Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Дерек застыл, не понимая.

– Не обижайтесь, Дерек, – немного печально произнес Дитон, будто в следующую секунду хотел озвучить эпитафию на только что зародившуюся любовь человека и волка, – но вы не понимаете, насколько это важно. Вы ведь, наверно, даже не интересовались, какое именно животное сбил на той злополучной дороге Джон Стилински? Да? И как это могло быть связано сейчас с вами и Стайлзом? С его ассоциациями, которые, зарождаясь в психике при определенных условиях, вынуждают проживать его трагический момент снова и снова?

– Это был волк, да? – тихо и догадливо спросил Дерек.

– Это была собака, – кивнул Дитон и попросил, наверно, о самом насущном: – Расскажите мне, что в ваших отношениях со Стайлзом не так, если, конечно, вы чувствуете это? Вы же чувствуете, я не ошибся?

Дерек не знал, что сказать. Не знал, какими словами обозначить это гигантское “НО”, что стояло между ним и его парнем, потому что выглядели их отношения снаружи прекрасно. Обложка светилась яркими красками, пряча под собой еле уловимые предчувствия, которые основывались на нескольких случаях, когда Дерек ловил своего мальчишку запертым в ванне и тихо всхлипывающим.

– Когда Стайлз впервые заплакал? Когда вы застали его плачущим, Дерек? – потребовал Дитон невозможного, потому что рассказывать ему об этом Дереку не хотелось.

Это было вторжением в особую интимную зону, о которой он никому не распространялся.

– Хорошо, – неожиданно не стал давить на него врач, – вам трудно говорить об этом, я понимаю. Поэтому расскажу вам сам, отчего все-таки у меня возникли некоторые беспокойства насчет своего пациента, которого я знаю уже так давно. Я без ложной скромности скажу, что изучил Стайлза. Он очень обязательный молодой человек и раз пообещав отцу, что будет у меня наблюдаться, он никогда не пропускал наших бесед. Мы встречались раз в две недели. В некоторые моменты – чаще. Латентный период его давней травмы достаточно затянулся, и я опасался, что с приходом взросления она обострится. Ребенок шести лет вряд ли может пережить такую трагедию осознанно, и осознание её откладывается до более поздних времен. Память хранит образы, но только в закодированном виде, понимаете? И вызвать их может что угодно. Вызванные, они уничтожают личность, побеждают её страхом, тревогой, новыми переживаниями беды, случившейся так давно. И это очень уязвимый период. Если его не отслеживать, не заметить, упустить – может случится некий коллапс и психика откликнется непредсказуемо.

– Стайлз вполне вменяем, доктор, – нерешительно и обиженно за своего парня сказал Дерек, ощущая себя обладателем не человека, а какой-то бомбы замедленного действия.

– А я и не говорил о невменяемости, Дерек, – успокоил его врач. – Он позвонил мне месяц назад и сказал, что отменяет следующий сеанс, потому что чувствует себя лучше. Поверьте, я был склонен ему верить, до тех пор, пока он не пропустил и все последующие встречи. Самое печальное, что при этом заболевании у пациента не может быть полной ремиссии. Травма, её смертельные остаточные осколки всегда вернутся бумерангом, так или иначе. Стайлз знал об этом, и то, что он не хотел больше встречаться со мной говорило о том, что она вернулась, только так коварно, что он и не знал об этом. Скажите, вы замечали чтобы Стайлз чего-то не помнил? Вы замечали у него провалы в памяти?

– Н-нет, – Дерек, скованный ужасом, который зародился в нем еще с первым произнесенным Дитоном медицинским термином, действительно не мог припомнить ничего такого.

Слезы Стайлза симптомом не могли являться. Или?..

– Ну хоть что-то? Дерек, – Дитон не сдавался, от волнения совершенно непрофессионально перейдя на “ты”, – тебя привела сюда ревность, но послушай, воспользуйся ситуацией и доверься мне. Расскажи о происходящем сейчас со Стайлзом, это необходимо, потому что вместе мы сможем помочь ему!

– А почему вы мне верите? – вдруг осенило Дерека запоздало. Он вдруг совсем забыл о том, как еще минуту назад требовал правды о своём парне во что бы то ни стало. – Почему так легко и просто вы рассказали сами о том, насколько болен ваш пациент? Это же запрещено, вы должны хранить врачебную тайну, вы должны...

– Прежде всего я должен защищать интересы своего пациента, ты прав, – устало кивнул Дитон, соглашаясь со всеми кинутыми в его лицо обвинениями, – и я этим сейчас и занимаюсь.

– Вдруг теперь, узнав обо всем этом, я наврежу ему? – Дерека трясло.

– Вряд ли, – уверенно сказал доктор.

Дерек не понимал – почему. Почему, ворвавшись в кабинет этого человека, он вызвал в нем такое доверие.

– Что вы хотите узнать? – все же спросил он, еще надеясь, что к нему не собираются залезать под кожу.

Надежды растаяли со словами Дитона.

– Всё, – кратко сказал он. – Особенно если в последнее время между вами происходило что-нибудь странное.

“Странное...”

Дерек усмехнулся.

Он оборотень. Это уже странно. Общество все еще не научилось признавать равенство двух видов.

Он оборотень-гей, и пусть пресса орет о железной толерантности к однополым отношениям, они всё так же осуждаемы. Шепотом, но все же.

Он оборотень-гей, который имеет связь с шестнадцатилетним мальчиком, и разница в возрасте составляет более десяти лет.

Он просто ходячее доказательство похотливого животного, которое по незнанию трахает не только малолетнего, но и психически больного мальчишку.

Он странен с головы до ног и кажется, этим странностям могут вскоре придумать определенную статью в уголовном кодексе.

– У него часты смены настроения, – начал с легкого Дерек, убедившись, что Дитон все так же выжидательно смотрит на него.

Ждет откровений, профессиональный ублюдок.

– Еще.

– Он очень неугомонный временами.

– Еще.

– Болтает много. Жестикулирует. Не дружит с координацией. Грызет все подряд, как щенок...

Дерек улыбнулся. Наверно, единственный раз за сегодня. Он вспомнил, как впервые провел эту аналогию, увидев погрызенные колпачки ручек. Узнав на них отпечатки зубов своего любовника. Учуяв запах его слюны, хранившейся на последней...

Эти бытовые мелочи успокаивали и умиляли. Гасили напряжение получше секса. Они напоминали Дереку, какой на самом деле Стайлз еще ребенок и накладывали странный запрет на серьезные, взрослые разговоры с ним.

Это было несправедливо по отношению к парню, Дерек осознавал. Потому что когда трахал, не думал о том, насколько еще незрела психика, да и анатомия его маленького волчонка. Вгонял в его маленькую дырку член и выл от удовольствия на всю спальню...

– Насколько гладко прошел его первый опыт? – этот вопрос, больше, чем остальные, застал Дерека врасплох.

– Что, простите?

Дитон кашлянул, пояснил бесстрастно:

– Насколько безболезненно прошел его первый половой контакт?

– Я не буду...

– Будете, Дерек, – Дитон внезапно снова перешел на “вы”, – потому что это важно. Попробуйте абстрагироваться от смущения и неловкости, расскажите мне об этом важном событии в жизни каждого человека.

Парни – народ особенный. Никто им ТАМ ничего не рвет и не ищет после следов крови. Парни не заморачиваются датами и не отмечают этот день в календаре, будто бы день взятия Бастилии. И все же Дитон зачем-то хотел услышать о первом опыте Стайлза. Наверно, интуиция его тоже была на высоте, за столько-то лет практики...

– Я... не смогу, – попытался съехать с темы Дерек и тут же сдался под непроницаемым, спокойным взглядом врача, в котором, даже если и поискать хорошо, не было ни грамма похоти от предвкушения слышать историю дефлорации своего пациента.

– Ладно. Ладно, – тихо и стыдливо прошептал Дерек, – я расскажу, если это так важно.

– С подробностями, – жестоко уточнил требование Дитон.

– С подробностями, – кивнул Дерек, думая, что пусть это и будет намеренным скальпированием его личной жизни, но еще это – хороший шанс на избавление от собственных иррациональных страхов; от странных, непонятных воспоминаний, которые он на протяжении целого месяца отношений упорно старался затолкать в память от себя подальше.

====== IV. ======

– Мы познакомились в ночном клубе, ну, знаете, особенном, – начал Дерек, но Дитон перебил его, извинившись.

– Это не столь важно – где. Сколько времени прошло с момента знакомства до интимного контакта? – задал он первый неудобный вопрос.

– Два часа.

Дитон удивленно посмотрел на Дерека, и тот с удовлетворением констатировал очевидное – не так-то хорошо, значит, знал врач своего пациента, если на его лице сейчас отчетливо написано изумление. Но удивляться столь скоропалительному знакомству Дитон больше на стал. Как и не стал упрекать Дерека в очевидном соблазнении мальчишки.

– Почему так скоро? Он был пьян? – только спросил.

– Нет. Нет, – припомнил Дерек и добавил, – слегка если.

И предвосхищая некоторые вопросы касательно способов знакомства в среде геев, объяснил:

– В этот клуб приходят искать себе партнера на ночь. Понимаете? Специально. Стайлз не показался мне...э-э... легкой добычей, что ли. Он мне понравился. Я лишь ошибся в оценке его опытности, а точнее – неопытности. Он так себя вел... Не знаю... Развязно?

– Хорошо, Дерек, не нужно объяснений, – прервал его Дитон. – Стайлз вполне может отвечать за свои поступки, однако... Ничего не показалось тебе странным?

Дерек думал.

Он все еще сомневался, насколько сильно можно разоткровенничаться с этим врачом, которого совсем не знал. Ощущение, будто он трясет перед чужаком своими простынями, прочно осело в голове.

Было гадко. Стыдно. Отвратительно. Но разве не такие странно-гадкие вещи рассказывают своему психоаналитику герои вымышленных историй?

У него еще оставалось несколько минут до того момента, когда он должен будет произнести вслух самое сокровенное. Минуты эти спасительно растягивались в вечность.

– Мы ушли из клуба, – монотонно начал вспоминать он прошлое. – Посидели в кафе. Там Стайлз перестал кривляться и изображать из себя разгуляй-мальчишку. Мне показалось, именно тогда он стал... собой. Мягким. Милым. Стеснительным. Действительно невинным.

Он вздохнул:

– Наверно, не нужно было...

– Дерек, – оборвал его Дитон, – брось сожаления, мы говорим не о тебе. Стайлз. Пожалуйста.

– Через час мы уже поднимались ко мне в квартиру. Обычно, я не... не имею дела с такими молоденькими партнёрами, – попытался оправдаться снова Дерек, но словив упрекающий взгляд Дитона, махнул рукой, – ладно, проехали...

Он понимал, что перед ним не отец, не друг и даже не приятель. Ему нечего стыдиться своих чувств, которые по отношению к мальчишке возникли почти сразу же. И все же он стыдился. Возраста, силы. Они стали выглядеть совсем иначе в свете болезни Стайлза. В этом всём было что-то убого-извращенное, трахать психически ненормального любовника. Будто за конфетку договорившись о перепихе с умственно отсталым.

Стайлз не был таким, и все же...

– Он знал, что ты оборотень? – спросил Дитон неожиданно.

– Думаю, да, – припоминая, ответил Дерек, хотя уверен сейчас не был. Кто там в темноте танцпола разберет – волк ты или человек.

– Когда Стайлз это понял? Дерек? – вопросы не прекращались и странно не относились к стыдным областям в его рассказе. Дитон не спрашивал об интимном и Дерек растерялся.

– Не... не знаю, – медленно проговорил он, – не помню... Было темно... Я...

Вопрос со случившимся его обращением, когда он не смог сдерживаться при мальчишке больше, был для него не очень приятен. Это была проблема, скорее касавшаяся карьеры. Проблема стыдная и напоминающая ему о том некрасивом эпизоде при приеме на работу, когда в отделе кадров вынужденно сказали о чипировании. Сказали наедине, пощадив самолюбие, и объяснили, что прежде всего фирме нужны твердые гарантии того, что сущность его никогда не покажет себя в стенах этого здания, а точнее прочно оградит сотрудников и клиентов от возможной опасности. Чип эти гарантии даст стопроцентно, так что...

Даже имея его, вот уже четыре года, Дерек всегда держал себя в руках.

Он видел, как могли дурачиться его сородичи, не замечая, что трансформируются на рабочем месте. Он знал, что официант, ругаясь с менеджером, мог преспокойно выпустить клыки и блеснуть на начальника красной радужкой.

Оборотень-охранник – припугнуть нарушителей грозным рыком.

Но сам он не мог себе позволить таких вольностей. Не потому что чип прочно сидел в его плече, напоминая о себе легким покалыванием, а потому что владел собой идеально.

Дерек Хейл был сильным оборотнем. С сильными волчьими и человеческими генами. Он был вершиной эволюции Хомо Вольф Сапиенс. Даже в нерабочее время.

Но только не со Стайлзом. С ним захотелось выпустить себя на волю, дать пожить своему волку, глотнуть свежего воздуха и бескровно ощутить свежую плоть кончиком клыка.

Секс для того и придумали, чтобы снимать напряжение. Многим партнерам нравился его животный облик. И Дерек в общем-то не планировал выпускать своего волка наружу в первый же раз со Стайлзом. Но отчего-то не вышло. Слишком сладко пахло от маленького девственника. Слишком сильно и волнующе.

– Стайлз стоял ко мне спиной, когда я... когда у меня началась трансформация, – начал вспоминать Дерек, отбросив стеснение. – Мы были еще в коридоре, кажется. Он обернулся ко мне. Увидел. Потом...

Потом, Дерек отчетливо это помнил, он подхватил его под голую задницу, вынудив оседлать себя, кое-как добрался до спальни с почти уже спущенными джинсами и упал с мальчиком на постель. Он был уверен, что заняло это не больше минуты, но за эту минуту что-то произошло, потому что упавший на белоснежные простыни любовник в каком-то оцепенении замер, но не от полу-животного вида Дерека, а от внимательного прислушивания к себе. Остекленевшими глазами, странными, неживыми, будто бы только проснувшимися, он посмотрел на Дерека и сказал ту гадкую фразу, не вяжущуюся с самим собой, насчет “трахнуть его посильнее”.

– Он говорил о себе в третьем лице, да? – тихо предположил Дитон.

– Странно, но да, – подтвердил Дерек, моля бога только об одном, чтобы врач не стал спрашивать, что же у них произошло дальше.

Какой совершенно безбашенный секс случился у Дерека Хейла в ту ночь, и как он еще долго не мог припомнить хоть сколько-нибудь похожего на это за прошедшее время.

Не имея дел с девственниками, Дерек не особо тратил время на прелюдии. Когда так охота, что яйца рвет, ласкаться долго не будешь. Жесткий минет, как предварительная ласка, вполне сойдёт, а дальше – ебля, желательно без подготовки и сразу поглубже.

Он не рассчитывал на это со Стайлзом, но тот, изменившись, не стал осторожничать со своим телом. Полез руками себе в промежность, раздвинул половинки сочной задницы и запустил туда по одному пальцу двух рук.

– Смотри, какая дырка, – сказал бесстыдно и потянул пальцы в стороны.

Анус под напором открылся. Так сильно, что стала видна алая изнанка кишечника. Мальчишка еще потужился для усиления эффекта, чтобы края сфинктера вылезли наружу, вывернулись, и влажная мясная плоть слизистой забугрилась, вылезая из дырки, смешно напомнив какой-то ярко-красный цветок. И пусть выглядело все это невыносимо гадко, пошло, порнушно и анатомически неестественно, Дерек не мог ничего с собой поделать.

Показывают порно – смотри. Просят выебать – выеби. Мужчины устроены просто. Кто он такой, в конце концов, чтобы заморачиваться моральными аспектами происходящего именно сейчас, нависая над голым парнем, который сам пошел с ним в его квартиру для однозначного занятия сексом. Так вот он секс, получи.

– Не нравится, что ли? – обиженно тем временем поинтересовался Стайлз у него и хлопнул сам себя по вылезшей кишке ладошкой.

Анус, выглядящий сейчас, как рана, инстинктивно сжался, а Стайлз, прищурившись демонически, зловеще прошептал:

– А нам вот нравится, волчара...

Дерек рыкнул.

Его редко называли так.

Ему редко показывали с ходу такой спектакль, обманув предварительно показушной невинностью. И конечно фактор неожиданности сыграл на руку маленькому развратнику, лежащему перед ним сейчас в очень распущенной позе. Дерек навалился на него всем весом, прижал собой, не замечая, как довольно облизывается мальчишка, и с разгону ткнулся текущим членом ему между ног.

Промазал.

Снова ткнулся.

Направил себя рукой и без щадящих задержек двинулся прямиком внутрь мальчишки. Слышал его загнанное дыхание, всхлипы, стоны – боли, удовольствия? Так и не понял. И чуя, как тесно и туго внутри, не останавливал себя, распаленный видом этой влажной, красной промежности.

Пенис у Стайлза упал, Дерек схватил его в руку. Стал мять, эрегировать грубо и всё толкался в желанную тесноту, не замечая зажмуренных глаз с мокрыми ресницами.

Ебал Стайлза он долго и может остановился бы после третьего раза, да только маленький неугомонный паршивец охрипшим от криков голосом потребовал трахнуть его еще раз, наказать посильнее, желательно с узлом, а то какой ты к чёрту волк, Дерек, если без кнота ебёшься...

И Дерек ебал Стайлза снова. Кажется, еще пару раз у него получилось спустить чуть ли не насухую, а потом презервативы, слава богу, кончились, и он мгновенно провалился в бездну тяжелого сна, ощущая на языке привкус крови, в которую искусал себе все губы его любовник.

Наверно, от удовольствия, спасительно подумал тогда он...

– Как ты можешь охарактеризовать эту произошедшую между вами близость? – ровно спросил Дитон Дерека, и он был ему благодарен за столь безэмоциональную реакцию на свои откровения.

– Как охарактеризовать? – переспросил, подбирая слово. Подобрал: – Она была очень развратна. Чрезмерно. И... неестественно.

– В чем это выражалось?

– В том, что я никак не ожидал от мальчишки подобного, понимаете? Он не был... таким еще минуту назад, но...

– Это эмоциональное видение вопроса, Дерек, – сказал на это врач. – Мы не можем опираться на него, как на факт, потому что в известном для мужчины состоянии адекватной оценки от него ожидать сложно. Я и не требую. Просто припомни голые подробности акта, без эмоций. Может, было что-то еще, какие-то признаки того, что ваша близость не была привычной? Для тебя, для Стайлза?

– Да господи! – воскликнул Дерек. – Как вы не понимаете – я считал его девственником! Разумеется, акт совокупления не мог быть для него привычен! Но почему-то был! Он вел себя, как шлюха! Боже... Простите...

Дитон терпеливо ждал. И Дерек наконец признался, опираясь лишь на физические ощущения своего тела. Выдав потребованные голые факты.

– Было очень... туго. И... было ощущение, что я делаю больно.

– А ты делал? – вопрос был произнесен бесстрастным голосом, но Дерек даже так испытал привычное чувство вины, которое не покидало его в их особенные ночи, когда Стайлз бывал не похож сам на себя.

– Он просил меня об этом.

– О боли?

– Да нет же! – немного раздраженно ответил оборотень. – О том, чтобы я не останавливался. Продолжал. Не жалел...

– Извини, Дерек, – не выдержал тяжелого разговора и Дитон, – я вынуждаю тебя говорить о сокровенном. Извинюсь еще раз за то, что буду вынуждать говорить об этом и дальше. Потому что полагаю: сказанное тобой еще не все. То, что больше всего вызвало в тебе тревогу и испугало, произошло ведь не ночью? Так?

“Он что, видит меня насквозь?” – подумал Дерек в полном восхищении от проницательности сидящего напротив человека.

И в этом было облегчение. Не осталось нужды скрывать хоть что-то, когда кто-то более сильный и мудрый видит твои страхи так отчетливо.

– Утром я проснулся от того, что Стайлз плакал, – признался он врачу, – даже не плакал, а просто лежал и трясся рядом. В скорченной позе, зажимая руками промежность. Я чувствовал, как с тихими рыданиями влага стекает по его щекам. И его слезы были настоящими. Они пахли солью. Они привели меня в ужас. А я... я сделал вид, будто ничего не видел. Будто ничего не произошло.

Дитон покачал головой.

– Не лги, Дерек. Не давай мне увидеть в тебе чудовище. Ты точно не мог бы так поступить.

– Я трусливо сбежал от проблемы, которой не мог понять!!! – раздраженно воскликнул Дерек. – Я сбегаю от неё до сих пор! Хотя сейчас, знаете, стало легче, потому что Стайлз плачет намного реже.

– Ты не мог сбежать, – снова стал настаивать Дитон. – Ты не мог просто так распрощаться с ним в то утро. Не стыдись того, что предпринял, и что это может показаться мне стыдным или же неприемлемым. Всё, что бы ты ни сделал, говорит о том, что никуда уже не собирался ты сбегать. И не надо на себя наговаривать.

Дерек застонал. Зажмурился, вспоминая. Стыд накатил волной. Желание всё рассказать раздирало. И он рассказал.

– Мне пришлось силой разжать ему коленки...

Стайлз выкручивался и чуть не отбивался, не пуская руки Дерека туда, где они так смело хозяйничали ночью.

– Не смотри, нет, не надо! – плакал он и краснел.

Господи, он так краснел, будто бы и не трахался всю ночь со своим любовником в разнообразных позах!

Дерек, чуя дикое несоответствие, ничего не понимал и оттого злился.

Он силой разжал ляжки Стайлзу, перевернув того на живот, и уставился в промежность. Кожа там была красной и натёртой. В области ануса горела ярко-алым. Края его, вывернутые уже безо всяких усилий, блестели тонкой натянутой кожицей, очень раздраженной. Дерек чувствовал, как силится Стайлз сжать дырку, и как это у него не получается.

– Боже... – выдохнул волк, припоминая, как вбивался в это натруженное отверстие без устали, – тебе очень больно?

– Не очень, – соврал Стайлз, уже не трепыхаясь.

Потребовал:

– Пусти.

– Зачем ты просил меня... так? – недоуменно спросил его Дерек, немного ослабляя хватку и стараясь не смотреть на вспухшее колечко.

– Что – так? О чем я просил? – вяло и незаинтересованно переспросил Стайлз.

– Ты просил оттрахать тебя посильнее, глупый, а теперь плачешь и жалуешься на боль, – уже немного зло напомнил ему Дерек.

Стайлз странно затих, осознавая сказанное, и вжался лицом в подушку.

– Я не...

Дерек не расслышал следующих его слов. Возможно, их просто не было. По одной пугающей причине: мальчишка не помнил, как говорил их. Не помнил, как провоцировал и подставлялся. Был таким желанно-грязным.

Когда чего-то не понимаешь – заходишься страхом. И Дерек банально испугался. Испугался выяснять правду. Вместо этого предложил вылизать Стайлза там.

– Сделать – что? – покраснев, уточнил Стайлз. – Вылизать?

“Ночью ты плясал на моем языке, мальчик”, – так и хотелось язвительно сказать ему в ответ, но Дерек не стал.

Спрыгнул с кровати, достал из аптечки успокаивающую мазь. Кинул ею в парня.

– На. Намажь себя там сам, если так стесняешься.

И даже не стал смотреть, как Стайлз, красиво изогнувшись, трогает себя пальцами, вымазанными в лечебном геле, густо накладывая лекарство...

... – Когда вы встретились во второй раз, все повторилось? – тяжело спросил Дитон, что-то записав в блокнот.

– Нет, – покачал головой волк. – А вам разве не интересно, почему Стайлз вообще согласился встречаться со мной повторно?

– Не интересно, Дерек. И так ясно, что после медицинских процедур между вами что-то произошло. Что-то, о чем ты рассказывать мне не собираешься, – уверенно произнес Дитон, чертов психолог от бога.

Интимнее отчета о физическом акте любви, сокровеннее всех рассказов о последовательности развратных его действий было для Дерека их заключительное объятие, которое случилось после того, как Стайлз с болезненной гримасой довершил реанимацию своей истерзанной задницы и снова тихо заплакал.

Дерек подполз к нему по смятым простыням, вдруг испугавшись, что от более резких движений мальчишка просто сбежит. Обнял с чисто звериной ласковостью, с проснувшейся волчьей нежностью, и держал так Стайлза в своих сильных руках очень долго, понимая – то, что было между ними не сказано, он сказал сейчас – безмолвно, но очень убедительно.

Рассказав об этом Дитону, можно было бы снять с себя часть вины за произошедшее, потому что, как ни старался Дерек быть отстраненно-собранным, действительно, как на приеме у врача, все равно слышал в вопросах психолога обвинительные нотки.

Он предернул плечами и только хотел сообщить Дитону, что и сам вполне успешно наказывает себя вот уже месяц чувством вины, которое растет будто на дрожжах, но врач успел его опередить.

– Я ни в чем тебя не виню, Дерек. Твои реакции естественны. Неизвестность всегда пугает. А еще то, чего мы понять не можем. Но, как я понимаю, ты уже не мог отказаться от встреч с ним, да?

– Да, – тихо подтвердил Дерек, морщась от того, что этот догадливый человек может подумать, что двигала им исключительно похоть и ничего более.

Но Дитон удивил его снова.

– Говорят, что более слабого и уязвимого партнера оборотни всегда испытывают потребность защищать. Думаю, ты просто не хотел бросать Стайлза в его беде, о которой даже не подозревал, но которую предчувствовал.

Дитон вздохнул. А Дерек, как ни странно, ощутил, что больше его никто не обвиняет в случившемся: его тоже жалеют. Но только после того, как убедились, что он не опасен для пациента. Что он в него действительно влюблён.

А Дитон продолжил беседу, перейдя к откровениям другого толка.

– Когда я только начинал работать со Стайлзом, я предсказал ему очень тяжелый диагноз, – сразу предупредил он. – Этот диагноз был очевиден для меня с самого начала. Тут сыграла роль травма – первостепенная причина обращения его ко мне. А также не очень удачные гены его погибшей матери, которая была больна тяжелой формой шизофрении. Не пугайся так, Дерек, люди живут с этим. В своем собственном мире, но живут.

– Стайлз... шизофреник? – спросил он отупело.

– Нет, что ты, – поспешил заверить его в обратном Дитон, – он всего лишь носитель определенного гена, но сам не болен, нет.

– Тогда какой же диагноз вы поставили ему в перспективе? – тревожно спросил его Дерек, уже устав от шокирующих открытий.

Всё, что бы он сейчас ни услышал, уже было приемлемо. Страх ушел, осталось чувство, которое приписал ему Дитон минуту назад – странное ощущение ответственности за красивого мальчишку, изнасилованного Дереком с его же согласия в их первую ночь.

– Я не ставил диагноза, Дерек, я всего лишь спрогнозировал в будущем весьма вероятный старт новых нарушений в психике моего пациента. Диссоциативное расстройство идентичности весьма редкое заболевание и в моей практике почти не встречалось.

– И в чем оно выражается, доктор? – уже серьезнее, отмахнувшись от назойливых жалостливых эмоций, спросил его Дерек. – В усиленном либидо пациента?

– Нет, – чуть улыбнулся Дитон и задал странный вопрос, повергший оборотня в некоторый ступор. – Насколько твой трансформированный образ, когда ты перевоплощаешься, приближен к образу собаки, Дерек?

– Что? Что? – так и не удалось сказать ему на это ничего путного и Дерек снова повторился с вопросом, – что?

– Ты понял. Ответь, пожалуйста, – жестоко надавил Дитон, поясняя свой интерес неинформативным, – то, насколько ты похож при трансформации на животное, очень для нас важно. Ты же сам говорил, что Стайлз увидел тебя в твоей второй ипостаси практически в первый же день знакомства.

– В ночь. В ночь знакомства: в прихожей было темно, – отчего-то поправил его Дерек, еще ничего не понимая. Потом с некоторым снисхождением просветил: – Мой образ от образа собаки далек, если уж сравнивать. Я полуволк, а не какая-то там овчарка...

Дитон хмыкнул, и Дерек сам не удержался – криво улыбнулся своей напыщенной фразе. Эта маленькая передышка в их напряженном разговоре, вызвавшая мимолетные улыбки, кончилась, едва начавшись. И Дитон без предупреждения обрушил на Дерека новый непонятный вопрос:

– Тебе известно такое понятие, как “триггер”?

Получив отрицательный ответ, Дитон продолжил объяснения:

– Это пусковой механизм реакций, если по-простому. Примитивный пример – человека избивают в юном возрасте, наносят ему весомую физическую и психологическую травму. Происходит это во дворе, где лает собака. Она всегда лает, когда пациента подвергают насилию. И уже в более взрослом возрасте он инстинктивно сторонится громких, говорливых дворняг. Лай напоминает ему о боли. О неприемлемой боли, которую он предотвратить не мог, осознавая себя полностью беспомощным. И однажды, не в лучший свой день, он слышит под ухом, очень неожиданно и некстати, громкий лай. Срабатывает психологический триггер и человеку становится плохо, больно, тоскливо. Он может не помнить причин, из-за чего лай собаки повергает его в шок, но все равно будет испытывать явный дискомфорт. Иногда очень сильный. Невыносимый.

– Я кажется не лаял, доктор, – неуверенно выдавил из себя Дерек, понимая, как дико это звучит.

– Я просто провел аналогию. Но приближенную к нашей ситуации.

– Ладно. Я понял. Перевоплощаясь, я достаточно похож на волка. Большого, страшного вервольфа. Теперь-то ясно, что никакой я не оборотень, я – козел. Я не должен был трансформироваться, но сделал это. Стайлзу от этого было плохо? От этого он ничего не соображал и позволил сделать с собой то, что позволил, так?

– Не думаю, что позволял тебе именно Стайлз, – как-то странно высказался на это Дитон. И продолжил урок по психологии: – Видишь ли, в ответ на перенесённую травму или увиденную страшную картину в психике ребёнка запускается защитный механизм – возникает другой ребёнок, который не видел и не переживал тяжёлых событий. Или же наоборот, несущий все эти ужасные образы в себе, забрав их у первого, хозяина. Если травмирующие обстоятельства повторяются снова, новые образы начинают доминировать в сознании, провоцируя начало диссоциативного расстройства. Оно принадлежит группе психических состояний, для которых характерны нарушения: памяти, непрерывности самосознания, самоидентификации. И это всё одним махом может запустить один единственный триггер, случившийся у пациента в стрессовом состоянии. Полагаю, что первый половой контакт, гомосексуальный к тому же, мог являться таким стрессовым фактором.

– Я понял, – Дерека накрыло догадкой внезапно, доказывая, что с аналитикой все было у него в порядке. – Выпустив своего волка наружу, я спустил курок неосознанных страхов Стайлза, которые все еще живы в нем после той аварии, так, что ли?

– Предположительно, так, – кивнул Дитон. – Ты понимаешь, что произошло потом, Дерек?

– Он был не в себе, старался кого-то играть, кого-то более раскрепощенного, – предположил он. – Вел себя преувеличенно развязно, не осознавая этого. Заигрался, наверно.

– Нет.

– Что – нет?

– Стайлз не заигрался, как ты выразился, – тяжело произнес Дитон. – Все сошлось для него в одной точке – первый опыт, страх перед сексом, страх перед первым проникновением, первая внезапная влюбленность, которая случается за секунду. И появление волка.

Дерек взглянул вопросительно. Дитон помедлил, прежде чем продолжить дальше. Слова давались ему тяжело.