Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
====== 40. Договорились? ======
Рассвет застал Илью чёрти где на чердаках. Даже странно, что в таком большом городе остались места для того, чтобы спрятаться, нажраться и проспаться. Будильник сработал чётко, и Айвазов вернулся в бренный мир таким же точно, каким вчера покинул его после двух бутылок краденной граппы. Удобство существования чернобогом заключалось в отсутствии похмелья и здравости рассудка, в какие бы сопли накануне не уехал. И Илья начал день как обычно, ни раньше, ни позже. Нашёл проржавевшую пожарную лестницу – ещё одну сохранившуюся диковинку Балясны – и отправился по розовому со сна городу обратно в Петрово. Домом особняк Яхонтовых и прилегающие территории называть расхотелось. Илья был подавлен и разбит заново пережитым горем, и всё не мог свыкнуться с мыслью, что Севу хладнокровно убил подросток. Зато он утвердился в своём решении забрать Бусинку. Доброта Саввы в отношении сестры виделась Илье напускной, эдакой хорошо отработанной игрой для достижения неведомых целей. Да и брат для него был ресурсом, не более. Покладистый раб для исполнения прихотей.
До самолёта оставалось пять часов, и Илье нужно было привести себя в порядок. Он не знал, как его встретят после погрома в жилище Яхонтовых, но радовался, что это скоро кончится. Да, парням лучше в спецшколе, а Савве – в одиночной камере. Непрязнь жены к сыну стала яснее ясного, и теперь Илья полностью её поддерживал. Он добрался до особняка и потащил себя мыться. Дом, казалось, мирно спал, лишь хлопотливые духи-горничные сновали по залам, прихорашивая яхонтовское добро. К Илье почтительно, как к хозяину имения, обратились, предлагая помощь. Он отнекался, вознамерившись поскорее и насколько возможно тише убраться отсюда с дочерью. Но ему не суждено было это сделать. Только Илья дочистил зубы, как за спиной раздались тихие шаги, и в зеркале возник Савва. Илья отличил его сразу – по синему следу пальцев на шее. Айвазов молча спрятал щётку в карман и изъял из общего стакана смешную Владкину. Савва искоса глянул на это и усмехнулся – той же циничной усмешкой, что и всегда, и спросил:
– Где тебя носило?
Илья не собирался с ним разговаривать. Илья собирал вещи. Сунул под мышку полотенца, снял с полки крем для бритья и детский шампунь. Савва внимательно наблюдал за его действиями, потом, не дождавшись ответа, выдохнул:
– Ясно. Мы играем в обиженку.
Айвазов плотнее сжал губы и попытался потеснить Савву из ванной комнаты, но тот не дал прохода. Требовательно надавил рукой на грудь Ильи, запер дверь и включил воду. Присел на край джакузи и заявил:
– Можешь игнорировать меня, сколько хочешь, но послушай, что я скажу тебе. Ты пытался меня убить. И этого ты отрицать не станешь. Я сболтнул тебе то, что не следовало бы. Предлагаю оставить эту правду между нами. Это наиболее разумный вариант.
Илья посмотрел на него тяжёлым взглядом, ясно говоря, что наполнить ванну и оставить Савву остывать в ней – наиболее желанное для него действие. Савва встретил эту волну ненависти достойно и, Илья бы сказал, что в его глазах читалось понимание. Но что такое выражение понимания для Яхонтова, и за сколько секунд он способен его состроить?
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я вчера объяснился, и по второму разу нет желания. Но так и быть. Я хорошо относился к старику. Я уважал его. Но я не знал, что ты выдал ему портативную смерть. Я не провёл параллель. Старики сентиментальны, и оставлять их с ядом в кармане – ответственный и гуманный шаг, я согласен. Конечно, в его самоубийстве проще обвинить меня, а не признать, что сам облажался по полной!
Илья в возмущении рванул на выход, но Савва схватился за дверную ручку.
– Я прав, и ты знаешь, что я прав. А доказательство – вчера ты сбежал от «чудовища», как ты меня назвал, и оставил с «чудовищем» свою маленькую дочь. Что, пап? Круто я тебя прижал? Она плакала и жалась ко мне, а я пытался подобрать слова, чтобы объяснить ей, что случилось с её любимыми бутылочками, и почему папуля сошёл с ума!
У Ильи от вразумления вспыхнули щёки, и он не мог не признать правоту слов говнюка. Он и вправду вчера опять утонул в собственных переживаниях и забыл про Владу. Как на Качурке, когда Ярослава призналась ему в родстве. Безалаберный и безответственный дурак...
– Почему ты с ней возишься? – хрипло осведомился он у Саввы. – Не от большой же любви, я так понимаю?
– Как ты догадлив. – Савва налепил на рожу гаденькую улыбочку. – Нам с сестрёнкой делить город. Я будущий Вий Балясны, она колпаковская ведьма. Мне ни к чему проклятья. Лучше дружить.
– Вот оно что, – зло рассмеялся и Илья.
– И нам с тобой лучше дружить, пап. Никому необязательно знать, что произошло за запертыми дверями. Ни матери, ни Борзому. Можно считать, что мы договорились?
Он протянул Илье руку жестом кричащей наглости. Айвазов, разумеется, не стал её жать.
– Далеко пойдёшь, парень.
– Славно. Мы с Вахой проводим вас в аэропорт. И не брыкайся, пап, Бусинке будет приятно. – С этими словами он отпустил Илью из ванной, но тот ощутил себя на цепком поводке. Им вновь начали манипулировать.
В зале вылета состоялось трогательное прощание. Бусинка крепко обнимала близнецов, Вахтанг с осторожностью пожал Илье ладонь. Видно было, что он то ли боится Айвазова, то ли стыдится за брата. Но явно не знал всего. Илье было почти интересно, что наплёл ему Савва про их ссору.
– Я буду скучать, братики. – Владка заплакала, и Савва принялся утирать ей сопли салфеткой.
– Ты вспоминай нас почаще, то, как нам было весело вместе, и тебе станет легче, маленькая. И звони мне. Что бы ни случилось, звони. Да?
– Да... – Она стиснула его куртку. Савва взял её за щёки, заставив посмотреть себе в глаза, стёр большими пальцами слёзки и проговорил внушительно:
– Мы родные, сестрёнка, помни. Мы – одна кровь. – Потом поднялся и опять попытался предложить Илье рукопожатие. Вместо ответа тот приобнял дочь, подхватил сумки и мигнул Вахтангу.
– Пока, Ваха.
– Пока дядя Илья, доброго пути!
– Пока пап, – засунул руки в карманы Савва.
Они пошли на посадку. Владка то и дело оборачивалась и махала рукой двум рослым фигурам, стоявшим в зале. Потом Бабогуровых скрыл траволатор и увёз в зал ожидания. Самолёт задерживали. Голографическое табло напротив мигало рейсами, мимо сновали пассажиры, Влада играла в телефон Ильи, а тот сидел, плотно сцепив пальцы, и думал, думал. Львиной толикой погани Савва напоминал ему сирот старших групп в Переярске. Тех осатаневших отказников, которые отчаялись ждать, что их заберут по домам, обросли ненавистью ко всему миру и превратились в жестоких диких зверят. И частично – самого себя, когда Илья подрос и свыкся с мыслью, что никому в жизни не нужен. Даже Севе, променявшему его на Валеру. А потом – что никто не нужен Илье, и он со своей силой и неуязвимостью может творить, что хочет. Неуязвимость даёт безнаказанность, а безнаказанность срывает крышу. Скольких же литров сгущеной крови Севе стоило обуздать Илью и превратить обратно в человека! Айвазов уронил лицо в ладони, со стыдом вспоминая их с Тироновым перепалки.
– Иська! Это что за пакость! – Розовый от негодования Сева только что выудил охапку грязных трусов с носками из-под шкафа. – Ты почему не складываешь это в корзину?
Илья сердито смотрел на вонючую кучу и после заявлял с негодованием:
– Это не моё!
– А чьё, ёшкин кот?!
– Почём мне знать? У меня таких трусов не было!
Сева озадаченно рассматривал бельё в кулаке и багровел ещё больше.
– Что ж ты врёшь-то! Я сам тебе покупал на прошлой неделе!
Илья, прижатый к стенке обвинением в лоб, округлял глаза и заявлял:
– Да они чистые!
– Какие, нахрен, чистые! – Тиронов водил носом. – Ты что меня за дурака держишь! Ёш твою медь! И это сын Всеслава! И... Ты когда крайний раз мылся? От тебя несёт! Иська, нельзя быть такой свиньёй!
Перепалки могли длиться часами. Кроме белья Илья прятал от Севы алкоголь. Да, странно звучит: прятать алкоголь от главного наливатора всех шабашей, но Сева терпеть не мог запаха спиртного изо рта Ильи.
– Твою медь, ты опять под мухой?
– Сам ты под мухой! – ударялся в обвинения Илья. – От тебя пахнет, а я виноват! С посокской сборной, скажешь, не квасили вчера?
– Иська, я не квашу, я дегустирую! – попадался в ловушку и начинал оправдываться Сева. – Это другое!
– Другое, ага, как же, – Илья старался сохранить чёткую артикуляцию. – И со Смарагдиным вы тут «другое» неделю назад устраивали!
– Он мой зять, и мы пробовали наливки этого года! Иська, я ж всегда нормальный!
– И я нормальный!
Да что там говорить, и еду Илья тоже прятал. Сжирал из холодильника самое вкусное, а что не мог съесть сразу, тащил под матрас. Сева с регулярностью выуживал оттуда жирную колбасу, сыр, конфетные фантики. Раз, обнаружив оладью в масле, разорался на воспитанника, метнул лепёшку в пол, так, что она отскочила, поймал в полёте, разорвал на клочки и отправил в мусорку.{?}[подростковые выкрутасы Ильи частично взяты из воспоминаний моей хорошей знакомой, воспитывающей детдомовца, но случай про лепёшку и еду – это реальное про нас с мамой (мне очень стыдно).] Это воспоминание неизменно заставляло Айвазова прыснуть смехом, в каком бы поганом настроении он ни пребывал.
«Жесть... – Илья протёр глаза, добыл из уголков крошево и стряхнул на палас. Сложно было Севе, а ему теперь ещё сложнее. Происходящее между ним и близнецами напоминало Айвазову расплату за издевательства над наставником. – А ведь Саша говорила, что хотела назвать наследника в честь Тиронова – Всеволодом. Но он её переубедил. Сказал, что это не родовое имя Яхонтовых. И Саше пришлось подобрать максимально приближенное по звучанию».
Приятный женский голос объявил посадку. Илья глянул на табло, чувствуя себя поганее некуда, и увидел другой рейс – тоже свирьский. Ему вдруг нестерпимо захотелось туда, на соседний край родины. Человек, способный помочь Илье воспрять, знал и Севу в том числе. Причём, по слухам, даже без одежды.
«Поменяю билет. Пусть научит уму-разуму, и заодно поговорим по науке», – принял мгновенное решение Илья, будя Бусинку.
– Папа, мы скоро полетим в Новосвирьск? – встрепенулась дочка.
– Как тебе предложение сперва завернуть в Карасукск? – хитро прищурился Айвазов. Бусинка просияла и шепнула:
– К бабе Ярэ?
– К бабе Ярэ, – подтвердил её догадку Илья.
====== 41. Ведунья Шорской Гории ======
2046 год, июль, Карасукск.
Ярослава Ростиславовна встретила их в крошечном аэропорту, хотя Илья не сообщал ей о прилёте. Сюрприз не удался, и Айвазов очень быстро понял, почему.
– Бабушка Ярэ! – заголосила на весь зал Бусинка и потянула отца за руку навстречу улыбающейся карасукской ведьме. – Ты приехала нас встретить, как и обещала! – Конечно, как можно утаить что-то от старой ведьмы, если есть болтушка-маленькая, которая на счёт раз сливает информацию по мережке!
– Если бы нэ приэхала, твой отэц заставил бы тэбя ночэвать в парке и потом бэгом бэжать до моэго дома! – сдала Илью с потрохами Ярослава.
– А ты и рада это вспоминать! – Илья смущённо пригладил отросшие волосы, глянул исподлобья и ухмыльнулся. – Здравствуйте, вы, наша тётя!
Ярослава закаркала на шутку грубым, низким смехом, как натуральная ворона, и линии её глаз, ещё более узкие и раскосые, чем у Ильи, залучились теплом. Выглядела она, как всегда, отпадно, и любовь к зелёному цвету сохранила на всю жизнь. Лёгкое платье перламутрового, вороньего отлива, струящееся до широких щиколоток, две эбонитовые косицы и салатово-белые кроссовки – академик Каргина плевала на возраст и статус. Пара прошествовавших мимо неё мужиков загляделись на роскошный фасад карасукской ведьмы. Айвазов помолился, чтобы дочка, повзрослев, получила в наследство такую же прекрасную жопу, и тогда пропуск во всякие министерства и департаменты у неё будет автоматический. А также подумал, что впервые видится с Каргиной, как с близкой родственницей, а не наставницей, и сомневался, обниматься с ней или оставить, как было. Но Ярослава Ростиславовна сама разрешила неловкую ситуацию. Подхватила Владку на руки, чмокнула и отобрала у неё рюкзачок. Кивнула Илье:
– Айвазов! Хватай барахло и тащи в машыну!
– Слушаюсь, госпожа Бабогурова, – брякнул тот.
– Ой, заткнись, айна тэбя возьми!
Они ехали в её новеньком серебристом «Ниссане» мимо сельских домишек и голубого здания вокзала, потом по мосту через Карасу. Владка прилипла носом к стеклу, видя, как на отмели городского пляжа одного из островов в тёмной реке купаются детишки. Илья сделал себе пометку сходить с ней освежиться. Он с наслаждением ловил ноздрями терпкий запах большой воды и жара и успокаивался от перестука ракушек-каури на тотеме, вместо подвески качавшемся над лобовым стеклом у Каргиной.
– Эсть у мэня сомнэния, что ты просто так пожаловал, Ыляку! – прозорливо выдала Ярослава в зеркало заднего вида. Илья бросил взгляд на серое пятно прокуренной обивки над головой тётки.
– Везу дочку домой, – уклончиво отвечал Илья, указывая на Бусинку. – Решил навестить. Пообщаться о мумии и... так.
Его вздох вышел уж совсем скорбным, после чего убедить Ярославу, что всё в порядке, точно бы не получилось.
– Хорошо, приму вас, поговорим! На сколько днэй приэхали?
– На пару.
– На пару, значит, на нэдэлю?
– Ярэ, на пару, значит, на два дня, – поддразнил Каргину с её шорским понятием времени Айвазов. – Дома дел невпроворот, и дочке нужно освоиться. Не обессудь.
– Заберёшь тогда Инэссу. Достала, табыргы! Зря я думала, что она с возрастом остэпэнится. Каждый дэнь ругаемса.
Илья послушно кивнул, посмеиваясь в окно. Младшая «карасучка» зависла в институте имени Нехлюдовой с экспедиции и успела порядком поднадоесть матери. Впрочем, когда было иначе? Каргины сосуществовали даже не как кошка с собакой – скорее, как ворона с кабаргой. То есть, взаимопонимания ноль во всём, кроме науки.
– Она отказалас жить со мной и сняла хату в цэнтре, – пожаловалась на дочь Карга. – Сказала, ей и Платону спокойнэе будэт.
– Они с Мишей тоже имя выбрали? – догадался Илья. – Хорошее. Памятовское.
– Хорзы по большэй части наслэдуют ведовской род, – отозвалась Ярослава. – Как и чэрнобоги. Посмотрым, каким он родится.
– Светлым и любимым, что тут думать, – определил Илья.
Просторная квартира академика Каргиной в пятиэтажном пентхаусе вечно напоминала Илье то ли хай-тек аил, то ли космический корабль пришельца неведомой, очень начитанной нации. Сразу по въезде Карга снесла все ненужные переборки между комнатами и устроила себе максимум открытого пространства. Вольнолюбивой вороне и клетка годилась безразмерная. Панорамные окна с видом на любимый город, стеллажи, до потолка набитые книгами и документами, стены, увешанные ритуальными масками разных народов – Ярослава любила их коллекционировать и тащила из каждой поездки. Дипломы, благодарности, фотографии. Из мебели – практически ничего. Гладкие паркетные доски в гостиной, широченный диван с коровьей шкурой на нём – для гостей, в одной стороне кухонный уголок, напротив – электрический камин. Летом он бездельничал, а зимой выдавал тепло и весьма правдоподобное пламя. У приоткрытого длинного окна Илья заметил пепельницу и резной стульчик, сделанный им собственноручно и переданный Ярэ с тёсами.{?}[личные духи шорской шаманки.] Айвазову стало приятно. Он-то думал, что Каргина оценит шутку с «Ясиным Пнём» и уберёт его на полочку. Но видимо, старой ведьме стульчик пришёлся по душе.
– Удобный? – мотнул головой Илья.
– Нэ зря на тэбя годы тратила, – похвалила Ярослава. – Крэпкий! Нэ то, что твоя пэрвая скамэйка!
– А что с пэрвой скамэйкой, бабушка, папа? – Владка подошла и сонно спросила, потирая глаза.
– Ничэго, только твой отэц принёс мнэ рыхлый пэнь с грибами!
– Смешно. – Дочка заторможенно мигнула, и Ярослава сказала Илье:
– Устала с дороги. Уложим её на матрас.
– Ты всё спишь на матрасе? – подколол тётку Илья.
– На новом матрасэ! – важно сказала Карга и вытащила из гардероба своё надувное сокровище. – Ортопэдический. Будэтэ спать вмэсте на нём. А я возму Инэссин топчан. На диван нэ смотры, он для красоты – там никто, к айнам, нэ высыпаэтся!
– Спасибо, Ярэ, – сказал Илья, переодевая Бусинку в белую пижаму с красными клубничками.
– О, какие у тэбя ягодки спэлые, – пристала к Владке Ярэ и покачала головой, нахваливая. – Можно мнэ их поесть?
Бусинка посмотрела на бабушку, как на полоумную, и терпеливо объяснила:
– Нет, а то будут дырки{?}[реальный случай со мной и моей бабулей.].
Илья расхохотался, а Каргина погрозила им пальцем:
– Видно, что твоя доч! От осинки нэ родятся апэльсинки!
Когда Владка засопела, Илья с Каргой устроились у открытого настежь окна. Карасукская ведьма раскурила «Приму» в костяном мундштуке – тоже работы Айвазова – и сожмурилась на беспощадное солнце.
– Старыэ говорят: сын – чэсть отца. А доч – душа отца.{?}[изречение из книги «Сандал и мирра» Алины Мальцевой.]
– Так и есть, Ярэ, – протянул Илья. – А ещё такое слышал: когда у человека рождается сын, он становится отцом. А когда дочка – папулей. Что ж, я стал папулей.
Тут Айвазов не смог не заулыбаться. Ярослава тоже засверкала крупными, ровными зубами, желтоватыми с одной стороны от табака.
– Ты стал куда большэ улыбаться, Ыляку. Смотру – улыбаэшься и улыбаэшься. И видно без мэрэжки, что всё у тэбя хорошо.
– А вот и не всё, – решил начать признание Илья. – Далеко не всё. Я в смятении, Ярэ.
– Что так? – Карга величаво повела бровями.
– Да это Сашкины пацаны. – Илья уставился себе на руки. – Вернее, один из них. Второй прелесть. Они с виду как два одинаковых пирожка, только начинки у них разные. Правый с черникой, левый с говном. Ума не приложу, как быть. Савва не поддаётся и... Он ужасен, Ярэ. Слишком похож на Малюту. Я такого сходства между предком и потомком не видел. Избалованный, жестокий, извращённый негодяй. Да, я говорю так про четырнадцатилетнего парня. Но это правда.
Ярослава отвела взгляд, затянулась долго и со вкусом, выпустила дым к небесам. Явно что-то кумекала.
– Странное дэло. Они будто всэ живут порознь. Тэбэ надо объединить сэмью.
Илья скривил губы.
– Знаешь, я тут, чтобы разлучать, а не объединять, увы. Такова доля чёрного шамана – забирать друзей и близких.
– Нэт. Ты нэ можэшь говорить, что только убиваэшь, – возразила Каргина, смерив Илью внимательным взглядом, по привычке пытаясь прочитать. – Ты привёл в жизнь троих дэтэй. И тэбэ всё по силам. Сильнэй тэбя один Борзой, так жэ?
– Да, верно.
– Вот и примэни свою силу к соэдинэнию сэмьи. Нэ к разрушэнию. Эсли ты задался цэлью, тэбэ придёт на ум, как это сдэлать.
– Хорошо сказано, – буркнул Илья, гладя волосы. – Да только как это устроить? Он сам по себе разрушение. Взорвал твою кружку, Ярэ и... – Илья чуть не проболтался про Севу, но вспомнил уговор, и не стал выдавать Савву.
– И давно было пора, – махнула мундштуком ведьма. – Купыл бы сэбэ новую, раз новую жизнь начал!
– Та была дорога мне, – возразил Айвазов. – Сколько дорог и палаток с нею, попоек и кострищ... Жалко!
Каргина неторопливо поднялась, покряхтела и залезла в другой шкаф. Пошуршала пакетом тихонько, чтобы не разбудить Владу, и кинула Илье новую кружку, точно такую же, как была та, попорченная.
– На. Скрэби.
– Спасибо, – Илья потёр посудину о рукав и прочёл пока целую надпись «От всего археологического сердца». – Я на ручку засечки нанесу, и всё. На удачу.
Карга снова подсела к нему, оглядела, будто бы любуясь, и подоткнула руку под челюсть. Ухмыльнулась загадочно.
– Вэчно ты удивляэшься, почэму солнцэ на западэ нэ восходит. Ты так похож на отца и дэда. Однажды Карим показал мнэ фото своэго сына. – Илья покосился на неё с интересом. – Нэт, это был нэ ты. Владислав. Я сразу сказала – он нэ Бабогуров, хотя и чуяла в нём крошэчную, но сильную каплю нашэй крови. Оказалось, Яхонтов.
– А. Ты про Сашиного брата, – догадался Илья. – Да, сначала отец принял его за своего наследника. Они устроили с... Малютой и тремя колдуньями групповуху по молодости. Мать Владислава случайно залетела и умерла родами. Я знаю эту историю, Саша рассказала мне. Что Малюта отобрал сына у Бабогуровых, и Ростислав по странному совпадению высох от туберкулёза в то же время.
– Нэспроста, полагаю, – омрачилась Карга. – В твоэй дочке много крови и Яхонтовых, и Бабогуровых, но она унаслэдовала Колпаковку. Зэмлю, которую Малюта лишил вэдуньи, и он же подарил ей. То жэ можно сказать про Качурку. Интэрэсная штука жизнь, Ыляку. Это очэнь хорошо, что твоя доч знаэт тэбя, – задумчиво вещала Ярослава. – Что знаэт братьэв. Я отца почти нэ знала. Мы с Каримом тожэ мало общались. Эсли бы большэ, я смогла бы помочь эму в бэде. Хоть тэбя забрать.
Илья насупился и выдал:
– И навела бы беду на себя и Инну.
– Кто знаэт? – вздохнула Ярослава. – Никто нэ знаэт, как могло бы быть, Ыляку. Своэй судьбы мы нэ видим. Сэмэйныэ дэла нэдоступны дажэ шаманкам. Как ты думаэшь, почэму?
– Почему? – Илья, достав ножик, при тётке наносил на подарок свои метки.
– А чтобы жить наравнэ с другими. Эрлик{?}[шорский аналог Чернобога или Куль-Отыра.] всэм даёт равныэ условия. И это справэдливо.
– Твоя правда, мудрая птица, – оторвался Айвазов от процесса.
– Так что, раншэ врэмэни нэ вэшай носа. Ты нэ знаэшь, что вас ждёт, я нэ знаю. Одно скажу тэбэ, что вижу в этом мальчикэ: силы у нэго много, от двух колдунов много, поровну. И колдуны эти борятся мэжду собой, как тэ два волка из притчи{?}[притча индейцев чероки о том, что в каждом человеке идёт борьба двух волков, злого и доброго, а побеждает тот, кого больше кормят.]. Спэси тожэ много, а вот спэсь цэликом наша, Бабогуровская. «Вождь, – говорит мнэ мэрэжка. – Великий вождь, пэрэд которым склонятся народы». И будэт это нэ так уж нэскоро. Поторопись, Ыляку. Издавна вэликих вождэй воспитывали вэликие шаманы. Корми в нём правильного волка. Сэрдцэ подскажэт тэбэ нужные слова и дэйствия, нэ я.
====== 42. Институт имени Нехлюдовой ======
Запихать в брюхо дюжину огромных шорских пельменей, сваренных на молоке, стало непростой задачей. Владка сосредосточенно доковыривала второй, а ведь их ждали ещё ломти кровяной колбасы собственного производства Ярославы Ростиславовны и крепкий кофе. Ладно, кофе Карга сварила только им с Айвазовым, да и притаранил его Илья, но завтрак у бабушки удался на славу. Илья на изумление Каргиной даже попросил рецепты – почему бы не наготовить эдакого сытного дома с девочками? Один раз поел, и на полдня хватит. Всё утро ведьмы, большая и малая, вели молчаливую перестрелку глазками, и Илье было завидно – у него-то мережка не работала, как у бессовестных родных! Но потом Владка сдала бабушку, и Илья понял, что немногое пропустил.
– Папа, а мы решили сегодня поехать к Лике! В новый научный институт! Она там живёт и наши куколки тоже.
– И тётя Инна там сейчас работает, – добавил Илья. Дочка надулась.
– Ну вот, я думала, ты не знаешь! Ты подсматривал, папа? Скажи честно, подсматривал, да?
Илья никогда не бывал в новом Карасукском институте генетики и этнографии, только видел, как он строится, и оказался впечатлён. Семиэтажная махина, окружённая заборами с КПП высилась, как Ломоджунгма, над окружающими низенькими домиками. Белая и величественная, она казалась отрешённой и неприступной твердыней, впрочем, «как вы лодку назовёте, так она и поплывёт». Ольга Георгиевна Нехлюдова, какой её помнил при жизни Илья, производила схожее впечатление. От неё вечно веяло чем-то зимним – вьюгой, ледяными тундровыми просторами, солнцем, переливающимся на гранях сосулек под скатом крыши старого института. Даже на летних практиках когда бывало в душную аудиторию входила Ольга Нехлюдова – становилось заметно свежее. Илья частенько по молодости и долгой памяти тусил с Нехлюдовыми. Биологией он увлекался из чистого любопытства и привозил Ольге добытых в тайге животных, не всегда с целью похвастаться, многих – по её заданию.
– Жалко, что Наташкина мать не дожила до открытия, – поделился он с Ярославой, поднимаясь по парадной лестнице к лифтам. – Ей бы тут понравилось.
– По её проэкту и строился. Это была её мэчта – создать на тэрритории Свири крупный научный цэнтр мирового уровня с новэйшэй лабораториэй, гдэ можно бэз обращэния в столицу или к зарубэжным экспэртам проводить любыэ гэнэтические исслэдования. Ольга нэ успэла увидэть эго в работэ, но послэдние годы она посвятила этому дэтищу. Мы набили эго тэхникой, пригласили лучших спэцов, и многиэ из них – дажди с сэмарглами. – Та многозначительно посмотрела на племянника.
– Думаешь, тут моей Светке местечко найдётся? – догадался Илья и переглянулся с Бусинкой. – Так она после защиты, скорее всего, к отцу уедет, в Люжан. Будет работать в Фонде Всемирного Наследия, обхаживать свой Собор...
– Ты погоди, – веско сказала Карга. – Свирь просто так нэ отпускаэт.
На это оба рассмеялись и прошествовали к лабораториям. Прежде всего им пришлось переодеться в защитные костюмы – режим на объекте был строгий. Множество ценнейших препаратов, к которым теперь принадлежала и мумия Белой Звезды, хранилось практически в стерильных условиях. За второй дверью деловито сновали такие же ряженые учёные, спеша кто куда. Илья чуть не столкнулся лоб в лоб с занятой своими мыслями женщиной в очках и маске, и лишь по изумлённым серым глазам да округлому пузику, обтянутому костюмом, узнал Инну.
– Илюша! – ахнула Генрих и тепло обняла, не выпуская из перчаток бумажку.
– Мне идёт белый цвет? – похвалился Илья прикидом.
– Как я по вам скучала. – Инна потрепала Владку по капюшону и более холодным тоном бросила: – Здравствуй, мама.
– Привэт. Что-то новоэ эсть?
– Да, подтверждение глазокожного альбинизма первого типа, и, – Инна притормозила, испытующе глянула на родных и заявила: – Хорошо, что вы приехали, хотела кое-что обсудить! Это действительно интересно.
Владка тут же активизировалась, принялась трепать рукав и пришёптывать:
– Это про Лику? Про Лику, папа?
Илья улыбнулся карасукским ведьмам и присел перед дочкой, чтобы сообщить ей сюрприз:
– Лика во-он за той дверью. Сейчас мы её увидим. Только тихо! Не пищи! – упредил он, и Владка, не сумев удержать восторга, зажала рот ладошками.
Они пересекли две шлюзовых комнаты, наполненных запахом, отдалённо похожим на ионизацию Ильи в гневе, и вошли в зал хранения объектов. Стены здесь пестрели множеством ячеек с номерами. Инна, попросив подождать, подошла к одной из таких и по памяти набрала код. Ячейка выдала длинную прозрачную капсулу, похожую на хрустальный саркофаг, и сердце Ильи защемило. Аэроподвес плавно подкатил к нему принцессу.
– Лика! – Владка вырвалась и подбежала к капсуле, замерла в нерешительности, глянула на отца.
– Всё правильно, трогать нельзя. – Илья подошёл и взял дочку за руку. Пальцы Бусинки чуть подрагивали, она явно скрывала волнение. Вторая девочка безмятежно спала под своим крепким колпаком, и сон её был вечен, как Земля Калтысь. Илья сам еле сдержался от того, чтобы дотронуться до прозрачной преграды и хоть так поздороваться с принцессой. А ещё он понял, что истосковался по ней за время разлуки. Словно без принцессы его семья оставалась неполной.
– Мы полностью расшифровали геном Белой Звезды, – полушёпотом сказала Инна, рассеяв его мысли. – И знаешь что выяснилось?
– Что? – Илья не отрывал взгляда от молочно-бледного умиротворённого личика перед ним.
– Как показали анализы, генотипы нашей альбиноски и современных свирьцев разных этносов имеют от одного до четырёх процентов общих генов.
– Разных? – насторожился Айвазов. – Скольких из тридцати трёх?
– Рано утверждать, что всех, но... Мы на данный момент разобрали порядка двух десятков генотипов. И все они обладают не такой уж и мизерной общностью с ней. – Инна махнула рукой на капсулу.
– Матэринская раса, – подала голос Ярослава. – Пэрвая мора.
Остальные уставились на неё.
– Мора? Кто такая мора, бабушка? – шепнула Влада.
– Пойдём, найдём другоэ мэсто, я вам расскажу, – предложила Ярослава.
– Давайте заодно сделаем ПЦРки по мамонту, – отозвалась Инна. – Там и светло, и кофе можно попить.
– Тэбэ ж нэльзя кофэ, – одарила её тяжелым взглядом мать.
– И декаф тоже «нэльзя»? – строптиво скривилась Генрих. – Эх ты! А ещё «вэдьма», называешься!
Они оставили принцессу и поднялись на этаж выше к лабораториям. Инна завела их в нужное крыло и разрешила разоблачиться. Потом отперла один из небольших кабинетов, велела ждать, а сама умотала за образцами. Из комнатушки сразу пахнуло свежестью и кофе. Ярослава с подозрением проводила удаляющуюся задницу дочери, а потом заявила Айвазову:
– Вот нихрэна жэ нэ дэкаф. Совсэм нэ слушаэтся!
– Ого! Какая печка! – воскликнула тут Владка на огромный, в потолок, белый микроскоп, и впрямь похожий на домашний псевдокамин Ярославы. Подбежала, залезла носом под стол: – А дрова куда кладут? Или их не надо, как у тебя, бабушка Ярэ?
– Это нэ пэчка, а труба, чтобы смотрэть всякиэ мэлочи, – объяснила, посмеиваясь, Карга.
– Подзорная или надзорная?
Илья виновато глянул на тётку.
– Много улыбаюсь, говоришь? Как с ней не улыбаться?
– Корочэ, у ваших мамонтов обнаружэны жывые клэтки, и эсть мысль их клонировать, – сообщила Ярослава, промокнув смешливые слезинки краем рукава. – Года два-три на это уйдёт. У слонов одна бэрэмэнность два длится.
– Ничего себе, – одобрил Илья. – К ВКИ поспеем?
– Посмотрым.
Явилась Инна с образцами, загрузила их в аппарат и щёлкнула кнопкой чайника.
– Так вот, про мору, – Ярослава нашла себе место в кресле, скинула обувь и забралась в него с ногами. – Мора, как явлэние, крайнэ рэдка. А нынэ, получаэтся, дажэ рэжэ, чэм хорзы и чэрнобоги. Вас с Тимуром двоэ, Ыляку, – Илья кивнул, – а мора как пэрэходящий приз достаётся разным колдовским родам. Сила Мокоши рассрэдоточэна на всэх колдуний. Сила Морэны заключэна в одной.
Илья сразу вспомнил песню, спетую Ритой на свадьбе. Её «Мора» собрала восторги публики, а Айвазов тогда не понял, отчего Громова выбрала именно эту песню. Догадывался, что неспроста, только...
– Морэна извэстна, как супруга Эрлика-Чэрнобога. Богиня зимы, смэрти, но такжэ и плодородия, она, как и другиэ боги, имээт подручного срэди живых. Вэрнээ, подручную. Чёрные шаманы закрэплэны в родах, как и всэ нэбэсные колдуны, но жэнщины-колдуньи могут пэрэходить из рода в род. Это исключаэт кровосмэшэние. Вэдь пары, избранные Нэбом, нэ должны повторяться в одном роду. Так и мора ходит срэди колдовских родов. Эсть повэрье, что когда мора вэрнётся к истокам, к изначальному роду, Калтысь воспрянэт и обрэтёт былоэ вэличие.
– Ты думаешь, что у нас с Сашей, – Илья осёкся, смекнув, что Ярослава как раз это и имеет в виду. – Саша не может прочитать дочь. Словно носит чернобога или хорза. Ты думаешь, Ликослава родится морой?
