Текст книги "Моя прелесть (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Джон, измученный разлукой, смирился.

– Привози его любого, Дерек, – сказал грустно он.

И Дерек пообещал ему это выполнить.

Они возвращались. Стайлз уже не мог узнать об этом, затерявшись на темной стороне, но Дерек верил, что новое их приключение, словно временная перемотка назад, вернет его незамедлительно, как только, пройдя все формальности, подписав все бумаги и заново воссоединившись, запрутся они с Каем в их спальне на двадцать седьмом этаже поднебесья и нежной, чувственной магией постараются вернуть их всех троих на свои места.

Мексика была позади.

Позади было неожиданно трогательное прощание с их виллой и суматошный бестолковый секс прямо на пороге у собранных чемоданов.

Жаль, такое откровенное представление никто уже не мог оценить – старый наркобарон умер, не дожив до прощального подарка скрытных соседей месяц.

На границе их пропускали вне очереди по красному коридору. Вдалеке маячили красно-синие огоньки полицейских машин, и виднелся задымленный смогом горизонт над ближайшим мегаполисом.

Джон держался.

Насупленный Кай, уже разделенный с Дереком не только несколькими метрами, но и стеной из трех полицейских, послушно стоял рядом со Стилински-старшим, который не знал, неожиданно растерянный, куда деть свои руки.

Дерек пытался не разрывать зрительного контакта со своим мальчиком, но все же пришлось, когда, не удержавшись, он сердито и хищно сузил глаза, переведя их на Питера и показывая ему свои руки, предусмотрительно скованные наручниками.

“Да ладно тебе, – махнул на него старший Хейл молчаливо, – это простая формальность”.

Формальности.

Их было слишком много, прежде чем Дерек смог разглядеть в глазах нервничающего любовника нарастающую панику. Она разгоралась в нем все сильнее при виде приближающегося Дитона в сопровождении двух санитаров. Белых халатов не было, разумеется, но даже так от троицы веяло чем-то больничным, каким-то еле заметным запашком страшных лекарств, которых на долю Кая выпало слишком много.

Их небольшая группа из пяти машин стояла в отдалении от пограничного поста и все шло, как должно было, даже эта паника струсившего в итоге мальчишки. Это было запланированной нормой, за исключением реакций самого Хейла. Он видел, как его испуганный любовник делает шаг от растерянного Джона в сторону их машины, словно хочет снова сбежать. Как санитары, скорее машинально, привыкнув к строптивости буйных пациентов, напрягаются, готовясь скрутить, повязать больного во что бы то ни стало; как Дитон предостерегающе протягивает к ним руку, останавливая, а Кай, старательно следуя тысячу раз вызубренным инструкциям, пытается не сорваться в откровенную, животную панику. Смотрит на своего волка, пряча в глазах ужас и мольбу.

Дерек не успел ничего предпринять, хотя в своих наручниках мало что мог сделать. Да и не следовало, теперь-то. Но он не мог не осознавать, что план их дает трещину в самом непредсказуемом месте – в его собственном сердце. Которое так не вовремя разрывается от немого крика Кая – “Не отдавай меня им!!! Не отдавай!!!”. А организм, привыкший в последнее время ни в чем себе не отказывать, и уж тем более – противоречить природе, пытается мгновенно трансформироваться.

Дерек почти пожелал вернуть себе в плечо спасительную электронику, потому что ни слабый, чувствительный, изнеженный им самим Кай, ни Джон, вымотанный разлукой с сыном, ни безымянные парни в полицейской форме, готовые сорваться по приказу в стрельбу, а он сам, оборотень Дерек Хейл, выдрессированный годами тренировок и собственным эго, был самым слабым звеном в их блестяще проработанной операции по возвращению.

Дереку хотелось выть, глядя на маленького своего мальчика, уже почти совершеннолетнего и вовсе не маленького, не беспомощного, но будто бы оторванного от сердца этим вынужденным общим решением переждать расставание в стенах ненавистных “Кипарисов”. Среди чужих людей, среди лекарств и иголок.

Еще немного, и человеку, стоящему чуть поодаль с рукой под пиджаком, откуда явственно фонило запахом отборного аконита, пришлось бы свое оружие применить. Но непредвиденности бывают разными. Джон, вдруг очнувшись, стряхнув с себя радостно-горькое оцепенение, шагнул вслед за Каем, прекрасно понимая, что это не его сын, не Стайлз, схватил за руку и потянул к себе.

– Дитон, – сказал окрепшим, твердым голосом. – Я думаю, будет лучше, если этот маль... если мой мальчик поедет ко мне. Не в больницу – домой.

План летел к черту. Но это было лучшее, что мог представить Дерек, готовящий своего мальчишку к разлуке, к больничным стенам, к чужим взглядам и прикосновениям, к новой жизни, в которой будут не только его ласковые заботливые руки. Он совершенно забыл о том, что сердце отца наравне с его, волчьим, такое же чувствительное, такое же большое. Вместительное.

“Спасибо”, – одними губами сказал он Джону, а тот ему кивнул – давай, разбирайся со всем побыстрей и приходи забирать нашего парня. И не волнуйся, я позабочусь о нем.

Наверно, Дерек выбрал правильный путь, вернувшись за месяц до полного совершеннолетия Стайлза, дав возможность Джону проявить лояльность, основанную не на безысходности, а на собственном решении.

У федералов были конечно вопросы, но Джон, успевший сдружиться за годы сотрудничества с парнями, пресек их немного невежливой отмашкой руки – не сейчас, я дам вам допросить моего сына позже, куда он денется...

У Кая был обалделый вид, но он совсем не был против. Джон обнимал его одной рукой, другой распахивая дверцу своей машины, а Дерек, с пробудившимся новым беспокойством вспоминая страшный эпизод аварии, все ждал и ждал, и ждал, когда же осознание накроет и мальчишку. Но Кай с неожиданной безмятежностью уселся на пассажирское сиденье рядом с Джоном, как будто бы не помня своих воспоминаний, как будто эта отцовская теплота, и ласковый прищур глаз немолодого усталого мужчины разом перечеркнули всё плохое, страшное. И беспричинно заставили доверять, как доверяешь только родителям.

В общем, и кроме этого что-то происходило. Какие-то люди перебирали бумаги – огромные папки бумаг; кто-то, совсем Дереку незнакомый, их подписывал, кто-то говорил по рации, кто-то по телефону. Питер возмущенно указывал на наручники и что-то тихо говорил тому самому незнакомцу, который так и не выпустил из руки дорогой ручки, снова потянувшись к бумагам.

План, который придумал себе Дерек, был выполнен, но у других людей были свои планы, и они спешили доработать процедуру этого возвращения, а точнее – закрытия дела до конца.

Первой уехала восвояси ненужная машина скорой помощи. Следом за ней – скромный фургончик Дитона. Пара патрульных машин, убедившись, что никаких перестрелок не предвидится, тоже рванули к городу. Остались только федералы и темный джип Джона, за тонированными окнами которого сидел мальчишка Кай, оказавшийся не таким уж ненужным.

Они уехали двумя машинами, вместе, словно люди вокруг них понимали, как неправильно было бы разлучить этих двоих. Так и домчали до Калифорнии в плотной связке, разделившись на трассе, когда машина Джона свернула к тихим коттеджным кварталам старой части города.

Дерек тихо вздохнул и раздраженно погремел наручниками. Парень, который смердел аконитом, смешно закатил глаза и благосклонно железки разомкнул, многозначительно мелькнув в глубине пиджака расстегнутой кобурой пистолета.

– Да понял, понял, – устало кивнул ему Дерек и вдруг улыбнулся, только сейчас чувствуя, как все хорошо, как замечательно просто.

Вернуться домой, увидеть Джона Стилински и принять его прощение. Подставить плечо под увесистый хлопок ладони Питера. И, оказавшись в страшном одиночестве без своего мальчишки впервые в тех пор, как его похитил, понять, что Кай, даже если не с ним, наконец-то в надежных руках.

...Они давно уже кружили по городу. Кай немного удивленно смотрел на Дерека, который с удовольствием рулил, заворачивая на какие-то незнакомые улочки, снова и снова делая уже который круг то по одному, то по другому району.

Как Хейл и предполагал, в участке его продержали положенные двадцать четыре часа. Дали позвонить Джону вечером, и тот сообщил, что все хорошо, они с Каем скоро садятся ужинать и жаль, что... В общем, просто жаль, что Дерек не с ними.

Выпустили его в итоге после ночи в камере в город свободным, оправданным гражданином. Дерек, кое-как приведя себя в порядок в туалете какого-то кафе, сразу же рванул за Каем.

Мальчишка повис на нем, словно не видел вечность. Такой скулящий, лохматый щенок, его личная стая. Но Дерек мягко отстранил его, попросив подождать в машине.

– Я вел себя хорошо, – тихо и немного испуганно прошептал Кай Дереку, весь напрягшись.

– Я знаю, – успокаивающе притянул его снова к себе Хейл, вздрогнув от этого неуверенного тона, словно бы он, подобно строгому социальному работнику, оценивал первый пробный день своего подопечного в приемной семье. – Я знаю, что ты был молодец, но мне просто необходимо кое-что обсудить с отцом... Стайлза.

– Хорошо, – выдохнул Кай и, пугливо оглядываясь, потопал к машине.

Первые две минуты они со Стилински-старшим провели в неловком молчании. Дерек не знал, что именно он хотел бы сказать Джону. Скорее, хотел услышать, что все хорошо, что... все хорошо даже несмотря на то, насколько все плохо.

Джон первым нарушил молчание.

– Я рад, что ты разобрался в своих проблемах... во всем, – сказал он Дереку. – Доволен результатом? Или же судебное решение кажется тебе несправедливым?

Дерек пожал плечами – не знаю, доволен, наверно.

– Тебя не беспокоит, что занимаясь твоим обвинением, полиция перестала расследовать первичное преступление? Даже я не смог ничего...

Джон нервничал, задавая протокольные вопросы, будто смущаясь того, что совершенно точно знал, насколько неприглядна и его роль во всей этой истории. Но дело было не в этом. Дерек чувствовал, как изо всех сил Джон старается не затрагивать другую тему.

– Мистер Стилински, – оборвал его Дерек слишком официально и заставил себя посмотреть ему прямо в лицо, – то дело закрыли, потому что я...

Дерек нахмурился и заново объяснил то, о чем они и так оба знали:

– ...сам частично виноват: не стал сотрудничать изначально, не дал доступа к месту преступления, не разрешил вламываться с обыском в лофт. Полиция опечатала комнату с клеткой, но это всё. Им неоткуда было начинать расследование, исполнители были слишком мелкими сошками, а у предполагаемого похитителя наверняка имелось железное алиби...

...”и кто бы вообще посмел марать допросами репутацию белой женщины, занимающую руководящий пост в одной из самых уважаемых компаний страны?”

Дерек покачал головой, вспомнив Кейт. Не лучшее, скажем, воспоминание в его жизни.

– В общем, я не хотел бы обсуждать то, первое похищение, – сказал он размыто, не называя имен.

– Но все же это несправедливо, что обвиняя тебя, власти совсем забыли о том, что ты, по сути, тоже являешься жертвой, – заметил Джон, тоже намеренно не упоминая имени жертвы настоящей.

– А никакой справедливости в мире нет, – чуть горько ответил на это Дерек, подумав, что когда Питер нашел тех парней, что держали Кая в подвале, он, может быть, и поспорил бы с самим собой...

Дядя провел самостоятельный поиск, как только они узнали о том, что дело, негласно названное Хейлом “Делом Кейт”, властями закрыто. Питеру даже напрягаться не пришлось, информация приплыла сама собой через одному ему известные каналы – один из бандитов был застрелен в какой-то потасовке, второй – пропал без вести на Аляске. А Кейт... Кейт была теперь вице-президетном Восточного филиала, занимая то самое кресло Дерека, которое так трудно ему далось...

– Ты будешь... будешь что-то делать с этим? – полюбопытничал Джон скорее по-житейски, чем профессионально, хотя Дерек наверняка не знал. Поэтому ответил честно, но осторожно.

– Мои подозрения насчет главной фигуры в этом деле, они останутся для закона подозрениями – доказательств прямых у меня нет. Так что...

Дерек снова уставился в сторону, подумав, что жизнь расставит все на свои места. Если Кейт будет работать такими методами дальше, у неё есть все шансы оказаться когда-нибудь где-нибудь с перерезанным горлом. Или перегрызенным. Смотря кому дорогу перейдет...

Джон понимающе прищурился: всё так, всё так...

И только хотел задать новый вопрос, как Дерек оборвал его:

– Хватит уже про это, – раздраженно сказал и закончил, – я никому не собираюсь мстить... Давайте поговорим о...

Джон напряженно ждал концовки предложения, которое Дерек не планировал заканчивать, потому что он не знал. Он ничего не знал. Поэтому ждал от Джона первого шага.

Джон сделал его, через силу проговаривая первые робкие комплименты тому, кого не признавал раньше.

– Я рад, что... Кая не забрали в “Кипарисы”, и ты позволил поехать ему со мной. Он хороший мальчик. Правда.

Дерек вскинул голову, облегченно улыбнувшись.

– Да. Хороший, – кивнул согласно.

– Но я бы хотел вернуть своего, – тут же развеял секундное умиротворение между ними Джон. – Дитон говорит, теперь Кай – доминанта. Преобладающая личность, и есть риск...

“И когда это он успел обсудить всё с Дитоном?”, – ревниво подумал Хейл, пытаясь погасить в себе зарождающиеся крохи недоверия к бывшим врагам, которые он, как казалось ему, в себе окончательно уничтожил.

– Доминанта? Риск чего? – переспросил глупо, а Джон только развел руками, показывая, как все это далеко теперь от него, и как тяжело даются термины эти, и разговоры по душам и с Дереком, и с психиатром, которого он так давно не видел, переложив эту обязанность на плечи Хейла...

– Ты должен позвонить ему, Дерек, – попросил. – Пусть лучше он объяснит. Не важно – сейчас или позже. Ты, главное, верни мне сына. Ты... постарайся, хорошо?

Джон смущенно теребил свои руки, не зная, куда их деть, уже не мысля никаких объятий между ними, как обнимаются всегда будущие родственники перед грядущей свадьбой. Смущаясь мыслям о том, как стыдно и порочно, как... непристойно выглядела официально прописанная семейным доктором терапия, так и не излечившая его несчастного сына. И с молчаливой мольбой прося ее продолжения, лишь бы она помогла.

Дерек скованно кивнул, хотя Дитону звонить не хотелось. Не хотелось делать вид, будто они все еще приятели. Те, которые могут позволить себе расслабленную беседу, скрашенную необходимой в их ситуации пикантностью, к которой привыкли оба; беседу, лишенную всяческого официоза...

У Дитона наверняка бы был отеческий тон и понимающее выражение лица.

... – Дерек, Дерек... Твои легкомысленные приключения совсем сбили с толку всех нас! Они, по моему мнению, ужасно навредили Стайлзу, надломили его жизненный стержень, заставив думать о некой своей ненужности.

– Это было ложное чувство, – запротестовал бы Дерек, – и я ему сто раз говорил...

– И не убедил абсолютно, – упрямо бы взращивал в оборотне чувство вины Дитон, говоря то, что Дерек и так уже знал. – Ты слишком его лелеял и опекал. Ты бесконечно спасал его от чудовищ. А он мужчина. Он имеет право решать. Поэтому мы имеем сейчас то, что имеем: необратимый реверс. Кстати, как ты справляешься теперь?

Дерек пожал плечами.

– Обыкновенно. Теперь я не веду никакого учета. В моей жизни, как и в моей спальне, по-прежнему полный бардак.

И здесь, словно хвалясь хоть какими-то, пусть будущими, успехами в своем странном, несчастливом, но очень непохожем на остальных людей существовании, можно было бы добавить с заметным удовольствием:

– Но мой новый бизнес, я уверен, пойдет прекрасно. Даже удивительно, как много времени я потерял, составляя аналитические отчеты. Стайлз – умничка. Сообразительный мальчик. А я столько лет его спасал, прежде чем понял, что это – его призвание.

– И когда ты это понял? – заинтересованно спросил бы Дитон.

– Не понял – начал осознавать, – признавался Дерек задумчиво. – Когда его буквально вырвало из бессознанки на помощь Каю.

– И от кого же Стайлз его спасал? – поинтересовался Дитон, понимая, насколько большой временной кусок из жизни его пациента им пропущен.

Дерек скривился, словно припоминая самое худшее, что происходило с ним за последние годы.

– От меня, – честно сказал.

И добавил:

– Только не надо выспрашивать подробности, док. Это было не очень простое время для нас...

– Ладно, – покладисто соглашался Дитон. – Это время прошло. Теперь-то что?

– Теперь мы дома, и я не знаю, что делать, – сознавался Дерек, впуская в сердце сомнение за сомнением и все же продолжая верить в самое очевидное лекарство для Стайлза, которое ему поможет.

Почему мы все так по-детски радуемся, оказываясь дома? Даже если и перешагнув тридцатилетний рубеж, ощущаем себя в безопасности в родном гнезде, которое давно покинули?

Дерек так много лет провел вне семьи, забыв гвалт голосов, шумные застолья, что стал считать своим домом ту самую неприступную крепость на двадцать седьмом этаже. Поднебесье, что обязательно должно было излечить мальчишку, не заставлять всех думать, что Дерек, вернувшись из длительной ссылки, привез лишь его тень. Очень смешливую, развратную, милую, глуповатую, искреннюю и по-своему харизматичную. Другого мальчика, теперь ставшего доминантом. Номером один.

Кай изменился. Он часто, странно на секунду замирая, прислушивался к себе, иной раз обрывая себя же на полуслове. Он делал это, уподобляясь беременной самке, что с тихой нежностью ощущает внутри себя новую зарождающуюся жизнь и ловит отголоски легких трепыханий меленьких ножек. Он делал это, неосознанно пытаясь помочь Дереку, старательно выискивая в себе эхо знакомого голоса Стайлза, что все еще звучало в их общем теле, но с каждым разом все тише, тише, тише... Он угождал своему любимому, показывая ему, как старается замечать предвестники перемен, которых не было. И вскоре это переросло у Кая в привычку – слушать себя, ища в глубине кого-то другого.

Внутри него, повзрослевшего, клубилась тьма, та самая, которая прежде была в Стайлзе. Та самая, которая породила его чудовищ, следом заразив их всех, но которую Дерек научился усмирять всего лишь одним своим прикосновением. Но то ли прикосновения были недостаточно часты, то ли тьма – сильнее, но магии не происходило. А Дерек тоже – ложно или же нет – ощущал грядущие перемены, спасительно думая о них, как о симптомах пробуждения Стайлза.

– Здесь, дома, все наладится, я уверен, – уже не так растерянно заканчивал он беседу с Дитоном, неистово уверовав в новую версию будущей ремиссии.

Просто потому, что даже волку надо во что-то верить, чтобы жить.

Они колесили по улицам родного города слишком пожалуй долгое время.

– Ты снова пропустил поворот к нашему дому, – немного озадаченно произнес счастливый Кай.

Дерек так же счастливо кивнул – “нашему” – и тут же подумал, что, может, лихо руля на своем стильном камаро, и мог бы отделаться россказнями об удовольствии управлять такой крутой тачкой после внушительного перерыва, но в том-то и дело – ехали они на старом додже, который Дереку любезно предоставил Питер. Так же любезно, точнее, издевательски прокомментировавший кислую мину племянника при виде не очень престижной машины – ну, не феррари, извини...

Дерек не стал объяснять своей прихоти и снова бездумно повернул на какую-то улочку.

Было удивительно приятно петлять по знакомым и не очень кварталам, изумляясь почти пуританскому их виду в сравнении со знойными, яркими, кричащими разноязыкими районами выгоревших под солнцем южноамериканских городов, всех этих пуэрто и дальше как-то там, которые они оставили позади себя в прошлом.

Дерек и сам не понимал себя – ностальгировать он никогда не умел, но почему-то все никак не получалось у него вырулить к тому самому повороту, ведущему к ИХ дому.

Справа проплыл сияющий огнями ночной клуб, и Хейл, наконец, очнулся. Он проводил глазами длинную очередь у заведения. Вспомнил тот самый вечер, когда, отстояв такую же, влился в толпу танцующих. Как заприметил у бара тоненького смешного пацана и как нахально остановил его, подловив из туалета.

Он повернулся к притихшему своему пассажиру, который конечно же не мог знать этой банальной истории знакомства, потому что воспоминание это было не его, оно принадлежало Стайлзу и Дереку, и было так живо, что Хейл, воссоздавая по кусочкам из своей памяти всю мозаику целиком, вдруг предложил Каю... чашечку кофе.

Они выбрали первую попавшуюся кофейню, наверняка не ту же самую, но бюджетные, все они так или иначе похожи друг на друга, поэтому было все равно, где вдыхать аромат кофейной пенки и смотреть на сумерки за окном. Вспоминать, как четыре года назад, боже, как давно, они так же сидели напротив друг друга и предвкушали. То есть, Дерек предвкушал, а Стайлз – трясся. Но белые молочные облака, нагроможденные в его капучино, при каждом новом глотке так соблазнительно оседали на верхней его губе, что Дерек предпочитал не замечать этого страха. Хейл был тогда прост и логичен, со всеми своими мужскими желаниями, не отягощенными глубиной только зарождавшихся чувств, и поэтому вспоминать себя, прошлого, такого легкого, пустого, и было так приятно. Как будто читать первую, написанную с небрежной безмятежностью главу приключенческой книги, не подозревая, что уже во второй все герои умрут.

Неважно, что напротив него сидел сейчас совсем другой мальчишка. Нахально поедающий уже третье пирожное весьма сложной конструкции. Откровенным движением постукивая ногой в носке (и когда успел скинуть с себя кроссовок?) по запыленному ботинку Дерека.

Кай, не понимая, что происходит, напрочь портил забытое прошлое, воссоздаваемое Хейлом, но Дерек не протестовал. Он не хотел замещения, ласково глядя на Кая и не представляя Стайлза; неожиданно смирившись со всем, что с ним произошло именно здесь, в этом временном отрезке. Осознав, как этим самым вечером ставят они окончательную точку, завершая цикл.

– Поедем домой? – спросил, когда уже закончились пирожные и настойчивые намеки под столом стали уже совсем неприличными. Настолько, что Хейл, грозно нахмурившись, сразу же пресек возможные непристойные предложения: – Здесь в туалете трахаться не будем.

Кай понятливо хмыкнул, вдруг не став возражать. Притушив в себе латиноамериканское, огненное. Став обычным юношей из приличной калифорнийской семьи.

“Это общение с Джоном так на него подействовало, что ли?”, – подумал еще Дерек и понял – ему нравится такой Кай. Новый, домашний, объевшийся пирожных мальчишка, который наконец-то обрел свой дом, в который они сейчас очень быстро поедут. Потому что нет сил ждать, нет сил терпеть, так хочется прикоснуться.

– Ты чего? Дер? Дер... – попытался отстраниться Кай, когда Дерек, внезапно остановившись на полпути к машине, развернул его к себе и, обняв, уткнулся лицом в оголенный участок шеи. – Ну что ты, волчара? Ты же не любишь на людях?! Ладно, плевать. Давай обниматься. Ты только не... Ну, всё, не надо... Твой, твой...

Они простояли так очень, казалось, долго. Потом торопливо дошли до машины, и в полном молчании, будто бы уже ничего важного не могли сказать друг другу больше, поехали домой.

Дерек уже в прихожей, кинув на полку ключи привычным жестом, возвратясь сюда как будто после рабочего дня, а не из трехлетнего путешествия, осадил самого себя за эту поспешность, с которой после волшебной чашки кофе летел по вечерним улицам города; за страх перед предстоящей им ночью; за малодушие, с которым он, скрываясь от Кая, присосался к маленькой фляге, сделав порядочный глоток волчьего пойла и молчаливо поблагодарил того самого аконитового федерала, поделившегося с ним нежно-лиловым порошком, щедро добавленным сейчас в заветную фляжку.

– Я в душ, – коротко бросил он скидывающему кроссовки Каю и громко щелкнул замком душевой, которым они едва ли когда-нибудь пользовались, почти всегда принимая водные процедуры вместе.

Это делало продолжение вечера, очень напряженного и тяжелого, даже с учетом двух чашек кофе и трех пирожных, даже с учетом отравленного аконитом коньяка, не таким особенным. Но показная повседневность, с которой Дерек скрылся в запертой душевой, разбавив ее пуританской стыдливостью, немного сбивала с толку, и Кай, вдруг предоставленный самому себе, уставился потемневшими глазами на все еще опечатанную дверь комнаты, где стояла клетка. Освежившийся Дерек так и нашел его, сидящего напротив той самой страшной двери, откуда его выкрали, словно вещь.

– Чёрт, детка, – развернул он к себе мальчишку за плечи, – прости, я совсем не подумал...

Кай поднял на него свои глаза и мотнул головой.

Ничего. Ничего, Дер. Мне больше не страшно. Ты только не оставляй меня одного. Никогда.

Аконит в малых дозах имеет весьма специфический эффект. Нельзя предугадать, как он подействует на конкретную особь. У Дерека, например, разболелось сердце. Разнылось, как у старика, и даже в глазах, будто от старости, стало двоиться. Все чудилось, что под его руками уже другой мальчик, но почему-то с голосом и интонациями Кая. С его стонами и непристойными словечками.

– Не бойся, не бойся, – шептал пьяный от любви и аконита Хейл, повторяя себя, прошлого, – я буду нежным с тобой, детка...

Ему казалось, будо он называет Кая другим именем, путаясь и сбиваясь, и наверняка называл, но Кай совсем не обращал внимания на такую, казалось бы, обидную вещь, на несправедливость – еще вчера он был любовником, которого прячут, а уже сегодня он – муж и равноправный партнер со всеми привилегиями, кроме одной – быть тайной любовью, имя которой ненароком срывается с губ в темноте супружеской спальни.

Кай необидчиво гладил Хейла по спине, по голове и, терпя немаленький вес своего любовника, сам вжимался в него еще больше, пытаясь что-то доказать, или же просто – сильнее притереться коже к коже, вплавиться в него насовсем.

Уже потом, после, когда Кай заснул, обессиленный длительным сексом, ничего не изменившим, Дерек лежал рядом, смотрел в потолок, не умея расслабиться, просто разучившись делать это и проговаривал про себя дальнейшие их действия.

В следующий понедельник возобновить сеансы терапии у Дитона в Кипарисах.

Отметиться в участке, выплатить штраф.

Отдать дрянную тачку обратно Питеру и попытаться стойко смолчать, выслушивая его шуточки.

Увидеться с мамой и принять участие в семейном обеде или ужине. Познакомить всех с... Неважно.

Навестить Джона. Нет. Регулярно навещать Джона Стилински вместе с неважно-с-кем.

Арендовать просторный сухой бокс. Закупить инструменты. Начать бизнес.

А сейчас постараться заснуть.

Спи, Дерек. Спи, черт возьми. Перестань думать о том, как красиво кончает голый, влажный, дрожащий в твоих руках мальчишка, вдруг ставший таким цельным и все же до безумия похожим на Стайлза. Мальчика, которого больше нет.

– Я думал, мы вернем его сразу же, как окажемся дома; вернем, если я вспомню, каким он был тогда, четыре года назад, – немного разочарованно прошептал Дерек в темноту и нежно коснулся губами виска спящего Кая.

Тот завозился во сне и тихо вздохнул, подтягивая одну ногу к себе, неосознанно раскрываясь в интимной позе, показывая разъехавшиеся ягодицы и влажную щель между ними, откуда по белой ляжке сразу же потекло.

Дерек отчего-то стыдливо отвел глаза и накинул на спящего покрывало, словно саван на лицо погибшему солдату.

Нигде не спится так хорошо, как дома. На дорогом сатине калифорнийского качества и ортопедическом матрасе. После хорошего, разумеется, секса.

Дерек лишь тихо усмехнулся, глядя на своего спящего мальчика Кая, который в редкие утра не пробуждался от поцелуя. Или же более откровенной ласки. Сегодня вероятно было именно такое.

Дерек аккуратно вытянул руку из-под одеяла, перестав терзать поглаживаниями голую ягодицу и неслышно поднялся с кровати.

Уходить из спальни не хотелось. Не хотелось покидать тепло одеял и невидимый густой кокон из их смешавшихся запахов – пота, спермы, слюны с терпкой коньячной ноткой. Но Дерек решительно пошагал в душ, затем вышел на кухню и принялся готовить им завтрак, старательно делая вид, будто ни вчерашний вечер, ни сегодняшний день ничего особенного в их существовании не значат. Практично делая пометку у себя в голове – позвонить Питеру и поблагодарить за то, что держал квартиру в порядке, регулярно нанимал уборщиков и к приезду хозяев забил холодильник продуктами.

Быть может, одной только ночи недостаточно, надо обжиться, сделав это заново, старательно копируя прошлый их быт, чтобы повседневность въелась под кожу намертво, дав некое ощущение безопасности и дома. И тогда все станет, как прежде. Он вернется. Обязательно.

Чуткий слух волка уловил изменившееся дыхание проснувшегося мальчишки, и тут же в спальне с грохотом что-то упало. Дерек зеркально выронил из руки нож, который с характерным певучим звуком впился в паркетную доску очень опасно рядом с его голой ступней. Он наклонился за ним, слыша приближающиеся к кухне шаги, неуверенные и робкие. Он улыбнулся, чуя желанную перемену в чуть изменившихся движениях того, кто шел сейчас к нему на запах пригорелой яичницы.

– Ну почему так долго? Боже... – выдохнул Дерек счастливо, поднимая лицо.

Замирая от ощущения встречи, которой ждал слишком долго. Боясь произнести любимое имя и поскорее желая сделать это.

У двери стоял красивый черноволосый парень с яркими, знакомыми глазами цвета расплавленного темного янтаря. Он отчего-то близоруко щурился, пытаясь вглядеться в лицо Дерека. Он отчего-то стыдливо прикрывался тонким покрывалом, чопорно держа его у своего паха. Он удивленно осматривался, взмахивая девчачьими ресницами, и в глазах его была новая, незнакомая Дереку Хейлу вселенная, имени которой он не знал. О существовании которой даже не догадывался. И почему-то совсем не удивленный таким поворотом в своей судьбе, закаленный разнокалиберной психиатрической литературой до состояния хладнокровного стазиса, Дерек спокойно отложил зажатый в руке стальной нож и, не ощущая ровным счетом ни грамма разочарования, не ощущая вообще ничего, спокойно поприветствовал незнакомца с лицом Стайлза:

– Доброе утро. Завтракать будешь?

Мальчишка смотрел волчонком и не двигался. А Дерек, бросив искать глазами заброшенный куда-то сотовый, отбросив мысленно взывать к Дитону и его спасительным советам, ни один из которых не помог бы ему сейчас, попробовал вернуть этому утру состояние обыденности, как бы смешно и нелепо это не звучало.

Сказал, грустно глядя на испорченную болтунью:

– Вообще-то завтрак пропал. Давай так: я приготовлю новый омлет, а ты пока оденься, одежда в гардеробной, – он махнул рукой в нужную сторону, указывая путь и продолжил, – потом сделай нам кофе. Машина во-он там. Мне черный, без сахара, без сливок. Себе... себе какой хочешь. Мы плотно покушаем, а после я всё тебе расскажу.