Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
«Нэ знаю насколько он тэбэ поможэт срастись, – вспомнил Илья скептическое высказывание Карги, – но хотя бы понравится!»
Она не сказала ни слова о том, стыдится ли его сумасбродного поступка, или гордится им. Промолчал и Айвазов. Звонкая стрела воткнулась в щит, и тот треснул.
«Спасибо, тётя Ярэ. Помог».
На чернобогов не действуют заклятья и чары, яды не могут причинить вреда. Но простые средства вкупе с заботой и поддержкой близких бывают весьма действенны. Илья быстро пошёл на поправку и вот – уже занимался любимым спортом. Он хотел разобраться со стрельбой до подъёма группы. Дел на сегодня наметилась уйма. Айвазов уже прикинул, что ночёвка пройдет не в основном лагере, а на сопке-кошке, о которой говорила Влада. И, конечно, он возьмёт дочку с собой. Пусть приобщится к кочевой жизни и поможет найти свою «принцессу»! Илья, даже задумавшись о приятных сердцу вещах, не упускал из виду окружение. И потому, приметив малейшее мельтешение в ельнике, тут же нацелил лук туда. Вдруг дичь? Тогда их на завтрак ждёт свежатинка. Но его предположение не подтвердилось. Илья поморщился от досады и опустил оружие при виде длинноволосого пожилого человека в летней долгополой малице. Он нечасто открывал лицо. Обычно над ним висела кожаная ширма из бисерин и монист. Но сейчас вторженец нагло скалился и кривил один глаз с длинным шрамом поверх брови – Илья стоял от него против солнца. Облизнул коричневые от табака зубы и проронил на эрском:
– Здравствуй, Ыляку.
– Здравствуй, Айпох. – Айвазов ничуть не расслабился и не обрадовался, приветствуя двоюродного брата, шамана из родного стойбища. Должно быть, он явился к нему верхом на келе – ветром Айпох летал так себе. Хорошее у него имя, под стать нраву! Можно и не переводить. Айпох – и сразу всё понятно.
– Охотишься?
– Набиваю руку.
Он уселся на камень по другую сторону от ручья и сделал вид, что задумался. На самом деле Айпох Айваседа думать не любил. Илья было опять нацелил стрелу в щит, не желая попусту терять времени, но тут Айпох окликнул:
– Твоя женщина должна предстать перед нами. Иначе, мы её не примем. Мы договаривались в прошлом году на девчонку за двадцать оленей. Теперь ты привёл на Землю другую, и Земля приняла её. Но это не в счёт. Она должна предстать перед племенем и доказать свою силу. Она должна нам понравиться.
Слыша это, Илья не сдержал смеха. Лицо же Айпоха жёстко застыло в непонимании.
– Боюсь, что это вы должны ей понравиться, ребята, – продышавшись, заявил Илья и добавил более миролюбиво. – Я передам жене твои требования, как только мы увидимся. Она человек занятой и, к тому же, носит наследницу, ты в курсе?
Эрский шаман криво усмехнулся.
– До того, как её признает племя, ваши дети идут в цену пыжиков{?}[«пыжик» – маленький оленёнок.]. Советую с этим не тянуть. Если она к нам не явится, мы сами за ней придём.
Сказав так, Айпох взвился на вепреподобном келе ввысь. Илья не переставал угрожающе ухмыляться, но не удостоил кузена ответом. Айпох при своём немаленьком статусе на стойбище умом не блистал и поныне был уверен в том, что угрожать семье чёрного шамана – хорошая идея. Умси не втолковала ему этого. Но от эрси можно было ждать чего угодно, и игнорировать даже такой убогий выпад в свою сторону Илья не намеревался.
Но это потом. Он дослал последнюю стрелу в цель, собрал вещи и отправился восвояси. Пора было будить девочек и группу.
Илья уже отобрал тех, кто пойдёт с ними искать могилу качурской принцессы. Светка с маленькой, Миша, Толик, Костик, ну и Лев с Ромкой, бывшие кривоглядовские аспиранты. От сердца пришлось оторвать мысль об участии в авантюре Инны. Она с Палычем останется в базовом лагере у Мынто. Как бы легко ни протекала её беременность, рисковать Илья не хотел. Инна, узнав новость, насупилась и завернула руки в калач на груди.
– Ну спасибо, Илья Каримович. Я себя так погано не чувствовала с отчисления из медицинского!
– Кабарга, не играй в обиженную девочку, – мягко пожурил профессоршу Айвазов. – Я пекусь о тебе прежде всего. Мы можем застрять там, среди дикого зверья, на несколько дней.
– Илюш, где мы с тобою только ни застревали, – напомнила Генрих. – Не помнишь, как на Калтае на нас обдолбанные беглые зэки набрели?
– Помню, – заулыбался Илья. – Им пришлось познакомиться с моими келе.
– А четыре бешеных волка за одни сутки в Хаасе?
– Да уж. Тот редкий случай, когда моя колдовская сила больше жизней спасает, чем убивает.
– Ну и кого мне с тобой бояться? – задала резонный вопрос Инна.
– Медведей. – Илья нахмурился. Генрих поправила большие роговые очки и всмотрелась в него. Она знала, как погибла первая, эрская жена Айвазова и, конечно, понимала его страхи. А Илья, как ни старался, не мог отделаться от мысли, что с беременными женщинами вечно случается всякая херня.
– Илюш. Вот ты, доктор наук, доцент, скажи мне, где тут логика. – Инна потрясла ладонью. – Когда это случилось с твоими, ты был рядом?
– Нет, – покосился на неё Илья. – Я в Балясне работал, сама помнишь.
– Ну и какова в таком случае гарантия, что вы уйдёте копать принцессу, а мне не свернёт шею на базе какой-нибудь заблудный медведь? Думаешь, с Палычем надёжнее, чем с тобой?
– Нет! – куда более резко отозвался Илья и сдвинул брови.
– Вот видишь! – довольная своими аргументами заключила Инна и погладила живот. – Вывод: я еду с вами. Буду под твоим неусыпным присмотром!
Илья потёр голову, почесал шрам на ключице. Если с матерью Генрих не могла совладать, то убедить его и подбить на что угодно – запросто. Так, как она сказала, ведь и вправду выходило спокойнее. И пофиг, что этнограф Генрих в первую очередь пеклась не о безопасности, собственной и плода, а о том, что сокровище найдут без её активного участия. Кому не хочется стать первооткрывателем?
– Ладно, сестрёнка. Будь по твоему. Но чтоб от меня ни на шаг!
– Да пожалуйста, – присмирела Инна, словно и не спорила вовсе. Умела же она находить доводы!
К семи утра археологи собрались в путь. Пригнали из Мынто, набили съестным и скарбом госпаровские внедорожники, затолкались внутрь. За время дождей пути значительно размыло, и по другому до нужной точки добраться не представлялось возможным. Однако, сажать Инну в тряскую машину Илья не торопился. Отвёл её и Светку подальше в ельник и заявил:
– Дамы. Спешу сообщить, вы полетите на келе.
– Чиво?! – взвилась Кабарга. – Илюша, какие келе? Со мной ничего не станется!
– Без обсуждений, – Илья переглянулся с падчерицей и приметил, как у той заблестели глазки. Уж она-то точно не боялась летать на келе, как профессура. – Инна, или ты делаешь то, что я скажу, или остаёшься на базе с Палычем.
– Вот! – Генрих обличительно ткнула в него пальцем. – Вот и мама проявилась, поздравляю, Бабогуров. Сразу видно одну породу!
Илья засмеялся.
– Для твоего же блага...
– Вот-вот, да, те самые слова, – она закивала прыснувшей Светке. – Как есть Карга.
– Полетишь со мной, – успокоил её Илья. – Я буду тебя держать.
– А я? – встряла Светка. – А Бусинка?
– А вы, дочки, можете и сами вызвать келе, – Илья порылся в кармане и протянул опешившей Касаткиной штуки три сушёных рыбьих глаз. – Тренируйся. Только на волосы не соглашайся. Шарманка, блин.
Илья повадился дразнить её «шарманкой» с тех пор, как стало ясно, что Светка одна из Матрон Люжана. По его мнению, это слово отлично сочетало в себе «шаманку», фретцийское «charmant»{?}[фр. «очаровательно»] и намёки на извечное занудство Касаткиной. Да, оно подходило, чтобы дразнить Светку. Та насупилась, потом мотнула косами, соглашаясь.
Спустя полчаса после отъезда внедорожников над редким ельником взвились две лохматые туши, похожие на жилистых овцебыков, и плавно понесли пассажиров следом. Илья отобрал самых мягких на ход и покладистых келе, чтобы сестра получила удовольствие от полёта. Инна до того всякий раз отбрыкивалась от катания на келе, сколько бы Илья её ни упрашивал.
«Я дичок, отстань, зачем мне это!»
Сейчас она скукошилась и уткнулась брату в грудь, не желая смотреть вниз.
– Папочка! Тётя Инночка! – пищала сбоку Влада. Малышка, пока не кончились силы, летела у бока папиного духа своим током. Потом устала и забралась к Светке в седло. – Тётя Инна, посмотри, как красиво!
– Айна возьми... – проскулила Генрих на материн шорский манер. – Илюш, там правда красиво?
– Очень, – Айвазов сжал её крепче. – Посмотри, пока время есть. Через пять минут будем на месте.
– Ой, как хорошо. – Она плотнее зарылась лицом в его куртку и пребывала там, пока мягкие лапы духов не коснулись лысого камня на соседней сопке.
Да, место оказалось уединённым и тихим. Илья отпустил духов, воздвиг Барби-чум, чтобы его женщины не мёрзли и осваивались. И решил в ожидании машин сходить осмотреться. Кругом распластались скалы. Камень, на камне немного мха, одинокие хвойные цеплялись корнями за расселины. Отличное место для погребения в земле, ничего не скажешь! Ботинки скользили по влажным насыпям, вниз и вверх тоже просматривались одни склоны и трещины между плит. Илья застыл в раздумье.
«Уж не нафантазировала ли мелкая внимания ради?» – закралась догадка.
– Папа. – Он аж вздрогнул от неожиданности, когда холодные ручонки вцепились в его запястье. – Не туда смотришь, пойдём, я тебе покажу.
Владка свилась позёмкой и легко побежала по камням, крутя мелкие листики и иголки. Илья поскакал за ней на своих двоих, изумляясь тому, как проявился дар стрибогов в его ребёнке. «Бабогуровы летают курами» – так поговаривали столичные ветрогоны. И хоть лучше уметь летать так сяк, чем вообще никак, Илья знал: в сравнении с теми же Берзариными или Яхонтовыми его род всю дорогу курил в сторонке. Сын, Честислав, тоже летал, как глухарь, потому и не сумел уйти от оползня, похоронившего его вместе с Борзым. Можно было только радоваться, что Владке досталась значительная часть таланта матери. Будь к ней благосклонна судьба, и Бабогуровым её умение передастся. Где-нибудь в следующем поколении.
Илья встревоженно ахнул и заставил себя успокоиться, когда дочь смело слетела с обрыва и закрутилась у кривеньких сосен над глубокой расщелиной.
– Папуля! Не отставай! – юркнула под нависшую губу скалы. Легко сказать «не отставай», а ты попробуй, поймай сквозняк! Айвазов отдышался и поспешил вниз. Глаза, привыкшие к солнечному свету, не сразу перестроились на темень. Влада тоже топталась у края пещеры, боясь идти дальше. Илья пригладил дочь по голове, ободряя, и про себя подумал: а ведь она не говорила, что принцесса похоронена в земле. Спит – да. Высокостатусных членов племени вполне могли хоронить в пещерах. Недаром же волосы хозяек Калтысь не отправлялись с ними на погребальный костёр, а оставались храниться в пустотах у статуи Золотой бабы! Отголоски старых обрядов...
Взяв Владу за руку, Илья двинулся вглубь пещеры, и его память невольно всколыхнули события этого года в Люжане. Он так же точно вёл в неоткрытую туристам часть оссуария Сашу. И то, чем это закончилось, заставило волоски на коже Айвазова вновь приподняться.
«Нет! Я искупил вину перед Куль-Отыром, – внушил он себе. – Мы с Тимуром получили прощение. Он утихомирился».
– Влада, – тем не менее, спросил Илья дочку, – ты вещая, что скажешь, принцесса на нас не разозлится оттого, что мы её найдём?
– Нет, – пискнула из темноты Бусинка. – Она сама хочет, чтоб мы нашли её и уложили в другую постельку.
– Перезахоронили? – напрягся Илья.
– Да, ей грустно тут, она хочет к людям, папа. Она говорит, что о ней ты лучше позаботишься.
– Вот как, – буркнул Илья. – Знаешь, сильные шаманы часто просят перезахоронить их. Чтобы...
– Чтобы они смогли проснуться, – договорила Влада.
– Да.
Айвазов знал о том, что предыдущий чёрный шаман, Харыысхан, тоже попросил перезахоронить своё тело как положено, а потом воплотился в него, в Илью. Он не стал пугать дочку мрачными историями, но преисполнился уверенности в том, что поступает правильно. Они с Владой, подсвечивая путь фонариком, забирались всё глубже внутрь пещерного хода, подлезая под провисшие, гладкие от натёков камни в узких местах и стараясь не сильно запачкаться.
– Тут холодно, – поёжилась Влада. – И сыро. Гора плохая, старая. Ей тут не нравится.
– Ничего, передай принцессе, мы на подходе. – Сказав это, Илья почти сразу упёрся в глухую, обвалившуюся чёрти сколько лет назад стену. А он-то было думал, что им совсем не придётся напрягаться! Пальцы шарили по сплавившимся между собой, вросшим один в другой кускам камня – прожилок адаманта и в этой породе было предостаточно.
– Папа, – позвала Влада и припала щекой к камню. – Она там. Она зовёт, я слышу её, а она нас.
– Ну тут без дробилки не разобраться, – оценил фронт работ Айвазов, немного пугаясь слов дочери. К такой спяще-зовущей принцессе хорошо было бы наперво пригласить Борзого. Так, для подстраховки. Ну и однозначно требовалась спецтехника, фото– видео– оборудование с функцией ночной съёмки для подробной оценки и описания места захоронения, а также – убрать нафиг Бусинку. Вот уж кому точно стоило теперь дожидаться археологов снаружи, так это ей.
– Ладно, пойдём, – позвал Илья дочку. – Пока всё.
– И мы её тут бросим? – вздохнула та.
– Ждала она сотню веков, подождет ещё, – рассудил Айвазов. – Влада, мы обязательно до неё доберёмся.
– Хорошо, – крошка-ведьма снова припала к камню и прошептала на прощанье, Илья чётко расслышал это:
– Не скучай, мы скоро вернёмся за тобой, Лика.
====== 16. Находка ======
Вопреки оптимистичным планам Айвазова, попытки пробиться в пещеру к спящей принцессе затянулись на два дня. Археологи переместили лагерь как можно ближе к участку. Работали в несколько смен. Илья понимал, что им стоит поторопиться, чтобы не выбиться из графика. Днём каменную пробку дробили электролопатами ребята, в ночь выходил работать сам чернобог. Действовать нужно было и споро, и крайне аккуратно. Посланные Маргарите Алексеевне фотографии с места и данные по образцам породы подтвердили её нестабильность. Сопка оказалась весьма старым образованием, как и остальные качурские возвышенности. Она крошилась тут и там. Громова, проводившая в своё время достаточно геологических разведок на Качурке, сходу назвала возраст породы в триста пятьдесят миллионов лет. Наличие рудоносных вкраплений придавало недрам сопки некоторую пластичность, но даже малейшая вибрация от техники всё равно сопрягалась с риском нового обвала. Громова сравнила работу археологов с кусанием песочного пирожного. Илья проникся опасениями наставницы и, кроме того, захотел сладкого.
«Ладно, – решил он. – Если станет совсем опасно, буду дробить в одиночку. Завалит, так завалит. Чем я хуже Тимура? Саша откопает».
Но судьба оказалась благосклонной к упорству учёных. Вечером второго дня эхолот показал пустоты на расстоянии не более метра впереди от завала, и к полуночи лопата Ильи продвинулась до последнего десятка сантиметров. Чуя близость победы, он растолкал Светку с Мишей. Падчерице приказал ждать у выхода из расселины, а Памятова уволок с собой. Они вдвоём прорывались к цели. Илья привычно дробил камень, Миша оттаскивал его наружу. В три часа ночи лопата Айвазова провалилась в пустоту. По ноздрям ему тотчас ударил густой запах: не разложения, нет. Хорошо, Памятов к тому моменту ковырялся на выходе!
– Миша, стойте там! – со всей мочи гаркнул Илья, лишь потом сообразив, что можно вызвать обвал и громким звуком. Но лаз не схлопнулся, а горечь смертоносной ионизации въелась в рецепторы. Если бы Илья не был старшим из чернобогов, он бы мог смело утверждать, что тут действовал чёрный шаман. Протянул в щель руку с вакуумным заборником, втянул пробу воздуха, уже зная результат – никакой микрофлоры здесь нет и быть не может. Направил свет фонаря в проём и чуть не ахнул: да, она лежала там.
– Миша, Светоч, не ходите сюда пока! – упредил Илья ждавших наверху. Памятов с падчерицей уже начали переговариваться.
– Илья Каримович, что ты видишь? – прозвенела возбуждённо Светка.
– Всё хорошо, всё на месте! – успокоил коллег Айвазов. – Побудьте наверху, я вас позову.
Руки предательски задрожали и стали потными, так, что Илья чуть не выронил лопату. Но он собрался и расширил лаз. Протиснулся внутрь пустоты и обмер, не в силах отвести взгляда от того, что предстало перед ним.
Первая мысль была: «Белая!»
Вторая: «Живая!»
На настиле из длинных костей, поверх оплетённых войлоком и бисером кож лежала девочка примерно десяти лет и, казалось, мирно спала. Однако её наряд – расшитая рубаха с меховой оторочкой и рядок бус на шее говорил об обратном. Илья узнал эрские погребальные знаки – подол рубахи надсечён, на груди – поперечные полосы из краски, бусы разорваны. Такие приметы в его народе делали специально для умершего, чтобы он осознал собственную кончину и не мучался, скитаясь среди живых. В остальном девочка не походила на покойницу. Белёсые брови и плотно сомкнутые, будто подёрнутые инеем ресницы. Прекрасно сохранившееся, нисколько не тронутое тлением личико. Сложенные вдоль тела руки, причём все пальцы в сохранности, и мизинцы не усохли! Илья сразу углядел в чертах девочки восточный тип, скорее всего его же пельмено-сосьвинскую расу. Только и кожа у принцессы оказалась необычайно светлой. Девочка покоилась в сплошном тканевом венце, украшенном костями, самоцветами и – Илья бы дал сто процентов уверенности – золотыми нитями. Убор полностью скрывал её волосы. Илья еле удержался от того, чтобы прямо голыми руками коснуться тела, сдвинуть покров с головы и посмотреть – светлая она или нет. Что-то подсказывало – можно и нужно, но привычки археолога заставили его вытянуть из кармана приготовленную пару перчаток и уж тогда...
– Куль-Отыр меня дери, – только и прошептал Айвазов, выпутав полностью обесцвеченную, будто выбеленную прядь, и пропуская её между пальцев. Непонятные, беспричинные жалость и нежность объяли его настолько, что он покачнулся и чудом заставил себя успокоиться. С ним, повидавшим за полевую жизнь десятки, если не добрую сотню всевозможных захоронений, такой наплыв сентиментальности случился впервые. Может, дело было в уникальной внешности ребёнка или сохранности тельца. Или в недавнем обещании Влады, назвавшей принцессу именем будущей сестры. Илья зажмурился и проморгался.
В любой ситуации нужно оставаться профессионалом. Илья поводил фонариком по гробнице, высвечивая собранную для пути в посмертье утварь. Её также не коснулось время. Тут были сложенные в чашу плетёные украшения, не исключено, что из драгметаллов. Кухонная посуда, тоже металлическая, горшочки с едой и маленькая прялка. Показавшийся поначалу выступом скалы меховой зверь в углу пещеры. Рассмотрев его более детально, Илья с изумлением узнал мумию мамонтёнка, причём в кованой сбруе, и сразу припомнил беседу с Бусинкой. Она тоже говорила о ездовых мамонтах. Но когда же они вымерли? Десять, двадцать тысяч лет назад? Разумом доцент Айвазов уже понимал, что его новая находка может перекрыть ценность статуи Золотой бабы. Но самым удивительным для Ильи оказался рядок тряпичных куколок, рассаженных вдоль настила. Ровно пять штук, как и предсказала Влада. Илья взял одну и рассмотрел: игрушка была одета в искуссно вышитое платье, веревочные волосы заплетены в косицы, а лицо расшито всё теми же мерцающими в свете фонаря золотыми нитями. Остальные выглядели не хуже. Илья обернулся и покосился на принцессу, назвать которую мёртвой язык не поворачивался. Ему на память пришла старая эрская легенда, пожалуй, самая странная из всех, слышанных им от Енгуха и Ную. Айвазов тряхнул разболевшейся внезапно головой, чувствуя себя вымотанным до последнего нерва, опустошённым и отчего-то несчастным, хотя ведь должно было быть наоборот. Скрипнул зубами:
«Не время для этого! Надо звать коллег!»
Убедившись, что внутри пещеры больше не таится энергия чёрного шамана, Илья пробрался наружу и встал враспор над лазом, упёрся локтями. Устало оглядел вскочивших на ноги коллег и проронил:
– Светоч. Надо всё подробно зарисовать и обмерить. Миш, нам нужно подкрепление из Мынто. Возможно, даже, вертолёт. Как в прошлом году со статуей. Там лучше изымать монолитом{?}[изъятие захоронения монолитом у археологов означает взять и извлечь всё, как есть, и, таким образом, сохранить достоверное расположение фрагментов.], крипта не слишком большая. Ты знаешь, как, и это ещё обсудим. – Он обмахнул голову от крошки и каменной пыли, перетёр пальцами грязь и с тяжёлым вздохом скомандовал: – Пойдёмте знакомиться.
====== 17. Легенда о снежной девочке ======
Тихо потрескивал в костре сухой валежник. Илья сидел, нахохлившись, обхватив руками колени, и неотрывно пялился в пламя. Сил больше ни на что не было – ни физических, ни моральных. И виной тому стала отнюдь не бессонная ночь. Миша и Светка обсуждали обрисовку захоронения и до сих пор не утихомирились. Илья слышал их довольные, восторженные возгласы и смех. Вскоре весь лагерь станет на уши, и архи непременно будут отмечать успех экспедиции. Начнётся обычная для таких событий вакханалия, а может, вакханалия в десятикратном размахе. Но всё это мало заботило Илью. Он не понимал, что с ним творится, гложущее чувство не отпускало и теперь уже на жалость было не похоже. Илья прислушался к себе, и открытие поразило его не меньше уникальной находки. Его мучило чувство вины. Илья привычно потянулся во внутренний карман куртки и, достав плоскую флягу с коньяком, хлебнул крепкого алкоголя. Стало легче, но ненамного. Повторные попытки унять глупую, из ниоткуда взявшуюся боль не помогали. Илья кинул воспалённый взор на чум, где спала его Бусинка, потом – на пещеру с мумией. Уронил лицо в ладони, борясь с желанием взвыть от тоски, и вместо того издал еле слышное ворчание. Рядом плюхнулась Светка, пихнула в бок и окликнула:
– Мы разобрались, как подступиться к зарисовке! А также отсканировали всё и занесли в реестр. Илья Каримович, это сделает нашу экспедицию легендарной, ты понимаешь?
Илья вымучил улыбку. Он любил коллег за оперативность, а новейший портативный 3D сканер за точность в обработке данных. Только что обнаруженное захоронение со всеми фрагментами уже числилось во всемирной археологической базе. Тут и рисовка бы не пригодилась по хорошему, но традиции в науке есть традиции, и противостоять им сложно. Выстрел боли по правому виску заставил Айвазова скривиться. Светка пригляделась к нему.
– Тебе нездоровится?
– Голова разболелась. – Илья подобрал и бросил шишку в костёр.
– Ты переутомился, – сходу вынесла диагноз Светка. – Ты почти не спал последние дни. Мы с Буськой просыпаемся – ты уже на ногах, засыпаем – ты пошёл в пещеру. Так не годится.
– Я чернобог, – возразил Илья, внутренне осознавая, что Светка отчасти права. – Тимур может неделями преследовать цель без сна и пищи.
– Не сравнивай, – мотнула косицами падчерица. – Он молод и к такому привычен, а ты...
– А я старый тюфяк? – докончил Айвазов и даже смог искренне повеселиться.
– Нет, я не это хотела сказать! – ушла в отрицание Касаткина.
– А сказала это.
– Ох! – к ним подсел Памятов и глянул на наручный компьютер. – Деда будить новостью можно часов через восемь. Раньше у него сердце не выдержит!
– Светоч, притащи кружку и спирт, – попросил Илья. – Отметим важное событие, как полагается.
– Одну? Нашу? – уточнила Касаткина, глядя на профессора Памятова, в отношении которого Илья ещё не соблюдал вэйвет. Миша было возразил:
– Да мне можно отдел...
– Нашу, – обрубил Илья. С отцом двоюродного племянника, хорза с бабогуровской кровью, он решил породниться. Миша явно смутился и скромно поджал длинные ноги. Светка по-быстрому сбегала за выпивкой, и они поочерёдно тянули спирт из той самой, исцарапанной, видавшей виды кружки. Все трое молчали, грея кости об жаркий костровый огонь и друг о друга, а потом Илья, не в силах сдерживать то, что знал, промолвил:
– Сдаётся мне, что это не простое захоронение, ребята.
Оба семаргла вскинулись и с одинаковым интересом воззрились на него.
– У тебя есть на этот случай эрская легенда? – угодил в яблочко Миша. Илья кивнул.
– Страшная? – напряглась Светка.
– Нет... Скорее, печальная, – Илья допил из кружки, подставил её для новой порции спирта, и повёл рассказ.
– Давным-давно, в незапамятные времена на севере, в тех местах, где ныне лежат подземные льды, простирала владения прекрасная страна. Реки там изобиловали золотыми самородками, травы круглый год наливались цветами, и люди ездили на больших зверях, от которых ныне находят лишь скупые кости. Звалась та земля Калтысь-эква, и слава о ней доходила до южных морей. Населяли великую землю не просто люди и не колдуны с ведуньями, а шаманы. Все в ней были шаманами, кто-то большим камом, кто-то меньшим, а правил страной сильный, решительный и благородный человек. У него была семья: жена, сын и две дочери. Старшая уродилась смешливой и горячей, как летний мёд, а младшая – колкой, умной и белой, будто слепленной из снега. Это была редкость и большое чудо, ведь в те времена снег выпадал в стране нечасто. Отец одинаково любил всех своих детей, но младшая дочь пугала его: ни клинок, ни камень, ни зверь не могли причинить вреда снежной девочке. Но и шаманский дар в ней проявлялся слабее, чем в матери и сестре. Жили они хорошо и дружно, да только вот пришла на благословенные земли жестокая война с юга. Откуда и кто развязал её правители толком не знали, но захватчики хотели завладеть их могуществом и посеять распрю.
– Илюш, прости, – откашлялся Памятов. – Ты, случайно, не про время разлада между Небом и Землёй приблизительно двадцать шесть тысяч лет назад? Когда Перун изменил Матери-Земле с Мокошью, и та наслала своих созданий на первичные расы?
– Да, об этом. – Илья не стал возражать.
– Первичные расы? Созданий... Погодите, о чём вы? – перебила Светка.
– Мы про разделение колдунов на небесных, первородных, – пояснил Миша. – Которые стали первыми людьми и детьми Матери-Земли от Перуна. И последующих, земных. Их Великая Мать породила в себе, чтобы укрепиться во власти, когда супруг оставил её и ушёл к Мокоши.
– А я не знала, – Светка поёжилась, – что есть земные колдуны!
– Отец нашей Инны как раз земной, – заявил Илья. – Они никак не делятся и обладают разными умениями, полученными от Земли. Небесные с ними нечасто общаются.
– Это всё отголоски той войны, – добавил Памятов. – Легенды о ней ходят во многих племенах.
– Ну, слушайте дальше, – вернул их внимание Илья. – Царь земли Калтысь отправил войска, чтобы сражаться со вторженцами, но мощь тех оказалась усилена уже завоеванными народами к югу от великой страны. – При этих словах Памятов закивал и опёрся подбородком на руки. – Силы армии слабели, завоеватели почти забрали страну в гибельное кольцо, и царь пребывал в отчаянии, не зная, как спасти то, что ему дорого. Шаманы его камлали, выспрашивая богов, что случилось с миром, и отчего огонь и смерть охватили человечество. И боги молчали... Меж тем, у захватчиков появилась новая мощь – они призвали самого страшного келе на свете, огромного, как горы и смертоносного, как ледяная стужа. Тогда царь-шаман понял, что терять уже нечего, и решил обратиться к тому, к кому никогда никто доселе не обращался с мольбой – к самому Хозяину Смерти, Куль-Отыру. Камлал он долго, но отозвался единственный страшный бог. – Миша и Светка вжались друг в дружку. Илья поболтал спирт по жестяным стенкам и продолжил: – Бог снизошел до смертного и поведал, что распря на земле стала отголоском небесной распри. «Земля и Небо больше не союзны, – сказал Хозяин Смерти, – и те, кто стремится завоевать вас всего лишь несут новые законы и порядки». Опечалился царь, так как не хотел этих новых порядков на своей земле. И воззвал к единственному, кто откликнулся: «Ты Хозяин Смерти! Помоги отвести беду от моей Калтысь! Помоги нам сохраниться, сберечься от пагубных веяний!» Задумался страшный бог и после сказал: «Я могу спасти твои устои на земле западнее больших гор и севернее степей. Но за это ты пожертвуешь мне самое великое чудо на твоей земле». Царь долго вспоминал, что же в его владениях самое чудесное, и чудеснее собственной младшей дочери ничего не придумал. Он был согласен на любые условия, чтобы спасти народ Калтысь, и решился на жертвоприношение. Но его прекрасная снежная дочь родилась неуязвимой, и царь спросил Хозяина Смерти: «как же я принесу её в жертву тебе, если ни нож, ни стрела, ни камень не способны остановить её сердце?»
«Я помогу тебе и с этим, – отвечал бог. – Ты обретёшь власть над всеми жизнями, если сам станешь моим проводником среди живых. У вас, людей, в почёте все боги, кроме меня. Это пора исправить». Царь встревожился. Как можно нести смерть, как можно поклоняться смерти? Но спасение земли для него стало важнее. И он согласился.
Когда правитель земли вышел из камлания, силы врага надвинулись на границы его владений, чёрные вихри вились над родным домом. Он был честным и не мог не рассказать своей семье о печальной судьбе младшей, самой чудесной дочери. Маленькая девочка, белая, как снег, выслушала отца спокойно и безропотно приняла свою участь. «Отец, – сказала она. – Если моя смерть отвадит беду от нашей земли, я согласна». Горько заплакал великий шаман с силой смерти в своих руках, потому что он всё ещё был отцом и любил свою семью. Но старшая дочь, сама вошедшая в возраст шаманов, сказала отцу: «Ни одно зло не царит вечно. Ни одна печаль не бывает постоянной. Все в мире оборачивается и возвращается к началу. Когда распря богов иссякнет, сестра вернётся к нам, и мы снова будем вместе». С таким утешением отец не взял ножа, не пустил стрелу в своё дитя, но крепко сжал её в объятьях, и дух белой девочки улетел к Хозяину Смерти. Тотчас злые силы начали отступать и вскоре оставили землю. А волосы жены и старшей дочери царя вдруг стали светлеть и обрели оттенок золота – как поняли старшие, то был прощальный подарок снежной дочери, память о нерушимости родственных уз. Младшую дочь похоронили с почестями, и где-то на земле Калтысь она покоится поныне. Отец же, не в силах выносить боль утраты и вину от содеянного, покинул свою землю и ушёл странствовать, чтобы вершить справедливость силой, данной ему Хозяином Смерти.
Сын его быстрокрылый ушёл с ним, так как законы мира изменились, и кому-то нужно было свершить присягу новым порядкам. Царствовать над благословенной Калтысь остались мать и старшая дочь, шаманки с золотыми волосами, Сорни-эква. Говорят, отголоски этой легенды слышны и поныне, уже после того, как дивное царство, отмоленное смертью ребёнка, затянулось льдами. И безутешный отец всё ещё бродит по миру, пытаясь заново обрести свою семью. Вот.
