Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

– Тебе лучше уйти, – промолвил он наконец – надтреснутый голос, казалось, вот-вот сломается. – И попытаться жить как обычно. Так всем будет легче.

У Лили опустились плечи. Нет, так от него точно ничего не добиться – особенно сейчас, когда он в таком состоянии… Придется подождать и повторить попытку.

– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Что ж, тогда пошли… – и поправила сумку на плече – просто так, чтобы чем-то занять руки.

– Я сказал “ты”, а не “мы”.

– Как – ты остаешься?.. Сев, но тут же такая холодрыга!

Ей бы стоило прикусить язык, подумала Лили. Вся эта забота сейчас только выводила его из себя.

– Я уже вырос, Лили, – прорычал Северус. – Я говорил, что намерен остаться тут, и именно так я и сделаю!..

– А может, и мне тогда тоже остаться? – она хотела сказать это спокойным и дружелюбным тоном, но вышла только глухая угроза.

– А может, тебе просто сделать, как говорят, и свалить отсюда нахрен? Ты уже выздоровела; иди вон, поиграй с Мародерами, пока эти горе-спасатели всю школу к чертям не расфигачили.

На его лице застыла ненависть – точно лед, тонкой корочкой покрывающий пруд. Лили хотелось рвать на себе волосы, но она сдержалась и запихнула свое раздражение куда подальше. Северусу было плохо – опять – из-за ее вчерашнего поступка, хотя она и обещала, что больше никогда не причинит ему боли. Это по ее вине он теперь глядит волком, и не мешать ненавидеть – самое меньшее, что она может для него сделать.

Самое меньшее…

– Ладно. Я ухожу, – никакой реакции; его ненависть не затухала, но и не вспыхивала ярче. – Но только потому, что ты уже в окошко готов от меня сигануть.

В голову неожиданно пришла идея, и Лили повернулась к стрельчатому проему и выглянула наружу, пытаясь запомнить расположение башенки. С Сева бы сталось зачаровать это место от гостей (и от нее в том числе), но, возможно, получится залететь в окошко… или хотя бы подняться на крышу и оттуда ему покричать…

– Что ты делаешь? – холодно поинтересовался Северус.

– Видом любуюсь, – отвечала она тоном полнейшей невинности. – Там такая красота, вот я и решила взглянуть еще разочек.

– Ты что-то задумала, – его голос совершенно заледенел. – Что прямо-таки бросается в глаза – ни малейшего понятия о скрытности. Если ты собралась влететь сюда через окно, то я уже успел принять меры. Потому что прекрасно помню, – он оскалил плотно стиснутые зубы в подобии улыбки, – этот талант твоего супруга. Все его увлечения: квиддич, бег вдогонку за славой, шуточки, как у недоразвитого, как и… ах нет, кажется, это все. Других достоинств за ним как-то не припоминаю.

– Сев… – это вышло слишком пискляво, хоть Лили и пыталась держать себя в руках.

– Что, я разве что-то упустил?

– Все, я уже ухожу, – ломким голосом сказала она, судорожно стиснув в кулаке лямку своей сумки. – Но все равно вернусь, чтобы тебя проведать.

Потребовалось немалое усилие воли, чтобы заставить себя пройти мимо. Остановившись перед дверным проемом, Лили мельком глянула вниз, в этот провал в пустоту, на дне которого клубились густые тени, мешавшие рассмотреть пол – сколько бы там до него ни оставалось. Вдохнув поглубже, она уставилась прямо перед собой и уже примерилась шагнуть на платформу, умом прекрасно понимая, что она там есть, хотя и невидимая…

Боковое зрение уловило какое-то сияние, и Лили взглянула под ноги. Северус опять подсветил ступеньки, чтобы она видела, куда ступать.

Сердце ее затрепетало; она крутанулась на месте, но Сев по-прежнему стоял лицом к окну – напряженный, неподвижный и, кажется, почти… несчастный.

– Спасибо, – хотя он так и не обернулся, Лили все равно его поблагодарила; голос ее задрожал.

Она спускалась по мерцающим ступенькам – и дальше, по той винтовой лестнице внутри башенки, и никак не могла избавиться от застрявшего в горле тяжелого и сухого кома, и все время думала, что именно за это так и ненавидит Темные искусства. Которые, возможно, сами по себе и не были злом – и не виноваты были в том, что люди их использовали во зло – но даже тех, кого эта магия не могла свести с ума, она оставляла с разбитым сердцем: подбирать осколки и заново себя из них склеивать.

Комментарий к Глава 17

*Речь идет о “Гордости и предубеждении” Джейн Остин (прим. перев.)

========== Глава 18 ==========

Ремус переодевался в школьную мантию, маясь от жесточайшего уныния. Он уже успел надавать себе мысленных пинков за ту идиотскую надежду, что все вдруг резко исправится, как только к нему вернется зрение. Да, Снейп помог ему прозреть, – как в прямом, так и в переносном смысле слова, – и теперь Ремус был сам себе противен, и терзался от угрызений совести, и вдобавок обзавелся целой кучей новых поводов для беспокойства.

Временно отложив самобичевание, он задумался над тем, почему этот хитрый ублюдок вообще решил стребовать с него какое-то обещание. Это что, было сделано для большего правдоподобия? И только-то? Должно быть, тот с самого начала задумал добиться их отчисления, но хотел, чтобы он, Ремус, успел прочувствовать потерю, потом уверился, что останется без друзей только по полнолуниям, и вот тогда-то Снейп эдак небрежно и добавил: ах да, их все-таки вышвырнут из школы, я об этом позаботился. Воистину, это был мастерский удар, который разом и оглушал жертву, и выбивал у нее почву из-под ног.

Но, положа руку на сердце, Ремус все равно понимал, что, несмотря на этот гнусный поступок, кое в чем Снейп не ошибся. В том, что касалось их ежемесячных прогулок. Кажется, мама как-то раз рассказывала о маггловских законах: что если ты держишь тигра на заднем дворе, и он сожрет того, кто забредет к нему в клетку, то виноватым признают именно тебя. Преступная неосторожность – что-то вроде этого… Потому, что ты не поставил вокруг заднего двора хорошую ограду, но прежде всего – потому, что это ты тот идиот, кто вздумал посадить в клетку тигра.

Натягивая на ногу носок, Ремус впервые удивился: отчего же Дамблдор не нашел для его превращений новое место, когда стало ясно, что о старом прознал Снейп? Да, на хижину наложили новые чары, но ничего такого, с чем бы не справился превратившийся в крысу волшебник, если подберется с нужной стороны… Защита не позволяла выбраться оборотню и не впускала к нему студентов, и взрослые решили, что этого будет довольно.

Запустив пальцы в свою шевелюру, Ремус согнулся пополам и уперся локтями в колени. Внутри у него все переворачивалось.

На душе было до невозможности гадко. Даже если бы они и впрямь хотели кому-то зла – ему и тогда, наверное, было бы лишь немногим хуже.

Но все-таки, а Снейпу-то какое до этого дело? Или он просто мстил, поскольку вынужден был помалкивать, что Ремус – оборотень, который едва его не покусал, иначе его самого бы исключили?.. Но сейчас, спустя год, он исхитрился подстроить своим недругам почти столь же грандиозную подлянку. Три незарегистрированных анимага, неправомерное применение магии несовершеннолетними – да, вляпались капитально, что и говорить. Будет скандал, и тогда Ремус останется без друзей, потеряет тех, кто не давал ему сойти с ума – и не только в полнолуние…

И что бы там Снейп ни говорил, как бы ни настаивал, что не получит особого удовольствия, если Ремуса накажут, со всей четверкой Мародеров он расправился прямо-таки виртуозно. Как говорится – снимаю шляпу.

Такая изобретательность, надо признать, стала для Ремуса полным сюрпризом. Несмотря на всю свою любовь к многоходовым комбинациям, Снейпу обычно не хватало самообладания, чтобы довести их до конца. Он всегда терял голову уже на третьем-четвертом шаге.

Но не на этот раз. От его последнего плана прямо-таки разило выдержкой и холодным расчетом.

Ну и что теперь, спрашивается, делать? Ремус не знал. Кому-то рассказать? Но это означает кого-нибудь подставить. Если все выложить Джеймсу или Сириусу, то участь Снейпа будет просто ужасна, а если учителям – то это почти то же самое, что сознаться властям. И даже Дамблдору ничего не расскажешь, иначе у них у всех будут крупные неприятности. А на то, чтобы переиграть Снейпа в одиночку, у Ремуса просто не хватило бы мозгов. И еще – он не знал, что случится с Джеймсом, Сириусом и Питером, если их…

Библиотека. Ну конечно же. Да, он не знал, какая ответственность грозит незарегистрированным анимагам, но вполне мог выяснить. В библиотеке был реестр анимагов, и Макгонагалл, помнится, подчеркивала, что нарушителей ждало наказание. Но какое именно, никто из них четверых так и не поинтересовался – потому что думали, что никогда не попадутся, и считали себя самыми умными…

Переждав новый приступ самобичевания, Ремус взглянул на часы. До первого занятия оставалось еще двадцать минут – если поспешить, то вполне можно успеть в библиотеку.

Вскочив на ноги, он схватил свою школьную сумку и понесся к дверям.

– До свидания! – на бегу выпалил Ремус – мадам Помфри как раз заполняла вязкой зеленой жидкостью флакончики из-под костероста. – И большое вам спасибо!

Выскочив из лазарета, он на всех парах завернул за угол… и там со всей дури в кого-то врезался – в какого-то ни в чем не повинного беднягу, который просто торопился в противоположном направлении. Они полетели вниз – оба, и столкнулись с немилосердно каменным полом. У Ремуса аж искры из глаз посыпались; вокруг все плыло и двоилось, и больше всего хотелось валяться амебой, но это было бы полным свинством. Если ты кого-то ушиб, надо действовать, а не просто стенать и хвататься за голову.

– Извините… пожалуйста, извините… – выдохнул Ремус.

– Ремус? – удивился женский голос.

Глаза наконец-то перестали вылезать из орбит, и он мигнул. Как и Лили – та тоже смаргивала плывущую перед глазами рябь и пыталась сесть, но мешал кавардак из перекрутившихся мантий и школьных сумок. До сих пор слишком бледная – словно после гриппа, – она выглядела уже гораздо лучше, чем в их последнюю встречу. Помфри упоминала, что Лили уже выписали, и обеспокоенный Ремус завалил медсестру вопросами, на которые та отказалась отвечать – лишь сообщила твердым голосом, что “никому не рассказывает подробности о своих пациентах – а теперь лежите смирно, мистер Люпин, и дайте мне сосредоточиться”.

– Зато можно не спрашивать – теперь я точно знаю, что ты уже на ногах, – сказала Лили, держась за лоб. – Был, по крайней мере…

– Прости, пожалуйста! – поморщившись, он выбрался из-под вороха всего лишнего, снова скривился и протянул Лили руку – та поднялась со столь же выразительной гримасой. Ну и поросенок ты все-таки – носишься тут, как угорелый, сбиваешь с ног больных девчонок… – Я пытался успеть в библиотеку.

– Не знала, что кто-то может так соскучиться по книгам всего через полдня разлуки.

Замечание было в духе Лили и даже сопровождалось улыбкой – вот только обозвать ее “неестественной” означало сделать ей комплимент. Уместнее всего эта гримаса смотрелась бы где-нибудь на портрете в галерее кубистов.

– Тебе больно? – встревожился Ремус. – То есть конечно же больно, но все совсем плохо, да?..

– Да ладно, бывало и хуже, – произнесла она, рассеянно потирая бедро. – Сегодня утром, например, когда Дж… – ее лицо внезапно напряглось, – Поттер превратил лестницу в скользкую горку, а я как раз на ней стояла.

– Извини, пожалуйста, – вздохнул Ремус.

– Да ты-то тут при чем?.. И кроме того, он ведь на самом деле не нарочно – просто так переволновался за мое здоровье, что забыл и попытался ко мне подняться.

– Сдружись с Джеймсом и Сириусом – и тоже обзаведешься привычкой извиняться перед всеми, с кем они разговаривали. Да, и прости, что пополнил твою коллекцию синяков.

– Ничего, тут недалеко до больничного крыла, – на этот раз улыбка у нее вышла бледная, точно тени в пасмурный день, но куда более искренняя, чем тот прошлый закос под кубистов. – Но я, кажется, мешаю твоему страстному воссоединению с библиотекой?..

– Она может и подождать, – пожал плечами Ремус.

– Выходит, ты не так уж по ней и соскучился?

– Макгонагалл задавала домашнее задание, – сымпровизировал он, а потом вспомнил тот совет Снейпа по возможности разбавлять вымысел правдой – и да, вся ирония ситуации от него при этом не ускользнула – и добавил: – Сириус вчера обещал мне кое-что занести, но они с Джеймсом угодили на отработку.

Лили ничуть не удивилась.

– Ну, Макгонагалл их знает как облупленных. И что ты ничего не видел – наверняка же сделает для тебя исключение.

– Угу, если б я умер, то еще может быть. А так – спасибо, но проверять как-то не тянет.

На губах Лили снова мелькнула та бледная улыбка.

– Хочешь – пойдем на трансфигурацию вместе, и я поработаю твоим алиби. Макгонагалл – декан Гриффиндора; наверняка она оценит галантность – что ты не оставил в беде пострадавшую даму, чтобы успеть с домашним заданием.

– Ладно, – согласился Ремус. – Ловлю тебя на слове. Только если она на нас воззрится горгоной – то чур, я за тебя спрячусь.

– И куда только делась гриффиндорская галантность? – со сдавленным смешком сказала Лили.

– Пошла смахивать с твоего плеча вон тот клок пыли, – с этими словами он отряхнул с ее мантии грязь, а потом они подняли свои сумки, синхронно поморщились – ушибы откликнулись болью – и зашагали на занятие по чарам.

– Как же я рада, что ты снова можешь видеть, – промолвила Лили. Она слегка сутулилась и шла, скрестив на груди руки, будто пыталась казаться незаметнее. – Это была мадам Помфри, да? В последний момент все же придумала, как тебя вылечить?

– Вообще-то… вообще-то это была не совсем она, – Ремус не знал, что делать: промолчать или все-таки ей рассказать. Возможно, именно эту цель Снейп на самом деле и преследовал – хотел завоевать благосклонность Лили. Хотя было бы куда как логичнее, если бы он так поступил в позапрошлом семестре, когда она перестала с ним разговаривать – сейчас-то у них все, кажется, и без того неплохо. И кроме того, если Снейп сообразил, что Лили куда лучше относится к тем, кто лечит людей от темных проклятий, чем к тем, кто их накладывает, то он и впрямь здорово изменился… во всем, кроме планов на тему “отомсти своим врагам и добейся их отчисления”.

– Слушай, а ты точно здоров? – привлекая внимание Ремуса, Лили помахала перед ним рукой, и ему невольно пришло в голову, что она тоже кажется уставшей – как и Снейп. Не настолько, конечно, измученной, но тот своим видом и большинство покойников заткнул бы за пояс. Может, она поэтому выглядела такой грустной и рассеянной? Потому что Снейп и на ногах непонятно как держался? Боялась, что он вот-вот свалится и испустит дух…

– Да нет, со мной и правда все в порядке, – заверил Ремус. – Вот только… на самом деле меня вылечил Снейп. Мои глаза, я имею в виду.

Ее черты ничего не выражали – ему даже на мгновение померещилось, что ее вылечили от проклятия, но заразили амнезией.

– Тебя вылечил… Северус.

Он кивнул, стараясь не пялиться в открытую – так быстро на ее лице сменялись эмоции.

– Северус Снейп?

– Вряд ли у него есть тезки, – откровенно сказал Ремус.

– Ну да, я всего лишь… но когда?

– Сегодня утром. Он пришел в больничное крыло – рано, еще до рассвета… не знаю, чем он там таким занимался, но видок у него был – краше в гроб кладут… Что, что такое? – всполошился Ремус – Лили резко побледнела, словно ее ударили. Горло ее напряглось – она несколько раз сглотнула, а потом наконец выдавила:

– Он меня исцелил. От проклятия. Из-за которого… я себя так вела.

– О Боже, – Ремус был поражен до глубины души – возможно, даже невольно вытаращил на нее глаза. На лице Лили отразилась такая мука, что он заставил себя заговорить: – Так значит, в этом все дело? Снейп перевоспитался и решил заделаться целителем?

– Что? – боль сменилась растерянностью. – В каком смысле? Я не понимаю.

– Ну, – Ремус и сам слегка растерялся, – ты же с ним вроде как помирилась… – Лили нахмурила брови, и он поспешно добавил: – Я не спрашиваю, почему… в смысле, не требую от тебя отчета – ты его лучше всех знаешь, и если ты решила… – она цепенела с каждым словом – похоже, он опять ляпнул что-то не то, как и тогда, в кабинете Дамблдора… – Разумеется, это не мое дело, что ты там решила. Я лишь… понимаешь, люди – существа любопытные. То, что ты снова дружишь со Снейпом… ну, это как если бы ты вдруг начала встречаться с Джеймсом. Привлекает много внимания, я имею в виду.

Она прикрыла ладонью глаза.

– Да, это так – это именно так… – приглушенно сказала Лили с какой-то непонятной интонацией. Потом убрала руку от лица и процедила сквозь стиснутые зубы: – Что ж им всем так неймется влезть не в свое дело?

– Живется слишком скучно, – примирительно ответил Ремус.

– А мне вот наоборот – слишком весело, – с клокочущим смешком откликнулась Лили.

Ремус только молча кивнул. Было, кажется, такое проклятие – “чтоб тебе жить в интересные времена”… Мама что-то такое точно упоминала. Некоторые магглы – особенно с научным складом ума, такие, как мама – зачастую понимали магию слишком буквально, но тут Ремус и сам порою думал, что у некоторых его знакомых жизнь всегда била ключом, не давая им ни секунды передышки.

– Думаешь, Снейп именно этим и занимается? – спросил Ремус, незаметно скосив глаза на Лили. – В смысле, он же сейчас отдыхает?

– Очень на это надеюсь, – негромко ответила она и отвела взгляд в сторону.

***

Когда они с Ремусом наконец-то доплелись до класса, где должно было проходить занятие по чарам, Лили ожидало небольшое открытие. Оказывается, там было полно людей, которых она знала, и при виде их улыбок больше всего хотелось разрыдаться, но приходилось сидеть с ними и притворяться, что изучает – она бросила взгляд на школьную доску – заглушающие заклятья. Батюшки светы…

А ведь Северус-то, похоже, был прав с этой его башней, и зря Лили позволила ему себя выгнать. В памяти тут же всплыло, как он на нее смотрел, цедя слова сквозь стиснутые зубы… а может, и не зря. Возможно, это был разумный поступок, пусть и не самый красивый. Но вот дальше… надо было, наверное, не идти на чары, а остаться там, у потайной двери, и… просто сделать что-нибудь. Что угодно, чтобы помочь Северусу.

Ей никогда не приходило в голову, что возвращение в школу может так на нее повлиять. Что это будет такая скучища пополам с нервотрепкой… и ведь прошел всего час – первый час первого дня, когда все вокруг не затягивала пелена темной магии. Подумать только, а Лили-то казалось, что это верх неудобства – жить в мамином доме по маминым правилам, а потом, в гостях у Северуса, слушаться миссис Снейп… Но то, что творилось сейчас – вокруг толпились сотни людей и задавали вопросы, на которые она не знала ответа, и ждали от нее поведения прежней Лили – но она либо не хотела так поступать, либо все напрочь перезабывала, и все вместе это было…

– Эванс!

Ну вот – снова Джеймс. Зажмурившись, она собралась с духом (хотя его запасы почти иссякли) и открыла глаза.

– Да, Джеймс? – откликнулась Лили, стараясь, чтобы это прозвучало естественно. Он не заправил в брюки рубашку, а его галстук – какой неряшливый вид… и это утром, еще до начала занятий… нет, она ни за что не станет плакать из-за его дурацкого галстука.

– Сядешь с нами? – в голосе Джеймса слышалась надежда, явственно проступала на лице… В отличие от Северуса, он никогда не пытался прятать эмоции – думал, что так нечестно, и высмеял бы саму мысль об этом… он вообще не понимал, зачем нужно что-то скрывать. А Северус считал, что без этого не выжить.

– Эванс? – переспросил он, уже начиная тревожиться. Она на мгновение прикрыла глаза.

– Хорошо, сяду, – и строго добавила, заметив, как он просиял от радости: – Но только при одном условии: ни слова о Северусе. Скажешь о нем хоть слово – и я уйду. Тебе все ясно?

– Ладно, – ответил Джеймс – после секундной заминки, но тон его был исполнен решимости. – Договорились.

Жаль, что сама Лили такой уверенности отнюдь не испытывала.

Дойдя до занятых четверкой парт, она пристроилась рядом с Ремусом. Сириус скользнул по новой соседке взглядом, хмыкнул что-то неразборчивое и снова отвел глаза; что же до Петтигрю – Питера – то он, кажется, не знал, как себя с ней вести, и Лили его чувства полностью разделяла.

На соседнее сиденье плюхнулся Джеймс – Лили сама не знала, что при этом ощутила; нервы внутри словно скрутились в клубок и наперебой сигналили обо всем сразу.

А потом началось занятие, и через некоторое время она заметила, что Ремус явно был чем-то озабочен – поскольку то и дело отвлекался, невидяще глядя в стену, и его волшебная палочка раз за разом выплевывала то струи вина, то языки пламени, а где-то через полчаса он и вовсе умудрился размазать по полу профессора Флитвика.

– Весьма впечатляюще, мистер Люпин, – заметил тот, как только поднялся на ноги и привел себя в порядок. – Но это все-таки несколько не то заклинание, какое вы должны были продемонстрировать.

– Простите, – пробормотал Ремус, вспыхнув до ушей – почти так же ярко, как тот огонек, что сорвался при этом с его волшебной палочки.

– Да-да, разумеется… – Флитвик озабоченно поправил шляпу и покосился на палочку Ремуса. – Мистер Поттер, встаньте, пожалуйста, в пару… – Лили съежилась, Джеймс же весь затрепетал, – к мистеру Люпину, – она выдохнула, у Джеймса вытянулось лицо… – А вы, мисс Эванс, в пару к мисс Медоуз. Не забудьте: заклинание – Силенцио. Попробуйте еще раз, мистер Люпин…

Ремус умудрился вызвать тукана и подпалить ему хвост – и под истошный птичий вопль Фелисити пробормотала:

– Спорим, я знаю, что с тобой произошло, – дождалась, пока Лили не перевела на нее настороженный взгляд, и продолжила с довольным огоньком в глазах, – это Снейп. Он проклял тебя, чтобы затащить в постель, но это было так ужасно, что проклятие тут же слетело – сразу после секса, а может, и прямо в процессе…

Сзади громыхнуло какое-то заклинание, повалили клубы едкого дыма. Раздался писклявый голос Флитвика: “Мистер Поттер, нельзя ли поосторожнее?” – а потом кто-то воскликнул: “Круто, Поттер! А нарочно так сможешь? На свадьбах ты был бы нарасхват”.

Сначала – первоочередное.

Она запустила в Фелисити Силенцио – та моргнула и впилась в нее глазами, словно пыталась пробуравить дырку.

– Ой, извини, – произнесла Лили, отвечая Фелисити столь же сердитым взором. – Кажется, мне надо лучше целиться… Опа, а контрзаклинания-то мы и не знаем! Похоже, придется подождать, пока профессор разбирается с туканом.

Она повернулась на стуле – к Флитвику, Джеймсу и Ремусу; все трое были с ног до головы перепачканы копотью – видимо, пострадали от взрыва. Питер махал журналом, пытаясь разогнать дым, а Сириус сидел в сторонке и заливался смехом – и половина класса к нему присоединилась.

– Профессор Флитвик? – Лили повысила голос, чтобы перекричать этот хохот. – По-моему, мне как-то нехорошо…

Тот моргнул – круглые глаза были единственным белым пятном на черном от сажи лице.

– Вы и впрямь неважно выглядите, – согласился он. – Загляните-ка к мадам Помфри, мисс Эванс… только смотрите не перенапрягитесь!

Лили сгребла в кучу свои записи и книжки и кое-как запихала все в сумку; закинула ее на плечо и поскорее зашагала к двери. На пороге она еще успела услышать, как Флитвик говорит Джеймсу и Ремусу: “Попробуйте Экскуро, мальчики, это должно помочь… хотя нет, давайте-ка я лучше сам”.

Она немного боялась, что карта вполне могла исчезнуть с пергамента… но нет, все те же темные линии – такие, какими Северус их нарисовал. Ориентируясь по его творению, она смогла найти тот проход к башенке… вот только сам картограф там так и не появился. Лили стояла у каменной стены – той самой, сквозь которую надо было пройти – и кричала, упрашивала, пыталась подольститься; даже угрожала сигануть с лестницы – но не услышала в ответ ничего, даже насмешливого: “Ага, валяй”.

В конце концов она отвесила камню хороший пинок и как раз стояла на одной ноге, ругаясь и потирая пострадавшую ступню, чтобы хоть немного унять боль, когда позади раздался голос Северуса:

– Ну и чем тебя обидела эта стена?

Лили резко развернулась – все еще стоя на манер цапли – и отпустила ушибленную ногу; ей пришлось на нее наступить, чтобы не грохнуться на пол.

– Как ты сюда попал? – выдохнула она.

– Ну, если сидеть в башне целыми сутками напролет, то озвереет даже Рапунцель. Тебе от меня что-нибудь нужно?

Сейчас он выглядел еще хуже, чем утром – а ей-то казалось, что дальше уже некуда… “как выжатый лимон” – это еще мягко сказано, “как призрак” или “как зомби” гораздо больше походило на правду. Лицо мальчика, которого силой вытолкнули во взрослую жизнь; что же до его глаз – то в них было что-то такое… словно они были куда старше тех тридцати восьми лет, которые прожила на свете его душа.

– Я… просто хотела узнать, как у тебя дела, – внезапно на Лили нахлынула робость.

– Жить буду, – отвечал он – утомленно и… отстраненно. Значит, все еще сердится… Она сглотнула – потому что привыкла к Северусу, который от злости швырялся вещами и выкрикивал всякие глупости, а не наглухо замыкался в себе.

– Видишь ли, – для храбрости она стиснула лямку своей сумки, – этого-то я и боюсь: что не будешь. Ты сейчас выглядишь раза в три хуже, чем в последнюю нашу встречу… если и дальше будет так продолжаться, то к вечеру ты просто протянешь ноги. Может, все-таки сходишь к мадам Помфри?

– Она мне ничем не поможет, Лили. Это магическая отдача, – видимо, оценив всю гамму чувств на ее лице, Северус испустил тяжелый вздох, ухитрившись вложить в него разом усталость, недовольство и досаду. – Ты же не думала, что темные проклятия снимаются легче, чем накладываются? Единственное, что она сможет сделать – это потащить меня на допрос к директору, каковой участи, – его голос похолодел, словно застигнутый внезапной метелью, – мне хотелось бы избежать. Я более чем уверен, что Поттер и его свора, – теперь в его словах слышался прямо-таки арктический холод – как черная вода, что замерзает под бесконечными километрами льда, – уже успели поведать Дамблдору, что это якобы я тебя проклял.

– Я… – Лили словно поплыла – голова закружилась в одну сторону, а все остальное в другую. Самое ужасное – она легко могла себе это представить, потому что проклятие не влияло на воспоминания… Джеймс – как он кричал: “Ты, ублюдок! Что ты с ней сделал?” О Боже – да Малфоя за это и убить мало…

– Но я знаю, что это был не ты, – возразила она. – Это же Малфой, верно? Я пойду к Дамблдору и скажу…

– Нет, ты этого не сделаешь, – перебил ее Северус – таким мрачным и повелительным тоном, что Лили немедленно умолкла, будто у нее отключились голосовые связки. – Ты будешь всеми силами избегать общения с ним, в особенности наедине. Мы и так привлекли к себе слишком много внимания – возможно, поздно даже пытаться минимизировать негативные последствия…

Он замолчал. Надавил на глазные яблоки – руки его дрожали. Она и подумать не могла, что это зрелище так на нее подействует. У Сева трясутся руки?..

Господи, как же она ненавидела темную магию. И сейчас даже больше, чем когда бы то ни было.

– Может, я могу тебе как-то помочь? – беспомощно спросила она. Ладони вспотели – ужасно хотелось прикоснуться, как-то приободрить Сева – да и саму себя тоже… Почувствовать, что его сердце все еще бьется, а под кожей течет кровь; он казался таким холодным и застывшим – и не телом, а душой. – Должно же быть хоть что-то… Что-нибудь, что я могла бы для тебя найти – или сделать…

Несколько мгновений он просто вдыхал и выдыхал воздух – оттого ли, что так плохо себя чувствовал? Или просто мечтал ее придушить?

– Разве что паровая баня.

Лили моргнула.

– Паровая баня? Это… в смысле, вроде сауны?

– В прошлом это помогало. Не спрашивай, почему. Я думал, что холод может оказаться адекватной… но ничего не вышло.

– А ты сегодня хоть что-нибудь ел?

Он пожал плечами – значит, нет. У Сева всегда было странное отношение к пище; Лили вспомнила, что он никогда не ел перед экзаменами – говорил, что на сытый желудок становится сонным и вялым, а от голода, наоборот, начинает лучше соображать. Кажется, буддийские монахи тоже практиковали что-то подобное… что-то трансцендентальное?

– Ладно, – она протянула Северусу руку. – Тогда пошли.

Он не просто ее не принял – даже не взглянул в ту сторону. На его лице – застывшем и напряженном от боли – явственно читались усталость и раздражение.

– Ну и где ты найдешь паровую баню? Черт возьми, ты не можешь так запросто отвести меня в гриффиндорскую…

– Да, раз ты до сих пор не сообразил – тебе и впрямь худо, – она ткнула в приколотый к мантии золотисто-алый значок. – Мы идем в ванную старост.

***

Насчет “паровой бани” он, похоже, не преувеличивал. Все помещение заволокло туманом – а ведь там легко мог поместиться весь коуквортский дом Эвансов, причем вместе со вторым этажом. Влага оседала на коже, заставляла курчавиться волосы; тяжелый от сырости воздух словно застревал в горле. Сев закрылся в душевой, а Лили пристроилась у стены и села на полотенце, разувшись и сняв с себя носки. Свою школьную мантию она тоже скинула, галстук развязала, а у блузки закатала рукава.

– Сауна, как есть сауна! – ее голос утонул в серовато-белых клубах пара и вернулся, эхом отразившись от стен.

– Если тебе тяжело, можешь отсюда уйти, – ответил Северус, что явно переводилось как “либо не ной, либо проваливай ко всем чертям”.

– Нет, не могу. А вдруг сюда кто-нибудь войдет? За прогулы и сауну мне влетит куда меньше, чем тебе.

– Но все равно же влетит.

– Переживу – бывало и хуже, – отозвалась она – и даже почти не шутила.

Он не ответил. Лили запрокинула голову – кафель приятно холодил затылок – и закрыла глаза. На языке вертелся целый миллион вопросов – и отчего Сев вылечил Ремуса, и не стало ли ему из-за этого хуже, и сколько будет продолжаться такая двойная отдача… Она прекрасно помнила, как себя чувствовала тогда, после Контрапассо; как растерялась, полуслепая и неспособная сориентироваться, как путала верх и низ, и каждое движение болью отдавалось во всем теле… а ведь это было еще простое заклинание…

В памяти всплыла та беседа с Севом – а вместе с ней, как пузырьки на поверхность, поднялась тревога… как же он тогда выразился, насчет тех чувств, что вызывало Контрапассо? В том, кто его накладывал… или наоборот, снимал? Кажется, Северус сказал что-то вроде “Контрапассо пробуждает в жертве мучительное раскаяние и невыносимый страх, и если предположить, что колдующий ощущает эхо этих эмоций…” Да, но в его-то случае было не проклятие, а исцеляющий заговор! Или для эха это неважно?..

Ей хотелось…

В густом мареве раздался скрип открывающейся картины.

Лили распахнула глаза.

– Сев! – прошептала она, не зная, можно ли от входа что-нибудь разглядеть в таких облаках пара. Попыталась опереться о запотевшую стену – рука стала скользкой от влаги. – Там кто-то есть…