Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Лили не могла отвести от них глаз. Долго, очень долго.

В голове у нее крутился миллион с хвостиком разных ответов. Она могла – и хотела – объяснить ему многое. И еще – задать миллион разных вопросов. С хвостиком. Потому что он тоже мог ей многое объяснить. Но она знала, что скажет только одно.

Лили вскинула на него глаза. Наверное, прочесть что-либо по его лицу не смог бы никто в этом мире.

– Потому что ты мой лучший друг, – сказала она.

Северус не отреагировал. Совсем никак. Потом в уголке левого глаза проступила слеза – поползла вниз, так медленно, что исчезла, так и не скатившись со щеки. Он поднял левую руку – чтобы поймать слезу, стереть ее, спрятать лицо и не дать себя рассмотреть. Глаза его закрылись, а дыхание стало тихим – настолько беззвучным, что Лили не могла ничего расслышать. Она думала, что сейчас разрыдается, но в глазах было сухо и ясно; сложив лист бумаги, засунула его в карман пижамы, чтобы он не достался Петунье.

– Значит, ты не собираешься встречаться с Волдемортом, – сказала Лили уверенно.

Северус молчал – зажмурившись, по-прежнему прижимая ладонь к лицу. Когда заговорил, голос его звучал уже естественней, почти твердо:

– Лили, пойти на первую встречу с Темным Лордом – не то же самое, что сходить на свидание по объявлению. Ее нельзя отменить, если вдруг услышал, что у него бородавка, или потому что передумал в последний момент, или встретил в прачечной кого-то поинтереснее. Эту встречу для меня организовал Люциус, а морочить голову Малфою почти так же опасно, как и самому Темному Лорду.

– Часто ходил на свидания по объявлениям? – поинтересовалась Лили, почти улыбаясь.

– Нет. Отчего-то Темная метка на руке отбивает к ним всякий интерес. Малоизученный побочный эффект. А ну марш назад под одеяло – тебе что, охота терпеть Петунью дольше, чем абсолютно необходимо?

Устраиваясь в кровати поуютнее, Лили так и видела перед глазами картину, как Пожиратели Смерти листают газету в поисках колонки знакомств. Пришлось натянуть одеяло до самого носа, чтобы Северус не увидел ее лицо.

– Но… я так и не понимаю, откуда ты все это знаешь, если ничего не помнишь.

– Я принял Метку в восемнадцать, после окончания школы. – Северус так и не отнял руки от лица, хотя снова опустился на стул. Правда, теперь это больше походило на попытку найти опору – он облокотился о ручку стула, положив на ладонь подбородок. Осанка его уже была не такой прямой – плечи поникли, и он казался уставшим. – По моим воспоминаниям, до того дня с Темным Лордом я никогда не встречался – но знал, что на каком-то этапе эта встреча должна была состояться. Когда именно – раньше было несущественно.

Лили изучала его лицо. Похоже, он сказал правду. Она это чувствовала.

Полнейшая беспомощность – как же она ее ненавидела. Ей так хотелось, чтобы все вдруг упростилось – чтобы Северус как-нибудь все исправил, и вокруг было только положенное людям необременительное и мирное посмертие… Но умом она понимала, что это невозможно.

– Хочешь сказать, он поставил тебе Метку после всего одной встречи?

– Полагаю, к тому моменту он несколько снизил планку.

– Ты не должен так о себе говорить! – воскликнула она и добавила, чувствуя себя при этом как-то абсурдно: – Даже если Волдеморт… эм-м… Но ты все равно не… не должен с ним встречаться, Сев, даже если и не можешь просто отказаться! Должен же быть какой-то – какой-то другой выход, разве нет?

– Я подумывал уехать из страны, – ответил Северус – с каменным лицом и абсолютно серьезно, – осесть в Непале и разводить коз.

– Дубина, – сказала она, мечтая поцеловать его в щеку, но вместо того уткнулась в носовой платок. – Не пугай меня так – я чуть было не решила, что ты это серьезно. Как я тут пытаюсь говорить, в отличие от некоторых.

– В таком случае – не беспокойся. Прошлой ночью я разработал несколько планов на случай разных непредвиденных обстоятельств; я с этим разберусь.

Лили прищурилась – у нее возникло подозрение…

– Северус Снейп, – твердым голосом заявила она, – если ты думаешь, что я соглашусь тут сидеть и сморкаться в платочек, пока ты будешь выяснять отношения с толпой убийц и Пожирателей Смерти, то ты глупее, чем… я даже не знаю, с чем тебя сравнить!

– Ты? Сидеть тут? Конечно нет! Я как раз хотел тебе предложить составить мне компанию и залить всю эту толпу соплями.

От такой наглости у Лили даже рот не сразу открылся, но потом она все-таки собралась с мыслями.

– Прекрасно, – сказала она отрывисто, – очень рада, что тебе пришла в голову такая блестящая идея. Они ни за что не одолеют мой насморк. Он воистину непобедим.

– Нельзя ли без шуток? – Северус мрачно нахмурился, что с его стороны было совершенно возмутительно.

– А я не шучу. Я не оставлю тебя расхлебывать все это в одиночку, Северус. Ни за что.

– За кого ты меня принимаешь? – он почти фыркнул. – За гриффиндорца? Мои планы куда сложней и продуманней, чем “ворваться и начать швыряться заклинаниями”.

– Ну и в чем же они тогда заключаются, господин суперстратег?

– С годами я научился одной мудрости: планы, чреватые летальным исходом, нельзя обсуждать с больными и гриффиндорцами. Я тебе не скажу, – пояснил он терпеливо, когда Лили уставилась на него.

– Хорошо, – сказала она, испытывая острое желание ткнуть его Петуньиной механической щеткой в уцелевший бок. – Тогда я сама что-нибудь придумаю. Думаю, нам надо спрятаться.

– Нам? – переспросил Северус. Она не знала, что его больше шокировало – то ли повышенный идиотизм самой затеи, то ли тот факт, что она сказала “мы”.

– Да. Я очень хорошо умею прятаться. У меня много опыта по этой части.

Либо Северус решил, что она это предложила всерьез (она лишь отчасти не шутила), либо не справился с искушением ткнуть ее носом в непролазную дремучесть этой затеи.

– Не сработает. Не в долгосрочной перспективе.

– Тогда снизойди до меня. Я не хитроумная слизеринка. Для нас, гриффиндорцев, ворваться и начать швыряться заклинаниями – разумный план на все случаи жизни.

– Знаю, – он помолчал, снова отступая глубоко в себя. Лили невольно вспомнилось лицо его матери – какой она казалась тогда, в больнице, когда невидяще смотрела на пейзаж с парусниками.

– Темный Лорд, – медленно начал Северус, – не слишком любит… чтобы его дергали по пустякам. Если я должен встретиться с ним тридцать первого декабря – он будет ожидать, что эта встреча состоится, – от той интонации, с которой Северус произнес “ожидать”, у Лили даже мурашки по коже поползли. – Таким образом, я не могу на нее не пойти. Однако я могу… оказаться не в состоянии это сделать.

– Не в состоянии? – переспросила Лили. К чему он клонит – она еще не поняла, но, судя по его пристальному взгляду, к чему-то, что ей явно не понравится. Скорее всего – настолько, что захочется на него наорать. Можно уже начинать готовиться.

– Хочешь помочь? Тогда сделай так, чтобы я угодил в больницу, – сказал он так же хладнокровно, как будто попросил сходить в аптеку за пачкой аспирина.

– ЧТО?! – дернись он от этого вопля – Лили была бы довольна, но, увы, этот мерзавец даже ухом не повел. – Ты что – окончательно рехнулся? И не подумаю – что ты – тьфу на тебя!..

– Очень хорошо, – со скукой в голосе согласился Северус, – тогда, быть может, поможешь мне написать вежливое письмо Темному Лорду, чтобы отклонить его любезное приглашение? Да, и некролог мне заодно составь – если я совершаю с твоей помощью самоубийство, то пусть хоть организация будет на высоте.

– Знаешь, я вот тут недавно говорила, что даже не знаю, с чем сравнить твой идиотизм. Так вот, уже знаю: он может соперничать только с абсурдностью этой затеи! Нет и еще раз нет!

Северус вздохнул.

– Я даже объяснить еще ничего не успел.

– Какие объяснения? Сев, да что я натворить такого должна, чтоб ты в итоге оказался на больничной койке! Тебе же совсем плохо будет!

– Ну да, в этом весь и смысл, – сказал Сев. На его лице явственно отражалась мысль “ну и кто тут полный тупица?”

– Да не хочу я тебе вредить, ты, придурок!

– Либо это сделаешь ты, либо они, – сообщил он, слегка приподнимая брови.

Лили так и онемела. Только уставилась на него, тяжело дыша; замотала головой, сама не зная, что именно отрицает – то ли отказывает ему в просьбе, то ли просто не хочет, чтобы он оказался прав.

– Я знаю, что умений и навыков у тебя хватит, – продолжал Северус, все еще удивленно приподняв брови. – Ты как-то раз прокляла Эйвери – когда он пришел в себя, то так тебя обложил, что даже я его словарному запасу поразился. Потом многие из… нас… – на мгновение его лицо исказилось – она так и не поняла, издевка это была или отвращение, – спешили убраться у тебя с дороги.

О да – эту историю Лили не забыла.

– Контрапассо*, – прошептала она. Одно из заклинаний Дамблдора; на тренировках его не разучивали, потому что оно действовало только на людей – на людей, которые, во-первых, совершили ужасные вещи, а во-вторых – были способны на угрызения совести. Если в душе оставался хотя бы еле тлеющий уголек раскаяния, Контрапассо раздувало его до бушующего пламени.

– Нет, Сев. Нет. Я не могу так с тобой.

Северус перевел на нее этот оценивающий взгляд – словно заглянул ей прямо в душу и увидел, как она стояла над поверженным Пожирателем Смерти – Эйвери, как она теперь знала – разрываясь от жестокого ликования пополам с лютым отвращением к себе.

– Подойдет что угодно столь же опасное, – только и сказал он.

Она снова замотала головой, но Северус, должно быть, понял, что она протестует оттого, что ей все это не нравится, а не оттого, что отказывается помогать. Он терпеливо произнес:

– Лили, я не могу накладывать проклятия сам на себя. Все должно выглядеть правдоподобно. Я должен серьезно пострадать и суметь это доказать, когда мое отсутствие станет предметом разбирательства.

Лили сглотнула.

– Ты сказал “когда”, а не “если”.

– Уверяю тебя – не случайно.

О Господи. Лили содрогнулась. Она вспомнила, как Северус ее спас – на том поле боя, где пахло горелой травой, а на черном небе проступал оранжевый цвет; как выплывали из темноты металлические маски Пожирателей Смерти, блестя от вспышек заклинаний; взрыв – и Волдеморт вошел к ней в дом; треск ломающейся двери, голос Джеймса – беги, Лили, возьми Гарри, я его задержу… и зеленый свет – свет, который заливал все, окрашивал даже ее сны, стоило только закрыть глаза…

– Сев, это что-то изменит?

Он закрыл глаза и медленно их открыл. Сразу ничего не сказал – раздумывал над ответом, как она догадалась. Ей хотелось взять его за руку и держать – чтобы держаться хоть за что-нибудь…

– Невозможно предсказать, что именно мы изменим, а что останется как было, – сказал Северус наконец; черные глаза его казались непроницаемыми. – Но Пожирателем я больше не стану. Никогда.

Больше никогда…

– Ладно… ладно. Я это сделаю, – ее сердце пропустило удар. – Но так и знай… это – то, что с тобой будет – это нехорошо… неправильно.

– Конечно, – сказал Северус.

Она могла только гадать, отчего у него заблестели глаза – словно океан в полнолуние.

Комментарий к Глава 8

*Контрапассо – см. Ад Данте. Специфическая форма воздаяния за грехи. (прим. перев.)

========== Глава 9 ==========

Положительно, ей стоило поблагодарить Сева за новый повод для беспокойства – не то она совсем потонула бы в своих мыслях и чувствах, валяясь в этой кровати. Так можно было хоть иногда не думать о Джеймсе и малыше и сконцентрироваться вместо того на Пожирателях Смерти, той опасности, которую они представляли для Сева, и той опасности, которую он собирался навлечь сам на себя с ее посильным участием.

Но если бы не этот страх задуматься о чем-то худшем – Лили точно возненавидела бы его план на сто десять процентов вместо нынешних девяносто восьми.

Северус остался до самого вечера. Правда, часа в два он порывался уйти, но она его остановила.

– Если тебе надо домой, чтобы помочь маме – то иди… но если ты думаешь, что я этого хочу…

– Тебе нужен отдых, – произнес он тем безэмоционально-окклюментным тоном, который она уже начинала ненавидеть.

– Я и отдыхаю. Пожалуйста, Сев. Ты в миллион триллионов тысяч раз отдыхательнее, чем Петунья.

– Она постарается отыграться на тебе за то, что я остался надолго, – сказал Северус, но нерешительность его была весьма выразительна.

– Да нет, я могу с ней справиться – просто не хочу этим заниматься прямо сейчас, – уточнила она. Северус посмотрел на нее скептически. Она подумывала рассказать ему о том замечании Петуньи, которое “и давно вы встречаетесь?”, но отчего-то слишком смутилась, промолчала и в конце концов спросила о Хогвартсе.

Он, похоже, счел, что она совсем свихнулась, раз заинтересовалась такой скукотищей, как преподавательская рутина. Лили спросила, отчего в таком случае он сам там остался, и он ответил:

– Хогвартс был моим домом, – и выглядел при этом как-то неловко. Или, быть может, одиноко.

– Тогда расскажи мне о нем, – попросила Лили, улыбаясь самыми краешками губ. Ей хотелось к нему прикоснуться, но она опасалась, что он опять уйдет в себя, скроется в той далекой, темной глубине, от которой у нее уже сердце разрывалось.

Но очень скоро он отклонился от школьной темы и начал рассуждать о своей грядущей госпитализации. Лили еще ничего не успела сделать, даже к палочке своей еще не притронулась, но уже прониклась глубочайшим отвращением и к этому плану, и к себе самой, и к Люциусу Малфою и Волдеморту. К последним – за то, что не оставляют ей выбора, и за то, что проклясть Северуса – все же лучше, чем те пытки или что там для него придумает эта стая шакалов в человеческом обличье.

Да, альтернатива гораздо хуже… она что угодно сделает для Сева, чтобы удержать его подальше от Пожирателей Смерти.

Даже причинишь ему боль. Уже во второй раз, верно?

Но если этого не сделать – в итоге она умрет. И он умрет тоже.

Северус сказал – им придется подождать, пока Лили не поправится. Заодно и до Нового года останется меньше времени. Со сроками ошибиться нельзя, предупредил он. Ночь с тридцать первого декабря на первое января он должен провести в больнице, и чувствовать себя настолько плохо, чтобы быть не в состоянии улизнуть на запланированную встречу.

– Все знают, что прошлой весной мы поссорились, – произнес он голосом столь же далеким и безжизненным, как дно пересохшего колодца. – Это добавит правдоподобия, если начнут задавать вопросы; но я не хочу, чтобы кто-то знал наверняка, что меня прокляла именно ты. Если спросят – скажем, что нападавший сбежал.

Северус считал, что придется воспользоваться именно Контрапассо, но Лили все равно судорожно перебирала в голове весь свой атакующий арсенал, пытаясь придумать, чем его заменить – возможно, она о чем-то позабыла… Но нет. Да, она знала много заклятий, чтобы нейтрализовать врага и успеть убежать, еще больше – контрзаклинаний и защитных чар, но практически ничего, причиняющего вред. Особенно такой вред, какой требовался Северусу. Лили никогда не хотела убивать врагов – ее специальностью было создание новых защитных чар, а насилие всегда ей претило. Когда она кого-то проклинала, то всегда чувствовала, будто ее саму тоже прокляли.

И она же стала единственной, кто смог наложить на кого-то Контрапассо.

– Да, нам нужно именно оно, – сказал Северус, заглушая плеск сока – он как раз наливал для Лили очередной стакан. Солнце садилось; она замотала головой, не желая принимать питье, вцепилась пальцами в одеяло, словно взять у него стакан – все равно что согласиться причинить ему вред. Но Северус лишь произнес – негромко, мягко:

– Этого более чем достаточно. Ты можешь даже наложить проклятие вполсилы.

– Сев – врачи в Мунго – они не умеют это лечить.

– Ты знаешь контрзаклинание, – отмахнулся он, но она только яростнее затрясла головой.

– Теоретически да, но я никогда им не пользовалась. Сев, послушай – это совершеннейшее безумие. Ты хочешь, чтобы я наложила на тебя проклятие, от которого ты попадешь в больницу, и которое я даже снимать ни разу не пробовала?

– Верю, что ты справишься, – возразил он так, словно и правда в это верил.

А вот Лили в себя – нет.

– Как вы тогда сняли его с Эйвери?

– Темный Лорд воспользовался Фините Инкантатем, – пожал плечами Северус. – У него хватило на это могущества.

– Если у меня ничего не получится… я права, в Мунго ни у кого могущества не хватит?

– У тебя все получится.

Лили почувствовала себя как-то странно – словно сердце согрелось, а остальное ее тело замерзло. Она взяла стакан из рук Северуса и отпила глоток. Кончики пальцев совсем заледенели.

Он ушел домой в районе семи, когда в границы Петуньиных владений вторглась нарушительница-мама. Северус разговаривал с мамой отстраненно и очень вежливо, а напоследок обернулся к Лили и сказал: “Попроси Петунью приготовить красное мясо с кровью – оно придает сил”, – лицо у него при этом было строгое, но она знала, что это он так забавляется – на свой особенный лад. Потом Северус ушел, одарив ее быстрым, почти незаметным взглядом – настолько стремительным, что Лили была готова счесть его плодом своего воображения.

Мама прибралась немного в комнате – почему-то в ее исполнении это успокаивало, а не раздражало. Лили не знала, как Северус этого добивался, но после него всегда и везде оставался легкий бардак – просто анти-Петунья какая-то.

– Хорошо пообщались? – спросила мама, убирая со лба Лили влажные локоны.

– Конечно, – сказала она, прижимаясь к этой ласковой руке и закрывая глаза. Наслаждайся, пока можешь.

Неспешно и бережно мама поглаживала ее по волосам. Пробормотала:

– Он сильно изменился за это время.

Лили слегка улыбнулась – в основном собственным мыслям.

– Да.

Мама заглянула ей в глаза – так, словно пыталась в них что-то рассмотреть. Лили с интересом посмотрела на нее в ответ.

– Да, мам? – спросила она, все еще улыбаясь.

– Я только хочу, чтобы ты была счастлива, – сказала та. Поцеловала Лили в лоб, помедлила, не убирая руку – и, наконец, окончательно расправив на дочери одеяло, прихватила пустой кувшин из-под сока и ушла, шурша подолом своего шелкового халата.

“По-моему, счастья хотят все и всегда”, – подумала Лили, откидываясь на подушки.

Дом погружался в ночную тишину. Лили следила за тем, как мерцают на потолке огоньки из банки, а мысли о маме и Севе согревали ее изнутри. Банку он ей вернул – Лили оставила ее у него в рождественскую ночь, надеясь, что тем самым поможет ему чувствовать себя лучше, пусть хоть чуточку, ну или хотя бы не так паршиво… Сегодня она научила Сева этому заклинанию и очень хотела, чтобы он принес ей показать свои звездочки в следующий раз, как придет в гости – но в ответ на эту просьбу он только пробормотал что-то неразборчивое, и скулы его слегка покраснели. “Пожалуйста, Сев?” – попросила Лили, и он взглянул на нее пристально – еще один из этих его долгих и непонятных взоров – а потом втянул голову в плечи и сказал: “Если ты того хочешь”.

Она так хотела взглянуть на звездочки Сева оттого, что у разных людей они выглядели по-разному; эти чары происходили из той же ветви магии, что и заклинание Патронуса – собственно, оттуда она эту идею и позаимствовала. Про себя Лили украдкой называла это семейство заклинаний “магией сердца”.

Звездочки Ремуса походили на елочную гирлянду – дюжины искорок, крошечных, ярких и разноцветных. У Сириуса выходила всего одна звезда – такая крупная, что глазам смотреть больно; Ремус шутил, что этот дубликат настоящего Сириуса – Песьей звезды – лишь доказывает, что он полностью поглощен самим собой. У Джеймса получалась россыпь жизнерадостно-красных огоньков. Питер же никогда не мог…

Нет, если она начнет думать о Питере – то у нее желудок растворится и исчезнет, словно в черную дыру. Не надо о нем. Либо Питер, либо остаться в здравом рассудке. Лучше вспоминать Северуса и разговор про заклинание – как он выслушал ее объяснения, помогая разобраться, когда она окончательно путалась в словах, а потом устремил на нее очередной пристальный взгляд и произнес: “Как я уже говорил, это и впрямь просто блестяще”, – и от этих слов у нее в сердце словно поселились звездочки из банки – так в нем стало светло и тепло; откуда-то Лили точно знала, что взрослый Сев еще более скуп на похвалу, чем был в свое время юный.

Джеймс сказал то же самое, когда она начала работать над созданием новых заклинаний. “Блестяще!” – воскликнул он с энтузиазмом, а потом обнял ее и закружил. И друзья ее тоже вздохнули с облегчением – они все беспокоились из-за того, как неважно она себя проявляла в бою.

Проблема была не в том, что Лили не могла применять атакующие заклинания – могла и применяла, когда речь шла о жизни и смерти; но вот видеть, что ее заклинания делали с жертвами… Это зрелище всегда возвращало ее с небес на землю, а в горячке битвы нельзя останавливаться и переживать из-за того, что делаешь со своими врагами – это глупо и опасно и для тебя, и для твоих союзников… Северус был отнюдь не единственным, кто спас ее от смерти; добрая половина Ордена так или иначе рисковала жизнью, выручая глупую, наивную Лили, которая совершенно теряла голову при виде раненых Пожирателей Смерти. А когда ее спас Сириус, то так из-за этого рассвирепел, что разозлил Джеймса, и они разругались как никогда за всю историю их дружбы. Лили тогда залила Дамблдору слезами всю мантию – ту, на которой блестки складывались в созвездия – причитая, что она в Ордене совершенно лишняя, потому что у нее не хватает мужества, а еще она слишком слабая, и хотя и не хочет, чтобы тьма победила, но совершенно не может ей ничем помешать…

Дамблдор налил Лили чашку какао со вкусом мяты и лесного ореха и сказал:

– Я всегда полагал, что те черты характера, которые делают нас слабыми, при других обстоятельствах могут оказаться нашими самыми сильными сторонами. И в то же время – когда мы не на своем месте, наши достоинства оборачиваются недостатками, и могут сделать нас – любого из нас – слабым, и даже опасным для себя и своих соратников. Ты храбрая, Лили, и ты способна сражаться – ты лишь делаешь это не так, как твой муж или его замечательный друг Сириус, – улыбнувшись, он широко взмахнул ядовито-лиловым носовым платком и учтиво ей его протянул. – Мы должны подобрать для тебя место, дорогая, которое позволит в полной мере развиться твоим замечательным талантам.

– Нет у меня никаких талантов, – проворчала Лили, утирая слезы. – Я вовсе не такая способная, как все думают.

– Когда мы идем по жизни, многие ошибочно приписывают нам способности, которыми мы на самом деле не обладаем, – сказал Дамблдор. – Но самая большая ошибка – из-за несовершенства их зрения поверить, что мы и впрямь бесполезны.

И дальше Лили трудилась уже вместе с Дамблдором – над новыми заклинаниями, которые помогали тем, кто участвовал в сражениях – как Джеймс, Ремус и Сириус. Она дорожила каждой секундой этой работы – так важна она была для ее счастья; ей хотелось уберечь их от проклятий и спасти жизнь раненым, неважно какой ценой. Она освоила заклинание Патронуса быстрее, чем остальные члены Ордена, и потратила не один час, помогая тем, у кого с ним возникли сложности. Она создала сигнальные чары и чары для коммуникации, которые позволяли общаться с адресатом незаметно для окружающих, если заранее наложить их друг на друга. А еще – покопалась в старых записях Сева и сварила зелья от усталости, депрессии и нездоровой экзальтации, которые были гораздо лучше всех доступных Ордену альтернатив. Зелья эти изобрел Сев, и его таланты создали Лили репутацию, которой она совершенно не заслужила. Все вокруг превозносили ее до небес, а она запиралась в комнате и плакала навзрыд, пока в глазах не заканчивались слезы, потому что Сев придумал все это, чтобы помогать людям, он и ее спас – и был при этом Пожирателем Смерти.

Но сейчас все изменилось – лучший друг снова к ней вернулся. И она ни за что, никогда в жизни больше не хотела писать ему письма, которые нельзя отправить, и снова их сжигать. Она не позволит Пожирателям его отобрать; если надо – убьет их всех, всех до последнего человека – и будет ненавидеть себя потом за это всю оставшуюся жизнь, потому что лучше уж так, чем потерять его и потом всю жизнь оплакивать эту потерю. Особенно потому, что на сей раз им достанется не сам Сев, а только его мертвое тело.

Чтобы уберечь его, она даже согласится на этот план с Контрапассо – и постарается не вспоминать, как его когда-то применял Дамблдор и каким опасным это оружие было в его руках… у Лили никогда бы так не получилось, потому что когда Контрапассо накладывалось в полную силу – оно убивало. Но Северуса она не убьет. Ни за что, даже если умрет из-за этого сама.

Зато она убьет за Северуса. Потому что Лили не хотела прожить без него еще одну жизнь.

***

29 декабря 1976 года

– А это точно ничего, что я здесь? – шепотом спросила Лили, окидывая взглядом толпу.

– Ты же сама на этом настояла, – напомнил Северус.

– Знаю, но… даже не знаю, сейчас отчего-то стало не по себе… Извини, это так эгоистично с моей стороны, – она в двенадцатый раз потянулась поправить ему галстук. Этот костюм когда-то носил его отец – своего у Северуса не было, и он не собирался появляться на похоронах в подаренном Лили черном джемпере. Но он не мог не заметить, как сильно его костюм отличался от того, что носили остальные мужчины.

– Почему эгоистично? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, спросил: – Мой костюм окончательно устарел?

– Все нормально, – автоматически откликнулась Лили, что только подтвердило его догадку. – Он – он принадлежал твоему папе?

– Да, – Северус видел его на свадебных фотографиях родителей. Ему не слишком нравилось идти на похороны отца в той же одежде, в какой тот женился, но он не собирался покупать себе новую (если вещь из секондхэнда вообще заслуживала такого названия) только из-за того, что слишком неловко чувствовал себя в имеющейся. Хватит и того, что пришлось приобрести в секондхэнде новый костюм для отца… тот, что на Северусе, на Тобиаса не налезал – сказались годы пьянства; другим же за это время он не обзавелся.

– По мне так совсем неплохо, – сказала Лили, разглаживая лацкан. В притворе часовни было тепло, несмотря на то, что двери на улицу постоянно открывались, чтобы впустить или выпустить новых – правильно ли называть их “гостями”, раз это похороны? Или надо говорить “скорбящие по усопшему”? В общем, как их ни называй – они то входили, то выходили, и от этого по заполненному толпой притвору гулял ледяной сквозняк, который странным образом огибал нагретое пространство вокруг него и Лили… от нее сегодня пахло чем-то цветочным и непонятным.

– Мужская мода консервативна – она так быстро не меняется, – и она озабоченно добавила: – Ты же не против, что я надела это платье?

Если с платьем и было что не так – он этого не заметил. Черное, с дырками на нужных местах – две для рук, одна для головы. Вершина его познаний по части женской моды.

– Против? С чего это вдруг?

Не ответив, Лили закусила губу, и он пришел к заключению, что она, скорее всего, из-за чего-то волнуется… не из-за одежды и не из-за того, уместно ли было приходить на похороны его отца; эти пустячные тревоги лишь давали выход скопившемуся напряжению.

– Что тебя беспокоит? И пожалуйста, не говори, что ничего.

Лили уже открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент собравшийся в притворе людской поток хлынул наконец к дверям в часовню.

– Потом, – прошептала она, цапнула его за руку и потащила за собой сквозь толпу туда, где на ближней к кафедре скамье сидела его мать. Насколько Северусу было известно, она прошествовала прямо к этому месту; приятели Тобиаса стояли, собравшись в группки, но Эйлин не задержалась ни у одной из них и опустилась на край скамьи – в совершеннейшем одиночестве. В часовне пахло лакированным деревом и старым ковром.

Северус проскользнул на место рядом с матерью и потянул Лили за собой – та пыталась просочиться на другой конец зала и спрятаться в толпе.

– Не хочешь здесь сидеть – не надо, – сказал он. – Но если ты пытаешься всего лишь соблюсти приличия – наплюй и забудь.

Она осталась, но лихорадочно закусила губу и накрыла его левую ладонь свободной рукой – так, что в конце концов вцепилась в него обеими руками. Северус невольно задумался, кого из них двоих это прикосновение должно успокоить. Он не переживал из-за того, что отец умер – но и не радовался этому; он не чувствовал ничего. Потому что и правда верил, что для Тобиаса так лучше. И надеялся, что тот хотя бы в смерти обрел покой. Ему самому не досталось даже этого. Что там мать говорила насчет разочарований и несбывшихся надежд? Даже смерть – и та обманула все его ожидания.

Мать и виду не подала, что заметила его присутствие. Похоже, она вообще никого и ничего не замечала – включая поднявшегося на кафедру священника. С его появлением приглушенные разговоры смолкли, однако мать, похоже, не услышала ни слова из прозвучавшей надгробной речи – банальной, безликой и подходящей на все случаи жизни. Северус и сам постарался не вслушиваться, чтобы не начать швыряться проклятиями. Если бы над его гробом кто-нибудь посмел повторить подобную чепуху – он бы точно вернулся с того света, чтобы восстановить справедливость.

После священника настала очередь приятелей его отца – те зачитали по бумажке короткие речи; декламация никуда не годилась. Затем Лоррейн – ныне миссис Торн, первая жена его отца – встала и произнесла свой панегирик; глаза ее были сухи, а голос негромок, но речь ее вызвала слезы у многих присутствующих. Ее дочь, единокровная сестра Северуса, то и дело утирала глаза. Он еще раз удивился тому, что к отцу, оказывается, так хорошо относились все, кроме его собственной семьи. Хотя, с другой стороны, Тобиас терпеть не мог свою ведьму-жену и волшебника-сына – вот они и платили ему взаимностью.

Лоррейн когда-то сказала: “Бедняга Тоби – он никогда не получал от жизни того, о чем мечтал”. Что ж, к нему, Северусу, это тоже относилось. И, если читать между строк, то и к Эйлин тоже. Разочарование, ставшее желчностью – наследство не только по материнской, но и по отцовской линии. Северус просто выбрал для себя другой путь – ее эмоциональную изоляцию вместо отцовского алкоголизма.

Миссис Торн преклонила голову в минутном молчании – затем спустилась с кафедры и прошествовала к первой скамье на противоположной от Северуса стороне прохода. Кто-то зааплодировал, но осознал, что находится на похоронах, и хлопки смолкли. Люди начали подниматься со скамей и собираться в группы, чтобы проследовать на кладбище.

Мать поднялась сама, без каких-либо напоминаний. Он тоже встал, пытаясь припомнить, как в прошлый раз добирался до кладбища, и услышал, как кто-то – не Лили – позвал его: