Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

– Мы можем аппарировать? – свистящим шепотом спросила Лили.

– Нет, – коротко ответил Северус и выпустил в противника за окном пять Ступефаев подряд; тот вильнул в сторону и скрылся из вида. Вспышка желтого света – кто-то попытался воспользоваться моментом и достать Северуса, но Лили успела выставить Протего, и по комнате разлетелись всполохи, как от молний.

– Люциус, – сообщил Северус таким тоном, словно они сидели в кафе, а не оборонялись от врага в разгромленном гостиничном номере, – поставил антиаппарационный барьер, когда вошел в здание. Именно так я и понял, что что-то случилось.

Лили была поражена. Да, она знала, что некоторые чувствуют, когда рядом кто-то колдует, и этому можно научиться, но сама так не умела. Даже когда напрягалась изо всех сил и точно знала, какое заклинание ждет.

– Как же нам быть? – торопливо прошептала она и послала вперед Гоменум ревелио. – Там в коридоре еще четверо…

– Я позабыл, что Люциус все-таки не идиот, – это прозвучало как нечто среднее между шипением и рычанием; лицо Северуса было яростным и вместе с тем сосредоточенным. – Он сказал им про чары Троекратного возвращения, этот ебучий… Слушай, брось-ка дверь, помоги достать того осла за окном.

Он выпустил еще один веер Ступефаев, и, когда волшебник на метле дернулся в сторону, чтобы от них увернуться, Лили врезала по нему собственным оглушающим заклятьем. Попала – тот камнем полетел вниз, и она поморщилась… да, тут всего второй этаж, но все равно можно запросто сломать шею, а эти Пожиратели – или как их сейчас называют – не больно-то рвутся помогать товарищам, до того же Малфоя никому и дела нет…

Как только первый был выведен из строя, в комнату тут же залетел второй – Северус оглушил его куда быстрее, чем предыдущего, потому что внутри не хватало места для маневра. Этот… Пожиратель Смерти, наверное? – грохнулся на кровать, но тут к схватке подключился третий и пальнул через окно целой очередью заклятий. Попал в стену – сверху посыпалась штукатурка, Лили пригнулась – и вдруг ее схватили за воротник и дернули вверх, в волосах запуталась чья-то рука… Мгновение – и под ногами исчезла опора, Пожиратель пытался затащить Лили к себе на метлу – вывернуться не удалось, ее рванули за волосы – от боли на глаза навернулись слезы… ох, только бы суметь проморгаться и стукнуть его чем-нибудь…

Толчок – в нее что-то врезалось, и мир завертелся вокруг, переворачиваясь с ног на голову, а в глазах замелькали вспышки: желтый-красный-лиловый-белый… Что-то зазвенело, звук удара, сдавленное восклицание – заклятье прошло совсем рядом, подняло волосы дыбом и послало по спине волну мурашек, и Лили брякнулась на того волшебника, который валялся между кроватями без сознания, а заклинания продолжали шипеть и потрескивать у нее над головой…

Она вслепую зашарила впереди, чувствуя под пальцами только чужие безвольные ладони, и наконец нащупала палочку; на четвереньках подползла к кровати и заглянула между ножек. В глубь комнаты продвигались сразу двое; Лили увидела две пары ног, вытянула руку и прицелилась в того, что справа… Петрификус – и противник рухнул как подкошенный; второй развернулся, чтобы укрыться в коридоре, но она успела раньше.

И в комнате стало тихо.

– Северус? – садясь, позвала Лили.

У ее ног – тот упавший летун, по-прежнему в забытьи… Люциус Малфой кулем валялся на полу… на пороге куча мала: трое волшебников лежали вповалку – их отшвырнуло в сторону коридора…

И никаких следов Северуса.

Сердце тревожно забилось. Она лихорадочно наколдовала Гоменум ревелио, но пришел только слабый отклик: женщина, в нескольких метрах от двери, в обмороке… должно быть, та маггла. Точно не Северус. Лили подбежала к окну и повторила заклинание, направив его на мокрую траву внизу… четверо, в сознании только один – мужчина…

– Северус! – закричала она.

В темноте загорелся огонек Люмоса – отблески подсветили лицо Северуса, заостряя его резкие черты. Он задрал голову:

– Ты ранена?

– Нет-нет, – она высунулась из окна, оглядела стену – как же тут спуститься… ага, вот: водосточная труба!

– Ты что творишь? – воскликнул Северус; Лили как раз забралась на подоконник и потянулась к своей цели. – Черт побери, если хочешь вниз – возьми метлу!

– Да ну ее в пень! – откликнулась она и уцепилась за трубу, нащупала ногой металлическую скобу, которой та крепилась к стене, и полезла вниз, наплевав на ободранные ладони… чуть-чуть просчиталась с расстоянием, слишком рано разжала руки и приземлилась на задницу. На улице шел дождь, и, должно быть, уже давно: трава пропиталась влагой, и с неба, из темных туч, сыпались капли – бежали по лицу, по голым рукам… Сзади на штаны налипла грязь – Лили это ясно чувствовала, а когда попыталась подняться, то испачкала еще и колени. Северус стоял рядом – в правой руке палочка с Люмосом, сам весь бледный, с разбитой губой и наверняка в свежих синяках, незаметных в этом пятнистом сумраке.

– Гриффиндорцы… – начал было он.

Лили обняла его за шею и поцеловала.

Этот миг казался бесконечно кратким, и в то же время не имел ни начала, ни конца; она прижималась к Северусу, чувствуя все разом: тепло и холод, движение и покой, панику и облегчение; будто щелкнул фотоаппарат, выхватывая кадр из ее жизни, и заставил ее замереть в этом мгновении.

А затем появились и другие ощущения, выстроились в цепочку перед мысленным взором: Северус застыл и весь напрягся – стал как металл, как лед, как камень. Она чуть-чуть промахнулась – поцелуй пришелся не в губы, а в краешек рта; Лили разлепила веки и уставилась на Северуса – глаза в глаза…

Вниз, вниз – падала в поток воспоминаний, их было так много, и они сменялись с такой скоростью, что разобрать ничего не удавалось… сплошные обрывки: какие-то пейзажи, люди, звуки… И эмоции – они хлынули на нее, хлынули в нее, как приливная волна, такая мощная, что захлестнула ее и поглотила – больше никакой Лили, только щепка, которую несет по океанским просторам, швыряя от гребня к гребню…

А затем ее схватили за плечи – руки Северуса; он оттолкнул ее от себя, и связь разорвалась – словно волна разбилась о берег. Лили пошатнулась; захлебывалась, хватая ртом воздух, и все внутри вертелось как безумное, причем во всех направлениях сразу.

– Вот черт, – у нее ослаб голос, а ноги подкосились – руки Северуса соскользнули с плеч, он пытался подхватить ее под локти, но Лили мешком осела на траву и едва не утащила его за собой.

– Ты зачем, – он говорил отрывисто и с трудом, будто только что пробежал пятисотметровку, – это сделала?

– Я подумала, они тебя убили или еще что, – она так обессилела, точно и сама перезанималась спортом; прижала руку к груди, чтобы успокоиться и унять сердцебиение. Северус тогда сказал, что всегда злится, просто обычно не показывает, насколько именно… Неужели этот напор эмоций его обычное состояние? Как же он не сходит с ума? Лили никогда не испытывала столько всего и сразу.

Его дыхание было шумным и сбивчивым – Северус стоял над ней, согнувшись пополам, и пытался его восстановить; через несколько глотков воздуха заставил себя выпрямиться.

– Уходим, – выдавил он через силу. – Сейчас тут будут стражи правопорядка; столько магии среди магглов не пропустят даже эти олухи. Ты можешь идти?

– Вроде бы да, – она оттолкнулась от земли – сначала поднялась на колени, и только затем на ноги. Северус протянул ей руку, но как-то странно – будто не хотел, чтобы она упала, но в то же время и не давал до себя дотронуться.

– Тогда пошли, – резко проронил он и отвернулся.

Она шла за ним по сырому саду; остановилась у калитки в железной ограде, за которой начинался переулок. Северус перелез на другую сторону, и Лили вслед за ним, и только-только они успели свернуть за мусорный контейнер с закрытой крышкой, как вдруг там, откуда они только что ушли, один за другим стали раздаваться хлопки аппарации, а потом замерцали вспышки заклинаний, заплясали высоко на стенах окрестных домов, отражаясь в мокрых кирпичах.

– Вовремя это мы, – заметила Лили и зябко поежилась – она осталась без куртки, а горячка боя начала спадать.

Сверху обрушилась влажная шерстяная ткань – Северус снял пальто и набросил на нее.

– Но… – начала было она.

– Не глупи, – сказал он. – На мне хотя бы рубашка с длинными рукавами.

Лили больше не стала спорить и настаивать – молча натянула пальто, машинально отметив, что голос Северуса стал другим: больше никакой холодной отстраненности, изменилось даже произношение – прорезался северный акцент.

– Сев… – полушепотом заговорила она.

– Валим отсюда, – коротко бросил он. – За мной и ни звука.

“И разумеется, когда говорить станет можно, ты уже возьмешь себя в руки – удобно, правда?” – мрачно подумала она, хотя в душе и знала, что он совершенно прав, – а потому запахнула пальто и заторопилась за ним, мысленно извинившись за то, что перепачкала его одежду.

Карман оттягивало что-то тяжелое, с каждым шагом задевало о бедро. Лили нашарила эту вещь и вытащила наружу что-то вроде подзорной трубы, черной с золотистым узором и из такой плотной древесины, что казалась выточенной из мрамора. Что это – та штуковина, с помощью которой их нашел Люциус Малфой?

– Убери, – сказал Сев – она вздрогнула. – Он нам еще пригодится.

– Это что, та фокусирующая фигня?

– Да. Не отставай. Не хватало еще отвечать на вопросы властей, особенно если нас уже ищут.

Лили сунула фокусатор в карман и с тяжело колотящимся сердцем поспешила за Северусом.

========== Глава 24 ==========

Мысли рассыпались на сотни блестящих, ослепительно-ярких осколков, в которых отражалось солнце.

Эмоции поднимались волной, грозя его затопить. Северус никак не мог отойти от того поцелуя – пиздец, просто пиздец… Лили стояла совсем рядом, прижималась всем телом – он чувствовал ее теплое дыхание и разрывался от тоски, от облегчения и жажды, а потом их мысли встретились и слились в единый поток, и теперь это воспоминание словно распирало его изнутри – слишком мощное, слишком огромное, чтобы удержаться в голове, оно струилось по жилам вместе с кровью, текло по каждому нерву в его теле.

Так не бывает, так не…

Она не понимает…

Он напрягся, пытаясь вернуть свою окклюменцию, восстановить щиты и заново собрать себя из кусочков. Мать ошибалась – окклюменция не заставляла эмоции атрофироваться, а лишь не давала их чувствовать. Или все, или ничего – никакой середины; когда ты погружался в окклюменцию, тебя заполняла пустота – ни гнева, ни безысходности, ни чувства собственного бессилия. Но стоило ей отступить – и все те эмоции, что ты запер где-то там, не желая пускать их внутрь, врывались с удвоенной силой и отвоевывали себе место с таким же упорством, с каким ты подавлял их до этого.

Он пытался отстраниться – чувства мешали думать, пульсировали где-то под кожей, ломали весь ход его рассуждений. Он не мог себе позволить такую глупость – такую слабость – такую…

Такую – что? Надежду?

Нет. Надежда хрупка и непрочна; она вспыхивает и сгорает, оставляя только пепел на знойном ветру. Надежда никогда не могла устоять перед силой его отчаяния.

***

Свернуть за угол – и дальше, дальше, по узеньким улочкам, обходя стороной подмерзшие лужи; Лили следовала за Северусом, как настроенная на него струна, откликаясь на каждое его движение, каждую паузу, каждую напряженную мышцу в его теле. Он не смотрел на нее и полностью сосредоточился на дороге – но от каждого взгляда на него у Лили учащался пульс.

Она его поцеловала. Кинулась на шею и поцеловала. И ей хотелось сделать это снова.

Мысль отзывалась внутри целым клубком эмоций: радость, беспокойство, тревога и даже, пожалуй, отчаяние. И это не говоря уже о полнейшей растерянности. Его реакция… не слишком обнадеживала. Когда ты кого-то целуешь, то как-то не ждешь, что он так от тебя шарахнется, будто у него над ухом из пистолета пальнули. И тем не менее… Лили вспомнила тот поток эмоций, когда его окклюменция разлетелась вдребезги… неясно, что это было такое и отчего ее туда затянуло, но никакого… отвращения она там точно не почувствовала.

А что почувствовала – и сама была бы не прочь выяснить.

А ведь был еще и Джеймс. И прошлое. И все, что случилось до этого. Лили поморщилась – мысли вскипали пузырьками, каждая требовала внимания, но разобраться в этой мешанине никак не получалось. Ясно было только одно: если Северус будет рядом, то она пойдет за ним. Там, в темноте перед кабинетом директора, охваченная недоумением и болью, она сумела взять себя в руки, и эта мысль четко и ясно просияла в голове: найди Северуса.

Хорошо бы повторить это упражнение, и прямо сейчас. Дыши, позволь мыслям течь свободно. Позабудь на мгновение обо всем – о прошлом, о том, что касается других людей – Джеймса, Северуса, Дамблдора и прочих твоих друзей… даже о том, что связывает тебя и Северуса. Выбрось из головы все, чего не понимаешь, все, что только мешает. Не думай о новом знании, так странно изменившем все вокруг.

Просто дыши…

Пальцы Северуса сомкнулись на запястье, и Лили вздрогнула. Ее спокойствие пропало, так толком и не зародившись, кожу опалило – его прикосновение словно разбегалось по всему телу, от макушки до пяток…

– Сделай милость, прекрати наконец отвлекаться, – от его голоса кончики пальцев закололо, навалились сомнения, смущение – слишком много эмоций разом… – Нам туда.

Он потащил ее за собой на боковую улочку, заставленную припаркованными машинами. Впереди горели огни оживленного проспекта – до него оставался еще где-то квартал.

Ее руку он выпустил, но оставшееся от его пальцев ощущение словно приклеилось к коже.

Они свернули на центральную улицу. Отсюда был виден Эдинбургский замок – вздымался на холме, сиял на фоне темного неба. Близилось время ужина, и, несмотря на будний вечер, в пабах и ресторанчиках было светло и оживленно. Людской поток легко поглотил их двоих – хотелось надеяться, что бесследно. Ищет ли их еще кто-нибудь? И найдет ли теперь, когда они забрали у Малфоя фокусатор?

Господи, как же она устала. Все время убегать, прятаться, сражаться, сидеть в убежище, не находя себе места от тревоги… Она бы все, все на свете отдала за маленький домик с садом, и чтобы всех проблем – только грязь под ногтями, всех тревог – только налоги, да куча белья на стирку, да что бы приготовить Гарри на обед…

Веки защипало от внезапных слез, и сердце сжалось от тоски.

– Сев? – по привычке нашла его руку, но Северус так напрягся, будто это были не ее пальцы, а иглы дикобраза… пришлось отпустить, хоть и не хотелось. Замерзшие щеки вспыхнули жаром.

– Что? – словно через силу спросил он, глядя в другую сторону – вперед, на пешеходный переход. Рядом стояла какая-то парочка – склонялись друг к другу, мужчина что-то рассказывал, женщина смеялась… Лили захотелось, чтобы они ушли. Слишком уж яркий контраст с тем, что есть у нее самой: эти двое с их беспечной симпатией – и Сев, к которому лишний раз не прикоснешься, чтобы не наломать дров.

– Я… – она кашлянула, хотя в горле и не першило. Заговори с ним – о чем-нибудь таком… нейтральном. – Мы… мы торопимся?

Ой, ну конечно же торопятся: как-то трудно не спешить, когда удираешь от отдела магического правопорядка, Дамблдора, а теперь еще и от Волдеморта в придачу.

– Да, нам стоит выбраться из города, – его голос все еще не восстановился – речь звучала не так гладко, как прежде, и появился намек на акцент. Совсем как в детстве. Лили обнаружила, что обожает этот акцент.

– Значит, так мы и поступим, – сказала она.

Северус так к ней и не повернулся, только чуть дернул головой в подобии кивка. На той стороне улицы мигнул светофор – толпа устремилась вперед, и они тоже шагнули на белые полоски “зебры”.

– Я думала – благодаря тому, что ты… э-э… сделал, – она старалась говорить так же тихо, как и он, хотя сомневалась, что кого-то заинтересует беседа двух подростков… и это в том случае, если их вообще расслышат в этой жизнерадостной шумной суете. – В общем, что если кто-то на меня нападет, то сам же и пострадает.

– Эти чары реагируют на намерение, – пояснил Северус. Ссутулившийся, с грязными волосами, которые завесой падали на щеки, он выглядел как самый что ни на есть обычный подросток, нескладный и угрюмый. Это зрелище согревало ей душу. – Они созданы защищать прежде всего от убийц – Люциус знает это и предупредил нападавших, чтобы они сосредоточились только на мне. Нам сюда.

Вслед за ним Лили подошла к автобусной остановке и встала под навес. Это заклинание – могло ли оно спасти ее от Волдеморта в той, прошлой жизни? Или у Северуса тогда просто не хватило бы сил, чтобы его наложить? Она знала, что не станет спрашивать.

– Но тот тип хотел вылететь со мной в окошко. Затащил меня на метлу – тогда-то ты в нас и врезался…

– Он думал только о том, что хочет унести тебя оттуда, поэтому и не пострадал. Это слабое место чар Троекратного возвращения.

Мимо проезжали машины – свет фар лег на его лицо, прогоняя все тени, и в это мгновение его глаза казались ясными и выразительными.

– Но… зачем ты их тогда на меня наложил? В смысле, ты же рисковал, а их все равно можно обмануть…

– Потому что они защищают от серьезной опасности. Врагам становится сложно что-то с тобой сделать не только потому, что любая атака обернется против них самих, но и потому, что они вынуждены постоянно подавлять свои рефлексы и следить за мыслями. В конечном счете ты обязательно победишь.

– Но ты все равно напал на того волшебника, который пытался меня похитить. Почему?

– Темный Лорд способен развеять эти чары, – ровным голосом ответил Северус.

“Ох уж этот Волдеморт – как же он мешает”, – промелькнула в голове странная мысль.

– А те люди – это были Пожиратели Смерти?

– Никого из них я не узнал, но, думаю, где-то через год или два их вполне можно будет так назвать, – нехарактерным для него жестом он запустил пальцы в волосы и отбросил со лба длинные, словно прилизанные пряди. Его лицо казалось напряженным – резкие линии, глубокие складки… явно заметное раздражение. Лили осознала, что сейчас он обходится без окклюменции, отсюда и такая разница, и почувствовала, как в горле поднимается ком.

– Ни хуя же не просчитал, – пробормотал Северус.

– Ой, да ладно тебе, – возразила она хрипло. – Да, знаю, ты ужасно умный, но не всеведущий же! И никто от тебя этого и не ждет, – добавила она, поймав устремленный на нее взор: пронзительный и мрачный, почти гневный. И такой тяжелый, что шею залила невольная краска.

– В этом случае недальновидность может оказаться гибельной. Причем в самом прямом смысле слова, – сказал он. – И будь так добра, постарайся впредь обуздывать свое гриффиндорство – ограничься водосточными трубами и регбийными бросками, а неразумную самоуверенность оставь неразумным.

– А сам-то, сам-то! Ты же сшиб того типа и вылетел с ним в окошко! Я помню, как в нас что-то врезалось. И после этого ты еще упрекаешь меня за регбийные броски?

– Я? Я лишь отметил, что они бывают полезны. – А затем его плечи поникли – он явно счел эту тему закрытой. – Люциус все усложнил – оказался куда умнее, чем я думал. Особенно с учетом его возраста. Вот же придурок настырный… – пробормотал он.

– А ты с ним и правда дружил? – спросила Лили – в основном из спортивного интереса. Сама она когда-то дружила с Питером… или только думала, что они друзья. Как и с Сириусом Блэком, который пытался убить Северуса. Внутри заворочалось что-то гадостное – словно копошились липкие щупальца.

– Можно и так сказать, – ответил Сев, уставившись куда-то в сторону.

Удивительно, насколько все зависит от точки зрения: в свете того, что выяснилось о Сириусе, Лили легко смирилась с тем, что у Северуса остались теплые воспоминания о Люциусе Малфое.

– А что он сделал такого особенного?

– Приди он к нам в одиночку, я наложил бы Обливиэйт и подправил ему память. Но в нынешних обстоятельствах приближаться к нему слишком опасно; так рисковать я не стану, – мимо спешили автомобили; Северус глядел сквозь них, куда-то вдаль и вглубь собственных мыслей. – И мой уход от них он воспринял вовсе не так, как я предполагал… Сейчас Темный Лорд рассматривает меня как потенциального союзника, но как только узнает, что я наотрез отказался сотрудничать, – а иначе мое поведение расценить просто нельзя, – он будет считать меня врагом. Своим личным врагом, – его лицо омрачилось.

Ситуация располагала к торжественному молчанию – как будто взбираешься на холм и видишь впереди уходящую в небо заснеженную гору.

– Они не оставят нас в покое и будут приходить снова и снова?

– Да, – его взгляд был по-прежнему прикован к какой-то точке за вереницей машин.

– Потому что теперь он будет думать, что ты могущественный темный волшебник, который не желает иметь с ним ничего общего, – Лили почувствовала, как внутри разверзся холодный провал. – Это… что-то вроде соперника, да?

– Он захочет опередить Дамблдора и добраться до меня первым. Либо чтобы завербовать, либо чтобы убить – зависит от того, когда именно это произойдет, – его взор метнулся к ней; сам же Северус не двинулся с места. – То же теперь относится и к тебе.

– Что ж, – она заставила себя встретиться с ним глазами, – значит, мне крупно повезло, что у меня есть ты.

Его взгляд стал острым и внимательным, и в нем читалось такое напряжение, что Лили залилась румянцем. Северус и сам напрягся и словно сделался резче – а все вокруг, наоборот, стало блеклым и размытым; он будто выступал на передний план, затмевая весь остальной мир. Не в силах смотреть ему в лицо, Лили уставилась на его руки – он скрестил их и крепко обхватил предплечья… похоже, чтобы унять дрожь.

Она собрала всю волю в кулак, набралась решимости – той ее разновидности, которая означает не “я хочу”, а “мне надо”, – а потом наплевала на висевшую в воздухе грозу, на то, что Северус мог оттолкнуть ее и снова сделать несчастной, подошла к нему и встала почти вплотную. Он не отстранился.

– И что мы собираемся делать? – спросила она тихо.

Сначала Северус не ответил – а потом пауза так затянулась, что плавно перетекла в тишину. Пальцы он не разжал и закрыл глаза; Лили обнаружила это, когда отважилась поднять на него взгляд. Не зная, что тут можно сказать, она молчала и ждала, пока он не решит заговорить.

– Изначально я намеревался инсценировать свою смерть, – сказал наконец Северус очень тихим голосом, – с тем, чтобы меня не искали. Если потребуется, потом всегда будет можно воскреснуть – вот только люди не очень-то любят, когда с ними так поступают.

Лили скользнула по нему взглядом, отмечая каждую мелочь – и плотно сомкнутые веки, и закаменевшее лицо, и неестественно прямую спину, и стиснутые мертвой хваткой пальцы; произнесла медленно:

– Ты думаешь, что я вот-вот развернусь и уйду. Все еще этого ждешь – так ведь? Сев…

– Я прошу тебя как следует взглянуть на то, что ты оставляешь позади, – он говорил негромко и с нажимом, почти сердито, – и еще раз хорошенько подумать. Если ты сделаешь этот выбор, Лили, – она сглотнула – сердце встрепенулось уже от того, как он произнес ее имя, – то бросишь свой дом и семью, ту жизнь, которую до этого вела – и ту, которую могла бы вести в будущем, и тех людей, которые были бы рядом с тобой. Ты расстанешься с ними надолго, а может быть, и навсегда; ты не сможешь их спасти, когда в мир придет тьма. Возможно, они умрут, а ты будешь жить дальше и не узнаешь об этом. Ты потеряешь их и даже не сможешь с ними попрощаться.

Ей ужасно хотелось, чтобы Северус посмотрел на нее, чтобы выдержать его взгляд и доказать, что она все понимает; но он так и не открыл глаза, и на лице его снова проступила жестокость – эта преображенная беззащитность. “Он все еще во мне сомневается”, – с отчаянием подумала Лили. Но почему? Отчего он не понимает, что она собирается пойти с ним и готова на все ради этого?

Он не верит тебе.

И немудрено – ты же вышла замуж за одного из тех, кто покрывал его несостоявшегося убийцу, и Северус понятия не имел, как много ты знала.

И он тебе не доверяет.

Осознание обрушилось на нее, как удар, со всего маху толкнулось в сердце. Лили ахнула, глаза ее округлились – и тогда Северус разомкнул веки и, впившись в нее взглядом, резко спросил:

– Ну, теперь наконец дошло?

Она яростно замотала головой.

– Нет – я вовсе не это…

– Да уйди ты уже, – прорычал он, – уебывай нахрен, ты же этого хочешь, все равно ты так и поступишь…

– Нет! Я…

– Ступай к своему мужу, к своему безоблачному будущему…

Он ее даже не слышал. О Господи – она слишком долго промедлила, пытаясь решить, как теперь быть, и в итоге выбрала самое худшее…

– Ты мне не доверяешь!

– Какое в пизду доверие?! – на лице его, как в зеркале, отражались бушующие внутри эмоции. – Ты… – он напрягся до боли – и медленно, через силу, начал в себе замыкаться. – Я никому не доверяю…

– Нет! – Лили схватила его за рукав, с силой вцепилась в предплечье. – Не смей – не закрывайся от меня, Северус, прошу тебя, не надо! Если хочешь мне что-то сказать – скажи, не молчи, иначе я не смогу ничего исправить!..

– Не вижу необходимости… – это прозвучало так холодно – еще чуть-чуть, и он окончательно уйдет в себя.

– Потому что я… – вскричала она…

…люблю тебя.

…и зажала себе рот руками – чтобы удержать эти слова, не произнести их вслух; глаза по ощущениям сделались как блюдца, а сердце гулко бухало в груди. Ах ты ж черт.

Нет, лучше молчи – если он тебе не верит, ничего хуже и придумать нельзя…

Но в душе она знала: это правда. О Боже – это чистая правда, и было так с незапамятных времен. Все эти годы – даже когда она была более-менее счастлива с Джеймсом, – и тогда, пять лет назад, когда порвала с Севом, и так горевала, и душа день за днем ныла и саднила, и было больно на него даже глядеть… И когда писала ему все эти письма – обо всем, даже о том, что беременна, еще до того, как рассказала всем остальным… и плакала от тоски и облегчения над списками арестованных Пожирателей… А когда они снова встретились, уже в этом времени – вцепилась в него мертвой хваткой, бросила то будущее, которое могло ее ждать, и всех тех, кто мог ждать ее в этом будущем, – и все ради того, чтобы остаться с ним, словно ничего другого для нее не существовало…

Все как на ладони – но она никогда этого не замечала.

Худшее ее упущение – самый большой секрет, который всегда лежал на самом виду, и тем не менее ухитрился остаться тайной. Ей повторяли, что с Севом нельзя дружить, что ни сочувствия, ни даже понимания он не заслуживает, что любовь к нему – любовь любого рода – невозможна, просто немыслима, и она позволила им себя убедить, поверила им, а не собственным чувствам, послушалась людей, которые его ненавидели, а не голоса собственного сердца. Она все, все сделала не так, выбрала не то, что следовало…

Вот оно – злейшее ее предательство.

И если она ничего не сможет исправить, то лучше бы так и осталась мертвой. Но она была жива – стояла тут, и могла шагнуть вперед, и сердце ее билось – и всей своей душой знала, что должна послать все и всех, ко всем чертям и хренам, и заново собрать из осколков то, чему когда-то сдуру дала разбиться.

Северус уставился на нее с каким-то непонятным выражением. Хотелось думать, что это все из-за решимости, которую она излучает; что эта уверенность вливается в него, точь-в-точь как его чувства перетекали в нее, когда между ними возникла та связь – но это вряд ли, конечно… С другой стороны, он не надел еще свою бесстрастную маску; ушел в себя, да, но пока что не окончательно.

Лили заставила себя отнять от лица руки.

– Ты мне не доверяешь, – ее голос дрожал и срывался, но она смотрела ему прямо в глаза, вкладывая в этот взгляд всю свою силу. Почувствуй это, если не веришь мне на слово, Сев, ну пожалуйста… – Можешь говорить что угодно, можешь поступать как угодно и как угодно от меня отгораживаться, но я не отстану от тебя и не вернусь в Хогвартс, ни к ним, черт подери, и ни к кому другому! Ясно тебе? Даже если придется тащиться за тобой до Китая и всю дорогу зудеть у тебя над ухом – мне плевать! Разве что – разве что ты приложишь меня Обливиэйтом и посадишь на автобус до Хогсмида, но сама я ни за что! Не уйду! Ты… так важен для меня…

– Ты несешь вздор… – начал было он, но в лице его было что-то безумное – сила, от которой дрожал голос…

– Я не для того умерла, чтобы снова тебя потерять! Мне было больно, когда мы… когда все это случилось, но я притворялась, что ничего нет, и все время так мучилась… Я должна была все сделать по-другому, я столько всего испортила – но разве можно что-то исправить, если ты даже не веришь, что я хочу все исправить?!

Внутри кольнуло – словно призрачная рука коснулась сердца, запустила в него пальцы и дернула за тонкую струнку. Было больно, и на какую-то шальную секунду Лили померещилось, что это сердечный приступ – она прижала руку к груди, но все уже утихло, оставив после себя только смутное эхо.

– В чем дело? – требовательно спросил Северус. – Что не так?

– Ничего, – она встряхнула головой. – Прошу тебя… – взглянула ему в лицо – ему, и всем тем эмоциям, которые затопили и ошеломили ее за тот короткий миг, когда она их тоже чувствовала. – Я теперь знаю… о чем сожалею. И я… когда ты был под Контрапассо…

В его глазах что-то дрогнуло, и на мгновение ей почудилось, что в них промелькнула паника.

Все, что я делал, я делал только ради тебя, но этого было слишком мало, чтобы исправить то зло, что я на тебя навлек…

Неужели… Но что это тогда значит – что все очень плохо или, наоборот, просто идеально? То, что он… все эти годы, пока она… но нет, это немыслимо, прошло слишком много лет.

Но тогда…

– Я уже ничего не соображаю, – сказала Лили; голова начала кружиться, и снова вернулась боль – сердце словно дергали за невидимые ниточки. – Не понимаю, что вокруг происходит. Ты, такой, как сейчас, и я, когда я рядом с тобой, – только это тут и есть настоящего, а насчет остального я уже и не знаю…

Северус не произнес ни слова – только уставился на нее, и все. На что он смотрит? Да он ее вообще замечает?

Торопливый шорох шин… к остановке подкатил автобус, сияя изнутри ярким белым светом. Гидравлика зашипела, и лязгнули, отворяясь, двери; Лили слышала все это, но так и не обернулась… не двигалась с места, глядела на Северуса – а он на нее…

– Вы двое – вы идете, или как? – громко спросил водитель. – Всю ночь ждать не буду.

– Тут… – Северус вытянул руку, схватился за боковую стенку остановки. В ослепительном свете фар он казался белым как мел. – Надо идти…

Залез в автобус – его движения стали дергаными и неловкими, и Лили последовала за ним на подгибающихся ногах; бросил горсть маггловских монет в ящичек для денег – просыпал часть, и даже не остановился, чтобы их подобрать. Возможно, водитель счел это странным – она не знала, потому что не могла перестать смотреть на Сева. Да, ей не удалось договорить до конца – но то, что все-таки было сказано… Хватит ли этого, чтобы он наконец ее выслушал? Даже если потом и поднимет на смех?