покачал головой. Спросил, глядя в стенку:

– Что, было так заметно, что я... – он тщетно силился подобрать слово, обозначающее его непохожесть на остальных, но так и не смог.

Дерек и так понял.

– Я не особо приглядывался, детка, – соврал оборотень и со злой иронией поддел, – зато было очень заметно, что тебе вовсю названивает какой-то взрослый чужой мужик.

Только сказав это, Дерек понял – а эта глупая ревность его спасла. Она идеально вписалась в отношения, которые представлял себе его мальчик. Ему банально понравилось. Его это просто восхитило, то, как красивый и успешный волк сходит с ума от мысли о том, что кто-то еще, пусть и в прошлом, касался его добычи. Ведь жалость, которую испытывают к больным и убогим, она совсем ведь не похожа на ярко-красный, пышный цветок ревности, которая, если и убьёт, то сделает это красиво.

– Ты правда думал, что он мой любовник? – тихим, жарким, восхищенным шепотом спросил Стайлз, боясь спрашивать дальше. О том, что же почувствовал Дерек, узнав правду. И тем не менее торжественно известил: – А знаешь, ты был у меня первым. И больше я ни с кем, Дерек. Никогда.

Возможно, Дерека бы только стошнило: от явной мелодраматичности момента, от этих наибанальнейших слов. Но только не со Стайлзом. И как послушный пёс, оборотень зажмурился от удовольствия, услышав немудрящее признание мальчишки, которое было правдой. И которое сделало этот день, начавшийся так ужасно, обычным днём обычной парочки.

– Я фильм нам посмотреть скачал. Хочешь? – предложил Стайлз надломленным голосом, изо всех сил продолжая играть в нормальность. – Мы можем завалиться в постель, взять туда какие-нибудь чипсы и просто посмотреть киношку.

– Ладно. Согласен, – смотря на своего мнущегося у дверей парня, быстро ответил Дерек, действительно соглашаясь с ним в одном – сегодня нужен вечер вдвоем и тихое уютное сопение на ухо. Без пошлых фраз и влажных шлепков кожи о кожу.

– Приму душ после тебя, – спокойно и по-домашнему сообщил дальнейший план Стайлз и стал рыться в рюкзаке, доставая флешку.

Под шум льющейся воды, такой успокаивающий, Дерек думал. О том, что не сказал.

Поэтому словил Стайлза, выходящим из ванной, той самой, где утром его мальчишка плакал навзрыд. Словил и крепко прижался к влажной от капелек воды узкой спине всей грудью, никуда не пуская. Озвучил то, о чем они молчали весь день и не хотели говорить вечером:

– Дело не в указаниях Дитона, Стайлз. Я не хочу тебе рассказывать о нас лишь потому, что верю: ты скоро перестанешь терять эти воспоминания. Ты будешь помнить всё сам. Если послушаешь своего доктора и меня. Если продолжишь лечиться. Но даже если ты будешь отказываться от помощи, я просто хочу быть рядом. Потому что люблю.

Это было второе его признание по счету. Оно состояло практически из тех же слов, что и первое, но было отчего-то иным.

– Пусти, Дерек, – попытался выпутаться Стайлз из его рук. – Все, что ты сказал, я и так знаю.

– Знаешь? – недоуменно воскликнул Дерек, не отпуская его и будто забыв о том своем первом признании в любви, считая, что только сегодняшнее было настоящим.

– Ну да, – спокойно и чуть насмешливо произнес Стилински, внезапно перестав трепыхаться и как-то уж очень подозрительно уютно умащиваясь в объятиях волка, – тут даже не надо нормальным быть, чтобы понять это.

Он тихо хихикнул и, поясняя свои же слова, хитро взглянул на Дерека из-за плеча:

– Чувак, ты утирал мне утром слезы и сопли в ванной. Ты б видел себя, Дерек Хейл! Ты разве должен мне еще хоть что-нибудь говорить о любви после этого? Вот я считаю, что нет.

– Так значит, ты поедешь со мной к Дитону? – понял по-своему своеобразное признание Стайлза Дерек, замечая, как разливается по шее мальчишки нежно-розовый цвет от смущения.

– Поеду, – немного помрачнев, дал согласие Стайлз.

И снова, подлец, предъявил условие:

– Если выдержишь и не заснешь на середине сегодняшнего фильма.

Дерек только чудом удержался от более крепких и откровенных объятий, которые грозили бы им не просмотром киноленты, а кое-чем другим. Но вовремя остановился. А может, это Стайлз ему помог, по какой-то ему одному известной причине напялив на себя вместо обычных трусов просторные семейники со смешными щенками.

Уставший от сложных разговоров, Дерек все-таки позорно отключился на двадцатой минуте скучной космической эпопеи, так и не отпустив руки своего парня из ладони, и почему-то снился ему Кай, в тоненьких леопардовых брифах виляющий перед ним своим тренированным задом. Мальчик со сказочным именем, с которым в отличие от всё понимающего Стайлза, Дереку еще предстояло договориться.

====== VII. ======

– Не прикасайся ко мне!

Дерек отдернул руку от Стайлза и отвернулся, вздохнув.

Команда не прикасаться звенела на весь лофт уже с неделю. В разных вариациях, конечно. Сегодня шёл шестой день воздержания, поэтому Стайлз громче, чем обычно, кричал и яростнее скидывал с себя случайно зацепившую его руку своего парня. А после всего, к досаде Дерека, еще и добавил:

– Если тебе так охота, то почему бы не взять меня силой вот прямо здесь и сейчас?

Дерек поморщился. Он знал, что услышит дальше.

– Ты же соскучился по нему, ведь правда? – продолжил Стайлз. – Соскучился по вашей безудержной ебле, от которой у меня потом всё болит...

– Стайлз, перестань.

– Не перестану.

У Дерека не было выбора. Он должен был смолчать. Как более старший, более опытный, более... здоровый. Снова и снова убеждая себя: эти обвинения вряд ли являются следствием психического недуга его парня, скорее уж – безысходности и обиды на судьбу. А Дерек, так, под руку подворачивался.

Дни были невыносимы, но под вечер Стайлз всегда отходил и лез к волку, жался, даже не понимая, как сильно волнует своими извинительными прикосновениями. Еще он шептал “Прости”, с видимым облегчением глядя на то, как его парень послушно уходит спать в гостиную, оставляя Стайлза в одиночестве на огромной кровати, явно великоватой для одного.

Дерек не понимал, почему Стайлз остаётся, мучая их обоих. Но догадывался, что скоро, в момент когда их жизнь превратится в окончательный кошмар, он действительно уйдет.

На столе завибрировал сотовый. Дерек, прочитав на экране “Джон Стилински”, неохотно протянул руку к аппарату. Папа сейчас был некстати, но Дерек понимал – они теперь семья, и Джона из команды не выкинешь. Пришлось принять звонок, поговорить, сделав вид, будто все у них хорошо, как было хорошо буквально еще несколько дней назад до их визита к Дитону, когда там, в белом кабинете врача Стайлз, наконец, узнал всю правду о своём усугубившемся диагнозе.

Странно, но лучшие времена пролетают так быстро, что даже не верится, тогда как плохие затягиваются до бесконечности.

Тот разговор с Дитоном, самый первый, уже казался Дереку чем-то далёким. Информация обработалась в голове, улеглась четкими фактами, а Стайлз со своей стороны добавил в это строгое собрание психиатрических симптомов своё, эмоциональное видение ситуации. И Дерек... привык. Быстро и сразу адаптировался к новым обстоятельствам своей жизни, которой без Стайлза уже не мыслил.

Стайлз же после их ссоры послушно позвонил в клинику и записался на прием. Об этом Дереку он сказал мимоходом, когда на следующий день они лежали в постели. По негласной договоренности, друг к другу не прикасались. Дерек не смел. Не хотел проживать этих спокойных – последних спокойных дней – разбавляя их ночными бурными встречами с Каем. Хотел быть лишь со Стайлзом. Непривычно тихим, покорным, не смеющимся.

Держась за руки под одеялом, будто вот-вот могло их разъединить какое-то злое волшебство, они подолгу разговаривали. Так Дерек узнал, что значит быть на учете у психиатра. Посещение два раза в неделю считалось обязательным, и только намного позже эти визиты стали более редкими, держась на доверии двух сторон друг к другу. Дерек не удивлялся – Дитон уломал его на откровенность с первого же посещения. Стайлз же давно считал психиатра другом. Пусть этот друг и выписывал ему в прошлом неприятные таблетки, которые ввергали мальчишеский организм в состояние непривычного ему покоя.

– Я тогда сонный ходил, как долбанутый чем-то, – спокойно рассказывал Стайлз, – но, знаешь, зато впервые спал без кошмаров. А еще Дитон говорил, что в моем возрасте, ну, переходном, это лекарство немного затормозит гормональные бури, которые вечно тревожат подростков в четырнадцать-пятнадцать лет, иной раз вынуждая действовать не совсем разумно.

Стайлз хмыкал и делился совсем сокровенным:

– От этих таблеток у меня перестало стоять. Вообще. Представляешь, мой друг ходит с мозолями на правой руке, издрочившись, а мне пофиг.

Дерек тихо выдыхал теплым воздухом в затылок Стайлза, не то жалея его, не то прося продолжать грустный рассказ. И Стайлз продолжал:

– Потом Дитон их отменил, конечно. Я в тот момент ему признался, что мне парни нравятся. Все равно бы природа взяла своё, куда деться, говорил он...