Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– Зачем? – спросил Дерек, уже не стараясь вникнуть в ход мыслей дяди.

– Чтобы устроить публичную казнь, конечно, – как-то странно объяснил Питер и невесело усмехнулся. – Ты же хочешь участвовать в операции и забрать его сам, я правильно понимаю?

Дерек кивнул. Правильно.

– Ну вот, – пояснил Питер. – Она наверняка тоже так думает. Она ждет этого. Осталось совсем немного, чтобы мотивы её действий подтвердились. Маленький нюанс, который...

Он не договорил, когда раздался звонок сотового, и Питер, поговорив всего лишь несколько минут, повернулся к Дереку.

– Хорошие новости. И плохие новости, – сообщил он, сразу же поясняя. – Твоего мальчика нашли. Жаль, что я не сразу сообразил план её действий и не проверил самый очевидный район, в котором его могли прятать. Думал, что будет сложная, запутанная схема похищения, как обычно бывает.

– Где он? Он жив? Он... С ним эти... бандиты? – жалко и немного смешно начал расспрашивать Дерек, вдруг представив абсолютно чужих мужиков-гомофобов, грубых и потных, которые сутки напролет издевались над нежным, манерным Каем – тушили об него сигареты, плевали и рассматривали его всего, голого, с гадливостью и отвратительным вожделением латентных педиков.

Но Питер покачал головой, отрицая надуманный Дереком ужас:

– Мой человек утверждает, что он там один. Я приказал пока его не вытаскивать, проверить местность, мало ли что. Но, думаю, что охрана, получив гонорар, уже сбежала, и ждут только твоего триумфального появления.

– Какого... появления? Кто ждет? Я ничего триумфального... Питер? Не понимаю тебя, – пробормотал Дерек и стал бестолково метаться по лофту, собираясь – хватал крутку, натягивал носки, зачем-то взял валяющуюся на кровати белую майку Стайлза...

– Дерек, – осторожно взял его за руку Питер, останавливая. – Ты можешь поручить это мне. Или моим людям. Его вытащат оттуда, привезут к...

– Нет. Нет, я сказал, – чуть не заорал Дерек, – я должен забрать его сам, как ты не понимаешь? И почему мне нельзя? Что ты не договариваешь, Питер?

– Тебя хотят публично казнить Дерек, а ты, дурак, лезешь на эшафот самостоятельно и с влюбленным энтузиазмом, – тихо известил его Питер. – Полиция окажется там очень быстро, как только ты, образно говоря, наступишь ногой на неизвестно где спрятанную противопехотную мину, и твоя мадам получит уведомление об этом. Скорее всего, за домом всё ещё следят. Но охраны там уже нет, мстить тебе будет некому. А вот остальная гвардия прибудет со скоростью света. Приготовься улыбаться на камеры, будет жарко.

Дерек кисло улыбнулся. Ему было немного плевать. Но стало любопытно.

– О чем ты, Питер? Я никому не звонил. Полиция не в курсе. Какие камеры, ты о чем?

– Ты – не звонил, но она позвонит. Всем, кто будет заинтересован в местечковой сенсации. Только представь эти заголовки! Несовершеннолетняя жертва волчьих разборок найдена. И дальше в том же духе...

“Психически неполноценная, несовершеннолетняя жертва”, – добавил Дерек мысленно и содрогнулся, так гадко это звучало.

А Питер продолжил:

– Ты подумал о том, что если хоть кто-то узнает о происшествии, то возникший резонанс уничтожит твою карьеру? И что мальчишку скорее всего у тебя отберут? Ты потеряешь его, если примчишься спасать сам.

Потом подумал немного и тяжело вздохнул, признавая:

– Да в любой из версий ты его потеряешь. В каждой из. Понимаешь?

Вот теперь Дерек понимал. Осознавал масштабы мести.

А Питер снова намекал ему о том, что если потеря неизбежна, то может быть хотя бы какие-нибудь сохранить крохи? То самое, чем он так раньше гордился? Сохранить профессиональную репутацию, бросить Стайлза, не идти на поводу у Кейт и не потерять вице-президентское кресло?

– Я не смогу вот так бросить его, даже понимая последствия, – признался он Питеру горько, осознавая свою слабость, как-будто вынужден был унизительно извиняться за нее. – И я должен сам... сам прийти за ним. Только так.

Да что вообще они здесь обсуждают? Дерек тряхнул головой. Глупости. Он просто не сможет потерять доверие мальчишек, послав вместо себя кого-то другого; того, кто наверняка не отличит – кто сейчас перед ним.

Питер же продолжал добивать его дальше.

– Его диагноз она уже наверняка вычислила. По крайней мере то, что твой любовник состоит на учете у психиатра. И следом после репортёров и полиции примчится скорая из психиатрички.

– И там скорее всего будет наш врач, – вдруг догадливо предположил Дерек, – потому что я сразу же позвонил ему, когда...

Он понял, что оправдывается снова – за недостойную волка паническую атаку. За этот лишний звонок.

Питер лишь сильнее нахмурился.

Спросил:

– Ты доверяешь ему, вашему доктору?

– Нет.

– Зачем тогда... – он махнул рукой, принимая слабость безнадежно влюбленного Дерека, как данность, и продолжил, – твой доктор не сможет тебе помочь, когда разъяренный папаша мальчика в ультимативной форме потребует принять меры. Изъять сына из этих отношений и передать его в руки современной психиатрии.

Вспоминая их прошлый раз с Джоном, Дерек был больше, чем уверен в этом.

Он обреченно кивнул.

– Уже не важно, – произнес нетерпеливо.

Питер так же нетерпеливо посмотрел на свой смартфон – с минуты на минуту ему могли позвонить и дать отмашку на начало спасательной операции.

– Ладно, – сказал он. – Мы выяснили, что в приоритете. Тебе необходимо быть героем в его глазах, значит езжай, спасай, погибай. Твой выбор.

– А почему все-таки нельзя позвонить Кейт и просто поговорить? – смущенно спросил Дерек, словно считал любую попытку уйти от возмездия судьбы недостойным для себя поступком. – Я мог бы пообещать ей те самые бумаги. Предложить еще что-нибудь... Да все ей отдать! Питер?

Надежда была невероятно глупой, но Дерек надеялся, потому что просто не понимал этой бессмысленной мести.

– Ты идиот, племянник, – уже совершенно зло ответил на это Питер. – Она в ярости. Она пребывала в ней с того самого времени, как ты отказал ей. Сейчас, когда ей подвернулось что-то посущественней каких-то бумажек, она не упустит этого. Да и вообще, твой звонок ничего не изменил бы уже в принципе. Как ты считаешь, признается она в том, что кого-то там наняла для похищения? С чего бы ей не сделать непонимающего лица и не послать тебя подальше с твоими неподкрепленными ничем обвинениями? Скорее всего она спланировала все так, что на момент преступления у нее было железное алиби. Да ее в городе скорее всего нет. Так что, никакой разговор уже не поможет.

Дерек слабо кивнул и неловко засуетился.

– Что мне нужно делать, Питер?

– Собери одежду для мальчика. Соберись сам. Собери волю в кулак и езжай, адрес я забью в твой навигатор. Наверняка кто-то следит за тобой; ей сообщат, что скоро ты прибудешь на место. Быть может, я параноик, и ничего не произойдет. А может, произойдет самое ужасное и вскоре ты станешь звездой местных новостей, не знаю. В любом случае, мальчик жив, а это, как я понимаю, для тебя самое главное. Значит, что бы ни случилось, остальное ты переживешь. Пережил же диагноз своего любимого?

Питер и не думал сейчас иронизировать, говоря предельно серьезно, а Дерек вдруг понял, что ничего он не пережил: то, что медленно и верно убивало его на протяжении этих двух лет – страх, надежда на исцеление, снова страх, что он не сможет быть хорошим для кого-то их них двоих, ожидание совершеннолетия, отслеживание ремиссий и рецидивов, непрекращающиеся постельные битвы – все это уже давно уничтожило его, и вот теперь, одинокий, с насильно отобранной своей забавой, сидит он тут абсолютно мертвый и рассуждает, как ему пострашнее умереть окончательно, втоптав в грязь свою карьеру до кучи, репутацию семьи и оставшиеся крохи доверия близких людей – папы Джона, Дитона...

Питер просто молча и понимающе смотрел на него. Всё видел по лицу Дерека и всё чувствовал.

– Кстати, – произнес еще одно напутствие, – рекомендую разобраться с чипом, пока есть время. Тебе возможно понадобится помощь волка, которого ты так давно держишь в узде. И эта помощь не помешает, когда твоего мальчика все-таки решат у тебя отобрать. Возможно, навсегда. Так что разберись с чипом, Дерек. Это последний совет.

Лифт ехал, медленно отсчитывая этажи в обратном порядке – двадцать шестой, двадцать пятый, двадцать четвертый... Дерек очнулся от мыслительного обморока на двадцать третьем и стал лихорадочно набирать номер врача, спеша сообщить новости. Хорошие новости. Но даже не успел ничего сказать.

– Мне поступил в клинику анонимный звонок, Дерек, – ледяным тоном оповестил Дитон волка. – Сообщили адрес, сообщили имя.

Дитон помолчал немного и продолжил:

– Это Стайлз. Его кто-то нашел в каком-то подвале связанным и голым, вызвал полицию на место, и я тоже не могу игнорировать сигнал – мои рабочие телефоны фиксируют все разговоры. Бригада уже в пути. Джону я отзвонился. Он в ярости. Ты объяснишь мне, что происходит?

Дерек криво улыбнулся в напряженную тишину эфира – хотел поблагодарить врача за то, что тот сообщил ему новости, но потом запоздало понял, что звонит ему сам. Что Дитон, возможно, вообще не собирался ничего говорить ему, человеку, который так страшно навредил мальчишке.

Мало Стайлзу досталось, усмехнулся Хейл. Мало.

Вот почему в некоторых жизнях так много событий? Так много ПЛОХИХ событий?

Почему самые милые, добрые, ласковые люди напрочь лишены счастья неведения о мире боли и слёз? Почему?

Стайлза было жаль. Было жаль... себя.

Дерек с запоздалой благодарностью вспоминал о семье, о той самой, брошенной им два года назад. В которую хотелось вернуться именно сейчас, окружив себя родными, но забытыми лицами. Зарыться в ладони матери лицом и завыть.

Питер не дал ему и минуты на дальнейшее самокопание. Приказал, как только Дерек набрал его сразу же после Дитона:

– Прыгай в свою спортивную тачку, Дерек, и езжай пулей. Ты наверняка успеешь первым, никто на твое право быть героем посягать не будет, уж поверь. Теперь без огласки не обойдется. Если она позвонила в клинику, сообщив о пропавшем пациенте, то и Джону Стилински – тоже.

– Джону позвонил сам Дитон, – мертво отозвался Дерек, объяснив, что врач обязан оповещать о всех происшествиях официального опекуна.

– Прелестно, – отчего-то раздражаясь, наверно оттого, что ничем уже не мог помочь, произнес Питер, – кавалерия в сборе и ты, мой дорогой самоубийца, готов взойти на эшафот. Быть может, все-таки бросишь это дерьмо?

Дерек даже не разозлился на дядю. Он знал Питера и кто бы стал винить его в попытке сохранить мир? Даже так – некрасиво став предателем для своего малолетнего любовника, который ни в чем не был виноват...

Нет, Дерек обязан был поехать туда сам; шагнуть в огонь и выйти из этого огня целым, чтобы оказаться в эпицентре нового пожара, в новом скандале с головой. Неся на руках несчастного мальчика, который с упорством продолжал выживать в каждой из своих катастроф.

Дерек бросил машину, едва закрыв её, лишь только навигатор бесстрастно сообщил ему о прибытии в точку назначения.

Это был обычный дом в обычном квартале, совсем недалеко от его многоэтажки. Простое невысокое строение, в котором живут небогатые семьи и бабульки, доживающие свой век. Где кормят голубей во дворах; где гуляют дети и где с опаской косятся на тех, кто приезжает на спорткарах, визжа сгоревшими колодками.

Дерек легко определил по запаху, куда нужно идти. Он вышиб дверь подвала ногой – она разлетелась от удара, открывая черную дыру, темное помещение с одним единственным окном, слабо пропускающим лунный свет. Полоска этого света падала на грязный пол, чертя серебристую линию, и по странному стечению обстоятельств, как только Дерек пересек ее, где-то вдалеке провыли сирены, и их пронзительный звук стал неотступно приближаться. Дерек, отвлекшись на него, сначала не заметил слабого шевеления в углу, но потом услышал стон – слабый и едва различимый, но который раздался в его ушах оглушительнее сирены полицейской машины, уже подъехавшей к дому.

Кай лежал, свернувшись калачиком у батареи. Был связан неумело и наверняка болезненно – Дерек, в последнее время поднаторевший в науке связывания, разглядел на его запястьях красные потертости. Но и неудобная поза, и полная нагота, не считая так и не снятого ошейника, не мешали ему пусть и тревожно, но спать.

Дерек, не смея прикоснуться к нему – дремлющему, обессиленному – присел рядом на корточки, оценивая видимые повреждения и ущерб; уже понимая, что время, которое он выиграл благодаря своему трехсотсильному мотору, вышло, и единственный выход из здания перекрыт.

Радовало одно: никаких страшных ожогов от сигарет видно не было. Питер оказался прав: никто и не собирался Кая особо жестоко пытать. Если не считать сорванной с одного соска серьги, но, как определил Дерек, присмотревшись, скорее всего её вырвало из тела вследствие отчаянного сопротивления, когда мальчишка пытался бороться и не дать себя связать.

Дерек грустно усмехнулся – все бриллианты, бериллы, рубины; вся прелесть, так любимая Каем, была на месте. Даже ошейник, ключ от которого Дерек забыл в лофте в кармане своего брендового рабочего пиджака.

Гора самоцветов таинственно сияла во тьме, ловя бледные лучи ночного светила. Сияние отвлекало от пары синяков и размазанной от разодранного соска крови, которая виднелась черным пятном на левой грудной мышце. Больше нигде не кровило, потянул Дерек носом, определяя это волчьим нюхом. Кай был вымотан обездвиживанием. Был голоден и обезвожен. Немного вонял.

Физическая сторона проблемы была в относительном порядке. Насчет остального Дерек сомневался.

– Детка, – позвал он, прикоснувшись в колену мальчишки, и тот сразу очнулся из сонного забытья, отдернувшись.

Испуганными глазами стал вглядываться с темноту, не узнавая родной голос. А Дерек только сейчас сообразил, что рот бедного его любовника все еще залеплен скотчем.

Скотч Дерек безжалостно и резко сорвал, зная, что только так это и надо делать. Потом снова потянулся к Каю.

– Кай.

– Не надо... не... надо, не трогайте... – прошептал он с закрытыми глазами, не обращая внимания на знакомый голос и тут же вслушиваясь в него. – Дерек?

Он заполошно завозился, вскидывая лицо к тусклому лунному свету, вглядываясь в темный силуэт перед ним, и потянул носом воздух, как делают это все зверёныши.

Узнал.

– Дерек, Дерек, Дерек... – шепотом заголосил, натягивая веревки, пытаясь подползти и повисая на них с горьким всхлипом, начиная все больше и сильнее захлебываться слезами, когда Дерек стал с остервенением их с него срывать...

Пока Хейл нёс его наверх, взяв осторожно на руки, ощупывая мимоходом, считая косточки, за время суточного плена проступившие так отчетливо, слушал неясное бормотание, которое все же было не лишено смысла, и пытаясь точно идентифицировать личность, определяя через несколько фраз, что угадал верно.

Это был Кай и он не затыкался.

– Я знал, что ты придешь за мной, ни капельки не сомневался, Дерек! Они говорили, что я грязь и давалка, шлюха хейловская, и что никому до меня дела нет, а я просто так под руку попался, но я не слушал их, я... не верил. Я ждал тебя, и ты пришел. Как в настоящем боевике. Или романтическом фильме...

Дерек улыбался сквозь слезы – это был его мальчик, его смешной Кай, немного глуповатый и охочий до постельных игр дурашка, вдруг оказавшийся таким смелым, таким храбрым.

– Это же хорошо, что все случилось со мной? – послышалось неожиданное и отчего-то страшное. – Я молодец? Я умница? Я же сильней его, Дерек? Я... сильней?

Да, сильней, вскользь думал Дерек, и ты снова спас мальчика Стайлза, который оказался слишком нежным, слишком хрупким для этого жестокого мира, в котором мы живем. А тебе снова досталось, и ты выдержал.

Они приближались к выходу из подвала, и Дерек краем глаза отмечал, как узкий коридор, ведущий наверх заполняют множественные тени; как он наталкивается тут же на чье-то плечо, рычит, и человек в форме, осветив фонариком его фигуру, бережно прижимающую к себе мальчишку, что-то сообщает по рации, не смея отбирать драгоценную ношу у оскалившегося оборотня без приказа.

Наверно, в Дереке был определен спаситель, поэтому никто и не посягал на неё до самого выхода.

Хейл появился в проеме двери, как истинный герой, держащий в руках спасенную жертву. Он сразу же зажмурился от вспыхнувших фотокамер, от всего того внимания и пристальных взглядов онемевшей от предвкушения зрелищ собравшейся толпы, которую и предсказывал Питер. Немного пожалел, что не догадался прикрыть Кая чем-то чуть более объемным, чем своя кожанка, и ноги его – бритые и худые, болтаются у всех на виду.

Все слилось для Дерека в единый миг после того, как он вынес мальчишку – яркий нестерпимый свет от направленного на дом прожектора, звук сирен, вдруг сменившийся звенящей тишиной, сквозь которую слышались шепотки толпы и сухие щелчки фотовспышек. На заднем фоне удивительно спокойный голос Дитона что-то объяснял полицейскому, и тот уважительно кивал. И болезненный вскрик Джона Стилински, тот самый звук, который прервал временную паузу, заставив Дерека наконец очнуться и прижать к груди свою ношу сильнее.

Джон, не остановленный никем, прошел сквозь полицейское оцепление, не замечая жалостливых взглядов коллег. Он кинулся к Хейлу, остановившись в шаге от него, и холодно потребовал дрожащим, но ледяным голосом:

– Немедленно отдай мне моего сына, Дерек.

В немногословной фразе этой было всё. Всё, что только мог бы сказать отец человеку, который не позаботился о его ребенке. И Дереку показалось, что тихо сказанные слова Джона Стилински теперь услышал весь мир, глядящий на него глазами слепой толпы. Словно в подтверждение этого приговора, когда неловким движением Дерек покорно передавал с рук на руки своего мальчишку, на нём, голом и измученном, снова впавшем в забытье, неловко распахнулась дерекова кожаная куртка, обнажая тонкую шею с массивным на ней ошейником и бледную кожу груди, с проявившейся вдруг надписью, так и не замеченной Дереком в темноте.

Надписью, которую увидели все – “СУКА ДЕРЕКА ХЕЙЛА”

====== XXI. ======

Дерек тёр себя мочалкой, безжалостно выставив температуру воды на максимум. Он пытался, да все не получалось смыть с себя странный невидимый, но маслянистый налёт, что оставили на его коже вспышки фотокамер и тихий ропот толпы, которая была всего лишь любопытна, а казалась ненавидящей. Все эти взгляды, словно мухи облепившие его тогда, своими фантомными прикосновениями подарили отвратительное ощущение наготы и полной беспомощности, особенно когда Дереку пришлось сдать на руки отцу совершенно дезориентированного Стайлза. Никто не предоставил ему и минуты, чтобы объяснить, кого он держит в руках – Джон, прикрыв позорную надпись на груди сына, моментально отнес его в машину скорой, оставив Дерека посреди толпы одиноким и полностью беззащитным. Кожанка, упав, лежала у его ног, и Хейл остался в одной белой футболке, немного испачканной грязью подвала и кровью спасенной жертвы. Ему казалось, что жадные взгляды прожигают в его белоснежном трикотаже дыры, потихоньку добираясь до кожи и оставляя на ней те самые следы, что никак не мог смыть даже этот кипяток, под которым стоял сейчас Дерек. Наверно, так и должен чувствовать себя человек, застигнутый пристальным вниманием толпы в самый неподходящий момент жизни. Но Дерек наивно считал, что вполне способен пережить внезапную славу. Как пережить и последующий очень неприятный и откровенно пристрастный допрос в полицейской машине, в салоне которой его быстренько спрятали от толпы. И даже холодный блеск голубых глаз Питера, замеченного в отдалении, где старший Хейл, слившись с зеваками, стоял, наблюдая за фиаско своего племянника.

“А я тебе говорил. А я предупреждал”, – говорил сочувственный взгляд дяди.

Дерек даже не разозлился на эту ожидаемую к себе жалость.

Но так впоследствии и не смог стереть из памяти страшное, растерянное выражение лица Джона Стилински, когда, передав врачам сына, тот стоял у неотложки, остановленный подоспевшим Дитоном и слушал его.

Дитон произносил слова, которые с точки зрения психологии или же психиатрии казались, наверно, правильными, но совсем не резонировали с отцовской любовью.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Джон, – тихо и уверенно говорил Алан, – то, что случилось с мальчиком – ужасно, но ты неадекватен сейчас, поэтому сделаешь неверные выводы в этом своем состоянии. Ты хочешь отвезти его домой, но ты не знаешь, что с ним там делать.

– Уж точно не то же самое, что делал с ним Хейл, – сквозь зубы цедил Стилински-старший и смотрел куда-то в толпу полицейских, окруживших Дерека. Смотрел уничтожающе. – И ты снова будешь убеждать меня не спасать от него сына, даже после всего этого???

– Я просто не советую тебе забирать Стайлза домой, – продолжал Дитон свои странные уговоры, – ему нужно...

– Ему нужно оказаться в безопасном месте, Алан! – психанул Джон. – А не там, откуда его с легкостью выкрали, словно какую-то цацку, а позже превратили... в это... это...

Джон горько кивнул на затонированные белым окна скорой, пытаясь забыть, как теперь выглядит его сын – его голый, исхудавший, покрытый синяками мальчик, весь в дорогих побрякушках и с той самой надписью на груди...

– Почему ты не заберешь его в лечебницу? Сейчас? – вполне логично интересовался Джон, уже готовый отдать сына куда угодно, лишь бы не в лапы волка.

– К этому нет никаких показаний, – спокойно объяснял отцу врач. – И мальчик твой вряд ли захочет...

– Заставь его! Заставь уехать в “Кипарисы”! – почти кричал Стилински и тут же горько упрекал Дитона в странности его уже вряд ли профессиональных методов воздействия на своего запущенного дальше некуда пациента.

А Дитон не сдавался и, черт знает, что двигало им – действительно ли врачебные умозаключения или же он давал последний шанс несчастному Дереку, которому теперь абсолютно все перестали доверять...

И Хейл думал, а нужно ли было доверять самому Дитону? Который, будучи на стороне волка – согласно произносимым им словам – странно настороженно всматривался в напряженно подслушивающего Дерека. В его поплывшие от сдерживаемой трансформации черты лица, за которыми явственно читалась ярость обиженного зверя, вот-вот готовая прорваться наружу, если бы не чип.

Дерек же почти не замечал его пристального взгляда, уже устав ощущать кожей зрительное внимание слепой толпы. Он слушал. Он хотел понять, спасёт ли его психиатр и на этот раз от неминуемой, казалось бы, разлуки. И остальное было неважно.

– Ты прав, Джон, – продолжал Дитон уговоры, – в обычном случае я никогда не рекомендовал бы возвращать жертву похищения на место преступления, но твоему сыну важно сейчас не где он будет, а с кем.

– Главное, чтобы не с тем, кто его не уберег, – отрезал Джон и снова посмотрел на Дерека, будто пытался через свой взгляд начинить его сильное красивое тело аконитом.

– Стайлзу это не важно, – уверено пресек его резкие выводы Дитон, – он не задумываясь простит Дерека даже за это. Позже. Потому что сейчас вряд ли осознает случившееся адекватно. Сейчас ему важно быть с человеком, который его спас и который уже давно заменил ему всех.

Слова были жестокими, Джон перестал вдруг смотреть на волка, и вот тогда его взгляд стал растерянным и жалким, тем самым, который Дерек желал бы навсегда забыть.

– Джон, сейчас они должны быть вместе, если медики позволят, – добивая, говорил ему Дитон, – а согласие на мои методы, какими бы не казались они тебе непрофессиональными, ты давно подписал сам. Извини, что напоминаю. Но в случае форс-мажора решаю я, помнишь? В конце концов, ты же не хочешь новый скандал, теперь с участием Хейла, когда он узнает, что ты забираешь у него мальчика?

Джон, закрыв лицо ладонями, слушал. Дитон был прав во всем – его подписи стояли на тех бумагах добровольно. А на Дерека, который, шевеля заострившимися ушами, явно все слышал даже с такого расстояния, их разделяющего, было страшно смотреть.

– Ты дашь разрешение отпустить Стайлза к Хейлу домой, – тем временем продолжал Дитон. – Он будет в порядке с ним, в его руках, слушая его голос, осознавая себя спасенным им. Понимаешь?

Джон кивал.

Что еще мог сказать отец, который осознал свою ненужность?

– Когда Стайлз придет в норму, обговорим детали реабилитации в клинике, – продолжал Дитон тем временем, – я обследую его, а вы будете навещать. Мальчик стабилизируется, насколько это возможно при его диагнозе, проанализирует всё и сам решит – где ему жить дальше. С кем. И давить на него не надо, он почти совершеннолетний, Джон. Насильственным отлучением от Хейла именно сейчас ты только навредишь им обоим.

– Я отлучу его, пусть не сомневается. Да он захочет бросить его сам, как только узнает, какой этот Хейл... Какой он... Какой...

Дитон ждал, пока Джон найдет слова, и не пытался никак оправдать Дерека. В общем-то, у Дерека никаких оправданий и не было.

– Дай разрешение на передачу сына Хейлу, – всё же жестко сказал он. – Под мою ответственность. Ненадолго. Потом он привезет его в клинику и...

– Нет, Дитон. У полиции слишком много к нему вопросов. Еще больше – у меня, – Джон покачал головой и с нетерпением стал вглядываться к окна скорой, ожидая вердикта врачей. – Пусть объяснит сначала, с каким криминалом он связан, раз допустил такое у себя дома.

Дитон развел руками – именно этот нюанс был малозначителен для психиатрии, но отец имел право знать.

Дверь машины распахнулась как раз тогда, когда явственно враждебное молчание между ними стало нестерпимо неловким и тяжелым. Стайлз сидел, закутанный в одеяло и несмело улыбался. Выглядел не так уж и плохо, что и подтвердил врач, его осматривающий.

Разодранный сосок был залеплен пластырем и этот яркий белый крест на его груди притягивал взгляды. Стайлз сразу же запахнулся в одеяло получше, пряча и перевязанную рану, и блеск никем не украденных драгоценных камней, и некрасивую корявую надпись на своей бледной коже...

– Где Дерек? – задал он всего лишь один вопрос, когда отец его шагнул внутрь машины.

– Мне нужен Дерек, – повторно сказал он немного капризным голосом и стал вглядываться в щель приоткрытой двери...

Наверно, только Хейл мог понять по измененной тональности произнесенных слов самое важное, самое сенсационное происшествие, которое находилось у всех на виду и которого никто не заметил. Подмена мальчишки на его двойника могла запросто превратить замерших в отдалении журналистов в беснующихся мартышек с камерами, повисших на машине скорой помощи, чтобы поближе рассмотреть диковину – мальчика, в котором жило два мальчика. Превратив эту ужасную новость с похищением в еще более страшный коктейль-сенсацию.

Подмена ребёнка не меняла ничего только для Дерека Хейла, в котором этот ребенок нуждался. Капризный, фетишный сучонок, не ограничивающий себя ни в чем в постельных баталиях, но оказавшийся, когда пришло время, таким храбрым.

Дерек рванул к машине, не обращая внимания на заново вспыхнувший к своей персоне интерес камер, которые мгновенно отсняли слезливую картину воссоединения двоих парней, успев сделать это до того момента, когда папа Джон властной рукой отстранил оборотня от своего сына.

– Я запрещаю тебе подходить к нему, Дерек, – приказал он холодно.

– Я разрешаю, – послышался уверенный голос Дитона, и он, мягко обняв Стилински-старшего за плечи, повторил, – я разрешаю тебе остаться с ним, а ты, Джон, прекрати истерику. Ты же видишь, ему так лучше.

Стайлз... нет, Кай. Кай протянул руки к запрыгнувшему в машину Дереку, повис на нем снова, не обращая внимания на отца, и Дерек заметил, как странно понимающе смотрит на тонкую фигурку Дитон, вглядываясь.

– Скажи что-нибудь отцу, детка, – прошептал Дерек на ухо Каю, откровенно заставляя быть похожим на Стайлза. – Тебе нужно сказать ему всего лишь несколько слов. Как-то... утешить.

Не важно, что это Кая похищали и мучили неизвестностью в подвале, ему все равно нужно было перестать сейчас быть эгоистом, который мог продать целый мир со своим отцом до кучи ради одного единственного человека, которого он по-настоящему знал.

Кай оторвался от груди своего волка, куда, уткнувшись, горячо дышал, и зло прошептал:

– Ничего я не буду ему говорить.

Надо же, каким злопамятным оказался: в дурной голове его именно этот человек остался тем самым, кто не справился с управлением, почти задавив какого-то пса и убив уже наполовину мертвую, умалишенную Клаудию.

– Не буду, – уперто повторил Кай куда-то Дереку в шею.

– Будешь, – строго прошептал ему Дерек и умоляюще заглянул в лицо.

Кай кивнул через секунду и выдавил:

– Пап... Ну, пап... Я не поеду с тобой домой, ладно? Я поеду... с ним.

Джон, уткнувшись в свои ладони, вздрагивал в руках психиатра. Он неловким движением вырвался из кольца его рук и так же неловко обнял сына, кивая, соглашаясь с его решением, через минуту вдруг замерев, словно камень. Отодвинувшись, посмотрел прямо в карие глаза – такие же, как прежде – янтарные, яркие, сияющие звезды в обрамлении черно-угольных ресниц и фиолетовых синяков от бессонницы, и отшатнулся, даже не пытаясь скрыть этого.

– Езжай... – проговорил испуганно и невнятно. – Езжай, ребёнок.

Потом, словно переборов в себе что-то, натянуто улыбнулся и еле слышно позвал:

– Стайлз?

У Кая дернулся уголок рта, и только легкий, но ощутимый тычок Дерека заставил его не произнести ни слова. Не выдать себя еще больше. Не дать отцу отшатнуться сильнее, не дать ему повода показать, как сильно ненавидит он его, неизвестного мальчика с лицом Стайлза, поглотившего его сына...

Потом были формальности – какой-то слишком уж быстро случившийся допрос Кая, занявший всего несколько минут. Дерек догадывался, что краткая характеристика, данная Дитону своему пациенту и содержащая немало психиатрических терминов, напрочь отвадила детективов задавать мальчишке сложные вопросы.

Медики тоже благосклонно позволили жертве похищения отбыть домой.

И Джон, несчастный, ничего не понимающий и постаревший на десять лет Джон Стилински, в конце концов сдался.

– Хорошо, – кивнул он сыну, смотря сквозь него, словно не хотел видеть того, кого не видели другие. – Ты можешь ехать с Хейлом.

Потом он обернулся к Дереку и просто посмотрел.

Дерек, стиснув челюсти, взгляд выдержал, пусть и обещал он ему самые разнообразные пытки, приправленные концентрированным аконитом.

Еще минут двадцать допрашивали Дерека, уже по второму кругу, и в этот второй раз он упрямо придерживался версии, на которой настаивал Питер, все еще не покинувший пределов толпы, которая никак не хотела расходиться.

– Я думаю, что это был обычный взлом. В моем квартале живут довольно состоятельные люди, – нехотя повторял сам себя Дерек, видя, как пожилой усталый полицейский заметно морщится от этих слов, окидывая равнодушным, но неприязненным взглядом оборотня, и наверняка вспоминая собственный райончик проживания, где прозябает он сам с оплывшей от бытовых забот женой и двумя спиногрызами, еле сводя концы с концами на одну зарплату.