Текст книги "Там, где мы есть (СИ)"

Автор книги: InNOCH

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 69 страниц)

С Неверлэндами все обстояло немного по-другому. Неверлэнды не были Мирами как таковыми – это были места, куда попадали те, кто по каким-то причинам терял связь со своими Мирами. Что-то вроде временного пристанища. Оказаться в Неверлэнде – было большой удачей, потому что чаще потерянные оказывались на нейтральной территории между границами Миров, где их и подбирали пираты. Настолько чаще, что в Неверлэнды уже никто и не верил, считая их чем-то мифическим, скрытым ото всех волшебством. И только правильное стечение обстоятельств могло приподнять завесу невидимости, что в случае команды «Веселого Роджера» и произошло, когда неожиданно, буквально из ниоткуда, в океане возник остров, оказавшийся одним из Неверлэндов с его правилами, законами и иллюзиями. Сложно сказать, почему именно этот Неверлэнд открыл свои границы пиратскому кораблю, но «Веселый Роджер» попадал к его берегам, без проблем преодолевая тонкий радужный барьер, напоминающий мыльный пузырь и отделяющий Неверлэнд от окружающих его со всех сторон нейтральных вод Границ Миров. Впрочем, Неверлэнд не препятствовал и тогда, когда «Роджер» покидал его пределы.

Но все изменилось, когда «Веселый Рождер» отплыл от острова в последний раз и достиг границ Неверлэнда. Команда столкнулась с невиданным доселе явлением – радужный тонкий барьер буквально на глазах становился серебристым и плотным, напоминающим границы обычных Миров. Что-то подсказывало мистеру Сми, что медлить было нельзя, и он решительно направил корабль в ближайшую разноцветность, применив маневр скольжения, чем спас галеон от разрушения. Потому что граница Неверлэнда уплотнялась так стремительно, что с кормы все же сорвало приличные куски обшивки в нескольких местах, а треск разрываемого дерева напугал всех, кто находился в этот момент на палубе. Неверлэнд явно не хотел «отпускать» их всех… А может кого-то конкретного, кто находился без сознания в капитанской каюте как раз в кормовой части корабля. То, что все были удивлены и немного напуганы происходящим, было понятно. Мистер Сми и сам находился в некотором недоумении, когда, обернувшись, надеялся увидеть плотную серебристую стену границы, но не увидел ничего: ни границы, ни острова вдалеке, ни даже легкого марева на месте Невердэнда, ставшего снова невидимым для них всех. Их окружал только серый океан нейтральных вод, а вдали, маячили зеркальные границы легко узнаваемых Миров: Верлия – со своим сиреневым небом и удивительной серебристой луной, что не покидала небосвод даже днем, составляя конкуренцию карликовому золотому солнцу; и Сурфидия – с ее вечной ночью и с россыпью разноцветных звезд, создающих на ультрамариновом небе невероятной красоты созвездия. Именно через узкий перешеек между этими соседствующими Мирами, где границы были нестабильны настолько, что даже иногда сливались разноцветными тяжами, образуя огромные радужные дуги, и лежал кратчайший путь в Листерию – Мир, полный мрачной серости, несмотря на свои два разноцветных Солнца.

Опытный мистер Сми успешно преодолел «радужные арки» – в этом явлении не было ничего опасного, потому что дуги образовывались на приличной высоте от поверхности воды и не представляли угрозы для корабля и всех кто на нем находился. Поэтому все высыпали на палубу и, задрав головы, восхищенно открыв рты как малые дети, изумлялись завораживающим танцам разноцветных сполохов, которые то тянулись друг к другу, то испуганно сжимались. И когда тяжи все же соединялись, образовывая радужную дугу, раздавалось радостное улюлюканье. И если гостям «Веселого Роджера» это было простительно, потому что они впервые видели столько радуг одновременно, то пиратская братия забавляла сурового квартирмейстера. Но мистер Сми молчал и только усмехался, потому что знал, что в тот момент, когда галеон проходил под очередной радужной аркой, то все как один загадывали желания, полные веры, что они непременно сбудутся. И Сми тоже в это верил, поэтому попросил у то вспыхивающих, то исчезающих радуг, чтобы «Веселый Роджер» вновь обрел своего Капитана. Киллиан, конечно, очнулся почти сразу, как только они пересекли коварную границу Неверлэнда, но с тех пор он не произнес ни слова, никак не реагировал на расспросы, а по совершенно отсутствующему взгляду, направленному в одну точку, всем было понятно, что Капитан Джонс никого не узнает, ничего не помнит и не понимает, где находится.

Может, магия радуг и правда работала, потому что Киллиан Джонс пришел в себя почти сразу после того, как «Веселый Роджер», благополучно миновав перешеек между Верлиеей и Сурфидией и поймав попутный ветер, взял курс на Листерию.

– Мистер Сми, вы не напомните мне, куда мы направляемся?

Судя по настороженному взгляду, которым Киллиан изучающе осматривал палубу корабля, и по тому, как он приветливо кивал тем, кого узнавал, к нему возвращалась память. По крайней мере, Капитан вспомнил, как зовут его квартирмейстера, и это не могло не обрадовать мистера Сми.

– В Листерию, Капитан, – Сми еле сдержал улыбку и свое желание обнять Киллиана.

Mind Vortex – Alive

Капитан Джонс вспомнил почти все, напрочь забыв только то, что было связано с Неверлэндом. И поначалу Сми рассказывал Киллиану, как они нашли Неверлэнд и как познакомились с тамошним Хранителем Снов. Вот только Капитану это ни капли не помогало хоть что-то вспомнить, и Сми махнул рукой. В конце концов, это было не так важно, как-то, что у «Веселого Роджера» снова был капитан. А вот Хеллион, с которым их как-то познакомил случай, а теперь снова свел Неверлэнд, этот мальчонка не сдавался, каждый раз напоминая Киллиану о Неверлэнде и о Питере Пэне. Капитан вдумчиво слушал рассказы Хеллиона, но Сми видел, что воспоминания так и не появлялись. Квартирмейстера только один раз насторожила реакция Киллиана, когда тот после разговора с Феликсом долго сидел на носу корабля, всматриваясь вдаль и прижимая к себе обрубок левой руки. Что уж сказал Кэпу Феликс было неведомо, но Сми точно знал, что когда Киллиан хмурил брови, дергал носом и кривил губы, то он точно что-то замышлял. Обычно Кэп делился своим планами с квартирмейстером, но в это раз молчал, а Сми решил не спрашивать. А когда на горизонте появилась граница Листерии, то и вовсе забыл, занявшись подготовкой корабля к предстоящим маневрам. Казалось, что и Капитан Джонс забыл о том, что узнал от Феликса, потому что переключил свое внимание на любопытного и вездесущего Хеллиона, которому Кэп с удовольствием уделял время: показывал навигационные карты, рассказывал об устройстве корабля и даже учил, как им управлять. Сми только посмеивался, глядя на юного Капитана Хеллиона, но когда мальчик выпросил у Киллиана разрешение пройти границу Листерии самому, то квартирмейтеру стало не до смеха.

– Это опасно, Хеллион. Ты можешь разбить корабль при неправильном маневре, – Сми смотрел в ярко-синие глаза мальчика и понимал, что не сможет отказать ему в просьбе. – Капитан, ну хоть вы ему скажите!

– У Листерии одна из самых легких границ, – Киллиан потрепал мальчишке белокурые кудряшки, растрепанные ветром. – Пусть попробует. Ход у «Роджера» хороший, ветер попутный, граница, как ты видишь, устойчиво нестабильна. Главное, выдержать правильный угол и не сбрасывать ход, – Капитан усмехнулся и подмигнул мистеру Сми. – Если что, я подстрахую Хеллиона, а вы меня, мистер Сми, – Киллиан показал квартирмейстеру абордажный крюк, пристроенный вместо левой руки – Сидни натолкнула его на эту идею.

Кэп явно намекал своим жестом квартирмейстеру на то, что этот совместный маневр, в первую очередь, нужен ему самому, чтобы понять, может ли он управлять кораблем, когда у него больше нет руки.

– Всем подготовиться к скольжению!

Зычный голос мистера Сми возвестил о предстоящем маневре, и на палубе началась рабочая суета. Все четко знали свои обязанности при такой команде: то, что можно было растерять, если крен корабля будет слишком большим, быстро убиралось или закреплялось к палубе и мачтам; якоря затаскивали вовнутрь; задраивали люки; убирали шпринтовый парус и ставили латин-бизань, позволяющий задавать нужный угол хода корабля; при подходе к границе постепенно убирали паруса, начиная с фок и фор-марселя, а когда нос корабль входил в разноцветные сполохи, то одновременно складывались грот и марс-грот. Капитану Джонсу для маневра хватало и латин-бизани, чтобы корректировать угол воздушного потока, позволяющего поддерживать, набранную скорость.

– Мистер Сми, на фока-гитовы и гордении!

– Фока галс и шкот, фока-гитовы и гордени разобрать!

– Фок убрать!

– Фока-галс и шкот травить! – мистер Сми наблюдал за слаженной работой парусной команды. – Фока-гитовы и гордени тянуть! – спущенный фок-парус за мгновение оказывается надежно зафиксированным на рее. – Фок убран, Капитан!

– На фор-марселя гитовы и гордени! – Киллиан четко один за другим отдавал свои приказы, не отрываясь от приближающейся границы, которую предстояло пройти. Ему и не нужно было следить за действиями своих подчиненных – он слышал, как мистер Сми отдавал распоряжения, и ожидал доклада о выполненном приказе.

– Фор-марсель убран!

Киллиан стоял за спиной Хеллиона, который довольно уверенно направлял «Роджера» к нестабильности в границе Листерии.

– На грота– и марс-грота гитовы и гордени! – Киллиан отдал приказ, означающий, что все должны быть готовы к маневру, чтобы одновременно убрать основные паруса. – Возьми чуть левее, Хеллион, иначе «Роджера» начнет притягивать соседний Мир, а тебе не хватит расстояния, чтобы заложить нужный угол, – Джонс оценивал оставшееся расстояние, делая корректировку на ветер, скорость галеона и влияние воронки соседствующего с Листерией Мира. – Курс на норд-норд-ост, – мальчик повернул штурвал вправо ровно на два румба. – Молодец, Хелли, – Киллиан улыбнулся и подмигнул, удивленному квартирмейстеру – у мальчишки была отличная память, и ему хватило одного урока мистера Сми, чтобы запомнить разметку картушки компаса. – А теперь, – Киллиан положил правую ладонь на крепко сжимающую рукоятку штурвала хрупкую мальчишечью руку, а крюком левой подцепил с другой стороны соседнюю с ладонью мальчика рукоять, – какой курс ты должен взять, чтобы получился угол вхождения двадцать два с половиной градуса, учитывая первоначальный курс?

– Я думаю, норд-тень-вест…

– Вы прирожденный Капитан, Хеллион… Как твое полное имя?

– Брикс. Меня зовут Хеллион Брикс.

– Вы прирожденный Капитан, мистер Хеллион Брикс. Ты готов? – мальчишка уверенно тряхнул светлыми кудрями. – Тогда вперед, Капитан! – Киллиан резко и уверенно заложил три румба влево. – Грот и марс-грот убрать!

Нос корабля провалился в разноцветные сполохи одновременно с докладом мистера Сми:

– Грот и марс-грот убраны, Капитан!

Штурвал задрожал в руках обоих капитанов, когда «Веселый Роджер» скользнул в нестабильную материю границы. Только для Капитана Джонса эта дрожь галеона была привычна, а вот Хеллион немного испугался, потому что буквально вжался спиной в Киллиана.

– Все в порядке, Хелли, корабль преодолевает сопротивление границы. В случае с Листерией это продлится недолго. Просто держи правильный курс и доверься кораблю, Хелли. Почувствуй его. Чувствуешь? Он живой. Он сам тебе подскажет, что нужно делать. И не нужно бояться того, что может показаться внутри границы. Это все иллюзии нестабильности.

Хеллион кивнул и тут же успокоился, переключая свое внимание на происходящее вокруг. Было чудно наблюдать за разноцветными сполохами, которые казались живыми существами. Они цеплялись за мачты, реи, за свернутые паруса и фальшборта, но особенно тянулись к людям, находившимся на палубе корабля. Они играли красками и тенями, создавая порой жуткие узоры и коверкая лица до неузнаваемости. Прикосновения цветных сполохов были неприятными, то жутко холодными, то наоборот – обжигающими. Опытные пираты застыли в ожидании завершения маневра, а вот Хеллиону все время хотелось смахнуть с себя нечто, кажущееся липкой паутиной.

– Не нужно лишний раз контактировать с ними, – Киллиан крюком зафиксировал на штурвале руку мальчика, которой он было потянулся к лицу. – Особенно левой ладонью, где хранится вся информация о тебе. Лучше сожми ее или крепче обхвати рукоять. Как только «Роджер» окажется по ту сторону границы, все неприятные ощущения исчезнут.

PP Music – Ledfoot

Но когда «Веселый Роджер» успешно преодолел границу, переправив их всех в Листерию, неприятные ощущения не только не исчезли, а напротив – усилились. Нет, Киллиан был прав в том, что липнущая паутина живых сполохов исчезнет, но вот то, что Листерия окажется такой мрачной Капитан не предупредил. Хеллион знал, что они направляются в один из Темных Миров, и видел, что граница Листерии играла всеми оттенками серого. Но он думал, что это вообще характерно для многих границ, за редким исключением – сквозь границу Верлии, например, можно было рассмотреть и сиреневое небо, и серебристую луну, и карликовое золотое верлийское солнце, а вот Сурфидия была скрыта плотной темно-серой завесой. А зная о том, что Листерию освещали целых два разноцветных солнца, Хеллион совсем не ожидал увидеть сплошную серость во всех ее оттенках и проявлениях, но очень хотел понять – это такая магия или обман зрения? Феликс, который одно время был жителем этого мира, никак объяснить это удивительное явление не мог. А вот Киллиан, который довольно хорошо изучил Листерию, объяснял эти странности именно одновременным наличием на листерийском небе двух солнц комплементарных, то есть – подавляющих друг друга цветов. Оказалось, что все дело было в том, что одно из листерийских солнц было красного цвета, а другое бирюзовое. Их световые спектры смешивались, подавляя друг друга, и окрашивали Листерию во все оттенки серого цвета, насыщенность которых различалась в зависимости от времени суток. Согласно классификации миров Листерию относили к ахроматическим Мирам, в которых отсутствуют какие-либо цвета – в таких Мирах царят черно-белая или черно-серая гаммы.

Правда, Листерия не всегда была удручающе серой. Дело в том, что у бирюзового солнца полный цикл протекал немного быстрее, и оно первым появлялось утром из-за горизонта. И вот тогда утренние лучи бирюзового солнца озаряли Листерию своим холодным светом, окрашивая ее в свой цвет мазками, различающимися по яркости и интенсивности. Особенно красивым в этот момент был листерийский океан. Бирюзовое солнце царствовало на небосводе в полном одиночестве очень короткое время, и чтобы поймать этот момент нужно было встать очень рано. Любопытный Хеллион по привычке будил Феликса, с которым частенько встречал рассветы в Неверлэнде, чтобы полюбоваться на удивительное явление. Феликс знал, что все равно не сможет устоять перед просьбой мальчишки, как бы ни отмахивался и ни ворчал. Поэтому почти каждое утро, пока они находились в Листерии, он безропотно сидел рядом с Хеллионом на ступеньках, ведущих к капитанскому мостику. Феликс кутался в плащ, потому что бирюзовое солнце совершенно не согревало, а даже, наоборот, холодило, и клевал носом, пока мальчишка восхищенно смотрел, как бирюзовый диск появлялся из-за кромки горизонта, и как поверхность океана вспыхивала всевозможными оттенками пусть и одного цвета. Спустя некоторое время, из-за горизонта появлялись красные лучи, и по мере того, как диск второго солнца поднимался над океаном, бирюза блекла, а Листерия окрашивалась в серые тона. В этот момент Хеллион шумно вздыхал, а Феликс радовался тому, что может, наконец, вернуться в свою каюту и поспать еще пару часов. А по вечерам Хеллион сидел на фальшборту и завороженно наблюдал, как бирюзовый диск уходил за горизонт. Потому что как только он полностью исчезал, все буквально вспыхивало сначала кроваво-красным, а потом, по мере погружения раскаленного докрасна и обжигающего своим жаром солнечного диска, краснота различных оттенков искрилась на поверхности океана, и казалось, что вода полыхает огнем, и что еще немного и океан закипит. Но красное солнце уходило за горизонт, не причинив своим жаром вреда ничему живому, и Листерия погружалась в ночь, почти непроглядную, если бы не белые звезды, которые, казалось, светили сквозь темно-ультрамариновый небосвод, словно тот был стеклянным, и мягко рассеивал их тусклый свет.

И все же Листерия была ахроматичным Миром, достигая пика своей удручающей и давящей мрачной серости в тот момент, когда два солнца сливались воедино, достигнув зенита. Это было еще одним удивительным явлением, завораживающим своей необъяснимостью. Капитан Джонс так и не нашел логического объяснения, почему бирюзовый диск замедлял свое движение, когда достигал наивысшей точки своего пути. Бирюзовое солнце будто поджидало своего постоянного красного спутника, позволяя тому «наползать» на себя. Листерийцы называли это явление – «слиянием душ». У Киллиана было куда более точное определение, которое с душами никак не было связано. Как только два диска начинали сливаться, Листерия постепенно преображалась. И когда оба солнца вставали в зенит на несколько часов, слившись в один темно-серый диск с играющим серебристыми сполохами краем, Листерию поглощала такая темная серость, кажущаяся чем-то живым и опасным, что от нее хотелось спрятаться. Но для тех, кто не принадлежал этому Миру, «живая серость» не представляла никакой угрозы. А вот листерийцам было чего опасаться – именно в эти несколько часов они становились уязвимыми и беззащитными. Правда, это не касалось тех, кто по своему статусу был защищен магией Верховного Темного Мага Листерии или кому богатство позволяло купить магическую защиту.

Листерийцы не покидали свой Мир без особой надобности. Но даже в других Мирах хорошо было известно, что у листерийца три души: одна, заключенная в теле, а две остальные – в тенях, что образуются благодаря двум солнцам. Эта особенность делала жителей Листерии практически неуязвимыми, потому что убить листерийца можно лишь тогда, когда исчезают его тени, души перемещаются в тело, а глаза становятся абсолютно черными. Тени же исчезали лишь тогда, когда слившиеся солнечные диски зависали в зените и все пожирала серость. И неважно, где в этот момент находился листериец – да хоть в другом Мире – связь с двумя солнцами и их цикличностью никогда не терялась. Именно в это время вершились казни и происходили вероломные убийства с разными целями: начиная с банальных грабежей, до свершения мести. Поэтому листерийцы предпочитали пережидать время зенита за замками надежных укрытий, и на несколько часов в день Листерия почти вымирала.

Капитану Джонсу это было хорошо известно, и «Веселый Роджер» вошел в порт Листерии именно в это самое «удачное время», практически никем не замеченным. Начальник порта, который по статусу имел защиту от слияния душ, был не в счет – Киллиан знал, чем купить его молчание и сколько попросит мистер Броу за укромное, скрытое от посторонних глаз, место в ремонтном доке. На чужестранцев листерийские солнца никак не влияли. Тень, конечно, раздваивалась также как у всех листерийцев, но душа оставалась целой и не покидала частично телесную оболочку. Хотя глаза темнели под влиянием окружающей серости, но при этом четкий цветной край радужки всегда выдавал тех, кто находился в Листерии временно. Правда, глаза Фелиса своей звериной желтизны не меняли даже во время зенита. Он объяснял это тем, что одно время жил в этом Мире и даже имел весомое влияние, которое позволяло ему не только не прятаться, а быть орудием справедливого, а иногда не очень, наказания. И цвет глаз был его отличительной чертой, которую сам Феликс связывал с магией. Парень неохотно рассказывал про свои желтые глаза, и Киллиан не лез к нему в душу – мало ли у кого какие тайны. Но тайна Феликса оказалась полной неожиданностью для видавшего виды Капитана Джонса.

Киллиан стал подозревать, что с Феликсом что-то не так, когда они с Сидни отправились на поиски Бена. Сид почувствовала брата сразу, как только они пересекли границу Листерии, и обрадовалась – это означало то, что Бен не находится под влиянием магии Темного Мага, чего она так боялась. Сид хотела отправиться на поиски брата немедленно, как только «Веселый Роджер» встал на якорь в ремонтном доке. Но Киллиан считал, что зенит не самое подходящее время, чтобы бродить по опустевшим улицам Листерии, привлекая к себе ненужное внимание, когда можно запросто оказаться жертвами нападений. Феликс же считал, что это, наоборот, самое безопасное время для поисков, а вот визит к тому, у кого Бен находится, лучше нанести рано утром, когда бирюзовое солнце окрашивает Листерию в свой цвет или вечером на закате красного солнца – в зависимости от обстоятельств. Киллиан согласился с ним лишь потому, что Феликсу, как бывшему жителю, были куда более понятны законы и правила этого Мира.

Поисками они занялись на следующий день, когда улицы Листерии погрузились в мрачную серость. Киллиан все время был настороже и держал руку на эфесе шпаги, готовый выхватить ее в любой момент, если он почувствует опасность. Феликс же был абсолютно спокоен, правда, не отставал от Сидни ни на шаг. Ветер раздувал полы его изрядно потрепанного плаща, а «живая серость» делала их похожими на черные крылья, которые, казалось, защищали и Феликса, и Сид. Пока нюх «ищейки» Сидни вел их троицу по узким улочкам к цели их путешествия, от Киллиана не укрылось то, что редко встречаемые ими прохожие если не шарахались от них, то, по крайней мере, быстро отводили глаза, в которых читался явный испуг, и старались проскользнуть мимо них как можно незаметнее. Никто ни разу даже не заговорил с ними, не говоря о том, чтобы приблизиться. Киллиан решил, что Сидни обладает еще и даром «отвода глаз». Но шокирующая правда открылась, когда они после нескольких дней слежки, пришли вызволять Бена из унизительного рабства к дому, за стенами которого Сид почувствовала брата.

Breaking Benjamin – So Cold

Феликс выждал момент, когда бирюзовое солнце скроется за горизонтом, а красное озарит Листерию своими «огненными» сполохами, и уверенно постучался в богато украшенную дверь, которая почти сразу распахнулась, явив им хозяйку дома – Хильду Милд. Киллиан оценил дамочку своим наметанным пиратским взглядом, еще когда они следили за домом: лет тридцати или около этого, весьма симпатична, с хорошей фигурой, всегда со вкусом одета и, судя по роскошному убранству дома, довольно богата. Теперь он подметил ее хищную улыбку и глаза цвета фуксии. Впрочем, цвет глаз был неестественным в лучах красного солнца. Потому что у синеглазой Сидни глаза были интенсивно фиолетовые, а у Феликса пугающая желтизна превратилась в теплый рыжий. Хильда Милд их тоже оценивающе осмотрела, прежде чем поинтересоваться целью их визита. Феликс сказал, что у них есть деловое предложение.

– И оно связано с вашим новым… воспитанником, – у Феликса не поворачивался язык назвать юного Бена любовником. – С Беном.

– Вы, наверное, имеете в виду Бенжамина? – дамочка сощурилась, окидывая взглядом незваных гостей.

– Бенжамина? – Феликс удивленно выгнул бровь и обернулся к Сидни.

– Это его полное имя, – девушка кивнула и чуть скривила губы, – которое он терпеть не может, – она протянула листерийке портрет, который нарисовала утром.

– О, да… – женщина игриво закатила глаза и закусила губу. – Красивый мальчик. Немного стеснительный, но это поправимо. Из него получится отличный любовник, но он только начал свое обучение, и я не думаю, что он именно то, что вам нужно… – листерийка бросила быстрый взгляд на покрасневшую Сидни. – А вообще, проходите в дом – о делах не разговаривают на пороге, – хозяйка посторонилась, пропуская троицу внутрь.

Хильда порхала по гостиной, рассаживая гостей на низенькие позолоченные скамейки с изящными подлокотниками и разливая в тонкие бокалы знаменитое листерийское приторно-сладкое рубиновое вино. Вот только когда исчез последний красный луч, закатившегося солнца, вино стало темно серым. Впрочем, как и все вокруг, когда снова попало в плен всех оттенков серого.

– Так почему именно Бен вас заинтересовал? – Хильда повернулась к Феликсу, чтобы протянуть ему вино, но испуганно отшатнувшись, выронила бокал из рук. – Бог мой! – и Киллиан, и Сид опешили, когда бокал разлетелся о мраморную плитку, а густое вино брызнуло в разные стороны тяжелыми серебристыми каплями, похожими на ртуть. И только Феликс не отводил от Хильды своего взгляда, снова ставшего пугающе желтым. – Этого не может быть… Ходили слухи, что ты исчез… А я ведь еще подумала, что вроде знаю тебя, – листерийка прикрыла рот рукой и уставилась на Феликса. – Значит, этот Темный ублюдок решил вернуть себе свою игрушку? Чтобы сломать и выбросить? Напомни ему, что Бена я получила взамен Иргуса, который погиб по его вине. И договор, скрепленный кровью, расторгнуть нельзя. В конце концов, это было его предложение! – женщина распалялась все больше, а Феликс смотрел на нее немигающим взглядом и молчал. Киллиан переглядывался с такой же, как и он, ничего не понимающей Сидни. – Ты посмотри какой мерзавец! Решил меня испугать? Да мне плевать! Передай ему, что Хильде Милд плевать на его угрозы! И незачем было посылать ко мне своего Цепного Пса! Я не отдам ему этого мальчика, понятно?

– Меня никто не посылал, – Феликс подался вперед. – Я пришел попросить тебя отпустить моего… друга.

– С каких пор у Цепного Пса Верховного Темного Мага появились друзья? – Хильда сложила руки под своей впечатляющей объемами груди и презрительно скривила губы.

– Наверное, с тех пор как я перестал быть Цепным Псом, – Феликс ухмыльнулся, взял бокал, который Сидни осторожно поставила на низкий столик, так и не притронувшись к вину, сделал приличный глоток. – М-м-м… – он довольно зажмурился. – Соскучился по этой многогранности вкуса… Кстати, познакомься с моими друзьями. Это Киллиан, – Феликс указал на замершего в нелепой позе Капитана, – и Сидни, она сестра Бена. Поэтому не вдавайся в подробности своих уроков, которые ты даешь невинным мальчикам, Хильда, – Филикс хохотнул и, покрутив головой, снова пригубил вина. – И не называй меня Цепным Псом. Меня зовут Феликс.

До Киллиана, наконец, дошло, почему листерийцы, которых они встречали на улицах, испуганно отводили глаза, а некоторые даже поспешно переходили на другую сторону. Ему доводилось слышать от жителей Листерии рассказы о Цепном Псе Верховного Темного Мага Листерии, как о самом жестоком, беспощадном и неуязвимом убийце, у которого было мертвое сердце и глаза зверя. Киллиан с недоверием относился к этим байкам и считал их мифами, потому что сам Темный, у которого с Капитаном были деловые отношения ни разу не упоминал о своем Псе. Правда, когда Киллиан как-то заговорил об этом с Темным, тот помрачнел и перевел разговор на другую тему. А теперь получалось, что Феликс и был тем самым Цепным Псом… Киллиан вышел из оцепенения и резким движением руки опрокинул в себя бокал листерийского вина, ставшего похожим на ртуть, тяжело сглотнул, ощущая, как вино медленно стекло по глотке, но совершенно не чувствуя при этом вкуса.

– А ты, Хильда Милд, не из робкого десятка, – Феликс снова подался вперед, наклоняясь к усевшейся напротив хозяйке дома. – Хотя, признаюсь честно, я действительно хотел напугать тебя. Думал, что ты не станешь перечить Цепному Псу, зная, чем обычно это все заканчивалось, и отдашь мне Бена.

– Отдать? – Хильда фыркнула. – Я бы не подписала договор даже под страхом быть разрубленной твоей смертоносной секирой… Не на ту напали.

– Кстати, о договоре… – Феликс поставил опустевший бокал на столик и оперся локтем на витиеватый подлокотник. – Твой договор с Темным недействителен.

– Это почему же?

– Хотя бы потому, что он украл мальчика из другого Мира. Бен был моим подопечным, и, по сути, Темный украл его у меня. И поэтому я здесь. А ты обязана вернуть мне его, Хильда.

– Он сказал мне, что спас твоего Бена из темного портала, – Хильда недоверчиво шарила взглядом по лицам своих гостей.

– Да, только сначала он его туда заманил обманом, – Феликс прекрасно знал, что Бен попал в портал случайно, и что ловушка была устроена Темным именно для него самого, но дамочка-то об этом не знала, и он решил идти в ва-банк. – Я сомневаюсь, что у Темного с Беном был договор. А даже если и был… – Феликс пожал плечами. – Уверен, что Темный вынудил его подписать. Но ты же понимаешь, что Бен еще ребенок, и в таких случаях подписывать договор владения могут только родители или опекуны. Опекуном Бена является Сидни, – Феликс кивнул в сторону притихшей девушки. – Сид, ты подписывала договор о том, что отдаешь своего брата во владение Верховному Темному Магу Листерии? – Сидни интенсивно помотала головой, отрицая свое участие в такой сделке. – Я так и думал, – Феликс развел руками. – В общем, Хильда, мальчика нужно вернуть. И не мне, а его сестре, которая проделала далекий и опасный путь, чтобы вернуть брата.

– Вот же мерзавец… – Хильда присвистнула и, заметив недоумение Феликса, спохватилась. – Этот мерзавец уверял меня, что сделка честная, и что мальчик сирота. Хотя я подозревала, что все не совсем чисто. А Бенжамин… – женщина перевела взгляд на Сидни и осеклась, когда девушка поморщилась от непривычного звучащего имени. – А Бен так и не сказал мне из какого он Мира – по глазам же видно, что он не листериец. Он вообще у вас малоразговорчивый, – Хильда улыбнулась Сидни, но тут же посерьезнев, обратилась к Феликсу. – Я отпущу мальчика при одном условии…

В этом были все листерийцы: все сделки подкрепляли договорами, но даже из недействительного договора искали выгоду для себя.

– Сколько? – Феликс уже было приготовился к кругленькой сумме, которую Хильда вполне обоснованно могла запросить и за содержание мальчика, и за то, что лишится прибыли в будущем.

– Ты думаешь, что мне нужны деньги? – Хильда насмешливо фыркнула. – Я верну мальчика, если твой друг-красавчик, – женщина кивнула в сторону сосредоточенно слушающего их разговор Капитана, – проведет со мной ночь, – она выразительно выгнула бровь, что не оставалось никаких сомнений, как именно должна пройти эта ночь.

Сидни захлопала глазами и залилась краской до корней волос, а Киллиан, который и был условием освобождения Бена, нахмурил брови и, казалось, не понимал, что имеет в виду эта экстравагантная во всех смыслах дамочка.

– Эмм… – Феликс был готов к разным вариантам условий, но только не к такому. С одной стороны, это было самым легким и приятным во всех смыслах условием – Хильда была хороша собой, да и явно была дамой опытной и позволила бы в постели все. Но с другой, он, глядя на смущенную и зардевшуюся Сидни, был почему-то рад, что Хильда выбрала объектом своего вожделения Киллиана Джонса. Феликс перевел взгляд на Киллиана, который оценивающе изучал Хильду Милд, и, судя по его кривоватой ухмылке, был готов согласиться на такое условие.