Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

– В Слизерине за последнее время произошло немало интересного, – задумчиво произнес Дамблдор – пальцы Лили впились в обивку сиденья. – Возможно, вам, мисс Эванс, известно об этом что-то, чего не знают остальные?

– О… о слизеринцах, сэр? – запнувшись, пролепетала она.

– О да, – Дамблдор слегка усмехнулся в бороду. – Поскольку вы, так сказать, располагаете внутренним источником информации.

– Северус не очень-то разговорчив, – пробормотала Лили – что, кстати, было чистейшей правдой. Дамблдор кивнул, будто не мог не согласиться со столь мудрым утверждением.

– Меня ничуть не удивляет, что мистер Снейп, как выражаются магглы, предпочитает придерживать козыри. Это как-то связано с карточными играми, так ведь?

– Э-э… наверное?

Еще одна улыбка.

– Хотите чаю, мисс Эванс? “Лапсанг Сушонг”? Или, возможно, “Эрл Грей”?

– Я…

– Попробуйте лапсанг, – посоветовал директор, и справа от него на столе появился поднос – словно сам по себе; только еле слышно звякнула посуда. – Я порядком к нему пристрастился, и, боюсь, несколько увлекся, делая запасы для школы… никто, кроме меня, его не пьет, а чайные листья нельзя хранить слишком долго, иначе они высыхают. Печенья? Вот это с мятной глазурью – прекрасная, скажу я вам, находка…

Лили молча взяла круглое печенье с бледно-зеленой глазурью – такого же цвета, как стены в Мунго, – и невольно задумалась, не было ли в заварном чайнике Веритасерума. Или в сливочнике, если уж на то пошло. Директор щедро добавил себе и сахара, и сливок – она уставилась на его чашку, на серебряную ложечку, которая размешивала чай… динь-динь-динь – металл звенел о фарфор… но ведь Дамблдор мог выпить антидот…

– Надеюсь, мистер Снейп уже оправился от перенесенных испытаний? – он постучал ложечкой о край чашки, стряхивая в нее капли чая.

Пальцы у Лили стали влажными – а потом еще и липкими от подтаявшей глазури.

– Я… в смысле?

– От событий, которые произошли на каникулах, – Дамблдор поднес чашку к пушистым седым усам и осторожно подул на ее содержимое.

– Я… не знаю, можно ли так легко и быстро смириться со смертью отца…

– О нет, я вовсе не об этом, – сказал он, словно извиняясь, что ввел ее в заблуждение, – хотя вы совершенно правы – смерть подкашивает живых едва ли не так же, как и своих мертвецов. Я имел в виду то пребывание мистера Снейпа в больнице Святого Мунго. М-м… просто великолепно. Чувствуется, что его готовил настоящий мастер.

Лили – она как раз тянулась за чаем – опрокинула чашку. Горячая жидкость обожгла ладонь, растеклась по столу – сложенные стопкой пергаменты отпрыгнули в сторону, а лоток для писем приподнялся на задних ножках, чтобы спастись от потопа.

– О Господи – извините, пожалуйста…

– Нет, мисс Эванс, это я должен просить у вас прощения, – по взмаху волшебной палочки разлитый чай исчез, а ошпаренную руку накрыло холодком остужающего заклятья. – За свою к вам невнимательность: вы же еще не выздоровели окончательно, хотя мистер Снейп прекрасно разбирается в темных лечебных заговорах – куда лучше, чем я мог надеяться, – однако следует быть реалистами, не так ли?

Он налил ей еще чаю и даже поднялся из-за стола, чтобы лично его передать; подхватил Лили под локоть и проводил к креслу у камина – осторожно усадил, протянул напиток; она обхватила чашку онемевшими ладонями.

– Ну вот, мисс Эванс. Выпейте, согрейтесь – сейчас вам это точно не помешает.

У Лили дрожали руки. Она собиралась сделать глоток – жидкость уже намочила губы…

Дверь с грохотом распахнулась – и в теплый, ярко освещенный кабинет ворвался Северус. Лицо его казалось застывшим, точно жесткая, холодная маска; от него будто исходили какие-то эманации – так надвигающееся солнечное затмение отбрасывает перед собой полосу светотени.

На этот раз Лили пролила чай на себя и уронила чашку на ковер.

– Сев! – выдохнула она – под звук бьющегося фарфора, и на долю секунды ощутила себя заблудшим ягненком, который увидел на склоне холма своего пастуха.

Но Северус словно ее и не заметил. Он смотрел только на Дамблдора – который, казалось, даже слегка обрадовался его появлению, – пригвождая того к месту недовольным взором.

– Поить студентов Веритасерумом незаконно, – Северус скривил рот и, махнув палочкой в сторону двери, заставил ее захлопнуться – в напряженной тишине кабинета послышалось эхо.

– Совершенно верно, мистер Снейп, – отвечал Дамблдор – таким тоном, будто ему было приятно обнаружить, что его собеседник так хорошо разбирается в законах. – Однако такое злоупотребление доверием мисс Эванс в мои намерения вовсе не входило. – Он заклинанием убрал с пола осколки. – Боюсь, что мне все же следовало предложить ей менее травмоопасный напиток… кстати, хотите чаю?

– Если вы решили устроить допрос, – Северус так сощурился, что его глаза превратились в темные щелочки, – честнее было бы пойти прямо к тому, кто вас интересует. Атаковать врага в самое уязвимое место – разве так поступают истинные гриффиндорцы?

– А вы мой враг, мистер Снейп? – спросил Дамблдор – словно даже удивился, что ему приходится учитывать такую возможность.

Лили была поражена – Северус ответил не сразу, сначала долго глядел на директора, и на его напряженном лице отражались какие-то эмоции – какие именно, она не понимала… а глаза смотрели так пристально, и даже снова заблестели – точно вода в лунном свете…

– Это вы мне скажите, директор.

У Лили чуть сердце не оборвалось; она украдкой глянула на Дамблдора – но тот тоже впился взглядом в своего визави и казался теперь убийственно серьезным.

– Я как раз пытаюсь в этом разобраться, – ответил он наконец, негромко и спокойно.

– Ну да, – Северус презрительно усмехнулся – гримаса исказила все его лицо. – И помочь вам в этом должна Лили, которая даже склеротику не сможет внушить, что сегодня среда, а не четверг.

– Меня интересовала вовсе не ее способность обманывать, – все так же негромко и спокойно произнес Дамблдор. – Я знаю, что сердце у нее доброе. И мне приятно было думать, что вы смогли преодолеть свои разногласия. Но вы кажетесь уставшим, мистер Снейп – совершенно разбитым, я бы даже сказал. Возможно, вам следует заглянуть к мадам Помфри? Должен признаться, до разговора с мисс Эванс я как раз пытался разобраться в причинах, вызвавших ваш столь плачевный внешний вид… но у вас, как я понимаю, были весьма бурные каникулы. Мои соболезнования по поводу вашего отца. А тот недуг, что уложил вас в больницу… вы ведь от него уже излечились?

Северус и глазом не моргнул.

– В значительной степени.

– Надеюсь, он не помешал никаким вашим важным планам? – вежливо-озабоченным тоном продолжал Дамблдор.

Северус растянул в усмешке губы, но только спросил:

– Лили в чем-то провинилась?

– И представить себе не могу, в чем она могла бы провиниться передо мной или другими преподавателями.

– Значит, она может идти? – он говорил без нажима, но… почти как Сфинкс.

– Да, – кивнул Дамблдор. – Я только хотел, чтобы ее осмотрела мадам Помфри – чтобы мы все могли удостовериться, что ее болезнь окончательно побеждена. Хотелось бы мне как-нибудь услышать, как именно вы этого добились. Задача, похоже, была не из легких.

Вместо ответа Северус слегка поклонился – вот же выпендрежник чертов… У Лили так и чесались руки запустить в него чашкой.

– Благодарю вас, мисс Эванс, – произнес Дамблдор, помогая ей подняться с кресла. – Приятно было поболтать с вами обоими, – он улыбнулся. – Спасибо за в высшей степени познавательную беседу – как я погляжу, в наши дни это так редко стало случаться…

– До… до свидания, – тонким голоском вымолвила Лили и не стала сопротивляться, когда Северус потянул ее за собой – прочь из комнаты, на винтовую лестницу.

От облегчения на нее накатила слабость – пришлось прислониться к Севу, чтобы не кувыркнуться вниз. Лили и сама не понимала, в чем тут дело – отчего после этого разговора о пустяках, когда Дамблдор только и делал, что прыгал с одной темы на другую, у нее задрожали колени. И тем не менее, результат был налицо. А Северус… она надеялась, что он сгладит ситуацию, а не усугубит ее этой своей… попыткой продемонстрировать мужскую крутость.

– Какая муха тебя укусила? – слабым голосом спросила Лили – лестница у нее под ногами со скрипом тронулась с места.

– Сомневаюсь, что он узнал что-то новое по сравнению с тем, что успел выяснить в мое отсутствие – у тебя, – холодно отвечал он, стискивая ее руку почти до боли. Внизу, там, где заканчивались ступеньки, начал открываться проход – пригнувшись, Северус шагнул под поднимающуюся часть стены, и Лили пришлось последовать за ним.

Коридор был затянут клубами дыма – она моргнула и подпрыгнула, когда наступила на что-то мягкое.

– Джеймс! – вскрикнула она, но тот был без сознания. А поперек него валялся бесчувственный Питер; на лбу у него красовалась яйцеобразная шишка.

– Они караулили под дверью, – с безжалостным равнодушием пояснил Северус. – Видимо, ждали, пока ты спустишься. Мне нужно было войти – пришлось убрать их с дороги.

Как же права была мадам Помфри. Впору уже подыскивать психушку, и для нее, и для Лили заодно – пригодится, если эти пятеро и дальше будут продолжать в том же духе…

Она опустилась на колени, проверяя пульс у Джеймса; потом потянулась к Питеру, но заколебалась – рука повисла в воздухе, сердце бухало в груди…

И вдруг Северус схватил ее за запястье. Лили вздрогнула, словно от удара током – как в тот раз, когда она сунула палец в розетку; сердце со всего размаху стукнулось о ребра.

– С-сев? – дрожащим голосом промолвила она. Он перевернул ее руку ладонью вверх – кожа почему-то оказалась красной, словно выпачканная мелом.

– Ты что, с пыльцой возилась? – требовательно спросил он, прищурившись, и уставился на ее рот. Лили почувствовала, что заливается краской; ей было не по себе – и отчего-то в этом холодном, мутном от дыма коридоре, рядом с Севом, который все о ней знал, это чувство только нарастало – стало даже острее, чем там, наверху, у Дамблдора, опасного своей излишней догадливостью.

– Нет, – надтреснутым голосом сказала она, – я только чаем облилась… чашку на себя опрокинула…

– И ты его пила, – все так же прищурившись, заключил он. Она молча кивнула. – В чае была добавка.

– В-веритасерум?..

– С тобой он ни к чему. Этот порошок называется “выявлятель”, потому что позволяет выявить тех, кто соприкоснулся с темной магией.

– Н-но ведь это я и есть. То проклятие…

Он покачал головой – и застыл на месте. Лили огляделась по сторонам – ни Мародеров, ни преподавателей, но Северус отпустил ее руку, точно ошпаренный кипятком. “Ох”, – подумала Лили; сердце ее упало…

– Чтобы соприкоснуться с темной магией, достаточно стоять рядом с тем, кто пытается сотворить заклятие; жертва при этом может находиться где угодно, если у колдуна есть ее волосок или капля крови. Ты столкнулась с темной магией, когда я проводил исцеляющий обряд. Это… наложило на тебя отпечаток.

– Но… но ведь ты же меня лечил!

– Темные лечебные заговоры – это темная магия. Не проклятия, да, но все равно темная.

– Ты… ты имеешь в виду… это что, запрещено законом?

– Ну да, – сказал Северус. – Потому что это темная магия.

– Но… но ведь это полная бессмыслица. Разве такое проклятие можно снять светлой магией? Наверняка же нельзя…

– Когда это магические законы были справедливыми? – с почти артистичным пренебрежением откликнулся он.

Лили попыталась вытереть руки о мантию – бесполезно, цвет остался все таким же вызывающе-ярким. Ей даже захотелось вернуться к Дамблдору – ворваться в кабинет и высказать все, что думает об этом его… ударе ниже пояса. Она так хотела защитить Северуса, но, оказывается, с тем же успехом могла даже не пытаться. Так нечестно!..

Глаза защипало от набегающих слез. Все вокруг начало расплываться – испятнанный тенями коридор, Северус, словно сотканный из контрастов черного и белого…

– Спасибо… что нашел меня. Но как ты узнал, куда я?..

Он вытащил из рукава какой-то листок и протянул ей – Лили развернула сложенный пергамент и увидела…

– Откуда она у тебя? – выдохнула она, едва не уронив Карту Мародеров.

– Это же очевидно. Заклинание призыва – еще тогда, в ванной старост. Я подумал, что без постоянной слежки мое вынужденное заточение станет чуть более сносным, – Северус криво усмехнулся. – Теперь мы с ними снова на равных – никаких больше засад у меня на пути; они не могут предугадать, где я окажусь через пять минут.

– Они – они бы не стали…

Под его пристальным взглядом Лили захотелось съежиться – словно ее кожа была готова впитаться в тело.

– Ведь не стали же?.. – севшим голосом сказала она – не столько возражая, сколько не желая этому верить. А ей-то казалось, что Джеймс с Сириусом пришли в ванную старост из-за нее – потому что искали ее и нашли рядом с Северусом…

Голова шла кругом. Неужели они и впрямь использовали карту именно так?.. Но это же… это же просто подло!

– С твоего позволения я ее заберу, – он выхватил у Лили пергамент и выпрямился, снова поворачиваясь к ней спиной.

– Сев… – безнадежно позвала она – пошла за ним следом, но через два шага споткнулась о вытянутую руку Джеймса… опустила глаза, уставившись на его безвольно приоткрытый рот… закусила губу – в груди поднималось какое-то странное чувство…

Северусу я сейчас нужнее.

Она не знала, правда ли это так, но Джеймс, по крайней мере, даже не узнает, что она его бросила, тогда как Северус сразу заметит, что она предпочла остаться с Джеймсом… с тем, кто устраивал на него засады и не гнушался пользоваться преимуществом, о котором Северус в то время даже не догадывался…

Решившись, Лили помчалась догонять Сева; свернула за угол – и со всего маху врезалась в его прямую, как палка, и напряженную спину, чуть не расквасив об нее нос.

– Уй-й! Сев…

Он предупреждающе вскинул руку – ладонью вперед, но остался стоять на месте, слегка склонив голову набок, и замер в неподвижности, будто олень, слушающий, как в подлеске копошатся охотники. А потом безо всякого предупреждения скользнул в сторону, за приоткрытую бархатную портьеру, за которой, как оказалось, пряталась ниша, и скрылся из виду.

Лили моргнула, но уже через секунду услышала знакомые голоса…

Она метнулась в альков; ушибла палец о постамент, на котором стояла ваза, и чуть не начала ругаться – но замолчала, когда Северус на нее зашипел; только сжала губы и придвинулась ближе к нему, за то каменное возвышение, за которым он притаился. Из-за угла доносились голоса – можно было разобрать слова…

– Этот… – и Сириус разразился целой тирадой, половина которой сводилась к теме “Северус и его проблемы с гигиеной”, а вторая – к откровенной нецензурщине. Лили честно попыталась найти хоть какой-нибудь смысл во всем этом сквернословии… похоже, Сириус достиг новых для себя высот из-за того, что Северус стащил у них карту.

– Черт возьми, нельзя ли потише? – прошипел Ремус. – Если преподаватели услышат, тебе влепят как минимум пару отработок, и это еще если повезет!

– Ты слишком много думаешь об отработках! – прорычал Сириус. (Лили мысленно вычеркнула семь ругательств, которые он вставил между этими шестью словами).

– Возможно, поэтому меня и наказывают куда реже, чем тебя, – парировал Ремус. Лили удивилась – с каких это пор он заговорил таким уверенным тоном? Или это мадам Помфри подлила ему что-то в то лекарство для нервных окончаний?..

– Возможно, ты опять пытаешься выгородить этого… – Лили выслушала очередную конструкцию, еще более неприличную, чем обычно, – …эту салодельню ходячую?..

– Бродяга, я не ослеп только благодаря ему.

– Да-а? И зачем же он это сделал? Просто так, потому что в его грязном сердечке вдруг проснулась доброта? – и тут Сириус сменил тон – с издевательского на серьезный и резкий; они с Ремусом как раз остановились по другую сторону портьеры: – Что такое?

– Я… ничего, – интонация выдавала Ремуса с головой; с тем же успехом можно было что-то прятать в домике из стекла. Северус еле заметно шевельнулся – Лили бросила на него беглый взгляд, но ничего не смогла рассмотреть в том неровном свете, который пробивался в нишу из коридора.

– В каком это смысле – “что такое”? – с фальшивой непринужденностью продолжал Ремус.

– Ты даже в лице изменился – будто что-то знаешь! Какого…

Лили решила, что отныне будет пропускать мимо ушей все его многоэтажные загибы. Она всегда была за свободу самовыражения, но сколько ж можно-то?..

– …он сделал? – закончил Сириус.

– Он вылечил меня, Бродяга! Черт возьми, я уже миллион раз тебе повторял!

– Ну да, – с нажимом сказал Сириус, – но так и не сказал, зачем ему это нужно.

– Ну конечно – так Снейп мне и признается, зачем он это сделал! Может, искал рычаг давления на нас. Или хотел, чтобы Лили им восхищалась. Может, и то, и другое сразу – у него вполне могло быть несколько мотивов…

Лили бросило в жар – лицо вспыхнуло от непонятного смущения.

– Если этот скользкий… решил, что мы его по гроб жизни благодарить будем…

– Ну разумеется – с чего это нам его благодарить? Только из-за того, что я не ослеп?

– Лунатик, он явно что-то задумал. Только не говори, что ничего такого не заметил – я же знаю, ты у нас голова. Ткни Сопливчика мордой в реальность, скажи, что Эванс не станет с ним трахаться даже за все золото в Гринготтсе – и он тут же взбеленится…

Лили будто обухом по голове двинули. Возможно, с ней когда-то и случалось нечто подобное – не исключено, что даже недавно, – вот только она никак не могла вспомнить, когда именно.

– …и напрочь перезабудет все заклинания. Он всегда был слабаком и ничтожеством; я миллион раз повторял, что у меня от этого мразеныша просто мурашки по коже, но сейчас это и правда так. Он примкнул к этому… Волдеморту, вот что он сделал.

– А с чего тогда вздумал лечить оборотней и магглорожденных? Думаешь, это у Пожирателей Смерти хобби такое? – поинтересовался Ремус с изрядной долей сарказма.

– Это такая маскировка, – не согласился Сириус. – Чтобы сбить нас с толку.

– В таком случае, она не работает. Бродяга, ну включи ты логику хоть на пять секунд: никто же не поверит, что Снейп… перевоспитался или как там это называется – только из-за того, что он совершил парочку добрых дел. На это никто не купится – уже никто не купился. Не тянет оно на прикрытие.

– И все же этого хватило, чтобы вы с Эванс стали считать его нормальным! – огрызнулся Сириус.

– Два студента из нескольких тысяч, не считая преподавателей? Хорошенькая маскировка, нечего сказать! Худшая в мире, должно быть!

– Сопливус вечно не видит главного, Лунатик, – резко возразил Сириус и устремился прочь – ковер приглушал его тяжелые шаги.

– И он в этом не одинок, – пробормотал Ремус и последовал за ним, но куда более тихо.

Хорошо, что в алькове стоял такой полумрак: Лили не знала, как теперь смотреть Северусу в глаза, и не хотела, чтобы он смотрел в глаза ей. Потому что готова была провалиться сквозь землю и не могла даже вспомнить, когда в последний раз испытывала такой жгучий стыд.

В отдалении послышались голоса – кажется, эти двое свернули за угол и наткнулись на Джеймса и Питера… Сириус выдал длинное ругательство, такое забористое, что у Лили чуть уши в трубочку не свернулись – она даже поморщилась. Ремус говорил вполголоса и явно пытался ему что-то втолковать – бесполезно, его даже не слышали.

Рядом пошевелился Северус – похоже, собрался уходить. Внутри всколыхнулась паника, вспыхнула в груди, бесформенная и яркая; Лили схватила его за рукав – под ногти забились катышки шерсти – и успела сказать:

– Пого…

Он застыл на месте, не двигаясь ни вперед, ни назад; безмолвствовал, и Лили молчала вместе с ним, потому что заговорить как-то не получалось. Слова никак не шли на язык… ни то, что она хотела бы сказать, ни уж тем более то, что ему надо было бы услышать.

– Да? – откликнулся наконец Северус до невозможности холодным тоном.

– Мы… мы можем это обсудить? – спросила она – беспомощным, почти умоляющим голосом, от которого ей самой стало противно. Потому что сейчас от нее требовалось совсем другое: мудрость и рассудительность… когда-то ей неплохо это удавалось…

Ну да – когда твоя соседка рассталась с мальчиком, с которым и двух недель не провстречалась. Или когда нужно было помочь второкурснику с домашним заданием по чарам. Но если говорить о Северусе – этом Северусе – то это он всегда тебе помогал. С первого же дня, с самого начала…

Собственно, в этом-то и крылась проблема: она даже не представляла, с чего теперь начать.

– Что тут обсуждать? – возразил он; слова его были словно темный провал, сверху затянутый корочкой льда. – Ты же не первый год их знаешь.

– Н-нет!.. Я не… я никогда…

Я не знала, что они могут так себя вести. Лили была ошарашена и расстроена, и, пожалуй, даже чувствовала себя немного обманутой.

– Нет? – переспросил Северус – так, словно ему было все равно.

Она молча помотала головой.

– Так ты думала – это все просто шуточки? Все эти драки и проклятия?

– Я… – Господи, да что с ней такое? Лили опять была готова удариться в слезы – словно перенеслась в те кошмарные дни после СОВ, когда перестала общаться с Северусом, и либо сердилась, либо обижалась на все, что ей только говорили, и разрывалась на части от тоски и злости. – Вы так усердно отравляли друг другу жизнь – просто ужас какой-то…

– Да, – тихо согласился он. – Просто ужас.

А затем повел плечами, мягко стряхивая ее ладонь; мгновение – и скрылся из виду. Рука осталась протянутой в пустоту; Лили позволила ей опуститься. Под лопатками чувствовалась каменная кладка стены, сквозь мантию просачивался холод – плевать, ее и так переполнял жар… И горечь. Тело прошила дрожь; Лили обхватила себя руками, недоумевая, с чего ей вообще пришло в голову, что это возвращение в школу может что-то для кого-то прояснить. Ибо в эту минуту будущее казалось ей мрачным и туманным, как никогда прежде.

Но она знала, каким было их прошлое, и точно знала, чего не хочет от будущего.

Сощурившись, она сжала руки в кулаки, чтобы не растерять остатки решимости, и бросилась догонять Северуса.

========== Глава 21 ==========

– Как твоя голова? – спросил Ремус. – Все нормально?

– Угу, – Джеймс поморщился, потирая лоб, и откинулся на подушки. – Этот Сопливус, скользкий…

Ремус перестал их слушать – Джеймс, Сириус и Питер оседлали любимого конька и принялись поливать Снейпа разнообразной бранью (нецензурная ее часть в основном исходила от Сириуса – процентов где-то на сто десять). Вопреки сложившейся традиции, на сей раз не друзья ухаживали за Ремусом, а он – за ними: смазывал ссадины целебной мазью и накладывал на них исцеляющие заклятья, пока эти двое валялись на кроватях и жалобно стенали.

– Джеймс, – перебил его Ремус на девятой минуте Снейпо-оскорблений, – в чем дело, почему это для тебя так важно?

– …что? – Джеймс захлопал глазами – круглыми и орехово-карими; если приплюсовать к портрету круглые же очки и стоящие торчком вихры, то сейчас он здорово смахивал на сову.

– Отчего тебя так задевает, что Лили проводит много времени со Снейпом? – уточнил Ремус, стараясь не кипятиться, а также проявлять терпимость и непредвзятость.

– Но это же Снейп!

– А если бы на ее месте были Макдональд, Кроули или Медоуз – ты вел бы себя так же?

– Да что ты, Лунатик! Они же не чокнутые – с ним общаться!

Ремус вздохнул. Он чувствовал себя так, будто пытался втолковать своей шестилетней кузине Диане, что нельзя толкать других детей и вырывать у них игрушки. Не то чтобы Лили можно было принять за таковую – просто Джеймс вел себя именно так, словно Лили замечательная игрушка, до которой Снейп успел добраться первым.

– Перевожу то, что у тебя на самом деле спрашивает Лунатик, – Сириус склонился вперед, упираясь локтями в колени. – Сохатый, какое тебе дело до Эванс?

Это внезапное пополнение в рядах союзников стало для Ремуса полной неожиданностью. Интересно, что он затеял… зная Сириуса – вероятней всего, засаду.

А затем в сражение вступил Питер.

– Она вечно цепляется за Сопливуса – с самого первого дня.

Джеймс сверкнул очками – будто осененный светом праведного негодования, которое снизошло на него с небес.

– В каком это смысле – какое мне дело до Эванс? Это же Эванс!

– Джеймс, – все так же терпеливо продолжал Ремус, – мы знаем, что она тебе нравится. Но почему она тебе так нравится?

– По… почему… – Джеймс вытаращился на него, словно не мог поверить собственным ушам.

– С ней скучно, – в лоб и без обиняков заявил Сириус. – Она вечно кого-то пилит. И считает этого мудака Сопливуса хорошим другом – значит, у нее точно не все дома. А тебя она при первой же возможности обзывает то скотиной, то придурком. И вообще, Сохатый, ты помнишь, чтобы она когда-нибудь была с тобой мила и любезна?

– Кроули очень милая, – охотно вставил Питер. – И Марлоу. Ты в курсе, что нравишься Шарлотте Марлоу, Джеймс?

– По мне так она ничего, – нахмурился тот. – Но Шарлотта Марлоу – не Эванс.

– Но Джеймс, что в Лили такого особенного? – спросил Ремус. – Для тебя, в смысле. Нет, мы тоже хорошо к ней относимся, – это была не совсем правда: Сириус ее терпеть не мог, а насчет Питера Ремус не мог сказать наверняка. – Но почему она тебе нравится?

– Я… – Джеймс мигнул. Ремус не спускал с него глаз, почти не сомневаясь, что он никогда об этом не задумывался – просто зациклился на Лили, и все… возможно, потому что она была хорошенькой, возможно – потому что откровенно его презирала и тем привлекала к себе внимание… но замечал ли он когда-нибудь, что даже не задумывался об этом?

Ремус готов был поставить любые деньги, что нет, никогда.

– Я… Послушайте, вы к чему сейчас клоните? – Джеймс переводил взгляд с одного своего друга на другого. – Бродяга?..

– Приятель, – Сириус смотрел на него в упор через разделявшее их кровати расстояние, – поглядеть там есть на что, тут с тобой не поспоришь. Сиськи у Эванс что надо, да и корма тоже не подкачала. Но в остальном… Спроси у нее, который час – и эта ехидна поганая на тебя только фыркнет, даже если перед ней будет пять циферблатов маячить. Лично я в упор не врубаюсь, с чего ты сохнешь по девице, которая срать на тебя хотела с высокой колокольни.

Джеймс казался ошеломленным – словно Сириус залепил ему промеж глаз мокрым носком. Ремус не осмелился сказать, что вовсе не считает ее такой уж плохой, опасаясь, что тем самым только раздует Джеймсову одержимость. Которая и так уже тянулась пять с половиной лет; хватит ему гоняться за девушкой, которая никогда его не поощряла… особенно если учесть, что все его ухаживание сводилось в основном к травле ее друга. Вот если бы Джеймсу действительно нравилась Лили – именно как Лили, а не как девчонка, которая резко выделялась из общей массы, потому что не боялась с ним спорить, – тогда, конечно, другое дело… Вот только Ремус подозревал, что единственный человек, к кому Джеймс питал искреннюю привязанность, – это Сириус. Возможно, потом, когда Джеймс повзрослеет, все и изменится, но сейчас он был еще в том возрасте, когда основное место в жизни занимают друзья, а девчонки идут вторым номером. О, Ремус не сомневался: он был бы вне себя от счастья, согласись Лили пойти с ними в Хогсмид и часами зависать в “Зонко”; ну, а дальше-то что?..

– Ты хочешь сказать, что Эванс вам всем не нравится? – сдвигая брови, спросил Джеймс – потому что по своему обыкновению пропустил мимо ушей все, что до него пытались донести.

А затем Сириус одним махом разнес вдребезги все ожидания Ремуса.

– Да, приятель, – сказал он. – Об этом мы тебе, блядь, и толкуем.

Ремус повернул голову и уставился на него в упор – как и Питер, хотя нельзя сказать, чтобы тот был совсем уж ошарашен. Удивление на лице – это да, но Ремус практически видел, как у него в мозгах завертелись колесики.

Джеймс же не сводил взгляда с Сириуса.

– Бродяга?.. – произнес он – так, словно не мог поверить собственным ушам.

– Ну а что? С каких хуев мне хорошо относиться к девице, которой насрать на моего друга? Ей же похер – что ты, что какой-нибудь хуй с горы, – бросил Сириус – лицо его закаменело. – Она выбрала не тебя, а это сопливое уебище, Снейпа, этого Пожирателя блядского! Как, Сохатый, ну как я могу хорошо к ней относиться?!

– Что… – Джеймс часто заморгал. – Но Снейп – он что-то с ней сделал… то проклятие…

– Он вылечил ее, Джеймс, – Ремус сложил руки на коленях – и прилагал немалые усилия, чтобы там их и удержать; ему хотелось схватиться за голову и рвать на себе волосы.

– Да, – неожиданно подтвердил Питер – в его голосе звучала уверенность. – Я это видел. Это я все рассказал Дамблдору; потому-то за ужином он и позвал Эванс к себе в кабинет.

Ремусу показалось, что под ним поплыла кровать.

– Что? – удивился он, и одновременно Сириус добавил: – …за нахуй?

– Вы были на отработке у Макгонагалл, – мигнув, объяснил Питер. – Снейп нарочно все подстроил…

– Бля, я так и знал! – прорычал Сириус, но все внимание Джеймса поглощал Питер.

– Продолжай, Хвост, – ободряюще сказал он и выпрямился на кровати.

– Но я знал: вам будет интересно, что он задумал, – на лице Питера проступило довольное выражение, – так что я превратился в крысу и проследил за ними. Ну, в смысле, сколько смог, потому что Снейп что-то такое сделал, и совсем близко мне подобраться не удалось: я просто не мог зайти глубже в лес, ни как человек, ни как крыса. Так что я остался там… и в конце концов дождался Эванс – она пробежала мимо, а потом, когда прошло совсем много времени, появился и Снейп, с котлом и всей этой ерундой… Я проследил за ним до самой школы – он, кстати, ночует где-то рядом с тем заброшенным коридором, но защитил его такими чарами, что даже крыса не прошмыгнет… и с чего это вдруг…

Хорошо, что на Ремуса сейчас никто не смотрел: лицо бы наверняка его выдало.

– …словом, он точно где-то там.

– Откуда ты знаешь, что он ее вылечил, если самого обряда не видел? – требовательно спросил Сириус.

– Потому что Эванс стало лучше, – просто ответил Питер. – Когда она только заходила в лес, от нее как-то неправильно пахло – я это чувствовал, когда был крысой. А когда она оттуда вернулась, запах снова был нормальный.

– Что значит “от нее неправильно пахло”?

– Не могу объяснить; просто… как-то неправильно – и все. Но я знаю, что Снейп занимался темной магией, потому что от него чем-то таким несет. Чуть-чуть другим, но основные ноты те же – как разные версии одного парфюма. А сегодня от него им просто разит, будто искупался в этом запахе.

– Но ты рассказал Дамблдору, где все это произошло?

– Да. Я описал, как добраться до того места, добавил, что не смог подойти ближе, потому что Снейп что-то такое сделал, и сказал, что Эванс гораздо лучше выглядит. Но Дамблдор, кажется, решил сам во всем разобраться. Он же вызвал Эванс к себе, разве нет?