Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
– Вот что значит, зарекаться, – бормотал себе под нос Тим, то и дело обтирая об рукав слёзы раскаяния. – Илюша, очнись. Княже мой сердечный, приди в себя, ворон ясноокий!
Облако сошло с вулкана, и бледная луна осветила столь же плоское, казавшееся безмятежным лицо Ильи. Он дышал шумно, но глубоко, и весь покрылся болезненной испариной. Закончив с перевязкой, Тим осторожно приподнял голову друга и погладил его по щекам. Илья в ответ на движение застонал, поморщился, облизнул слипшийся рот. Заблестел глазами из-под век и отыскал Тима. Шелестнул:
– Они... Мы...
– Что ты, родимый? – Борзой склонился к нему.
– Мы победили? – Самый важный вопрос, конечно же!
– Да, Илюша, победили, – уверил его Борзой, – но, прости сердечно, я тебя ранил.
На это Илья изобразил слабое подобие улыбки.
– Ты однажды меня добьёшь.
– Никогда! – Его обвинительные слова воткнулись Борзому под сердце, подобно отравленному кинжалу. – Никогда, клянусь тебе! – Он взорвался отчаянными заверениями, заставив Айвазова испустить еле слышный смешок. – Родная душа! Не говори так. Не держи зла. Я... Прости меня, брат-колдун, прости, клятого!
– Водички, – прося, поглотал всухую Илья. – И... где мой лук?
– Тут, княже, тут. – Тим скорее подал ему попить. – Рана у тебя не полостная. Зашью я тебя, сам вспорол, сам и зашью. Да?
– Будто ты умеешь. – Илья, покряхтывая, приподнялся на локтях и осмотрел свежую повязку на животе и бедре.
– А и умею, – сказал Тим. – Матеуш меня научил на всякий случай.
– Хорз как знал, что без крови не выйдет. Причём, заметь. Про моё обучение никто не заикался.
– Да я по доброй воле вызвался. – Тим поднял Илью на руки. – Не думал, что понадобится, но...
– Не бери в голову, парень. – Илья понимающе улыбнулся. – Спасибо за возможность почувствовать себя живым.
– Ай ты!
Тим велел духам собирать манатки. Нужно было найти укрытие получше, чем усеянная колючками и трупами долина. Попадись какая-нибудь пещера в скале, было бы идеально! Ерёму Борзой отправил на разведку, пока усаживал Илью перед собой на Зеффи. Айвазов был слаб и чуть не падал с духа, но крепился, как мог. Его призрачные пленники околачивались неподалёку, и Тим, набравшись решимости, приказал им лететь следом. По счастью Ерёма быстро нашёл хорошее укрытие. Не слишком чистую, но глубокую пещеру, где можно было без опаски развести огонь, согреться и заняться Ильёй как следует. Хорошо, что чернобогам инфекции не страшны! Тим разложил нитки и иглы на новой белой футболке и, велев Ерёме держать над ними фонарь, принялся зашивать Илье живот. Обколотый обезболивающими Айвазов, тем не менее, держал руки плотно скрещенными на груди и то и дело поджимал губы.
– Больно, родименький? – косился на него Тим, сводя края раны со всей аккуратностью художника.
– Ничего. Забавно, – цедил Илья.
– Что забавного?
– Воспоминания детства. Мне татуировки так же старый Енгух делал. Пропускал сажу под кожей на нитке. – Он улыбался, чтобы ободрить Тима. – Ничего, Борзой. Терпимо и не в первый раз.
– Будешь как новенький, даю слово, – промакивая шов, обещал ему Тим.
– Я не сомневаюсь. Спасибо тебе.
– Да за что спасибо-то?!
– За заботу.
– За заботу... – ахнул Тим, отрываясь от занятия и унимая слёзы. – За заботу! Хороша забота! Сдёрнул тебя с кафедры, уволок к врагам в зубы, живот распорол, заботливый я, надёжный друг, что и сказать!
– А я... Девочками моими поступился перед Куль-Отыром за так. Ничему жизнь не учит, – вздохнул Илья, глядя в свод пещеры, где маячили отсветы огня и отражались в его зорких чёрных очах. – Как с Ную было за Малюту и тех скоморохов. Так и сейчас. Осёл я, не ворон, Афоня-ойун.
– Мы спасём их. Спасём. – Тим мягко похлопал его по груди. Будто нарочно телефон в кармане скафа пробудился вызовом от Светы. Чернобоги переглянулись, и Илья мигнул веками, мол, ответь невесте, делать нечего. Тим с содроганием ткнул в зелёную кнопку.
– Светик, привет.
– Привет, Тимочка, что у вас случилось? Мне Вий все мозги прожужжал, что Саша с ведьмами забаррикадировались в какой-то глуши, и они их достать не могут!
– Интересные дела! А чего он мне не позвонил! – Тим мог бы и не удивляться действиям отца, ясно, что Берзарин не хотел отвлекать его на задании, но всё же! – Скажи ему, чтобы не рубил сплеча, мы разруливаем проблему!
– Каримыч там? Дай его на секундочку!
Чернобоги снова загнанно вперились друг в друга. Потом Илья кивнул и знаком попросил трубку.
– Светоч, пр-риветствую! – шутливо и бодро прорычал горлом падчерице и дёрнулся зажать нитку в животе. – Что, готова выйти замуж? Платье меряла?
– Какое платье? – разразилась возмущением невеста. – У нас тут ЧП! Инна кричала, что это из-за тебя, а потом мать увезла её прямиком с кафедры в неизвестном направлении! А сейчас мне трезвонит Валера и просит на них повлиять! Илюш, что опять творится, скажи честно!
Илья зажал микрофон мобильного, выругался в сторону самой отборной бранью и ответил уже ровным тоном:
– Временные трудности, от которых никто не застрахован, Светоч. Такое дело, да! Будь Тимка абсолютно уверен, что справится сам, мы бы сейчас с ним не выслеживали врага в горах.
– Ой, а вы врага выслеживаете? – повелась Касаткина. – Я отвлекаю?
– Есть немного. – Илья подтёр кровавый потёк подо швом и размазал по пальцам. – Не переживай и скажи другим, чтоб не переживали. Мы справляемся, чего и вам желаем.
– А... – донеслось неуверенное мычание.
– Что на кафедре, Миша тоже удрал?
– Удрал! – пожаловалась на Памятова Света.
– Безобразие. Верни его обратно. И вообще, скажи, чтоб оставили ведьм в покое. Мы сражаемся, Светоч! А задача остальных – ждать, верить и молить богов о нашей победе! Поняла?
– А-а-а, да, Илюша, хорошо. – Айвазов улыбнулся, показывая Борзому, что ему удалось успокоить бурю на Родине. Уж Света с её силой слова точно сможет вразумить колдунов! – Передаю тебе Тима. Только долго не трепитесь, у нас тут преследование!
– Да, Светик, всё под контролем, – принялся тут заливать и Борзой. – Пара дней и...
– Ой, ну вы меня обнадёжили! Ладно, целую, мои храбрые герои, жду домой! А с Вием я поговорю, – пообещала Света. Илья, слыша это, откинулся на ватник и облегчённо вздохнул. Тим нежно попрощался с невестой и вернулся к доштопыванию однобожника.
– Ну и жопа, – простонал после раздумий Айвазов, закрыв лицо ладонями.
– Ни прибавить, ни убавить. – Борзой отрезал кончик нитки и оценил результат: – Вроде ровно.
– Отлично, – поддержал его старший. – Вопрос в том, дальше что.
– Останемся тут, пока ты не поправишься, – как само собой разумеющееся предложил Тим.
– Ну нет, не годится. – Илья сделался строгим. – Они близко и понесли потери в битве. Их бы тут и накрыть! Как правило, подии создают не слишком дальние порталы. Они изрядно выматывают. Я мало знаю таких, кто может прыгать действительно далеко. В большинстве своем – в пределах владений одной-двух ведьм.
– Вот так, – омрачился Тим. – В пределах владений одной-двух ведьм, а также в посмертье.
– Эй, вы, трое! Где Каброн? – властно обратился Илья к духам.
– Близко.
– За перевалом.
– За соседним перевалом их деревня, – поделились духи.
– Или за другим соседним, – прибавил первый. – Каброн близко.
Илья широкой, прохладной ладонью взял Тима за запястье, и сердце Борзого застучало чаще.
– Вот видишь. Преследуй.
– А ты? – Младший чернобог распахнул на старшего синие глаза. – Ты как же, родимый?
– Я для тебя обуза. Отлежусь здесь.
– Я тебя в таком состоянии не оставлю! – было запротестовал Тим, но Илья сжал его руку сильнее.
– От меня не убудет. Я дикий зверь, отосплюсь, оклемаюсь. А вот времени у нас нет. Лети, Тимур. Найди их.
– Илюша! – умоляюще воскликнул Тим, совершенно не представляя, как он бросит Айвазова больного одного в горах. – Ерёма! Останься с ни...
– Забери духов с собой, – и тут возразил старший. – Они тебе пригодятся больше, чем мне. Они натасканные, а обо мне могут похлопотать любые, кому я прикажу. – И на нескрываемую тревогу в глазах Тима он ответил: – Я выживу, не волнуйся. Как-то же вырос, а ты знаешь мою историю. И прости, что задержал.
– О чём ты, друже! – воскликнул Тим, бережно обнимая Илью. – Это ты меня прости.
– Прощу, – тот потрепал однобожника по макушке, – если найдёшь их и покрошишь за нас двоих.
Тиму было тяжко и совестно прощаться с Ильёй, но его правота сомнений не вызывала. Айвазов улыбался, хоть и выглядел измождённым, и Тим уверился, что старший однобог крепче, чем кажется. Сборы были недолгими. Борзой оставил медикаменты, кислород, всю еду и всё тёплое Илье, чтобы тот не бедствовал, пока длится преследование. Оседлал Цеффири и в манере Ильи приказал призрачным проводникам отыскать лагартос. Неожиданностью стала начавшаяся в горах метель. Борзой надел шлем, который часто применял как защиту от ветра, и обернулся назад. В пещере Ильи мирно потрескивал костёр, а старший чернобог лежал в спальнике и провожал его тёплым, напутственным взглядом.
– Я разберусь с ними и вернусь, – твёрдо обещал ему Тим, хотя сам был ой как не уверен в успехе.
– Разберись и возвращайся, – последовал благословляющий отклик.
====== 69. В одиночку и не только ======
«Я видел сон, он был реален. Услышал птицы крик, он душу рвал. Твой облик ясен, но печален. Вслед за собою в неизвестность звал...»{?}[песня «Романс о слезе» группы «Эпидемия».]
Илья с усилием приоткрыл веки и увидел ровно то же, что и час назад, когда провалился в прошлое беспамятство. Чернеющий свод пещеры над собой. Костёр больше не потрескивал, он давно потух, а призвать келе для того, чтобы согрели, у Айвазова недоставало сил. Последнее его упорство перед натиском невзгод сломилось от удара Тимкиной Подписи и кровопотери. Накатывающие вновь и вновь приступы абстиненции мешались с нехваткой кислорода, голодом и жаждой, с болью в ранах, новой и старых. Воду из походного гермомешка Тимура он выпил – уже и не помнил, когда, а новой добыть не смог. Снеки, консервы, сублиматы – всё съестное хранили сумки в паре шагов от него. Но Айвазов будто прирос к остывшему спальнику, лишённый сил не то, что добраться до кислородной маски или еды – поднять голову. Борзой отправился в темень биться, в одиночку, с хитроумными врагами, оставив Илью сражаться с собственными слабостями. Внутренний карман снятого с Ильи скафа – на расстоянии вытянутой руки от его постели по-прежнему хранил спасение – непочатую с отлёта к вулкану флягу коньяка. Дотянись, открой, избавься от мук... Но Илья не мог дать слабину. Обещал Борзому справиться, сам, своими силами, и не мог нарушить данное слово. Такой близкий и желанный коньяк был недоступен.
С Ильёй остались только боль да бесконечные тяжкие раздумья. И ещё – воспоминания.
Будучи мальчишкой в детдоме, Илья часто прятал психику от окружающей жестокости в воспоминаниях. Пытались ли его избить или опустить старшие, унижали ли воспитатели, отбирали игрушки или недодавали порцию еды – Илья погружался в воспоминания и там находил спасение. Тёплые меха родного чума, вкус горячей мясной похлёбки, топот оленей и перестук рогов. В крохотных ручках Ыляку аркан, он умеет обращаться с ним чуть ли не с пелёнок. Мягкие и удобные унты ведут его по склону сопки, а там вдалеке мама собирает сладкую морошку. Она всегда приходила к нему доброй и приветливой. Расчесывала костяным гребнем потоки чёрных волос, обтекающие круглое, скуластое лицо, похожее на румяную сдобу, улыбалась, звала к себе, целовала – носом об нос, как теперь уже не делают и эрси.
– Ыляку, – приговаривала, поправляя на сыне малицу, – мой красивый и сильный Ыляку.
«Ыляку, посмотри что ты сделал!»
– Я не хотел... – ветерком прошелестел Илья, прикрывая глаза и тщетно пытаясь вернуть образу мамы доброту и участие.
«Из-за тебя они погибнут! Ты подвёл Борзого! Ты умрёшь здесь от желания выпить! Видел бы твой отец, сгнил бы от стыда!» – теперь дух Ачи не нёс спасения, он вещал мучительную правду.
«Я понимал, что недостоин, когда связала наши души нить. Я не герой, не славный воин, но что мне сможет запретить любить?»
– Саша... – От гневной матери Илья потянулся сознанием к жене, к её целительной любви и согревающей груди. – Саша моя.
Жена явилась в образах всё такой же, как недавно показывала Ачи: сидящей у стола и обратившей взор в стену. Она механично гладила объёмистый живот и повторяла:
– Я трастила тебе, дичи. Я поверила в хэппи энд.
– Всё будет хорошо, Саша. – Илья вновь и вновь пытался подняться хоть на локти, но вместо этого неизменно терял сознание. И тогда нападал повторяющийся, похожий на делерий, кошмар.
Он видел отвёрнутого к обшарпанной стене рослого человека в медвежьей шубе, и узнавал его без труда. Человек макал палец левой руки в собственную кровь – кажется, он брал её из-под шубы, и пытался выводить на штукатурке буквы.
– Никак не вспомню имя, – жаловался он потерянным, слишком высоким для своей комплекции голосом. – Моё имя. Скажи его, чтоб я вспомнил. Ты должен знать. Они все врут мне, но ты не станешь, о, я знаю, ты не станешь.
Илья не понимал отчего, но имя, которое он знал, озвучить было страшно. Всё внутри кричало: даже если тебе будут отрезать ноги, во имя спасения всех – не говори ему это проклятое имя! Он не должен стать собой!
– Митя? Мотя? Микита? Как меня звали, как?
Илья видел, что первая буква уже начертана – три ломаных угла корявым красным по серому – и впадал в ужас. Стонал и пытался вырваться из бреда. А человек в шубе, так и не повернувшись к Айвазову, вдруг расстроенно говорил:
– Перманентный вакуум. – И рассыпался перед ним стёклами разбитой бутылки. Илья отступал, так как осколки превращались в живую кровь у его ног. Она стекалась к нему, словно бы в старом фильме, а потом собиралась в другую фигуру. Поначалу красная и лишенная кожи эта масса живой крови вырастала перед Ильёй понурым кудрявым мальчишкой. Савва одаривал Айвазова зверьим взглядом и желчно плевал ему:
– Пап, ты серьёзно думаешь, что я нихера не помню?
– Уходи... Уйди, сгинь! – Илья приходил в себя и, заливаясь обильным потом, видел всё тот же потолок, исходился всё тем же желанием выпить. Мучительно стонал, щупал опустошенный походный мешок из-под воды и вспоминал о фляге.
«Сколько градусов в коньяке? – плавились мысли. – Сорок? Значит во фляге двести миллилитров спирта и триста – воды. Это больше стакана». – Айвазов сглотнул, подумав, что стакан воды сделал бы его жизнь легче. А стакан спирта – и подавно.
Ну нет. Нет.
Илья тронул повязку на животе. Она была сырой и липкой. Мобильник сто лет, как сел, а зарядный блок... Да, лежал там же, где провизия.
«Я справлялся мальчиком в одиночку в лесу. Я тоже спал голодный и без крова, пока не находил дичь. В любом случае я не умру. Чернобоги не умирают от жажды и заражения крови, – утешался Айвазов. – Или умирают? Я ведь тоже мало знаю о себе. Не было практики взаимодействий. Интересно, как там Тимка? Интересно, день сейчас или ночь?»
«А ты зовёшь мой дух покорный, как манит ночью корабли маяк. Я на скале в объятьях шторма, и я погибну, сделав этот шаг».
Илья слабо представлял, сколько уже лежит здесь один. Казалось, целую вечность, как его снежная принцесса...
«Я не дам слезе пролиться, за неё отплатят мне»...
– Прости меня, Лика. Прости, Влада. – Из уголков узких глаз засочились слёзы безнадёжности, обложенные сухой коростой губы задрожали. – Простите, дочки. Прости меня, Саша, Инна. Ярэ...
«Ярэ».
Илья перебирал в памяти родные имена, людей, которые не могли его слышать, но грели сердце, и мысли о Ярославе как-то задержались в его бедном мозгу. Он обкатал их так и эдак и вдруг подумал, что это может сработать. А если нет – так хоть попрощаться по-человечески. Мобильник сел, но на нём всегда остается немного заряда. Илья надавил пальцем на кнопку включения, экран осветил темноту. Илья использовал остатки сил и батареи на то, чтобы послать Каргиной в «Юничат» точку на карте. Номер набирать не пришлось. Ярослава отзвонилась сама.
– Айвазов! Это ты натравил Свэтку на Вия и сдэлал так, что мужыки успокоились?
– Ярэ, – проскрипел в ответ Илья замогильным голосом. – Никому... Я ранен. Помоги.
– Айна тэбя! Ты гдэ? – переполошилась старая ворона.
– Тут...
Мобильник, кажется, отрубился одновременно с сознанием Айвазова, и беспамятство на сей раз было глухим, как дно нижнего мира. В чувство же Илью привело хриплое карканье и настойчивые щипки за ухо.
– Кар! Ка-ар!
Прежде, чем открыть глаза, Илья заулыбался.
«Нашла».
Скальная галка топталась у него на груди и участливо, искоса заглядывала в лицо. На спальнике Илья приметил парочку зерновых снеков, а под рукой – зарядный блок. Соединил его с мобильным.
– Спасибо, тётка.
Галка резко закаркала, захлопала зеленоватыми крыльями и, зажав в клюве походный мешок, попыталась унести его прочь. Но массы маленькой птицы не хватило, чтобы отправиться на поиски воды. Илья наблюдал ещё пару тщетных попыток принести ему питья, а потом сказал:
– Забей. Нет, так нет.
Галка зло каркнула, подскочила к нему бочком и ущипнула за нос. Отряхнулась, словно сбрасывая чары, и взлетела на уступ у свода пещеры. Следом позвонила Ярослава.
– В этих айновых горах нормальную большую ворону не найти! Мэлочь всякая путаэтся. Ты совсэм плохой, Ыляку. Я бы вызвала эвакуацию с вэртолётом.
– Не надо, – попросил её Илья. – И Сашу не пугай. Я выберусь. Борзой... Почти настиг их. Не мешай ему. Я обещал его дождаться.
– Упрямый, как твой отэц! И Инка такая жэ... Что с вами дэлать?
– Ты... Приняла её имя? – обрадовался Илья.
– Тожэ обэщала! Эсли пэрэстанэт истэрить.
– Карасучки, – устало выдохнул Айвазов. – Пришли к консенсусу.
– Иди ты знаэшь куда? Туда, гдэ ужэ одной ногой. Айвазов. – Ярэ примолкла и, по-видимому, что-то мутила на той стороне планеты. Потом раздалась пламенная брань на шорском, из которой Илья разобрал только: – Айна возьмы, Эрлик нэ пощады!
– Что? – Илье не понравилось её выступление. Оно явно было не к добру.
– Да ничэго. Спи, – загадочно ответила карасукская ведьма. – Помощь, так и быть, я тэбэ привэду.
Как подтверждение её слов, галка на скале каркнула и слетела к нему на одеяло. Принялась стаскивать с пальца обручальное кольцо, Илья нашёл в себе силы возмутиться:
– Эй, старая, клептоманишь?
Галка удостоила его коротким сердитым карканьем, завладела кольцом и, зажав его в клюве, смылась. Хлопанье её резвых крыльев скоро стихло за стенами пещеры. Илья, не получивший от Ярославы почти ничего, кроме бесценной моральной поддержки, забылся неподъёмным, но куда более спокойным сном. Он верил Карге. И она его не подвела.
Всё началось с разговора. Илья поначалу не распознавал, о чём велась речь, и кого послала ему судьба в лице матёрой ведьмы. Свинцовое оцепенение побороть не удавалось, но в пещере стало заметно теплее. Голоса журчали вокруг Ильи, он даже чувствовал, что его ворочают – то раздевают, то одевают, причиняя страдания. Один раз больно уронили головой о камни, но Илья стерпел, ведь потом его устроили очень даже удобно. Чуть погодя ноздри уловили запах свежей костровой еды. Ещё немного, и жидкая пища полилась ложка за ложкой ему в рот – крепкий мясной бульон, почти как в детстве, он глотал, не раздумывая. Ведь чернобога отравить нельзя, а если кормят, значит – не враги. Обидно было за вэйвет, но этот сумасшедший год сделал Илью доверчивее к людям.
«Если кормят и греют больного – хорошие люди, не грех и породниться, – заторможенно думал он, попивая суп. – Верны первому признаку цивилизации».
От горячего в голове ненадолго стало светлее. Даже получилось разобрать несколько слов из беседы пришлых:
– Не думаю, что это поможет, э.
– Я тебе отвечаю! Завтра станет огурцом. Смарагдина вспомни. Он тоже если с утра не накидывался, ползал полутрупом. Пап, эй, пап! – Илью бесцеремонно схватили за больное плечо. – На, бухни, ни в чём себе не отказывай.
Привычный живительный вкус хлынул в глотку, Илья распахнул глаза и чуть не прослезился от благодарности. Перед ним туманно маячила жена – придерживала затылок и поила божественным снадобьем. Илья послушно глотал его, пока давали, а потом Саша сказала:
– Пожалуй, хорош, а то нае##нится и сдохнет.
– Чернобоги не дохнут, э, – ответили из угла.
– А ты прям проверял? – фыркнула любимая. – Если такой умный, нашёл бы сразу укрытие и вообще – не давал лося от тех придурков!
– Они были мёртвые придурки!
Илья ничего не понимал, кроме того, что ему становится лучше и лучше. Он всмотрелся в милое лицо жены и шепнул:
– Сашка моя, откуда ты тут?
Та пробуравила его настолько убийственным взглядом, что обидно стало.
– Ворона накаркала, мать мою. Вырубись уже, пап.
Это всё было странно, но у Ильи от сытости и облегчения страданий начали неодолимо слипаться глаза. И он опять упал в омут сна, но на сей раз это был сон, дарующий здоровье.
====== 70. Вахтанг ======
Илью разбудил запах горячей пшеничной каши и звуки песни, исполняемой подозрительно знакомым хрипловатым голосом. Айвазов выпутался из своего вонючего спальника и сел, потом лишь сообразив, что чувствует себя, можно сказать, сносно. Живот саднуло болью, но то были цветочки в сравнении с недавними пытками. Повязка на ране выглядела чистой и сухой, и была сделана по-другому, рядом с постелью валялась пустая коньячная фляжка. По ней и резкому улучшению своего состояния Илья догадался, что бой с алкоголизмом он благополучно просрал. Только вот кто ему помог с этим?
– Я не смог бы жить где-то ещё и любить кого-то так, как тебя. Я не смог бы жить где-то ещё, – самозабвенно горланил некто чуть дальше изголовья. – Я не смог бы жить с кем-то ещё и любить кого-то так, как тебя, я не смог бы любить кого-то ещё, так как тебя…{?}[песня группы «Крематорий» – «Амстердам».]
– Ваха?..
Обнаружить тут одного из близнецов было сродни галлюцинации. Илья меньше бы удивился «чёрному альпинисту», Куль-Отыр дери!
– О, привет, дядя Илья! Ты как? – Вахтанг сидел у костра и помахал Айвазову поварёшкой.
Илья протёр глаза, чтобы убедиться, что это не «белая горячка». Вахтанг никуда не делся. Сунул поварёшку в котелок и подобрался к нему.
– Эй, нагреется, обожжешься! – предупредил Айвазов.
– Она деревянная...
– Тем паче, сгорит!
– А... – Ваха вернулся к костру и вытащил ложку. – Простите.... Прости. Я первый раз на костре готовлю, э, экспериментирую.
Илья понимающе кивнул и потом жёстким тоном спросил:
– Ты что здесь делаешь?
Ваха растерялся, оглянулся, точно искал за спиной близнеца, и осознав, что ответить придётся самому, пробубнил невпопад:
– С ва... с тобой сижу. Обед готовлю.
– Это я вижу, – отрезал Илья и подтянулся к скале, чтобы опереться на неё спиной и сесть повыше. – Как ты здесь оказался? И уж если на то пошло – где твой брат? Вы же вместе припёрлись?
Ваха сжался в виноватый комок, и даже в неярком свете костерка стало видно, как покраснели его уши.
– Ну мы заблудились, а потом началась метель, и нам пришлось прятаться. А потом нас нашла ворона с твоим кольцом в клюве и привела сюда.
Илья бросил взгляд на руку. Кольцо и впрямь было на месте, поблёскивало с пальца, напоминая о нерушимой связи с Сашей.
– А до этого что вы делали? – Айвазов включил педагога и даже менторским жестом сцепил пальцы на одеяле.
– Нас напугали зомби. Ну, когда вы дрались. И мы улетели... Вернее, на нас напал один, я схватил Савву и умотал, и дальше мы очутились чёрти где. Ох он и ругался!
Цепь событий начала понемногу восстанавливаться. Вытягивать из Вахтанга информацию было нелегко, но он поддавался.
– Хорошо. А перед нападением зомби, Ваха, чем вы занимались?
– Да на празднике же...
– Постой. Я имею в виду, как так случилось, что вы должны были проходить обучение в спецшколе в Арвинике, а прохлаждаетесь в горах Мохики?
Воцарилось гробовое молчание. Вахтанг свесил голову и принялся крутить край рубашки. Илья ждал, строго глядя на парня, а тот косился на него и вздыхал. Потом природная тактичность взяла верх, и Ваха выдавил:
– Мы сбежали.
– Отлично, – прокомментировал Илья, и Ваха с надеждой поднял на него глаза, поверив, что их с Саввой побег в самом деле похвалили. Увидел по-прежнему сердитого отчима и опять понурился.
– И когда же?
– Ну с вами вместе, э. Из Балясны мутабором. Прицепились на духов, ну и...
– А в школу тогда кто отправился?
– Двойники. Мы их часто делаем, ну, чтобы... Это, всякое, – то и дело сбивался Ваха и благоразумно обводил темы их с братом проделок. Илья повёл бровями:
– Ловко.
Ему стоило бы поблагодарить Ваху за заботу и еду, но он решил: это потом. Сперва допрос.
– Так где Савва?
– Оставил меня с тобой и улетел искать Борзого, – почти прошептал Вахтанг. – За помощью, наверное. Сказал: останься с отцом, ну, тобой, то есть, и помоги ему. Ты был совсем синий и еле дышал. Я тоже позавчера как давай блевать, все окрестные горы заблевал. Горная болезнь, Савва сказал пройдёт. Он быстрее оклемался, э. И улетел.
– Ясно.
Илья выслушал его и умолк, размышляя. Ваха напряженно замер, вглядываясь в прищуренные глаза отчима, и, не выдержав, осторожно спросил:
– Вы нас домой отправите?
Илья не знал, что ответить. Сашке до полного счастья не хватало переживаний за этих двух. Хорошо, что они хотя бы нашлись! Один нашёлся.
– Было б кого отправлять! Позвони брату, спроси, где он.
– А я не могу, – помялся Ваха. – Он трубу не берёт. Я пытался.
Илья про себя выругался и написал Тимуру в «Юничат». Борзой последний раз выходил в сеть два дня назад, то есть, четвёртого ноября, и Илья изумился, сообразив, что уже шестое. Если Тимур до сих пор не вернулся за ним, это означало одно – он всё гоняется за лагартос. Но почему так долго? И не случилось ли чего с самим Борзым? Илья вымученно закряхтел и растёр лицо руками. Да, ему полегчало, но всеобщая жопа стала только глубже. Нужно было найти Борзого, а теперь ещё и Савву, улетевшего искать Борзого.
«А Борзого ли?» – с чего-то подумалось Айвазову.
– Дядя Илья, – деликатно позвал его Вахтанг. – Кашки хотите, э? Я сублиматы размочил, на мясо очень похоже получилось. И крупа вроде мягкая. – Он покопал поварёшкой стряпню. – Вам поправляться надо.
– Ты сам голодный? – побеспокоился о нём Айвазов. Ваха закивал, виноватый, осунувшийся, похудевший. Это ж как надо любить брата, чтобы безропотно следовать за ним хоть на другой край мира, к чёрту на кулички! Илье стало жалко парня, и он сказал:
– Ладно. Давай поедим. И спасибо, Ваха, что помог.
– Да это всё Савва. – Он смущённо заулыбался. – Он тебя нашёл и велел костёр развести, и перевязал, и с ложки кормил. Я тебя боялся больше и без Саввы не тронул бы – вдруг бы ты меня убил?
– Убил?
– Ну ты ж чернобог, э, – пуще прежнего смутился Вахтанг. – Неизвестно, как себя умирающие чернобоги ведут, выпускают силу или уходят с ней. Я думал, ты умираешь, и испугался к тебе подойти, а Савва нет.
– Что ж, – потрясённый его признанием, пробормотал Илья. – Спасибо и Савве, где бы он ни находился.
По правде говоря, лучше Савве было найти Борзого, потому что высматривать по горам замерзающего подростка вышло бы труднее, чем оленью вошь в густом меху. Даже если привлечь к делу келе. Самоуверенность Яхонтова поражала. Илья напряг духов, и тем пришлось отвести чернобогов к лагартос. Но Савва на что думал ориентироваться в поисках? Или он тоже умел управляться с келе?
«Вряд ли. Детям до шестнадцати с духами обращаться нельзя. Савва это вряд ли умеет. Тогда как?»
С аппетитом уплетая приготовленный Вахтангом обед, Илья размышлял о дальнейших действиях. Да, он чувствовал себя неважно. Но оставаться в пещере в полнейшем неведении где родные, и всё ли с ними в порядке, он не мог. Значит, нужно было собираться в путь, призвать новых келе из числа убитых лагартос и, правильно, найти Борзого. А там и до Саввы рукой подать, Илья не сомневался.
====== 71. Каброн ======
«Финики это натуральнейший суперфуд. – Савва выдохнул в стылый воздух гор облачко пара и сунул за щеку сахарный плод. Пальцы практически не гнулись и были красными, как ошпаренные. – Пустынные народы могли перейти сушь из края в край, точа одни финики, и обожествляли пальму. Называли её древом жизни, древом возрождения. Феникс – птица, восстающая из праха – вот откуда пошло слово финик! Дед не зря использовал ту косточку, понимал толк в сильных чарах».
Косточка, обёрнутая лоскутком золотого скафа, если не грела, то воодушевляла Савву. Он смеялся над собой, ведь историю давшей плод пальмы он знал задолго до сегодняшнего дня. Их с группой водили в ботсад и показывали в оранжерее тропических растений уникальный живой экспонат. Чёрную пальму, пальму-меланиста. Экскурсовод упоённо рассказывала, косясь на Савву, что этот саженец оранжерее подарил Малюта Яхонтов взамен старой спиленной пальмы. Старой! Савва хмыкнул. Срок жизни пальм и их плодоношения – двести лет. Могла бы ещё цвести и пахнуть. Но не ломать же потолок у оранжереи ради даже такого редкого экземпляра – проще спилить священное растение, куда деваться. А теперь рядом с пнём тянется ввысь и набирает силу второй такой же необычный, гордый, единственный в своём роде, и тоже метит пробить потолок спустя десятка два лет. И тоже будет спилен ради сохранности крыши. Савва прыснул злым смехом.
«Ты часть своего рода, и никуда от этого не деться, – прозвучало гулким голосом в голове, пока Яхонтов летел сквозь завесу ледяной пыли. – В тебе повторяются твои предки и история их жизни».
– Хрен тебе, – прошипел Савва, которому негодование придало сил. – Я пробью ублюдский потолок.
Связь не пахала, но теневой «Юничат» выдал сообщение от Рамона:
R@monC@bron: хола, начальник! Как наша сделка? Сегодня готовим скачок. Товар прибудет ко времени?
Red_Sabbath: всё по плану, амиго, товар в пути. Куда гнать?
Ответом стала точка на карте – не более двух километров от Саввы.
Red_Sabbath: замётано. Деньги кинешь на счёт.
R@monC@bron: сперва осмотрим и обработаем товар. Ты сопровождаешь его?
Red_Sabbath: нет. Он будет один.
R@monC@bron: твоё право, начальник. Жаль, я бы хотел на тебя взглянуть.
Red_Sabbath: ещё насмотришься. Hasta La Muerte.
«Ещё насмотришься, труповод».
Как некстати Савву объяла дрожь, не страх, возбуждение, предвкушение, кураж. Он готовился провернуть сделку поколений и мысленно представил, что весь род Яхонтовых замер, глядя на него оттуда, где он сам скоро окажется. Иначе, как призвать Чернобога, имей ты хоть мешок косточек при себе! Савва не знал, а научить было некому. Пришлось импровизировать.
«Не идёт гора к пророку, значит, нужно пророку идти к горе».
Савва долетел до нужного места и спустился на плоские камни скального уступа. Ветра дули немилосердно, греть руки дыханием не помогало, одна радость: финики не закончились. Ими близнецы затарились в Теночтитлане прилично. Савва легко оставил другую еду Вахе и Илье – им нужнее. Снова злорадство: им-то уж она точно пригодится!
