Текст книги "Там, где мы есть (СИ)"

Автор книги: InNOCH

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 69 страниц)

– Я попробую, – Хелли потер нос и улыбнулся.

– У тебя все получится. Я в тебе не сомневаюсь.

Мальчик в компании волков убежал выполнять поручения, а Феликс устремился навстречу Сидни. Приблизившись, перехватил из ее рук саквояж, который оказался довольно тяжелым. Приобнял хмурившую брови девушку и быстро чмокнул в щеку.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – Сид сердито сдвинула брови и, дернув плечом, сбросила с себя его руку.

– Хочу… – Феликс нервным жестом зачесал пятерней волосы и бросил взгляд в сторону Питера и Киллиана. – Только давай не сейчас и не здесь.

Сидни, проследив за взглядом Феликса, оглянулась и кивнула головой, соглашаясь, что сейчас не место и не время. Феликс улыбнулся ее понятливости, развернулся к океану и жестом пригласил пиратов, оставшихся в шлюпке, сойти на берег – те отказались. Тогда он так же жестами показал, чтобы не ждали своего Капитана и уплывали прочь. Потом забрал объемную коробку у Бена и молча зашагал прочь от берега, уводя с собой Сид и еле поспевающего за ними Бена. Мальчишки, которых прислал Сэд встретили их на подъеме, ведущем к кромке леса на утесе, как раз вовремя. Феликс так торопился уйти с пляжа, что забыл обуться. Он и не вспомнил бы. Потому что по песку было идти вполне комфортно, но на тропе, ведущий на утес острые выступы напомнили Феликсу о том, что он впопыхах оставил свои сапоги на берегу, как, впрочем, и плащ. Солнце нырнуло за линию горизонта всего лишь мгновение назад, а вечерняя прохлада сразу напомнила о себе. Феликс передал свою ношу мальчишкам, а сам, мысленно ругая себя за свою забывчивость, повернул обратно. Он медленно шел к опустевшему берегу, не спуская глаз с двух фигур на берегу, что так и не приблизились к друг другу ни на шаг. Но как только Феликс подумал о том, что нужно как-то подтолкнуть этих «истуканов» друг к другу…

Red – Yours Again

Питер выходит из своего оцепенения и делает несколько неуверенных шагов к застывшему в десятке метров от него Киллиану.

– Скажи мне, что это ты… – шепотом, совсем тихо, потому что голос совершенно не слушается его.

– Это я, Питер, – Киллиан все же слышит его и делает шаг навстречу.

– Ты ведь правда не снишься мне? – опять срывающимся шепотом. И чуть громче: – Скажи, что ты – не иллюзия, которую создал для меня Хеллион.

– Это не сон, и не иллюзия.

– Скажи мне что-нибудь, о чем знаем только мы.

– Я видел нас в другой реальности…

– Нас там больше нет… – голос предательски дрожит. – Потому что…

– Потому что мы здесь… Реальные и живые. Настоящие… – Киллиан касается кончиками пальцев виска, будто пытается что-то вспомнить. Что-то, о чем знают только они… – Мы были вместе там, и я хочу быть с тобой вместе и здесь, если… ты простишь меня. Прости меня, мой красивый мальчик, за все что я сделал в обеих реальностях. Я пойму, если…

– Я давно простил тебя, Киллиан… – у Питера наворачиваются на глаза слезы, потому что он помнит этот диалог из их другой реальности. – А сам не успел сказать тебе, что сожалею о том, что сделал, и что… – ему хочется броситься к Киллиану, сжать его в объятиях, сказать, что любит, что ждал, хоть и не надеялся, что безумно счастлив его возвращению и еще много всего. Но ноги не слушаются его, и он падает на колени и оседает на песок. – Господи… Это и правда ты.

Киллиан и сам не до конца верит, что, наконец, действительно видит своего красивого мальчика, когда бросается к нему и опускается перед ним на колени. Он дрожащими пальцами здоровой руки проводит по его щеке, осторожно цепляет за подбородок, приподнимает его голову и, глядя в полные слез зеленые глаза, шепчет в приоткрытые губы:

– Это и правда я, – он большим пальцем стирает слезу, что ползет по щеке Питера к уголку его рта.

– Прости меня, Киллиан, – Питер задыхается, потому что ему кажется, что он тонет в глазах цвета спокойного океана. А еще: от его прикосновений, от его близости, от его запаха, от его дыхания, что щекочет губы и разбегается мурашками по всему телу. Ему хочется прекратить эту сладкую пытку. Или наоборот, чтобы она длилась как можно дольше… Он еще не определился. Но он абсолютно уверен в том, что хочет сказать…

– Мне не за что тебя прощать, – Киллиану безумно хочется поцеловать его, чтобы вспомнить вкус этих податливых губ. Но прежде ему хочется сказать своему красивому мальчику то, ради чего, рискуя жизнью, хотел вернуться в Неверлэнд. То, что всегда чувствовало его сердце. То, о чем всегда нужно говорить, потому что можно и не успеть сказать…

– Я люблю тебя…

Они одновременно выдыхают свои признания в губы друг друга и сокращают едва уловимое расстояние в поцелуе. Осторожном, нежном и трепетном, который разрывают, чтобы посмотреть друг другу в глаза и понять, что им хочется гораздо большего. И тогда Питер взмахивает рукой, создавая вокруг них защиту от ненужных свидетелей – простенькая магия, на которую он способен даже в таком состоянии. Странно, что он не вспомнил о завесе невидимости раньше… Он хватает Киллиана за тонкую ткань мокрой рубашки, рывком поднимается на колени и, дергая его на себя, впивается в его губы настойчивым и немного агрессивным поцелуем. Киллиан проводит пятерней по ставшим жесткими от соленой воды вихрам Питера, мягко прихватывает волосы на затылке, удерживая его голову, и со стоном вжимается в его губы.

– Как же я соскучился… – короткая пауза, чтобы сделать глоток воздуха, и Киллиан перехватывает инициативу. Он, все еще удерживая голову Питера одной рукой, другой обхватывает его так, что крюк, заменивший ему ладонь, оказывается на тонком плече, и прижимает крепче к себе желанное тело.

– Я… – Питер дергается от неожиданности, когда металлический крюк насаживается на его плечо, – …тоже.

– У меня теперь новый… аксессуар, – Киллиан не отводит взгляда от приоткрытых манящих губ.

– Я привыкну… – Питер тянется за следующим поцелуем и получает его – тягуче-сладкий, невыносимо долгий, вызывающий дрожь во всем теле, лишающий контроля. Заставляющий запутываться пальцами во все еще влажных, просоленных океаном волосах Киллиана, вжиматься, что есть сил, в его тело, неприлично громко стонать его имя в его жаркий рот и чувствовать бедром его… растущее желание.

– Господи… – Киллиан отрывается от губ Питера, короткими поцелуями проходится по его шее и присасывается к ямке над ключицей – он помнит, как отзывчив его красивый мальчик на такую ласку. – Я ведь хотел… – проводит носом вдоль пульсирующей артерии, вдыхая запах кожи, по которому безумно соскучился, касается губами уха и выдыхает признание, от которого и сам зябко передергивает плечами, – …убить тебя.

– А сейчас? – Питер цепляется за его плечи и откидывает голову назад, подставляя под поцелуи другую сторону шеи.

– А сейчас… – Киллиан с готовностью скользит губами по его шее и, добравшись до уха, чуть прикусывает мочку и тихо шепчет: – …я хочу тебя.

– Не понимаю, какое удовольствие набивать штаны песком, когда в распоряжении целый замок? – голос Феликса раздался совсем рядом, и от неожиданности они оба замерли, не выпуская все же друг друга из объятий. – Если вы меня слышите, я могу дать вам дружеский совет?

– А мы слышим его? – Киллиан шепнул свой вопрос Питеру на ухо и легонько поцеловал его в висок.

– Думаю, он не стал бы возвращаться без причины, – Питер вздохнул, уткнулся лбом в плечо Киллиана и, сделав определенный жест, снял завесу невидимости.

Феликс стоял совсем рядом с ними. В одной руке он держал сапоги, а другой придерживал плащ, перекинутый на плечо.

– Вижу, что вы решили запутать Неверлэнд окончательно, прямо сейчас, – он склонил голову чуть набок, разглядывая сидящую перед ним парочку – Киллиан сердито сверкал глазами, прижимая к себе Питера, который, уткнувшись лбом в его плечо, явно избегал встретиться с Феликсом взглядом. – Боюсь, вы выбрали неподходящее для этого место.

– О чем он, Питер? – Киллиан изогнул бровь, пытаясь хоть что-то понять.

– Да, так… – Питер усмехнулся, вспоминая теорию Феликса, в которую и сам начинал верить. – Что значит – неподходящее? – он все же оторвался от плеча Киллиана и поднял голову.

– Во-первых, это негигиенично, хотя и весьма романтично, – Феликс широко улыбнулся, глядя на опешившего Питера. – А если серьезно, то неизвестно что может произойти, когда ты… потеряешь контроль. Вдруг ты не сможешь контролировать и магию, и тогда завеса невидимости не защитит вас? Не думаю, что вам нужны свидетели. Все, конечно, давно уже в курсе ваших отношений. Надо быть уж совсем слепым, чтобы не видеть очевидного. Правда, сегодня все делают вид, что вас и вовсе не существует, чтобы не смущать вас своим вниманием. Но все же, мало ли что? Да и Неверлэнд там не доберется до вас. Вдруг он снова заинтересуется вами, почувствовав… вашу уязвимость. И еще Хеллион.

– Что с Хеллионом? – Питер почему-то подумал, что с мальчиком что-то случилось, и именно поэтому Феликс вернулся. – С ним все в порядке? – он дернулся, порываясь встать на ноги.

– Более чем, – Феликс кивнул и хмыкнул, глядя, как Питер снова уселся на песок рядом с мало что понимающим Киллианом, судя по выражению его лица. – У Хелли обнаружилась еще одна способность. Теперь он умеет читать мысли. Не думаю, что вы сможете контролировать свои мысли, находясь в определенном состоянии, – Феликс выразительно повел бровью. – И уверен, что мальчику не нужно знать, о чем вы думаете, – и хотя он почти уверен в том, что Хеллион не станет делать ничего такого, но… – Вдруг он решит влезть в ваши головы в совсем неподходящий момент? Как-то маловат наш Хелли для таких откровений. А в замке есть защищенное место, где вас никто не побеспокоит. Ни физическим присутствием, ни магическим, – Феликс снял с груди амулет, позволяющий проходить магическую защиту, который когда-то получил от Питера, и бросил его Киллиану. – Выбор, конечно, за вами. И балкон может не так романтичен, как берег океана, но зато безопасен. Хотя шум прибоя и звездное небо там тоже имеются, – Феликс подмигнул и, развернувшись, зашагал прочь. – Кстати, напоминаю, магия на балконе не работает! А мрамор хоть и нагревается от солнечного тепла, но все же ночью остывает, да и твердоват как-то! Поэтому простыни, подушки и прочую дребедень наколдуй заранее! – это явное обращение к Питеру, и Феликс улыбнулся, когда услышал за спиной его тихий переливчатый смех и язвительное – «засранец». – Я тебя тоже люблю! Буду это расценивать как – «спасибо, что подсказал отличное место для уединения»! И… неспокойной вам ночи! – он не обернулся, когда услышал тихое – «спасибо за совет», а лишь кивнул головой и ускорил шаг – в лагере его уже наверняка заждались.

Питер, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, откинулся на скомканные простыни на тонком матрасе, вернее, наматраснике, которым пришлось довольствоваться, потому что нормальный они с Киллианом не смогли затащить на балкон. И теперь это напоминание о возможности большего комфорта перекрывало вход на балкон. И Питер мог бы снять защитную магию, чтобы парой щелчков пальцев создать им комфортные условия, но почему-то не захотел, а может – просто побоялся… Губы Питера непроизвольно растянулись в улыбке, когда он вспомнил все их попытки втащить внушительных размеров матрас на балкон. Зачем он наколдовал этого «монстра» Питер и сам не понимал. Может, пытался воспроизвести хорошо знакомую ему постель из своей другой реальности?

Will Young – I Just Want a Lover

В итоге все закончилось тем, что Киллиан, чертыхаясь, бросил матрас прямо в дверном проеме, и, подцепив крюком ремень на поясе, притянул к себе раскрасневшегося и хохочущего Питера, которого забавляла эта ситуация, обрывая своим резким жестом его смех. Он поддел острием крюка пряжку, сорвал ремень и стащил с притихшего Питера куртку. Скользнул металлическим прикосновением по шее, по груди, задел шнуровку его рубашки, дернул, обрывая завязки, и, подцепив крюком тонкую ткань, медленно стащил ее с хрупкого плеча, к которому тут же припал губами. Пробежался пальцами по обнаженной груди, крюком вспорол до конца мешающую ему рубаху и скользнул ладонью по животу Питера, замершего под его опасными прикосновениями.

– Хочешь, я сниму его? – шепотом на ухо.

Питер вздрагивает от контраста ощущений: обжигающе горячий поцелуй в шею с одновременным прикосновением к груди холода металлического крюка, цепляющего его рубашку, чтобы снять ее окончательно. Сердце пропускает удар, а потом, будто опомнившись, снова оживает, но переходит на какой-то частый, но рваный ритм.

– Не-е-е-т… – Питер прижимается губами к пульсирующей венке на виске Киллиана, быстро высвобождая руки из рукавов рубашки, которую Киллиан стаскивает с него, а потом отбрасывает в сторону. – Мне нравится твой новый аксессуар.

Питер на мгновение отстраняется, чтобы помочь и Киллиану освободиться от мешающей ему рубахи. Проходится ладонями по его плечам, груди, животу, освежая в памяти свои ощущения, которые настолько реальны, что ему кажется, что сейчас перед ним Колин, но прикосновение металла к его подбородку возвращает его к той реальности, где он находится. Киллиан приподнимает его голову и целует в приоткрытые губы. Сначала мягко и трепетно, постепенно углубляя свой поцелуй, который становится таким настойчивым, проникновенным и терзающим, что Питер, не выдерживает и цепляется за плечи Киллиана, выстанывая его имя и прижимаясь к нему всем телом. Он не успевает сообразить, в какое мгновение его подхватывают на руки и впечатывают в мраморную колонну, которая приятно холодит спину, в то время как горячие губы оставляют на нем метки, будто опечатывают каждый дюйм его тела. Питер крепче обхватывает ногами талию Киллиана, сильнее прижимается к его паху, и, бедром ощущая нарастающее с каждой пульсацией возбуждение, выгибается в его сильных руках, с удовольствием подставляясь под его жалящие поцелуи, от которых наверняка останутся отметины. Как, впрочем, и от крюка, которым Киллиан довольно ощутимо проходится по его плечам и спине. Но Питер не чувствует боли, потому что больше не контролирует свое тело, отдавшись полностью во власть Киллиана, и любое прикосновение прошивает его волной невероятного наслаждения.

– Боже, какой ты красивый, – Киллиан вскидывает голову, фокусируя поплывший взгляд на лице Питера – в лунном свете его глаза кажутся абсолютно черными, а кожа словно светится изнутри. – Как же я хочу тебя…

– Я тоже хочу тебя, – Питер облизывает пересохшие губы, перехватывает крюк, впивающийся в его бедро, и уверено цепляет острием пояс своих штанов, намекая Киллиану, что уже пора совсем освободиться от одежды. И чтобы у Киллана не оставалось никаких сомнений в серьезности его намерений, дергает концы шнуровки его штанов и запускает под ослабленный пояс ладонь…

Они оба не помнят, как освобождают друг друга от остатков одежды, которая разлетается в разные стороны. Они оба не понимают, как оказываются на наспех сооруженной постели. Но они оба понимают, что возбуждение достигло того самого предела, когда сдерживаться уже невозможно. Да и не нужно. Питер откидывается на простыни, а Киллиан окидывает взглядом его обнаженное тело и нависает над ним, вглядываясь в его темные глаза.

– Чего ты ждешь? – Питер приподнимается на локтях и шепчет в его приоткрытые губы: – Сделай это…

Они целуются глубоко, жадно и ненасытно, до головокружения и покалывания в губах, но не могут прервать своего занятия ни на секунду. Питеру не страшно, потому что он знает, чего ожидать от их близости – в своих других реальностях они уже перешли эту разделявшую их черту. Его только немного пугает то, что в этой реальности ощущения сильнее и ярче в разы. Не сойти бы с ума и не остаться здесь навсегда, потерявшись в этом шквале эмоций… Питер закидывает ноги на поясницу Киллиана, устраиваясь удобнее, и, пятками прижимая его к себе, елозит задницей по простыням, выискивая такую позу, чтобы их члены соприкасались как можно теснее, и несколько раз двигает бедрами. Он тихо смеется, когда Киллиан захлебывается стоном и прикусывает его плечо. Но смех Питера обрывается, когда Киллиан немного меняет свою позу, и его член, почти не встречая преграды, проскальзывает внутрь и медленно входит в него на всю длину. Они оба замирают, прислушиваясь к своим ощущениям. Питер думает о том, что ему почти не больно, а сладкая пульсация в его паху требует большего наслаждения. Он сам делает первые неторопливые размеренные движения бедрами, и Киллиан подхватывает его ритм, отвлекая поцелуями от возможного дискомфорта. Они теснее прижимаются друг к другу, будто хотят срастить, слиться, стать единым целым – одно на двоих рваное дыхание, одно на двоих заполошное сердцебиение, одно на двоих затуманенное сознание. Киллиан постепенно увеличивает амплитуду проникновений, и Питер, разорвав их поцелуй, начинает громко стонать и метаться под ним, сбиваясь с ритма. Киллиана пробивает крупной дрожью, когда его красивый мальчик, сначала прижимается к нему, цепляясь за плечи, а потом, царапая спину, выгибается под ним и хватает воздух ртом. Он упирается одной рукой в грудь – туда, где сердце Киллиана колотиться о ребра – будто пытаясь его оттолкнуть от себя, а другой беспокойно шарит по простыням, цепляясь за нее тонкими пальцами и накручивая на кулак. Киллиан приподнимается на локте и перехватывает правой ладонью его левую руку, прижимая ее к подушке, по которой Питер елозит затылком. Он накрывает губами приоткрытый рот своего мальчика, чтобы в поцелуе утопить громкие стоны, ставшие совсем уж неприличными. Киллиан вколачивает его в постель своими размеренными, но сильными движениями бедер, приближая их обоих к разрядке. Киллиану знакомо это состояние мелькающих пред глазами смеси кадров из разных реальностей. Как своих, так и Питера. И в их случае это означает только одно – они оба совершенно не контролируют себя, позволяя своим подсознаниям смешиваться и переплетаться с сознаниями, делая их единым целым. И только ослепляющая вспышка, которой они достигают практически одновременно, растекаясь по телу сладкой дрожью, прекращает этот странный киносеанс, заменяя его на время потерянностью в реальностях и пустотой Бездны, в которую проваливаешься, будто растворяясь на границе Миров и позволяя невесомости забрать твое тело, потому что душа покинула его, вознеслась звездой на темное небо и теперь сверкает там, не желая возвращаться…

Они раскинулись на сбившихся простынях, пытаясь отдышаться и привести в порядок разметавшиеся мысли.

– Скажи, я каждый раз буду думать, что схожу с ума? – Киллиан протянул руку, подцепил Питера и, притянув к себе, поцеловал.

– Если не соединять ладони, то ничего такого не должно быть. И я не думал, что в этой реальности это сработает, потому что… – Питер замолчал, потому что сказать об увечье Киллиана, которое собственноручно нанес, ему не хватило сил.

– Потому что у меня нет левой ладони, – Киллиан закончил за него мысль. – Это факт, с которым я уже примирился, – он провел рукой по волосам своего мальчика, цепляясь пальцами за их спутанность. – Но ведь сейчас это никак не помешало. Значит, дело не в ладонях?

– Дело во мне… Но я не знал, что ты прячешь свое подсознание в сердце, – Питер вскинул голову и удивленно повел бровью.

– Теперь знаешь, что самое ценное я храню в своем сердце, – Киллиан прижался губами к его лбу, покрытому бисеринками пота. – Маленькая пиратская хитрость, которая не раз спасала меня.

– Но я не чувствовал этого раньше.

– Ты бы и не смог. У меня был защитный оберег, который пропал после той самой ночи.

Они оба знают, о какой ночи говорит Киллиан. А еще Питер вспоминает, что видел этот оберег на груди Киллиана.

– Череп и Меч на черной цепочке…

– Именно, – Киллиан даже приподнялся на локте, чтобы заглянуть в лицо Питера. – Ты знаешь, где он?

– Я нечаянно сорвал его с тебя, когда возвращал Феликсу свой амулет. И видимо, он где-то затерялся…

Питер думал о том, что именно по этой причине Киллиан стал уязвим, а Неверлэнд чуть было не прикончил его. Трагическое стечение нелепостей и случайностей, которое странным образом закончилось для них счастливым воссоединением. Может, они должны были пройти этот тернистый путь, чтобы тот, кто сомневался в их чувствах, понял, что ошибается? Может, все это было нужно для того, чтобы они сами не сомневались, что предназначены друг другу? А может, кто-то невидимый вел их через все испытания во всех реальностях, чтобы, в конце концов, они смогли быть вместе в этой? И Питер даже догадывался, кто был их проводником в обеих реальностях…

– Значит, все дело в тебе… Тогда может повторим, чтобы проверить твою теорию? – Киллиан одним рывком подминает Питера под себя, вырывая его из размышлений и нависая над ним. – Я не буду хватать тебя за руку, а ты – касаться моего сердца, и может тогда я не буду думать, что схожу с ума, договорились?

– Нет, не договорились! – Питер шутливо отбивается, пытаясь сбросить с себя Киллиана. – Потому что я неуверен, что смогу контролировать себя, – он хохочет, когда его вжимают в импровизированную постель и набрасываются на него с торопливыми поцелуями. – Слезь с меня! Я сейчас задохнусь! А твоя жизнь станет легче…

– Почему? – Киллиан отрывается от своего занятия и вскидывает голову.

– Потому что… – Питер замирает под взглядом нависшего над ним Киллиана, – …будет некому сводить тебя с ума, – он приподнимается на локтях, чтобы дотянуться до всегда желанных губ.

– А ты знаешь, плевать… – Киллиан наклоняется так близко, что их дыхания смешиваются и щекочут губы. – Потому что с тобой я готов сходить с ума каждый чертов раз…

Пристроившись на плече Киллиана, Питер смотрел на яркие звезды в ночном небе Неверлэнда, слушал шум прибоя и думал о том, что они не зря воспользовались советом Феликса. На балконе было и романтично, и безопасно. Но главное было не это, а то, что никакая магия: ни чья-либо, ни его собственная – на балконе не действовали. И именно здесь Питер чувствовал себя обычным человеком, попавшим в необычное сновидение. Может, поэтому ощущения были в разы ярче? В животе все скрутилось, когда он вспомнил, как буквально мгновение назад лежал распластанный под тяжестью разгоряченного и обессиленного Киллиана, и в каждой клеточке его тела бушевал пожар. Сейчас же его обнаженное тело окутывала невесомая, но ощутимая пелена тепла, которое отдавал мрамор балкона, за день прогретого солнцем. И в то же время легкий океанский бриз, проникающий через проемы мраморных балясин, прохладой касался его кожи, покрытой капельками пота. Он поежился, зябко передернул плечами и тут же оказался в объятиях Киллиана.

– Замерз? – Киллиан прижал к себе худощавое, но до дрожи желанное тело.

– Немножко, – Питер поерзал, уютнее устраиваясь в согревающих объятиях. – Мне нужно возвращаться.

– Я знаю, – Киллиан вздохнул и легонько коснулся губами растрепанных вихров на макушке. – Побудь со мной еще чуть-чуть, пока я не усну, – Питер кивнул, соглашаясь с его просьбой, и Киллиан натянул на них угол одеяла, потому что мрамор постепенно остывал, отдавая ночи свое тепло, а прохлада океанского бриза усиливалась. – Когда ты вернешься?

– На закате солнца. Только в этот раз мне нужно будет появиться в лагере и провести с Потеряшками вечер. Обязанности Хранителя Снов, знаешь ли, с меня никто не снимал, и я нужен мальчишкам.

– Но мне ты нужен больше… – Киллиан зарывается носом в волосы Питера.

– У нас будет вся ночь.

– Мне будет мало ночи…

– У нас будет много ночей, – Питер улыбается, потому что ему щекотно от дыхания Киллиана на своем затылке. – Спи…

Питер переплетает пальцы своей левой руки с пальцами правой ладони обнимающего его Киллиана и улыбается, когда через мгновение слышит за своей спиной его равномерное дыхание. Он не уходит сразу, как засыпает Киллиан. Он лежит в уютных объятиях своего Кэпа и слушает его спокойное дыхание, которое щекочет затылок. Он снимает свои магические браслеты, только когда на горизонте загорается красноватая полоска рассвета. Присаживается рядом со спящим безмятежным сном Киллианом, убирает со лба прилипшие пряди волос, шепчет: «Я скоро вернусь», – целует его в уголок приоткрытых губ и исчезает, чтобы проснуться в своей настоящей реальности.

Робби Кэй уходил в свою другую реальность каждую ночь, потому что знал, что там его ждут. Появляясь в своем Неверлэнде на закате солнца, он проводил вечера в лагере: выслушивал отчеты о том, что случилось за время его отсутствия; переправлял, создавая иллюзии, вновь прибывших в Неверлэнд Потеряшек в их реальности; решал разные возникшие проблемы – начиная с недопонимания между мальчишками и заканчивая Хеллионом, из-за которого Сидни все-таки закатила Феликсу скандал; просто сидел у костра, слушая веселые рассказы… У Хранителя Снов много обязанностей. И наверное, он никогда не проводил столько времени в Неверлэнде. И на это была причина. Причина носила название Киллиан Джонс и терпеливо ждала его каждый вечер на краю утеса, чтобы вместе уйти в замок и провести там часы, оставшиеся до рассвета. Глядя на Киллиана, Робби иногда думал о Колине и вспоминал о его теории взаимоисключения. Возможно, он был не так уж и неправ. Потому что Киллиан вернулся к нему именно в тот момент, когда Роб закончил их с Колином «временно». Возможно, это было просто совпадение. Но он сделал свой выбор и проверять еще раз эту теорию не собирался, поэтому всячески избегал контактов с Колином ОʼДонохью. И увидев его сегодня возле школьной стоянки, по-настоящему испугался. За Киллиана, который как раз накануне уплыл из Неверлэнда по срочным делам. За свою другую реальность, которая вновь окажется под угрозой, если Капитан Джонс не вернется. За себя…

Will Young – Leave Right Now

Зачем? Зачем Колин появился снова и нарушил его с таким трудом восстановленное душевное равновесие? Или дело вовсе не в Колине? Может потому что не получалось отпустить до конца? А уж забыть и тем более…

Робби не отвечал ни на звонки Колина, ни на сообщения, но продолжал следить за его жизнью. На расстоянии. Виртуально. Роб заходил на странички Колина в социальных сетях, находил в интернете фотографии со съемок и вне съемочных площадок и зависал, рассматривая их часами. А вот в курсе семейной жизни четы ОʼДонохью Роба держала Сара Брикс, присылая ему иногда фотографии Колина с женой и сыном. Роб сам ее об этом просил. Для того – чтобы каждый раз, глядя в искрящиеся счастьем глаза Колина, держащего на руках своего сына или обнимающего Хелен, убеждаться, что все сделал правильно. И до сегодняшнего дня он был в этом уверен, пока не почувствовал хорошо знакомый пристальный взгляд, когда шел по залитой солнечным светом стоянке к своей машине. И Робби сначала решил, что это его разгулявшееся воображение – он как раз накануне вечером получил от Сары очередное подтверждение, что у Колина все хорошо. А потом он увидел припаркованный черный «Мустанг»… И хотя Роб не смог разглядеть Колина – только темный силуэт, скрывающийся в тени раскидистого дерева, он был точно уверен, чей взгляд чувствует на себе. Он хотел сделать вид, что ничего не заметил, и уехать. Но не смог…

«Что ты здесь делаешь?»

Простой вопрос, который в итоге приводит к пониманию, что вас обоих не отпустило. Потому что сжимаешь телефон дрожащими пальцами и ждешь ответного сообщения, а получив, почти задыхаешься – тебе кажется, что ты не читаешь слова, а слышишь их, будто он тихо шепчет их тебе на ухо. Ты даже ощущаешь его дыхание на своей коже, вздрагиваешь и замираешь. Ты боишься повернуть голову, потому что тебе кажется, что он сидит за твоей спиной. Вскидываешь глаза, чтобы убедиться, что он… Теперь, когда солнечный свет не мешает тебе, ты видишь его – он стоит в сотне метров от тебя, прислонившись спиной к дереву и сосредоточившись на экране своего телефона, потому что это единственное, что вас сейчас связывает. Как когда-то связывало с другой реальностью. Своеобразная игра. Ты думал, что вообще все будет для тебя только игрой. Вот только…

«Мы оба знаем, что не было это никакой игрой».

Ты чувствуешь, что если сейчас же не разорвешь эту невидимую, но ощутимую связь между вами, то распахнешь дверь, выскочишь из машины, стремительно преодолеешь разделяющие вас метры и… Ты не поднимаешь взгляда в зеркало заднего вида, когда вдавливаешь педаль газа в пол, чтобы рев мотора отрезвил тебя, потому что ты прекрасно понимаешь, что продлевать агонию вашего «временно» нет смысла.

«Возвращайся к своей семье». «Они твоя реальность».

Тебе следовало бы уехать сразу, но ты, затаив дыхание, наблюдаешь за ним через зеркало заднего вида. Он больше не скрывается в тени. Он привалился к капоту своего автомобиля и замер, глядя в экран своего телефона. Он не поднимает головы, но ты чувствуешь его растерянность. А еще чувствуешь, что если сейчас столкнешься с ним взглядом, то уже никуда не уедешь. Но и рисковать своей другой реальностью, где ты счастлив… с ним же, ты не готов. И все же он должен знать…

«А ты – моя другая реальность. И мы оба знаем, что не можем быть вместе в этой. Таковы правила…»

А еще ты должен сказать ему единственное слово, которое и поставит точку в ваших отношениях с горьким привкусом «временно». Говорить это слово всегда трудно. Написать легче.

«…Прощай».

И вроде точка поставлена. А тебя не оставляют сомнения, которые рождают противоречивые чувства, и ты с большим трудом подавляешь в себе порывы желания вернуться. Но ты лишь сильнее надавливаешь на педаль газа, гонишь свой «Мустанг» по хайвею, ведущему к океану, и смотришь, как увеличивается горящая на приборной доске цифра пробега – на милю, две, три… Все. Точка поставлена. Но тогда зачем ты бросаешь взгляды в зеркало заднего вида? Знаешь, что не увидишь его, но, затаив дыхание, ждешь, что вдалеке появится черный «Мустанг», стремительно сокращающий между вами расстояние. Почему? Может потому, что он не сказал тебе свое «прощай»? Не поставил свою точку в вашей истории? А должен?

Робби все же доезжает до океана и долго сидит на безлюдном берегу. Это место напоминает ему Неверлэнд, но «Мустанг» за его спиной и часы на его руке, исправно отсчитывающие секунды, не дают ему запутаться в реальностях. Роб думает о Колине, которому он, памятуя о его ревности, «закрыл» путь в Неверлэнд – ему незачем видеть их с Киллианом. Он думает о Киллиане, который все знает о Колине и благодарен ему за свое возвращение. Солнце начинает клониться к горизонту, и Робби ловит себя на том, что всматривается в даль океана, выискивая глазами знакомый силуэт корабля с раздувающимися белыми парусами. Он словно ждет чего-то, вернее кого-то, и когда за своей спиной он слышит тихое шуршание шин по песку, его сердце замирает. Он не оборачивается ни тогда, когда открывается и захлопывается дверь автомобиля, ни тогда, когда слышит осторожные шаги. Ему это и не нужно, потому что он точно знает, кто сейчас стоит за его спиной.