Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

– Ну, как дела там на корме, Америка? – с заметной долей сарказма протянул волк и мягко перевернулся, чуя, как подсыхает между ягодиц целое ведро противной смазки, так и не поспособствовавшей его овладению.

Задница была влажной и посередке хлюпало. И пока Кай жалко лепетал о том, что он мог бы наверно оттрахать любовника хотя бы пальцами – ну, пожалуйста, Дерри! – сам оборотень уже укладывал его самого на лопатки, нежно разводил коленки и склонялся к аккуратному члену, прямо зубами сдирая с него вонючую резину.

– Ах, – сладко и правильно тут же отозвался Кай и раскинул ляжки еще шире, подставляя приоткрывшийся анус под широкие мазки руки Дерека, которыми тот, собрав смазку у себя в промежности – свою и искусственную – гладил ему между ног.

– Вот так, мой хороший, вот так, – приговаривал оборотень, плавно входил и, начиная двигаться внутри, с педагогическими нотками в голосе поучал: – Вот так надо трахать, понимаешь? Чувствуешь? Вставляя жестко и до конца, до самых яиц, и конечно, милый, не пальцы... Не... паль-цы...

Комические моменты их жизни были лишь кратковременными перерывами, смехом за кадром, который слышишь, но не воспринимаешь, потому что он ненастоящий – слишком наигранный.

Реальностью была работа, серьезная и достойная, достаточно скучная временами, и напоминающая Дереку о простой его жизни “до”. Но когда он возвращался из офиса, то на автомате отключал еще в дороге ощущение остального, окружающего его мира. Забывая об отчетах, сводках, ругани с аналитическим отделом соседнего филиала, нескольких неприятных стычек с командой Кейт. Забывая, что где-то там, внизу, у самой земли шумит обычная жизнь обычных людей. Думая лишь только об их обители, где они вдвоем – отверженные самостоятельным решением от мира, и вознесенные архитектурным гением на высоту двадцать седьмого этажа, существуют в полном одиночестве, предоставленные самим себе.

Дерек знал, что Стайлз снижает в колледже нагрузку, отказавшись от пары предметов. Знал, что снова пьет какие-то голубые таблетки, и пока разрешал их ему пить, прочитав на психиатрическом сайте прогрессивную статью о том, как благотворно влияют фармацевтические новинки на бытовую составляющую жизни людей с отклонениями.

Он понимал, что сам движется всё глубже и глубже в темные области реальности Кая, эволюционируя вместе с ним; он знал – со Стайлзом они стоят на месте.

Он давно перестал быть лекарством, став наркотиком. А наркотики, знаете, убивают.

Поэтому Дерек все бы отдал сейчас, чтобы доказать своему умирающему мальчику преданность, это сокровище, так ценимое людьми и которое у оборотней идет в комплекте с собачьей ДНК наравне с остальными звериными повадками.

Но материальные подношения, востребованные Каем, Дерек правильно считал плохой идеей. Стайлз был оторван от земли – своим недугом, своей сохраненной непонятно как чистотой и стараниями возлюбленного стража, который охранял его покой, как мог. Поэтому дарить нужно было что-то приземленное, что-то простое. Искренний, сердечный, доверительный жест. То, что Дерек мог бы дать сейчас, немедленно и без слов. Именно поэтому, войдя в их спальню уже в одном полотенце, Хейл молча улегся на живот и обернулся к любовнику.

Они неплохо поужинали часом раньше. Смеялись над каким-то сериалом, шедшим по кабельному. Стайлз дурачился с бананом, протыкая его ножом, а Дерек сводил с мукой брови, требуя его помиловать. Было легко и возбуждающе до щекотки. Ненавязчивые моменты простой жизни, приправленные каплей секса от красивого, молодого, искрящегося янтарем мальчика. Они всегда вдохновляли Дерека на что-то особенное. Не яростное, не пугающе откровенное, а нежное и... необычное.

Они уже знали, что будет секс: Стайлз тихо и чувственно смеялся, прикрываясь полотенцем. Потом смущенно отбросил его в сторону и помотал головой над лежащим Дереком, игриво забрызгав каплями воды.

Предположительный сценарий, в котором Дерек должен был вскочить и повалить Стайлза на кровать, неожиданно изменился. Оборотень томно потянулся, включая на полную катушку звериное обаяние; поиграл мышцами спины и чуть раздвинул ляжки, бесстыдно приподняв зад.

– Побудешь сегодня сверху? – спросил, внимательно глядя на своего мальчишку.

Предложил вот так, с ходу то, что они никогда не практиковали. Предложил совершенно естественно, не задумываясь о том, как подозрительно на самом деле это предложение. Слишком щедро. Словно подарок, дорогой, престижный, но абсолютно ненужный на данный момент жизни юбиляра.

Стайлз внимательно посмотрел своими темными глазами в прозрачные волчьи, и Дерек, поймав этот взгляд, безумно испугался, что он откажется. Что апатично повернется к нему задом, не решаясь на что-то новое в постели.

Но Стайлз – и что он там важное разглядел, в глубине глаз Дерека, кто бы сказал? – опустил глаза с повернутого к нему лица ниже, скатившись взглядом по лопаткам и крутому изгибу позвоночника на поясницу, ягодицы, приоткрытую щель между ними...

– Хочу, – откликнулся, соглашаясь просто и спокойно, как никогда бы не сделал этого тот, второй мальчишка, требующий смены ролей от Дерека с пеной у рта.

– Правда, хочешь?

Наверно, Дерек неуловимо поменялся в лице, допустив на нем выражение удивления, потому что Стайлз, пряча совершенно очаровательное смущение в тихом неестественном покашливании, выразился более конкретно:

– Ну да. Я не против трахнуть тебя, Дерек.

Если бы когда-нибудь сказали Хейлу, что это фраза – обыкновенная и заезженная – окажется самой горячей для него в его-то тридцать, Дерек бы не поверил. Но голос любимого, произнося простые слова, дрожал трогательно и волнующе. Пусть Стайлз и понимал – эта благотворительная акция скрывает под собой нечто иное.

Доверие? Преданность? Любовь?

В любом случае, что бы это ни было, оно стоило его заново распечатанной задницы.

Впервые Дерек не думал о том, как рассчитать силы. Как не переборщить и не затронуть в Стайлзе ненужного. Впервые он отпустил себя настолько, что смог позволить себе не думать ни о чем. Он даже боли не почувствовал, когда его мальчик трепетно и аккуратно ввел в его тугой неразработанный анус головку.

– Как ты? – спросил только Дерека и, не услышав никаких протестов, двинул бедрами сильнее вглубь.

Дерек лежал на животе, чуть повернутый боком к любовнику. Стайлз обнимал его одной рукой, а другой направлял свой член, густо смазанный и очень твердый, в Хейла. Когда вставил его до упора, до самых яиц – замер, выдыхая в краешек уха оборотня горячим воздухом. Все так же молча, все так же нежно.

Уже потом, после того, как кончил – Дерек хорошо прочувствовал горячий анальный душ, улыбаясь тихим за спиной стонам – Стайлз лежал позади и сам прислушивался. К дыханию своего волка, к его тихим порыкиваниям, к мелко дрожащей спине в капельках пота. И не сдержавшись, спросил, хотя Дерек молился, чтобы он не спрашивал.

– Что-то случилось, Дер?

Дерек, не оборачиваясь, ответил:

– Нет.

Слишком, пожалуй, кратко и холодно. Отстранившись всего лишь одним отрицанием от только что обрушенной на него нежности. Закрывшись.

Стайлз задумчиво и очень наблюдательно заметил:

– Мне показалось, что случилось. Наверно. Просто раньше ты никогда...

– Большое дело, – хмыкнул Дерек, тут же ощутив это самое “большое дело” противным жжением в анусе.

И вдруг с проснувшимся любопытством поинтересовался:

– Тебе понравилось, да?

Стайлз ткнулся лбом ему в лопатки, прямо в темный лабиринт трискелиона, на который теперь-то, в новой их позиции мог любоваться всё время, пока они трахались.

– Конечно. Понравилось. Да.

Дерек дернулся из объятий, оборачиваясь почти полностью.

– Так что же ты раньше никогда не говорил мне, Стайлз?

Переиначил:

– Никогда не просил об этом?

Стайлз молча посмотрел на него и отвел взгляд.

– Как я мог вообще просить тебя хоть о чем-то? – начал он и осекся.

И так оба поняли, о чем он.

“Ты дал мне слишком много, чтобы я просил тебя еще и об этом.”

– Ты должен теперь жениться на мне, дорогуша, – с тихим смешком быстро проговорил оборотень, шуткой снижая градус напряжения и вроде бы уходя от тяжелой темы.

– Что ж ты не женился? – жестко и без смешка парировал Стайлз. Он будто не понял смысла попытки Дерека, давно отвыкнув от легкости в их беседах. От сказочной невесомости, что наполняет каждого влюбленного человека.

Они впервые затронули эту тему. Беседа, выросшая из шутки, грозила стать серьезным разговором о будущем, об их судьбе. И Дерек понимал сейчас, как никогда – мало будет повернуться к своему душевнобольному партнеру задницей. Нужно подкрепить это значимыми словами. Разъяснением, прежде чем обещать.

– Брак между взрослой особью и несовершеннолетним, но в возрасте согласия и с разрешения законного опекуна, возможен, – ровно и бесстрастно начал объяснять он, не замечая, как косвенно именует себя зверем. – Но возможность эта на самом деле призрачна.

Потому что...

Дерек заткнулся вовремя.

Но Стайлз слушал внимательно и серьезно. Он кивнул, словно понимая то, чего его парень-оборотень произнести не успел.

... “потому что мы геи. К тому же, я – дикий пёс, а ты, мой мальчик – псих”.

Дерек глянул на Стайлза. Уже совсем другим тоном – нежным и просящим – подвел невеселый итог:

– Нам стоит подождать хотя бы два года, детка, прежде чем подавать прошение. Я узнавал.

Так неосторожно признаться Стайлзу в том, что он уже думал о браке, но так и не решился поговорить, было бы ошибкой, если Стайлз вообще заметил это; просчитал, выстроил логическую цепочку на основе его фразы.

Стайлз не выстроил. Он обрадовался, как ребёнок.

– Ты правда хотел бы заключить брак? Жениться на мне, Дерек? – спросил с надеждой.

– Угу, хотел бы, – кратко и очень неромантично ответил Дерек, боясь, что снова придется прятать проклятые слезы, и прибавил, трусливо убегая в более привычные, неопасные области их общения, – и еще я хотел бы кончить.

Стайлз опустил глаза на его бедра – туда, где из вспухшего ануса любовника вытекала его сперма, и где по-прежнему торчал эрегированный член.

Анальные оргазмы, они такие непостоянные...

– Блин, прости, прости, прости... – затараторил Стилински, извиняясь, и нырнул головой вниз.

Дерек блаженно откинулся на простыни. Подкидывая бедра и удерживая голову своего мальчика у паха, все думал, пока мог, о Стайлзе и Кае, об их различиях. О том, что разделяет их пропасть, и он действительно живет с двумя разными людьми, сокрытыми в одной оболочке. И это странно, это невероятно, это совсем не то, что представлял он, когда думал об отношениях, которые будут у него когда-то. Но все же он получил то, что хотел. Что хотел бы среднестатистический мужчина его возраста и с фантазией – шлюху и милого мальчика, сосущего во рту, нет, не член – ручку. Хотя сосать член у них обоих получалось замечательно... Замечательно... Да, так... Возьми глубже, детка... Как же я хочу кончить тебе прямо в рот...

На темной стороне, как и положено, царил хаос. Предполагая и даже зная о наличии у себя отрицательных черт, как никогда четко и ясно можно увидеть их в своем окружении, правильно идентифицировав те же следы преступления, те же пятна порока, чутко улавливая сходство.

Кай, переняв волчьи замашки, взял след верно.

“Ты мне изменяешь”, – сказал Дереку, очень просто обозначив своими уверенными интонациями, что это вовсе не вопрос, а утверждение.

Говорил он, конечно же, не о Стайлзе. Он как-то постепенно и навсегда вычеркнул своего хозяина из списка соперников, пренебрежительным взмахом руки отметая всякую возможность принимать его всерьез.

Дереку стало неуютно, хотя ту пьяную ночь в клубе он за измену не считал, малодушно обозначая её у себя в мыслях компенсацией за страдания. Да, вот так безвольно и трусливо простив себя за побег от проблем в чужие объятия.

Но Кай, ничуть не удовлетворившись неоригинальным Дерековским “Не изменяю”, принялся изводить его, как умел – страстно и темпераментно. Чтобы прийти к новому витку своей эволюции, которая сделала из него параноика, добавив к уже имеющимся психиатрическим отклонениям еще одно, крошечное.

Навязчивые состояния наиболее часто встречающаяся патология в психиатрии. Кай любил Дерека согласно одной из них.

“Ты меня не любишь. Любишь? Докажи.”

“Ты мне изменяешь. Нет? Докажи обратное.”

“Твои доказательства какие-то неправдоподобные. Не верю. Докажи снова.”

Это был нескончаемый круг, по которому они с ним бежали, подобно цирковым пони. И Дерек понимал – он попал в наиболее худший вариант развития событий, уже давно вычислив, что повторяющийся цикл Кая патологически замыкается именно на нем.

– Ты ходишь налево, Дерек. Ты слишком легко поделился мной с какой-то шлюхой, и я уверен – сам развлекаешься с кем-то на стороне. А я тебя любил... то есть, люблю... А ты...

Кай драматично закатывал глаза и продолжал, не впечатленный реакцией Дерека (её попросту не было) уже не так вдохновенно:

– Чудовище. Урод. Обманщик. Ты даже не отдался мне, как следует! Смеялся, сбил настрой! А я хочу...

– Ну что? Что ты еще хочешь? – старательно пряча закономерное раздражение, спрашивал Дерек, действительно желая и боясь узнать – какие еще требования предъявит его заново влюбленный в него второй любовник.

– Хочу доказательств.

– Снова?

– Еще, – поправлял его Кай и объяснял, – мне нужно знать, что ты – мой, понимаешь? Что принадлежишь мне, и больше никому.

Новая переиначенная вариация закона о принадлежании радовала Кая необычайно. Ему казалось, будто он изобрел нечто новое, поменяв их теперь местами.

– И... как же нам это сделать? – удивленно вопрошал Дерек и все-таки срывался в опасную иронию, – разрезать запястья и смешать кровь? Нет? А может, набить на ребрах сопливые клятвы? Или...

Дерека несло, он понимал это и замолкал, видя, как обижается Кай. Как... прислушивается к некоторым его бредовым идеям, так неосмотрительно высказанным вслух. Хейл проклинал свою несдержанность, напоминая себе, что надо бы поостеречься, укоротить свой язык и не потакать мальчишке, мечтающем о драматическом кровавом действии без антрактов. Но... Всё думал, мечтал даже, о том, что может случится у Кая просветление, он мягко и понимающе рассмеется на очередную ироничную шутку своего волка, ткнёт его в бок и скажет, что пошутил сам.

Мечты эти, в которых Кай плавно перетекал в Стайлза и обратно, были смешными и жалкими, потому что по законам психиатрии уже ничто в мире не могло бы соединить этих двух мальчишек в одного, идеального.

Кай часто был теперь сам не свой – даже лежа под Дереком, с его членом глубоко у себя в заднице, он все никак не мог заткнуться. Болтал, как заведенный, какую-то чушь. Что это важно, быть только друг для друга. И больше никогда не повторять прошлых ошибок. Дать каждому доказательство преданности...

Преданность. Снова она. Которую на этот раз доказывать не хотелось.

Дерек усмехался: здесь работал закон сопротивления материалов. Материал Кай давил, а материал Дерек сопротивлялся. И чем больше было давление, тем раздраженнее и тверже становился Хейл.

– Ты можешь заткнуться, твою мать? – шипел он, теряя терпение и эрекцию. – Кай?

– ... то, что я не смог тебя трахнуть, ничего не значит, просто я был не готов. Я могу снова...

– Не можешь, – железно обрывал его волк без улыбки – хватит, наигрались.

– Тогда я мог бы сделать это по-другому! Ты должен объяснить мне, как ставится метка: ты же собака!

– Что? Что ты сказал? – возмущался Дерек. – Какая, к черту, метка?

Вот это было уже слишком, все эти намеки на пережитки прошлого; намеки на его происхождение; на то, что он всего лишь дикий пёс...

И объяснять Каю, как это обидно слышать, было бесполезно.

– Заткнись, детка, – еле удерживаясь от злого укуса, шептал ему Дерек на ухо, все еще стараясь дотрахать до конца.

Но Кай злился и становился неподатлив, сжимаясь. Дерек тогда ебал его с усилием, грубо, пытаясь поскорее закончить их разговор. Но кто бы зашил рот мальчишке?

– Ты ляжешь на живот, например, а я подрочу тебе на татуировку? – неуверенно предполагал он, но видя как Дерек качает головой в немом отрицании столь гадкого акта доказательства, предлагал тут же новую версию: – Тогда другое. Я подрочу тебе на лицо... Нет? Тогда на задницу, прямо на дырк...

– Заткнешься ты когда-нибудь или нет? – рявкал тут на него Дерек, прежде всего ужасаясь монотонности и невзыскательности версий Кая, которые все – все – сводились к сексу, будто бы они, двое впечатанных друг в друга судьбой людей, не могли больше никак отблагодарить друг друга. Не могли доказать с помощью чего-либо иного свою любовь. Впрочем, Хейл прекрасно знал фиксацию Кая именно на сексуальной составляющей их жизни. Глупо бы было требовать от мальчишки порций лживой романтики, все равно стекающей через минуту к ним в трусы густой и горячей похотью.

И продолжая слушать о каких-то уже совершенно унизительных способах что-то там доказать своему ненормальному, Дерек дотрахивал его до обморока, возвращая к жизни Стайлза.

– Ты быстро сегодня, – говорил Стайлз, поглядывая на часы, а Дерек вздыхал, отмечая, что цикл, когда они непринужденно болтали об их троице, завершился: Стайлз отсек своим холодным равнодушием себя от всякого знания о Кае, перестав воспринимать это легко и непринужденно. И Дерек вряд ли упрекнул его за это.

Знать о новых капризах несносного двойника Стайлзу было ни к чему. Он верно бы провел параллели, он констатировал бы нехватку именно этих – грязных и глубоко желаемых каждым мужчиной – ингредиентов в постели у себя. Они каким-то странным образом, замешанном на травме от давней аварии, отошли Каю, оставив Стайлза даже после многочисленных совокуплений с его страстным волком невинным, чистым и незапятнанным. Тем, кого боготворишь, но вряд ли отчаянно хочешь.

Но как бы Дереку ни хотелось перестать участвовать в новом сценарии всё с той же пометкой “порно”, хотя Кай изо всех сил придавал своему помешательству звучание роковой драмы; как бы старательно не делал он из этого банальный семейный сериал, забыв, что психиатром рекомендовано совсем другое, ровно к последнему акту все они снова становились трагическими персонажами.

Вот и в этот раз он и опомниться не успел, как уже было поздно.

Поздно спасать гардероб...

В одни прекрасные выходные Дерек в своей спальне застал презабавную картину: Кай лежал на груде его одежды, неряшливым, живописным комом вытащенной из обширного гардероба. Там было почти все – брюки, рубашки, пиджаки, галстуки, майки, носки, трусы, платки, ремни...

Сам же вандал был облачен в хейловскую любимую, темно-синюю сорочку от Прада, купленную Дереком в момент его влюбленности в бренды, когда заказывая блестящие трусы, он тоже не удержался – порадовал и себя дорогой шмоткой.

Цвет ткани – цвет грозового ночного неба – шел волку необычайно, и Дерек, черт возьми, любил её. Теперь рубашка подчеркивала темные глаза Кая, и даже удивительно –

необычайно шла и ему. Если бы конечно не играла главную роль в гадком спектакле, который мальчишка устроил напоказ для своего парня.

– Ты что делаешь? – немного заторможенно спросил его Дерек, хотя картинка была предельно ясна: Кай, лениво развалясь на кровати; купаясь, так сказать, в имуществе своего любовника, медленно и с чувством дрочил себе, привольно раскинув ноги.

Поза не скрывала ничего – ни вылизанной бритвой промежности (Стайлзу опять досталось) ни гаденькой ухмылочки сытого самца, который нашел наконец способ пометить пусть не самого оборотня, то хотя бы его вещи. Уж Дерек догадался, каким весьма мучительным способом для его чувствительного нюха будет проводиться процедура клеймения.

– Они так сладко пахнут тобой, милый. Теперь будут пахнуть и мной, – пропел змеёныш, угадав самое уязвимое собачье место в железной броне неподатливого Хейла, и задвигал рукой чаще.

Задышал, напряг ляжки, совсем не думая о том, что кончив, он провалится в свою несуществующую реальность, а Стайлз, очнувшись среди испорченного гардероба своего парня, будет тихо недоумевать.

– Так, – произнес Дерек жестко, решив немедленно прервать акцию, и легко запрыгнул на кровать.

Встал в полный рост – в одежде, даже в ботинках, наплевав, что марает покрывало; поставил обе ноги по бокам от мальчишки и с секунду понаблюдал за ним.

Кай немного сжался, но останавливаться не думал. Так, прикрыл яички защитным жестом, продолжив дрочить.

– Какого хуя здесь происходит, милый? – так же сладко пропел Хейл, уже не сдерживая грязные слова, которые прочно поселились в его лексиконе при общении с Каем.

– Здесь ничего не происходит, – нагло съязвил тот, сглатывая. – Так, решил подрочить без тебя...

– Ты понимаешь, что пачкаешь мои вещи? – спросил очевидное Хейл, но Кай уже не отвечал – старательно мастурбировал и, наверно, даже кончить успел, если бы Дерек вдруг не пихнул его ногой по бедру, нарушив силой удара ритмику движений и сбив налаженный темп.

– Эй, ты чего? Мне же больно! – взвыл мальчишка.

Эти жалобы почти всегда действовали на Хейла безотказно. Дерек помнил, что впоследствии носить синяки будет Стайлз. Но сейчас ему было плевать. С каким-то ледяным спокойствием, еле удерживая в себе рвущегося наружу волка, он процедил:

– Мне тоже больно, детка. Ты даже не представляешь – как. В этот драматический момент, когда ты намереваешься обкончать мою самую любимую рубашку. Но я готов ею пожертвовать, чтобы показать тебе, как на самом деле нужно метить партнера, мелочь ты недоделанная!

Внутренний волк Дерека подсказывал, что делать и говорить, пробудив инстинкты.

Хейл наклонился и одним движением сорвал с плеч бунтующего нахала свою рубашку, испортив ее вылезшими когтями окончательно. Кай задергался, бросив свой член, стал смешно прикрываться, защищаясь, и это дало Дереку время на то, чтобы с царственным спокойствием расстегнуть свою ширинку и достать оттуда мягкий тяжелый орган.

– Смотри, сучонок, и учись, как ставить метки, – сказал несколько пафосно и замер.

Секундой позже из члена брызнула первая золотистая капелька мочи, попав Каю на живот, чтобы потом, став настоящей струей, облить его с ног до головы мощным водопадом.

– Вот так, детка, вот так, сладкий, вот так, – приговаривал Дерек, с будоражащим весельем мочась на своего любовника – обливая его еле прикрытое разорванной рубашкой тело мочой, которой оказалось как-то нереально много.

– Остановись! Стой, Дерек! Стой! Ты ебанулся совсем, да? – визжал Кай, зажатый ногами волка.

Он яростно выкручивался и добился сопротивлением лишь того, что Дерек, разозлившись, направил струю ему прямо в рот, прокомментировав свои действия логичным:

– Быть может, это заставит тебе замолчать, гадёныш.

Кай замолчал, мотая головой из стороны в сторону. Но теплая золотая жидкость все равно попадала на приоткрытые губы, стекала в горло, и он смешно захлебывался и отплевывался, чувствуя едкую соленость мужской мочи и её острую собачью нотку.

– Ты кажется забыл, Каюшка, что тот, кого ты решил пометить, умеет делать это гораздо лучше тебя. Просто потому, что я собака, понял? Я дикий пес, и если еще раз, сука, тебе придет в голову отметить меня своими физиологическими жидкостями, вспомни, как нужно делать это правильно, пиздюк!

Слова были не его, не Дерека. Это рычал его волк. Он, еще не трансформировавшись, уже терял волю да и желание сопротивляться – ссать на мальчишку было таким правильным, таким возбуждающим актом! Он даже специально направил струю на его бедра и между ними – она разбилась золотыми брызгами об аккуратный опавший пенис, пощекотала мошонку и стекла вниз, залив промежность. Тогда Дерек вспомнил главное, еще не помеченное им место, и усилием воли остановив поток, грубо перевернул мальчишку, который выл на одной ноте, наглотавшись его мочи, и совсем не сопротивлялся.

Хейл наступил на его белую ягодицу мыском ботинка, легонько потянув им в сторону. Щель приоткрылась, обнажая анус, и он направил новую порцию мочи именно туда, стараясь попасть по розовым морщинкам, мечтая, чтобы хоть одна капелька проникла внутрь.

Они проникали, Кай морщился, вывернув лицо из плена подушек, и Дерек, видя на нем следы недавних слез, гримасу отвращения и брезгливости, усматривал и нечто иное. То же возбуждение, что испытывал он.

Он убедился в этом, когда снова перевернул любовника, немыслимо быстро переключившись с процесса мочеиспускания на процесс мастурбации. У Кая тоже стоял. И мальчишка, неловко дотронувшись до себя, этим самым жестом будто бы разрешил Дереку продолжить извращенное наказание. Разрешил мастурбировать на себя и кончить.

Хейл завершил дрочку слишком уж быстро для себя, тридцатилетнего. Выстрелил мощной струей на лицо любовника, а тот, всё еще пребывая в ступоре после унизительного золотого дождя, стал ловить теплые капли спермы губами, быстро включившись в их безобразную животную игру.

– Шире открой рот, – потребовал Дерек жестко.

Запачкал Каю лицо, переключился на гениталии. Молча смотрел, как мальчик себе дрочит. Как хочет кончить, но вовремя останавливается, чтобы быть в сознании, быть рядом со своим оборотнем, который грязным, нечеловеческим способом доказал ему свою власть.

А Дерек, глядя на свои труды – на Кая, отмеченного им во всех смыслах; отмеченного человеком и, по-своему, волком, торжественно подвел итоги:

– Вот так надо метить свою сучку.

– Я понял, – тихо ответил ему впечатленный Кай, принимая на себя вес любовника, который прямо в одежде лег сверху, притерся всем телом, не боясь замараться в своих же выделениях.

Вместо ожидаемой брезгливости после произведенного унижения, Дерек вдруг испытал прилив неконтролируемой нежности. Животный инстинкт диктовал ему помеченную пару приласкать или даже трахнуть еще раз – классически. Да и сам Кай больше не плакал, не выл, не вырывался. Обнимал волка худыми руками, всхлипывая и машинально слизывая с уголка губ каплю его спермы. Слушал успокоительную чушь, которую шептал ему оборотень на ухо.

– Ты дурачок глупый. Разве можно дразнить зверя? Я же порвать тебя мог! Вырвать горло!

Кай испуганно вздрагивал в объятиях – он вряд ли знал, что вживленный чип не дал бы Дереку этого сделать. Приобретенный вирус болезненной влюбленности – тем более.

– ... нельзя, милый, шутить с метками, это очень особенный момент в общении с волком... Ты не знал, да? Вот, объясняю... Теперь ты – мой. Навеки. Теперь ты принадлежишь мне. Теперь я имею право запереть тебя в спальне, привязать к кровати, или даже... в клетку... посадить...

Дерек нёс откровенную чушь, припоминая все, о чем писалось в учебнике ликанологии в разделе “Древние брачные ритуалы вервольфов”. Звучало по-настоящему страшно, и... неправдоподобно, но Кай глотал информацию с жадностью. Не представляя даже, что некоторые свои обещания Дерек готов воплотить в реальность. Особенно последнее из них.

Давние слова Дитона были слишком ярким воспоминанием. И Дерек не забыл ни слова. Они всплыли как раз вовремя, чтобы стать вполне обоснованным решением. Метафорическая темница, в которую надобно было бы заключить мальчика из зазеркалья, она становилась возможной реальностью. Физическим объектом, который можно было бы поставить... да в гостевой спальне, например! Настоящую стальную клетку, сдерживающую любовника и все его неправильные, психиатрические порывы.

Полный контроль и полное подчинение.

Пятьдесят первый оттенок волчьего серого, который не был описан абсолютно нигде.

– Ты и ошейник на меня наденешь? – с еле сквозящей надеждой в голосе поинтересовался Кай, впечатлившись фантазией и задав совершенно правильный, логичный вопрос.

– Непременно, – важно пообещал Хейл, чуя, как тело под ним твердеет, напрягается, как тянется к нему помеченный им мальчик, раздвигая ноги, безмолвно восхищаясь новой затеянной игрой и авансом соглашаясь быть у волка на поводке.

Сидеть в клетке.

Сверкать прекрасным камнем, втравленным в стальной ошейник прямо посередине и выполнять приказы своего плененного любовью оборотня.

Идея была бредовой.

Оборудовать игровую комнату в отдельной неиспользуемой ими спальне и повесить на нее огромный замок, запрещающий Стайлзу входить в темную зону. Или же объяснить ему все, рассказать о странных желаниях Кая, которые, Дерек не хотел себе врать, сочетались с его собственными так гармонично, так ладно, что грех было валить все на мальчишку. Волк чуть не скулил от предвкушения – ему нравилось. Нравилось абсолютно всё в этой идее, и всё, что в будущем могли они с Каем нафантазировать еще.

Зверю не претило. Человеку было противно.

Дерек как мог сопротивлялся целую неделю, но бросил эту затею, когда очнулся на большом пятничном совещании, будто от толчка, с немым недоумением смотря на блокнот в своих руках – простой, бумажный – в котором он машинально что-то чертил стильным монбланом. Замысловатый чертеж был только наброском, в котором переплетались какие-то толстые прутья, превращающиеся на глазах в изящную клетку. Такую, в каких держат диковинных птиц из-за моря, чтобы не улетели.

Речь начальника становилась всё более скучной, а вот кованое изделие на рисунке – реалистичнее с каждым новым штрихом.

Зверюга внутри выл от восторга, пока Дерек искал в интернете мастера по ковке; пока листал веб-страницы ювелиров города, способных инкрустировать в полоску стали крупный берилл и без ненужных вопросов замкнуть ошейник маленьким навесным замочком.

А в магазине тканей, где Дерек выбирал обивку для пола, ему пришлось усмирять свою меховую натуру уже по-серьезному: ласковый пёс-фетишист внутри него недостойно упрашивал хозяина взять и проехаться мордой по отрезу дорогого, коньячного цвета бархата, и, прикрыв глаза, обслюнявить мокрым языком роскошную ткань.

Ночью, когда он в полусне отодвинулся от спящего Стайлза на другую половину кровати, словно заранее извиняясь за свои неприличного содержания грёзы, исключающие участие партнера, Дереку приснился сон. В нем он хищно по периметру обходил уже готовую клетку, стоящую в их гостевой спальне прямо посередине помещения.

В темнице сидел мальчик Кай – голый и немного испуганный. Закованный в стальной ошейник и полностью обездвиженный им, присоединенный цепью к потолку клетки почти без возможности пошевелиться. Зад пленника был прислонен к стальным прутьям, и Дерек, налюбовавшись на картину, медленно и тихо приближался к обнаженным тылам. Расстегивая ширинку, он чуял нарастающий ужас мальчишки и его же пьяное ожидание того, что должно было произойти с ним вот-вот.

Молния вжикнула, освобождая налитой член оборотня с уже набухшим узлом.

– Прижмись к прутьям сильнее, – тихо приказал он обнаженному узнику, и тот с поразительной догадливостью вжался в сталь задом.