Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

– Я тут! – ловя ртом воздух, выдохнула Лили и затормозила рядом с койкой Северуса. Она понятия не имела, чем он там без нее занимался, но на полу валялись двое оглушенных целителей, на окне красовалась трещина, а картины на стенах перекосились – их обитатели из последних сил пытались не вывалиться за рамы. Пол вокруг кровати усеивали осколки стекла, загубленные зелья стекались в одну лужу. Сам Северус был бледен, как смерть; глаза его ввалились, а волосы слиплись от испарины. Его трясло.

– Что ты тут устроил? – обалдело спросила Лили.

Он произнес, вполне сносно имитируя нормальную интонацию:

– Все, что от них требовалось – найти тебя, когда я об этом просил.

– Как ты сняла проклятие? – потребовала ответа Джетрис. Подбоченившись, она обогнула кровать – ее волшебная палочка задиралась вверх при каждом шаге.

– Контрзаклинанием, – Лили моргнула.

– Контрзаклинанием! – повторила целительница – можно было бы сказать, что даже с издевкой, однако ни с Северусом, ни с его мамой конкуренции она явно не выдерживала. – Какое презабавное проклятие – лекарство от него едва ли не хуже, чем сама болезнь!

– Почему? – удивилась Лили; в сердце ее начал снова закрадываться страх. Она мучительно всматривалась в Северуса – но он лишь не сводил с нее ответного взгляда; глаза его блестели ярче, чем когда бы то ни было. – Тебе нехорошо? Что ты чувствуешь? Насколько все плохо?

– Я бы не стала верить им на слово, – с холодной язвительностью ввернула миссис Снейп. – Даже магия двух подростков ставит их в полнейший тупик.

– Миссис Снейп, – Джетрис так отчаянно пыталась не сорваться, что голос ее дрожал от усилий, – я целительница, и если говорить о лечении проклятий, то у меня достаточно опыта…

– Если и так, то сегодня он остался дома, – проронила миссис Снейп, явно не впечатлившись.

– Он комнату разгромил! Только оттого, что ее здесь не было! – Джетрис ткнула волшебной палочкой в Лили. – Он сходит с ума, и я хочу знать, что она сделала!

– Она меня вылечила, курица ты тупая, – вмешался Северус. От ярости у целительницы глаза полезли на лоб; Лили не знала, как загладить эти слова – возможно, потому, что загладить их было невозможно.

– Сев, пожалуйста, – прошептала она, заламывая руки – впору было опасаться, что Джетрис сейчас взорвется и всех их поубивает. Северус немедленно замолчал – даже, кажется, перестал дышать – и снова перевел взгляд на Лили.

– Давайте думать не о проблеме, – предложила миссис Снейп, – а о ее решении. Если Северус успокаивается, когда девочка здесь, давайте оставим ее здесь. Это явно помогает лучше, чем то, что вы делали в ее отсутствие.

– Все, с меня довольно! – вскричала Джетрис. – Хватит!.. Молкин, этот пациент теперь твой! Я ухожу!

И с этими словами она устремилась из палаты прочь, снеся заклинанием все, что стояло у нее на пути. Лили и целителям оставалось только таращиться на бедную дверь, лишь недавно починенную, а теперь снова перекосившуюся и слетевшую с петель. В коридоре что-то с грохотом разбилось.

Палочка миссис Снейп выписала восьмерку, и дверь выпрямилась. Петли сами встали на место, отлетевшие щепки – тоже, и прорехи в дереве затянулись. Снова целая, дверь закрылась с глухим щелчком – целители при этом выглядели так, словно их заперли в одной комнате с коброй. Мать Сева слегка приподняла брови.

– Надеюсь, среди вас есть те, кто способен лучше выполнять свою работу в условиях стресса, – в ее голосе слышалась вкрадчивая издевка. Еще один широкий взмах волшебной палочкой – на этот раз по кругу – и змеившаяся по стеклу трещина съежилась и исчезла, картины на стенах выровнялись так резко, что их нарисованные обитатели не устояли на ногах, разлитые по полу зелья испарились, а осколки, тихонько позвякивая, начали срастаться – целые флаконы по одному поднимались в воздух и выстраивались на столике.

– Ну вот и все, – произнесла миссис Снейп таким тоном, что Лили искренне посочувствовала целителям; сказать что-то вслух она, однако, не осмелилась. – А теперь можете приступать к тому, чему вас учили.

Коснувшись руки Лили волшебной палочкой, мать Сева затем указала ей на стулья для посетителей, которые стояли рядом с кроватью. Поворачиваться спиной к этой женщине и ее палочке ужасно не хотелось, но выбора особого не было; оставалось только надеяться, что она не станет убивать ту, от кого зависит здоровье ее сына – хотя бы пока все так думают.

Лили взгромоздилась на шаткий плетеный стул – из сиденья торчала распрямившаяся лоза; Северус не сводил с нее взгляда – следил за каждым движением, и от этого ее разбирала нервозность; она чувствовала себя актрисой, от которой все ждали фурора. Лили попробовала улыбнуться, сама не зная, не слишком ли натянуто это выглядело.

Миссис Снейп опустилась на второй стул – более мягкий и обитый выцветшей бордовой тканью; это вышло у нее пожалуй что даже грациозно. Она не обращала внимания ни на Лили, ни на оставшихся троих целителей, которые шмыгали по палате, стараясь казаться как можно незаметнее; только уставилась на какую-то точку на плинтусе и сложила руки на коленях – левая ладонь поверх правого запястья. И так и не убрала свою палочку.

Северус продолжал наблюдать за Лили. Ей хотелось с ним заговорить, но в обществе его матери и троих целителей это было невозможно; хотелось спросить, действительно ли проклятие все еще на него действовало… Дамблдор ни о чем таком не предупреждал – лишь произнес своим обычным безмятежным голосом, что снималось оно контрзаклинанием “Я прощаю”. Ей следовало догадаться, что на самом деле все далеко не так просто… но почему Дамблдор ее не предупредил? Сев мог погибнуть – да кто угодно мог, наложи она проклятие в полную силу. Каковы шансы, что тот, кто им воспользуется, сначала выслушает все ужасы, что человек сотворил, а затем искренне и от всей души его простит?

Не сообрази она вовремя… останься у нее в сердце хоть малюсенькая капелька обиды…

Лили почувствовала, как по коже заплясали иголочки – взглянула вверх и встретилась с черными непроницаемыми глазами миссис Снейп, но тут же отвела взгляд в сторону: снова проваливаться в тоннель с воспоминаниями как-то не хотелось.

– Что это? – спросил Северус таким тоном, словно ему протягивали не ярко-синее зелье, а окровавленную человеческую печень.

– Успокоительное, – пропищала вспотевшая целительница – похоже, учебу она закончила совсем недавно.

Северус, судя по всему, собирался сказать что-то такое, что должно было опустить ее самооценку ниже плинтуса, но сдержал свой порыв.

– Мне это не нужно.

– Но… но сэр… – она умоляюще взглянула на старшего целителя.

– От него никакой пользы, – пояснил Северус. – Валериана, похоже, была пересушена. Оно меня не успокоит, а лишь приведет к слабости и дезориентации.

Юная целительница посмотрела на начальство, жалобно округлив глаза.

– Ты не можешь этого знать, сынок, – целитель старался говорить дружелюбно и рассудительно.

– Нет, может, – резко возразила Лили. Она была раздражена, хоть и сознавала, что иного от Мунго ждать не приходилось. – Он может и лекарство не пить, если не хочет.

– Мы оставим его здесь на случай, если ты передумаешь, – целитель кивнул своей подчиненной – та торопливо поставила зелье на столик и поспешила вернуться на прежнее место, стремясь оказаться как можно дальше от Северуса и его ужасных посетителей.

– Можешь идти, Дорис, – сказал ей начальник, записывая что-то на листе пергамента коротким обрезанным пером. – Займись очередным обходом.

Дорис умчалась прочь с таким выражением лица, как будто ее уведомили, что вместо нее сейчас расстреляют кого-то другого.

– Он поправится? – спросила Лили. Старший целитель взмахнул над пациентом волшебной палочкой; его планшет с зажимом без поддержки парил в воздухе, а перо продолжало на нем что-то выводить.

– Надеемся, что да, – произнес он, не отрываясь от сплетенной над Северусом сети заклинаний. Она вспыхивала то красным, то синим, то золотым, и напоминала диаграмму со спиралью ДНК. – А сейчас, юная леди, мне надо работать. Ты не мог бы прилечь, сынок? – спросил он, собираясь уже положить руку на плечо пациента, но Северус одарил целителя таким убийственным взором, что тот остановился.

– Ты не мог бы прилечь? – повторил он, сохраняя спокойствие. Северус послушался; его внимание снова переключилось на Лили.

С несвойственной ей проницательностью она подумала, что он, должно быть, гадает, что именно ей рассказал… сколько она услышала и какие сделала выводы. Лили улыбнулась, но выражение его лица не изменилось.

Как же ей хотелось, чтобы эти дурацкие целители поторопились и скорее его вылечили.

– Все хорошо, Сев, – сказала она, отчаянно мечтая придвинуть к нему поближе этот ужасный плетеный стул… но при его маме не осмелилась. К тому же ее могли выставить из палаты. – Теперь все будет хорошо.

Кажется, у него замерло дыхание. Он молчал и лишь смотрел на нее, и Лили позабыла обо всем на свете… о целителях, о его матери, о полоске линолеума, отделявшей ее от больничной койки, – даже о Джеймсе, Сириусе и Ремусе там, за дверью, где-то в отделении, и просто сидела рядом с ним в этот первый час наступившего нового года.

========== Глава 12 ==========

1 января 1977 года

Лили проснулась, совершенно не представляя ни где находится, ни что произошло, пока она спала. Все тело противно ныло – в особенности голова, но и остальное тоже, как будто она перенесла какой-то особенно поганый грипп или скатилась с каменной лестницы. Мокрая от пота одежда липла к коже.

Она застонала – звук вышел слабый и протяжный. На большее сил уже не хватало. Может, если не вставать, то удастся снова уснуть… ну или хотя бы ей не станет хуже…

Где-то наверху кто-то переместился – скрипнул пол, почудилось узнаваемое движение воздуха.

– Мам? – сипло спросила она, хоть и догадывалась, что это не ее мать – никакого обволакивающего аромата гардении и апельсинов… но и не Северус тоже – ни нафталина, ни капусты… и не Петунья с ее детской присыпкой… Пахло только пылью – как в давно запертых комнатах. Но кто тогда?..

Лили с трудом разлепила глаза. Свет был мутный – зеленовато-серый, словно смотришь со дна аквариума, и в этом свете куда-то назад отодвинулась черная тень… кажется, кто-то незнакомый. Она понадеялась, что это не Люциус Малфой, которому вздумалось поквитаться с ней за сорванные планы. Господи, да где же она оказалась?

– Тебе нехорошо? – спросил невозмутимый и неприятно знакомый голос, и Лили обожгло холодком нехорошего предчувствия. Это была мать Северуса.

Теперь она вспомнила… прошлой ночью, когда в районе двух часов целители все-таки выставили из больницы их обеих, миссис Снейп привела ее на узенькую и мощенную булыжником улочку, а затем нашла крошечную гостиницу рядом с темными каменными постройками у пустынной дороги. У Лили сразу мурашки поползли по коже – так нервировала ее мысль о том, чтобы спать в одной комнате с этой женщиной… остаться беспомощной и беззащитной… но, похоже, посреди ночи решимость не закрывать глаза куда-то сгинула – а теперь и вовсе осталось только это ощущение, словно ее скинули с лестницы. Более чем вероятно, что миссис Снейп прокляла ее, как только она задремала.

Это были худшие зимние каникулы в ее жизни.

– Меня вчера случайно не роняли с лестницы? – хрипло выдавила Лили.

– Возможно, это последствия того прелестного проклятия, которое ты наложила на моего сына, – промолвила миссис Снейп таким тоном, словно отвечала на бессмысленный вопрос только из вежливости. – Или какая-нибудь зараза, которую ты подцепила в Мунго; ослабленный организм не в силах ей сопротивляться.

Лили оттолкнулась от постели, пытаясь сесть… не столько, конечно, “сесть”, сколько “откинуться на подушки и изголовье кровати”. В комнате было мрачно, холодно и тесно; несколько лучше, чем в том отельчике в Камдене, где она ночевала с Севом, но лишь на какую-то йоту – викторианская вариация на ту же самую тему. Мебель из темного дерева растрескалась и обветшала; сквозь единственное закопченное окно в мыльных потеках никак не получалось рассмотреть, что снаружи. Обстановка казалась зеленоватой из-за штор из органзы – одна из них была сдвинута в сторону, к самому краю мутноватого стекла.

Миссис Снейп сидела в кресле с подлокотниками – под окном, рядом с крошечным камином, в котором едва теплился еще более крохотный огонек… он казался таким ослабевшим – Лили чувствовала себя почти так же. Воздух в комнате не просто пах застарелой пылью – он был весь ею пропитан, причем в буквальном смысле слова: в лучах зеленоватого света дрейфовали отчетливо заметные крупные пылинки.

– Где мы? – от слов у нее заныло горло, а голова предложила немедленно заткнуться и лечь назад на кровать.

– В Лондоне, на Грейнторп-Аллей.

В правой руке мать Сева держала волшебную палочку, в левой – надтреснутую чашку. На шатком голенастом столике рядом с ее локтем виднелся помутневший серебряный поднос, на котором пристроились щербатый заварочный чайник, блюдце с ломтиками лимона и тарелка с нарезанным белым хлебом. Миссис Снейп небрежно направила палочку на поднос – чайник взмыл вверх, и во вторую чашку полилась тонкая струйка ярко-коричневой жидкости.

– Тебе с лимоном? – спросила она с такой скукой в голосе, что Лили лишь через пару секунд заметила, что ей задали вопрос.

– М-м… нет, спасибо.

Миссис Снейп махнула рукой, и чашка поплыла по воздуху. Лили обхватила ее обеими ладонями и залпом проглотила напиток, несмотря на всю его невозможную горечь.

– Мы далеко от Мунго? – спросила Лили, поскольку мама Сева явно не была настроена поддерживать беседу – просто сидела, откинувшись на спинку кресла, одна рука на подлокотнике, в другой – чашка, и смотрела на выдыхающееся пламя.

– На расстоянии одной аппарации – для ведьм это нормально, – сказала миссис Снейп, не потрудившись даже поднять на нее взгляд.

Что ж, если она настолько не хочет помогать, Лили сама во всем разберется. В комнате обнаружились старинные напольные часы – узкие, задвинутые в угол; обе поникшие стрелки указывали вниз, на шестерку. “Словно они сдались”, – подумала Лили.

– Который сейчас час?

– Семь с небольшим. Я хочу навестить Северуса. Если ты считаешь, что способна встать, можешь ко мне присоединиться. Если же ты предпочитаешь валяться в постели, страдать и жалеть себя – то вперед, можешь заняться и этим, – допив чай, она отставила чашку на покрытый патиной поднос; Лили тем временем пыталась запихнуть куда подальше свое негодование. Как ей это удается – отвечать на простейшие вопросы с такой неприязнью?

– Я способна подняться, – холодно сообщила она и сама же устыдилась того, с каким облегчением вздохнула, когда миссис Снейп не удосужилась ответить; ужасно не хотелось угодить под еще одно проклятие…

Поднявшись с постели, однако, Лили основательно растеряла уверенность в собственных силах: комната плыла и покачивалась, словно пыталась изобразить танец вокруг майского шеста. Чтобы устоять на ногах, хотелось за что-нибудь ухватиться, но почему-то она оседала все ниже и ниже – на кровать, а потом и на пол.

Что-то ее подхватило – не руки, а какое-то заклинание, холодное и бесформенное, похожее на густой туман; оно подтолкнуло ее назад на кровать, где Лили наконец-то удалось выпрямиться.

– Фу-у, – протянула она и зажмурилась, потому что колышущаяся взад-вперед комната действовала на нее примерно так же, как лаймово-зеленая униформа Мунго на фоне тамошних мятных стен. – Вот черт.

Миссис Снейп вздохнула.

– Полагаю, мне придется взять тебя с собой, – произнесла она; наверное, каким-то таким тоном положено говорить: “А затем я обнаружила головастика в своем буйабесе”. – Возможно, за ночь интеллект этих целителей приблизился хотя бы к ослиному, и они сумеют поставить тебе диагноз.

Лили почувствовала, что ее поднимают с кровати – на сей раз это были руки, одна обняла за талию, вторая обхватила предплечье. Как удачно; глаза открывать было нельзя, а не то все вокруг снова завертится. Впрочем, мимо дверей она все равно промахивалась, что с закрытыми глазами, что с открытыми. Прикосновение миссис Снейп казалось бесстрастным и прохладным – словно что-то лишнее, что надо смахнуть с кожи.

Мать Сева подтолкнула ее к коридору – паркетная доска там покоробилась, что никак не способствовало налаживанию отношений между Лили и дверями. Она ощущала себя титаном, бредущим по застывшему бушующему морю. Лестницы оказались еще страшнее – словно экстремальный спуск с обрыва, поскольку из-за слишком узкого пролета миссис Снейп была вынуждена идти впереди и поддерживать ее под руку, пока она сползала по ступенькам, хватаясь за перила.

– Так какое заклинание ты применила вчера? – спросила мама Сева, ухитрившись превратить свою озадаченность в оскорбление.

– Оно называется Контрапассо, – произнесла Лили, щурясь и пытаясь нащупать очередную ступеньку на узкой и крутой лестнице; там было очень темно, что делу отнюдь не способствовало – конец пролета терялся во мраке.

– Контрапассо? А контрзаклинание – “Я прощаю”? – похоже, что эта идея вызывала у сына и матери одинаковое отвращение.

Уже почти все. Лили отчаянно хотелось, чтобы спуск поскорее закончился – миссис Снейп сжимала ее руку слишком сильно, возможно даже, что до синяков.

Споткнувшись, она одолела последнюю ступеньку, и мать Сева повела ее по какому-то открытому пространству – по крайней мере, чувства подсказывали, что вокруг стало много воздуха.

– Миссис Снейп, – гнусаво сказали где-то слева; напрягая зрение, Лили различила в невнятном полумраке очертания стойки портье и размытую фигуру за ней. – Поздравляю с Новым годом. Надеюсь, вам хорошо спалось?

– Да, вполне. Спасибо, – отвечала та равнодушно-вежливым тоном. – Будьте так добры, Кларксон, оставьте за мной комнату еще на одну ночь – я собираюсь вернуться.

– Конечно, мэм.

Миссис Снейп вытолкнула Лили в крошечное фойе – кошмар клаустрофоба – и дальше на улицу; кожу тут же защипало от мороза… В отеле тоже было холодно, но воздух почему-то все равно казался спертым. Лили надеялась, что они вот-вот аппарируют – ковылять по обледеневшему булыжнику совершенно не хотелось, особенно вслепую… Семь утра – даже солнце еще не взошло. А вокруг все, наверное, было серое – и здания, и земля, и небо, и люди.

– Это бы… – миссис Снейп развернула ее налево и вдруг замерла – ни звука, ни движения. Лили всмотрелась – впереди мелькнул проблеск бело-золотого пополам с черным – и широко распахнула глаза, хотя они откликнулись жуткой резью, словно под веки загнали иголки… правда, не исключено, что свет тут был ни при чем, и винить следовало того человека, что стоял перед ними на мостовой на расстоянии вытянутой руки.

Люциус Малфой.

– Миссис Снейп, – поздоровался Малфой. Лили показалось, что он удивился так же сильно, как и они… она так точно и поразилась, и встревожилась, а вот по матери Северуса что-то заметить было трудно… но судя по тому, что та остановилась, как вкопанная, и снова вцепилась в руку Лили, она испытывала то же самое.

Однако, когда миссис Снейп заговорила, в ее голосе прозвучало лишь легкое удивление.

– Мистер Малфой? – произнесла она – чуть вежливее, чем разговаривала с Кларксоном, но без особого восторга. – Поздравляю с Новым годом. Надеюсь, у вас все благополучно?

– Благодарю вас – все просто превосходно, – отвечал Малфой, отмерив собеседнице столь же скудную дозу дружелюбия. Мерлин, эти чистокровные что – всегда так друг с другом общаются? Ну уж нет – Лили предпочитала Джеймса и Сириуса с их непристойными рождественскими песенками, вспыхнувшими занавесками и чайниками вместо головы…

А затем он задал тот вопрос, которого она так боялась и ждала:

– Северус с вами?

Глаза у Лили были закрыты, так что она не видела, как он при этом на нее посмотрел – и посмотрел ли вообще, но в темноте его голос слышался особенно отчетливо. Он заползал в уши, словно вши, и отчасти напоминал голос миссис Снейп, но в чем-то был даже хуже… не такой звучный, не такой устрашающий – но очень, очень опасный из-за того, что он мог означать для Сева.

– Видите ли, мне совершенно необходимо кое-что с ним обсудить… уладить одно дельце между старыми друзьями.

Он что – всю ночь Сева проискал? Вот дерьмо…

– Северус в больнице, – сообщила миссис Снейп, по-прежнему вежливо и отчужденно, но пальцы ее все так же больно сжимали руку Лили. Отчего она боялась Малфоя? Неужели Северус рассказал ей о том, что они задумали? Когда же он успел?.. Или она увидела это в их мыслях?

– Если это не терпит отлагательства, – сказала миссис Снейп, – полагаю, вы могли бы передать весточку со мной.

Малфой чуть замешкался с ответом.

– Я очень надеялся, что смогу с ним повидаться, – его речь текла плавно и гладко, будто отполированная. Как же Лили мечтала растоптать это лицо… О, спорю на что угодно – ты точно надеешься, ты так на это надеешься… Она бы не задумываясь запустила в него Контрапассо – пусть снедает его заживо…

– Боюсь, что это совершенно невозможно, мистер Малфой, – все так же благовоспитанно промолвила миссис Снейп. – Северус весьма нездоров. Он в некотором роде поссорился вот с ней, – на мгновение она схватила Лили за плечо, – одним словом, гриффиндорцы не отличаются милосердием – не правда ли, мисс Эванс?

Проморгавшись, Лили снова распахнула глаза – настолько ее поразило то, что мама Сева не только знала ее имя, но и обратилась к ней в разговоре.

– Милосердием не славится ни один из факультетов – такими они были основаны, – ответила она хрипло.

– Так это ты ранила Северуса? – по голосу было заметно, как ему хочется презрительно фыркнуть… она отчаянно надеялась – он сейчас жалеет, что сглупил и рекомендовал Сева Волдеморту. – И почему меня это не удивляет… Что с ней? – спросил Малфой у миссис Снейп. Вежливости в его голосе основательно поубавилось, но на кого было направлено это явное презрение – на миссис Снейп, Сева или на нее саму – Лили не знала.

– Будем надеяться, что целители из Мунго продемонстрируют до сих пор им неведомые глубины познаний и сумеют в этом разобраться, – сказала миссис Снейп. Неужели она хочет поскорее закруглиться? Пожалуйста, Боженька, пусть все закончится… – Похоже, Северус наложил на нее какое-то заклятье, которое действует медленно, но довольно неприятно… рискну предположить, что весьма неприятно, особенно со временем. Я сообщу Северусу, что вы справлялись о нем, мистер Малфой. Кланяйтесь от меня вашей супруге, и желаю вам пребывать в добром здравии на протяжении всего нового года.

– Конечно, – произнес Малфой после еще одной короткой заминки; его тон снова стал ровным и вежливым. – И вам также не хворать. Передайте, пожалуйста, Северусу, чтобы он… прислал мне записку, когда поправится.

Хлопок перемещения, мазнувший по лицу порыв сухого ветра – и Лили поняла, что он исчез.

А через секунду ее сплющило знакомое давление аппарации – миссис Снейп перенесла их сквозь пространство и время, с Грейнторп-Аллей – в больницу Святого Мунго.

***

Она очнулась – словно тонула и вдруг вынырнула на поверхность; задыхаясь, молотила руками по воздуху и пыталась доказать телу, что тут нет никакой воды – здесь тепло, сухо и полумрак в комнате, но тело не слушалось, сердце бешено стучало, словно пыталось прорваться сквозь грудную клетку…

– Тс-с-с… – сказал знакомый голос, чудесно, благословенно знакомый голос, и она потянулась к его источнику и нашла то, что ей было нужно: чья-то рука в ее руке; ее бережно поглаживали – по пальцам, по запястью; она стиснула чужую ладонь… – Тише, все в порядке, ты в безопасности.

– Знаю, – сказала Лили шепотом и схватила эту замечательную руку за предплечье; потянула ее к себе, пытаясь заполучить все тело – такое теплое, прекрасное, родное и уютное. – Ты здесь – я знаю…

Она умудрилась затащить это тело к себе на кровать и крепко его обняла, чтобы оно никуда не делось. Кто это такой, вспомнить никак не удавалось, но это было неважно – она точно знала, что рядом с ней именно тот, кто ей нужен; кто ей необходим. Лили положила голову ему на грудь – передвинулась, чтобы слышать приглушенный стук сердца… и только тогда наконец начала расслабляться. Ужас потихоньку растворялся – и лихорадочное облегчение тоже – постепенно превращаясь в умиротворенный покой…

Она не знала, сколько так пролежала. Похоже, что долго, если только она не уснула снова. Сознание постепенно прояснялось; возможно, что в себя ее привело биение чужого сердца под ухом – оно часто стучало, колотилось, как у колибри. Зажмурившись, Лили лежала и прислушивалась, собирая в единую картину этот перестук и чужое неровное дыхание над головой, мягко ерошащее волосы, а потом чуть-чуть приоткрыла глаза и увидела темный халат, скудно освещенную комнату, похоже, что в какой-то больнице, и мрак за окошком – зимой отчего-то всегда кажется темнее…

А затем – внезапно, как вскрик – она осознала, где именно находится: на больничной кровати, и при этом практически улеглась на Северуса.

Лили рванулась вверх, словно ужаленная каким-то заклинанием, и уставилась на свою “подушку”. Вероятно, глаза ее были комично круглыми – ее глаза, но не его; он смотрел на нее так, словно все это было в порядке вещей, и никто не вытворял ничего странного… но она-то помнила, как колотилось его сердце.

– Привет, – сказала она – это прозвучало слишком бодро и неловко. Им что, обязательно было делать койки такими узкими? Она прижималась к Северусу бедром, да вдобавок еще и закинула на него левую ногу – голую, поскольку какой-то извращенец переодел Лили в больничный халат, и какое же счастье, что в Мунго на больничной одежде завязки были сбоку… Даже сейчас, когда она приподнялась, опираясь на локоть, то все равно продолжала нависать над Северусом, задевая его плечо волосами – но если бы она откатилась в сторону, то тут же свалилась бы на пол.

– Похоже, тебе стало лучше, – произнес Сев – так, словно и не существовало никакого бедрами-прижиманья, ногами-обниманья и волос-на-плече-лежанья. От благодарности ей захотелось его расцеловать, но по причинам вполне очевидным она воздержалась.

Не уронив никого из них на пол, он каким-то чудом из-под нее выскользнул – несмотря на ту ужасную, неудобную позу, в которой они оказались – и опустился на стул у кровати. На Северусе был темно-зеленый халат, накинутый поверх больничной одежды цвета шалфея – не лаймового… да что в этом дурацком месте с колористикой? Как только Лили доберется до дома – тут же повыбрасывает все зеленое, что найдется в ее гардеробе.

– Тебе лучше? – спросил Сев, словно ждал от нее подтверждения, и поплотнее запахнулся в халат – возможно, переживал, не получив ответа… Но она чувствовала себя превосходно, только очень уж глупо.

– Да, я чувствую себя хорошо, – отозвалась она, стараясь улечься на кровати по-нормальному и водворить голую ногу на ее законное место под больничное одеяние. – Они объяснили, что со мной стряслось?

– До конца они не уверены, – по голосу было очень заметно, что именно он думает об интеллекте мунговского персонала, а интонации весьма смахивали на материнские. – Они считают – это последствия наложенного тобой проклятия.

– А потом, значит, еще и аппарация, вот я и потеряла сознание… Я ведь его потеряла, да? – она нахмурилась. – Не могу вспомнить, как мы сюда попали…

– Да, именно так. Мать сказала – у тебя были трудности с поддержанием равновесия, и ты сообщала, что испытываешь боль.

Северус помедлил – отчего-то его молчание заставляло думать, что он мог бы что-то добавить, но не хочет.

Как же она радовалась тому, что снова способна нормально видеть. Лили пристально вглядывалась в его лицо – оно казалось не таким замкнутым, как вчера до больницы.

– Что? – спросила она и, проверив украдкой, что уродливое зеленое одеяние больше нигде не просвечивает, подобрала под себя ноги, чтобы сесть и откинуться на изголовье. – В чем дело? Ты думаешь, что они ошибаются, так ведь?

Он все еще не мог решиться – и наконец произнес, уставившись куда-то в район ее ступней:

– Можешь описать мне свои симптомы? Так полно, как только вспомнишь?

Поморщившись, она потерла глаза.

– Как будто я свалилась с лестницы или подцепила жуткую простуду. Было просто… плохо. А потом я попробовала встать и не смогла, а вокруг все кренилось. И глаза болели от света, а когда я пыталась куда-то посмотреть – начинала кружиться голова.

Теперь Лили практически слышала, как он колеблется.

– Сев, в чем дело? Ты можешь мне рассказать, – она заставила себя продолжить. – Если дальше меня ждет какая-нибудь гадость…

– Нет, ничего такого, но…

Казалось, ему было тяжело на нее смотреть – он постоянно отводил взгляд. Надо думать, опасался ее реакции. Она постаралась сделать самое обнадеживающее лицо, какое только умела.

– С тобой не случится ничего плохого, – произнес он негромко. – Я лишь… тот эффект, который ты описываешь – с учетом наложенного тобой заклинания, существует всего одна ветвь магии, которая могла бы привести к подобной отдаче.

Лили выжидала, совершенно сбитая с толку. Судя по тону, по тому, как он искал ее взглядом, Сев ожидал, что его поймут с полуслова. Но она не понимала.

– О чем это ты?

Довольно долго он молчал. У нее тревожно засосало под ложечкой.

– Этот эффект характерен для Темных искусств, – выдавил он наконец – словно сбросил с плеч камень, чтобы без помех подготовиться к предстоящему взрыву.

У нее отвалилась челюсть.

– Что?.. Темные искусства – да я бы ни за что!.. Я никогда ими не пользовалась! Как ты можешь…

– Ты точно уверена, что Контрапассо не темное заклинание? – он говорил так рассудительно, что она даже почти не рассердилась – и не испугалась, не почувствовала себя нехорошо…

– Конечно, уверена! Его же Дамблдор придумал – он сам меня научил! Он не стал бы учить ничему тако…

Как Круциатус получается лучше у тех, кто хочет причинить боль, так и Контрапассо лучше получается у тех, кто хочет простить…

– Лили, – Северус продолжал терпеливо ее увещевать, – Темные искусства не связаны с намерением причинить вред. Ты не…

– Не надо, – прошептала Лили; сердце в груди колотилось мучительно и часто, – не надо. Я не хочу это слышать… об этом спорить, – она стиснула виски руками, – я не могу, Северус. Ты же знаешь, что я думаю о… что я думаю. О них. Дамблдор бы никогда… нет…

Дамблдор растил твоего сына, как агнца на закланье…

Он ответил не сразу.

– Хорошо, – его голос стал ледяным. – Тогда остановимся на предложенном Мунго диагнозе и покончим с этим вопросом.

Северус резко поднялся со стула и пересек комнату. Лили услышала, как льется жидкость, а затем он вернулся и протянул ей стакан воды, отрывисто сказав:

– Держи.