Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Ох, – взвыл Вахтанг. – Никогда мне её не впечатлить! Отец маму сумел, а я что же...
Савва понял, что брат взялся за струны ради Регины. Илья понимающе улыбнулся.
– Если хочешь кого-то впечатлить, впечатли в первую очередь себя. Нужно полюбить музыку для того, чтобы научиться хорошо играть.
– Отец любил музыку, а я – как он, – объявил Вахтанг, отложив гитару. – Я на его гитары давно смотрел. Стыдно было взять и попробовать. Он так круто играл и пел, дядя Илья! То есть, ты тоже красиво поёшь, но...
Брат замялся, не зная, как подобрать слова.
– Но отец – это отец, – вздохнул мамкин чернобог.
– Да! – воскликнул Ваха.
– Мне казалось, и ваша мать говорила, что вы не помните отца, – заметил Илья.
– Я помню, – признался брат, и Савве стало неприятно, так как это явилось для него не меньшей новостью. – Я очень хорошо его помню! Как он приезжал, сидел с нами...
– Как срывался на мать по любому поводу, – пялясь в бутылку и делая вид, что занят, вставил слово Савва. – Не помнишь?
– Зачем ты про него плохо, э? Он любил нас, – напомнил Вахтанг. – Я скучаю по нему.
– Скучаешь по постоянным скандалам? – безжалостно осадил Савва брата и премило улыбнулся перез плечо замершему Илью. – Скучаешь по вечерам в тёмной комнате, когда я обнимал тебя и трясся, а за стеной летала мебель и стоял такой ор, что стены тоже тряслись? Тебе нравилось то чувство беспомощности, полнейшей беспомощности сопляка, Вах? Страх, что он убьёт мать и нам шеи свернёт?
...– Отец только кричал и никогда не причинял нам зла! – попытался оправдать Дато Арцивадзе его сын.
– Я мечтал вырасти и выдуть его из моего дома! – рявкнул наследник Яхонтовых. – Он не имел никакого права орать тут, ломать нашу мебель и оскорблять мать!
– Она тоже на него кричала, э! – Близнецы и сами перешли на ор.
– Всем, что у нас есть, мы обязаны маме! А ему – тем, что он вовремя сдох и оставил нас в покое!
– Савва, не смей так говорить, э! – Илье еле удалось удержать Вахтанга на стуле.
– Я неправ? Приведи доводы, в чём я неправ?! – распалившись, Савва совершенно Малютиным жестом потыкал себе в ладонь. – Что хорошего он для нас сделал? Он с нами жил? Он нас воспитывал?
– Он не успел сделать много! – Ваха рвался надавать близнецу по первое число. – Его убили!
– Парни! Остыньте! – Илья решил вмешаться, про себя удивляясь, насколько одинаковые внешне братья могут быть разными внутри. – Тихо, тихо. О мёртвых либо хорошо, либо ничего!
– Кроме правды!{?}[полная версия пословицы.] – Савва подбросился на ноги, собираясь уйти в другой угол дома, но Бусинка уцепилась за его футболку.
– Братик, не злись! Не уходи!
Он, хоть и выглядел взбешённым, приласкал сестру по лицу, и Илья оценил этот жест. Не безнадёжен был мальчишка, раз так нежно относился к маленькой сестре, да и та в нём души не чаяла!
– Я всё равно люблю отца! – не унимался Вахтанг, то и дело порываясь дать Савве в морду. Илья, как мог, скручивал этого жеребёнка. – Я его не забуду!
– Он к тебе хоть раз приходил? – Савву за футболку тянули обратно на диван.
– Нет, ну и что?
– Ни разу со дня гибели? – уточнил Илья, успокаивая Ваху. Тот резко сжался и помотал головой, тем самым подтвердив слова своей матери на Качурке. – Странно.
– Да ему плевать на нас! – Савва снова покрутил в руках бутылочку.
– Не плевать! – огрызнулся Вахтанг. – Он... Я не знаю, почему он не со мной, дядя Илья, но по своей воле он бы меня не бросил, веришь? – устав сражаться с близнецом, наследник Арцивадзе похлопал себя по груди перед Айвазовым.
– Верю, верю. – Тот, пожалуй, впервые в жизни вот так непосредственно разнимал чужую ссору. Обычно миротворцы навроде Громовой или Инны встревали между ним и его оппонентом. Интересное, оказывается, чувство.
– А мои папочка с мамочкой никогда не ругаются, никогда! – выступила вторая часть миротворческой миссии с дивана, грозя пальцем в небо. – Всё время дружат и целуются, бе. – Тут Владка сморщила нос. – И дядечка Тимочка со Светой тоже.
Савва, подостыв, манерно закатил глаза.
– Всех сдала, да?
– Лучше целоваться, чем ругаться, – пожала плечами Владка. – А ещё лучше петь! Давайте споём, папа? А то вы только тренькаете и не поёте, а когда играют на гитаре, надо петь!
Илья с Вахтангом переглянулись, Савва, которого Владка гладила по волосам, хмыкнул.
– По сути она права, – поддержал дочку Илья. – Ты когда-нибудь пел?
– Немного, – стесняясь и всё ещё рдея от перепалки, признался Ваха. – Папа хорошо пел, а я не пробовал.
– Попробуешь? Это раскрепощает. – Илья взял дредноут. – Мне Сева подарил первую «Ямаху», чтобы я научился справляться с эмоциями. Я к нему после двух детдомов попал, ну и был слегка не в себе, – поделился откровением Айвазов. – Мне кажется, вокал лечит. В моём случае помог. Попробуешь спеть, Ваха? – и на испуг парня добавил: – Я тебе сыграю, пока ты не научился.
– А... Ладно, – он кивнул. – А что вы... Ты... Будете играть?
– Что попросишь.
... Савва не сомневался в том, какую песню выберет брат, одно время он затирал её до дыр. Послушать пение Вахтанга было интересно, только сложно удержаться от подколов. И ещё сложнее изгнать из памяти тот же тембр, ломающийся, но тот самый, единственное воспоминание, сохраненное пластичным детским мозгом о Дато Арцивадзе. Который хозяйничал тут, в родовом поместье Яхонтовых, как у себя в вонючем Цухрави. И которого язык с трудом поворачивался назвать отцом. Возможно, это было бессердечно по отношению к горю матери, или потере брата, но Савва стал бы лицемером по отношению к себе, если б сказал, что скучает по Дато. Нет, он-то его не помнил. Кроме взрывных криков, от которых душа улетала в пятки, и переборов струн на гитаре с тем же тембром голоса, что и у родного брата:
– И кто из них прав мне всё равно, ведь они оба мне нужны. Я засыпать привык давно под ругань из-за стены. Обрывки серьёзных взрослых слов уже не мешают мне видеть сны. Я засыпать привык давно под ругань из-за стены.{?}[песня Noize MC «Ругань из-за стены».] – С умелым проигрышем Ильи Ваха распрямил плечи и, обретая раскованность, затянул совсем как Давид, даже характерная хрипотца в голосе появилась: – Мне снова приснится, что я смело набираю высоту. Это так смешно – раз я летаю, значит я расту. Город из-за штор в мою комнату впустит темноту, и я покину дом, сквозь потолок уйду...
====== 34. Стратокастер ======
«Проснулся как во сне с утра и к иглам стужи спустил ступни озябших ног. Забыл о том, где был вчера, в места вернулся, где побывать уже не суждено. Лёгкий вкус лицемерия. Повис на гребне глупости, которой не сумел предугадать. И пусть ко мне так близко ты, мне не вернуть тебя назад».{?}[песня группы «Linkin park» – «With you» (перевод автора).]
Всё то же проклятое взморье. Путешествия к высокому синему Небу всегда проводятся над водной гладью – чтобы гарантировать стратокастеру хоть какую мягкость посадки во внештатной ситуации. Впрочем, бо́льшие гарантии даёт страхующий.
Гор выглядит безучастным и поникшим, его вечно дёрганое лицо сейчас напоминает погребальную маску. Застывшие в одной точке глаза, углублённое дыхание, ни эмоции, ни лишнего телодвижения. Создается впечатление, что его обкололи транквилизаторами, но на самом деле он просто собран. Если такое можно сказать о нём – Гор – и собран! Но полёты для него святое. Гор раз за разом заклинает высокое небо не ради новых рекордов. Савва точно знает, этому сумасшедшему нравится процесс. Бриз слегка треплет платиново-белые космы, веточки-пальцы, оплетённые лианами венок, чуть подрагивают. Безупречный профиль озаряет закатное солнце, мягкие губы сложены полуулыбкой. Нельзя не залюбоваться им таким, редким и нездешним Гором, непобедимым Гором, Гором-чемпионом, но время работать. Савва застегивает ненавистный давящий капюшон и уговаривает себя потерпеть высоту только ради Гора и его рекорда. В отличие от этого психа Яхонтов хай-скай{?}[«high sky» – «высокое небо» (англ.)] ненавидит даже с пристёгнутой кислородной маской. Синь пугает, она чужда и губительна, живым стрибогам там делать нечего. Но Гор готовится взлететь без дополнительного оборудования вшестеро выше него, и потому Савва привычно подписался быть страхующим. Доверить благополучие высочайшего колдуна планеты{?}[Гора уже на тот момент нельзя назвать высочайшим человеком – американский стратонавт Джозеф Киттингер в 1960 году совершил парашютный прыжок с 31 километра высоты, и это без всякой магии.] кому-то другому он не может. Гор должен вернуться живым.
Время течёт медленно, но неумолимо. Гор плавно поднимается на ноги и, пока не заправляя космы в капюшон, чешет на выход. Занимает место в воротах, подставляет ноздри ветру. Уверенно улыбается, озаряясь на миг, и прячет лицо под капюшоном. Отражающее покрытие скафа для высоких полётов сияет золотом. На тридцати километрах от земли ультрафиолет, неприкрытый озоновым слоем, особенно жесток, и от него надо защищаться. Да и сам озон для стратокастера не меньшая пытка. Часть пути, самую сложную, Гор преодолеет на задержке дыхания. Савва ещё раз одаривает долгим взглядом сияющего сумасшедшего над морскими волнами и взмывает на контрольную высоту. Кислород из баллона холодит лёгкие, но всё равно тут некомфортно. Сложно представить, каково будет Гору.
С земли идёт сигнал: старт открыт. Как ни пытайся привыкнуть, а сердце срывается вниз. Оно полетит вместе с ним.
Лучезарный и стремительный – чемпион не заставляет себя ждать. Проносится вертикальным метеором, ловя оболочкой скафа солнечные блики, и уходит в запредельную синь. И для Саввы начинается ад ожидания, момент личных переговоров с бездной. Он высматривает Гора в абсолютном синем, хоть пиксель, малую крапинку иного цвета – и не видит. Бездна издевательски таращится на Савву, будто дразнясь, и не хочет отдавать ему самое дорогое, что у него есть.
«Неважно, куда идём. Я так хочу встретить завтра с тобой...»
«Гор, пожалуйста, развернись вовремя, – ведётся беззвучная мольба. – Не переходи грань. Забери у духа метку и мчи назад. Я жду тебя тут, псих ты сумасшедший».
Крохотная светлая точка появляется ровно посередине зрачка бездны и начинает быстро увеличиваться.
Идёт!
Савва подбирает потоки.
Гор сияет всё ярче по мере приближения, и воздух вокруг него собирается голубоватой рябью – так всегда бывает при набросе скорости гравитацией, да и оболочка скафа прихватила на себе порядочно озона. Гор становится ненадолго сверхбыстрым – обычным глиссерам такой скорости стратокастеров остаётся только завидовать. И – пугаться. Савва отслеживает бег золотистой пули и срывается вослед, стараясь не отставать. Гор отлично управляет потоками, он чёток и адекватен, и, значит, полёт проходит штатно. Савва несётся следом и благодарит бездну за то, что отпустила психа живым. А может, Яхонтов вновь отмолил его любовью, кто знает. Гор цепляет краем потока волны, но это не ошибка. Он любит так замедляться. Из ветряных струй вытягиваются худосочные ноги, Гор приземляется в точности там, откуда взлетал, и пробегает несколько метров по пирсу. Савва бьётся ногами о бетон там же и бежит за ним. В руке у Гора метка тридцати километров и семисот метров. Дух-судья, передавший её, подтверждает, что высоту взял Гор. Но это не всё. Савва настигает Гора и ждёт протокола. Освободить лицо, сложить кольцом пальцы и сказать «I’m ok». Просто до идиотизма. И тут Гор достаёт из-под волокна прикрыша довольную фиолетово-синюю от гипоксии морду, показывает судьям знак и ляпает:
– Это было восхитительно!
– Твою мать! Протокол! – блажит на всё взморье Савва, мигом понимая, что Гор после фантастической попытки выиграл дисквалификацию. – Мировой рекорд шуту под сраку! Гор, какого ляда! Сколько можно так делать!
В половине случаев он забывает протокол или чудит ещё как-нибудь. Из всех стратокастеров Гор самый одарённый и нестабильный. А сейчас – напрашивается на затрещину, которую Савва еле сдерживает.
– Придурок сумасшедший!
– Зато твой!
Резко зажать перчаткой ржущий рот и утащить этого клоуна к медикам на проверку состояния. Изнутри жжёт досада, причём за Гора и его безалаберность. Но ему море по колено, и плевать он хотел на дисквалификацию. Исключительная собранность перед стартом, бесстыдное раздолбайство после.
– Ты видел, как я шёл? Мэл, условия были идеальными, раз в год такие выпадают! Зашло очень мягко, и я мог бы ещё, запас был!
– Ты прохлопал протокол, а это говорит о том, что запаса не было! – осаживает его Савва.
– Я не хотел выполнять протокол! Но высоту я взял!
– Нет протокола – нет высоты!
– Да брось! Ты переживаешь больше меня! Оглянись, погода отличная, идём купаться? Не дуйся на меня, Мэл!
На эти глаза преданной химеры невозможно дуться. Гор весь пропах озоном – режущей нос грозовой свежестью, а ещё он солнечно улыбается, раскрывая радугу в облачной душе Саввы Яхонтова. Савва оглядывается на ждущих их медиков и судей, дарит Гору целомудренные объятья напоказ.
«Вернёмся в отель, всю дурь выжму, – сжирает сознание мысль. – Будешь повторять протокол после каждого траха. Пока до автоматизма не доведём».
...Савва с остервенением стискивает одеяло – руками и ногами, и – просыпается. Обрывки сна дрожат на веках, спину обдувает сквозняк из летней форточки, а за окном шумит петровская дубрава, совсем не море. Хотя рядом сопит брат, Савва умирает от одиночества и опустошённости. Тоска накатывает, подбрасывает крутым гребнем и оставляет барахтаться в мучительных воспоминаниях, которых не было.
«Всё так. И этот взгляд мне истину открыл. И голос твой звучит, память мне окропив. Даже если не со мной ты, я с тобой».
====== 35. Бутылочки ======
Red_Sabbath: хола, амиго, у меня заказ. Нужен хороший эспектро{?}[«espectro» – лат. ам. «призрак, дух».] для моих карналес{?}[«carnales» – лат. ам. жарг. «братья».]. Есть что новое?
R@monC@bron: на четверг планируем скачок, раньше не жди дельного, начальник.
Red_Sabbath: дай знать, как появится товар.
R@monC@bron: тебе первому, ты меня знаешь.
Red_Sabbath: спасибо, амиго. Hasta La Muerte!{?}[«До самой смерти!» (лат. ам.)]
R@monC@bron: La Muerte te encontrara.{?}[«Смерть тебя найдёт». (лат. ам.)]
Савва свернул беседу и кашлянул в кулак. Ответный лозунг Каброна вечно заставлял его покрываться мурашками. Но Рамон в делах был щепетилен и обязателен, тем и ценился. Четверг, так четверг. Кирюха Амосов просил ускориться, но ничего, хорошего добби можно и подождать. Савва прикинул, сколько запросить со скомороха, потом решил сделать это, когда Рамон объявит цену. Ваха в обнимку с Бусинкой спали после тренировки в спортцентре, и Савва воспользовался уединением, чтобы порулить бизнес. Если бы мать знала, чем он зарабатывает себе на игрушки, доразвеяла бы нахрен! Савва заулыбался и закинул руки за голову, вытягиваясь в дедовом кресле. Мать регулярно давала им с Вахтангом на карманные расходы, и Савва успел порядочно поднакопить. А на что – пока не придумал.
Сами собой мысли переместились в странные сны, которые терзали Савву с завидной частотой. Информация в них открывалась очень постепенно, но Яхонтов уже начал догадываться, что имеет дело с обрывками воспоминаний. Только вот собрать эти обрывки в единое целое никак не удавалось. Словно стоял блок на сознание. Эдакий не самый глухой забор вокруг стадиона со светомузыкой, но, увы, неприступный. Как ни пытайся. И самое неприятное, на что Савва натыкался разумом, пытаясь преодолеть преграду – тоска, отчаяние и опустошённость. Потом они мучали его дни напролёт, пока он не давал себе выхлоп в очередной хулиганской выходке. Близнецов наказывали, по сотому кругу объясняя, кто они, и как следует себя вести наследникам родов, и всё вставало на свои места. Но баловство с каждым разом помогало слабее. Детство кончалось, сила росла вместе с телом, а взрослый мир не приносил понимания. Савва ткнул любимую музыку и расслабился в кресле, отдавшись во власть дурного настроения.
– Я ранен сам собой, чтоб знать, что я живу. Я тешу эту боль, она лишь наяву. Воткну иглу сильней. Привычное копьё пронзает ворох дней, но память не убьёт.{?}[авторский перевод песни «Hurt» группы «Nine inch nails».]
Всё, что было дорого Савве, но не принадлежало ему – память. Чужая память. О ком? Разве он знал? От слов песни отчаяние усиливалось десятикратно, но Савва не мог отказать себе в том, чтобы насладиться им и, быть может, понять – кто же он есть, и почему ему досталось это?
– Друг любимый, зри, чем пришлось мне стать. Все, кого любил, исчезают навсегда. И мы б делили власть над царством нечистот, но ты не должен пасть, пусть боль тебя спасёт.
«Стратокастеры, надо узнать у Валеры поподробнее, кто они были, и как летали, – неторопливо раздумывал Савва, жуя финик. – Кажется, там что-то случилось на соревах в молодость деда, и полёты выше восьмёрки запретили. А ведь на этой высоте погиб сам дед. – Он снова хмыкнул: – Как же, погиб. Развеян. Матерью, Валерой, Севой. Классно всем скопом пытаться задуть одного единственного колдуна! Насолить он успел прилично. Даже мамкиного чернобога сиротой умудрился оставить».
– В короне из шипов, на троне изо лжи, держу обрывки снов и неспособен жить. И времени следы смахнут пыль бытия. И вот он, новый ты. И вот он, прежний я.
... Илья случайно услышал голос Саввы, негромко подпевающий песне, и аж остановился, забыв, куда шёл. Как-то не верилось, что надменный и самовлюблённый подросток может слушать и петь такое. Илья по-эрски подкрался к полуоткрытой двери в рабочий кабинет Малюты. Савва развалился там в блестящем дутом кресле, уставившись перед собой. Обычно осенённое высокомерной улыбкой миловидное лицо было сейчас непередаваемо мрачным и тяжёлым. Губы шептали слова, в пальцах левой руки застыл недоеденный финик. Казалось, что парень только что узнал о начале войны или чём-то подобном. За него стало страшно. Илья покашлял, чтобы привлечь внимание, и натолкнулся на ту же улыбку, что и всегда. Савва кинул сухофрукт за щеку и повёл бровями.
– Взгрустнулось? – копируя его язвительную манеру, поинтересовался Илья.
– А ты мстителен. – Его удостоили одобрительным кивком. – Так и надо, всё правильно.
– Ты о чём?
Илья вошёл в кабинет и осмотрелся. Стены с облицовкой дорогого красного дерева, паласы и светильники в дахрийском стиле, плотные узорчатые шторы, кожаная обивка мебели – Илья бы не удивился, будь она человечьей. Гулкий кабинет принял его разверзтой западнёй. В юности Айвазов бывал тут всего пару раз и старался обходить стороной, став Сашиным мужем. Он помнил, как в этом самом кресле отдыхал старый Вий. В той же точно позе, по-хозяйски развалившись. И как обычно радушный взгляд его жутко потяжелел в тот день, когда он в приказном порядке попросил Илью разобраться с четвёркой мятежных скоморохов.
– О том, что ты умеешь кусаться, как и я, пап.
– Я стараюсь не кусать своих. – Илье опять стало неприятно и неуютно в его компании, будто бы это не он, а Савва был чернобогом.
– Своих? И кто для тебя свои? Нас с Вахой ты тоже своими считаешь, прости за прямоту?
– Да, я готов заменить вам...
– Мы не нуждаемся в заменителях.
Отрезано без всякой жалости. Выражение пристальных карих глаз совсем не детское, звериное. Хотелось взять лук и пустить стрелу в глазницу, чтобы только на него не смотрели так. Как в детдоме...
– Борзого ты тоже считаешь за своего?
– Разумеется. – Илья заставил себя не сжать кулаки, потому что имя Тимура для него было свято, и его явственно готовились попрать.
– Он убил твоего сына, – скользнула по губам гадкая улыбка, – и ты простил ему это?
Илья не удостоил его большим ответом, чем простое и твёрдое «да». Савва рассмеялся, странно, делано, прижимая пальцы к переносице. На миг показалось, что он готов расплакаться. Но всего на миг.
– Какие вы все милые! Я гляжу, иметь наследников ни для кого из вас не является особой ценностью. Так, расходный материал!
– Я любил своего сына, – охолонил его Илья. – Так вышло.
Савва вновь помрачнел и очень внимательно посмотрел на Айвазова из-под ладони, словно сам наводил на него прицел.
– Сочувствую.
– Спасибо.
– Ты нравишься Вахтангу, пап. – И опять благодушие. Он играл выражениями лица, как отлично подобранными масками. – Бусинке тоже.
– А тебе? – Илья решил сыграть ва-банк, но не дождался откровения. Истинный внук своего деда лишь неопределённо повёл плечами и отвернулся к экрану телефона.
– Если я скажу тебе «да» или «нет», что от этого изменится? Любое слово можно купить. Любое молчание тоже. Будем считать, что меня купили, пап. Как и тебя купили.
– Что ты имеешь в виду? – Илья подошёл и уселся напротив. Савва глянул на него исподлобья, всем видом показывая, насколько Айвазов непонятлив.
– Матери хорошо с тобой. И... Она беременна. Бусинка, Ваха тоже сдались. Разве тебе этого недостаточно? Я в меньшинстве, что бы я там ни считал. И потому, давай так, «ты-мне-нравишься».
Он блеснул зубами, и Илье стало ещё гаже. Хотелось немедленно уйти и заниматься другими детьми. Но он был не из тех, кто пасует перед трудным.
– Странно слышать от парня, засунувшего вибратор своей матери в мой свадебный торт, – выдавил из себя встречную усмешку Айвазов. – А я, между прочим, очень люблю торты!
Савва смерил его коротким снисходительным взором и уткнулся в телефон:
– Ну нельзя же сказать, что ты его не поел.
– Верно говоришь, – засмеялся Илья и всё-таки надумал оставить парня в покое. Скрипнул кожей кресла, поднимаясь, и повернулся было спиной, но тут Савва позвал его:
– Пап, ты и эту песню можешь сыграть?
– «Hurt»? Легко, – уцепился за его интерес Айвазов. Но Савва только кивнул. – Нравится старый западный депрессняк?
– Есть такое, – услышал он краткое согласие.
– О, я и сам тащился в твои годы по многим песням. – Илья повернулся, потянулся к нему рукой и коснулся угловатого плеча. – От безысходности. Табы разучивал. Да и так, просто затирал до дыр. «In the end», «What I’ve done», «Given up»{?}[песни группы «Linkin park».], – он перебирал в уме всё, что когда-либо доносилось из наушников Саввы. – Странно, песни печальные, но от них становится легче.
Савва на это улыбнулся и дружелюбно оглядел Илью снизу вверх.
– И теперь мне остаётся, подобно тебе, начать спиваться, пап?
Илья снял с его плеча руку и демонстративно отряхнул её.
– Прекрати считать меня алкоголиком. Я не алкоголик!
– О, конечно же, нет. – Савва забросил в рот финик и смешливо прищурился. Илья к тому времени прекратил всяческие попытки полакомиться из его тарелки. Не хочет – больно надо! – Ты это, пап, – продолжил засранец, чавкая, и плюнул кость в пепельницу. – Бутылочки пустые не выбрасывай, мне отдавай. Мне для скейпинга пригодятся.
Илья, больше не желая с ним общаться, достал из кармана халата плоскую маленькую бутылку, распитую накануне, протянул Савве, развернулся и пошёл прочь из кабинета.
– О! – услышал он в спину. – Интересная форма. Не утруждайся, я сам её продезинфицирую и обезжирю.
====== 36. Я побрился! ======
Отведённое Ильёй время на поездку в Балясну подходило к концу. Но от отпуска остался ещё недельный хвостик, и Айвазов решил задержаться с Бусинкой в Петрово. В основном потому, что Сашиным детям нравилось быть вместе, и Илье хотелось подарить им возможность наобщаться перед долгой разлукой. Мальчиков было жалко, но непреклонность Саши в вопросе обучения сыновей не давала шансов повлиять на их отправку в Арвинику.
«Там лучший колледж, углублённое изучение языков и точных наук, лучшие педагоги и детские психологи, лучшая еда, океан, всё лучшее!» – вкратце отзывалась о выбранном интернате жена. Айвазов не спорил. В прославленном Геликорнийском университете ему не доводилось обучаться, лишь бывать с выступлениями, но думалось, что и новосвирьские школы вполне себе приличные. Отечественное образование при всех своих проблемах и недочётах держалось на достойном уровне и котировалось везде в мире. Илья надеялся не мытьём, так катаньем повлиять на супругу, а пока продолжал приучать к рукам близнецов, как зверят. Их трио с Бусинкой забавно напоминало Айвазову медвежат разного возраста. Да, Савва с Вахтангом отлично подходили на роли пестунов{?}[пестуны – медвежата старшего возраста, оставшиеся с матерью воспитывать младших детёнышей.] для своей сестрёнки. У Ильи вызывало удивление то, что колкий и неприступный наследник Яхонтовых так охотно возится с Владой – помогает рисовать и вырезать из цветной бумаги кукольные платья, слушает нехитрые дочкины истории и выспрашивает её о том, о сём без всякого принуждения, по доброй воле. Часто Илья замечал, как дети сидят или лежат вместе на ковре с книжками и бутылочками и дружно обсуждают что-то или, соорудив из подушек дом, прячутся там от него с фонариком. И инициатором таких забав в большинстве случаев выступал Савва.
– Савва меня назвал Бусинкой! – поделилась с Ильёй дочка. – За чёрные глазки. Когда меня принесли совсем маленькую, он так и сказал, это мне мама потом рассказывала: «Теперь ты моя сестра, Бусинка, и будешь жить с нами, в моём доме!» Я люблю Савву. Вахтанга тоже люблю, – прибавила она в обязательном порядке, но Илья прекрасно понял, кому из близнецов достался от Владки приз «Лучшему брату». – Я по ним буду скучать, папа, неужели нельзя их забрать с нами?
Илья вздыхал, задаваясь тем же вопросом. Ему самому куда ближе к сердцу пришёлся Вахтанг и, вроде бы, парень искренне стремился сблизиться с Ильёй. Эх, как можно иметь одни яхонтовские черты на двоих и притом быть такими разными? В Вахтанге словно воплотился самый добрый и искренний Малюта на свете. Айвазов понимал, что его губительная суть отталкивает помимо воли, и Вахе тяжело вот так подходить, спрашивать, учиться, но добротой и участием любую боязнь можно погасить. Этому Илью тоже научила жизнь.
Недавно Ваха, страшно стесняясь и краснея, зашёл к бреющемуся Илье в ванную и спросил:
– Дядя Илья, как ты думаешь, у меня борода густая выросла? – и пожамкал свой еле-еле опушённый подбородок. Илья, не желая его обидеть, оценил:
– На мой взгляд, достаточно.
– А, это, – он сильнее покраснел и скуксился, – надо это брить, э?
– По-моему, уже можно, – с важным видом вынес вердикт Илья, внутренне умиляясь его подкату.
– А... – Вахтанг засопел, решаясь на главный вопрос и явно боясь показаться дураком.
– Хочешь, покажу, как это делается? – не стал его мучить Айвазов. Ваха просиял и с полным доверием закивал кудрявой головой. Илья пригласил парня к зеркалу, выдал новенький станок с пенкой и наглядно продемонстрировал тонкости приведения себя в порядок. Вахтанг неловко повторял за ним, чуть не роняя бритву от волнения, но ухитрился не порезаться и хорошо выскоблил физиономию. Потом Илья сбрызнул Ваху лосьоном, и тот сжал кулаки, чтобы не заорать, когда защипало, а после в абсолютном восторге помчался хвастаться брату. Илья посмеивался и думал о том, какой сакральный смысл для мальчишки может иметь первое бритьё. Как обряд посвящения в мужчины, ни больше ни меньше! Илья и сам гордился, ведь ему повезло стать проводником Вахтанга во взрослую жизнь. Тем, кем должен был, но не смог стать Дато. Для самого Ильи место отца с бритвой у зеркала занял Сева.
«И мой Честислав впервые побрился без меня. Прислал фото – весь в кровавых пластырях и довольный. Ему никто не помог. Хорошо, что сегодня с Вахой обошлось без травм!» – с лёгкой грустью и сожалением вспомнил сына Илья.
– Эй, брат, смотри! – чутким ухом услыхал тут он из комнаты мальчиков. – Я побрился!
– Ты не был волосат, – ожидаемо опустил его Савва.
– Как это? Был! На себя взгляни! Ты небритый!
– Я ребёнок, мне не надо бриться, – отмахнулся Савва от назойливого близнеца.
– А я – мужчина, э! – После этого заявления Илья спешно прянул из коридора, чтобы пронёсшийся по нему Вахтанг не застал его подслушивающим. – Сестра! Сестра, смотри! Я побрился! – он поймал Бусинку за руки и покрутил перед ней щеками. – Пощупай! Гладко?
– Папа тоже побрился. Когда дяди бреются, они становятся, как мальчики, – заявила ему маленькая вредина.
– Чтоб ты понимала, мелюзга! – Ваха закружил её вихрем по коридору, и дочка заразительно захохотала. – Пришлю фото маме!
Илья тоже улыбался, пока не вспомнил о том, что у них осталось совсем немного времени до разъезда кто куда. Всего-то пара дней. Тем же вечером Ваха пристал к нему с другим, более сложным заданием – очевидно, он решил, что Илья умеет, в принципе, всё. Это польстило Айвазову, пока он не услышал просьбу:
– Дядя Илья, а давай завтра приготовим сложное блюдо!
Илья внутренне сжался, так как привык добывать еду либо из природы, либо из Светкиной кастрюли. Но, сохраняя важность, сказал:
– Давай. Что будем готовить?
– Биск из лобстера! Я знал, что ты согласишься, и уже заказал ингредиенты! – Вахтанг светился энтузиазмом. Савва, слыша это, уцепил пальцами переносицу и покачал макушкой.
– И что туда входит?
– Вот, смотри, – Ваха подсел к Илье и развернул голоэкран. Илья невольно наморщил лоб, стараясь свыкнуться с мыслью, что ему придётся готовить.
«Биск из лобстера, – гласил текст статьи из «Юничата», – один из самых сложных в приготовлении супов. Кроме длительности самого процесса в приготовлении биска исключительно важна очерёдность действий. Вкупе с относительной дороговизной ингредиентов это делает биск истинным кулинарным шедевром».
Илья припомнил, когда он в последний раз ел лобстеров, и, покопавшись в голове, выяснил, что никогда.
– Тут надо сделать базу из панцирей лобстеров на курином бульоне, это пять часов готовки, – объяснил Вахтанг. – А потом уже на базе варится сам суп. Процесс готовки займёт два этапа, но в итоге получится вкусно, клянусь Небом! Нам завтра на тренировку, но ты же сможешь приглядеть за кастрюлей, дядя Илья?
– Пять часов?! – осчастливленный новостью Айвазов на автомате потянулся к воротнику футболки, желая ослабить несуществующий галстук. Савва издевательски рассмеялся, а Ваха прицокнул на брата, сложив пальцы в щепоть.
– Ему не надо беспокоиться! Я поставлю плиту на нужный режим! Только присматривать за кастрюлей, дядя Илья, и всё.
Сказать парню, что он никогда в жизни не караулил готовку, мало того, всеми силами отлынивал от этого в экспедициях, стало стыдновато. Раз только от большой влюблённости жарил грибы, хотя, мечтал – Громову... Бусинка недоверчиво посмотрела на вдохновленного брата, потом на отца и предложила:
– Папа, а келе с горы могут такое приготовить?
– А и правда. – Илья ухватился за дочкины слова, как за спасительный тюнгур.
– Ну, это совсем не то, – расстроенным голосом сказал Ваха. – Так можно скачать музыку и слушать, и не надо играть её на гитаре, э! Тут же главное не поесть, а достичь мастерства!
