Текст книги "Вернись и полюби меня (ЛП)"

Автор книги: laventadorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

– Ты? Откуда? – опять Сириус. Лили слышала частые, прерывистые вдохи, почти что всхлипы – похоже на Питера… приглушенные шаги – кажется, кто-то расхаживал по комнате взад-вперед…

– Погоди-ка, – воображение само дорисовало, как Сириус остро прищурился. – А ну-ка погоди… Это Сопливчик, да? Та херь с твоими глазами?

– Бродяга… – попытался было вставить Ремус – безуспешно, тот продолжил говорить, наплевав на любые возражения. Лили решила, что Сева с ними не было; должно быть, Дамблдор отвел его куда-то еще, решив разделить этих пятерых. Ей вспомнилось, как Северус сказал: “У него появятся догадки”, – и сердце сжалось в груди… но пропускать мимо ушей ругательства Сириуса становилось все труднее и труднее.

– …почему этот поганый говнюк тебя вылечил, и у тебя делалось такое странное лицо, а теперь нас вызвал Дамблдор, и мы сидим тут кучкой, как моллюски на камешке, и ни хера не делаем, и Снейпа тоже вызвал, хотя мы эту падлу даже не трогали, а сейчас ты говоришь, что что-то знаешь… Что это за хуета, Лунатик?

Лили затаила дыхание. Шорох шагов стих – тот, кто расхаживал по комнате, остановился, а затем по ту сторону книжного шкафа раздался негромкий голос Джеймса:

– Лунатик? Все будет хорошо. Если ты вдруг что-то выяснил, то можешь нам рассказать.

– Я знаю, – в тишине слышалось дыхание Ремуса. – Знаю. – Вдох. Выдох. Еще; и еще… – Снейп… он донес властям… о трех незарегистрированных анимагах.

Питер тоненько ахнул. У Лили глаза на лоб полезли.

– Этот ебаный говнюк… – начал было Сириус.

– О Мерлин, – промолвил Джеймс. – Лунатик, но откуда ты… Это он тебе сказал, да?

– Да, – хрипло признался Ремус.

– Заебись… И ты молчал?! – практически взревел Сириус. – Ты все знал и ничего, блядь, не сказал?!

– А если б я рассказал, то что дальше? О, я прекрасно знаю – как-никак, шесть лет это наблюдал, точнее, пять с половиной, но это неважно – вы бы стали за ним охотиться, а потом совершили что-нибудь ужасное, точь-в-точь как в прошлый раз, когда он хотел, чтобы нас отчислили! Потому что, разумеется, это же жуткое преступление, за которое нужно сразу убивать!

Слова хлынули из него потоком, лились в ошеломленную тишину; голос Ремуса дрожал и срывался – от ярости, от беспомощности, но он явно не боялся, а просто вываливал все, что давно наболело. У Лили закружилась голова… отчисление? Убийство? О чем это он?

– Я ведь уже извинился, – прорычал Сириус.

– Лунатик, – попытался вмешаться Джеймс, но Ремус не дал себя перебить. А судя по звенящему от напряжения голосу, возможно, и вообще ничего не услышал.

– Ты извинился передо мной, не перед Снейпом, и ты так и не понял, так до сих пор и не понимаешь, за что тебе следовало просить прощения! Ты отправил Снейпа в пасть к оборотню…

Чтобы не вскрикнуть, Лили зажала себе рот – той рукой, в которой не было палочки.

– …ко мне в пасть, и ты так и не понимаешь, что это значит!

– Сдохший на хуй Пожиратель – вот что это значит! Не спаси Сохатый его поганую шкуру, их тут стало бы на одного меньше! – голос Сириуса был пугающе мрачным. Сердце у Лили колотилось как безумное.

– Но это же убийство, Бродяга, – Джеймс говорил встревоженно, но тихо, и Лили подумала: “Слава Богу, ты хоть это понимаешь…” – Мы ведь уже обсуждали…

– Ага, только вы так ни хера и не поняли. Ты живешь в таком радужном мире, Сохатый, – мы друзья, дай пять, все стало хорошо опять… Вот только хуя с два это так! Пожиратели пиздец как реальны, и они хотят убивать людей, людей, которые ни в чем не виноваты. Убей Пожирателя – спасешь невинного, вот как устроен мир! Вот что такое война – а она приближается, я точно знаю, даже если вы все в нее и не верите.

– Но не убивать же нам их теперь, – возразил Джеймс, и как же Лили была ему благодарна за то, что хоть он это видит. – Только когда нам совсем не оставят выбора…

– А когда нам его не оставят? Кого должны убить Снейп и эти его дерьмовые извращенцы? Может быть, Эванс? Кажется, ее судьба тебя заботит…

– Если ты хочешь стать убийцей и чудовищем, – у Ремуса дрожал голос, – это твой выбор, если я – или Джеймс, или Питер – если кто-то из нас захочет это сделать, то это его решение и его выбор, но мне-то ты его не дал! Ты использовал меня, едва не превратил в чудовище, сделал меня своим орудием, но орудие ли или чудовище – я все равно не человек! Ты понимаешь, что это значит? У меня нет выбора, когда я такой! Я бы все за него отдал, все, что только можно! Ты должен был меня остановить – я был не в себе, не мог себя контролировать – а вместо этого ты натравил меня на другого человека! Я думал, что могу на вас положиться, что вы не дадите мне ни на кого напасть, что если я не могу доверять себе – а я знаю, что не могу, – то уж вам-то троим доверять точно можно!

На комнату свалилась тишина, гнетущая до осязаемости. Лили чувствовала, как слезы ползут по щекам, оставляя влажные дорожки. Вот откуда Ремус знал, как это горько – когда тебя предает человек, которому ты верил как себе.

Все молчали, только слышалось тяжелое дыхание Ремуса. Лили по-прежнему зажимала рот рукой, чтобы не издать ни звука.

Как она могла все это пропустить? Ничего, совершенно ничего не заметить?

Запросто, если даже не пытаться вглядываться.

…Есть в этом Люпине что-то странное. Куда это он то и дело пропадает?

Он болеет. Говорят, он болеет.

Что, каждое полнолуние?

Слышала я ту твою теорию… Какой же ты неблагодарный. Я знаю, что случилось той ночью. Ты полез в туннель под Гремучей ивой, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что сидит там внизу…

Какой же ты неблагодарный…

Ей стало дурно. Хотелось заорать: “Но я же не знала!” – но Лили прикусила язык, и не только потому, что не хотела себя выдавать. Она просто не могла встретиться с ними лицом к лицу – только не сейчас, когда случилось такое… словно волна откатилась назад, и на мокром песке появились отпечатки ног.

А если бы Сириусу удалось задуманное? Если бы Сева и впрямь убили?

Все вокруг поплыло – и пол, и стены… как будто она стояла в раскачивающейся лодке. Если бы Северус тогда погиб… если бы…

Щелкнула, открываясь, дверь кабинета, и за стеной зазвучал голос Дамблдора:

– Извините, что заставил вас ждать, – это было сказано спокойно, доброжелательно и мягко. Пауза – и он добавил: – А, похоже, я прервал какое-то бурное обсуждение. Хотите, чтобы я вас ненадолго оставил?

– Нет, сэр, – ответил Джеймс. – Мы уже все, сэр. Вы нашли Снейпа?

Сердце у Лили снова встрепенулось; глаза сами по себе распахнулись и уставились в сумрак потайного хода. То есть как – нашел ли он Северуса?

– Увы, – сказал Дамблдор. – Он предпочел избежать этой встречи. Подозреваю, что сейчас он уже далеко.

То прикосновение к локтю… и тот взгляд через плечо, когда Сев сворачивал за угол…

Ох.

– Он удрал к Волдеморту, – с непрошибаемой убежденностью заявил Джеймс.

Он вовсе не пытался ее обнадежить…

– Вы так полагаете? – спросил Дамблдор, направляясь в другой конец комнаты.

Он прощался.

– Что до меня, то я в этом не столь уверен. Но рассуждать на эту тему сейчас бессмысленно; без глины кирпичи не вылепишь. Полагаю, нам лучше сосредоточиться на более актуальной проблеме. Я позвал вас сюда, поскольку в отдел магического правопорядка недавно поступило анонимное сообщение, касающееся вас, мистер Блэк, вас, мистер Поттер, и вас, мистер Петтигрю…

Оказывается, Лили в какой-то момент успела прижать ладонь к стене – и сейчас на нее оперлась, ослепшая и оглохшая из-за стоявшей вокруг темноты и бушующих внутри эмоций. Северус исчез, сбежал из Хогвартса у нее за спиной…

Нет, этого не может быть…

Пальцы чувствовали камень, холодный и жесткий. Воздух казался слишком густым, и больно было дышать – словно на грудь навалилась тяжесть, давил вес целого замка.

Только сегодня она задавалась вопросом – о Господи, неужели это было всего несколько часов назад? – как примирить между собой Джеймса и Северуса. Но теперь – о, теперь Лили понимала, что это не в ее силах. Может быть, если бы они были другими людьми… если бы их жизнь сложилась как-то иначе… но все они были такими, какими есть, и жизнь их, как из кирпичиков, строилась из сделанных ими выборов.

Лили не замечала ничего вокруг. Мысли спутались, вздымались диким хаосом; она попыталась выровнять дыхание, чтобы в голове всплыла хоть какая-то идея, хоть какая-то подсказка, что же ей делать дальше.

Северуса с ней больше не было. Тут он ей не поможет.

Дыши… дыши… расслабься… просто дыши…

И когда смятение в мыслях наконец-то улеглось, и лихорадочные образы снова растворились в породивших их дебрях подсознания, от общего клубка отделился один вопрос и поднялся над остальными:

Как мне найти Сева?

На несколько мгновений эта мысль захватила ее целиком. Лили вдыхала и выдыхала, и ничего больше.

В жизни всегда приходится выбирать. И меняться.

Обернувшись, она нашла взглядом светлое пятно на стене – окошечко в директорский кабинет. Оттуда все еще доносились голоса, но теперь они звучали глухо и неразборчиво. Впрочем, слова сейчас ничего не значили; там, за стеной, остались пятеро самых близких ей людей – те, кем она дорожила больше всего на свете, и в прошлом, и в настоящем, хотя сейчас к ее чувствам и примешивались боль и смятение. Ибо, как и говорил Ремус и как она сама доказала на примере Северуса, те привязанности, что родились в твоем сердце, останутся в нем навсегда, даже если головой ты сейчас этого не понимаешь. Память сердца мудрее разума.

В горле стоял ком – такой огромный, что заговорить не получилось бы даже шепотом. Впрочем, она так и так не знала, что сказать; слова не шли на язык, пусть услышать их и могли только тени вокруг.

Лили развернулась и ушла в темноту, освещая себе путь звездным сиянием Люмоса.

***

Не желая, чтобы о ее уходе узнали, она не стала ничего забирать; спустилась по потайному ходу сначала на первый этаж, а потом и под землю, в тоннель, по которому выбралась на окраину Запретного леса. Незаметная тропинка вела отсюда к тщательно охраняемой бреши в системе защитных чар – к одинокой калитке, которая отпиралась только особым набором заклинаний. По крайней мере, именно так это когда-то работало.

Она все еще оставалась на территории Хогвартса; аппарировать отсюда было нельзя, и маловероятно, что чары на калитке за пять лет ни разу не поменялись. По крайней мере, хотелось надеяться, что Дамблдор не настолько беспечен. Но проверить все равно было нужно, потому что иначе ей придется идти через лес. Без дороги и ночью.

Лили уже и не знала, можно ли в этой школе на кого-нибудь положиться. Ее собственным суждениям, как оказалось, доверять точно не стоило.

Так много ошибок… Сколько же их всего? И что еще она проморгала?

Чтобы найти калитку, нужно было точно знать, где искать. Лили наткнулась на нее через пять минут; как и ожидалось, отпирающие заклинания не сработали – только зашипели и растаяли в темноте, на мгновение озарив ее разноцветными вспышками.

Значит, этот вариант отпадает. Она постаралась не паниковать, хотя воображение упорно рисовало, как Северус с каждой минутой уходит все дальше от Хогвартса. “Сосредоточься, Лили. Если ты сейчас потеряешь голову, то вообще ничего не добьешься. Хотя ты и с головой-то немногого добилась”, – мысленно добавила она, и во рту стало горько от стыда.

А потом постаралась отключиться от этих мыслей и еще раз сосредоточилась на том, чтобы сосредоточиться. Ну что, куда теперь?

Визжащая хижина. От этого названия внутри снова всколыхнулась горечь, но мысли продолжали крутиться дальше. Это околица Хогсмида – значит, по подземному лазу можно выбраться за защищенную чарами территорию. Ремус туда сегодня точно не придет, и до леса там недалеко. Шансы быть замеченной минимальны.

А потом можно начать искать хитроумного двойного агента, который явно хочет спрятаться. Ото всех… и от нее, возможно, в первую очередь.

Сжав в руке палочку, она выдавила дрожащим, но решительным голосом: “Укажи!” – а потом повернулась лицом на запад. Сначала нужно выйти на опушку, а дальше по краешку леса пробраться к Гремучей иве…

Над головой смыкалась черная листва; лунные лучи дробились в ветвях, светлыми осколками падали к ногам, на испятнанную снегом землю. Жаль, что не удалось забрать из спальни зимний плащ, но ничего, сойдет и трансфигурированный из галстука.

Среди деревьев было очень тихо. Ей никогда раньше не приходилось забираться так далеко зимой. Птицы, должно быть, улетели на юг; без их голосов лес казался… жутковатым. Вымершим. Она надеялась, что не столкнется с кентаврами – те более чем ревностно охраняли свою территорию.

А еще… в голове вертелась какая-то мысль, но все время ускользала… Что-то насчет бекона?..

Где-то в стороне раздался прерывистый вой и затих в морозном воздухе.

У Лили стали волосы дыбом.

Мантикора.

Вот же черт.

Что она знала о мантикорах?.. На курс по уходу за магическими существами она не записывалась, но читала “Фантастические звери: места обитания”… так что там насчет мантикор, как от них защищаться? Эх, ей бы такую память, как у Сева… или хотя бы обычную, а не дырявую, чтобы не забывать жизненно важную информацию… или нормальные мозги, чтобы не быть такой тупицей, до которой все доходит как до жирафа.

“А еще было бы неплохо, если бы тут все же водилась какая-нибудь живность, – прошептал инстинкт самосохранения, – иначе ты знаешь, где эта тварь станет искать закуску, когда проголодается… а ведь она проголодается – это уж как пить дать”.

Так. В первую очередь надо поскорее выбраться из леса.

Лили зашагала быстрее. Она по-прежнему шла на запад; успокаивала себя, прокручивая в голове воображаемую схватку с мантикорой – или мантикорами, если их окажется несколько. Магия на них почти не действует… может, ослепить? Или приклеить лапы к земле? Щитовые чары наверняка отбросят эту тварь назад…

Она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась – сердце гулко колотилось в груди, все чувства обострились… слева хрустели ветки, она напрягла слух, пытаясь расслышать что-то, кроме собственного тяжелого дыхания, и наконец-то смогла разобрать… стук копыт?

“Ох”, – подумала она – из густых кустов вынырнули три кентавра, с луками и столь грозным выражением на лицах, что и оно вполне тянуло на оружие. К их лоснящимся от пота крупам прилип разный сор и мелкие веточки… хотя нет, из луков в нее целились только двое. У третьего было копье.

– Что, еще один? – спросил гнедой кентавр с рыжеватыми волосами. – Откуда ты здесь взялся, маленький человечек?

– Откуда бы ни взялся – его тут быть не должно, – прогремел второй, тот, что с копьем; он напомнил Лили Северуса – вороной мастью, бледной кожей, словно светящейся в лунном свете, и выражением лица, которое явно отдавало чем-то вроде “прочь с дороги, жалкие создания”. – Это наш лес.

– И сегодня тут довольно оживленно, – ничуть не смутившись, отвечал гнедой.

– Тебе лучше уйти, маленький человечек, – сказал третий кентавр – весь темный, если не считать белков глаз. Похоже, он был среди них главным: стоило ему заговорить – и второй, похожий на Северуса, тут же прикусил язык, хотя явно хотел огрызнуться. – Детенышам тут не место.

– Большое спасибо, – произнесла Лили, пытаясь говорить со всем возможным почтением, – и извините, пожалуйста, но вы случайно не видели тут еще одного человека? Мальчика, примерно моего возраста, с черными волосами…

– Спроси у Бэйна, – посоветовал гнедой кентавр таким тоном, словно его это изрядно позабавило.

– Этот юнец! – воскликнул тот, что напоминал Северуса; видимо, это и был Бэйн. – Ну попадись он мне только!..

– Тихо, – скомандовал вожак, и Бэйн послушно заткнулся. – Не время вести себя как беспечные дети, когда где-то там разгуливает зверь. Ронан, проводи человечка до опушки, потом найдешь нас. Мы пойдем вперед.

Ронан кивнул. Застучали копыта, и вожак с Бэйном умчались прочь и скрылись в подлеске под треск ломающихся веток.

– Пошли, маленький человечек, – сказал Ронан. – Тут где-то бродит мантикора, и в это время года пищи для нее немного.

Чтобы не отстать, Лили пришлось перейти на бег.

– Спасибо, – выдохнула она, труся рядом с кентавром. – Я никак не могла вспомнить, как борются с мантикорами…

– Утыкивают стрелами и копьями, – отвечал тот. – От ваших деревяшек толку мало. Думаю, тебе лучше сесть на меня верхом – ты слишком шумишь, эта тварь нас мигом найдет, – он притормозил. – Залезай. Но чур, об этом не трепаться, и повторения не будет.

– Ко-конечно, – Лили чувствовала ужасную неловкость, но вместе с тем и признательность; забралась к нему на спину и уселась, радуясь, что утром надела под мантию вельветовые брюки, чтобы не замерзнуть.

Ронан вывез ее из леса и остановился там, где заканчивались деревья и начинались их тени. За границами черноты снег был пустынным и ярким от лунного света.

– Эм-м… Ронан… сэр? – спросила Лили, сползая с лошадиного крупа.

– Да, маленький человечек? – отозвался тот.

– Тот мальчик… вы не знаете, куда он пошел?

– На восток. Добрался ли он до места своего назначения, я, однако же, сказать не могу.

– Огромнейшее вам спасибо, – выпалила она, срываясь с места, и побежала вдоль деревьев туда, где высилась темная громада ивы.

Тычок палкой – а дальше Лили ждали уходящий под землю осклизлый лаз и холод, хоть и не такой кусачий, как снаружи, но все-таки довольно неприятный. Потолок там был низкий – идти пришлось согнувшись в три погибели, а в паре мест даже ползти на четвереньках, зажав волшебную палочку в зубах. Лили никогда здесь раньше не бывала… и Ремусу приходилось так мучиться каждый месяц? Неужели нельзя было сделать нормальный проход?

И Северус когда-то тоже сюда спустился…

На глаза навернулись слезы. Доверие… о Господи, она же им доверяла! И неважно, что они никогда не причиняли ей зла (ну, не считая Питера, конечно). И неважно, что их подозрения в конце концов оправдались, и Северус, хоть и на время, действительно стал именно таким, как говорил Сириус. Так все равно нельзя; наказание не должно предшествовать преступлению, и нельзя карать людей на основании одних догадок, не подкрепленных ничем, кроме ненависти.

А Джеймс и Ремус… они ведь знали, что Сириус был неправ, и даже спорили с ним тогда, в кабинете… но все-таки ничего ей не сказали. Как они только могли – скрыть от нее эту историю, утаить, как Северусу подстроили ловушку, которая могла закончиться для него смертью или неизлечимым проклятием? А Северус… он тоже ничего ей не рассказал, но попытался – на свой собственный лад, а она не стала слушать… ухватилась за версию, которую сочла правдоподобной: что он пытался вырыть им яму и сам в нее попал, а Джеймс его спас… и никогда прежде не задумывалась, отчего Джеймс вообще так удачно оказался поблизости.

Свисающий с потолка корень шарахнул ее по лбу; Лили выругалась, но потом решила, что это, должно быть, наказание свыше. Это же надо – быть такой малолетней идиоткой!.. Такой… мудилой, как выражался Сириус.

О Боже, Сириус… Она и не предполагала, что… что в нем может жить такая тьма. Или же, подумала Лили с отчаянием, она, как и всегда, смотрела, но не видела. Это выражение, которое появлялось на лице Сириуса, когда кто-то заговаривал о его семье… и еще иногда на поле боя… Картинка легко всплывала в памяти, но на общих собраниях он всегда был таким искрометно-жизнерадостным, всегда заставлял их забыть о тех ужасах, что творились там, снаружи, и среди шуток и смеха, на ярком свету, так легко было принять все остальное за игру воображения…

Лили провела рукой по лицу и нечаянно размазала по лбу грязь.

Ее подташнивало – в первую очередь от самой себя. Все это творилось прямо у нее под носом – слизеринцы, Пожиратели Смерти, Джеймс и Сириус – как они много лет вдвоем нападали на одного, то благородно “спасая” от него невинных людей, то просто ради забавы; и даже то, как Питер радовался, когда другие дрались… Она не знала, что Сириус нарочно послал Северуса в ловушку, где его могли покалечить или убить; не знала, что они пользовались своей картой, чтобы нападать на него из засады… И что Пожирателей Смерти поощряли их собственные родители, и что даже если бы Северус решил послать свою компанию куда подальше, то сам стал бы для них мишенью – для сотен амбициозных и жестоких студентов… Она не знала, что Дамблдор придумывал темные заклинания и что Джеймс предотвратил убийство, а потом вместе с остальной троицей сделал все, чтобы выгородить виновника.

Она ничего этого не видела.

Из глубин памяти выплыло воспоминание, целеустремленно протолкалось вперед, отодвинув на задний план всю ее недоуменную оторопь. Как она смотрела на Джеймса, когда узнала, что случилось… “Нет, – с отчаянием подумала Лили, – их версию того, что случилось!..” Она им тогда почти что восхищалась, и он широко улыбнулся и взъерошил волосы, точь-в-точь как тогда, на седьмом курсе, когда показал ей карту – это была такая сложная и тонкая работа, что Лили невольно залюбовалась…

Да как он только мог – сначала нашел своей карте такое применение, а потом еще и начал ею хвастаться, зная, что она, Лили, когда-то дружила с Севом! Тьфу! Ох, какую пощечину она бы ему сейчас залепила! А Сириус! Может, они еще и под плащом-невидимкой прятались? Или им хватало и “данных разведки”, и они просто нападали на Сева из-за угла и норовили задавить числом? О Боже…

На какое-то безумное мгновение Лили пожалела, что просто сбежала оттуда, не высказав им все, что о них думает. Если бы на кону не стояли поиски Сева, она наверняка пожалела бы об этом сильнее.

Но по сути ей некого было винить, кроме самой себя. Перед глазами пронеслась вереница кристально ярких, совершенно детских глупостей – то отвращение, которое она порой испытывала к ним ко всем… Джеймс и Сириус всегда нападали первые, а Северус в долгу не оставался – и отвечал им с такой жестокостью… то его заклинание, Сектумсемпра, режущее кожу на ленточки… Он изобрел его в конце пятого курса, и они с Лили крупно поссорились – они тогда много из-за чего ссорились; она никак не могла взять в толк, отчего он растрачивает свои таланты на такие гадости, а Северус посмотрел на нее этим своим незнакомым взором, от которого ползли мурашки по коже, и произнес: “Мне нужно себя защищать”. А потом Лили пару дней его избегала, а потом случилось то происшествие под деревом, и больше она с ним не разговаривала – пока не умерла.

Дело было не только в Пожирателях Смерти – а вернее, вовсе не в них. Северус сталкивался с людской жестокостью везде – в школе, дома, в Хогвартсе; он всегда ждал нападения и готовился атаковать в ответ – а Джеймс и Сириус явно наслаждались, выводя его из себя. И не только они, но и почти все в школе… воспоминания пузырьками всплывали на поверхность, как обломки, подхваченные прибоем: Мэри и Фелисити… как они смеялись, когда слышали об очередных проделках Джеймса… толпа, которая стояла в стороне и подбадривала Мародеров…

Она утерлась ладонью – от грязи защипало глаза. Корни деревьев впивались в колени, сверху дождем сыпалась сухая земля и застревала в волосах, по шее, кажется, кто-то полз, а воздух обжигал легкие, но она по-прежнему не останавливалась.

В голову закрался вопрос: а когда, собственно, Джеймс перестал нападать на Сева? Она раньше думала, что на седьмом курсе: смерть матери заставила его повзрослеть, он перестал швыряться проклятиями во всех подряд, и все эти отвратительные драки и заносчивые манеры ушли в прошлое, а на передний план выступили те черты характера, которыми Лили в моменты слабости всегда в нем восхищалась. Но она не забыла тот случай, когда Северус заклятьем оторвал Джеймсу нос – из-за того, что “он так цепляется к чужим носам”, как им потом процитировал Питер. Неужели все эти старые штучки продолжались и тогда, только у нее за спиной? А ей никто ничего не сказал?

“А может быть, – прошипел ее внутренний дементор, – они думали, что ты и сама все знаешь, и тебе плевать. Может, и Северус так думал – потому-то он сейчас и ушел”.

В боку отчаянно кололо, мышцы сводило от боли – бедра, икры, поясница… Когда же этот клятый тоннель наконец закончится?

Кажется, ее мысленный вопль сработал как призывающее заклинание: свет впереди приобрел очертания и оформился в круглый проход. Слава Богу.

Подтянувшись на дрожащих руках, она заползла в хижину и практически рухнула на грязный пол. Чуточку отдышалась, а затем села и огляделась по сторонам.

Бардак переходил все границы. Растерзанная мебель, выбоины на стенах, дыры в полу – а сами доски были испещрены шматками грязи, клоками пыли, обрывками обоев и какими-то липкими темными пятнами, в которые и вглядываться-то не хотелось. Ремус рассказывал, что до того, как Джеймс и остальные освоили анимагию, превращения часто плохо для него заканчивались – в волчьем облике он мог себя погрызть или покалечить…

К глазам подступили слезы. Как они только могли – быть такими добрыми и заботливыми с Ремусом и такими жестокими с Северусом?

Едва держась на заплетающихся ногах, Лили подошла к заколоченному окну и заставила гвозди вылететь из досок. Здесь оказалось выше, чем она думала; земля ударила по пяткам, лодыжки прострелило болью, но, к счастью, обошлось без проблем посерьезнее. Она завернула за угол и увидела Хогсмид – огни, светившие приветливо и ярко в уютной лощине чуть ниже линии горизонта.

Лили с трудом перелезла через кое-как сколоченный забор и побрела вниз, в сторону деревни, спотыкаясь на ухабистой дороге.

Там было темно и холодно. Под лучами ущербной луны тускло переливался снег – а тени, наоборот, становились ярче, точно жирные росчерки угольного карандаша. Резко чернели деревья – того же цвета, что и небо, они казались кляксами, протекшими сверху на полосу горизонта, и тяжелые мерцающие облака расступались перед лунным диском, будто напуганные его жгучим сиянием.

Как же ей связаться с Севом? Через совиную почту? Если они закрыты, придется туда вломиться. Оставить им немного денег и…

Вот только денег у нее как раз и не было. Она ничего с собой не взяла, только ту мантию, что на ней, и свою палочку. Тьфу ты.

Что ж, придется вломиться к ним сейчас, а заплатить потом. Нужно отправить Северусу записку, пока он не исчез окончательно; как-то предупредить его, что…

Ой, какая же я все-таки дура.

Она остановилась прямо посреди дороги и вызвала в памяти то мгновение, когда Северус притронулся к ее локтю, а потом бросил взгляд через плечо, сворачивая за угол; сосредоточилась, отсекая все, что случилось и до, и после, и, заново переживая этот миг счастливой надежды, воскликнула:

– Экспекто патронум!

В холодном ночном воздухе заискрилась лань, развернулась на месте и понеслась на север, промелькнув перед глазами, как метеор.

Лили побежала за ней.

Деревню пришлось обойти стороной – из опасений, что на главной улице она привлечет к себе слишком много внимания. Лань уже давно скрылась из виду; когда Лили уловила в темной дали последний отблеск, та все еще мчалась на север. Значит, и ей туда же. Хотелось надеяться, что Сев все-таки повернет назад – ох, только бы он повернул…

А если нет, то она просто продолжит идти вперед. Не остановится, пока его не нагонит.

Теплый свет Верхней улицы остался далеко позади. Лили пробиралась задворками – мимо домиков, беспорядочно разбросанных по равнине, которая дальше переходила в предгорье, и в конце концов снова вышла на дорогу, к тому месту, где та заканчивалась, упираясь в ограду. Найдя ступеньки, она перелезла на другую сторону изгороди и оказалась на пустоши, которая тянулась вдоль подножья горы.

– Укажи! – снова скомандовала она палочке, и та послушно повернулась на север. Лили двинулась в том направлении, время от времени перебираясь через россыпи камней, и наконец огоньки Хогсмида растаяли во мраке, и она осталась одна. Ни звука – только ветер, ее собственное тяжелое дыхание да шорох шагов по холодной, бесплодной земле.

Тучи раздвинулись, и снова показалась луна – крупнее, чем раньше, и ниже висящая в небе. Хлынул серебристо-белый свет, омывая высокие валуны, и их тени опрокинулись вниз и потянулись к Лили.

Где-то в дюжине метров впереди появилось что-то черное, отделилось от затемненной верхушки скалы. Лили оцепенела, сердце замерло в груди…

Но это оказался не Северус. Это была мантикора.

Вокруг ее гривы нимбом сиял лунный свет. Лили скользнула взглядом по ее хвосту – черному, с резко очерченными угловатыми выступами и ядовитым жалом на конце. Глаза твари горели во тьме, как два рыжих уголька; точь-в-точь как те сигареты, что курил Сириус после смерти Регулуса.

Мантикора подобралась, напрягла мышцы – лунный свет мазнул по согнутой задней лапе – и прыгнула.

Внутренний голос завопил: “Ты что творишь?!” – но Лили зажмурилась и прокричала:

– Иллюминатус!

Под веками вспыхнуло – свет ударил ослепительной волной, и мантикора истошно заверещала. Лили открыла глаза – тварь хлопала себя по лицу, металась то вправо, то влево, но нюх она явно не потеряла, так что…

Заклинание дымовой шашки слетело с палочки само – Лили даже не успела осознать, что совершает ошибку: да, дым скрывал ее от мантикоры, но в то же время и мантикору от нее. Что ж, та теперь ослеплена как минимум дважды; самое время убираться куда подальше. Только не в деревню, к людям эту зверюгу подпускать нельзя, но вот если заманить ее в какое-нибудь ущелье…

Лили побежала направо; бросила перед собой заклятье, определяющее рельеф местности – когда-то она отыскала его, чтобы помочь Ордену с ночной рекогносцировкой. Ага, вот: где-то метров через двенадцать начинается обрыв.

Она затормозила на самом краю; гравий брызнул из-под ног, с рокотом обрушился в овраг, где метрах в пяти-шести внизу виднелась замерзшая река.

Вот только тот рокот – это оказались вовсе не камешки. Похоже, мантикора прекрасно сориентировалась и по запаху.

Лили кинулась вперед – слишком крутой склон, она заскользила, точно на лыжах, вниз-вниз-вниз, а потом земля вывернулась из-под ног, будто отрезанная ножом, и вдруг возникла снова; Лили рухнула на камни – они покатились в разные стороны – ободрала ладони, и, похоже, на сей раз точно повредила лодыжки. Охнув, она поднялась на ноги; мантикора рычала – из горла рвались низкие, раскатистые звуки, под лапами осыпался щебень – зверюга спускалась по склону, и Лили сама удивилась силе своего испуга, тому, как все тело пробрал озноб…

Кое-как дохромав до реки, она ступила на лед. Тот затрещал, но выдержал. Ей захотелось глянуть назад; желание было внезапным и отчаянным, как удар молнии, и, не успев его подавить, Лили повернула голову. Растрепанная прядь упала на щеку, но не помешала разглядеть мантикору – лунный свет озарял ее человеческое лицо, горящие глаза и оскаленные зубы, а по подбородку стекала кровь, тварь явно собиралась прыгнуть – высоко занесла хвост, как для удара…