Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

– Хвост, ты просто золото, – выдохнул Джеймс и спрыгнул с кровати – так резво, словно никогда не ввязывался в ту стычку со Снейпом и не схлопотал в результате шишку размером с мандарин. Типично для этого нового, непонятного Снейпа – Ремус вообще-то ждал от него другого… что если ему подвернется такая удобная возможность, и он застанет врасплох Джеймса и Питера, – да что там, любого из них четверых, – то Джеймса, что называется, будут опознавать по зубам.

Пока Ремус осмысливал этот факт, Джеймс расхаживал по комнате взад-вперед – слова рвались из него наружу, мешая друг другу; словно брали пример с Доры, племянницы Сириуса, чьи колдографии свежеиспеченному дяде время от времени присылала Андромеда. (Малышка вечно норовила то что-то грохнуть, то грохнуться сама; так, на последнем снимке от встречи с ней пострадала рождественская елка Тонксов).

– …вот увидишь, Бродяга, – продолжал говорить Джеймс, – попомни мои слова. Как только спадет заклятье, под которым ее держит этот грязный хам, все тут же наладится. Эванс не в себе; это темная магия – Снейп с головой в нее влез, по макушку свою немытую, а сейчас так и вовсе… Эванс хочет освободиться, поэтому так и плачет. Мы должны ей помочь! Хвост, ты же рассказал Дамблдору насчет Снейпа и темной магии?..

– Ну, насчет запахов я ничего ему не говорил, – почти извиняющимся тоном откликнулся Питер. – Не мог же я сознаться, что умею превращаться в крысу.

– Но ты же сообщил ему, что видел, как Снейп занимался темной магией… это-то ты мог?

– Я рассказал ему, где Снейп ночует. В свою спальню он и носа не кажет – я точно знаю, Эйвери, Мальсибер и остальные сегодня говорили об этом в библиотеке, а я услышал.

Ремус моргнул – что-что?.. Он уставился на Питера, но все внимание того поглощали Сириус и Джеймс – который как раз дошел до того угла, где стояли кровати Сириуса и Питера.

– Его нет в спальне? – переспросил Джеймс заинтересованно. – Ну да – небось творит где-нибудь свои темные заклятья, чтобы заставить Эванс…

Он с размаху хлопнулся к Питеру на кровать и страшно побледнел. От лица у него отхлынула вся кровь – и это была не просто фигура речи, Ремусу сразу вспомнилась та маггловская больница, в которой работала мама, и как там людям переливали кровь: она стекала по трубочкам вниз, и оставался только пластиковый пакет, серый и пустой.

– О Мерлин! – выдохнул Джеймс и практически взлетел со своего места, но на этом не остановился – метнулся к двери, с силой ее толкнул и вихрем помчался вниз по лестнице.

– В какой Пиздостан его понесло? – сквозь зубы проворчал Сириус, но тоже встал и поспешил следом, едва не срываясь на бег.

Питер поднял на Ремуса широко распахнутые глаза – и бросился за друзьями вдогонку.

– О Боже… Что ж он геем-то не родился… – пробормотал Ремус и тоже заторопился вниз, в гостиную.

Джеймс, как оказалось, стоял и надрывался во всю мочь у подножия той лестницы, что вела к спальням девчонок. В комнате кое-кто посмеивался, кое-кто показывал на него пальцем, и почти все смотрели, не отрываясь. Ремус порой задумывался, кто еще в школе считал Мародеров полными идиотами. Не один Снейп, это уж как пить дать.

– Здесь тебе не бордель, Поттер, – на ступеньках появилась Фелисити Медоуз и заставила Джеймса отступить на шаг назад, ткнув его пальцем в плечо. – Тут нельзя просто покричать мадам и потребовать привести тебе девочку. Итак, – она поправила ярко-розовую шаль и провела рукой по темным волосам, перекидывая всю копну на одно плечо, – чего тебе, бриллиантовый?

– Я ищу Эванс, – немедленно откликнулся Джеймс. – Она наверху?

– Нет, – Фелисити приподняла брови, подчеркнуто удивляясь такому вопросу. – Хочешь узнать, где она сейчас?

– Да!

– Джеймс… – попытался вставить Ремус – он слишком хорошо знал Фелисити, и…

Она вытянула руки – ладонями вниз – и растопырила пальцы; потом запрокинула голову – ресницы ее затрепетали, глаза закатились, а в горле заклокотал низкий гортанный звук.

– Сохатый… Смотри, что ты натворил, – вздохнул Сириус.

– Я… вижу… – простонала Фелисити. – Я… вижу!

Гостиная следила за ней с интересом. Ремус подумывал о том, чтобы со скучающим видом взглянуть на часы, но передумал: она сейчас все равно ничего не заметит. Хорошо хоть Фрэнк Лонгботтом спокойно сидел в уголке и занимался своим эссе, напрочь игнорируя происходящее.

Фелисити сдавленно вскрикнула и схватилась за горло, но Фрэнк и ухом не повел, поленившись даже поднять на нее взгляд.

– Мои глаза! – воскликнула она. – О ужас! Нет – это невыносимо – я не могу…

И, грациозно покачнувшись, отступила в сторону и картинно повисла на Сириусе; тот со вздохом отцепил ее от себя и тычком поставил на ноги – она запнулась о шаль и едва не упала.

– Ну так что? – спросил Джеймс настойчиво.

Фелисити натянула шаль на плечи, одарив его неприязненным взором.

– Не подходи ко мне, Поттер. Из-за тебя и твоих дурацких вопросов я только что пережила страшное потрясение. Оно отняло у меня несколько лет жизни. Из-за него даже у моих будущих внуков прибавилось седых волос…

– Но почему? – Джеймс почти трепетал.

– Моим глазам предстало кошмарное зрелище: я увидела, как Лили Эванс трахается со Снейпом, – с жестокой небрежностью ответствовала она. Полкомнаты так и ахнуло; девчонки взвизгнули, а Клайв Поттер-Пирбрайт, развлекая соседей, весьма натурально изобразил, что его вот-вот стошнит.

Джеймс страшно побелел – весь, и даже губы, – а затем и вовсе стал каким-то зеленоватым. “Вот уж действительно – как мешком из-за угла огрели”, – подумал Ремус.

– Спасибо, Фелисити, – сказал он (Сириус тем временем схватил за руку застывшего столбом Джеймса и утащил его за собой, на винтовую лестницу, ведущую к спальням мальчиков). – Как с тобой приятно общаться – твой психиатр небось говорит то же самое.

– Как это мило, Хлюпин, – пошевелив пальцами, проворковала Фелисити. – Может, мне и тебе погадать? Могу даже бесплатно…

– Ну вот, а говорила – тут не бордель, – бросил Ремус и, собираясь вернуться к себе в комнату, открыл дверь на лестницу.

Оттуда опрометью вылетел Джеймс – врезался в него с такой силой, что Ремус отступил на шаг назад; в глазах словно взорвался фейерверк… Бух! Бах! Похоже, кто-то на кого-то упал… потом зрение прояснилось: Питер валялся оглушенный, а Джеймс уже умчался прочь – только пыль столбом…

С грохотом закрылся портрет.

– Твою же мать… – Сириус переступил через распростертого на полу приятеля. – В коридор тот поперся – рыцарь без страха и упрека, бля…

И он поспешил за Джеймсом, предоставив Ремусу поднимать Питера на ноги, а потом догонять друзей. Питер был явно взволнован – нетерпеливое, почти предвкушающее выражение, – но Ремус чувствовал себя так, словно торопится предотвратить убийство.

Вот только он и сам не знал, кого и от кого надо спасать… Снейпа от Джеймса – или наоборот?

***

Лили старалась не отстать от Северуса – не сводила глаз с его спины, и не только потому, что не узнавала дорогу. Ужин уже закончился; те незаметные проходы, по которым они следовали, порой пересекались с оживленными коридорами – чужие голоса накатывали волнами, и у нее начинало звенеть в ушах. Северус, должно быть, знал, что она тут, – Лили пришлось достать палочку и зажечь Люмос, чтобы не навернуться во мраке, – но молчал. И не оборачивался.

В голове промелькнула непрошенная мысль: вот было бы здорово, если бы он как-нибудь показал ей Хогвартс – всякие укромные уголки, где чувствуется душа замка… и чтобы только они вдвоем, и никого вокруг…

Впереди заскрежетал камень; дрогнули и побледнели тени, обступившие огонек ее Люмоса – прямо по курсу наметился серебристый просвет. Мерцание – и Северус пропал; Лили рванулась за ним и ввалилась в какой-то коридор.

Там было холодно и затхло; сквозь череду высоких окошек с ромбовидными переплетами снопиками падали лунные лучи. Похоже, это был тот самый заброшенный коридор, который вел к лестнице и башенке.

Лили сощурилась и попыталась посветить себе Люмосом, чтобы найти Северуса… и чуть не ткнула его в подбородок – он, как оказалось, стоял совсем рядом. Взвизгнув, она выронила палочку – та покатилась по полу, и огонек на ее кончике заморгал и погас; остались только темнота да дорожка лунных пятен на пыльном полу.

– Ну? Ты чего-то хотела? – спросил Северус.

Вся заготовленная речь тут же вылетела из головы; продуманные аргументы, благие намерения оставаться спокойной и бесстрастной – все это рассеялось, как дым; исчезло, как искорка Люмоса с ее оброненной палочки.

– Чего я хотела? – повторила Лили. – О, так тебе вдруг стало интересно?

– Разве я когда-нибудь задавал вопросы только из вежливости?

– За последние двадцать два года не поручусь – меня там не было, но все же рискну предположить, что это чертовски маловероятно! И перестань быть такой сволочью – вот чего я от тебя хотела!

– А ты, как я погляжу, стала крупным экспертом по сволочизму, – немедленно парировал он. Разглядеть его лицо Лили не могла – лунный свет выхватывал из мрака только узкую полоску кожи, – но готова была поручиться: оно такое же, как и его голос, бесстрастное и насмешливое.

– Да уж, еще бы! – огрызнулась она. – Я столько лет с тобой дружила, а потом с Джеймсом и остальными, а теперь вот опять с тобой – как тут экспертом не стать! И знаешь что? В тебе одном куда больше сволочизма, чем в них во всех вместе взятых!

– Польщен столь высокой оценкой моих достоинств, – откликнулся он – таким тоном, словно вся эта тирада его совершенно не задела.

– Да, представь себе, я вообще в тебе вижу массу достоинств – не ожидал, да? И хочу, чтобы ты тоже хорошо ко мне относился, но ты ведь ни хрена не объясняешь, просто отталкиваешь меня и уходишь, и все… Сев, я не такая умная, как ты, я не сумею вычислить, что у тебя на уме…

– Ну разумеется, не сумеешь, – кажется, он счел ее полной идиоткой уже за одни эти слова. – Я был двойным агентом много лет – куда дольше, чем ты красовалась в рядах Ордена; да, Темный Лорд в конце концов меня убил – но он, черт подери, и тогда думал, что я на его стороне.

– Я там вовсе не красовалась! – Лили оскорбилась настолько, что даже сменила тему; самые разумные из ее серых клеточек не преминули отметить, что этого-то, должно быть, Северус и добивался.

– Да? В таком случае, впору поинтересоваться, чем же ты там занималась – слепой котенок, и тот больше твоего замечает; даже Поттер видит опасность куда лучше, чем ты.

– Я же говорила, что создавала… но не в этом дело! Мне без разницы, красовалась я там по-твоему или нет; мне вообще начхать, кто что делал во время войны, меня заботит только то, что есть сейчас! А сейчас ты держишься так… словно меня ненавидишь, – конец фразы прозвучал неожиданно жалобно.

– Не ненавижу, нет, – возразил Северус – без желания отмахнуться, но и без особого воодушевления. Он словно закрылся от нее. Наглухо.

– Тогда не веди себя так. Пожалуйста… – слово вырвалось само собой, почти помимо воли, но Лили все же заставила себя продолжать. – Я хочу, чтобы мы снова стали друзьями. Это единственное, что есть хорошего во всем этом возвращении назад, когда все повторяется по второму кругу… Мне так ужасно жаль, что я сбежала, когда…

– Иначе и быть не могло, – его голос чуть смягчился. – Это темное проклятие, Лили. Ты была не в себе.

– Но…

– Попробуй все-таки допустить, что я весьма неплохо разбираюсь в темной магии.

– Но ты же не сбежал, как только Контрапассо с тебя спало.

– Нет, я разгромил палату и пообещал распотрошить целителей, если они немедленно тебя не найдут, – ей показалось, что на этих словах он чуть скривился.

– Но… почему я тогда так поступила?

Северус вздохнул. Лили так и подмывало сказать, как это нелогично с его стороны: сначала годами донимать ее разговорами о темной магии, а теперь кипятиться из-за того, что приходится что-то объяснять.

– Потому что темная магия действует на разум – и жертвы это тоже касается. Принцип тот же: кто может контролировать себя, когда творит заклятье, может и дистанцироваться от своих ощущений, когда заклятье наложено на него. Ты же вся уходишь в сиюминутное переживание, тебе никогда не приходилось внутренне отстраняться и подниматься над своими эмоциональными импульсами. Если бы ты осталась и начала надо мной хлопотать, это значило бы, что та дрянь все еще на тебя действует.

– А почему ты тогда так расстроился… и разозлился?

– Потому что только что провел исцеляющий обряд, а это сложная темная магия. Я всегда испытываю злость, но обычно лучше ее сублимирую.

– Но ты всегда раздражительный, – возразила Лили. – По меркам обычных людей, я имею в виду.

– Это потому, что я всегда злюсь – просто не показываю, насколько именно.

Лили моргнула. Самое ужасное – это подозрительно походило на правду. Стоило только застать его в минуту, когда контроль ослабевал, и становилось ясно: все эмоции, которые были видны до этого, лишь верхушка айсберга.

– Это же… О Господи, Сев, и как ты только не взрываешься?

– Так же, как не даю темной магии свести меня с ума, – его голос казался безучастным и одновременно язвительным. – Я сохраняю самообладание.

И тут, в секунду нехарактерного для нее прозрения, Лили осознала: да ведь для него это возвращение назад – все равно что одно бесконечное испытание на прочность. Каждая секунда каждого дня грозила переполнить чашу его терпения; любой другой на его месте давно бы вспылил, но Северус только крепче стискивал зубы и заталкивал свою агрессию куда подальше.

– Я пыталась что-нибудь придумать, чтобы Джеймс с ребятами от тебя отвязались, – это прозвучало слишком неуверенно – совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Северус фыркнул – точно тигр, который чуть не поперхнулся костью антилопы.

– Для этого тебе придется кого-нибудь обезглавить. Либо их, либо меня.

Лили почувствовала, что соглашаться нельзя: это только обострит его пессимизм.

– А может, нам просто рассказать им правду?

В обступившей их мутной мгле ничего было толком не разобрать… похоже, он уставился на нее, пристально и жестко.

– Правду?

– Ну… что мы из будущего. В некотором роде.

– Ни за что, – возразил он с таким жаром, что Лили едва не поморщилась.

– Но почему? Одними уговорами от них ничего не добьешься, но вот если мы скажем…

– Что? У этих тупых гриффиндорцев и так язык без костей – они и собственные-то секреты растрепать норовят, даже те, за которые их и посадить могут. А ты хочешь им рассказать, что я владею информацией, которая может изменить ход войны?

– Но…

– Петтигрю вот-вот станет Пожирателем Смерти, – прошипел Северус; Лили показалось, что он сейчас схватит ее за галстук и рванет на себя – так, чтобы оказаться нос к носу… но нет – его руки были по-прежнему скрещены на груди. – Не знаю, нашел ли он поручителя, но семена бунта уже посеяны и готовы дать всходы – уверяю тебя, я ясно это вижу. Сообщи ему, что мои знания могут переломить ход войны в пользу Дамблдора – и его будущее обеспечено; он сможет снискать расположение Темного Лорда и ракетой взлетит на высшую ступень иерархии. Подарка лучше для него просто не придумаешь – разве что нам повезет, и гаденыш лопнет со смеху.

Лили сглотнула, но не успела вставить ни слова, потому что Северус продолжил:

– И Дамблдор наверняка об этом узнает – если уже не узнал… хотя пожалуй все-таки нет, иначе он начал бы действовать. Сейчас он перебирает гипотезы, но не нашел еще ту, которая объясняла бы все факты. Но непременно найдет – это только вопрос времени.

– Но ты так много знаешь о войне, – в ее голосе помимо воли прорезались умоляющие нотки. – Ты мог бы ему помочь – в смысле, Дамблдору. И тогда Джеймс с ребятами поймут, что ты на нашей стороне, и…

– Дамблдор захочет, чтобы я на него шпионил, – отрезал Северус таким мрачным и холодным тоном, что у Лили свело живот от леденящего ощущения. Перед глазами встали непрошеные образы: Северус преклоняет колени – сначала в кабинете перед Дамблдором, а потом перед Волдемортом, чьи глаза отливают красным…

– Информация, – продолжал он, – это, конечно, хорошо, вот только он обязательно примет меры, чтобы мои данные не успевали устаревать. Я проходил через это дважды – с меня довольно.

Лили уже открыла рот… и не нашлась с ответом. Разум бурлил, но не порождал ничего внятного, ничего, кроме мысли о том, что Северус был шпионом почти столько же лет, сколько прожил на свете Гарри, а потом умер, и попал сюда, и снова чуть не умер, лишь бы только не стать Пожирателем…

А потом в голове вспыхнул свет – словно окно, что зажглось в конце длинной и темной улицы, и Лили охватила взглядом сразу всю картину – дороги, и перекрестки, и слой прошлого под настоящим, будто поверх старого асфальта положили новый, чтобы затянуть все борозды и выбоины. Она знала, что сказала бы на ее месте прежняя Лили; этот ответ и сейчас просился с языка: “Но мы же не можем просто сидеть сложа руки! Мы должны сделать все, что в наших силах, мы должны сражаться, Северус! Мы так много знаем, мы можем помочь – ты сам сказал, что мы можем изменить ход войны!”

Но слова эти так и остались непроизнесенными. Потому что та Лили, что стояла в этом пыльном заброшенном коридоре, видела куда больше, чем прежняя: что Северус сделал все, что мог, отдал войне всего себя – дважды – и погиб. Деталей она не знала, но и не нуждалась в них, потому что видела последствия – только вчера в башне, когда его болезненная беззащитность у нее на глазах превратилась в жестокость.

Она была там, когда все только начиналось – много лет тому назад, в тот солнечный день у дерева рядом с озером.

Но отвернулась и умыла руки.

И то новое, что она смогла разглядеть, превратилось в понимание и легло поверх прежних ее убеждений, точно асфальтовая дорога, устремленная в будущее.

– Так что же нам тогда делать? – прошептала она.

Северус долго не отвечал, и у нее колотилось сердце – все сильнее и сильнее, с каждым мгновением тишины, с каждым мгновением молчания – пульсировало в висках, в ушах, в пальцах…

– Что делать тебе, ты решишь сама, – сказал он наконец. – Что до меня, то я собираюсь исчезнуть.

Внутри стало пусто – как от заклинания, разом испарившего всю ее кровь.

– Исчезнуть? – собственный голос показался ей чужим – так слабо он прозвучал.

– Да, – по его лицу было ничего не разобрать. Как и по интонациям – бесцветным, тусклым. – Глупо было даже помышлять о возвращении сюда. Что ж, по крайней мере, теперь я это понял. Когда я уйду, все вздохнут с облегчением… все, включая и меня.

– Но… но ты не можешь, – все так же слабо сказала Лили.

Что я без тебя буду делать?

Она моргнула – эта мысль Люмосом воссияла в голове, но вместо того, чтобы промелькнуть и потухнуть, оставив после себя только смутные следы, продолжила гореть ровно и ярко, точно огонек волшебной палочки.

– Я обо всем позаботился, – Северус продолжал говорить – а Лили просто стояла рядом, и та единственная мысль тихим светом наполняла все ее существо. – Можешь не опасаться амбициозных слизеринцев – как, впрочем, и остальных студентов; ты защищена как от случайных атак, так и от спланированных нападений. Но больше я тебе ничего не расскажу, на случай, если Дамблдор…

За спиной у Лили бухнуло – будто что-то твердое с размаху врезалось в дерево. Северус замолчал, и они оба услышали:

– Снейп! – толстая дубовая дверь приглушала звуки, но это был точно Джеймс – его голос… – Мы знаем, что ты там!

– Он что, не мог придумать ловушку поумнее? – с неприкрытым отвращением фыркнул Северус.

– Мы знаем, что Эванс у тебя!

– Твой выход, – Северус повернулся, собираясь уходить.

Ее губы шевельнулись: нет!..

– Сев! – Лили поймала его за руку – пальцы легли на сгиб локтя.

– Снейп! Открой дверь!

Она слышала, что снаружи началась какая-то возня, но сознание раздвоилось – будто освоило тот фокус с разделением разума, о котором упоминал Сев; одна ее половина воспринимала то, что вокруг, а другая видела только Северуса – насколько его можно было разглядеть в этом коридоре, скудно освещенном и пропахшем пылью; и сердце у Лили трепетало, готовое выпрыгнуть из груди, а в сердце трепетала уверенность, что надо все как-то исправить, хоть она и не представляла, что делать и как найти слова…

– Пожалуйста, не уходи, – взмолилась она, вкладывая в эти слова все сразу – и сиюминутное “не уходи отсюда”, и более глобальное “не уходи из школы”, но прежде всего, конечно, всеобъемлющее “не уходи из моей жизни”. Ибо если Лили и была в чем уверена, так это в том, что если позволит Северусу исчезнуть сейчас, то больше никогда его не увидит.

За дверью что-то взорвалось, но монолитная створка не поддалась, только в воздухе едко запахло гарью. Лили даже не стала смотреть, что там случилось.

Северус стоял к ней спиной – помедлил еще мгновение, а потом все-таки повернулся. У Лили екнуло сердце – она и сама не знала, от облегчения или прилива адреналина…

…а потом он прошел мимо нее и распахнул дверь настежь.

В коридор хлынул факельный свет, и все вокруг снова стало цветным – но Лили не могла отделаться от чувства, что она что-то потеряла.

На щербатой двери снаружи появилась крупная подпалина. Северус взглянул на нее:

– Уничтожаем школьную собственность, Поттер? И на редкость бездарно, к тому же. Ай-яй-яй.

– Ты!.. – Джеймс был вне себя. Его лицо, всегда такое жизнерадостное, стало бледным как мел и исказилось, будто от страха. Это настораживало, пожалуй что даже пугало.

Лили подошла ближе, заглянула в коридор, встав за плечом у Северуса, но, как и он, порог так и не переступила.

– Что случилось? – спросила она, наполовину опасаясь, что Джеймс попал под какое-то темное заклятье; от этой школы всего можно ожидать…

– Эванс! – выдохнул Джеймс и бросился вперед…

Ослепительная вспышка – и его сбило с ног и отшвырнуло назад; он по инерции отлетел на несколько шагов и шлепнулся на пол.

– Сохатый, я же предупреждал, что тут чары! – недовольно произнес Питер, в то время как Ремус наклонился, чтобы помочь Джеймсу – но с тем же успехом мог и не утруждаться, потому что уже через мгновение тот вскочил сам, растрепанный и взъерошенный.

– Может, мне кто-нибудь объяснит, что стряслось? – спросила Лили ошарашенно. – Ремус?..

– Ну, помимо всего прочего, – скороговоркой выпалил тот – будто пытался сказать как можно больше, пока его не перебили, но не хотел накалять атмосферу, – Фелисити Медоуз.

Лили застонала.

– Вот же корова – в каждой бочке затычка…

– Сейчас же отдай Эванс, – Джеймс почти задыхался, – мы знаем, что ты держишь ее под темным заклятьем, Снейп, мы знаем…

– Лили свободная личность, – Северус говорил без нажима, но нотки скучного отвращения в голосе превращали его слова в изысканное оскорбление. – Захочет – пойдет с тобой, захочет – останется здесь, захочет – отправится на пикник в Швейцарские Альпы.

– В январе? Ни за что, – откликнулась Лили, пытаясь подавить раздражение – на Джеймса и на этот его крестовый поход, призванный спасти ее от несуществующей опасности. – Ты о чем вообще говоришь? Сев держит меня под темным заклятьем? Я же тебе говорила, что это не он, и кроме того, оно все равно уже развеялось…

– Да, одно он с тебя снял, – яростно возразил Джеймс, – но тут же наложил другое! Мы точно это знаем!

– Ты точно это знаешь, Сохатый, – перебил Сириус. Лили дернулась – до сих пор она его не замечала, хотя тот стоял на самом виду, потому что была полностью поглощена Джеймсом – настолько у него перекосилось лицо – и Северусом, чье невесомое присутствие рядом заставляло заподозрить, что он умел не только будто бы утраиваться в размерах, но и становиться легче перышка.

– Это у Сохатого теория такая бредовая: что Сопливус-де присушил тебя какой-то темной ворожбой, чтобы это ты бегала за ним хвостиком, а не наоборот, – сказал Сириус – в его интонациях тоже слышались скука и отвращение, и Лили моргнула. – Не хочется ему признавать, что весь последний год сдуру считал тебя стоящим человеком.

На мгновение Лили обомлела: она не питала к Сириусу особой симпатии и подозревала, что и он к ней тоже, но до сих пор никогда не слышала от него ничего… столь откровенно враждебного. Стоило только изобразить дружелюбие – и он всегда подыгрывал.

– Бродяга! – воскликнул Джеймс, разворачиваясь к нему. – Не говори так с ней, она же не в своем уме…

– Может, и так – она по жизни не в своем уме, – с безжалостной твердостью продолжил Сириус, – но это точно никакое не проклятие.

– По-моему, нам всем сейчас стоит разойтись, а утром снова все обсудить, – вмешался Ремус. Он пытался казаться спокойным, но смотрел на них четверых – на нее, Сириуса, Джеймса, даже на Северуса – выжидательно и настороженно.

Взгляд Лили нечаянно упал на Питера. Какое у него было лицо – он жадно следил за этой сценой…

– Нет, – с жаром возразил Джеймс, снова приковывая ее внимание к себе. (У Ремуса еле заметно обмякли плечи – Лили угадала неслышный вздох). – Лунатик, я забираю Эванс, и немедленно. Бродяга, я не понимаю, в чем проблема…

– В том, что ты сходишь с ума по девчонке, которой больше по душе этот дерьмовый Пожиратель!

– А знаете, – Лили вспыхнула – к щекам прилила кровь, – мне уже давно интересно – вы не могли бы для меня кое-что прояснить?..

– Да? Что именно? – быстро откликнулся Ремус; его взгляд перебегал то на нее и Северуса, то на Джеймса с Сириусом, которые, в свою очередь, тоже обменивались более или менее сердитыми взорами. Лицо Сириуса… сейчас оно казалось почти уродливым.

– Ваша карта, – прищурившись, сказала Лили, – та, которая показывает школу. Вы когда-нибудь пользовались ею, чтобы подкарауливать Северуса?

Северус, который до этого стоял неподвижно и молча, вдруг ни с того ни с сего наступил ей на ногу.

– Ай! Да что такого-то? – прошипела она.

– Я думал, ты усвоила, – прошипел он в ответ так тихо, что никто из стоявшей в коридоре четверки не смог бы ничего разобрать, – что я, черт побери, и сам способен за себя постоять.

– Вечно ты… со своей мужской крутостью, – у Лили по-прежнему горели щеки.

– А что, если да? – спросил Сириус небрежно; вся его поза излучала скуку и безразличие.

Такое вопиющее бездушие ее просто потрясло.

– А то, что это подлость! – воскликнула она – лицо пылало от чего-то, весьма похожего на стыд. – Как же вы могли?..

– Не заставляй меня применять Силенцио, – негромко сказал Северус, одарив ее таким убийственным взором, который наверняка вселил бы благоговейный трепет в любого, кроме его матери, и, возможно, Волдеморта.

– Но… – начала Лили, но ее слова заглушил возглас Сириуса:

– Ебать, Сохатый! Ну, теперь-то ты видишь? Она совсем рехнулась…

– Это все из-за проклятия!

– А что если нет, бля? – прокричал Сириус. – Если это никакое на хуй не проклятие, и она этого правда хочет? Тогда до тебя наконец дойдет?

– Тс-с, – неожиданно зашипел Ремус; Лили не поняла, почему, пока…

…пока на залитый светом факелов пол не легла черная тень – из-за угла появилась…

…профессор Макгонагалл.

– Двадцать пять баллов с Гриффиндора, мистер Блэк, – сказала она резко, – за такие выражения. Все остальные, – Макгонагалл остановилась неподалеку от выясняющей отношения четверки и окинула их внимательным, почти осуждающим взором, – вы должны явиться к директору.

– Но мы ничего не делали! – запротестовал Питер. – Пожалуйста, профессор, это все Снейп…

– Ничего подобного! – возмутилась Лили. Северус рядом вздохнул – тихонько, почти неразличимо.

– Мистер Петтигрю, мисс Эванс, – произнесла Макгонагалл таким металлическим тоном, что это уже смахивало на лязганье, – об этих бесконечных драках мы поговорим потом. Сейчас речь пойдет о другом. Вас четверых, – она взглянула на Мародеров поверх очков, – как и мистера Снейпа, хотел видеть директор. Прямо сейчас. Будьте так добры, следуйте за мной.

На Ремусе, как заметила Лили, просто лица не было. Остальные излучали смесь надежды, раздражения, отвращения и беспокойства – в разных пропорциях… но Ремус выглядел так, словно только что увидел, как для него возводят эшафот. Неужели он знал, чего от них хочет директор? Но тогда при чем тут Сев?

– Мисс Эванс, – сказала Макгонагалл, – возвращайтесь в башню Гриффиндора.

– Что? Но я тоже хочу с ними, – брякнула Лили.

– Чего вы хотите, не имеет значения, – казалось, ее задело уже одно предположение, что Лили может думать иначе. – Происходящее вас не касается. Вы пятеро – за мной. И чтоб никаких мне выяснений отношений – ни оскорблений, ни заклинаний, ни драк по дороге.

Ощутив прикосновение к локтю, Лили вздрогнула. Еле заметное, легкое как пушинка, но все-таки она его почувствовала. Вряд ли Сев задел ее случайно; нет, он нарочно до нее дотронулся, когда переступал порог.

Забавная мелочь, пустяк – но сердце тут же встрепенулось и взмыло к небесам, как птица, у которой наконец-то срослось крыло. Лили смотрела им вслед – Северус шел последним, бесшумной, скользящей походкой – и на душе становилось необычайно легко, в ней просыпалась надежда…

А потом он бросил взгляд через плечо, когда сворачивал за угол, и на какой-то миг их глаза встретились. Радость полыхнула внутри, как петарда, у которой подожгли фитиль; Северус мгновение помедлил…

…а потом вся процессия скрылась за поворотом.

“Все будет хорошо, – подумала Лили; от облегчения на нее накатила слабость. – Северус изворотливый – он как-нибудь выкрутится”.

Но она не собиралась на этом успокаиваться и просто сидеть и ждать в гриффиндорской башне, как пай-девочка. Похоже, на пай-девочку она вообще больше не тянула.

К счастью, в Директорскую башню можно было попасть по потайному ходу. О нем мало кто знал; Дамблдор сам показал его Лили во время войны.

Она затворила за собой дверь в тот заброшенный коридор и побежала; нужно было поторапливаться, чтобы не пропустить ничего важного.

========== Глава 22 ==========

Потайной ход заканчивался за книжным шкафом. Там имелось и второе ответвление, которое вело в личные апартаменты директора, но ее интересовало именно это, позволяющее попасть в кабинет. А если отодвинуть в сторону маленькую панель, то можно было услышать все, что происходит за стеной. Лили невольно задумалась, часто ли Дамблдор стоял тут, наблюдая за студентами – или, может быть, членами Ордена? – которые ждали его в кабинете.

Чтобы отодвинуть панель, до нее сначала пришлось дотянуться – Дамблдор был на голову выше Лили, а эта штука располагалась на уровне его глаз. Так что в комнату заглянуть не получилось, но зато стало слышно…

Голос Сириуса. В памяти всплыло его лицо – то, как он выглядел в коридоре; ожесточившийся, мрачный, излучающий неприязнь, едва ли не отвращение… отчего-то это воспоминание оказалось неожиданно болезненным.

– …хули мы вообще тут.

– Я знаю, почему, – сознался Ремус; судя по слабому и бесцветному голосу, его мутило.