Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)
– На нашей свадьбе точно всё пойдёт по плану, обещаешь?
– Обещаю. – Тим, едва владея собой от возбуждения, деликатно вошёл в неё – сперва на треть длины, потом с каждым разом глубже и глубже. Света раскрывалась под ним, как утренний цветок под вешним солнышком. Плеснула вода, наполовину скрыв переплетённые тела, и клубы душистого пара в ванной напитались неисчерпаемой страстью чёрного колдуна и Седьмой Матроны Люжана.
...Илья вытерся полотенцем и аккуратно пролез в рукава свежей рубашки. Прохладная ткань приятно облепила ещё влажную спину. Бросил взгляд на пиджак и галстук – можно было бы и дальше красоваться перед гостями, только следующий сюрприз неизбежно заставит его употеть, как мышь.
«Ладно! Не буду пачкать вещи!» – рассудил Илья. Застегнул перед зеркалом пуговицы, скрывая с глаз долой росчерки шрамов от Подписи поверх защитных татуировок, мрачное напоминание о том, что Борзой сильнее. Чесанул пару раз гребнем по волосам. Оскалился, как дикий хищник, и недовольно вздохнул. Краше уже не сделаться, тут бы перестать отпугивать. Саша стукнула в дверь:
– Ты идёшь?
– Да, да.
Илья отпер и привычно угодил носом в объёмистое декольте. Жена сменила платье на атласно-алое со шлейфом, напоминающим разлитое вино. От вида её открытых бёдер и бесконечных ног в сетчатых чулках у Айвазова закружилась голова и резко захотелось всех послать, чтобы брачная ночь наступила немедленно. Но он взял себя в руки, вспомнив, что Саше нехорошо.
– Как твое самочувствие? Мутит?
– Я уже привыкла, дичи, – покривилась любимая. – Шоу маст гоу он.
– Может, травок тебе заварим?
– Уже.
Как оказалось, зал успели привести в порядок, а гости всё-таки рискнули отведать руины замка Рапунцель. У многих в руках и на тарелках были замечены куски торта.
«Бывалые люди, ничем их не напугать!» – с симпатией определил Илья. Перетёр с Иракли и Кахи, подсел к болтавшим Маргарите Алексеевне и Ярославе Ростиславовне. Женщины смерили новоиспечённого главу семьи одинаково критическими взглядами. Потом Карга, прикусив костяной мундштук, подаренный ей Ильёй года три назад, дохнула клубом терпкого дыма и заявила Громовой:
– Рита, сдаётся мнэ, его свадьбу надо спасать.
– Ой, и не говори, Ясь, – Маргарита Алексеевна сокрушённо качала головой, но в её широко, по-детски раскрытых глазах уже плясали бесенята. Она явно успела подогреться, да и карасукская ведьма не сидела трезвенницей. – Айвазов, ты, помнится, обещал концерт.
– С тюнгуром, – напомнила Ярослава Ростиславовна и ткнула в Илью мундштуком.
– Ох, а я как раз шёл предложить, – обрадовался тот. – Мы в течение пяти минут соберём установку и можно начинать.
Рита ласково переглянулась с хмылящейся Каргиной.
– Что с ним делать, пойду за гитарой.
– Захвати мнэ лонг айлэнд с виски на обратной дорогэ, – потребовала Ярослава.
Сам не поняв отчего, Илья заволновался. Опытный лектор и общественный деятель, таща усилители в зал, он ощущал противный холодок неуверенности внутри. Как никак, до него «Орлы Арцивадзе» выступали только с Дато. С гибелью старшего брата их семейная кавер-группа, считай, прекратила своё существование. И вот они снова собирались зазвучать на публику, только теперь место Дато – и у микрофонной стойки, и на семейном ложе – готовился занять чужак. Илья обвёл глазами собравшихся. Большинство из них помнило Давида. Его виртуозную игру, его проникновенный голос. Как теперь примут Илью?
«Я всю жизнь хотел сколотить группу. Я справлюсь, – внушил себе Айвазов. – К тому же, Рита будет рядом».
Он вспомнил, как впервые сыграть на гитаре прилюдно ему предложила Маргарита Алексеевна. А он не придумал лучшего способа отличиться, чем сбацать для уважаемых учёных матерную песню. И случилось это в той самой, первой экспедиции. Которая закончилась полной хернёй для них всех и заставила многих отшатнуться от Айвазова. В том числе Женю Лащенко. И на то имелись свои причины. Ярослава тоже была там... Илья потряс головой, прогоняя воспоминания. Сейчас всё хорошо, а прошлое умерло, расплескалось кровью выжившего из ума от злобы колдуна и никогда к ним больше не вернётся.
– Всё хорошо? – Рита коснулась его плеча, и Илья, вздрогнув, усмехнулся. Она выросла пред его очи почти бесшумно с гитарой на ремне.
– Всё просто замечательно. Спасибо тебе, что согласилась. Что будем играть?
– «Мору»!{?}[песня группы «Мельница» – «Мора».] – как само собой разумеющееся, повела рукой Громова – словно крылом обмахнула. – Твои знают эту песню?
– Знают, – уверил её Айвазов, порадовавшись в душе тому, как естественно она произнесла слово «твои». Может, не просто так?
Настраивая полюбившийся белый «стратокастер», Илья высматривал среди толпы Тимура со Светкой и не находил. Стопудов, они сбежали, чтобы насладиться обществом друг друга!
«Пусть. Многое теряют!» – хмыкнул Айвазов. По его мнению, и не только, поющую Риту стоило принимать одним из чудес света. Тем, к чему любой уважающий себя колдун или шаман обязан приобщиться! Причаститься, вернее говоря. И это были отнюдь не пустые восторги. Впрочем Громова могла сказать сама за себя и готовилась сделать это. Задним умом Айвазов гадал, изменил ли возраст её голос, но, начав играть и услышав первые ноты вокала, понял: нисколько. Чистый и мягкий, как марочная водка, и столь же моментально пробирающий до поджилок призыв Маргариты Алексеевны разлетелся от угла до угла поместья Яхонтовых.
– Летят кони Стрибога, ветер в гриву! Перуна подковы проблестят молнией! Кони Даждьбога дождем резвятся! И конь коней – корона на небе!
Честной народ завыл в экстазе. Если бы намечался на земле Апокалипсис, Громова бы стояла первой кандидатурой на его провозглашение, бесспорно. И если бы собрать все великие певческие голоса и синхронизировать их в один единственный – он бы принадлежал Рите. Илья перебирал струны, внимал ультра-чистому звучанию своей наставницы и жалел, что так редко видится с ней. Она как не кто другой умела будить души и разжигать сердца.
– Жаркой волной – в глаза жрице, железом калёным – жрице к запястьям, звёздами за пояс золотыми, звоном зовущим моё имя, ох!
Тут Илья увидел, как Настя Столетова, пританцовывая, ухватила Катю Хлебородову за руку, та потянула за собой Владу, Влада успела прихватить подол Оксаны Рукодайной, та, смеясь, подцепила под локоть Пашу Дрокина – и вокруг льющей песню Маргариты Алексеевны завертелся спонтанный хоровод из ведьм и колдунов. Причём, в центре большого хоровода сразу перед музыкантами образовался малый – конь коней Матеуш Мраз кружился, взяв за руки Петра Приблудова и – Илья чуть не сбил аккорд – Инну Генрих.
«Ну и ну! – он отыскал в большом хороводе Ярославу и заметил, как та хитро улыбается, видя дочь танцующей в отдельном круге с хорзами. – «Старая Карга точно всё поняла!»
Саша сидела на подлокотнике кресла со стаканом сока и ритмично качала ногами. Илья видел, как жена улыбается, впервые за день – искренне и расслабленно. Кажется, токсикоз на время отпустил её.
– Лучом, как мечом открылись ворота, хей-хей-хей, и я сковала кольцо полёта! – провозгласила Рита и на миг воздела руки. В приглушенном свете зала они полыхнули над сухонькой фигуркой полосами живого сияния – вещая птица всего-то отряхнула пёрышки. – Прощай, Перун, помяни лихом! Прости, Стрибог, такова доля! Пройдёт, пройдёт, Даждьбог, пролетит мука. Жесток твой бог, конь коней, конь-Солнце!
– Народ! – взвыл тут в экстазе Вий Балясны. – Айда на купальню! Девки, бабы, на купальню!
Он щёлкнул пальцами, и в середине зала взвился костёр до неба. Воздух в запертом ещё недавно пространстве наполнился свежестью тёплой ночи и мириадами мерцающих светлячков. Одна из стен вдруг отъехала, явив всем присутствующим летнее лесное озеро в клубах тумана. К воде вели дощатые мостки, куда Вий и потянул свою супругу. Они перешагнули край стены и вместо парадного фрака и платья оказались облачены в долгие льняные рубахи с вышивками. Их головы украшали цветочные венки, а ноги были босыми. Гости с удовольствием направились следом. Буква совершила низкий старт и пушечным ядром взмыла с мостков. Послышались всплески парной воды, лай мокрой собаки, смех мавок, звон рюмок. Илья доиграл песню и проморгался. Если это и был мираж, то донельзя реалистичный. А если нет, то Валерий Берзарин – искусснейший колдун, каких он видывал. Илья склонился к Маргарите Алексеевне и шепнул:
– Ты чего с ними сделала? Я думал, мы ещё попоём, а они умотали купаться!
– Дай им расслабиться, – невозмутимо отозвалась Громова. – И давай просто петь! Ты же не хочешь сказать, что поёшь на публику, а не потому, что не петь не можешь? А слушателей ниспошлёт судьба.
На это у Ильи ответа не нашлось. Он увидел, что вереница гостей не утянула в лес самых стойких. Саша всё сидела на кресле, и в её медвяных глазах искрились отсветы костра. Ярослава пристроилась на полу поближе к горящим полешкам, Евгений Николаевич, почти не двигаясь, попивал вино в сторонке, и длинные тени сгущались за его спиной причудливым контуром огромной хохлатой птицы. Миша с Инессой сидели, обнявшись, с розовыми от жара лицами. Их очки бликовали, почти скрывая глаза, и они казались удивительно похожими друг на друга в неярком свете пламени. Вдобавок в зал украдкой пробралась Светка за руку с Борзым и ахнула от изумления. Тимур выглядел непорядочно довольным, а Касаткина румяной и смущённой. Илья не смог сдержать смешка. Кажется, молодежь решила перепихнуться, пока её потеряли из виду!
Он нацепил меховую шапку на затылок и достал бубен.
– Хорошо. Тогда я сыграю обещанное. Ирико, ты помнишь, мы репетировали «Reptile»?{?}[песня группы «Nine inch nails» – «Reptile».]
– Хочешь сразу перейти к тяжёлой артиллерии, брат? – прищурил вороньи глаза-бусины ветрогон. Илью пронзительно кольнуло в самое сердце обращением «брат», но он, присмотревшись к блеску белого агата Бабогуровых на безымянном пальце Иракли, сдержанно ответил:
– А чего тянуть.
Маргарита Алексеевна подсела к Ярославе, уступив микрофон. Илья собрался и забил в тюнгур так, как подсказывало сердце, выдерживая размеренный, уводящий в прострацию ритм. В своё время никто не учил его камлать – эрси чурались жутковатого родича, да и Ярэ больше натаскивала по науке, стараясь деликатно обходить шаманизм сторонкой. Говорила, что у каждого шамана путь особый, и тут она Илье не помощница.
«Сам, сам!» – скрытная ведьма! Какие ещё тайны за тобой?»
– Она раскрывает бёдра и впускает пчёл. Она истекает мёдом, чтобы я к ней шёл. В ней кровь рептилии, вены обходя, течёт. Семени прочих в её лоне потерян счёт. О, прекрасная лгунья! О, безупречная бл#дь! Мой недуг, моя рана.. Чистым мне не стать...
Илья срывал голос на оригинальный манер и исходился обильным потом, словно совокупляясь с Сашей. Эта песня, не самая подходящая для свадьбы, тем не менее идеально иллюстрировала их с женой историю любви. Ещё совсем недавно, в феврале, Саша казалась Илье недосягаемой мечтой, неприступной твердыней, а их союз – самой большой ошибкой в жизни. Саша играла с ним, как с солдатиком, и не только с ним. Илья знал, что через руки этой невероятной женщины прошла вереница мужчин, и в том числе Борзой. И никто, включая самого Илью, не предполагал, что сердце «адамантовой вдовы» переметнулось от погибшего мужа к нему, скромному доценту Айвазову. Никто не знал, от кого зачата Бусинка. Никто не знал, какая судьба ждёт Качурку, что Саша Яхонтова и вправду станет её полноправной хозяйкой – только не расхитительницей подземных богатств, а хранительницей силы. Что она станет его женой. Илья не находил слов, чтобы донести до Саши, насколько он на ней помешан, но певцу это было сделать легче. Словами пронзительной, переполненной сексуальностью песни. Да, для торжества она была неуместна, но Илья пел для Саши, с каждым звуком бубна всё глубже отдаваясь чувствам. Жена перестала моргать и неотрывно глядела на него. В глазах цвета дикого мёда стояли слёзы, спелые губы подрагивали улыбкой. Без сомнения, Сашу тронула песня. Она приняла любовный посыл мужа с той же охотой, с какой сменила фамилию.
Илья допел и замер, прислушиваясь к последнему гулу тюнгура в пространстве залы и бою собственного сердца. Поднял глаза на жену, та шепнула одними губами «я тебя люблю», и сердцу стало так хорошо и мирно, что Илья впрямь почти поверил в наступление счастья. Слушатели захлопали, а Ярослава Ростиславовна заметила:
– Год от года нэ мэняешься, хулиган, – и подняла стакан с коктейлем: – за вас. За вашу сэмью. Живитэ дружно. Инэсса, коза, почэму нэ сказала, что на сносях?
Инна Михайловна аж подпрыгнула и хотела было возразить что-то, как на её спасение с «купальни» прилетел Валера и сходу гаркнул:
– Ребят, хочу спеть «Стаканы»! Кто будет слушать «Стаканы» в исполнении Вия?
Наплескавшиеся вволю колдуны дружно заголосили, и Берзарин потеснил Айвазова от микрофонной стойки. Бедра обхватили маленькие цепкие ручонки – в мокрых волосиках Влады запуталась ряска. Илья подхватил дочку, поцеловал в холодный нос. Отнёс к матери греться и кивнул Рите:
– Кажется, судьба ниспослала слушателей! Подыграешь нам ещё?
Конечно, Громова согласилась.
... Вахтанг приник ухом к двери и, прислушавшись, сообщил:
– Играют. А хорошо играют, Сав! Этот наш отчим рукастый, э? И Вий отжигает, как вчера!
– Пусть веселятся. Пока.
Савва крутил в руках пустую бутылку и созерцал падение капель воды со своей отмытой шевелюры. Сказать, что настроение было испоганено, значит ничего не сказать. Снаружи двери дежурила пара материных духов. Унизительность плена не шла ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить до того. Вспоминать было мерзко, но и стереть из памяти не получалось. Щёки горели от обиды.
«Она даже не извинилась. Как будто я пустое место, унитаз в который можно вот так наблевать».
В окошко комнаты, где заперли близнецов, стукнулся порыв ветра. Савва встрепенулся и поспешил повернуть ручку, впуская маленькие смерчи.
«Ну ещё вас тут не хватало!»
– Братики!
– Щ-щ-щ! – приструнил Савва сестру. – Нас пасут. Бусинка, я разве разрешал тебе летать в одиночку?
– А она не в одиночку, – пробубнил Стас и показал Савве их с Владой сцепленные ладошки.
– Ох, да ладно, ты же понял о чём я! – фыркнул Савва, косясь на Вахтанга, приникшего глазом к замочной щели. Брат махнул рукой, мол, всё нормально, не попалили. – Мелюзга, вы только научились смерчи крутить, упадёте, костей не соберём! Ну что? Чего не веселитесь с... Этими? – он кивнул в сторону окна.
– Они все пьяные и глупо себя ведут, – пожаловался Стас.
– Нам тут хочется, с вами, – растягивая слова по своему обыкновению, поделилась сестрёнка. – Братики, а мне понравилась ваша шутка. Было так смешно! Папа был весь в креме, а мама такая злая!
– Да, она прикольно злится, – согласился Вахтанг.
Детские восторги сделали день Саввы чуть менее паршивым.
– А что это было такое в торте? Оно так дёргалось, – Влада изобразила рукой волны.
– Эм-м, – Савва не сразу нашелся, что сказать.
– Кукла! – выпалил сдуру Вахтанг и зыркнул на прыснувшего брата. – На пульте управления. Мамина.
– Мамина? – удивилась Бусинка. – И мама мне её не показала?
– Ну, это кукла для взрослых, – выдал Ваха.
– Ага, вырастешь, тоже таких заведёшь себе полный шкаф. – Савва прикрыл рот ладонью.
– А я хочу сейчас. – Влада растерянно перебегала глазами с одного брата на другого. – Почему нельзя сейчас? Я хочу её! Она так смешно танцует!
Савва обнял сестру, утирая слёзы смеха. Уж кто-кто умел поднимать настроение, так это она. Самый нормальный человек в семье!
====== 7. Утро ======
Утро оказалось наполнено солнцем и блаженным отупением. Проснувшись, Илья какое-то время смотрел на спящую Сашу и изучал тонкое обручальное кольцо, поймавшее безымянный палец. Перекатывать его было непривычно, но радостно. А ещё Сашу отныне официально можно было звать женой.
«Вот это да, у меня теперь есть жена. И сегодня я люблю её сильнее, чем вчера. А завтра буду любить сильнее, чем сегодня. Да, наверное, я старомоден»{?}[песня Guf – «Ice baby».], – вспомнилось ни с того, ни с сего.
Илья почти невесомо коснулся Сашиной кисти с точно таким же напоминанием о том, что вчерашнее случилось взаправду, не в мечтах и не во сне. Адамантовые кольца им изготовили из металла первой партии с Тароса, из той же, из которой звёзды Кремля. Как символ принятия друг друга, светлых чувств и надежд на лучшее. Валяться в постели было здорово, но Илья решил дать супруге поспать и отправился на поиски съестного. Под конец праздника Айвазов прилично накачался, а ел совсем мало. Их с братьями Арцивадзе концерт затянулся до ночи, и в роли солистов успело себя перепробовать немало гостей. Звездой, несомненно, явился Вий. Отплясал у стойки почти два часа, а потом умотал с сыновьями, Мразем и скоморохами охотиться на призраков. Вот уж кто энергией мог бы поделиться со всем честным миром! Ну и Рита, безусловно. Илья смутно помнил, как Громова обнимала его, с трудом держащегося на ногах, при прощании, и украдкой шепнула Саше: «забери мужа поспать, он невменяем».
Илья прислушался к ощущениям. Нет, он вчера не перебрал, точно. Впрочем, судить было сложно – похмелье для чернобога состояние неведомое. Обоняние подсказывало, что где-то пекут блинчики, хотя спящий дом безмолвствовал. Лишь соревновались в искусстве виртуозного храпа Валерий Николаевич и Ярослава Ростиславовна – естественно, из разных гостевых комнат. Илья хихикнул в усы и прокрался через охотничью залу долгим коридором на кухню. В давние времена еда для господ и их гостей готовилась в отдельном помещении, там, где теперь располагалась «духовая». Якобы ароматы готовки мешали хозяевам. Илья недоумевал, как и чему может помешать сладкий запах жареного теста да и вообще еды с пылу с жару. Ему нравилось, и стало интересно, какая ещё недосоня вскочила в такую рань. Светка, что ли? Но, войдя на кухню, он никак не ожидал встретить там близнецов. Вахтанг, насвистывая, лил тесто из пластиковой бутылки на сковороду, а Савва развалился на софе в позе морской звезды, тряс коленом и пялился в мобильник.
– Доброе утро, мальчики, – решил быть вежливым Илья. При других обстоятельствах доктор исторических наук Айвазов дождался бы пока дети поздороваются первыми, но в Сашином доме он чувствовал себя не в своей тарелке.
«Это должно пройти со временем, – рассудил Илья. – Я тут не обвыкся».
– Привет, пап. Классный стояк, – буднично, по-хозяйски кивнул Савва, почти не отрываясь от просмотра видео. Илья аж передёрнулся от его фамильярности и, глянув вниз, поспешил плотнее запахнуть пушистый белый халат.
– Э, зачем ты так? – помахал на брата лопаткой Ваха. – Доброе утро.
– Эм-м. – Илья решил присесть на край софы, всё пространство которой занимал Савва, и деликатно похлопал его по ступне. Тот подобрал конечность и пристально, исподлобья уставился на Айвазова. Илья в свою очередь удостоил мальчишку встречным колючим взглядом и примолк. Собрал пальцы, водрузил на них подбородок и стал наблюдать, как готовит Вахтанг. Тому и пришлось первым нарушить молчание.
– Блинчики будете?
– С удовольствием, – потянулся и с хрустом размял плечи Илья. Правое всё ещё болело и напоминало о себе от всякого неосторожного движения.
– А ты, брат?
– Ну не травиться же ему в одиночку твоей стряпнёй, – подколол близнеца Савва. – Вали на тарелку и сметаны не забудь.
– Эй, я тебе не служка!
– Сам предложил.
Савва хлопнул в ладоши и таким манером открыл холодильник. Илья увидел, как продукты на полках начали крутиться и покачиваться. Вне сомнения, парень-ветрогон, удобно сидя на софе, перебирал их чарами в поисках нужного. Сметаной разжиться не удалось, но зато из холодильника выплыла миска орешков и сухофруктов. Савва сцапал сахарный финик и принялся чавкать.
«Хороший момент, чтобы наладить контакт, – подумал Илья. – Соблюсти вэйвет и породниться».
Айвазов потянулся к миске в руках Саввы без особого желания грызть орехи, но чтобы дать мальчику понять – он в доме свой. Однако Савва порывисто вывернулся из-под руки Ильи и встал рядом с братом. Пульнул косточкой в помойку и отправил в рот следующий финик. Илье стало неприятно, хотя он и понимал, что Савва вряд ли в курсе эрских обычаев.
– Вот, пожалуйста, возьмите. – Тут Ваха сунул Илье тарелку с хрустящим блином, и Айвазов постарался принять её до того, как она коснётся стола. Савва, видя это, едва заметно дёрнул бровью.
– Спасибо, Вахтанг.
– Предложи ему до кучи опохмелиться, – последовал укол. – И да, Вахтанг это я.
Илья зло рассмеялся.
– На будущее, парень, если хочешь провести кого-то, орудуй правой рукой, а ты, Ваха, левой. Но меня вы в любом случае не надурите. Я различаю ваши души. – Это сообщение заставило близнецов боязливо переглянуться, а Илью преисполниться злорадства – да, он тоже умел невозмутимо врать. – Мы, чёрные, такое умеем.
– Ого! – Вахтанг перевернул блинчик. – И вы неуязвимы? – Илья кивнул. – И можете любого духа поймать и заставить себе служить?
– Вроде того, – Илья ухмыльнулся и захрустел угощением. – Отлично готовишь. И ко мне можно на «ты».
– О... – смутился Вахтанг, аж порозовел. – Спасибо, то есть, извините. Извини. – Он пересёкся взглядом с Саввой и мигом стал выглядеть увереннее. – Я в смысле, что «спасибо» за комплимент. Я, – он поиграл лопаткой, в то время как его блин подгорал, – в целом недурно готовлю!
– Пока брат ест всухомятку и дожидается, когда о нём вспомнят, да, Ваха? – встрял Савва.
– Ты в голодный обморок не упадёшь, – сдвинув брови, Вахтанг повернулся к брату. Теперь они стояли в профиль. Илья усмехнулся: кроме разных ведущих сторон мальчики были неотличимы. Лицом к лицу они точно отражались друг в друге. Тот же рост, комплекция, рыжевато-каштановый оттенок волос и точёные, яхонтовские черты. Одинаково карие, с прищуром, глаза, только выражение их отличалось. Живое, открытое любопытство Вахтанга в Савве оборачивалось пытливостью, своеволием и высокомерием.
«Одинаковые, как облако и его тень по земле, – оценил Илья. – Как стрела в колчане и в полёте».
– Ну вы вчера и устроили, – решил он продолжить разговор, хоть и чувствовал, что парни не сильно тому рады. – Мы в детдоме тоже жёстко прикалывались и над воспитательницами, и над старшими...
– Ой, и не напоминай, – перебил Савва. – Мы с Вахтангом ведь сами приёмные.
Илья чуть не поперхнулся едой и вылупился на мальчишку, а тот издал тяжкий вздох и с сиротливой тоской во взгляде сожрал ещё финик:
– А ты думал, почему мать живая ходит, пап? Да, нас с Вахой усыновили и...
– Что ты несёшь, негодяй! – не выдержал тут и взорвался Вахтанг. – Не смей такое говорить! Я родной!
– Ну тогда я один приёмный.
Этот абсурд был озвучен полушутливым тоном, в котором Илья уловил, тем не менее, нотки вызова и отчуждения. И насторожился. Для обеспеченного и избалованного подростка, которым, по его мнению, был Савва, подобное заявление звучало странно. Хотя от Яхонтовых впору ожидать всего, это Илья тоже давно зарубил на носу. Вахтанг фыркнул и покрутил пальцем у виска, а сам Савва опять приник к телефону. Все вновь замолчали, и Айвазов вдруг понял, что ему очень хочется выпить. В двери холодильника, когда Савва открыл его, была подмечена бутыль портвейна, но между выпивкой и Ильёй встряли подростки. Не хотелось при них вести себя аморально. Приходилось терпеть.
– Ну ты не переживай, тебе недолго нас терпеть, пап. – Савва в очередной раз отмочил нечто, чуть не отправившее Илью к потолку от неожиданности. Правда, парень не имел в виду портвейн. – Нас послезавтра вернут в кадетский корпус. После экзаменов – спортлагерь на два месяца, а потом в сентябре – элитная школа в Арвинике. Мать договорилась.
Илья выдохнул, обмахнул высокий лоб ладонью и перетёр пальцами пот.
– Я не переживаю. Мы с Владой в июне сами едем в экспедицию на Качурку. На три недели, а может, и больше.
– Ух ты! – Ваха колдовством подбросил Илье ещё один пылающий блин. – Будете искать древности?
– Да, возможно, – охотно поделился Илья. – Следы и доказательства существования Страны Городов, Калтысь. Велик шанс, что нам улыбнётся удача!
– О, мило, – поддакнул Савва и добавил: – Надеюсь, мать даёт себе отчёт, на кого оставляет Бусинку.
Как ледяной водой окатил!
– Я её отец, – едва сдерживаясь от того, чтобы засунуть поганца головой в холодильник (и заодно завладеть портвейном), напомнил Илья. – Я справлюсь.
– Как знаешь. – Савва потянулся, точно согретый солнцем кот, и направился с кухни. – Это я к тому, что Бусинка тоже бывает не сахар. Смотри, не взвой, пап.
– А блинчик? – попытался остановить его Вахтанг.
– Спасибо, брат, я наелся. – Он помахал полупустой миской в ответ.
Илья скрипнул зубами. Кипятиться ни с чего было неразумно, но этот парень, его пасынок, порядком выбесил. Буквально через минуту после ухода Саввы к бодрствующим завалился помятый Борзой, и неприятный осадок от утренней беседы как-то размылся. Илья улыбался подколам Тима, совсем не таким, как у Саввы, и видел, что Вахтанг в отсутствие близнеца тоже стал вести себя более бойко и раскованно.
Тяжёлый характер – не такая уж проблема, он и Илье достался. А принять нового человека в семью всегда непросто. Айвазов понимал это и также то, что его, вроде как, наконец, усыновили. Дурацкое было ощущение в сорок-то с хвостиком, но оно не покидало. Словно ему в чём-то сделали одолжение. Проявили милость, которая могла обернуться опалой, ступи он хоть шаг не туда. Чуть позже опасения Ильи подтвердились. Он мельком подслушал диалог Саввы с сестрой – не хотел, но так вышло. У эрси слух, как у филинов.
Савва негромко, но внушительно говорил Бусинке в детской:
– Маленькая, если тебе будет с ним плохо, пиши мне, я прилечу и сверну ему шею.
Естественно, это касалось предстоящей экспедиции. Ответ Бусинки согрел Илью до самого сердца:
– Ты зря волнуешься. Мне хорошо будет с папой.
Савва ответил сестре не сразу. С долгим вздохом после молчания:
– Понятно. И ты туда же. Семьи больше нет.
– У нас есть семья, – услышал Илья лепет дочки. – Папа хороший. Он полюбит тебя, как нас с мамой, вот увидишь.
– Ну спасибо. Всю жизнь мечтал, чтобы меня полюбил узкоглазый алкоголик, – ответил Савва, и Илья в своих ощущениях уже не сомневался. Его тут и впрямь не более, чем терпели.
====== 8. Облака и финики ======
Май 2046 года, небо над Балясной.
Вода везде одинакова. Будь она снегом, облаками или брызгами, слезами или дождём – она белая. Кто-то назовёт её голубой, как море, или коричневой, как торфяная река – всё это либо примеси, либо игра света на тех же примесях.
«Не принимай серое белым, но чёрный – это всегда чёрный, и тем он хорош».
Илья изумился спонтанному течению человеческих дум. Сложно предугадать, куда они заведут! Девиз рода Бабогуровых с призказкой, известной далеко не всякому, на первый взгляд, не имел ничего общего с созерцанием сплошной облачности, развёрнувшейся за бортом. Рыхлые тучи скорее напоминали горы, которые Илья любил не меньше, чем сладкое, выпивку и бескрайние снега Качурки. Тут они с Маргаритой Алексеевной опять сходились в пристрастиях. Горы, где бы они не высились, обладали над их покорителями особой властью. Заставляли жить по своим правилам, обличали, проверяли на прочность и, вместе с тем, возвращали к равновесию, дарили понимание, питали силой. Илья подумал, как было бы хорошо провести медовый месяц в заснеженных горах – на Калтае, Ропале, или, скажем, в Черу – без разницы. Вот только месяц этот по решению Саши пришлось отложить на год. Гонка за обладанием таросскими залежами адаманта значилась для «ГосПара» задачей номер один. И даже беременность Саше помехой не стала. «Адамантовая вдова», сменив фамилию и став «адамантовой женой» (тут Илья улыбнулся), своим привычкам не изменила. Дикая медведица продолжала сражаться за жизнь, даже вынашивая под сердцем новую. Илья свыкся с мыслью о том, что усадить её в чум к очагу не получится, но в какие времена и где могущественные шаманки кашеварили на своих мужей? Нигде, верно.
Илья вздохнул и подумал о Бусинке. Дочку ему с собой в Новосвирь не отдали. Саше привычнее было оставить её с Настей, так сказать, внедрять Айвазова в семью постепенно. Хотя, почему так? Пресловутое ведьмовское недоверие тут играло против Саши. Илья видел, как Бусинке хотелось уехать с папой, и до экспедиции это помогло бы им получше узнать друг друга. Притереться. Да, скрипучая постель в общажной комнатушке Ильи не шла в сравнение с мягкими анатомическими матрасами дома Яхонтовых. Но она отлично сохраняла тепло и была застлана пушистыми шкурами. К тому же у Айвазова часто гостил кафедральный кот Седрик, на оконный карниз слетались птицы и загулявшие студенты, а на этаже размещался уголок пинг-понга. Чем не развлечения ребёнку?
Илья покривился. Рядом с ним в соседнем кресле запойно читала книжку Светка. Заглавие и текст, написанные на фретцийском, были Илье непонятны. Бёртенский он различал сносно, но вот язык люжанских ведьм изучить не довелось. Час назад в аэропорту его Касаткина бойко трепалась с кем-то, виртуозно картавя – то ли с отцом, то ли с Эрикой Ренар, Первой Матроной Люжана, то ли Куль-Отыр весть с кем. И казалась такой чужой, нездешней, отчуждённой. Несмотря на породнение, Светка неизбежно отдалялась от Ильи. Он понимал это и принимал. Вскормленная вороном ласточка покидала его гнездо, чтобы свить своё собственное. Её и Борзого.
Светка заметила, что Илья глазеет на неё, заложила пальцем книгу и участливо спросила:
– Что, Илюша? Болит плечо? Голова?
– Всё хорошо, Светоч, – уверил Айвазов и отчеканил, точно сам для себя: – Всё на удивление хорошо.
Касаткина поправила очки и деликатно коснулась его рукава:
– Ты до сих пор не веришь в это, да?
В неофициальный обстановке Светка позволяла себе называть научника на «ты», ведь фактически они были семьёй – Илья давным-давно относился к ней, как к падчерице, и февраль подтолкнул его к откровенности. Что им двигало в момент сближения? То же, что и Светкой – страх потерять дорогого человека.
– Мне сложно поверить в хорошее, и тебе несложно догадаться почему, – повинился Айвазов. Падчерица ободрительно стиснула его руку, и Илья в который раз подавил желание вырваться. Светке сложно было объяснить, что Илье всегда хватало слов, а тактильная близость неизбежно его нервировала. Ничего, она из лучших побуждений.
– Илюш, всё дурное позади, – уверила Светка. – Вы поженились. У тебя скоро будет целых две чудесных дочки.
– Три, – поправил её Илья. Светка вечно забывала считать себя.
– Три. – Она прильнула к нему плотнее. – Ты скоро выдашь меня замуж за Тима. У нас большая дружная семья и много друзей. Сбылось ведь то, о чём ты мечтал?
