Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Надо же, свои, думалось Хейлу – все эти проститутки, трансы, педики всех мастей и девочки, выглядящие, как Шер в лучшие годы... наркобароны и картежники, тангеро-жиголо, торговцы оружием... Он изумился, во что же превратилась его жизнь, распланированная, еще казалось вчера, четко и просто. Вчера он был дельцом и карьеристом, шагающим по трупам конкурентов, а сегодня – хмурым оборотнем в бегах, с довеском-мальчишкой, не достигшим совершеннолетия, а потому никем ему не приходящимся.

Хотя, минуточку, местный священник-пропойца, хранитель ближайшей белоснежной церкви, за несколько тысяч согласился их обвенчать – тайно и романтично, как двух несчастных Ромео, которым, невенчанным, не суждено будет встретиться после смерти на небесах. Дерек оборвал его пламенную речь сразу же, гадая, какая добрая и наверняка трансвеститская душа выболтала вечно пьяному святоше слезливую историю, явно приукрашенную и наделившую его избыточным романтизмом, но Кай вдруг схватил его за руку и потянул изо всех сил.

– Пожалуйста, Дер, – молили его красивые карие глаза, – давай поженимся...

Убью ту сисястую болтливую суку с перекрестка, думал Дерек.

Но Кай был слишком милым и слишком несчастным, чтобы вот так, без причин отказать ему, и Хейл, никогда ни к какой церкви в принципе не относящийся, не припомнивший, чтобы мать водила их на службы или еще куда, молча и покорно согласился. Всучил в трясущуюся руку алкоголика в сутане пару сотен, пресекая мечтательные завывания о тысячах, назначил день, согласился на позднее время и коротко взглянул в сияющие миллионами солнц глаза своего мальчишки. Потом втолкнул его в потрепанный камаро, увозя подальше от пыльных улиц, подальше от гомона голосов и цивилизации, чтобы было сплошь одно небо – синее, и дорога – лента. И чтобы никого рядом, когда он будет делать предложение и дарить кольцо...

Все было излишне романтично, но Дерек чуял, что так, как надо.

Кай после всего очень охотно отдался ему на заднем сиденье машины. Они запачкали салон своей спермой пару раз, и после секса, валяясь на обочине в пыльной траве, лениво отмахивались от москитов, роем летающих над их потными телами. Потом Кай заныл, что течет из задницы, что мокро, и Дерек повез его назад, уже окольцованного и ожидающего свадьбы в конце недели.

Женатый и почти счастливый, Хейл чувствовал, как жизнь, постоянно ощущавшаяся чужой, не его жизнью, она стала проникать под кожу, изменяя мысли и ощущения и сам разум, шепча забыть прошлое, отказаться от себя двухлетней давности и стать наконец цельным.

Дела шли неплохо, если не вспоминать, конечно, того страшного разговора с Джоном Стилински, который теперь уже совершенно точно все прояснил между ними, сделав окончательными врагами.

Дерек, улучив минутку между начавшимися погонями, позвонил ему сразу же, как только покинули они с Каем штат. Он не хотел быть бессердечным и жестоким, все еще сохраняя в сердце своем непроросшие зерна будущей отцовской любви, которые заложены в любом мужчине, даже гомосексуальном, поэтому и хотел объяснить мотивы своих действий прежде всего Джону.

Но все его заверения в том, что младший Стилински бежит с ним по собственному желанию – от лжи своего же доктора, от его предательства и от законов Калифорнии, да, по которым Стайлз все еще ребенок, не имели успеха. Даже дрожащее и почему-то жалкое – “Я люблю его, сэр”, не растрогало Джона Стилински нисколечко. Он, выслушав все оправдания Дерека, сказал одну лишь фразу:

– Ты не имел права.

Решать, увозить, обещать лучшую жизнь, распоряжаться.

И самое страшное, в этом разгневанный отец был абсолютно прав.

Дерек не мог признать именно в тот момент – момент необратимого их побега – свою ошибку. Он лишь выслушал угрозы разлученного с сыном отца – обещания оповестить ФБР и подключить свои связи. Он был информирован честно и твердо о том, что теперь на него будет объявлена охота. Его, как раненного зверя, будут травить специально обученные полицейские псы. Джон не остановится, пока не вернет сына, потому что не верит в его согласие на побег.

Ну, в этом он тоже был, так сказать, прав. Наверное.

Дерек старался не думать об этом. Пока были другие заботы. Где взять деньги, например.

Арендованный на время ремонта потрепанной бегством камаро бокс стал неплохой мастерской, куда вдруг стали захаживать владельцы феррари и стильных ягуаров, неведомо оказавшихся здесь и скорее всего угнанных по заказу. Дерек втянулся в новое дело с увлеченностью прирожденного бизнесмена, которому, в принципе, удавалось все, и даже это. Автосервис приносил доходы, и это стало важным, когда собственные, банковские средства, которые Дерек не успел выскрести со счета, оказались арестованными. Поэтому-то нынешнее положение дел, шаткое и нестабильное, частенько выносило Дереку мозг, привыкшему к роскоши вервольфу; привыкшему купать в роскоши своего мальчика даже больше, чем себя. Кай, к слову, не оказался нежной барышней и, отказываясь дожидаться липового мужа с работы дома, частенько сидел с ним в грязном боксе, забравшись с ногами на стол. Копался в телефоне, слушал музыку, пока Дерек валялся под очередной дорогой тачкой.

– Ты очень сексуальный в этой промасленной майке, – сладко говорил он, заскучав к вечеру, на манер местных растягивая испанские слова, которые ложились на его язык привычно, словно он родился латиноамериканцем.

Дерек тихонько хмыкал, слушал, гремел ключами. Отмечал про себя, как быстро обучился Кай иноземной речи.

– Ты очень сексуальный, Дерек, я сказал, – игриво повторял тот, и Дерек чувствовал, как он невидимо ему улыбается.

– Спасибо, caro, – на правах мужа, пусть и липового, отвечал ему на испанском Дерек, и Кай таял, обманчиво удовлетворялся ласковым прозвищем, чтобы ночью на законных основаниях уже более полно стребовать с оборотня супружеский долг.

К ночи оба они возвращались в состояние нервной дрожи, когда дотронуться до другого становилось нужным до смерти, но простым, заученным до автоматизма постельным действиям в последнее время всегда что-то мешало. Дерека пугала темнота. Пугала и казалась необходимой. Когда во мраке южной ночи границы размывались, плыли в мареве душного зноя, и быть рядом казалось самым важным, почти необходимым, чтобы не сойти с ума, чтобы не дать памяти вернуться или же наоборот – предоставляя ей такое право, снова превращая картину мира в цельное полотно, смывая грани, ненужные мельтешения лишних людей, событий, шелест пустых слов и как на ладони показывая истину, то самое, от чего на протяжении нескольких недель Дерек отворачивался, пытаясь жить нормально, заставляя себя забыть.

– Дерек, иди ко мне, давай же, – шептал невидимый Кай, на ощупь ползком продвигаясь к оборотню по их просторной кровати, немного по первому времени обижаясь на категоричное отсутствие света в спальне, как того пожелал Хейл. – Ну, перестань там думать, брось, Дерек, просто дотронься до меня, ну...

Дерек дотрагивался. Жестко и грубо, вспоминая их игры и оставленную клетку, судьба которой почему-то волновала его очень сильно. Наверняка, её конфисковали как самую страшную улику, записав в реестр пыточной камерой, в которой было так удобно мучить молодых мальчиков.

Сейчас они постепенно отошли от всего гадкого, чрезмерно животного, неестественного, нечеловеческого. Но прикосновения остались грубыми, мышечная память не желала возвращаться к нежности, которую теперь некому было дарить. И поэтому-то Дерек, охочий до секса где угодно – в своей мастерской, в туалетных кабинках гей-клуба, да просто в переулках – становился бессильным именно в их спальне, ночью, когда квартал шумел, оживая, но казалось, будто ночь поглощает, уничтожает тьмой, идентичной той, которая клубилась в его волчьем почерневшем сердце. Поэтому он бесцеремонно отпихивал от себя мальчишку, зная, что не обидится, и отворачивался к стене. Чтобы через какие-то полчаса, забывшись неспокойным сном под недовольное бурчание своей пары, проснуться от забытья с криком, который оказывался на самом деле всего лишь еле слышным шепотом:

– Стайлз...

Потом, сжавшись в комок, Дерек позволял развернуть свое мокрое от слез лицо к Каю. Позволял снять с себя пропитанные потом боксеры, приласкать себя между ног, куда Кай нырял с ловкостью рыбки, и уже не отрицал очевидностей, какими были естественные потребности его привыкшего к регулярной разрядке тела...

– Еще... Еще чуть-чуть... Соси, соси сильнее, да, вот так... Глубже, Кай... Я сам, сам, держи рот открытым, – тихо молил-приказывал Дерек, толкаясь членом в раскрытые розовые губы, со стоном кончая на подставленный язык, додрачивая себе рукой, чтобы не мучить мальчишку грубыми тычками. И где-то на последнем спазме спрашивая: – Чувствуешь что-нибудь? Хоть что-то? Ну?

Кай бестолково кивал, подтверждая желанные симптомы, не смея не подтвердить их и не смея не ответить.

– Давай, постарайся, закрой глаза, представь что-нибудь, уйди!.. – молил Дерек устало, откидываясь на подушки и вытирая руку о простыни, чувствуя, как Кай вместо ответа старательно принимается вылизывать его влажный член, неприятно касаясь открытой сверхчувствительной головки.

– Перестань, – отдергивался Дерек, – я просил тебя, кажется, пытаться лучше...

– Я пытаюсь, – психовал Кай. – Каждый день, каждую ночь! Я тоже... тоже хочу, чтобы он вернулся. Но он... Что ты сказал ему, Дерек? Что?

– Блять, – вырывалось у Дерека неинформативное и он прикрывал глаза рукой, стараясь не думать. Вообще ни о чем. – Ничего.

Поворачивался к мальчишке, хватаясь за его аккуратный член и начиная грубо ему дрочить, иногда даже забывая трахать.

– Давай, давай, давай... – повторял, как заведенный, вглядываясь в замутненную радужку красными глазами. – Давай давай, давай... Ну же, где ты? Давай! ДАВАЙ!!!

Кай послушно лежал с раздвинутыми ногами, теребя себе яички и стараясь кончить быстрей, стараясь помочь Дереку в его попытках вернуть утерянное, снова и снова, каждую ночь уверяя своего парня, что он здесь ни при чем, что он не распоряжается другой личностью, как предположил однажды Дерек, и они чуть не подрались из-за этого, потому что Хейл не верил. Хотя именно в невиновность глупенького Кая поверить было легче всего, из-за того, что в случившемся, которого было не изменить, был виноват только Хейл.

Когда пересекаешь черту, вообще любую, все перестаёт быть по-прежнему. У каждой черты есть свое назначение. Та, что переступил Дерек Хейл, изменила всё.

Их чертой стала мексиканская граница, которую они миновали удивительно быстро, за те-то деньги, которые всунул в руку красивому мексиканцу окровавленный Дерек. Последняя американская бензоколонка, где Каю приспичило приводить себя в порядок после нескольких часов непрерывной бешеной езды, встретила их не очень приветливо. Впрочем, Дерек догадывался, что добром этот внеплановый заезд в грязный сортир у дороги не кончится – когда у тебя на хвосте вся полиция штата с парочкой агентов ФБР в бронированном фургоне, не до гигиены. Но Кай, утомленный их бегством, растущим напряжением, раскалившим воздух в салоне до немыслимых температур, вообще – всеми теми событиями, переворачивающими их мир окончательно и бесповоротно, Кай просто позволил своей исподволь копившейся истерике прорваться сквозь хлипкий заслон из показного спокойствия и затребовать незапланированный поход по-большому в туалет. Дерек его не винил. Он вообще не понимал, осознанно поражаясь, как этому тепличному мальчишке вообще удалось продержаться так долго?

Пока он ждал его, упорхнувшего в заветную комнатку, в отдалении от колонок непродуманно заглушив приметный камаро, успел заметить, как случайная полицейская машина притормаживает у соседнего здания бистро, и ожидаемо обращает внимание на его одиноко стоящее запыленное авто с заляпанными грязью номерами. Это была просто случайность – последняя и роковая, когда до границы оставалось всего-то несколько миль, и Дерек поэтому непростительно расслабился. Вот почему после того, как они уже миновали таможенные посты, ему пришлось, не останавливаясь, мчаться всю ночь, запачкав в итоге весь салон камаро своей кровью, все хлеставшей и хлеставшей из простреленного плеча. Пули успели поменять на аконитовые – просто варварство и прошлый и век, конечно, но, видимо, показания Джона Стилински, которые тот предоставил в полиции своим же коллегам, были настолько подробны и ужасающи, что преследователи, да и все наряды полиции штата Калифорния были на всякий случай оснащены этой отравой. А те ребята, что случайно напоролись на них с Каем у последнего рубежа, даже успели заменить карабины на специальные, начинив Дерека порядком двадцати пуль, от которых тело его исцелялось неохотно, и, если честно – никак.

Пока он не отогнал машину на достаточное расстояние, все время их дикой езды пытаясь обрывать самоуничижительные завывания Кая, Дерек не успокоился. Но больше чем отмыться от собственной крови, чтобы потом втереть в промытые раны аконитовый порошок, Дереку хотелось схватить за шкирку своего прокакавшегося чистюлю и пару раз приложить об стену, наказывая и одновременно отрезвляя от лихорадки побега. Ему хотелось собой – чистым, вымотанным и все равно – все еще сильно возбужденным от агрессивной погони, что словно пожар в тайге лизала их мелькающие пятки – прижать голого мальчишку к простыням и наконец прекратить его истерику простым действенным способом, заставив исчезнуть. До жути, до трясущихся пальцев Дерек желал увидеться со Стайлзом, которого сберег от всех приключений – кровавых и не очень – внутри другого своего мальчика и был совершенно горд этим. Он спас его, увез, выкрав ото всех и он заслуживал награды – взгляда, который светился бы благодарностью и любовью. Ему, как маленькому ребенку, вдруг захотелось похвалиться перед своей парой – смотри, какой я у тебя герой, и Дерек не стыдился этого чувства. Он заслужил улыбки. Он заслужил поцелуя. Он заработал своей продуманной операцией много бонусов наперед и жаждал получить сейчас хоть что-то. За чудесное избавление от иллюзий мира, которые составляли их прошлое.

И за простреленное плечо, да.

– Раздевайся, – кинул он такому же окровавленному Каю, измазанному в волчьей крови, – быстро в душ, и подготовь задницу.

Кай немного обиженно, но покорно поплелся в маленькую душевую дешевого мотеля, бурча недовольно. Но Дерек досадливо отмахнулся от мальчишки, осознавая себя неприемлемо грубым и настойчивым, каким никогда он не был, но каким сделала его эта горячая погоня за ними, настоящая охота, открытая на них по взмаху руки Джона Стилински, который хотел всего лишь вернуть домой несовершеннолетнего сына.

Дерек не мог сопротивляться переменам в себе, и ему вдруг понравилось быть негодяем, когда он жестом собственника толкнул вышедшего из душа уставшего мальчишку, сорвал с него полотенце, оставив голым и влажным. Требовательной рукой проверил между ног, запустив в анус сразу два пальца, и жадно, торопливо, как промаринованный многомесячным воздержанием уголовник, навалился сверху, коленом раздвигая Каю ляжки.

Тот слабо сопротивлялся, в кои-то веки уворачивался от поцелуев, обиженно сопя и все еще наказывая себя за свой проступок, из-за которого плечо Дерека – другое теперь плечо – дымилось и шкварчало кипящим в ранках аконитом.

Дерек плевал на боль – на свою, на чужую – ему хотелось как можно быстрее встретиться с тем, ради кого это все затевалось, кто мог по достоинству оценить его подвиг, потому что Кай, радостно и немного олигофренично восторгающийся этим их приключением всю дорогу, ну, до определенного момента, Кай никогда бы не понял ценности жертвы Дерека Хейла, успешного в прошлом бизнесмена и дельца, первого в истории известной компании оборотня, прорвавшегося к вершинам власти и занимающего пост вице-президента восточного филиала.

Дереку срочно был нужен Стайлз, и он поразился, вдруг подсчитав, что не видел его слишком давно. Что с момента похищения до этого дня, когда они находились уже в пятистах милях от дома, Стайлз так и оставался в анабиозе, спасительно отлученный от лишней информации, от принятия решений и боевых действий.

Тем радостнее для Дерека было его появление, которое произошло даже быстрее, чем он ожидал, потому что, хоть утомленный долгой тяжелой дорогой Кай и был вялым овощем в его настойчивых руках, и елозил на его члене совершенно неохотно, но как только Дерек стал по привычке совершать долгие и глубокие фрикции, затрагивающие самые глубинные рецепторы его любовника и даже приподнимая его плоский поджарый живот своим мясистым пенисом, долбящим Кая изнутри, тот сразу же откликнулся, став слишком чувствительным от долгого воздержания. Нашарил свой полу-вялый член, лаская себя немного лениво, но действенно. Тот встал по струнке, упираясь Дереку в живот, когда оборотень, чтобы усилить кинестетику, всем телом лег на хрупкого мальчишку, касаясь его во всех местах одновременно и продолжая глубоко проталкивать десятку дюймов внутрь любовника. Сначала у Кая случился медленный и немного болезненный анальный оргазм – из дырочки уретры вниз на живот потекла загустелая сперма, соединив вязкой ниточкой подрагивающую плоть; затем, Дерек уж постарался, из-под его руки, что жестко продолжила мастурбировать пульсирующий орган, брызнула сперма уже более жидкая, водянистая, запачкав их обоих, и из горла Кая вырвался полноценный стон, затихший, когда он, вымотанный напряженным сексом по сомнительному согласию, вдруг приоткрыл зажмуренные глаза и ласково Дереку улыбнулся – дезориентированный и враз изменившийся.

– Привет, – тихо шепнул оборотень своему мальчику, ладонью собрав с его лба испарину. – Привет, Стайлз.

Возбуждение как рукой сняло. Дерек почувствовал, что в груди разрастается что-то огромное, что оно распирает ребра и давит на сердце, которое заходится словно в минуту оргазма, стуча так оглушительно, что и не волчьим слухом можно уловить. Так радуются только любимым, так встречают счастье, так волки ощущают любовь, совершенно идентично человеку, что, наконец, доказывает – мы все одинаковы. Одинаково больны.

– Я очень скучал, – притянул к себе Дерек мальчишку, обнимая и даже немного придушивая, словно жертву, которой перед смертью даруют асфиксическую анестезию.

– Я... – голос у Стайлза был хриплым, словно это горло – одно на двоих – и правда не произносило никаких слов, не издавало звуков в течение нескольких суток.

– Я... – повторил Стайлз и растерянно заозирался, ощущая чужеродность обстановки. – Где мы, Дерек?

Даже воздух пах иначе в этом удаленном от дома месте, поэтому Дерек не стал тянуть – сказал, как есть.

– Что значит – в Мексике? – вдруг поднял настороженно брови Стайлз и приподнялся, садясь. Морщась от ломоты в мышцах, которые даже после душа оставались напряженными из-за их многочасового бегства. – Постой... Ты шутишь?

Дерек все еще улыбался. Все еще радовался полусонному своему ребенку, словно вышедшему из комы и плохо соображающему.

Но Стайлз, собравший свои мысли воедино поразительно быстро, весь подобрался, отодвигаясь от Хейла, и вдруг спросил:

– А.. как же отец? Мой папа? Он знает?

Мы так устроены – родители для нас всё. Тот страшно злой на Дерека мужчина, Джон Стилински, был тем, кто много лет назад держал на руках маленький сверток с пищащим Стайлзом, который даже не знал еще, что в будущем он будет носить такое странное смешное имя. Он целовал его в темные мягкие волосики на голове, едва проклюнувшиеся, и качал на руках, как в колыбельке. Он кормил его с ложечки и учил ходить на горшок. Он сажал его, пятилетнего, на велосипед и вытирал кровь с разбитой коленки. Он учил его любить свою маму сильно-сильно, надеясь, что когда-нибудь его мальчик вырастет и приведет в дом девушку, которую полюбит так же, как сам Джон любил Клаудию. Он надеялся, что сынишка будет настоящим принцем для своей будущей принцессы, а не превратится в игрушку хмурого злого оборотня Дерека Хейла, отобравшего в итоге у него сына. Поэтому Дерек понимал Стайлза, но эгоистично не мог принять его любопытства, его вопросов, которые тот задавал об отце.

Было обидно и непонятно поначалу; и понимание приходило постепенно, очень медленно, пока Стайлз продолжал лепетать что-то незначительное про брошенную учебу, друзей, их дом и его любимую красную худи, которую, завалившуюся за диван, Дерек в спешке так и не смог отыскать...

– Постой, детка, – опомнился Хейл, вдруг понимая, что ни черта не объяснил Стайлзу, – дай я тебе обо всем расскажу, ты же не знаешь, ты же... ничего не знаешь!!!

Одно дело – бессознательно перемещаться по лофту из комнаты в комнату. Другое – покинуть страну с неясными намерениями. Дерек осознавал разницу, но вряд ли был испуган масштабом этой катастрофы, счастливо пережив лишения, предшествующие депортации, которые казались на порядок ужаснее.

Поэтому в голосе его была надежда, что будущий рассказ об их приключениях вернет всё на свои места и Стайлз (подумаешь, Мексика!) улыбнется ему.

Да, да, тот самый Стайлз, который был вовсе не похож на Кая. Ненастоящего мальчишку, без примесей любой другой мыслительной деятельности радующегося этому безумному экшену; без вопросов принимающего калейдоскоп происходящих событий, никак не присущих жизни простых обывателей, будто бы они мгновенно перенеслись в какой-то приключенческий фильм, играя главные роли.

Кая это устраивало. То, что Дерек, как герой, спас его из заточения, не объясняя почти ничего. Увез в неизвестном направлении, попросту похитив. Кай мечтал быть спасенной принцессой и стал ею.

Дерек совсем забыл, что Стайлз был другим. Был... обыкновенным. Обыкновенным мальчиком, сыном полицейского. Вполне логичные вопросы, которые он стал задавать с ходу, Хейла только разозлили, потому что, прямо скажем, всегда легче с тем партнером, который их не задает, доверчиво шагая рядом, даже если и под аконитовым свинцовым огнем.

Стайлз был умным. Если этот эпитет вообще применим к сумасшедшим. И это почему-то стало для Дерека неприятной неожиданностью. Чем-то мешающим в их начавшейся вот-вот новой жизни, которую он предлагал сейчас Стайлзу, лишив, правда, других вариантов.

– Подожди, подожди... – оборвал он Хейла уже в самом начале захватывающего повествования. – Подожди, Дерек, меня – что? Похитили?

– Похитили, – эхом отозвался оборотень.

– И кому я сдался? – хмуря брови, спрашивал его Стайлз, тут же быстро, почти мгновенно анализируя и делая вывод: – Как средство давления? На тебя?

Дерек убито кивал. Уж лучше бы Стайлз расспрашивал его о Мексике.

– А... зачем? – с той же железной логикой вопрошал Стайлз, удивительно выдержанно, следуя хронологии событий, ему неведомых, оставляющий мексиканскую эпопею на потом. – Зачем кому-то было на тебя давить?

Он снова хмурился и снова рассуждал вслух, подбираясь к истине, не очень-то приятной.

– Это из-за работы? Да? Я понимаю, что твой пост... твое вице-президентское кресло, я имею в виду, было слишком желанным для многих. Но ты же всего добился по-честному? У тебя были конкуренты, это понятно... Сильные конкуренты, и наверно кто-то из них, какой-то особенный конкурент...

– Конкурентка, – поправил Дерек, не смея врать.

– Ну да, пусть конкурентка... – подхватил Стайлз. – Не могла же она...

– Могла, – признался теперь Дерек окончательно. – Питер, мой дядя, был точно уверен в ее причастности. Он вел расследование, его детективное агентство...

– Постой, – снова прерывал его Стайлз. – Ты обратился за помощью к своему родственнику, не извещая полицию?

И следом шло блестящее заключение:

– Значит, и отцу моему не сказал? Почему?

– Не хотел волновать, – соврал Дерек, уже понимая, как неправдоподобно звучит это на фоне замалчиваемой истины о том, как же сильно на самом деле хотел он скрыть свой промах – похищение – от Джона Стилински.

Но Стайлз лишь доверчиво и благодарно выдохнул:

– Это хорошо. Спасибо.

Потом убито покачал головой:

– Хотя отец все равно обо всём узнает.

– Уже узнал, – мрачно известил его Дерек.

– И как... Ладно, это потом, – кивнул помертвело Стайлз, хладнокровно обходя стороной детали и продолжая логическую цепочку, – меня... то есть, не меня забрали из лофта, потому что... Боже, Дерек! Кому я был нужен? Да я же... никакой ценности...

Стайлз замолчал, обдумывая, мысленно рассуждая над ситуацией и приходя, наверно, к банальному выводу о том, что близкие, родные люди и есть та самая ценность, за которую отдадут абсолютно всё.

Шантаж и вымогательство, ничего нового. Странно только, что кто-то сторонний был так хорошо осведомлен о тайнах чьей-то чужой сокровищницы.

– Она знала про нас? Ты так близко общался с этой девушкой? – сделал конечно же очередной вывод Стайлз.

Он все ближе подходил к мотивам проклятой Кейт. А Дерек не мог позволить себе роскоши врать, чтобы не испортить всё еще больше.

– Стайлз, ты должен кое-что узнать, – сказал он прямо. – Помимо профессионального интереса, ну, то есть, нашего соперничества, она... она хотела со мной встречаться. В ином плане. Она не знала, что я гей. Я отказал ей. Конечно, отказал! Наверное, тогда и пошло все кувырком.

По факту, Дерек ни в чем не был виноват. И все же чувствовал на себе тяжесть всех небес мира, которые держат на себе атланты. Заметьте, несколько человек.

– Значит, она тебе мстила за...

– Отказ, да, – подтвердил Дерек брезгливое предположение Стайлза и тяжело вздохнул – доказать, что у них ничего больше не было, будет невозможно, потому что с таким же успехом, как не случившемуся любовнику, мстят и любовнику бывшему, который заканчивает отношения ради кого-то более удобного. Ради больного безотказного мальчишки, например.

– Ты спал с ней? – голос Стайлза звенел.

– Нет.

– Нет?

– Нет.

– Ладно.

Стайлз поверил. Как-то неестественно легко и слишком быстро; он равнодушно принял эту историю неслучившегося адюльтера, в которой оказался всего лишь разменной монетой, и Дерек опасно расслабился. Зря, конечно.

– Что было потом? – прозвучал следующий вопрос, будто на допросе.

Дерека передёрнуло.

– Тебе обязательны все эти подробности того, что случилось, пока ты... был в отключке? – достаточно резко отреагировал он, не стесняясь называть вещи своими именами просто потому, что уже чуял – его подвиг, который он все еще считал таковым, его любимый мальчик, как и тот, второй, не оценит тоже.

– Питер искал тебя почти сутки, потом нашел, и я забрал тебя домой, – все же ответил на вопрос Дерек, перечисляя события сухо и без конкретики, понимая уже – без них никакой логики в их спешном побеге Стайлз не увидит. Поэтому будет пытать его дальше.

– Нашел, значит... – мрачно прокомментировал Стилински задумчиво, – и тут же укатил со мной в Мексику. Круто.

Стайлз оглядел плохо убранный, откровенно дешевый мотельный номер, который вообще никак не дотягивал до уровня Дерека Хейла. Вот ни при каких условиях это не выглядело добровольным свадебным путешествием. Или даже простым отпуском. Это выглядело, как и должно было – побегом в никуда.

Дерек с мукой уткнулся взглядом в пол, уже понимая – ему придется коснуться в разговоре всех подробностей, чтобы объяснить Стайлзу эту очень нехорошо выглядящую схему их перемещения в другую страну и его хаотичных действий, которые сейчас, с той каплей незначительной информацией, известной очнувшемуся мальчишке, можно было бы описать так: “Я чуть не изменил тебе с упрямой бабой, оказавшейся той еще карьеристкой, поэтому в спешке увез подальше в Мексику.”

Охренеть, как логично.

Стайлз устало потер глаза, словно это не он отсыпался где-то там, на задворках своего сознания несколько долгих суток.

– Дерек, я же вижу, что мы не в раю. Скажи сразу, почему. Почему мы так далеко от дома, – тихо попросил он, с талантом истинного дознавателя перескакивая на самую суть, – и, кстати, что с твоим плечом?

Дерек растерянно покосился на еле заметные, исчезающие на глазах коротенькие розовые шрамы на своем недавно простреленном плече и обреченно вздохнул: версия с долгожданным отпуском в Канкун отпадала теперь окончательно.

– Плечо прострелили, – с ноткой угасающей гордости, честно признался Дерек. – Я увез тебя из страны без согласия отца, детка. За нами... нет, за мной полицейский хвост из самой Калифорнии и, наверно, еще федералы. Потому что...

Дерек мучительно подбирал слова. Чтобы поделикатнее сообщить любимому, как сильно старался он скрыть совершенную халатность по отношению к душевнобольному партнеру; но скрыть её так и не смог, и теперь, умчав за границу, пытался избежать самого страшного для них финала. Окончательной разлуки.

– Потому что...

– Потому что считал себя виноватым во всем? Или боялся, что мой папа так посчитает?

Пять баллов, детектив Стилински. И медаль за отвагу.

Дерек кивнул: в общем и целом всё было так. И далее нужно было сказать остальную неприглядную правду.

– Я должен был принять это решение, детка. Тебя могли отобрать у меня, понимаешь? Джон, то есть твой папа, хотел нас разлучить. Дитон хотел нас разлучить. Всё, как обычно. Они хотели положить тебя в клинику снова, и я подумал...

– Когда это они все успели так сговориться против тебя? А? – подозрительно прищурившись, произнес Стайлз новое умозаключение, и Дерек понял, что ничего хорошего дальше не случится.

– Кейт, та девушка, из-за которой... которая спланировала похищение, она привлекла к происшествию журналистов. Анонимным звонком, скорее всего, – признался он и добавил виновато, – она хотела враждебной публичности. Хотела выставить меня в неприглядном свете. Монстром. Животным. Извращенцем. Когда я спустился за тобой в тот подвал...

Дерек ненадолго замолчал, давая Стайлзу осознать факт, что его-не его сутки держали в грязном подвальном помещении.

Потом продолжил:

– Когда я спустился, то наверху нас уже ждала полиция, машина скорой с Дитоном и... твой отец. Не считая, конечно, остального сброда. Фотографов... Зевак с улицы...

Дерек хотел сказать, что он попросту не успел подчистить хвосты. Что не смог сохранить всё в тайне. Да, и от Джона Стилински тоже.

– Я... – Стайлз почему-то не обратил внимания на очевидные оправдания своего парня, впервые растерянно оглядев собственное тело, наверно, представляя его в подвальном антураже, мысля заведомо стереотипно о действиях неведомых ему похитителей и тут же понимая, что обычно беспомощных жертв пытают, и если бы его мучили там, в подвале, серьезно мучили, остались бы следы даже через неделю. Но их не было. Однако страшно стало еще больше. – Я был... был...

– Ты был жив, и это было главное, – перебил его Дерек, поморщившись, избегая смотреть в глаза, которые молили сказать ему, что он не только был спасен невредимым, но и остался в глазах отца хорошим мальчиком. Не тем, каким был Кай.