Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)
С Севой он так не поступит. Сева просто болтун и дурень. Но и его проучить придётся, иначе душевную рану не зарастить. И потому в августе, на пошновском ВКИ, Тиронова ждёт большой сюрприз. А на то, что развеивание спортсмена это прямой путь к пожизненной дисквалификации Савве тоже похер. Яхонтову похер на всё и всех с тех пор, как его нежное, ласковое солнце перестало светить, и мир вокруг погрузился в бездну.
====== 80. Вспомнить имя ======
«Хреново».
Мысли текли чистым, несдерживаемым потоком, сознание было чётким, куда чётче и яснее, чем при жизни, и голова больше не болела. Но вот состояние – муторность, мандраж, жажда – чего, непонятно, терзали бедную душу. Илья лежал ничком на безлюдной, холодной пустоши, стонал и пытался вспомнить, кто он, и как здесь оказался. Это всё бы и ничего, но смутная тревога, о ком, он тоже не мог сообразить, изводила его, а ещё проклятое пение. Полноголосное, доносящееся, кажется, отовсюду девичье пение, причём, попадание в ноты не ахти какое.
«Истошная тварь. Если уж берёшься петь, то пой чисто», – кривясь, подумал Илья. Постарался подняться – кисти утонули в пыли. Что-то подсказывало: то пыль времён.
«Кто же я? Кто?»
Пейзаж вокруг напоминал ядерную пустыню после бомбёжки. Ни гор, ни деревьев, ни вездесущих скальных галок, только бескрайние пылевые дюны, освещенные голубоватым мерцанием посмертья. Илья помнил всё, кроме себя и тех, кто был с ним. Он поднялся и побрёл прочь. Не то, чтобы ему хотелось двигаться, скорее, он маялся, пытаясь спасти разум, скрыться от пагубного и непрерывного пения. Дышать тоже нужды не было, и, несмотря на холод, Илья не мёрз. Пыль разлеталась из-под ботинок лёгкими облачками, верёвка, тянувшаяся за понурой белой фигурой, чертила по дюне полосу.
«Что я здесь делаю? Мне нужно найти кого-то... Кого?»
Все попытки углубиться в память пресекались назойливым и всепоглощающим зовом. Илья заскрипел зубами, обратил лик кверху, где обычно располагалось небо, и увидел сплошную темень, чернь, лишённую звёзд и надежды.
Бездну. Перманентный вакуум.
Илья не удивился такому открытию. Он осознавал, что умер и не роптал на судьбу. Только вот душа ныла по ком-то, неисполненная задача мешала упокоиться. Бродя так некоторое время, Илья упал на задницу в ту же пыль и, закрыв глаза руками, замер.
«Как же меня зовут? Я связан с птицей, точно, точно. Но какой? Не помню. И снег. Почему мысли про снег? Снег и птица».
Неожиданно он почувствовал на своём плече маленькую руку. Поднял воспалённый взор – перед ним стояла девочка, белая, как снег, с узкими зоркими глазами. В неявном сумраке посмертья их цвет казался розовым, а при повторном взгляде – нежно-голубым. Альбинос! Наряд у девочки был северный, погребальный эрский – Илья определил это машинально. Расшитая рубаха с меховой оторочкой была надорвана в подоле, грудь пересекали линии охристой краски, разорванные нити бус на шее болтались хвостиками. Но притом девочка жила, Илья не сомневался. Она насмешливо улыбалась пухлыми губками, склонив голову набок, и, Илья тоже сразу смекнул, присматривалась к нему. В руках она баюкала тряпичную вышитую куклу, показавшуюся Илье знакомой. Он напрягся. Девочка, увидев его старания, засмеялась, пихнула куклу ему в руки. И Илья прозрел.
– Лика? – Он прижал к себе куколку, ту самую, пропавшую в экспедиции пятую! Владка назвала её Эльзой и уверяла, что куклу забрала сестра. – Ликослава! Эляку!
Девочка, балуясь, отбежала на безопасное расстояние и помахала ручкой, маня за собой.
– Дочка! – Илья вскинулся на ноги и побежал следом. – Эляку, постой!
– Идём, идём, папа! – её милый голосок звенел бубенчиком, перебивая гипнотическую песнь Алконоста.
«Семья – самое сильное оружие! – думал Илья, поспевая за белым силуэтом в рубашонке. – Я вынес её на свет, а теперь она меня выводит!»
– Какая ты шустрая, дочка!
– Не отставай! Вам тут долго быть нельзя!
– Кому – вам? – Илья аж перешёл на шаг и следом вспомнил: Борзой.
...Тим очнулся и сперва не увидел ничего, кроме мрака. Поморгал, вгляделся – та же картина.
«Вот бы хоть звёзд нарисовали. Даже не чёрный квадрат, а чёрное... Всё. Вся холстина. В прошлый раз, как умер, неба было много. Как же её звали? Ту, за кого я умер? Ту, которую я люблю?»
Отчего-то это имя, не собственное, стало для Борзого архиважным, сакральным заклятьем, открывающим любые тайны, снимающим любые мороки. Он знал – вспомнит имя возлюбленной, и всё придёт в норму, и даже гул чужого голоса не сможет его сбить. Смутно он припоминал, что имя любви связано с птицей, но с какой? Ему виделось высокое небо, колокола, скаты крыш и ягодное лето. Что это за имя?
– Анна? Елизавета? Анастасия? Аграфена? – принялся Тим бормотать знакомые имена. Нужное не давалось.
«Ты должен его вспомнить, иначе – пропал!» – лихорадочно требовал рассудок.
– Без неё меня нет, – бубнил Борзой, держась за голову, и пытаясь из этой самой головы добыть нужное. – Без неё жизни не существует.
– Саша? Марфа? Инна? Владислава? Помоги же мне! – Тим молил забытую возлюбленную дать ему знак, хоть малую примету. – Я так долго к тебе шёл. Назовись, любимая.
Он потянулся к сердцу и тут нащупал на цепочке под термокофтой вещицу. Оно! Тим вытянул находку и уставился на рубинового скарабея. И его осенило.
Светлана! Судьба и защита!
– Света! Светик! Ласточка! Иронделька. – Борзой заликовал от счастья и, сжав перстень, застыл, сражённый воспоминанием. – Илья!
Скорбь сдавила разум.
«Илюша погиб. – И сразу же пришло успокоение: – А ведь и я погиб! Стало быть, мы тут вместе! Хвала Небу! Должен и он где-то маяться!»
– Илья! Илюша! Родимый! – продрал глотку Борзой. Огляделся и, не в состоянии выбрать сторону, куда бежать, и побежал, куда глаза глядели. – Илья!
Борзого вело не чутьё – отголоски общей с Ильёй силы, силы, стремящейся к воссоединению.
... – Мы найдём его? Найдём Тимура? – на бегу вопрошал Айвазов.
– Идём, идём, скорее! – твердила дочка и вела, вела его вперёд, как путеводная звёздочка.
Айвазов взобрался на дюну, поводил головой. Он не видел Борзого, но чуял его присутствие поблизости – маячком родственной души. И, чтобы Борзой мог услышать его через пение Алконоста, Илья заревел горлом, так, как делал это в разгар камлания. Стоя на горе из пыли, Айвазов задавал вибрацию, способную привести к нему друга. И Борзой пришёл. Над соседней дюной замаячила серая точка, оставлявшая пунктирный след шагов. Замерла на миг и устремилась к сближению с удвоенной прытью.
– Тимка!!! – Илья оборвал рёв и припустил к Борзому. Их объятья стали сродни коллизии двух погасших светил. Чернобоги схлопнулись, сплелись, покатились по пылевой насыпи.
– Родимый!
– Дурень!
– Зачем же ты так?
– А ты зачем?
Если б могли, духи расплакались бы друг у друга на плече. Тим прижал к себе Илью и прошептал:
– Зато вместе.
– Вместе сдюжим! – Айвазов вцепился ему в спину.
– Найдём их и не пустим обратно!
Илья не успел ответить, как пение Алконоста смолкло, украв все прочие звуки. Гнетущая, гибельная тишина распростерлась над нижним миром, нагнав жуть.
– Ушли, – констатировал Тим.
– Ушли, – согласился Илья. – Куль-Отыр их!!!
– Тихо, тихо, – Борзой заозирался и прикрыл Айвазову рот. – Не призови. Я с ним пока не готов встретиться.
– Я, можно подумать, готов!
Тишина посмертья давила на сознание, проникая, пропитывая собой материю вокруг и души, заплутавшие здесь.
«Лучше бы пела», – ёжась, сразу подумал Илья и переглянулся с Тимом. Видать, Борзому тоже было не по себе.
– Как ты опомнился? – спросил Илья, чтобы отвлечь друга.
– Перстень помог и Света. – Борзой одарил его грустной улыбкой и похлопал себя по груди. – А ты?
– А меня дочка... – Илья обернулся, ища Лику, но девочка исчезла, одна тряпичная куколка осталась в руках. Айвазов показал игрушку. – Нашла. И привела сюда.
– Ого, так мы тут не единственные! – Тим потёр висок. – А где же рода? Где колдуны? И как вообще тут... Всё устроено?
Илья не знал, что ответить, но ему и не пришлось. Над дюнами поднялся ветер, свернулся в до боли знакомый смерч. Мгновением позже предстал перед опешившими чернобогами и сердечно, как при жизни, выругался:
– Ёшкин кот! Ребята мои! Мне сказали, я не поверил! Вы ж ещё молодые! Тимон! Иська! Вас какая нелёгкая сюда отправила?
====== 81. Свои ======
– Сева!
– Прадед!
Духи снова сплелись в объятьях, теперь уже втроём. Тим с Ильёй, уже и не чаявшие свидеться с Севой, возрадовались. Хоть чем, а и смерть оказалась хороша! Следом за Тироновым слетел к вновь прибывшим другой ветерок, потише и поменьше, и Илья смог обняться с сыном. Даже в посмертье Челти не мог угнаться за бывшим чемпионом виндбендинга.
– Летит, как кочет с насеста! – пожаловался на Честислава Сева. – Не верится, что стрибогом уродился... – смерил Илью оценивающим взглядом голубых глаз и махнул рукой: – Хотя, яблоко от яблони.
– Я полетел! – поспешил похвастаться Севе Илья. – Я летел ветром, Тимур не даст соврать. Нам Берзарины выдали ошейник...
– Вот я дурачина! – взвился Борзой. – Что ж я его не надел, спас бы тебя наверняка!
– И оружие бы мне вложил в мёртвые руки! – добавил Илья. – И сам бы остался там со своей косой, – он мотнул на чёрную бездну над ними. – Были бы по обе стороны сторожами. Кто им там даст отпор? Савка один, и тот связан? Как ему спастись без нас?
– Уж он-то спасётся как-нибудь, – процедил пристыженный Тим.
Отсутствие оружия и впрямь удручало. Без него идти на лагартос было не с чем. Сева хлопнул правнука по плечу.
– Так. Стоп. Ничего не понял, нуждаюсь в разъяснениях. Особенно по поводу «им» и «отпора». Нечего нам тут тусоваться. Есть место получше и поспокойнее. Там и потрындим.
– Я думал, это всё посмертье, – осмотрелся Тим.
– Шутишь что ли? – Тиронов поманил их за собой и нырнул в пылевое облако, как по заказу налетевшее на дюны. Плотная завеса скрыла духов, а когда сошла, они очутились в огромном здании, напоминающем студийный комплекс. Сотня коридоров, сотня комнат... Сева уверенно потащил их вдоль одного из проходов. Справа и слева Тим считал двери. Двери, двери и двери, за каждой доносились голоса на разных языках – где весёлый смех, где ссоры, а где перешептывания.
– Что там? – кивнул Борзой Севе.
– Рода! – сказал Сева как само собой разумеющееся.
– Рода?
Тут только Тим обратил внимание на надписи на дверях. Коленкуры, Буковски, Робинсоны...
– Там типа комнаты отдыха или зала ожидания, – пояснил Сева. – Сидим себе, поплёвываем, едим, что хотим, и смотрим за действиями живой нашей молодежи по большому телеку. Как команда поддержки, только невидимая. Ну и часики тикают, когда кому сойти в рождение, каждый знает. Будильник звенит, напоминатор. Так и кукуем, каждый в своём углу. Бабы у нас частенько из рода в род перебегают, а мы, мужики, храним наследие.
– Так вот как это выглядит! А где наши? Где Берзарины? – Тиму было очень интересно повидаться с предками и потомками, обсудить дела.
– Ты погоди, – омрачился Сева. – Вам в комнаты нельзя. Там небесные. – Он отвёл взгляд, Челти тоже, и чернобоги всё поняли.
– Ну да, ну да, пошли мы нахрен, – проворчал Илья, косясь на сына.
– Прости, отец, закон не нами придуман. Это решил сам.
– Ах, сам, – Тим уже увидел две двери под большими навесными замками. На одной было написано «Берзарины», на другой, соседней, «Бабогуровы». – Прекрасно. Замурованы.
– А ты почему снаружи? – спросил сына Илья.
– Ты призвал меня, отец. Призыв чёрного шамана неукоснителен.
– Понял.
– А где ж нам тогда «потрындеть», пращур, – растерялся Борзой, – если никуда нас не пускают?
– Я слышал от своих, у Иськи отдельные апартаменты есть, – напомнил Тиронов.
– Точно же! – чертыхнулся Илья. – Есть! Только там... Неприбрано. С Харыысхана.
– Ну вот и отлично! А неприбрано, херня, вам бы тут не задержаться, ей Свод. Я к себе на пару сек, – пихнул их Сева. – Возьму за встречу чего покрепче.
Илья переморгнулся с Тимом и сказал:
– Сев, давай хоть в посмертье без пьянства. Мне бы завязать не мешало. Я и так...
– Спился, что ли? – напряг морщинки Тиронов.
– Наоборот. Новую жизнь хочу начать, – деловито сообщил Айвазов и, вспомнив где находится, поправился: – Хотел, вернее.
– Да, знаю про вас с Санечкой, – отвлёк его от мрачных мыслей Сева. – Рад, как щенок! Вы друг друга заслужили!
– А кто-то молчал в тряпку, что воспитывал вторую часть меня! – насел на прадеда Борзой. – Нет, чтобы познакомить!
– Ага, чтоб вы друг друга покрошили сразу? – вспыхнул Тиронов. – Держи карман шире, вы мне оба дороги, и ты, и ты, балбес. – Он потрепал обоих чернобогов по бедовым головам. – Меня жизнь крепко научила язык за зубами держать. Слава Своду, подружились!
...Илья, вспомнив свою берлогу в посмертье, уже сам разобрался, куда вести духов. Они прошествовали мимо колоссальной, позолоченной, увитой лепниной двери Яхонтовых, и Айвазов на ней тоже увидел замок. За дверью рода леворуких колдунов шёл многоголосый гвалт. Видимо, Яхонтовы переживали за происходящее на экране.
– Савка, держись, – прошептал Айвазов, сразу сообразив, за кого единственного болеют колдуны. Стало зябко даже для посмертья, душа облилась кровью. – Несладко ему там. Хоть бы здесь его не встретить.
– Ты привязался к нему, отец? – спросил следовавший за плечом Честислав.
Илья не стал врать.
– Да. Неслух, похуже тебя.
– Это правильно, что ты хочешь позаботиться о нём. Ты сможешь воспитать его хорошим охотником, если чаще будешь с ним.
– Славка, – пальцы Ильи дрогнули на плече сына. – Ты прости меня, что я так редко с вами был. Я мог бы чаще, но... Да нет никаких «но», я должен был. Я не хотел принести вам беду. Я чёрный, поэтому. Твоя прабабушка Умси так меня и не приняла.
– Я всегда гордился тобой, отец, – тихо сказал Честислав. – И брал с тебя пример. Мне хотелось быть таким сильным. Но я не смог. Я ошибся и погиб. Но я был верен своему долгу перед землёй Калтысь. – Он посмотрел въедливыми чёрными глазами на Борзого. Тим поймал его руку.
– Простим друг другу?
– Простим. Здесь все равны. – Честислав горячо пожал его ладонь.
– И ты меня прости за мой ужасный нрав, – обернулся к Севе Айвазов. – Я тебе столько нервов съел.
– А я что, замечал, думаешь? У меня таких поедунов орда была, – незлобливо разворчался Тиронов. – Валерку того же обуздать не легче. Сам педагог, сам в курсах.
– В курсах. Спасибо тебе.
Илья довёл их до самой последней двери коридора. Да не двери – берестяного полога с вайкутскими орнаментами.
– Надо бы тут всё шкурами обтянуть, – по-хозяйски заметил Илья. – Чтоб было, как у эрси.
– Ты погоди, может, ещё выберемся, – усмехнулся Тим.
– Я вам не выберусь, – пригрозил кулаком Сева.
Внутри тоже было, как в вайкутском летнем чуме, ураса. Потухший много лет назад очаг вспыхнул голубым пламенем, как только Илья шагнул в помещение. Шкуры со стен сами собой сползлись, образовав нечто вроде мягкого настила для гостей. В одной руке у Айвазова разом оказался бурдюк с чем-то спиртным, в другой деревянная трость, похожая на ведовской посох. Илья оглядел себя и понял, что обряжен в невероятно громоздкий шаманский наряд с ширмами из кожаных полос и ракушек.
– Зашибись. – Задрал голову и провозгласил в купол берестяного чума: – А можно мой скаф назад, пожалуйста? И бухло заберите, не надо. – Ему тотчас вернули драный Pangolin. Бурдюк исчез. – Так-то лучше.
– Рассказывайте всё и без утайки. – Сева упал пятой точкой на медвежьи меха. Честислав уселся рядом, скрестив ноги.
Тим с Ильёй выдали свои злоключения. Наверное, дела чернобогов Тироновым по телеку не показывали.
– М-да, жопа, – нахмурился Сева. – Савка, значит, там, Ваха – херпойми где, вы самоубились, этих всех ваших позакрывали, а крали след простыл. Жопа, ребятки! – Он долбанул себя рукой по коленке.
– Это мы уже поняли, – сдержанно ответил Тим.
– И что делать думаете?
Тот же вопрос из других уст. Наверное, самый популярный за последние дни. Но Тим примерно знал ответ.
– Пытаться поймать птицу.
– Хорошая мысль, – похвалил Тиронов. – Как?
– У меня есть верёвка, – Илья показал петлю на шее. – Длинная.
– У меня тоже кое-что есть, – вдруг вспомнил Борзой, расстегнул внутренний карман серого скафа и чуть не заставил колдунов ослепнуть – оказывается, в посмертье чёрное перо Алконоста сияло ярче северных огней.
– Ух ты, ёшкин кот! – восхитился Сева, прикрывая глаза рукой. – Это откуда красота?
– Сберёг, – торжественным тоном поведал Борзой.
– Значит, кралю на него и приманим! Она, когда прилетает и начинает кукарекать, мы прячемся кто куда. Если застреваем у другого рода в гостях, там пережидаем. Нет покоя в посмертье. Батю моего, Глеб Егорыча тут утащили, Тимка. У Коленкуров, вон, родича тоже умакнули, когда он за фотокарточками попёрся.
– Знаю, пра, знаю, – кивнул Борзой.
– А другой раз краля сама прилетает, без ворья, и бродит, ищет чего-то, но этажом ниже, среди посмертья дичков. И поёт так жалобно, как кошка без кота. Нам-то так и так слышно. Аж пойти утешить хочется, по нашему, по-тироновски. – Сева выпятил грудь, заставив колдунов улыбнуться.
– Тогда там её и будем ловить, у дичков, – решил Тим. – Другой момент: где у лагартос может быть тайное хранилище духов? Ты говорил, Вахтанга прячут там. – Он обратился к Честиславу.
– Там, но где – мы не знаем, – дух эрси задумался. – Будь оно на земле, мы бы сказали.
– Значит, тут? В нижнем мире? – рассудил Илья. – Ваху прячут где-то здесь живым, и кто знает, кого ещё...
– А кого помимо него не смогли закабалить? – спросил у Севы Борзой.
– Дато Арцивадзе, – сказал Тиронов. – Среди нас ходят байки о том, что его поймали и вели прочь. А он не поддавался зову птицы и орал: «Фу, кто так поёт, ни одной ноты чистой» и подобное. Ваха на то же самое возмущался, мы слышали из замочной скважины.
– Яблоко от яблони, – проговорил Илья. – Как же хозяин посмертья допускает такое? Неужели ему всё равно?
– Этот на своем складе сидит и в глаза нас всех не долбит, – пробурчал Тиронов. – И мы к нему не суёмся. Нам сообщают, когда есть квота на рождение, и достаточно.
– На складе? – удивились чернобоги.
Тиронов высунулся из убежища Ильи и указал вглубь продолжающегося коридора, освещённого россыпями тусклых огней навроде болотных келе. Илья во тьме разглядел стеллажи со стопками папок, уходящие далеко ввысь, в потолок, если он существовал.
– Там, – шепнул Сева.
В самой дали чёрного тоннеля клубились маревом тени, несло затхлостью и еле-еле мерещилась дверь, из-под которой выползал неяркий голубоватый отсвет. Илья с Тимом глянули друг на друга и единогласно буркнули:
– В пень.
====== 82. Птицеловы ======
– А это точно хорошая идея – сидеть тут и ждать её прилёта? – шёпотом выразил сомнение Тим. В посмертье дичков было людно, и в целом обстановка напоминала мир живых, только всё было как будто стеклянным, а люди, снующие по своим делам – прозрачными и отрешёнными. Непонятно почему, но дичковские духи легко проходили через колдунов, как если бы были обычными призраками. Наверное, чародеи обладали большей силой или душевной плотностью.
Они нашли хороший пустырь и залегли на нём, выложив перо, как приманку, и соорудив из айвазовской верёвки самозатягивающуюся петлю, присыпанную дёрном.
– Маргарита Алексеевна рассказывала, – отвечал Илья, – что райским птицам боязно оставлять после себя следы в других мирах. Чтобы никто не воспользовался. Она прилетит, умей ждать. Будь охотником.
Честислав кивнул, соглашаясь с отцом, а Борзой засопел, недовольный проволочкой. Стараясь скрасить их ожидание, Илья поинтересовался у однобожника:
– Что она за птица, интересно? Ты помнишь её слова?
– Утренняя звезда взойдёт в царстве мёртвых, но не вытащит принца из каменной пасти, – припомнил Тим. – Про свечи что-то. Белиберда сплошная, если подумать.
– Не скажи, – Илья покачал головой. – Ведьмы тоже белиберду несут, а потом выясняется, что она была дословной истиной. Тут, мне кажется, то же самое.
– Спорить не буду с тобой, княже, – присмирел Тим. Они вернулись к ожиданию непойми чего. Потом Илья снова решил занять колдунов беседой – птицы всё равно нигде не наблюдалось:
– Сев, что ты знаешь о Гаврииле Гелиодоренко?
Бывалый стормер нервно побарабанил себя по колену и нехотя ответил:
– Это вам зачем?
– Надо, – уклончиво ответил Айвазов.
– Ну раз надо... Вот он, Гор, и научил меня держать язык за зубами.
– Это как? – прищурился Илья.
– Да грусть это, – Сева затушевался. – История нехорошая вышла.
– Самое время для печальных историй по-моему, – подбодрил его Тим.
– Расскажу, раз вы так просите, – решился Сева. – Тут ещё один колдун замешан, всем вам известный. Короче, Гор был любовником Малюты. Железно. Был.
Тим вылупился на Илью, тот сохранил самообладание, так как помнил фотографию молодого Яхонтова в составе команды глиссинга и примерно знал, что услышит.
– А если в подробностях: мы тренировались тогда вместе. Молодые все, лагеря, выездные марафоны, сборная стормеров, сборная глиссеров, восемьдесят шестой год. Он был из Крещатика, Гаврила. Представить их вместе с Малютой было смешно, но любовь зла. Не без дурцы был Гор, да и с наследственностью хреновенько.
– То есть? – почти хором спросили чернобоги.
– Синдром какой-то, у них в роду все такие: святая простота, глуховатые, глаза разного цвета и седина в башке с молодых лет{?}[синдром Ваарденбурга, если кому интересно.]. Этот был чистый Гелиодоренко. На одно ухо глухой, но красивый, – Сева ухмыльнулся. – Краше любой девки. Даже я уж на что по бабам, а способен был оценить. Малютка к нему сразу прицепился, как мы впервые на выездные соревки поехали. Тогда союз ещё действовал, считай, одна страна. А Гаврила, несмотря на болячки, был спортсмен уникальный. Стратокастер. Знаете? Выше него до сих пор никто не смог улететь. Он выигрывал все высотные чемпионаты, кроме тех, где дурил с протоколом. Малюта в конце концов вызвался к нему страхующим. – Сева опять побарабанил пальцами по коленке, решаясь рассказывать дальше. – Они стали неразлучны. Малютка даже сам подался в глиссинг. – Тиронов поднял палец. – Малютка! В глиссинг. Отец его рвал и метал, а мы диву давались – Яхонтов, и друга себе завёл! Да какого! Не от мира сего. Я вам скажу, я на них не думал. Не думал, что они того, – Тиронов похлопал себя ладонью по кулаку. – Засёк их тоже я. И мне смолчать бы! Но я спесивый был, хуже тебя подростком, Иська. И, сказать честно, завидовал Малюте. Его мощи, удаче, победам. – Он замолк, погладил себя по лысой голове и признался: – Это я сболтнул Смарагдину про Малюту с Гором. Ещё и показал, как они кувыркаются. Сидели, ржали над ними в кустах. Придурок был! Но я не предполагал, во что это выльется. Генка, козлина, донёс Злату, сфоткал их тайком, собрал компромат и донёс. Причём, и меня сдал на всякий случай. Информация долетела до Малюты. Гора по-быстрому женили, только он не смог так жить. Ребёнка зачал и буквально вскоре погиб при совершении очередного рекорда. Я думаю – добровольно ушёл из жизни. Ему без Малюты не жизнь была. А у Яхонтова поехала крыша. Он и до того был надменным засранцем, а после смерти Гаврилы совсем осатанел. Против него выйти в поединок боялись все, он не дрался, он убивал. И то, что он сделал со мной на том ВКИ – я уверен, ребята, он мстил за Гора. Мэл никогда не упоминал о нём, но будь Гор жив, и он мог бы быть другим. Мне Яхонтова не жалко. – Сева увидел, что Илья с Тимом смотрят на него во все глаза. – Мне перед Гаврилой стыдно. Я и сам знаю, что виноват. Пытался его в посмертье отыскать – не нашёл. Гелиодоренко утверждают, что Гаврилу забрал сам Хозяин. Зачем – Свод весть.
Чернобоги уставились друг на друга.
«Плата за договор», – понял Илья, и в глазах Тимура углядел ту же догадку. Дорохов был прав. Яхонтов внёс стопроцентную предоплату.
– Да, грустно, – процедил Борзой.
– Смотри, отец, – шикнул Илье Честислав. – Птица летит.
И правда! Старую знакомую колдуны узнали сразу. Алконост хлопала крыльями, снижаясь, и сыпала золотом. Оно падало в дёрн, мерцая и угасая звёздами. Белое оперение на груди птицы несло в себе стрелу Ильи. Айвазову даже жалко стало несчастную – неужели лагартос было плевать на её страдания? Птица снизилась и села на пустырь, схватила лапой перо, отвлеклась на миг, обозревая окрестности, и тут Илья совершил подсечку. Петля крапивного волокна обвилась вокруг лапы, Алконост вскрикнула, запрыгала, попыталась улететь, унося на себе Айвазова. Илья обеими ногами упёрся в землю и поехал по пустырю, оставляя борозды. Наперерез Алконосту бросился Челти. Завалил, начал заламывать, пачкаясь в золоте. Сева с Борзым с обеих боков ухватились за чёрные крылья. Тим принялся наматывать на пленницу верёвку и скоро спутал. Райская птица лежала у их ног связанная и жалобно покрикивала. Мгновением позже перья убрались внутрь её кожи, фигура стала человеческой, и перед духами предстала замученная бледная девушка в грязном от крови платье. Золото на руках Челти тоже превратилось в кровь. Из груди Алконоста по-прежнему торчала стрела, которую Илья легко вынул, надавив ботинком, как поступал с любой дичью. Девушка вскрикнула, но затем испустила вздох облегчения.
– А ну-ка, красавица, рассказывай, что ты тут устроила! – Он насел на Алконоста. – Зачем служишь этим недоноскам?
– Помогите, – прошептала девушка на родном языке, обратив полный отчаяния взор на колдунов. – Помогите мне, пожалуйста.
– Что значит «помогите»? Кто ты такая?
– Меня зовут Аврора.
====== 83. Аврора ======
– Меня зовут Аврора.
Слыша вполне себе человеческое имя райской птицы, колдуны обескураженно переглянулись.
– Она живая, – нашёлся Илья. – Была бы мёртвая, летала бы в облике Алконоста и кровью не истекала бы...
Тим с Севой под руки подняли Аврору с дёрна и встряхнули.
– Зачем служишь некромантам?
– Мне обещали любимого. – Голос у неё был замученный, но сильный, с хрипотцой, а глаза выдавали натуру, не привыкшую отчаиваться. Алконост смотрела открыто и доверительно, а её глаза, похожие на горошины пёстрого нефрита, лучились в полумраке посмертья нечеловеческой силой. – Он пропал, пропал в горах.
– Пропал? Стой, курочка, давай-ка поконкретнее. И, Иська, не сопроводить ли нам даму в твои хоромы? – предложил Сева.
– Толково, – согласился Борзой.
– Ничего не толково! – Айвазов озадаченно утёр лоб. – Если её там опознают колдуны, угадайте, что с ней сделают! – Остальная троица, переглянувшись, закивала. – Извини, придётся рассказывать тут. И развязать тоже не можем. Вдруг улетишь. Рекомендую также тебе быть честной. Я очень злой, потому что не могу бухнуть, и злой на тебя в том числе!
– Я понимаю. Но я не хотела делать это. Меня принудили. – Девушка смиренно примостилась обратно на пустырь. Колдуны расселись кругом неё, чтобы слушать и держать под контролем.
– Из прошлого я помню мало. Своё имя – Аврора. Детские годы – с мамой и папой, они были спокойными и радостными. Потом я училась, жила обычной жизнью, вышла замуж за человека много старше себя. Он исследовал горы, и его звали Артём. Мы любили друг друга... – Она задумалась. – Как давно это было? Не помню, не помню. Откуда я могла знать, что я птица во плоти? Мой Артём... Мой муж, он пропал без вести. Здесь, на Исте, под лавиной. Я приехала искать его с группой, но вместо Артёма нашла Рамона. – Аврора задрожала, сомкнула губы, силясь не предаться скорби, и после, собравшись с силами, продолжила: – Рамон пообещал помочь найти его и узнать среди мёртвых. Если я на них поработаю. Я должна помогать им красть духи предков для рынка и отбирать у них память. Я всё отдала бы за Артёма, чтобы спасти его, чтобы он вернулся ко мне! Я не могла оставить эти места. Я согласилась. Рамон показал мне, как нырять в посмертье. Но он не спешит отдать мужа, им нужны деньги, они откупаются золотом. Я поздно поняла, что это бизнес, и им выгодно держать меня живой. Я очень измучена и сама почти мертва. – Илья покосился на перепачканное кровью белое платье бедняжки. – Мне с каждым разом тяжелее и тяжелее носить души, но я не могу остановиться, ведь здесь Артём. Я приехала сюда за ним, и я не теряю надежды. Однажды он вернётся ко мне!
– Чудовищно, – мрачно прокомментировал признание Авроры Тим. – Скоты.
Илья с болью глянул на однобожника. Оба прекрасно понимали Аврору и её тоску по возлюбленному, ведь сами были любящими сердцами.
– Мне больше нечего сказать. Моя память уходит с силой моего тела. Каждое превращение это пытка, и Рамон делает всё, чтобы мой разум становился слабее. Я в его власти, стоит ему призвать, и я вновь загорюсь надеждой на встречу с мужем! Я сделаю всё, что попросит Рамон в надежде, что однажды он сжалится и отпустит нас. Я не забуду Артёма, нет! Настоящая любовь сильнее смерти! И это не просто красивые слова.
– Всё так, милая, – проворчал Илья и на свой страх и риск дёрнул узел на верёвках птицы.
– Помогите мне! – Аврора бросилась ему в ноги, обвила запястья шершавыми горячими пальцами в поисках последней надежды. – Помогите, прошу! Вызволите меня, найдите Артёма! Заклинаю Перуном...
– Да что же он допускает! – не выдержал Борзой. – Почему бездействует! – Это возмущение, разумеется, адресовалось Хозяину Смерти. – Немыслимая безалаберность! Нужно сообщить... Солнцебогу! Хорзу!
– Тихо ты, остынь, – попытался урезонить его Илья. – Алконост некогда, до разлада Земли и Неба был птицей-посланником Перуна. Чернобог не может ей перечить.
– Но он может прибрать своих подий! – припечатал Тим. – Честь дворянина обязывает меня помочь ей, в чём бы она не провинилась! Она не злодей, а жертва!
Честислав, слушавший их в сторонке, как привык, выступил вперёд и положил Илье руку на плечо.
– Я могу выследить тайное место, отец. Я всё ещё хороший охотник. Если она не видит здесь мужа, Каброн держит его там же, где и других пропавших. Где мальчика с отцом. Я помню его запах – он был живой.
Внезапно Аврора встрепенулась, беспокойно прислушалась и перепуганно сказала:
– Я слышу призыв. Рамон зовёт меня.
– Отлично! – Илья хлопнул кулаком об кулак. – Неси их сюда!
– Офанарел, Иська? Чем драться будем? – осадил его Сева. – Верёвкой их всех передушишь?
– Голыми руками! – прорычал Айвазов.
– А я помогу! – вторил Тим.
Аврора с робкой надеждой глянула на них, взмахнула руками, а в следующий миг – крыльями, обросла перьями и взвилась вон из посмертья. Проводив её взглядом, Тим обернулся и ахнул. – Боже-Стрибоже! Какая встреча!
– Не может быть, – проронил Илья, пялясь на ту же серую, бритую налысо фигуру.
Невдалеке от них, одинокий, потерянный, лишённый тела, силы и жизни, стоял Рамон Каброн.
Следом, как так вышло, чернобоги не поняли, но у них в руках оказались лук с обсидиановыми стрелами и блестящая обоюдоострая коса.
