Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Толстый прут железа врезался ему как раз между половинок, но Дерек неаккуратно подвинул мальчишку, дернув за цепь; освободил желанную промежность от холода стали и, одной рукой отодвинув ягодицу, вгляделся в сжатый анус любовника.

– Ты подготовился, детка? – спросил почти ласково, дождался торопливого кивка и уверенно ввел по влажному, подготовленному, свой член внутрь.

Кай как мог сильно вжимался в прутья – хотелось быть ближе, хотелось слышать громче. Как хлопают яйца Дерека от сильных размашистых ударов о его зад, как тихо скрипят вспотевшие ладони, скользящие по железу: обе руки, которыми Дерек будто бы брезговал держаться за бедра пленника, он держал на прутьях. Но это только делало секс острее. Любовники были разделены сталью и ею же соединены.

– Сожмись, – приказал Дерек сквозь шумное дыхание. – Сожмись сильнее. Сейчас кончу.

Кай послушно сокращал растягиваемые большим узлом волка мышцы, делая хозяину приятнее, и Дерек спускал ему в задницу. Затыкал её тут же пробкой, чтобы не замарать бархатный пол. Отстегивал цепь, открывал клетку и вел все еще возбужденного, с эрегированным членом любовника в душ – под холодную воду, чтобы не дай бог не кончил раньше времени и дал еще раз поиграться с собой вдоволь...

... Дерек проснулся от тычка. Стайлз тряс его за плечо, вглядываясь внимательными глазами в лицо своего волка.

– Эй, Дерек, проснись! – расслышал Хейл на границе всплывающего из сна сознания.

Он потряс головой, просыпаясь, еще слыша отголосок собственного стона и со стыдом чувствуя, как распирает член трусы, налившись спонтанной эрекцией.

– Что случилось? – глупо спросил он своего парня, угадывая, что Стайлз не спит уже давно.

Что ловит каждый вздох, определяя, а может, уже и догадываясь о развратной тематике его сна.

Стайлз отвел глаза. Особенно старательно – от стояка Дерека.

Сказал спокойно:

– Ничего не случилось. Ты снова говорил во сне. Но сегодня очень громко и...

– Прости, – вырвалось у Хейла, и он вдруг расслышал фразу полностью.

Стайлз сказал “снова”.

– Я что, раньше тоже... разговаривал? Во сне? – переспросил с нарастающим ужасом, припоминая слова Кая, весь тот его сумбурный монолог, который так и не посмел обсудить со Стайлзом позже.

– Ну, точно не в первый раз, – подтвердил Стайлз и грустно в темноте улыбнулся.

– И о чем же я разговариваю? – в лоб спросил Дерек.

– О всяком. Часто это что-то бессвязное, но иногда ты произносишь какие-то четкие фразы. Иногда стонешь, как делаешь это, когда тебе очень хорошо; иногда шепчешь... – ответил Стайлз. Добавил, как что-то неважное: – Иногда произносишь мужское имя. Не моё...

Это было просто смешно – вот так спалиться. Дерек посмотрел на Стайлза заалевшим взглядом, пытаясь понять степень новой катастрофы; оценить её хоть по какой-нибудь шкале, уже и так зная, что нынешнему торнадо наверняка будет присвоен высший балл, смертельное эф пять по шкале Фудзиты.

– Я всё объясню, – ровно сказал он, не зная, как оправдать свое проклятое подсознание, заставившее его шептать имя двойника.

Другого имени, Дерек был уверен, он произнести не мог.

– Не надо, – немного нервно отверг грядущие объяснения Стайлз, передернув плечами. – Ты дал своему второму любовнику имя. Я это понимаю. Не мог же ты вечно звать его... как ты обычно говоришь – “детка”?

– И давно ты знаешь это?

– С тех самых пор, как ты стал беспокойно спать, – сказал Стайлз и позволил себе неуместную шутку: – Это что, особая собачья фишка? Крутиться под одеялом всю ночь и говорить человеческим голосом?

Замечание было обидным до жути. Дерек прочувствовал. Вспомнил, как поглядывали на него в фирме поначалу и даже принюхивались; специально, наверно, ловили в воздухе несуществующий запах собачатины, чтобы показать выскочке – кто есть кто. Дерек привык, но сейчас был не готов выслушивать это от Стайлза. Глупо, безвольно сорвавшись, зарычал на него.

– Не надо, Дер, – спокойно произнес Стилински. – Не надо рычать и злиться. Ты прости. Мне было сложно привыкнуть, что там у вас...

Он сделал неопределённое движение рукой, показывая куда-то в темноту, обозначая так границы сумрачных территорий обитания своей тени.

– ... там ваша отдельная жизнь, в которой мне нет места. Что он не такой, как я; он совсем другой, и ты с ним, наверно, тоже меняешься. Но каким бы ты ни был с ним, ты все же Дерек. Мой Дерек Хейл. И, знаешь, я ужасно устал делить тебя с кем бы то ни было...

Стайлз не сказал главного. Того, к чему он так и не смог привыкнуть. Да и кто бы смог? Слышать, как твой любимый шепчет в ночи имя другого?

– Дерек, пожалуйста, можно я тебя кое о чем попрошу?

Стайлз прижался теснее и ближе, словно это смогло бы помешать ему сказать что-то непоправимое.

– Нельзя, – попытался помешать Хейл, но тот все-таки начал говорить.

– Я долго думал в последнее время... Я так всегда боялся этого раньше, того, что ты захочешь от меня уйти, что не понимал главного – тебе не нужно. Я... сам. Сам должен...

Дерек зажал ему рот так сильно, что чуть не задушил. Стайлз дернулся в его руках и тут же обмяк. Когда не хочешь делать того, о чем испрашиваешь соизволения, любая помеха, даже самая маленькая, кажется избавлением от задуманного самоубийства.

Стайлз не хотел уходить. И не мог остаться. С тем, кто бессознательно неверно выбрал своим постельным фаворитом не его.

– Не смей ничего говорить больше, – рыкнул на него Дерек зло.

Злился на себя и свои сны, которыми руководить не мог. Злился на Кая. На то, что в отличие от Стайлза, смог разделить себя самого на две почти счастливые половины, одна из которых боготворила и лелеяла влюбленные, но угасающие воспоминания о милом мальчике из клуба, а другая пылала пожаром похоти к его двойнику.

Словами прощение вымолить было трудно, и Дерек сначала старательно и долго вылизывал шею своему обиженному мальчишке. Он притворился для него домашним, безобидным, преданным псом, заглядывая в глаза просительно, нежно. Он аккуратно проталкивал два пальца Стайлзу в рот, прося сосать их и влажно касаться языком, лишь бы занять этот орган другим важным делом. Не дать сказать тех самых, окончательных слов, которые чуть было не вылетели из горла мальчишки.

Говорил сам. Определенно продуманные и верные слова.

– Уйти ты сможешь, только если удержишь своего двойника в узде. А ты не удержишь, я знаю. Когда он появится, то, где бы ни был, найдет меня. Потому что... любит. Ты можешь понять это или нет? И это наша гарантия, что мы – ты, я и он – будем вместе. Всегда. Он не сбежит, если не сбежишь ты. А я постараюсь сделать всё так, чтобы никому из вас не захотелось этого сделать.

Стайлз с заткнутым ртом молча смотрел на своего парня большими глазищами; сосал пальцы, слушал, и – Дерек надеялся – понимал хоть что-то.

Понимал, что надо принять их тройственный союз и научиться делиться, не заставляя своего несчастного волка изображать, что кого-то из них двоих он любит больше, а кого-то только замысловато трахает. Эта формула перестала работать: Кай требовал равного отношения и требовал нехорошими способами и, если бы только Дерек разгадал их раньше, то им наверняка не пришлось бы проходить через всё это, через что они уже прошли.

Хейл долго еще присматривался после их разговора к Стайлзу, ловя малейшие его порывы к побегу и лишь когда убедился железно, что полная безысходность положения заставляет его согласиться с ним, отказавшись от идеи трагического расставания, заказал доставку своей страшной, но правильной фантазии.

Клетка встала посреди гостевой спальни, будто всю жизнь там стояла.

Комната была оформлена в серых, темных тонах – её Дерек не планировал занимать, оборудуя для недолгих ночевок своих малочисленных гостей. Поэтому она была лаконична в своём дизайне и очень строга палитрой выкрашенных в серое стен.

– Вот, детка, смотри, – подтолкнул он внутрь испуганно глазеющего на пыточный застенок мальчишку.

Стайлз онемел от вида роскошной, по мнению Дерека, атрибутики.

Клетка была из стали, черной и матовой. Выстлана она была бархатом, на котором лежал ошейник с инкрустированным в него пузатым бериллом неприличного размера. Рядом змеилась тонкая, но прочная цепь; наручники, приваренные к прутьям, были на каждой стороне решетчатого куба, а в углу сияла хромом маленькая кнопка тревожной связи, для экстренного вызова хозяина.

Композиция была верхом БДСМ-искусства, и хоть Дерек не чувствовал раньше горячей привязанности к дополнительным извращениям в сексе, даже он признавал – эстетика во всем этом имелась. Даже если черные прутья из благородной стали и были бы в скором времени осквернены физиологическими жидкостями их обоих.

Он показывал клетку Стайлзу, удерживая того за локоть, чтобы не вырывался. Четко проговаривал своё решение вслух, зная, что делает больно, делает обидно, но уверенный в том, что именно так – правильно.

– Это комната... игровая для Кая. Он захотел её. Я ему её дал. И всё, что он захочет делать в ней, мы будем делать. Разумеется, без какого-либо физического вреда вашему телу.

Слова были жестокими. Совсем не похожими на те, которые недавно Дерек говорил Стайлзу. Но в этой шоковой терапии была острая необходимость. Хейл понял одно – они не выживут, если будут что-то скрывать. Поэтому сейчас он физически удерживал в серой комнате своего любимого – одного из – и показывал ему, ничего не утаивая, территорию для игр второго мальчика.

– Он, что, совсем ебанутый? Ему нравится... такое? – грубо спросил Стайлз, уже не пытаясь вырваться. Потом сердито свёл брови, намекая на давний эпизод с поркой: – Или это тебе... Дер?

– Это совместное решение, – честно ответил волк.

И объяснил, как будет это работать, как будет Кай самостоятельно заходить в свою темницу, приковывать себя и ждать своего любимого волка. А дождавшись...

– Заткнись нахрен! – орал Стайлз беспомощно. – Я не хочу этого слышать!!!

Но Дерек продолжал, милосердно опуская лишь подробности будущих игр:

– В общем, теперь он не сможет так же свободно, как раньше, перемещаться по лофту. И это... хорошо. Это отвлечет его от прочих фантазий, от иррациональных желаний, которые в последнее время портили нам всем жизнь.

– Ты его так сильно любишь? – жалко спрашивал Стайлз. – Иначе зачем тебе... это...

“Это”.

Дерека в последнее время бесило и одновременно возбуждало то, что простаку Стилински так мало надо. Ему было достаточно его, Дерека, обнаженного тела. Его твердого члена, его узла. Поцелуев достаточно и простых касаний дрожащих от нетерпения рук.

Но Кай был другим. Ему необходимы были дополнительные нюансы. Ему необходимо было “это”.

– Люблю? Наверно, люблю, – ответил Дерек своему парню. Прибавив: – Поэтому сделал “это” для него. А это – для тебя. Потому что люблю тоже.

Он протянул Стайлзу ярко оформленный буклет с фотографиями роскошного особняка и ткнул пальцем в торопливо написанное от руки приглашение...

Связи, которые у Дерека были, и которыми он никогда не пользовался отчего-то, оказались на редкость полезными. Один его клиент, тоже гей и тоже оборотень, предоставил за давнюю услугу ключи от своей гостевой виллы и всю её в распоряжение Дерека на целую неделю. Хейл согласился погостить там на выходных, предварительно узнав, что поблизости масса гей-баров и клубов; вагон дискотек под открытым небом и куча частных вечеринок, на которые ему уже начали присылать приглашения через хозяина этого райского уголка. Решение уехать пришло к нему инстинктивно. Дерек подумал, что потакая капризам Кая, он ничего не делает для своего первого любимого мальчика – в последнее время они из-за ошибок Хейла в общении с двойником только и делали, что воевали, не переставая.

Вспомнить, когда у них была последняя вылазка в люди, он не мог.

Дерек слушал запреты Дитона, его предостережения и травил Стайлза затворничеством; трахал его, трахал Кая, пытаясь найти гармонию и забыв, что где-то там есть мир, есть другие пейзажи, есть другой вид из другого окна.

Да, риск публичной метаморфозы был, но Дерек был отчего-то уверен – Кай будет сидеть тихо. Никакой триггер не сработает, если сам Дерек не сорвется.

Поэтому сейчас он и протягивал Стайлзу этот маленький кусочек мечты, предлагая в подарок побережье океана в пригороде Фриско, роскошный особняк с бассейном, джакузи на крыше, барбекю во дворе, маленький тренажерный зал и прекрасный вид на закат из спальни, на балконе которой стоял огромный лупатый телескоп.

Стайлз с минуту недоуменно рассматривал райский уголок, куда его несомненно приглашали, а потом обрадовался, забыв, что стоит посреди пыточной для собственного тела. Он обрадовался так искренне и непередаваемо восторженно, что сердце защемило.

– Ты что, Дерек, – восхищенно произнес он, смотря на яркие картинки, – я не смогу туда поехать! А как же моё состояние? Вдруг...

Никаких вдруг, припечатал Дерек сурово. Плевать на твоё состояние. Плевать на запреты осторожного Дитона. Плевать вообще на всех. Мы едем. Мы будем там жить. Я так хочу там с тобой жить! Жить... нормально.

Он вовремя замолчал и не сказал этого. Потому что понял – и без “нормально” предложение получилось на редкость законченным и правильным.

В этот же вечер он заставил Стайлза собрать чемодан и самолично запихал в него абсолютно все светлые вещи, которые нашел в гардеробе, планируя затащить Стилински на обязательную белую вечеринку, где, в общем-то, никто бы не обратил внимания, если Стайлз по какой-то причине неосмотрительно перевоплотился в разнузданного мальчишку с яркими похотливыми глазами, каких в местных клубах и барах, наверно, миллион.

====== XIX. ======

На двух выходных они не остановились – Дерек настоял на неделе отдыха, так было хорошо.

Вырвавшись из заточения, из воздушного своего замка, зависшего между землей и небом, они смогли стать на несколько дней обычными, ничем не примечательными влюбленными людьми.

Это было время прекрасного ничегонеделания. Хейл третий день подряд просыпался около десяти утра, ужасно поздно по своим меркам, и понимал – он имеет право валяться в постели сколько угодно. А офис и бумажки пусть горят в адском пламени.

Рядом всегда был Стайлз. Милый, взъерошенный, немного удивленный программой отдыха – Дерек сказал, что они будут делать, что захотят, и вот уже который день они ничего не хотели. Даже секса.

– Ммм... Сделай так еще, – тянул Стайлз и зарывался лицом в подушку с блаженной улыбкой, пока Дерек мял ему спину, ягодицы, ноги...

Сеансы массажа не успевали перетекать в нечто другое – с кухни доносился мелодичный звон, означавший, что завтрак подан.

Никогда не считая себя гурманом, Дерек исходил слюной, как голодный пес и завидовал своему бывшему клиенту, на вилле которого имелся личный шеф-повар, выписанный из Италии. И его проклятые макароны, тающие на языке из-за какого-то дьявольски нежного соуса, грозились предательски отразиться на силуэте всегда подтянутого волка.

– Еще одна порция карбонары и у меня наметятся бока, – провыл он к полудню четвертого дня, встав из-за стола и направившись к бассейну.

Стайлз лишь тихо хихикнул, оглядев своего парня сзади оценивающим взглядом, и поспешил следом, благодаря бога за то, что уединение позволяет им не использовать купальных костюмов. Вообще.

– У тебя... классная задница, – несмело проговаривал непривычный комплимент, не догадываясь о том, что Дерек специально выставляет её напоказ, отчаянно стараясь сделать отдых своего мальчишки незабываемым.

И конечно же, делал.

На пятый день, осоловев от безделья и итальянской кухни, Дерек привольно развалился под белым навесом на ротанговом диване почти обнаженным, обещая своему парню жаркую полуденную сиесту.

– Трахнуть меня хочешь? – спросил прямо, тут же смутившись.

Немного разозлившись на себя от того, что говоря пошлости Каю, смущение испытывать он не привык.

Но сейчас перед ним стоял завернутый в махровый халатик Стайлз, смотрящий на него, голого, восхищенными глазами недавнего девственника.

Вопрос заставил его покраснеть. И согласиться.

В общем, к последнему дню пребывания на вилле Дерек чувствовал, что зад его растянут, как у портовой девки; что из Стайлза получился в принципе, прекрасный нежный актив; что это очень волнительно – так доверять партнеру.

В последний день, чтобы закрепить ощущения их счастья, он потащил Стилински на частную вечеринку. Они пробыли там до утра, и Дерек с удовольствием отмечал, каким успехом пользуется его парень у местных мачо. Мужчины заглядывались на его тонкую фигурку; особо наглые пихали в руку записочки с номером телефона. А на танцполе Дерек только и успевал оттеснять плечом тех, кто упорно не понимал, что кареглазый детка занят.

Они договорились забыть о том, что Стайлз болен. Они условились вести себя, как пара простых парней. И лишь один раз Стайлза накрыло необъяснимым страхом, почти приближенным к его тихой панике, которая всегда предшествовала страшной метаморфозе.

В маленьком ресторанчике с панорамной террасой, куда они ходили не столько ужинать, сколько смотреть на закат, Дерек, уйдя в туалет, оставил Стайлза одного за столом перед трехслойным коктейлем. А когда вернулся, его парень сидел со стеклянными глазами-пуговицами, съежившийся от взгляда чужого оборотня.

Дерек только взглянул на него и тотчас сменил цвет радужки на красный, учуяв ярость сородича, его зарождающийся в груди рык и готовность кинуться на Стилински.

– Что слу... – не успел поинтересоваться, машинальным защитным жестом обнимая Стайлза за плечи и интимно поглаживая ему шею, как парень напротив мгновенно расслабился и смотреть перестал, вдруг потеряв к испуганному мальчишке всяческий интерес.

К нему подошла красивая девушка и переняла эстафету взглядов, смысл которых Дереку был по-прежнему неясен. Она же слегка ударила своего эмоционального спутника по руке, будто наказывая за что-то, и они быстро ушли.

Стайлз выдохнул и вцепился в свой бокал, украшенный дурацким зонтиком.

– Его девушка похвалила мою прическу, – расстроенно объяснил он суть чуть не случившегося конфликта. – Я думал, этот ревнивый псих трансформируется прямо здесь. Я, понимаешь, не его испугался...

Дерек прекрасно понимал. И нервно рассмеялся реакции темпераментного оборотня, который сообразил, хоть и поздно, что девушку свою приревновал... эмм... в некотором роде к другой девушке.

Стайлз мило дёрнул уголками смешливых губ – извинялся. Рукой взъерошивая свои красивые темные волосы, которые, на беду, понравились какой-то слишком впечатлительной красотке...

Эпизод вынудил их покинуть живописную веранду. И он же инстинктивно вынудил Дерека бросить легкомысленные эксперименты в постели и заняться более привычной терапией, которая не заставляла бы Стайлза действовать и рассуждать, а лишь подчиняться.

Последний их секс на шикарной вилле произошел в постели – Дерек бросил фантазировать. Он не потащил Стайлза в джакузи, не нагнул его на кухне, где завлекательно пахло пряным пармезаном, и не повалил на ступенях мраморной лестницы. По ней он чинно занес своего мальчишку в спальню, как законный муж, где взял уверенно и сосредоточенно на большой кровати, уложив в миссионерскую позицию, чтобы не разрывать зрительного контакта. Засаживал член безжалостно, словно мстя за свою прошлую пассивную роль, пусть и добровольно сыгранную. И уже на финишной прямой, зажмурившись от острых, всего-то за неделю отсутствия забытых ощущений, понял, что можно сколько угодно подставлять свой зад под член и пальцы, но если ты убежденный топ – то и оргазм у тебя случится самый яркий, когда ты сверху.

Он выл от удовольствия, трахая снова узкую дырку своего парня и остановился только в тот момент, когда почувствовал, как Стайлз тает в его руках, оплывает бесформенной массой, как свечка, исчезая под испепеляющим огнем волчьего темперамента.

– Детка, детка!!! – затряс он мальчишку, и оказалось – вовремя.

Стайлз открыл невидящие глаза, проморгался и застонал.

– Чуть не убил меня членом, маньяк, – сказал обиженно и, сжавшись, член этот из себя выпихнул. Предпочитая немного театрально поссориться из-за чрезмерно грубого секса, делая вид, будто не понимает, что только что сейчас произошло.

Вернулись они уставшие.

Дерек – от плохой обратной дороги, Стайлз – от их молчания в машине.

Что-то было не так. Не так, как у всех остальных пар.

Они не ругались, не ссорились. Но отдых, показавшийся удавшимся, на самом деле не удался.

– Хочешь пиццу? – спрашивал Дерек тем же вечером у Стайлза, когда разбитые, они лениво валялись на диване в гостиной и бесцельно переключали каналы на огромной плазме.

Стайлз молча отрицательно качал головой: итальянская кухня надоела.

Но дело, конечно, было не в меню.

Хочешь пирожные, новый фильм, в душ вместе, ароматический массаж, новый гаджет...

На все предложения Стайлз отвечал отказом, и монотонные отрицания удовольствий растянулись для него на целую неделю. Ровно по одному дню на каждый день их мимолетного мини-отпуска.

Дерек не усматривал во всём этом привычных симптомов болезни. Это была совершенно новая меланхолия, граничащая с летаргией: Стайлз не покидал спальни, используя её по прямому назначению – пребывая там в полумраке в вялотекущей дремоте.

Принуждение к сексу, а именно так классифицировал свои действия Дерек, когда стал вроде бы ненавязчиво этот секс предлагать – ни к чему не привело. Стайлз просто отвернулся к стенке, не сопротивляясь ласкам, но Хейл продолжать не стал – это же как куклу трахать!

– Детка, Стайлз, что происходит? Я что-то сделал не так? – спросил его на седьмой день, по-тихому сходя с ума.

– Ты ни при чем, Дерек. Я просто устал, – ответил Стайлз и снова зарылся в одеяла.

Привыкнув заниматься психологическим анализом в отношении своей пары – а что делать, когда живешь с сумасшедшим? – Дерек за достаточно короткий срок отточил своё мастерство.

Читать Стайлза было сложно, но Хейл справлялся, как умел.

... – Не переживай, детка, мы снова куда-нибудь съездим, обязательно, – обещал он Стайлзу, логично предположив, что пленник башни грустит: по мимолетному отпуску, так быстро окончившемуся; по вечеринкам; по всей той жизни, которой у него не было очень давно и которой больше не предвиделось, следуя врачебным предписаниям Дитона.

Казалось, будто эта разовая выездная акция так и останется в их жизни единичным случаем; тщетной попыткой вести жизнь нормальную. Так предполагал Дерек и тут же решительно составил план, содержащий свои собственные, придуманные им лечебные мероприятия: прививки публичностью, инъекции социализацией и витаминные коктейли уютных вечеров в гей-клубе.

Самодеятельная терапия не включала в себя грандиозных перемен в их жизни, и никакие дальние поездки больше не входили в список. Там значились походы в кино, в маленькие кафешки рядом с домом и, напоследок, в субботу – в камерный клуб только для своих, членство в котором Дереку было предложено еще очень давно и которого он так и не принял.

Программа была выполнена в полном объеме, но все это не впечатлило Стайлза. Он был по-прежнему тих и спокоен. Он безоговорочно Дерека слушался; он одевался в те шмотки, которые выуживал для него из шкафа его парень и после, приходя домой, он так же уныло давал их с себя снять. Дерек мыл Стайлза в душе, едва прикасаясь к интимным местам, но видя, как Стайлз никак не реагирует на его игриво-нежную сдержанность и не делает попыток вымыться сам, стал просто скрести его тело безо всяких намеков.

Это обыкновенная гигиена. Его мальчик должен быть чисто вымытым и аккуратным.

Но Стайлз не отреагировал, даже когда Дерек тронул ягодичную щель и запустил туда пальцы, намыливая анус, промежность, яички и член. Сдвинул кожицу крайней плоти, скрипя пальцами по уже чистой розовой головке. И ощутил, как мягко под руками.

Дерек припомнил: Стайлзу вот-вот должно было исполниться восемнадцать. И мягкость эта была пугающе неправильной.

– Все будет хорошо, – шептал оборотень засыпающему Стилински в спальне.

Мял мошонку, зная, как тот любит это; целовал сморщенную кожу сухими губами; сосал член.

Боже, как же усердно он ему сосал!

Но Стайлз, преодолевая дремоту, отворачивался к стенке, бормоча: “Отвали, Дерек”, машинально подставляя беззащитный зад; позволяя взять себя невозбужденного и равнодушного.

Дерек не брал. Шел под холодный душ и, не имея сил дрочить, плакал.

Сильный, успешный, богатый оборотень Дерек Хейл.

В общем, на третьей неделе анабиоза он позвонил Дитону.

– Еще раз, куда ты его отвез? – сухо и как-то холодно, вероятно из-за последнего их разговора, спрашивал врач. – На побережье, так. Публичные выходы были? Несколько раз? И один – на вечеринку. Инциденты? Ты знаешь, о чем я. Не было? Хорошо. И сколько вы пробыли вдали от дома?

Дерек отвечал честно. Уже потихоньку догадываясь, что натворил.

Признался и в остальном самоуправстве, прикрыв лицо ладонью, словно не хотел, чтобы Дитон его видел, хотя, будучи на внушительном расстоянии, он и так не мог.

– Потом я его таскал повсюду, но уже здесь.

– Ясно, – подозрительно спокойно сказал Дитон, и Дереку отчего-то показалось, что он, сидя за своим столом, прикрывает лицо рукой точно так же: устало и обреченно.

– Я думал, Стайлз переживает, что отпуск кончился и... мне захотелось продлить его уже здесь, – дальше Дерек стал объяснять предельно откровенно, как умел; как ему самому казалось, – знаешь, Алан, как бывает, вот ты дочитываешь книгу, действительно классную и она заканчивается. И ты сидишь, смотришь в пустоту, переживаешь последние главы, развязку, и думаешь – и это что, всё? Вот так? Теперь я никогда не смогу вернуться в начало? Или хотя бы всё повторить?

Дитон хмыкнул. Точно отдал должное проницательным рассуждениям психологичного Дерека. Но не согласился с его теорией совершенно.

– Он не грустит по вашему маленькому и единственному в его жизни приключению у океана и не сожалеет о невозврате в прошлое. То, что сейчас происходит с ним – компенсация, – непонятно и одновременно понятно объяснил он причины странного поведения Стайлза.

– Отходняк, да? – по-своему, по-нормальному переиначил Дерек.

– Можно и так это назвать, – невидимо кивнул Дитон. – Семь дней чужой обстановки для Стайлза обернулись семью днями анабиоза. Он восстанавливает силы. А ты снова и снова тянешь их из него, насильно социализируя. Поверь, Дерек, его учеба в колледже уже достаточный фактор нагрузки на психику. Ему не нужны подношения в виде романтических путешествий. Надеюсь, ты больше не будешь таким... э-э... недальновидным.

Прозвучало это весьма вежливо, но Хейл уловил, что на самом-то деле его попросту назвали тупым.

Странно как-то было – Дитон вообще не должен был отпускать от себя такого интересного и, что уж там, перспективного для его карьеры пациента. Но он отпустил, словно бы передоверил Дереку, устав наблюдать, как болезнь медленно, но верно калечит мозги хорошего мальчишки. Дерек осознал это только сейчас, когда не услышал от врача никаких иных претензий. Его всего-то обозвали тупым и то – иносказательно. И так же спокойно и безэмоционально психиатр продолжил рассуждать на тему рецидива Стайлза.

– В некотором роде он становится асоциален. Он привязан к тебе и вашей с ним территории, прости за такой термин. Смена декораций повлекла за собой сбой в хорошо, я не сомневаюсь, что хорошо, отлаженной системе. Надеюсь, ты приведешь ее в норму в скором времени. А лучше, если привезешь его ко мне, с его согласия, конечно.

Дерек многозначительно помолчал – молчание должно было дать понять Дитону, что внеплановых посещений “Кипарисов” не будет.

– Ладно. Ответь на пару вопросов, и я оставлю на время вас в покое, – снова неожиданно покладисто согласился Дитон, и в этом Дереку почудилась необъяснимая угроза.

– Задавай, – угрюмо сказал он в трубку, приготовившись к тому, что сейчас его снова будут психологически препарировать.

– Как давно появлялся двойник?

Дерек вздрогнул.

Чёрт. Кай.

Маленький негодник, заставивший его несколько недель назад страстно готовиться к их играм, он вспоминался забытым развратом, жаром между ног, и стояком, который приходил обычно ночью, в мокрых сновидениях. И отсутствие мальчишки, как и отсутствие секса впрочем, не вызывало никакой тревоги. Оно было логичным: Стайлзу было плохо, было не до игр, не до секса, не до Кая...

– Это что, важно? – слишком беспечно поинтересовался Дерек.

– А как же, – ответил врач, – Кай снимает нагрузку на мозг, забыл? Он разгружает Стайлза психологически, дает ему отдохнуть. И мы, кажется, обсуждали это, Дерек.

– Да, да, – припомнил волк и скривился, не принимая эти сухие профессиональные формулировки, которые были просто оскорбительны: для него Кай давно стал кем-то другим.

– Ты не ответил на вопрос. Когда он появлялся? – настаивал Дитон.

– Еще до нашего путешествия. Где-то... три недели назад.

Дерек сам поразился тому, как давно он не видел мальчишку. Он так легко снова принял классическую – двоичную – схему отношений, что даже забыл, что третий необходим им, как воздух.

– Ты мог бы немного и подумать своей головой, что это не есть нормально, – вот теперь открыто враждебно и недовольно произнес Дитон.

Дерек не принял его оскорбительно-трагический тон. Все так же легкомысленно предположил:

– Быть может, это к лучшему? Что его больше нет? А?

Он знал, что говорит глупость, но так отчаянно хотел в неё сейчас верить, что на минуту позволил себе этот дебильноватый оптимизм, как некое противоядие своей осведомленности.

Дитон, конечно, услышал лживые нотки в его голосе, но, сжалившись, подыграл. Еще раз объяснил ему, словно тупому:

– Исчезновение Кая не означает излечения.

– Знаю, – мрачно изрек Дерек, перестав скалиться в телефон.

– Тогда почему ты не позвонил мне раньше? – строго поинтересовался врач. – Мы, помнишь, говорили о том, что нас спасет регулярность. Она – залог спокойствия пациента и мягкого течения его болезни. Но ты почему-то решил, что можешь проявить эту глупую самодеятельность, выдернув Стайлза из зоны комфорта!

Дерек зачем-то, хотя и не располагала беседа к такому, как не был таким развязным и он сам, высунул язык и показал его трубке. Отомстил врачу по-ребячески с явным удовольствием, пусть Дитон и не кричал на него, а просто перечислял допущенные ошибки.

– Ты самовольно увез его в люди – раз. Ты, несмотря на его болезненную апатию, прогрессирующую, кстати, продолжил свои эксперименты и стал толкать мальчика в толпу, которая ему противопоказана. Ты не озаботился временным исчезновением двойника, хотя прекрасно знаешь, что его уже никуда не денешь и не истребишь. И можешь не врать мне, что тебе это неведомо, делая непонимающий вид побитой овчарки.