Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
Его мудрость поставила точку в колебаниях, и Илья сказал:
– Ну что ж! Нам всё по плечу. Завтра готовим биск! – и содрогнулся от собственного намерения.
Snow Crow: Светоч, ты не поверишь, на что я подписался с этими хулиганами.
Светоч Касаткина: приветик, на что?
Snow Crow: буду готовить завтра суп из лобстера.
Светоч Касаткина: О________________о ты?
Snow Crow: да, а что такого? Ты не веришь, что я способен приготовить детям суп?
Светоч Касаткина: извини, Илюш, после десятка слипшихся макарон и той картошки из костра – слабо.
Snow Crow: вот увидишь, я справлюсь. Завтра пришлю тебе на пробу мою победу!
Светоч Касаткина: ага, удачи. Если что-то пойдёт не так, пиши, ок? Помогу, чем смогу :*
====== 37. Биск из лобстера ======
– Ну приступим! – Илья деловито повязал фартук, пока Вахтанг распаковывал продукты и сверялся со списком ингредиентов. Пошуршал пакетами и озадаченно сказал:
– Я забыл про куриный бульон. Он же из курицы делается?
– Очевидно, – напрягся Илья.
– Так, а у нас есть курица?
– Есть, – отозвался Савва со своей софы. – В помойке кости от крылышек из «Фрай Чикена». Сойдут?
Айвазов вопросительно глянул на Ваху, но тот насупил брови.
– Ты попутал, э! Нужна сырая курица.
– Живая и чёрная, – мурлыкнул Савва. – Чтобы мы свернули ей башку, выпустили потроха и провели кровавую мессу на удачу готовки...
– Я закажу тушку! – морщась на брата, замахал руками Вахтанг.
– Если бы тут водились дикие куры, я подстрелил бы одну из лука, – вздумал похвастаться Илья.
– Мы обязательно их заведём, пап. Пусть срут по всему дому, чтобы ты мог охотиться и не отказывал себе в дикой жизни, – продолжая копаться в телефоне, поддразнил Айвазова Савва.
– Премного благодарен, – раскланялся, подыгрывая ему, Илья. – Мне хватает отпуска с вами.
Савва в ответ прыснул, и Илья тоже улыбнулся. Вскоре курицу привезли, и работа над биском закипела, подобно бульону в кастрюле. Перво-наперво пришлось расчленить лобстеров и отправить панцири в духовку.
– Лук-шалот, морковь, сельдерей, чеснок, томаты, – пересчитал потом Ваха овощи. – Режем, жарим.
– Я буду резать, я! – запрыгала Владка, и Айвазов в голове уже увидел картинку дочери без пальца.
– Остынь, маленькая, доверь сложное брату. – Савва поднялся, запахнул халат и подал близнецу стакан от блендера. – Вали сюда.
– О, спасибо! – Ваха ссыпал овощи.
– Савва, дай я покручу! – пристала к брату Бусинка, ухватившись за стакан. – Дай мне мантаснуть!
– Ну давай. – Савва прижал стакан. Дочка зажмурилась, шепнула «мантас», овощи закрутились внутри посудины и распались на мелкий салат. Бусинка радостно ахнула, поверив, что это её заслуга, но Илья явно видел, что пока Савва не пошевелил губами, дело не шло.
– Пойдёт, Вах?
– Да, то, что нужно! Сыпьте в сотейник. Теперь сюда нужно вылить том-ям и дать овощам подружиться с пастой.
– «Подружиться»? Серьёзно? – фыркнул Савва.
– Так написано в рецепте! – помахал лопаткой Ваха.
– Ну уж если овощам нужно время, чтобы подружиться с пастой, то я молчу о нас, – вставила слово Бусинка. – Правда, братик? Папа?
– У овощей есть все шансы, – процедил Савва, бросив колкий взгляд на Илью, но тот и ухом не повёл.
– Хватит, э! – огрызнулся Вахтанг и попытался перевести тему беседы: – А какие сложные блюда готовят у тебя на родине, дядя Илья?
– Весьма специфичные, – охотно отозвался Айвазов. – Для западного человека они даже могут показаться неприемлемыми.
– Очень интересно, – прищурился Савва. – Наверняка, что-нибудь мерзкое.
– Эрси такую пищу мерзкой не считают, потому что сызмала к ней привычны, как к сырому мясу, – неторопливо продолжал Илья.
– И что же это? – Вахтанг достал из духовки панцири лобстеров и засунул в бульон. Илья, углядел в его карих глазах неподдельный интерес и решил шокировать парней полярной кулинарией.
– Есть, к примеру, такой деликатес. Берётся туша моржа, тюленя, ну или оленя. Если олень, то его сначала выдерживают пару дней голодным, чтобы очистить кишечник, а потом душат. – Близнецы переглянулись, чуя недоброе. – Потом тушу погружают в болото и присыпают мхом или торфом, чем придётся. В таком виде туша лежит иногда по нескольку месяцев, а после её достают и едят.
– Фу! Не может быть! – взорвались хором близнецы, а Владка залилась смехом. – Такое нельзя есть, там трупный яд! – обличил Айвазова Савва.
– Я же сказал, эрси привычны к такой еде, – возразил Илья.
– Это не кулинария! – Ваха прослезился, прижимая лопатку ко рту. – Поедание трупов это не кулинария, кулинария – это рецепт!
– Хотите рецепт? Пожалуйста, – вздумал поглумиться над ними Айвазов и, сверкнув чёрными глазами, как на иных студентов при костровых посиделках, поведал: – Можно нашпиговать ту же тушу тюленя трупиками мелких тундровых птиц, крачек или чистиков, количеством сотни в четыре, так, чтобы плотно вошло. Потом это всё заворачивается в слой сала и... – Айвазов выдержал паузу.
– Нет, – позеленел Савва, тогда как его близнец притих и отвернулся.
– Правильно! Закапывается в мох, землю – можно на три месяца, а можно и на год. Потом тушу откапывают, вскрывают, достают птичек и едят. Главное – не забыть снять с них остатки кожи с перьями{?}[копальхен и кивиак – национальные эскимосские блюда, готовятся прямо так, как описано. Материал взят с сайта goodhouse.ru]. – Тут Илья театрально причмокнул и показал колечко из пальцев. – Бон аппетит!
Вахтанг издал стон, сорвался с места и, зажимая рот, умчал по коридору до первой уборной. Хлопнула дверь, и Илья услышал жуткие звуки его расставания с завтраком.
– Ну что ты сделал, – обвинительно повёл рукой Савва. – Он чувствительный! Не то, что я. Эх, папа, папа.
– А тебя вообще ничто не берёт? – съехидничал Айвазов.
Бледноватый Савва, тем не менее, невозмутимо заявил:
– Я бы это съел. На спор. За миллион колдотуберов.
– Дорого же ты ценишь свою жизнь, парень.
– Кто знает, вдруг я способен переварить такое, – одарил его широкой улыбкой Савва. – Наш дальний предок был сыном одной из ваших шаманок – ты должен знать легенду о происхождении Яхонтовых, не так ли?
Холодок пробежал по нервам Ильи, но он промолчал. Вахтанг вернулся к плите и, помешав базу, буркнул:
– Это надо пять часов варить. Нам на тренировку пора. Дядя Илья, я сделаю тихий огонь, ты проследишь за кастрюлей?
– Да, хорошо, Вахтанг, – уверил его Илья. – И извини за испорченный аппетит.
Ваха махнул рукой и пристыженно убрался одеваться.
– Не подведи его, – подмигнул, вставая, Савва. – Он тебе безгранично доверяет.
Илья мог бы поклясться, что в его голосе промелькнула издёвка. Но ничто не предвещало беды, и потому, проводив близнецов, он засел на кухне напару с Владкой. Караулить суп.
Время шло, Илья добросовестно исполнял роль сторожа для бурчавшей кастрюли. Он твёрдо вознамерился заслужить похвалу юного повара и уесть Светку, и почти поверил в свою удачу, когда дочка вдруг повела носом, оторвалась от рисования и вопросила:
– Папуля, а оно должно пахнуть какашкой?
– Что? Не выдумывай. – Илья подключил обоняние и занервничал. Суп в самом деле пованивал. Ладно, не какашкой, маринованными чистиками, но это явно был не тот эффект, которого добивался Вахтанг! Айвазов приблизился к плите и приподнял крышку сотейника. Владка глянула внутрь и вякнула в сторону, а Илья округлил глаза.
– Папа, а откуда там личинки?
В зеленоватого оттенка бульоне помимо тяжей пахучей слизи и кусков плесени плавали самые настоящие опарыши. Илья достал одного ножом – тот уже на славу сварился – и недоумённо спросил дочь:
– А если так задумано?
– Его тошнит, когда рассказывают гадости, – жалобно посмотрела на отца Бусинка. – Он не стал бы варить червяков.
– Верно говоришь! – Илья, не мешкая, сфотографировал суп и отправил Светке.
Snow Crow: парни оставили меня смотреть за готовкой, а сами умотали летать. Светоч, он нормально выглядит?
Буквально через пару минут вместе с зелёными рожицами пришло сообщение в «Юничате»:
Светоч Касаткина: Илюш, ты уверен, что это всё ещё можно есть?
Snow Crow: я не знаю, как это получилось! И что делать? Я не могу подвести Ваху!
Светоч Касаткина: немедля звони{?}[отсылка к песне «Человек из Кемерова» группы «Аквариум».] Вию. Мне кажется, он должен разбираться в колдовской кулинарии.
Snow Crow: колдовской? Это была обычная кулинария!
Светоч Касаткина: Илюш, мне не нужны карты, чтобы увидеть колдовство в случае, если изначально клали нормальные продукты, а получилось ЭТО!
Илья вылупился на дочь, а та на него.
– Савва кроме «мантаса» что-то ещё пошептал в овощи, – пролепетала Влада.
– А что ж ты молчала-то! – потряс на неё рукой Айвазов.
– А я не знала, зачем...
– Ладно, всё! Других лобстеров нет! Другой суп мы сварить не успеем! Надо звонить Валере!
«Гадёныш!» – пронеслась истеричная мысль, и захотелось засунуть Савву головой в червивую кастрюлю. Вий Балясны оказался в городе, расхохотался на эмоциональное объяснение Нава Качурки и сказал, что прилетит через десять минут. Суп велел не выключать. Нагрянул так, что деревья в парке закачались, примял газон и впорхнул прямиком в одну из форточек.
– Фу! Ну и вонь, ребяты! – гаркнул на всю домину.
– Ты думал, я вру? – отозвался обрадованный подмогой Айвазов и поспешил встретить Берзарина. Тот доцокал когтями до кухни, отгоняя смрад.
– Жесть у вас тут! Как будто пса дохлого варите! К слову, Настька в студенческие года варила скелет в кастрюле, говорила, если бы Пётр не был сам ветеринаром, выгнал бы её из дома за такие фокусы, ха-ха. Ну и параша! – Валера залез острым носом в кастрюлю и оскалился в широченной острозубой улыбке. – Савун. Узнаю почерк Яхонтова. Его бы одарённость в мирное русло!
– И что это? – осведомился Илья.
– Заклятье на порчу еды, типичное, – со знанием дела определил прикладной чародей. – Простое и легко поправимое.
– Это можно исправить? – удивилась Бусинка.
– Как у столба ногу задрать! Одним словом, гавня.
Берзарин растёр тонкие подвижные ладони и навис над кастрюлей, внезапно став очень грозным и пугающим. Илье показалось, что Вий сделался тучей, надвинувшейся на убогий зачервлённый мирок.
– Ирахим, Раиха Рахманима! Чернь порченная, сгинь в логово паучье, по слову могучему! Ключ! Замок! Язык!{?}[старинный русский заговор от чёрной плесени.] – С третьей печатью Бабогуровы хором воскликнули: жижа с панцирями приобрела обратно розовый цвет и запахла супом, а не дерьмом. Валера подвигал ноздрями и замычал: – М-м-м! Вот так-то лучше! Обожаю морепродукты!
– Спасибо, дружище! – накинулся на него с благодарностями Нав Качурки. – Ты великий кудесник!
– Ай, брось! – фыркнул Валера. – Пустяк. Успею до прилёта пацанов попить с вами кофе? – Он обвел белыми глазами комнатушку. – У тебя же есть кофе?
– Обижаешь! – Илья с удовольствием показал Вию початую пачку «Black dog».
– Кощунство! – не оценил тот, заставив Илью устыдиться. – Кофе нужно хранить в морозилке! И... Отдай. Я сам сварю. Сядь.
– А, ладно. – Чернобог послушно примостился рядом с дочерью.
– Саня не объявляла, когда вернётся? – через плечо бросил Валера, заваривая кофе в турке. Видимо, для него этот процесс был священным, и абы кого он к нему не подпускал. Айвазов неопределённо хмыкнул.
– Вот перелётная! Ей же рожать скоро.
– В ноябре, – поправил Илья.
– А, ну да, вы ж девять месяцев носите, а не семь! – улыбнулся Берзарин, намекая на свои фамильные особенности.
– Это правда, что парни чуть не убили её на выходе? – пользуясь случаем, спросил Илья.
– О, да! Санчес три дня пробыла в реанимации. Они застряли там, не договорились, кто первый родится, – поделился Валера историей появления на свет близнецов. – Хотя, должен был Вахтанг. Савва на нём всю беременность просидел! Так их и достали через кесарево.
– Почему я не удивлён? – Илья вздохнул, глядя на тонкую душистую струйку кофе, ниспадающую в его чашку. – Спасибо тебе, Валера.
– Не за что! Для тебя, дружище, звёзды с неба! – Берзарин молитвенно сложил руки. – Да, кнопка? – Он кивнул Бусинке. – Я перед твоим отцом в неоплатном долгу. Если бы не он, Вий бы не стал Вием и кофе бы вам не варил, а лежал, раскатанный блином над Заглядово!
– Вот теперь и ты брось! – ответил любезностью на любезность Илья.
С Валерой было хорошо. Он, как истинный Зорро, являлся, чтобы помочь нуждающимся! Но так же, как герой в чёрной маске, должен был исчезнуть до появления главного злодея. И, попив с Бабогуровыми кофе, Валера улетел рисовать этюды перед вторым курсом художки, куда его на старости лет запихали благодарные сыновья. Отличный парень и колдун!
В назначенное время возвратились и близнецы.
– Вай мэ, как пахнет! – с порога похвалил Илью Вахтанг. – Я знал, тебе можно доверить что угодно, дядя Илья!
– Обращайся, парень, – скромно сказал Айвазов, едва посматривая на вытянутую рожу Саввы.
Тот украдкой глянул в сотейник и погрустнел пуще прежнего. Потом озадаченно полупился на Илью, поковырял лопаткой панцири и, ни слова не сказав, убрался к себе в комнату. В дальнейшей готовке он участия уже не принимал, да и вообще, на тот вечер сделался тише воды, ниже травы, а биск получился отменным. Илья отправил с духами три порции супа: Светке, Ярославе – похвастаться, и, конечно же, Валере. Так, на пробу!
====== 38. Утешение ======
В ночь после неудачи с заклятьем чёрной плесени Савве опять снилась надоедливая муторная муть. Причём на сей раз вопиюще сюрреалистичная.
Словно он, Савва Яхонтов, рыдает в голос, как потерявший любимую игрушку карапуз. Сидит на сухом бревне в полном гомонящих птиц лесу и плачет. Он раздет по пояс, на котором болтаются обрывки дорогущего лётного костюма, подаренного отцом на двадцатилетие. Савва никогда их не любил, а тут... Дал себе волю. Обида и огорчение сдавливают мозг и оставляют в памяти только глумливый смех старика:
– Зачем ты за это взялся? Яхонтовы издревле бойцы! Глиссинг – для недомерков и женоподобных мальчиков вроде Лазуриных с Гелиодоренко! Посмотри на себя. У тебя крепкая кость, ты стормер, сын, и место твоё на ринге! Хватит валять дурака, хватит! Держи лицо!
Обидно. Мерзко, больно, позорно, несправедливо. Это были отборочные на всемирные игры, и Савва великолепно начал сезон. Продвигался к месту в сборной по обеим дисциплинам, изматывал себя, не желая огорчить отца и не изменяя мечте. Отборочные по стормингу он прошёл играючи. И надрал бы жопу любому в скоростных залётах, только... Проклятье, мелкий косяк, секундная слабость! И почему нагон верчением запрещён?! Этот приём даёт фору в полсотни, не меньше! Почему нельзя хотя бы стартовать с верчения? Так было бы легче, быстрее, эффективнее! Савва два года готовился к чемпионату страны. Выдерживал жёсткую диету, чтобы сбросить лишнее, летал по семь часов в день и всё ради сучьей дисквалификации. Да, он машинально скрутил смерч на семидесятом километре, не силы кончились лететь прямым током, а... Чёрт его знает, что! Сглупил. Но если бы ему дали второй шанс! Хоть кто-нибудь! Савва умолял тренеров и судей позволить ему повторно выступить в пятом залёте, тряс кошельком и угрожал связями. Но все они делали непроницаемые морды и говорили: претендентов на место в сборной хватает, Яхонтов, а некоторые: займись своим спортом. Своим спортом, суки!
«Я всегда хотел летать. Как Гор. Как Фионитов и Корундин. Я не хочу месить, могу, но не хочу!»
Савва был влюблён в небо и верил, что у него получится стать скоростником. Но одна ошибка перечеркнула все его старания.
«К вершине шёл и власть обрёл, но в конце концов всё это так неважно».
Су-уки. Да их купили! Их же купили, отец по полной проплатил их бездействие! Чтобы Савва не уходил с исконной родовой стези.
– Эй-ей, жиробасик, что ты горюешь?
Это Гор разыскал его в лесу и пристал с утешениями. Присел напротив на корточки, испытующе заглянул в липкое от слёз лицо.
– Уйди. – Савва с явной угрозой в голосе сжал кулаки. В утешениях он сейчас нуждался меньше всего на свете.
– Да брось, счастье моё, ты попытался, потерпел неудачу, с кем не бывает?
Савва, вскипая изнутри, глянул на него, как на идиота. Временами Гор не догадывался о том, как он бесил, и насколько опасно бесить Яхонтова. Вёл себя тупо и опрометчиво, а Савва ненавидел тупых и опрометчивых.
– Они не позволили мне переиграть.
– Ну, то, что ты сделал, это стопроцентная дисквалификация, – вздумал объяснять очевидное поганец. – Мэл, не дуйся, неужели ты серьёзно? У тебя бы так и так ничего не вышло, и ВКИ бы тебе не дались. Ничего не попишешь, глиссером надо родиться. Ты стормер, а не глис...
Договорить ему Савва не дал. Воткнул со всего маха кулак прямиком в высокомерно улыбающийся рот, под костяшками что-то хрустнуло, но Яхонтова это не остановило, только распалило сильнее. Захотелось смять бесящую мразь, как жестяную банку из-под газировки. Удар и ещё удар, голенью под дых и по тощим рёбрам, в ухо, в дёргающееся плечо – накопленные переживания нашли выход, и тормоза сорвало. Савва набросился на жертву, как голодный хищник, сжал ладони вокруг тонкой шейки и давил, видя, как багровеет загорелая кожа.
– Я великий чемпион, и не тебе, сука ты заднепроходная, сомневаться в этом! Не смей такое вякать! Я лучше тебя и лучше всех, я вас всех сделаю! Твари! Вылюдки!
Хорошо, что сумел вовремя остановиться, охолонить пылающий гневом разум потоком страха. Разжал пальцы, выпустил добычу. Гор перекатился на четвереньки, закашлялся, заскулил, придерживая кровь, бегущую ручьями из носа и губы. Упал набок. Захныкал.
– За что меня, Мэл... Больно...
– Гор. Малыш! Прости! – Пелена бешенства спала, и зрелище избитого Гора перепугало Савву до невозможности. – Гор!
Подползти к нему на коленях, развернуть к себе и, стащив футболку, пытаться унять кровь. Белая ткань мгновенно становится будто украшенной россыпью алых роз.
– ... идёт старец, всем ставец, несет печать. Ты, старец, остановись, ты, ворон, не каркай, ты, руда, не капни{?}[Старинный русский заговор на остановку кровотечения.]... Гор! Открой глаза. Прости меня, слышишь? Прости! Я не хотел, само вышло!
– Нич-чего страшного, бывает... – через силу скрипит он и силится улыбнуться разбитыми губами. – Я люблю тебя, Мэл.
Рёбра, кажется, целы, а вот нос сломан и смотрит на сторону. Гор не может им дышать, и нужно срочно в медчасть. Савва подхватывает его на руки и на всех парах несётся в лагерь. Собственные переживания забыты и неважны, а чувство обиды перекрывается чувством вины за то, что Гору приходится любить его таким бешеным и опасным. Гор чемпион, а не Савва, и уж на нём срываться точно не стоило. Ощущая собственную ущербность и низость, Савва снова начинает плакать, теперь – потому, что понимает, он недостоин того счастья, которое Небо дало ему. Дало практически даром.
– Мэл, прошу, успокойся... Ск-кажем, что я врезался в дерево.
Резкий подброс на кровати становится привычным пробуждением. Но вот на подушку второй раз улечься не получается. Она сырая от слёз. Брат спит и, кажется, пытка снами остаётся тайной Саввы. Но из-за них мамкиному чернобогу сегодня не поздоровится. У Саввы уже есть план, как вернуть себя к равновесию.
====== 39. Гнев ======
Практически весь день перед отлётом Илья с Бусинкой провели в Цветково, гостя у Хлебородовых и некровных Бабогуровых. Посидели очень душевно, даже прощаться не хотелось! Радушные ведьмы трёх поколений, Виктория Владимировна, Катя и Люся, накрыли стол и надавали кучу рецептов. Илья их старательно записал. Пригодятся. Иракли вызвонил младшего брата, и они втроём в благодарность девочкам устроили джем-сейшн на гитаре, басу и барабанах. Владка трогательно прощалась со Стасиком, а глава рода Бабогуровых, отозвав Илью в сторонку, шепнул ему:
– Слушай, брат, а что если нам их сосватать? В Цухрави с этим просто, и если известно, что дети пожалованы друг другу Гмерти, то родители не ждут, когда они вырастут. Так им проще перенести разлуку.
– Хорошее дело, – одобрил Илья, вспомнив, как его самого сосватали к Ную в четыре года.
– Твой род дал мне силу, пора вернуть ему кровь. – С этими словами тёплая, смуглая рука музыканта с белым агатом на пальце легла на плечо Ильи, заставив чуть ли не прослезиться.
– Я благодарен за твоё решение, Иракли, – с чувством сказал Илья, глядя в приветливые чернючие, как у него самого, глаза. – Бабогуровы облетели всю Свирь из края в край и вобрали в себя наследие её народов до единого.
– Пора вливать в род свежие крови! Как тебе дзергинская?
– Отличная нация. Быть по сему.
Айвазов скрепил их договор рукопожатием, а потом отцы позвали детей и сообщили им своё решение. Это привело Владу и Стаса в восторг, дети заверещали, как два зайчишки, и начали напрыгивать круги, взявшись за руки, а потом обнялись крепко-крепко.
– Я только твой, – услышал Илья преданный шёпот шмыгающего носом мальчишки. – Клянусь.
– Я только твоя, – отозвалась Бусинка. – Клянусь.
В знак связи дети повязали друг другу на запястья браслеты с пластиковыми кубиками – оказалось, Владка давно хранила у себя пару. Там было написано «best friends», но Илья надеялся, что их детская привязанность с возрастом перерастёт в нечто серьёзное и крепкое. Теперь у Ильи с души свалился огромный камень. Он считал, что очистил совесть перед дочкой, которую забирал от Стасика. Иракли, как положено, спросил насчёт калыма. Айвазов договорился на мешок орехов, саблю девятнадцатого века и место постоянного гитариста в группе «Орлы Арцивадзе».
Полный светлых событий день Илья решил закончить пробежкой в Петровском парке. Вне экспедиций он старался держать себя в форме, сейчас же это стало куда более актуально – на тот случай, если Борзому впрямь понадобятся вторые руки. Многодневная жара сменилась небольшим похолоданием, и бегать по гравийным дорожкам стало для Ильи чистым наслаждением. Он наконец-то не задыхался и не останавливался ждать пока спадёт темнота с глаз – а это значило, что он поправился. Впервые с февраля чернобог Илья Айвазов ощутил себя здоровым и полноценным. Преодолев намеченную дистанцию в пределах времени, он остался собой доволен и, радуясь гудящим от разогрева мышцам, вернулся домой.
Дети занимались кто чем. Ваха мучал дредноут, Бусинка смотрела мультики, Савва перебирал бутылочки. Илья отследил каждого, и поняв, что в течение какого-то времени ни одному не понадобится, надумал наведаться в бар за порцией вечернего лакомства. Подхватил с сушилки тёртую кружку и, благодушно ворча под нос эрский мотив, почесал к заветной двери. Выбрал старый престарый бурбон в тёмной бутылке, откупорил и едва плеснул себе в посудину, как... Донышко той зашипело, словно его ела кислота, и растворилось. Бурбон вылился Илье на босые ступни. Прошло несколько растерянных секунд, пока Айвазов свыкался с мыслью, что в его легендарной жестянке теперь зияет дыра размером с глаз оленя. Потом стихийно нахлынул гнев. Можно было не дознаваться, чья это пакость, и так ясно, как полярный день!
– Ну ты и дрянь, – прошипел Илья, кипя изнутри подобно гейзеру и готовясь взорваться. – Какой же паразит.
Если бы мог, Айвазов штормом бы просвистел по коридору к Савве, а может, на аффекте так и вышло. Аккуратно постучал в обклеенную черепами дверь, дождался шаркающих шагов – поганец явно пытался залезть в тапки – и когда ему открыли, одним махом втолкнул Савву внутрь. Столь же тихо закрыл дверь и провернул замок. Нечего дочери и Вахе влезать в их разборки!
– Э, полегче, пап. – В глазах Саввы танцевали победный танец Малютины злые черти. Он невозмутимо поправил смятый халат. – Что-то случилось?
– Ты недомерок и говнюк, – бархатным тоном объявил Айвазов, глядя на Савву через дыру в кружке. – Ты хоть представляешь, что это для меня за вещь, и сколько она стоила?
– Не знал, что ты страдаешь накопительством. – Савва примирительно повёл плечами. – Извини. Но, мой тебе совет, пап, если ты где-то припрятал свой детский горшок, выброси, пока я до него не добрался.
– Накопительством, смешно сказал. – Айвазов закивал, всем видом показывая, что оценил остроту Саввы. Обвёл одуревшим взглядом комнату и не приметил ничего более подходящего, чем дюжину рядков ну очень дорогих бутылочек с чарами. Кажется, Савва хвалился вон той, с красным джинном внутри? – Ой, какой я неловкий! – Илья якобы невзначай запустил испорченной кружкой аккурат по джинну. Бутылка со звоном полетела на пол, Савва сверкнул глазами и дёрнулся с кресла. Но Илья отправил по нему, подобно стреле, лишь лёгкое касание своей силы, и мальчишка осел обратно, побледнев. – Накопительство. – Илья широко, хищно заулыбался и схватил с полки другую бутылку – с русалками. Сдавил так, что жилы затряслись. Хрусть, и русалка упала на пол вместе с осколками. Чуток, по-рыбьи, потрепыхалась и исчезла, будто и не бывало. – Хорошо, когда есть, что копить, сынок! Когда в четырнадцать есть свой дом, комната, вот это вот всё. – Он смахнул первый попавшийся рядок бутылок с полки. Звон их, побившихся друг о друга, заставил Савву вздрогнуть и прозвучал елеем в ушах Айвазова. – Хорошо, когда есть родные! – Савва скосил взгляд на дверь, по которой забарабанили ладони Вахтанга, но что он кричал, не было слышно – звукоизоляция по всему дому, предусмотренная Сашей, пришлась кстати. Саша и так знала, кто чем в доме занимается! Влада тоже. – Хорошо вот так сидеть и смотреть, как бесится человек, у которого ничего не было! Ничего, сукан! Игрушки? Ласка? Родительская забота? Детский горшок, точно! Я прекрасно их помню, рядок этих одинаковых горшков, и на каждом эмблема «Госпара»! – Губы Саввы при этом признании издевательски дёрнулись вверх. Илья понял, что брякнул лишнего и почувствовал себя умственно-отсталым нытиком, но остановиться уже не мог. – Так вот, у меня всё сраное детство не было ни собственного горшка, чтобы погадить, ни личных трусов! И знаешь, из-за кого?
– Знаю, не беспокойся, – хладнокровно ощерился Савва. – Благодари деда, что он тебя не пришиб.
– Дак не за что! Это Сева меня спас! Твой милейший дедушка как раз велел ему разобраться со мной! Ясно, что у него бы ничего не вышло, но Сева не пытался! – Очередная бутылка полетела в стену над головой Саввы. – Пожалел! От доброты душевной...
– О. Старый милый сентиментальный Сева. – Поганец, осознав, что никак не может препятствовать крушению его коллекции, терпеливо сложил руки на груди. – Как же, помню его. Прошлой зимой ещё тренировал нас с Вахой. Крепкий был старик. Но докучливый, ужас. – Илья замер с занесённой бутылкой, внимая его словам. Савва поиграл бровями. – Приходилось ему в чай подливать сон-травы, чтобы хоть так отделаться. Старики же часто спят? Ты не пойми меня неправильно, пап. Я не хотел зла Севе. Откуда ж я знал, что от сон-травы писька виснет. И что для Севы это... Как для тебя обсосанная кружка. Увы, но признаться в этом матери я так и не смог. Ни на похоронах, ни после. Носил в себе весь тот год. – Савва наигранно подёргал себя за воротник футболки и выдохнул. – Спасибо тебе, выслушал, снял грех с души.
Илья стоял недвижим и лишь хлопал на Савву глазами, не в состоянии воспринять разумом насколько четырнадцатилетний парень может быть мерзким и подлым. Рука Айвазова сама собой поставила коллекционную бутылку обратно на полку, но вокруг его фигуры притом надувалась зловещим пузырём мощь колдуна смерти. В комнате запахло металлом, горечью и могильной сыростью. Чернобог разъярился не на шутку. Он неспешно приблизился к Савве, не меняясь в лице. Яхонтов нервно сглотнул, но не выказал страха, сохранив спокойствие черт. В его карих, а теперь почти алых глазах Илья читал плохо сдерживаемую ненависть и почти открытую неприязнь. То же чувство, какое слепило его самого. Смуглые руки сцепились на короткой, мышечной шее подростка, но опасность исходила вовсе не от них. Илья держал Савву за сердце хваткой непоборимой силы. Силы, которая унесла жизнь Малюты Яхонтова и много кого другого. Но его внук ощерился злее и стал похож на пойманного демона.
– Куль-Отыр дери, я убью тебя, – сообщил Илья Савве. – И да простят мне родные или не простят. Тебе не место среди живых, если ты вернулся, чтобы отравлять жизнь нормальным людям.
– Так убей, зачем долгие разговоры? – еле слышно пролепетал Савва. – Избавь меня от мучений жизни. Я от неё и так устал. Мне параллельно. Это ты тут останешься, и тебе не простят. Ты потеряешь всё, что нажил, пап. Мать от тебя отвернётся, отберёт Буську и ту... Которую ждёт. Борзой тебя проклянёт, а потом прикончит. Без приговора, сам. Да и ты не сможешь с этим жить. Сгниёшь изнутри, зная, что ты, учитель со стажем и наградами, убил ребёнка. Разве я неправ?
Его веко чуть дёрнулось, и Илья разом вернулся в свои семнадцать. В тот же самый дом, к тому же самому противостоянию и к своему гневу. Но теперь времена были другие, Айвазов набил дюжину шишек опытом. И кто бы там ни обрёл, вопреки изничтожению, новую жизнь в Савве Яхонтове, Илье не хотелось платить Куль-Отыру за сиюминутное бешенство, теряя кого-то из родни. Его руки разжались, кольцо силы отпустило сердце Яхонтова. Илья отвернул лицо к осколкам на полу. Савва жадно задышал, восстанавливая кровообращение в сердце, потёр шею и осмотрел комнату.
– Ты наверное прав, пап, я тоже в чём-то накопитель. Люблю старьё и разные мелочи...
– Пошёл ты на##!!! Чудовище! – взревел Илья и хотел вышибить ногой дверь, но вспомнил о других детях. Не с первого раза отпер треклятый замок, толкнул плечом Вахтанга, обогнул Бусинку и сиганул в открытое окно – чтобы смыться куда глаза глядят и больше никого сегодня не видеть. Осознание того, с насколько холодным сердцем Савва вещал ему прописные истины, и каким он в тот момент был неадекватным уродом, било по рассудку не хуже понимания, кто на самом деле послужил причиной самоубийства Севы. Говорить об этом Саше или нет, рассказывать ли то, что он сам чуть не устроил, признать, что ему нельзя доверять не то, что Бусинку – студентов, и тревожиться за собственную удачливость... Эта кружка, легендарная походная жестянка считалась у Ильи за амулет от всех бед. Ныне ей пришёл конец, и Айвазов посчитал это очень недобрым знаком. А кроме того пришла догадка, что, не будь Валеры с его броском, он, чернобог в одиннадцати поколениях, не смог бы собственноручно убить Малюту. Духу бы не хватило.
Илье отчаянно хотелось напиться, как свинья, желательно, нахаляву, с бродягами или как-то так, и он впервые с беспризорных лет пошёл на воровство. Забрался в супермаркет алкоголя, вырубил охрану и унёс пару ценных бутылей. Илья знал, что камеры его не засекут. На видео максимум будет маячить расплывчатое пятно. Чернобог закрылся от мира, чтобы заглушить свою боль и несостоятельность. Доцент Айвазов снова ненадолго превратился в одинокого и озлобленного подростка, добывшего выпивку, чтобы примириться с собой. И в корне виновником его несчастья оставался один и тот же род. Или – эта мысль как никогда явственно посетила плывущую от алкоголя голову Ильи – один и тот же проклятый колдун?
