Текст книги "Право рождения (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– «Лётная фиговина»? Сын, ты серьёзно? – фыркнул Валера. – Тимоха, это преобразователь нервных импульсов в воздушные потоки. Проще говоря – протез, генерирующий силу ветра.

– Боже-Стрибоже! – ахнул Борзой и аж взмок. – Вы смогли?.. Неужто...

Аппарат лежал у него в напряжённой ладони. То обещанное родными чудо, в которое Тим почти перестал верить. Но – почти. Он, хоть и был мал, да чётко помнил день, когда отец, ещё в Цветково, решил оставить сыновей и отлучиться порисовать на облаках. Он думал, что Тим спит так же крепко, как и Нико, и не ожидал вернуться и застать младшего малыша плачущим на земле у палисадника. Тиму просто хотелось улететь к папе, и он вышел с подоконника девятого этажа. Будь обычным ребёнком – разбился бы к псам, а так всего лишь сильно расстроился. Наверное, в тот день Борзой впервые узнал, что не способен становиться ветром.

Будучи постарше, Нико поставил себе целью научить Тима летать. Ох, что это были за проказы! Тима сажали на стул с привязанными к ножкам воздушными шариками и выпускали из окна. Выстреливали им в небо как из рогатки, привязав к двум антеннам на крыше резинку. Сбрасывали в шквальный ветер с духов. А уж бадминтонных ракеток с различными видами оперения перевели уйму. Понятное дело, чем всё это заканчивалось.

– Погодите. – Тим сдвинул брови. – А вы точно уверены, что оно работает?

– Обижаешь, сын!

– Что за скептицизьм, бротищька? – загавкали хором Берзарины, и Валера гордо возразил:

– Мы провели испытания.

– На ком? – содрогнулся Тим.

– Ясно на ком, на собаке! – доложили ему. Тут отец развернул экран колдосети и показал видео, на котором бедная Буква, вереща благушей, парит над полом, а потом сворачивается скулящим и сыпящем какашки смерчем.

– Папа, за такое общество защиты животных тебя бы кастрировало! – резонно заявил Борзой.

–Стоп, стоп. Это были первые испытания. Дочь, подь сюды. – Он подозвал собаку и попросил у Тима преобразователь. Застегнул на ошейнике Буквы аппарат, причём, Тим заметил, что хвост собаки мотыляется по полу, как бешеный. Она едва дождалась, пока её отпустят, чтобы снести со стола вазу с печеньем и умотать в коридор, гудя вихрем и притом задорно лая.

– Лететь! Буква! Кусать! Хватать!

– Опять вы её обрядили в эту херню! – из закоулков особняка раскричалась мама. – Плюнь штору! Фу, плюнь! Вот зараза! Да кончай ты наматываться, бешеная животина!

Валера гадко рассмеялся, держась за бока, и мигнул Борзому:

– Видал?

– Ох, кутенька... То есть, тятенька, – поправился Тим, утирая с ресниц слезинки. – Весело вы живёте, вот что скажу.

– В общем, забирай. Осваивай! – Отец повёл рукой благословляющим жестом.

– Будет случай, опробую на задании, так и быть, – не слишком уверенно обещал Тим.

– А ещё, если тебе интересно, мы с генетиками из Карасукска вывели сорт устойчивой к тле картошки и назвали его «Берзаринка речистая».

– Чего? – Борзой за визит к семье каждый раз бывал полон изумлений. – Это как?

– А вот как! – Отец, продолжив хвастаться достижениями, выхватил из мешка под окном крупный шершавый клубень и показал Тиму. С виду была картошка как картошка, ровно такая, какой её помнил с детства Борзой. Валера сцапал овощной ножик и принялся чистить клубень.

– Видишь, она молчит. Если я нажму сильнее, то...

– Вы срезаете полезный слой, мой повелитель, – вдруг приятным женским голоском выдал клубень.

Тим поперхнулся кофе и, глядя на довольного отца подумал, что не смог бы такую картошку нормально почистить.

– Кладём в кастрюлю. Варим.

Пока велась демонстрация уникальных качеств сорта «Берзаринка речистая», семья Берзарина всем составом ловила по парку разгулявшуюся Букву и пыталась отжать у неё мамин посох. Потом собаку скрутили и лишили преимуществ. Мама получила назад поруганное сокровище и обещала, что никогда больше собаке мясных обрезков не даст (что, конечно же, было не более, чем пустой угрозой). Все вернулись в дом, почти забыв о кастрюле, но картошка сама напомнила в нужный момент, сообщив сладострастно и маняще:

– Мой повелитель, я сварилась.

====== 54. Любовь ======

«Я отомщу ей, – зло думал Савва, пока настраивал чёткость на камере дрона-сверчка, – рано или поздно она попадётся со своим трахером, и видосы взорвут колдосеть. Брюхатая бегемотиха Яхонтова, оу, простите, Айвазова, и её бессмертный карлик, горячая домашняя сьемка!»

Илью не было жалко, разве что, чуть-чуть. Да, ему спасибо, приласкал, когда мать наплевала, но он же с ней заодно. Сам вломился в зал с таким перекошенным таблом, будто Савва второй раз опоил Севу сон-травой. Пусть он тоже огребёт. Пусть даже огребёт Савва. Не привыкать, и... Надоело! Всё это надоело. Пусть всем будет плохо, не только ему.

«Хоть размажьте меня, хоть на тот свет отправьте в белых тапках. – Савва синхронизировал дрон с экраном телефона и прилагал все усилия, чтобы снова не расхныкаться. – Не могу больше. Так нельзя».

...– Побаливает? – Саша пометила поцелуем плечо Ильи, которое тот, кривясь, потирал. Айвазов засопел и неопределённо поёжился. Не говорить же ей, что снова расклеился то ли от смены погоды, то ли от переживаний, то ли от повышенных нагрузок в зале. Третий день пошёл, как их с Тимом готовили к заданию, и у Ильи болело не плечо – всё, нафиг, болело, и голова больше всего. Но она точно не из-за молочной кислоты, а от тревог и стресса.

Саша поняла всё и без признания.

– Тяжела ты, доля чернобога? – подколола мужа. Илья выдавил смешок. У неё в руках возникла небольшая жестяная баночка, при открытии пустившая по спальне терпкий травяной аромат.

– Что это у тебя? – спросил Илья. – Зелье?

– Лучше. – Она придвинулась к нему и одну за одной расстегнула пуговицы на его рубашке. Огладила плечи, обнажая, и зачерпнула кончиками пальцев немного снадобья. Илья взъерошился, когда она коснулась холодной мазью его ключицы. – Дичковская присадка. Арника, ментол, камфора, сабельник и много чего другого. Мы, колдуны, и из фармацевтики кое-что берём. Есть уникальные рецепты, пригодные и им, и нам.

Её расслабляющий массаж и лечебная мазь – для мышц прохладная и приятная, для обоняния – проясняющая ум, пришлись кстати. Илья доверился жене, устроился в коленях и поглаживал ей живот. Крошка внутри Саши толкалась отцу в руку, и, казалось, жизнь была безмятежна. Щедра, благосклонна, милостива. Если ненадолго, на время близости с любимой забыть о предстоящей дороге и нелёгком задании.

– Белой. – Сашин голос звучал уверенно. – Как зима.

– Морена, – кивнул Илья, – владычица холода и плодородия. И жена моего бога. Помню, она с ним в контрах с давних времён.

– Они что-то не поделили? – шаловливо и мягко потирала его грудь бархатными ладонями Саша – то вверх, то вниз, задерживаясь ещё ниже.

– Война характеров, – пояснил, посмеиваясь, Илья. – Есть легенда о том, что после падения Земли Городов она приковала его золотыми цепями на многие века, потом, правда, смиловалась. Там всё сложно. Он издавна зависим от золота, её это бесит. Из-за этого между ними нет мира, и в мире тоже мира нет.

– Но они вместе, – возразила Саша. – Вопреки всему.

– Как мы с тобой. – Илья приподнялся, повернулся и скрепил их уста долгим, медово-тягучим поцелуем. А когда отступил, Сашины глаза искрились, скулы расцвели восхитительным румянцем.

– Тебя сегодня не мутит?

– Я сожрала таблетку. Считаю дни до освобождения.

– Ох, Саша, Саша.

Она не будет другой, Илья смирился с этим. Саша откажется засесть дома. Хлопоты о малышке и старших детях станут задачей отца, с ролью которого Илья справлялся так сяк, если признаться.

– Жена, как тебе кажется, – он остановил её ласки, взяв за плечи, – я не... алкоголик?

Саша зашуршала смехом, наклонив голову и прижав руку к лицу.

– Дай угадаю, кто тебе мозги полощет.

– Ответь, – не стал обсуждать Савву Илья.

– Нет. – Саша чмокнула его в лоб. – Ты знаешь меру.

– Да, я люблю выпить, – подхватил Илья. – Но это же не значит, что я пьяница? Я веду себя прилично.

– И не каждый Велесов день с бутылкой, – добавила жена, заставив Илью устыдиться. Да, её мережка не могла подсмотреть за действиями чернобога, который прятал в кармане пиджака маленькую, согревающую фляжку. Но фляжка – не бутылка, а бутылки случались в жизни Ильи не каждый Велесов день – раза три в неделю, не чаще, а значит...

– Ты имбово выглядишь, супербой, – Саша вытянула мужа из размышлений. – Ты абсолютно точно не алкаш. Уж алкаша бы я в доме не потерпела.

– Ладно. Успокоила. – Илья снова расплылся в улыбке и поймал её жаркие губы.

– Хочешь, сделаю тебе приятное? – обдула она ветерком.

Он смерил её долгим, изучающим взглядом, пока она исследовала на ощупь его давно взведённую вертикаль.

– Я хоть когда отказывался?

... Савва ожидал потехи, но смотреть на их нежности оказалось за гранью выносимого. Ранее он снял дюжину порновидео с участием матери, в том числе групповуху на Новый год, и всегда испытывал гадкое наслаждение тем, какой похотливой дурой она себя выставляет и какой ажиотаж имеют её фокусы у любителей подобного. Мать потом обнаружила себя в колдосети – в разных позах, с разными мужиками, поудаляла контент и долго искала того, кто осмелился это заснять и обнародовать. Но к Савве было не подкопаться. Он действовал через третьи руки, причём, духов. И знал, что своей судьбы ведьмы увидеть не могут. Кого-то там даже накрыли, и на том мать успокоилась. Сегодняшним вечером Савва бы точно скомпрометировал себя, если бы захотел, только вот...

«Да, это любовь, – с тоской наблюдая за счастливыми голыми взрослыми, думал Яхонтов. – Ты смотри-ка, и вместе не смотрятся позорно. А какие голубки, что один, что вторая. Да, это их любовь, их семья. Она – Айвазова, он – Айвазов. И ничего уже не вернуть как было, да и незачем. Им хорошо вместе. Им всем. А Ваха... Ему достанется Редж, наверное. – Думать так не хотелось, но Савве ничего не оставалось, кроме как смириться. Думы текли дальше, заполоняя голову отравой. – В конце концов, я должен выстоять один против всех, как дед, как прадед. Такова участь Яхонтовых. Делай, что должно, и будь, что будет. Делай в одиночку, так вернее. Живи тоже один. А любовь – это другим, не мне. В делах от неё толку мало».

Он ткнул камеры на выключение и обнял себя за плечи. Небо, многотонное и стылое, надавило сверху, через потолок комнаты, опускаясь сводом на хребет.

«Держи, колдун леворукий, не ропщи. Улыбайся».

Савва зажмурился, пытаясь найти хоть какую ограду от отчаяния, и сквозь него полетели образы – полудрёмой, полубредом – те, в которых можно было спастись, укрыться от «свинеющей одиночи»{?}[Слова из песни группы «Гражданская оборона» – «Пошли вы все на###».].

– Гор... – впервые в жизни вслух проскулил Савва тайное имя. – Помоги мне, Гор.

Образ его проявился не сразу, пришлось приложить усилия, но Савва привык быть упорным. И он предстал перед ним – такой же подавленный и безнадежный. Коротко остриженное темя, у лба кажущееся совсем седым, трепал природный ветер, одинаково тусклые глаза не смотрели на Савву. Яхонтов же обрадовался.

– Ну вот и молодец! Поздравляю, скоро отцом станешь! А ты боялся. Гор, знаешь, я тоже поправил себе репутацию – со Славкой Бабогуровым и Бронькой Фатовым на его день рождения знатную вечеруху закатили! Я постарался, чтобы отцу донесли в красках. И не скажешь, что девки-дажди настолько шлюхи...

– Мэл, – тихо оборвал его Гор, проведя кистью по волосам и напрасно ища длинные пряди. Ему и так шло, повзрослел, остепенился! – Я... Собираюсь побить собственный рекорд на предстоящей неделе. Ты подстрахуешь меня? – Что за надрыв, что за мольба, к чему это?

– Разумеется! И подстрахую, и, – Савва поиграл бровями, – позже без буквы «с» буду рад, Гелиодоренко! Ты не возражаешь?

– Нет, что ты, – мямлит он вяло, без всякого энтузиазма. Савва начинает злиться, но надеется эту злобу выместить после рекорда, в отеле, на гладких простынях.

– Я соскучился, – обхватывает руками субтильное тело. – Так соскучился, Гор! Теперь у нас всё будет хорошо. Да?

– Да, теперь – да. – Вздыхает, отодвигается, кивает. Непонятный, странный, но такой желанный. Савва удивляется, как сумел пережить разлуку.

Следующим кадром его заливает кровь. Простынёй ложится на задранное лицо прямо из неба, обволакивает тёплой, резко пахнущей жижей, забивает очки скафа. Наплевав на разреженность атмосферы, Савва срывает кислородную маску. С трудом соображая, что случилось, орёт в бездну, орёт до умопомрачения, желая, чтобы у него криком выдрало гортань и треснуло сердце. Но оно, глупый комок мяса, остаётся в груди отсчитывать время рекорда.

Рекорда, который не состоится.

Савва ловит и сжимает в перчатке золотое пёрышко – подёрнутый рудой лоскут лётного костюма – всё, что оставил ему на память проклятый, вероломный Гор.

«Предатель. Лицемер. Лжец. Предатель», – заведённой игрушкой мечется злоба, отказываясь уступить место горю и осознанию произошедшего. Только повторяет по кругу обвинения тому, кто уже их не слышит.

– Да мою ж мать. – Злоба возвращает Савву в реальность вместе с болью – он что есть силы вдавливает ногти обеих рук в ладони. – И ты туда же. Пошли вы все... Я вам всем покажу. Покажу, покажу, покажу...

Савва падает на пол своей комнаты и трясётся от ярости, приняв твёрдое решение не щадить никого.

Они недостойны.

====== 55. Дорохов ======

– Не робеешь?

– С чего? – бодрясь, задрал нос Илья, несмотря на то, что ему тоже было чуток не по себе. – Нас ждут, и потом, милейший граф, не забывай, кем бы ни оказался Дорохов, мы можем в два счёта отправить его к Гасящему.

– «Гасящему!» – передразнил Тим. – Это надо же так называть Хозяина Смерти.

– Подии, – пожал плечами Илья.

Сашкин Ирвин да Ерёма с Зефом сопроводили их, как полагается у небесных колдунов, к секретарям Павла Константиновича. Тут Илья удивился, что чваниться нечем – они не увидели призрачных прислужников. Сотрудники Правительства Балясны оказались самыми обычными дичками. Даже многочисленная охрана.

– Чудно́! – поделился Тим еле слышно. – Разве у подий не принято брать в окружение себе подобных?

– Видимо, нет. Они каждый сами в себе, – напомнил Илья. – Идём.

Он кивнул на просторную вычурную залу впереди, устланную ковровой дорожкой и отмеченную свисшими с потолка льдистыми люстрами, похожими на сталактиты. Обстановка тут поневоле напомнила Илье одновременно ЗАГС и ректорат историко-архивного института. Даже смешно стало, как госструктуры изнутри похожи друг на друга. Но потом долговязый хлопотливый секретарь завёл их в кабинет Дорохова, и Айвазов поразился царившему в святая святых минимализму. По комнате обычно можно сказать, что за хозяин обитает в ней. Так вот, по этой комнате о губернаторе Балясны сказать было ничего нельзя. Как ни пытайся играть в архи.

Массивный стол, коих Илья за годы обивания порогов перевидел множество, такие же невыразительные кресла, ковёр под каблуками – видно, что дорогой, но Илья бы такой домой не купил. Окна незашторены, однако кабинет тонул в полумраке, словно наполненный тенями, пара запоздалых осенних мух заунывно жужжала у стекла. Впрочем, одна деталь привлекала внимание сразу – парчовая занавесь на стене, скрывавшая нечто – вероятно, портрет. Из-под бахромы покрова выглядывали масляными штрихами женские ножки.

– Ха, вот бы полюбопытствовать, что там и в какой технике писано, – брякнул Тим и присмотрелся к имени мастера с краю полотна. – Ого, Сэмюель Беккер, подлинник! Ты смотри-ка.

– Нет, мы не будем тянуть эту штору, Борзой, – упредил его Илья и как раз вовремя, ибо в кабинет ввалился Дорохов, померещилось, что прямиком из стены. Оба чернобога синхронно повскакивали с мест и вытянулись перед губернатором в струнки, как змеи перед дудой факира.

У Ильи впервые появилась возможность рассмотреть как следует великого земного некроманта, о котором он был столько наслышан. И, надо признать, тут было на что смотреть.

«Нифига ему не под восемьдесят, – сходу заключил Илья, отмахиваясь от долетевшей мухи. – Враньё, то ли подстава. Лет тридцать пять, ну, сорок. Мой ровесник».

Дорохов вправду выглядел на возраст Ильи. Возвышался над ним, как сидх, чалмы не хватало. Пышная окладистая бородища придавала его смуглому шагреневому лицу разбойничий вид, а контрастно-белая прядь, делившая аккуратную причёску надвое, добавляла внушительности. Во всём облике Дорохова проглядывалась тайна – даже его инспектирующий гостей взгляд напоминал замочную скважину – чёрную и запретную. Из скважины на свет посматривать можно, а вот в темень заглянуть боязно. Вдруг ткнут в глаз? Илья чуть не улыбнулся, протягивая руку для знакомства. Сильные и подвижные, почти обезьяньи пальцы некроманта, тем не менее, дрогнули, касаясь мозолей на ладони Ильи, и тот понял, что Дорохов не менее напряжён, чем они с Борзым.

Всё же, они представляли одну и ту же силу, хоть и в разных ипостасях.

– Прошу прощения, задержался в Мысли, – вежливо оправдался Павел Константинович, и в полумраке кабинета отчетливо блеснули из его рта пресловутые золотые коронки. – Угостить вас кофе со сладостями?

– Не откажемся! – влез Илья прежде, чем Тим раскрыл рот, и Борзой посмотрел на старшего с укором, мол, не обнаглел ли ты, князь?

– Я вынужден сразу перейти к делу, – заказав им угощение, сцепил пальцы Павел Константинович. – Время дорого.

– Для живущих – дороже всего, – подхватил мысль Илья, желая сострить.

– Для мертвецов также. Чем они свежее, тем легче ими управлять, – не мигнув поведал некромант. Илья крякнул. – Итак, у вас есть вопросы. Я готов ответить на любые прежде, чем вы приступите к работе, в успешном завершении которой мы заинтересованы не меньше маний.

– Вот оно что, – Тим подался вперёд. – У вас тоже имеются пропажи?

– Мы не ведём счёт своим родам, – отвечал Дорохов. – Но наблюдаются нехорошие тенденции в мире подий. Не обратить внимания на них мы не можем.

– А именно?

– Подии стали чаще умирать и реже рождаться, – признался Павел Константинович мрачно. – И в целом меньше жить. Подозреваю – это кому-то выгодно. Сами понимаете, дух колдуна, не принадлежного роду – лакомый кусок для злоумышленников. Никто не хватится пропажи. А умеют такие души многое.

– И кто, как вы думаете, промышляет этим? – прищурился Илья. – След тянется из Мохики.

– Сложно сказать. – Дорохов уставился вверх, на штору перед портретом. – Я подозреваю подий-некромантов, но мы владеем бездушными телами, а не кабалим неупокоенных духов. Это больше присуще маниям. – Он с явным подозрением во взгляде пробуравил Илью. Айвазов решил не придавать этому значения.

– То есть, участие некромантов в бесчинствах можно отбросить, как версию?

– Не сказал бы. – Дорохов отпил кофе и утёр усы. – Мохика – особая страна. Культы там весьма специфичны. Например, культ смерти, Белой Девы. – При его словах по спине Ильи пробежала змейка изморози, и он поспешил кивнуть, так как сам многое знал о верованиях мезоарвиниканцев. – Мохиканцы считают её покровительницей жизни и обращаются, как к милостивому божеству, что на первый взгляд абсурдно.

– Но смерть предшествует рождению, – дополнил Илья и переглянулся с Тимом. – Так работает Колесо.

– И в рамках смерти нет ничего невозможного. Она уравнивает всех в правах. Мохиканцы хорошо это понимают. Среди них много некромантов. – Павел Константинович прочёсывал пряди в бороде. – Вы как раз попадёте на праздничные дни, посвященные Santa Muerte{?}[Святая Смерть (исп.)], увидите, что там творится. Я бы не торопился сказать, что их местные некроманты не способны на такое. Но, – Дорохов вновь почесал бороду, перебирая мысли в голове, – как они проникают в пещеру к Гасящему, не скажу. Такие техники мне неизвестны, и что касается меня лично, то я бы на это не пошёл. Я, как никак, живой колдун, а мёртвое живому не подмога. По поводу же обрядов кабаления духов, то тут бы вам спросить с покойного Вия. Он на этом собаку съел, и, сдаётся мне, ему было на ком поучиться. Материал ему поставляли бесперебойно, да и сам он умел его добывать.

– Что вы имеете в виду? – спросил Тим.

– Истислав Всеславович, – обратился Дорохов к Илье. – Мне повезло знать вашего отца. По качурскому вопросу. Он был хороший, обязательный колдун, хозяин своему слову. Мне с такими людьми работать нравится. – Илья благодарно осклабил рот. – Я видел Всеслава Ростиславовича живым и закабаленным Малютой. Небо и Земля. Мэл так мастерски стирал им память и личность, что я ещё при жизни подозревал его участие в грязных торгах. Вам повезло отбить дух отца. И, насколько я помню, Мэл хвастался тем, что собственного сына сделал своим безвольным рабом.

– Чудовищно, – бросил Илья, отчего-то вспомнив Савву.

– И впечатляюще. Яхонтов был колдуном высшей категории. Мы и с ним неплохо общались. Умерь он чуток свои аппетиты – мог бы стать величайшим правителем современности. Но ненасытность и вседозволенность его сгубили. Вам, слугам Гасящего, должно быть известно, что он пытался стать одним из вас? Он грезил сумасшедшей идеей получить право рождения чернобогом. – Павел Константинович очертил взглядом, как углём, заинтересованные лица гостей. – Как и некоторые Яхонтовы до него.

– Злат Путятич, – назвал имя Илья.

– Да. Плотно общался с моим отцом, чтобы провести ритуал обретения «чёрной косточки».

– Что это – «чёрная косточка»? – Борзой замер в стойке, почуяв интересное, а Илья внутренне содрогнулся, так как на память ему пришли давние события.

– Истислав Всеславович должен знать. – Каменная темень взгляда Дорохова надвинулась на Илью. Тот снова молча кивнул, и Павел Константинович продолжил: – Хорошо. Я буду рассказывать, во всяком случае, это изначально обряды подий. «Чёрная косточка» – артефакт, получаемый при варке трупа абсолютно чёрного животного, желательно, кота – длительное время, до получения единственной оставшейся кости. Остальные попросту мацерируются{?}[то есть, растворяются.]. Как правило, остаётся бедренная кость, и она обретает чёрный окрас. Если взять её в зубы, то можно стать невидимым, так проверяется качество варки. Артефакт даёт неограниченные возможности. – Слыша это, Илья про себя решил покрасить Седрику кончик хвоста в белый цвет, чтобы никому не пришло в голову украсть и сварить его. – В том числе, как я понял из рассказов отца, она призывает самого Гасящего.

Тим ахнул, вытаращился сперва на губернатора, потом на Илью, но тот утвердительно мигнул младшему глазами, мол, всё так, сами вызывали.

– Но это путь шаткий. Даже на стадии проведения обряда можно умереть или сойти с ума. Потому Яхонтовы и обращались к нам за консультацией.

– Злат хотел разжиться карасукским золотом, – объяснил Борзому Илья. – Но у него с Куль-Отыром договорённости не вышло. Помер.

– А, вот как, – буркнул поражённый Тим. – А Малюта?

– Малюта знал старые легенды, особенно ту, про Колдуна Левой Руки, я тебе рассказывал.

– Но это же были Светкины глюки? – напомнил Тим.

– Не совсем. Оказывается, она существует в роду Яхонтовых как самостоятельное предание, – возразил Илья. – Я уточнил у Саши. А ей рассказал Влад.

– Скопидомов? – догадался Дорохов. – Что за легенда, я её не слышал.

– Брат моей супруги не хотел признавать себя Яхонтовым, так как с рождения воспитывался у нас, Бабогуровых, – поделился Айвазов. – И Малюта рассказал ему легенду о первом колдуне, признавшем новый строй после большой войны. Вы, должно быть, знаете сказание о Снежной Принцессе?

– Наслышан о жертве Бабогуровых.

– Так вот, после Колдун Левой Руки принудил шаманку Калтысь, жену первого чернобога, к сожительству с целью породнения. Она умерла, дав Яхонтовым первого сына, но перед тем прокляла род.

Дорохов едва ли усмехнулся, но в лице его читалась ирония.

– Мне интересно, бывали у Яхонтовых взаимодействия с ведьмами, избежавшие проклятий или нет. Пока вижу, нет. Что за проклятье?

– Что не будет понимания между отцом и сыном в их роду, пока шаманка Калтысь вновь не родит Яхонтовым наследника. Тогда же Золотая Земля вновь станет великой и целостной.

– Ну, это не самое страшное проклятье, – вспоминая былое о Яхонтовых, заключил Тим.

– Получается, Малюта опирался на легенду, когда призывал Гасящего, – задумчиво сказал Дорохов. – Это многое объясняет. У нас любят говорить: «Кровь – не пропуск», но он, как небесный, на это и рассчитывал. На дальнее родство с первым чернобогом. С вами, Истислав Всеславович. Вернёмся к «косточке», – губернатор глянул на часы и взбодрился. – Мэл подробно расспрашивал меня, как это делается, и был уверен, что у него получится договориться с Гасящим. Я предупреждал, что он потребует максимальный залог за соглашение. Обычно это либо золотой прииск, либо величайшая любовь жизни – по опыту знаю, Гасящий падок на то и то. Прииск у Яхонтовых находился в состоянии вялотекущей разработки. Но Мэл был уверен в успехе. Он мне сказал, что уже внёс залог за право рождения с лихвой. Что он имел в виду, я не знаю. Я объяснил ему обряд от и до. И, Мэл лишь намекал, не говорил прямо – у него получилось договориться с Гасящим. Не на ту жизнь, на следующую. Доработать прииск, выполнив свою часть сделки окончательно, и уйти в посмертье победителем. Его грандиозный план сорвал Берзарин. – Илья хмыкнул. – Где теперь та косточка, также без понятия. Но, – Павел Константинович опять прочесал бороду ловкими пальцами и покосился на штору, – если надумаете найти её, не ищите кошачью. Вот что скажу. Мэл был большим оригиналом. Он увлекался мифами древней Дахрии и почитал кошек, как священных животных. Часто жаловался, что не может завести кота, ведь за ним в его отсутствие никто не станет ухаживать. Согласен, забавно. – Он увидел, как чернобоги переглянулись и прыснули. – Причуды деспота. Мэл часто рассказывал мне о чудодейственных свойствах финиковых пальм и о том, что это дерево Гора, дахрийского бога солнца. Их противостояние с богом песчанных бурь, Сетом, было фетишем Яхонтова. Он постоянно упоминал его в наших беседах, особенно, в неофициальной обстановке. И то, что два непримиримых бога-соперника могли образовывать единое существо Херуифи... – Дорохов потряс бородой. – Не к теме нашего разговора, но я подозреваю, Яхонтов был латентным геем и страдал от этого. Что, впрочем, неважно. Надеюсь, я помог вам?

– Мы многое узнали, Павел Константинович, спасибо большое, – вышел из прострации и принялся раскланиваться Илья.

– Премного благодарны, – последовал его примеру Тим.

– Поверьте, это всё, что я могу сказать. Если у вас есть ещё вопросы, озвучьте, – любезно сказал губернатор.

– Пока нет и... Надо переварить услышанное, – признался со смехом Илья, поднимаясь с кресла и чувствуя, что обожрался пирожных. – Ещё раз большое спасибо.

Цепкая рука, увитая тонкими шрамами, легла ему на плечо.

– Если так, то я рассчитываю на вас. Ваш отец был приятным мне человеком. – Дорохов склонился к Илье. – Я убеждён, и вы справитесь с задачей. Помните, подии тоже ждут вашей победы.

– Мы избавим колдунов от напасти, иначе зачем мы ходим по миру, – заявил Айвазов, донельзя польщённый его заявлением и готовый горы свернуть.

Они с Борзым покинули гостеприимный кабинет, полные новостей и соображений. Дорохов обмяк в кресле, побыл недвижим, прислушиваясь к тиканью наручных часов, и затем бросил проницательный взгляд на ползающих по оконной раме мух. Те скреблись лапками в стекло и поочерёдно жужжали, словно переговаривались. До чернобогов их тут не было, да и у губернатора стоял блок на залёт летнего гнуса. Павел Константинович дошёл до окна и отпер форточку.

– Надеюсь, и вы узнали всё, что хотели, – проводил он мух наружу долгим, внимательным взором.

====== 56. Косточка ======

– Бл##ь! Бл##ь! Мою мать! – Савва ворвался в комнату вторым и хлопнул ставней.

– Говорил тебе, раскусит, э! – вжавшись в родные стены, проблеял брат. – «Слабо, слабо», вот тебе и слабо!

– Тихо! Хватит, – охолодил его Савва. – Живы, хвала Небу. Сам выпустил. – Тут он, осмотрев себя и Ваху, победно заржал.

– Что радуешься, псих? – Тем не менее, заулыбался и брат.

– Да охренительно же слетали, Вах! – Савва в запале шибанул ладонью по компьютерному столу, аж бутылки на полках зазвенели. – Что теперь делать с такими знаниями!

– Ха, да, дед-то был пидорас! – бросил Ваха, утираясь футболкой.

– О, самое важное для себя запомнил, – скривился Савва. – Про договор с Чернобогом и «косточку» – херня, вот дедова ориентация – это тема, да!

– Я не говорил, что остальное херня, э! – собрал пальцы в щепоть Ваха.

– Тихо ты, заклинаю. Успокоились. – Савва опёрся о стол. – Вах, мы на пути к сокровищу всех времён. Мы найдём эту долбаную кость.

– Вай мэ, брат, ну её! – тотчас попятился Вахтанг. – С Гася... С Чернобогом шутки плохи! Лежит она себе где-то и лежит, хлеба не просит. Мы тут при чём!

– А при том, брат мой, что грех не воспользоваться тем, что дарит судьба. В лице дедушки. Он «рассчитывал на нас», спорю на что угодно. – Савва в точности дороховским жестом водрузил ладонь близнецу на плечо. – Мы же его прямые потомки! Значит, кость наша. И договор наш! По праву рождения! Сечёшь?

– Мы её один шут не отыщем, – возразил Ваха, устраиваясь на кровати в кроссовках. – Где её искать? Со смерти деда мать везде по сто раз ремонт наделала. И тут, и на Дурке, и в Заглядово. Она похерена, смирись.

– Больше веры в успех, брат! – Савва прыгнул к нему и завалился рядом. – Дед не был дураком, чтобы прятать такую вещь в ненадёжных местах! Неограниченные возможности! Ты слышал? Как можно оставить её гнить, где бы она ни была?

– Как можно переть, сломя голову, туда, где тебя ждёт невесть что, э!

– Весть, – нахмурился Савва, вспоминая, как Дорохов называл деда «Мэл». По крайней мере, теперь стало ясно, что сны у Саввы были вещие. Не ведовские, но о прошлом, скрытом старым Вием от всех.

«Гор настоящий, – подумал Савва. – А раз он был, его можно найти. Даже в посмертье».

– Бра-а-тики! – донеслось из-за двери мурлыканье. Близнецы глянули друг на друга, и Савва поднялся, чтоб открыть сестре. – Братики, вы гуляли?

– Так, полетали по городу. – Яхонтов потрепал Бусинку по голове. – Пока погода не испортилась.

– Да, зимой холодно мушками летать, – вздохнула Бусинка. – А то снегом завалит.

Ваха обхватил подушку и перепуганно уставился на Савву. Но Яхонтов сумел взять себя в руки.

– Ха, ты глазастая, сестрёнка.

– Я вас вот тут видела, – Влада постучала себя по лбу. – Вас Бармалей выпустил с дли-инной бородой.

– Ага. Бармалей, – воровато кивнул Савва, уже имея некоторые виды на талант сестры. – Не хотел нам с Вахой «чёрную косточку» отдавать.

– А её у него и нету, – сразу сказала Влада. – Так-то отдал бы.

Савва присел перед ней и взял за плечики. Всмотрелся остро в глазёнки-ягоды и спросил: