Текст книги "Там, где мы есть (СИ)"

Автор книги: InNOCH

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 69 страниц)

– Уже не хочу, – Робби сгреб с тумбочки телефон и переместился с подушки на живот Колина, вытянулся во весь рост поперек кровати, поелозил головой: то ли устраиваясь поудобнее, то ли требуя внимания; успокоился, когда Колин запустил пятерню в его волосы, и начал проверять свои ленты в соцсетях.

Это утро было именно таким, как нравилось Колину, когда они никуда не торопились и могли себе позволить: немного поваляться в постели, а не суматошно вскакивать; неторопливо принять душ, а не спорить, пусть и шутливо, о первоочередности; не спеша одеться, а не прыгать по комнате, борясь с запутавшейся, как назло, штаниной; приготовить нормальный завтрак, а не хватать что-то на бегу, запивая остывшим кофе, вырывая друг у друга из рук одну на двоих чашку… И все же это утро отличалось… поцелуями. Вернее, их количеством. Будто они наверстывали упущенное или, наоборот, запасались ими на будущее… А еще – обязательная остановка возле полюбившейся кофейни по дороге в отель, где они намеревались оставить свой «Мустанг» и пересесть в машину Сары. Но в этот раз: Робу – большой апельсиновый рефреш; а Колину уже привычно – средний эспрессо… Определенно, это было то самое утро, с которого и должен начинаться каждый день, чтобы сделать их последнюю неделю самой лучшей.

Съемки последней сцены с участием Питера Пэна подзатягивались. То светило ненужное по раскадровке солнце, то поднимался ветер, который своими порывами портил прически, грим и даже сбивал актеров с мысли, а своим холодом пробирал порой до костей. И если все герои снимаемой сцены были довольно тепло одеты для такой переменчивой погоды, то Питеру Пэну в этом плане не повезло – тонкая курточка с короткими рукавами и большим разрезом на груди его явно не согревала. Робби быстро замерзал, но стойко продолжал сниматься, а Колин подмечал синюшность губ своего мальчика, когда дубль затягивался. Как только звучала команда: «Стоп! Снято!», Робби закутывался в теплую куртку и отходил подальше от весело галдящих коллег, а Колин провожал его взглядом, подавляя в себе желание подойти и обнять его, чтобы поделиться своим теплом. Вернее, это желание подавлял сам Роб, когда, подмечая его внимание, буравил его злым взглядом подведенных глаз и кривил губы в не менее злобной улыбке, от которой Колин терялся… Робби не был похож на себя утреннего, подлавливающего Колина своими поцелуями на каждом шагу. И хотя Колин понимал, что Роб всего лишь не выходит из образа в своего Питера Пэна – социопата и психопата с маниакальными наклонностями, ему все равно было не по себе. Не по себе ему было и тогда, когда Киллиан, по сценарию «неподвижно застывший с вытянутой рукой», наблюдал, как Румпель расправляется с Питером, вонзая ему в спину кинжал. Колин понимал, что кинжал бутафорский, а в некоторых дублях использовали и вовсе только рукоять от кинжала, но каждый раз вздрагивал, когда Роберт делал резкое движение рукой, а Робби громко вскрикивал. Потому что ему было невыносимо слышать этот крик полный боли и отчаянья, и хотелось, чтобы съемки этой сцены, терзающей Роба, закончилась как можно быстрее. Но именно из-за реакции Колина дубли переснимались снова и снова – у обездвиженного магией Киллиана не должна дергаться рука в кадре. И Колину казалось, что Робби злился на него уже по-настоящему, когда бросал на него быстрый взгляд, поджимал губы, морщил нос и качал головой. А еще, Роб без конца поглядывал на часы, словно куда-то торопился, что выглядело несколько странно, потому что обычно они оговаривали свои планы на день. И Колин собирался подловить его после окончания съемок, чтобы выяснить – что происходит? Но не успел – Сара увезла парня на другую площадку для пересъемки дублей сцены с Каралайлом, которую сам Роб шутливо называл – «душевный разговор малолетнего отца с великовозрастным сыном».

«Я заберу машину?»

«Вы уже закончили съемку?»

«Мы уложились в пару дублей. Так я заберу машину?»

«Куда-то собрался?»

«Хочу съездить в одно место, пока ты будешь занят. Надеюсь, что и твои съемки закончатся быстро, если кое-кто не будет запарывать дубли».

«Только с тобой».

«Что со мной?»

«Я запарываю дубли, только когда снимаюсь с тобой».

«Значит, мешать тебе некому, и мы успеем».

«Успеем что?»

Ответа Колин так и не дождался, потому что начались очередные съемки, на которых он и постарался сосредоточиться, чтобы они смогли успеть… Но вопросы вертелись в его голове: что успеть? куда успеть? и – что за секреты? У Колина было ощущение, что он снова вернулся в самое начало их отношений, когда Робби был для него – запутанным лабиринтом и сплошной головоломкой. Хотя с чего он решил, что ему удалось до конца разгадать эту головоломку?

Комментарий к Часть 61. Неделя – это так мало... Треки, использованные в этой части:

Crossfade – So Far Away: http://pleer.com/tracks/5418909jq1Y

Simply Red – Your eyes: http://pleer.com/tracks/1680582AlSi

My Chemical Romance – The Light Behind Your Eyes: http://pleer.com/tracks/5576496Y4Fl

Kutless – What Faith Can Do: http://pleer.com/tracks/5084808rDrV

====== Часть 63. Никогда не говори – никогда ======

Под покровом самой темной ночи за все время их пребывания в Листерии «Веселый Роджер», подгоняемый попутным ветром, плыл на всех парусах к границе Мира, который они спешили покинуть. И Киллиан не единожды успел отметить сопутствующую им удачу: никто не заинтересовался ими, когда они покидали порт, да и спустя время за ними не было никакой погони; погода благоприятствовала и даже непроглядная темень, благодаря Феликсу, не была помехой. Парня, вообще-то, после полученных ранений следовало бы уложить в каюте, но Феликс категорически отказался уходить с палубы, мотивируя это тем, что только звери могут хорошо видеть в темноте. Но Киллиан не мог понять – что он имел в виду, пока самая темная Листерийская ночь, не окутала своей непроглядностью корабль. Такие ночи просчитать было невозможно, а предугадать их мог бы только тот, кто или был листерийцем, или долгое время жил в этом Мире. И Киллиан подумывал о том, что Феликс заранее все просчитал, даже путь их отхода: в такую ночь покидать Листерию – было сродни самоубийству. Поэтому даже если бы в Листерии и подняли тревогу, заподозрив неладное, то никто бы не рискнул отправиться за ними в погоню. Опасность, помимо мелких островов, раскиданных в океане, состояла в том, что в темноте было практически невозможно увидеть листерийскую границу, которая на картах была нанесена только условно, потому что имела свойство менять свой контур. Ориентироваться по звездам было тоже проблематично, потому что звезд в самые темные ночи не было видно. Совсем. И если не повезет выплыть сразу к разноцветной нестабильности, то корабль с большой долей вероятности мог разбиться, налетев на большой скорости на плотную пограничную субстанцию. Но Киллиан скорость хода корабля не сбрасывал, потому что хотел как можно быстрее убраться из Листерии, и рассчитывал, что им повезет и нестабильность границы, расцвеченная цветными сполохами, окажется прямо по курсу. Ну, или хотя бы где-то рядом, и ее можно будет увидеть издалека. А пока впереди была лишь кромешная тьма, и обостренное звериное зрение Феликса помогало Киллиану ориентироваться в темном океане, который совершенно сливался с чернильным небом.

Alice In Chains – Private Hell

Стоять парню было тяжеловато – рваная рана на бедре, которую Сид все же успела обработать и перевязать, давала о себе знать. И они с Хеллионом пристроились на сундуке рядом со штурвалом, составляя Киллиану компанию на капитанском мостике. Они плыли в кромешной темноте и абсолютной тишине, нарушаемой лишь бьющимся в парусах ветром. Вся команда «Роджера» была на палубе, на своих местах, готовая в любой момент начать подготовку к маневру скольжения, но никого не было ни видно, ни слышно – Феликс попросил погасить все огни и соблюдать безмолвие, чтобы не мешать ему ориентироваться в темноте. Он по-прежнему был одет в черные кожаные латы Цепного Пса и почти сливался с чернильной ночью, если бы ни его светлые волосы и практически белое лицо. Капитан Джонс, стоя за штурвалом, иногда бросал взгляды на утонченный профиль парня, который напряженно всматривался в темноту по курсу корабля. Иногда Феликс прищуривался, морщил лоб, и Киллиану казалось, что даже прислушивался к шуму волн, разрезаемых килем галеона. Киллиан вспоминал прежнего Феликса, которого как-то повстречал в одном из Темных Миров. Он думал о том, чтобы с ними было, если бы не тот роковой случай, разлучивший их? Они по-прежнему были бы вместе, или судьба все равно нашла бы способ разлучить их? А может, Киллиану только казалось, что между ними было что-то большее, чем просто дружба? Нет, он помнит, что любил этого парня, но сейчас это чувство безвозвратно ушло из его сердца. Теперь оно было занято зеленоглазым мальчиком, которого он совсем не помнил, настолько прочно, что не реагировало на кого-либо еще, а у Киллиана было странное ощущение потерянности… Да и Феликсу, похоже, нравилась Сидни…

– Не отвлекайся, – Феликс бросил на Киллиана быстрый взгляд, и тот снова сосредоточился на ладони парня, которой тот указывал: в какую сторону и на сколько градусов нужно изменить курс.

Может, Феликс устал всматриваться в кромешную темноту, а может, Киллиан отвлекся, погрузившись в воспоминания, и не услышал его предупреждения вовремя, и только громкий окрик парня вернул его внимание к происходящему. И надо сказать, что вовремя – «Веселый Роджер» летел на всех парусах к неожиданно возникшей перед ними границе Листерии. В то, что это была ловушка вероломного Мира, Киллиан думать не хотел, и мысленно ругал себя за неосмотрительность, потому что теперь у него почти не оставалось времени, чтобы сориентироваться. Он понимал, что команда не успеет убрать паруса, и заложить правильный угол маневра скольжения тоже было проблематично. Все это грозило кораблю тяжелым преодолением сопротивления пограничной субстанции, и, скорее всего, все закончится: разбитой обшивкой бортов, изодранными парусами, поломанными мачтами… Как следствие – они застрянут на Границе Миров на неопределенное время. Хорошо, если корабль можно будет отремонтировать собственными силами. И это если им повезет вообще не разбиться. Но как бы в этот момент Киллиана ни волновала судьба его корабля, все же он больше переживал за тех, кто сейчас был на палубе «Роджера». Несмотря на то что Листерия имела одну из самых неагрессивных границ, при неправильном маневре ее прохождения была большая вероятность, что тягучая субстанция затянет в себя кого-то из людей, чтобы растворить на границе Мира и получить реальности, принадлежащие им.

Киллиан громко крикнул, чтобы все, у кого есть возможность – спустились на нижнюю палубу и задраили люки, а остальные – крепко держались за прочно закрепленные предметы и были как можно дальше от бортов галеона. Капитан видел, как Феликс рывком подтянул Хеллиона к себе и укрыл его своим телом, прижимая к перилам капитанского мостика. Остальных своих людей Киллиан в темноте не видел, но по напряжению, повисшем над палубой, и тихим торопливым молитвам богам Границ Миров было понятно, что все с ужасом ждали вхождения «Веселого Роджера» в плотную темную субстанцию границы. А правильнее было бы сказать – их столкновения. Потому что всем было хорошо известно, что границу можно пройти только через ее нестабильность. Киллиан, вцепившись в штурвал, резко крутанул его в сторону, пытаясь увести галеон от столкновения, но борт корабля все же задел границу, и та неожиданно вспыхнула такой ослепительно-яркой разноцветностью, что Киллину пришлось закрыть глаза и даже заслонить их рукой, как, впрочем, и всем, кто находился на палубе. «Веселый Роджер» только на мгновение потерял управление, но этого оказалось достаточно, чтобы разноцветная субстанция затащила корабль внутрь в себя.

Когда Киллиан открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что «Роджер» не то чтобы не разбился о листерийскую границу, но не было слышно даже характерного для такого маневра треска обшивки, а паруса галеона, лишенные силы океанского ветра, не обвисали уныло на мачтах. Капитан Джонс опомнился, что не управляет кораблем, поймал крутящийся штурвал и остановил его, выравнивая ход галеона. Сжав рукоять в правой ладони, Киллиан не почувствовал той самой дрожи корабля, которая была характерна при прохождении границ. «Роджер» свободно скользил через границу Листерии, не встречая никакого сопротивления, цветные сполохи, которые обычно интересовались людьми, зависли на почтительном расстоянии, а сама пограничная субстанция словно расступалась перед легко скользящим кораблем. Это было слишком необычно – раньше пиратам не доводилось сталкиваться с таким явлением.

Все были настолько поражены этой необычностью, что застыли, зачарованно наблюдая, как «Веселый Роджер» плыл сквозь листерийскую границу. Никто и не замечал, как ярко сиял медальон на груди Хеллиона – черно-красная финифть с золотой вязью, образующей спираль вокруг ограненного черного камня. Тот самый, что Феликс снял с Темного Мага Листерии, и который все еще был на мальчике – за всеми треволнениями он совершенно забыл о нем. Но когда сияние медальона обожгло грудь мальчика, и он застонал, прижимая к груди руки, Феликс развернул его к себе, и понял, что произошло. Как только «Веселый Роджер» коснулся темной стены границы, та почувствовала присутствие на его борту Верховного Мага Листерии. Вернее, медальон, дающий неограниченную власть над этим ахроматичным Миром. А точнее, граница приняла Хеллиона за Владыку Листерии и расступилась перед ним. Феликс подхватил мальчика на руки и прижал его к себе, чтобы скрыть яркий свет, исходящий от медальона, и чтобы больше никто не заметил того, что увидел он. Особенно Сидни, которая стояла возле грот-мачты и не обращала на брата никакого внимания, околдованная разноцветными сполохами, танцующими вокруг корабля. Феликс же мысленно ругал себя за то, что забыл про этот проклятущий медальон и не снял его с Хелли. Потому что Листерия выбрала своего следующего Верховного Мага, закрыв реальность мальчика в медальоне и пометив его особой меткой на груди ровно там, где сердце. И рано или поздно удручающе серый Мир призовет своего Владыку. Но в то же время Феликс был уверен, что именно эта забывчивость и спасла их всех от забвения в листерийской границе. Конечно, ему придется объясниться с Сидни, когда она узнает, что Листерия станет Миром Хеллиона. Хорошо, если временно, но вероятнее, что навсегда. И возможно, они что-то придумают, чтобы Хелли избежал уготовленной ему участи. А если нет, то Феликсу придется вернуться с Хеллионом в удручающе-серый Мир и снова стать Цепным Псом Верховного Мага Листерии. Оставалось лишь уповать на чудо или на то, что Хеллионом не овладеет темная магия, и он не превратится в кровожадное чудовище. И Феликс надеялся, что у них еще будет достаточно времени до всех этих перемен. А пока…

Феликс перестал чувствовать жар, исходящий от медальона, который казалось пытался расплавить кожаные латы. Как этот обжигающий жар терпел Хелли, Феликс не понимал, но мальчик за все время не произнес ни звука и только впивался тонкими пальчиками в его плечи. Он осторожно опустил Хеллиона на палубу и снял с него медальон с золотистой витиеватой вязью. Мальчик вскинул на Феликса синие глазищи, облизнул искусанные до крови губы и кивнул головой, давая своим проницательным взглядом понять – все должно остаться тайной. Феликсу на мгновение показалось, что Хеллион специально не снял медальон, будто знал, что он понадобится. А еще Феликсу казалось, что все, кроме темно-синих глаз мальчика, размылось, став почти неразличимым на периферии зрения, а сам он словно балансировал на краю бездны, манящей своей синевой упасть в нее. Но как только Феликс нашел в себе силы кивнуть Хеллиону, наваждение тут же отпустило, а «Веселый Роджер» вынырнул в серые нейтральные воды Границ Миров, оставив за кормой листерийскую границу, за которой осталась и непроглядная ночь. Серость Границ Миров не шла ни в какое сравнение с мрачной и удручающей серостью, царящей в Листерии.

Границы Миров находились в постоянной власти вечерних сумерек, когда дневной свет мерк, а на сереющем небе светились немногочисленные, но хорошо заметные звезды. При этом цвета не скрадывались серостью, а лишь приглушались до спокойных тонов. Галеон не получил ни единого повреждения после маневра скольжения, и команда была в полном составе, о чем Мистер Сми и доложил Капитану Джонсу. Киллиан оставил на вахте тот минимум, который был необходим для того, чтобы продолжить плавание, а остальным приказал отдыхать до следующего испытания. Хотя прохождение радужных арок и называть-то испытанием было нельзя. Или все же можно? Наверное, ребяческая радость суровых пиратов и их искренняя вера в то, что загаданные под радугами желания непременно сбудутся, для Капитана Джонса были именно испытанием. Но выбора у него не было, потому что кратчайший путь в Кансию, куда Киллиан и должен был доставить все семейство Брикс во главе с Сидни, лежал именно через узкий перешеек между двумя Мирами. Потом можно было бы попробовать попасть в граничащую с Кансией Церию, но у этого Мира была абсолютно не предсказуемая граница, и там можно было пропасть на долгое время. Иногда на очень долгое. Киллиан слышал пиратские байки о годах, проведенных в ожидании, когда граница Церии становилась снова доступной для скольжения сквозь нее. Капитан Джонс был уверен, что это были всего лишь выдумки, подогретые обычно внушительной порцией рома. Но проверять их на собственном опыте ему как-то не очень хотелось. Уж лучше потратить лишнюю неделю пути и доплыть до Торсы с ее куда более дружелюбной и предсказуемой границей.

Узкий перешеек между Верлией и Сурфидией Капитану Джонсу приходилось проходить не единожды, но в этот раз он доверил штурвал Мистеру Сми. Киллиан не был уверен, что одной рукой сможет управлять галеоном так, чтобы с ювелирной точностью провести корабль между крайне нестабильными границами Миров и не попасть под притяжение какого-либо из них. Не то чтобы Верлия или Сурфидия были опасны. Наоборот, Верлия была сказочно красивым Миром с невероятным сиреневым небом. Просто Киллиану не хотелось терять время впустую или на ерунду вроде той, как загадывание желаний под огромными радужными дугами.

Shinedown – Lost In The Crowd

Капитан Джонс стоял на носу «Веселого Роджера» и наблюдал, как нестабильность границ близко лежащих Миров превращалась в разноцветные тяжи, сплетающиеся в причудливых танцах – будто два Мира занимались любовью, а когда наслаждение достигало своего пика, их переплетенные «тела» выгибались, образуя радужные дуги. Зрелище, надо отдать должное, было красивым и завораживающим, если бы ни радостные вопли, свист и улюлюканье, которые разрушали атмосферу волшебства. Киллиан, стоя ко всем спиной, качал головой и тихо посмеивался этому дурашливому ребячеству взрослых людей. Такое поведение могло быть простительно только Хеллиону, которому в силу его возраста были положены все эти эмоции. Но мальчик стоял неподалеку от Киллиана, и лицо его было абсолютно серьезно, когда он что-то говорил Феликсу.

Очередная дуга выгнулась над галеоном, и Киллиан вскинул голову, отмечая, что такой широкой и огромной радуги соединившей соседствующие Миры он еще ни разу не видел.

– Загадай желание, Киллиан, – прохладные тонкие пальчики скользнули в его ладонь, и Киллиан вздрогнул от неожиданности, но голову не опустил, зависнув взглядом на разноцветной арке над своей головой. – Он ждет тебя… Загадай желание – вернуться в Неверлэнд. Я точно знаю, что оно сбудется.

Киллиан отвел глаза от радуги, чтобы посмотреть на Хелли, но столкнулся с напряженным взглядом рядом стоящего Феликса. Парень еле заметно покачал головой и прищурил глаза, которые, как показалось Киллиану, на мгновение стали желтыми – это было предупреждение.

– Откуда такая уверенность, Хелли? – Киллиан перевел взгляд на мальчика.

– Я верю в это, – мальчик закусил губешку и часто закивал головой. – А ты сам говорил, что если во что-то очень верить, то это непременно случится.

– Ты же знаешь, что я не могу вернуться в Неверлэнд, – Киллиан провел ладонью по светлым мальчишечьим вихрам, приглаживая их. – Может, кто-то из вас и сможет, но не я.

– Но загадать желание ты можешь? – Хеллион нахмурил брови, глядя Киллиану прямо в глаза. – Это ведь просто – загадать желание. Даже если оно не сбудется.

– Хорошо, – Киллиан усмехнулся и поднял глаза на Феликса, который буравил его взглядом. – Я попрошу у радуг, чтобы они помогли мне вспомнить его. И если мое желание сбудется, я вернусь сюда снова и загадаю следующее, – Киллиан снова посмотрел на Хелли. – Такой вариант тебя устраивает?

– Вполне, – мальчик кивнул. – Только загадывай вслух, чтобы я слышал. Сейчас! – Хеллион вскинул руку, указывая на очередную огромную дугу, под которой как раз они оказались.

– Я хочу вспомнить Питера Пэна, которого я знаю и… – Киллиан, глядя на радугу над своей головой, хотел сказать – и которого я любил. Но осекся, не решаясь на такое признание.

– А я хочу, чтобы Капитан Киллиан Джонс вернулся в Неверлэнд, – свое желание Хеллион озвучил четко и довольно громко. – Хочу, чтобы мы все вернулись в Неверлэнд!

Мальчик раскинул руки и прокричал еще одно свое послание волшебным радугам, которые одновременно образовались в большом количестве, словно давали понять, что просьба была услышана и непременно будет исполнена. На палубе все притихли – просьба Хеллиона была чревата последствиями как для Капитана Джонса, так, впрочем, и для всех остальных. А Феликс и вовсе изменился в лице, потому что знал – это невинное на перый взгляд желание могло привести их всех к очередной катастрофе…

– Ну чего вы все застыли, – Хеллион обвел всех недоуменным взглядом и заливисто расхохотался. – Это всего лишь желание, которое вряд ли когда-то сбудется, – он подмигнул явно ошарашенной сестре и посмотрел на Киллиана. – А жаль… – свое сожаление Хелли прошептал еле слышно, и его услышали только те, кто стояли в непосредственной близости. – Но ведь мечтать мне никто не запретит, – мальчик улыбнулся самому себе и, шагнув к фальшборту, сложил на нем руки и уперся в них подбородком.

Хеллион так и простоял на носу корабля, наблюдая за радужными сполохами, пока «Веселый Роджер» снова не оказался в безопасных нейтральных водах, и Капитан Киллиан Джонс не отдал приказ – взять курс на Торсу. Им предстояло относительно спокойное, но долгое путешествие, и Киллиан, передав штурвал вахтенному, спустился в свою каюту. Навалившаяся усталость от насыщенных сплошными волнениями суток, большую часть которых Капитан Джонс провел за штурвалом, давала о себе знать – спать непросто хотелось, а хотелось чертовски. Киллиан вытянулся на кровати и по привычке посмотрел на висящий на стене портрет зеленоглазого мальчика с загадочной улыбкой. Странно, но жажда мести больше не одолевала Киллиана. Теперь ему хотелось всего лишь вспомнить все, что его связывало с этим Питером Пэном, который ждет его в своем Неверлэнде… Чертовы радуги с их желаниями… Киллиан протянул руку, «поправил» каштановые вихры, попытался разорванными уголками бумаги прикрыть дыру, пробитую у нарисованного Питера в районе сердца его крюком, вздохнул и уставился в серый потолок каюты, рассматривая на нем дрожащие тени, похожие на рябь на поверхности океана…

Серый океан, сливающийся еле различимой линией горизонта с таким же серым небом. Широкая прибрежная полоса серого песка, который почему-то вспыхивает золотом под его босыми ступнями. Серая трава и огромное серое дерево, пытающееся дотянуться своими серыми ветвями до белых звезд на сером небосклоне. В этом странном месте так хорошо и спокойно… А еще Киллиан чувствует плечом чье-то тепло и прохладные тонкие пальцы в… левой ладони. Но он никого не видит. Он крепче сжимает руку, чтобы почувствовать материальность того, кто незримо находится рядом. Совсем близко. Неожиданно его дергают, и в следующее мгновение чьи-то губы впечатываются в его приоткрытый рот. Киллиан ощущает чужое дыхание на своих губах и, закрыв глаза, обхватывает… не пустоту, а стройное худощавое тело, которое прижимает к себе. Он вдыхает опьяняющий запах терпкости леса и свежести океана, зарывается пальцами в непослушные вихры и углубляет поцелуй, который начинает сводить с ума… Все так знакомо, все так… правильно. Все так как было, или должно было быть…

Из сна Киллиана выдернул настойчивый стук в дверь, и он с большой неохотой открыл глаза.

– Да! – Киллиан приподнялся на локте в ожидании, когда визитер зайдет в каюту.

– Кэп, – в приоткрытую дверь протиснулся долговязый вахтенный, – Мистер Сми просил вас подняться на палубу.

– Что случилось? – Киллиан поднялся и, вцепившись руками в край кровати, тяжело оперся – ему все еще хотелось спать. Вернее, ему чертовски хотелось вернуться в свой странный серый сон.

– Церия, Кэп.

– Что там с Церией, Стэн?

– Вам лучше это увидеть…

Долговязый Стэн исчез за дверью так же бесшумно, как и появился. Киллиан встал и подошел к рабочему столу, с развернутой на нем картой проложенного маршрута – Церия должна была оставаться далеко в стороне от намеченного курса.

– В чем дело, Сми? – Киллиан поднялся на капитанский мостик и замер в изумлении – справа по курсу почти весь горизонт «полыхал» от ярких сиреневых, с разными оттенками, сполохов.

– Церия открыла свою границу, Кэп, – квартирмейстер обернулся. – Сколько проплывал мимо этого Мира, но ни разу не видел, чтобы вся церийская граница становилась доступной. Может, рискнем? Это сократит нам время на целую неделю. И ветер почти попутный. Мы через пару часов будем уже у границы.

– Ты же знаешь, Сми, что граница Церии непредсказуема, – Киллиан покачал головой. Конечно, это было чертовски соблазнительно, но в то же время… – И мы можем надолго застрять внутри.

– А мне кажется, что мы успеем проскочить Церию…

– Нет, не будем рисковать, – что-то подсказывало Киллиану, что его решение будет что ни на есть самым верным. – Держитесь намеченного курса и подальше от Церии, Мистер Сми, чтобы сила ее притяжения не завладела кораблем.

– Как прикажите, Кэп.

Но на следующий день погода Границ Миров преподнесла сюрприз в виде полного штиля. Сюрприз был не смертельным, но неприятным. Паруса безжизненно повисли на реях, и «Веселый Роджер», потеряв скорость, в итоге лег на дрейф, подхваченный не видимыми глазу подводными океанскими течениями. Киллиан приказал бросить якоря, чтобы галеон не оттащило ко все еще остающейся в пределах видимости церийской границе, которая была хоть и далеко, но по-прежнему нестабильна. И судя по направлению подводных течений и их скорости, была большая вероятность, что «Веселый Роджер» может попасть под притяжение Церии. Якоря, конечно, не держали галеон на месте, но значительно снижали скорость дрейфа.

Ветер не оживил паруса и на следующий день. И на следующий тоже. Ни одного даже слабого дуновения. Команда изнывала от вынужденного безделья, и каждый развлекался, как мог. Хеллион, например, пытал Мистера Сми расспросами о других Мирах. В частности, о той же Церии, сполохи нестабильности границы которой все еще были видны далеко на горизонте. Мальчику было интересно все: начиная с того, почему границы видимого вдалеке Мира почти всегда невозможно преодолеть, и заканчивая россказнями о тех, кто оказывался в плену коварной Церии. Киллиан же, слушая иногда рассказы своего квартирмейстера, подумывал о том, что ему следовало бы послушать Мистера Сми и рискнуть, чтобы сократить путь через Церию, граница которой все еще была открыта. И им бы хватило этих нескольких дней, чтобы доплыть до границы, соседствующей с Кансией. А теперь из-за безветрия, которое было не совсем нормальным по своей длительности, они теряли времени еще больше. Киллиану казалось, что они попали под действие какой-то невидимой силы. Возможно, что и магической. И сколько это продлится еще, было неизвестно. Капитану Джонсу хотелось как можно быстрее сняться с якоря и снова взять курс на Торсу. Но в то же время появившиеся сновидения о странном сером Мире, в котором он оказывался каждую ночь, Киллиан связывал именно с этой вынужденной остановкой. И он с замиранием сердца ждал когда ветер снова наполнит своей силой паруса «Роджера», и развеет его сны, которые становились все откровеннее…

Нет, он по-прежнему не видел того, кто своей близостью сводил его с ума. Обнимал. Скользил губами по шее, обжигая кожу своим рваным дыханием. Поцелуями высасывал душу. Выгибался под ним, а потом прижимался разгоряченным содрогающимся телом и шептал ему на ухо: «Люблю тебя…» Киллиан только чувствовал его, а ему хотелось увидеть его лицо, его улыбку, его податливые губы, которые с готовностью раскрывались, позволяя Киллиану вторгаться языком в его жаркий рот. Хотелось увидеть его волосы, в которые Киллиан зарывался пальцами, и его тело, что дарило ему невероятное блаженство. Но больше всего Киллиану хотелось заглянуть в его глаза, которые просто обязаны были быть зеленого цвета. Как у мальчика, чей портрет висел в изголовье кровати. Потому что сердце Киллиана каждый раз после пробуждения радостно трепыхалось, будто захлебывалось от переполняющей его любви и подсказывало своему хозяину, что во сне каждую ночь он проводит с тем, кого действительно любит, но не помнит…

Phedora – All Is Mine

Легкий порыв ветра чуть качнул корабль, но этого было вполне достаточно, чтобы все высыпали на палубу. Сумеречная серость стала гуще, а звезды на небе ярче. В застоявшемся воздухе ощущалась свежесть, что предвещало перемену погоды. Ветер не заставил себя долго ждать, и постепенно паруса галеона оживали, наполняясь силой пока еще легкого бриза.

– Капитан, погода снова нам благоволит, – Мистер Сми хлопнул себя по коленкам и поднялся с сундука, на котором сидел. – Отдайте приказ – готовиться к отплытию. Нам еще надо скорректировать маршрут, потому что нас прилично отнесло в сторону от первоначального курса…

Квартирмейстер еще что-то говорил, но Киллиан его почти не слышал, потому что все его мысли были заняты тем, что усиливающийся ветер лишит его сновидений, что снились ему последние ночи. И он был уже не рад перемене погоды.

– Капитан Джонс, вы слышите меня? – Сми тронул его за плечо, выводя из оцепенения. – Парни уже заскучали по работе. Прикажите поднимать якоря?

– Да… – Киллиан обвел рассеянным взглядом людей, застывших в ожидании его приказа. – Подготовить корабль к отплытию.