Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
– И умел обрабатывать убитых колдунов, – мрачно добавил Илья, вспоминая, наверняка, своего отца.
– Тётя Саша говорила, её родной брат, сын Малюты достался ей после смерти со стёртой памятью и долго служил в качестве добби, – рассуждал Борзой, хрустя печеньем. – Пока Малюта не был развеян. И те закабалённые им колдуны снова обрели себя. Значит... Если уничтожить предполагаемых воров, предки вернутся к своим родам.
– Дато Арцивадзе тоже пропал после своей гибели, – Илья задумчиво размешивал сахар в кофе.
– Вот как? – насторожился Тим.
– Да. Дети его не видели, ни Савва, ни Вахтанг, хотя он должен был сойти к ним наставником, как думаешь?
– По всему должен, – закивал Борзой. – М-да. Не нравится мне всё это.
– Никогда не доводилось бывать в Мохике, – ободрительно улыбнулся ему Илья. – Что ж, древняя страна с интересной культурой. Мечта любого археолога. Изучим традиции, попьём текилы, поедим острых блюд. Самое обидное, что духов крадут из посмертья, и об этом мы с тобой вынуждены узнавать от колдуна жизни, а не от собственного бога. Хотя наш «вечерочек» тот ещё любитель прийти и потрындеть.
– Ох, – напрягся Борзой, припоминая, февраль, – ну его, ей-Небо. Однажды пообщались, больше желания нет.
На это Илья, несмотря на тревожную ситуацию, заржал в голосину. Потом испустил глубокий вздох и сказал Тиму:
– А мы у него в должниках ходим, не забывай. Ну, будет, граф. Есть у меня для тебя помимо Дорохова в Балясне один осведомитель. Даже получше, с моей точки зрения. И мы обязательно к нему заявимся. Ладно, – он хлопнул Тима по плечу. – Время работать. Покемарь тут, а я пойду отведу ещё лекцию и пару, и двинем к девкам. Вечер дня мудреннее, так?
...Ехать на соседнем сиденье новой пахнущей дорогой кожей машине Ильи было для Борзого особенным почётом. Как в памятном сороковом году «тот, второй», его «второй» гнал матово-чёрную красотку по трассе, из колонок её лились старые добрые песни – а рядом с ним сидел Тимур Борзой и балдел от захватившей его ностальгии. Как часто он мечтал вот так сесть к великодушному мужику в чёрную «Хонду» и ехать с ним, как с добрым другом, куда глаза глядят! И мечты его сбылись. Илья вёл машину уверенно и дерзко, при этом в ноты подпевая Тиму и музыкантам:
– Кто молчал в ответ, медлил в ночь уйти, гнал дыхание дней, разлукой робел, печалился. Брачный месяц цвёл, в целом свете нас не увидел родней. Катилась слеза прощальная.{?}[песня группы «Калинов мост» – «Конь-огонь».]
– Эх, ты, не успели мы с ней свидеться, а уже прощаться еду, – посетовал Тим. – Бедная моя ласточка. Гуляка я, гуляка, Мстислав Богуславович! Ничегошеньки во мне не меняется.
– Эй. Выше нос, – подбодрил его Илья, ловко вписавшись в поворот. – «Даст срок обернёмся – поженитесь». Вон она по полю скачет, твоя Ирондель, смотри!
Тим повернул голову туда, куда указывал короткий палец, и увидел среди осенних просторов хрупкую с виду фигурку на серой в яблоко лошади. Света грациозно двигала кобылу собранным галопом, и её косицы развевались по ветру параллельно с длинной гривой питомицы. Всё, как в былой жизни...
– А вон и моя красапета, – прищурился Илья в небо.
– Где? – Тим тщетно пытался разглядеть хоть что-то среди вечерних облаков. Но отцовское сердце видело яснее. Скоро порыв ветра скрутился в воздухе шаловливой девчонкой в зелёной куртке, и она полетела за всадницей, пытаясь поймать кобылу за хвост.
– Хулиганка, – проворчал Илья и принялся сигналить им с дороги, потом приспустил стекло и крикнул: – Владка! Не балуйся! Получишь копытом в лоб!
Малышка залилась смехом, Света увидела их и замахала одной рукой, Илья снизил скорость и поехал вровень с кобылой. Тим высунулся наполовину из машины и посылал любимой воздушные поцелуи.
– ...Где бы ни был я, про любовь твою помнить буду везде. Дай срок, обернусь, поженимся. Скрипнул ставень, пёс залаял, крикнул ворон у ворот. В путь от края и до края конь-огонь поводья рвёт.
====== 47. На удачу! ======
Илья так и так не ожидал одобрения со стороны сестры. Но после объявления о том, что он покидает кафедру в разгар полугодия, чтобы отправиться на другой край мира мочить неведомых козлов, в этничке полетели клочки по закоулочкам.
– Ты в уме?! – скрежетала на Илью Инна у себя в кабинете. – Тебе сколько лет, а? Ты степэнный человек, без пяти минут профэссор, а не какой-то мальчишка с самодэльным луком! Куда ты намылился?! Кто за тэбя останется? – Беременная женщина аж пританцовывала от негодования, пока Илья с горящими огнём ушами стоял перед ней, повинный и смиренный. И понимающе кивал.
– Инка, это мой долг.
– Какой, к айнам, долг! Илюша! Ты ох#эл? – Айвазов, сам не желая, посмеивался над внезапно пробудившейся в сестре шоркой.
– Саша сказала, что сообразит призрака, не отличить от живого меня.
– Что за чушь! – Завкафедрой, утюжившая взад вперёд палас, застыла посреди комнатки и до трясучки сжала кулаки. Внезапно сморщила лицо, втянула губы и порывистой кабаргой бросилась Илье на шею. Вжалась лбом в плечо, задышала, как подстреленная, и шелестнула:
– Боюсь тебя потерять. В феврале ты... Тоже дрался с ним. И чуть не погиб. Что бы я без тебя делала, братик? – Она испустила жалобный смешок. – Вот же... хотела сказать: «ты мне как родной». Я глупая, да? – Инна оторвалась от его воротника, и Илья увидел её похожей на панду – с потёкшей от слёз тушью. Она не любила дорогую косметику, не страдала аллергиями и пользовалась вечно чем придётся. Но выходило неплохо, пока не случалась очередная трагедия.
«Как с Иваном», – бликнула мысль. Он взял сестру за уши и коснулся лбом лба.
– Я вернусь, – внушительно шепнул Инне. – Я неуязвим, и Борзой мне не враг.
– Он можэт убить тебя.
– Он не станет.
Долгий, противоборствующий взгляд чёрных глаз и таких же упрямых – мокрых, на пол лица серых, в цвет дождевого неба. А ещё – уютных и оберегающих, как тёплый олений мех.
– Ты всегда стояла за меня. Какую бы дичь я ни творил. – Илья продавил в горло ком. – Твои любовь и поддержка отведут от меня лихо. Я верю. И ты верь. Я вернусь, сестра. – И бережно прижал её к себе, чтобы она его отпустила.
Светка отнеслась к новости сдержанно – видать с февраля привыкла дожидаться жениха из суровых походов. Ласково прочесала пшеничные волосы спящего Тимура, переплела их с Ильёй ладони и кивнула:
– Ты поступаешь правильно. Я знала... Да нет, я ждала, что однажды он позовёт тебя с собой, и ты пойдёшь. Потому что иначе быть не могло. Я не видела этого ни на картах, ни на мережке. Но это ваша суть, и она, по правде, неделима. Иди со всей удачей, которой я вам желаю, и приведи мне его к свадьбе.
– Спасибо, Светоч.
Владка же сгребла в горсти отцову рубашку и попросила тихо:
– Папуля, возьми меня с собой в Балясну. Я тебя на Колпаковке дождусь с тётей Настечкой и дядей Валерой. И с братиками повидаюсь.
– Ладно, дочка, – сразу согласился Илья, понимая, что ей так будет легче пережить разлуку.
Саша выслала за ними спецборт в Балясну и сообщила, что без подготовки и ряда проверок их не отпустит, а Тимур взял, да подарил Илье накануне отлёта скаф. Оказывается, запасной. Другой Hunter Pangolin – белый и отражающий свет солнца – в таком можно было оставаться незамеченным на фоне неба, снега и крыш. Идеально для стрелка. Илье он очень понравился и сел ровно по фигуре. Чёрные шаманы, как оказалось, обладали одним ростом и телосложением, что обрадовало Тима и польстило Илье.
– Тимур-Борзой-одетый-в-сумрак и Илья-Шаман-одетый-в-рассвет, – поддразнил младший чернобог старшего, заботливо поправляя на нём ремни.
– А что? Звучит, – одобрил Илья. Погладил себя по кожистым бокам. Вытащил пряжку одного из ремней и позже, тайком от Тимура выбросил в мусорку.
«На удачу!»
Из Новосвирьска Илья улетал с тяжёлым и тревожным сердцем. Обнимал одной рукой дочь, другой – адамантовый полиболус. И старался не думать о том, что его ждёт впереди. Ясное дело, что ничего хорошего.
... Спецборт с сине-белыми боками рассекал ночное небо и нёс пассажиров домой, на короткие каникулы. Каждый из них видел свой сон, и одинаковые мальчишеские лица искажались разными эмоциями. Вахтанг улыбался во сне и шептал слова первой любви, а Савва болезненно хмурился. Ему опять досталась пытка чужим прошлым.
Гор снился непривычно тихим и сумрачным, как будто был сам не свой. Ковырял подошвой опавшие ранетки в ботаническом саду Крещатика и прятал холодные руки в карманы. Савва не знал, что он скажет, но добра не ждал, потому и приехал разобраться, в чём причина его отчуждения. И чутьё не подвело Яхонтова.
– Нас засекли и сняли на «Полароид». Отец вывалил мне снимки. Ты на них счастливый, – Гор одарил его грустной улыбкой. – Я тоже. И мы голые.
– Где нас застали? На пляже? – Савву обуял ужас от мысли о том, что и Вий в курсе их с Гором похождений.
– И в бассейне гостиницы. И на горячих источниках. И на водопаде.
– Нормально, – хрипло выдавил из себя Савва, хотя нормального тут ничего не было.
– Отец в ярости. – Гор не пытался смотреть ему в глаза, всё под ноги да в сторону. – Твой тоже... Знает.
– Интересно, кому в голову взбрело? – Савва огляделся, словно желая растереть в труху обидчиков.
– Сева засёк, сказал Смарагдину. А тот, сам знаешь.
– Их какое дело?! Завистники! Моё превосходство им спать не даёт! – Савву трясло от случившегося и от злости на бывших товарищей по команде. – Уроды. Мрази.
– Так вот отец нас и назвал, – скривился Гор. – Хочет, чтоб я женился и подарил роду наследника.
– Ты?! – Новый удар под сердце. – На ком? На ком, бл#?
– Да так... Мэл.
– Что? – Слова идут туго, как комья яда, засевшие меж рёбер.
– Я не хочу. – Гор тянется, смыкает руки на его спине, прижимается всем телом, дрожит. Дрожит, сука, готовый пасть. – Не хочу стать убийцей. И тебя... Предавать. Не хочу.
Савва делает над собой титаническое усилие, чтобы не выказать слабости. Дышит в небо. Исходится улыбкой, от которой готовы раскрошиться зубы. Лепит на лицо безучастное выражение и выдаёт:
– А как по мне, ничего такого в этом нет. Ты же понимаешь, рано или поздно нам обоим придётся через это пройти. Род есть род, Гор. – С каждым брошенным в него поучением пегие глаза Гора становятся всё круглее. – Сделай это, отстреляйся и стань свободным.
– А... Как же девушка, Мэл? Она погибнет, – бормочет растерянно, точно слабоумный. Савву накрывают обида и ярость. Какая, к Велесу, девушка, когда речь идёт о них, об их отношениях и репутации?! Как будто они обречены, не она!
– Зато докажешь отцу, что ты нормальный. И я постараюсь доказать. Всё это ради нас, Гор. – Савва покровительственно кладёт руку на худое, дёргающееся плечо. – Если мы обзаведёмся наследниками, они нам слова поперёк не скажут. Ты же не подведёшь меня?
– Нормальный?.. О, нет, не подведу... Я тебя не подведу.
Платиново-белая бошка покорно мотается в ответ, и Савва остаётся доволен своей безупречной марионеткой.
====== 48. Влад ======
Октябрь 2046 года, Заглядово.
– Ух, хорошо! – Тимур Борзой выплеснул себе на голову кадушку студёной воды. От его дюжих плечей валил пар.
– Да, Афоня-ойун, простецкая вещь – банька, а дюже волшебная, – проворчал довольно Илья, намотав на себя простынь и прихлёбывая душистое тёмное пиво.
– Для духа и тела незаменимая! – Борзой пристроился рядом у крыльца Сашиной бани и уставился в Вольхский, едва проглядный разлив. – Вот здесь это и случилось. Мой отец убил Вия с твоей подачи.
– Знаковое место, – согласился Илья, отставляя бутылку.
– Там, над водой, – Тим указал пальцем в неявные очертания столба посреди мерцающей осенним маревом глади, – обелиск Малюте. Тёть Саша воздвигла.
– Вот он где, – пригляделся Илья. – Я думал, дальше отсюда.
– Нет, – облокотился о перила Борзой. – Я видел битву, будучи Афанасием. Страшное дело. Небо как кровью истекло. У него был огромный смерч, и он разломился напополам, а потом ещё напополам. Лёд заводи красным сделался на километр от эпицентра.
– Нехило его разметало, – прикинул Илья.
– Он убил многих. И заслужил такую смерть, – добавил младший чернобог.
– И такую память.
– Мраз выделил нам в дорогу четыре ляма колдотуберов, – решил поговорить о чём-нибудь другом Тим, и Илья охотно сменил тему.
– Маловато дал.
Борзой почесал затылок.
– Если избежать порчи снаряжения, вполне окупает поездку.
– Избежать? – иронично переспросил Илья. – Скажи мне, граф, было ли так, чтоб ты на задании не портил вещи?
Борзой стух и помотал головой.
– Так почему не выбить больший грант?
– Не пристало мне, отпрыску дворянского рода, клянчить деньги.
– О, да! Благотворительность – твоё второе имя! – поддразнил его Айвазов. – Ну нет. Я завтра позвоню ему и выколочу ещё столько же на случай непредвиденных трат.
– Да ну, стыдно, – попытался противиться Тим. – Не надо, родимый!
– А посылать тебя к чёрту на рога за три недели до свадьбы с полупустыми карманами это как? Не стыдно? – разошёлся Илья. – Как на исследования умудрялся добыть средства, так и тут, уверяю тебя, смогу. Положись на меня, Афоня-ойун. Я это умею.
– Охти Господи, – засмущался Тим. – Дозволяю, мил князь, действуй.
– Что обсуждаете, крутики? – Саша выкатилась из бани с Бусинкой в обнимку. Маленькая ведьма куталась в полотенце, а большая – в мягкий свитер. Саша обожала париться и сейчас завидовала родным белой завистью. Но посидеть за компанию, попить травяного чая с мёдом и подбросить дровишек в печку была не прочь.
– Да так, наш профессор грозится обтрясти Мразя, – пожаловался на старшего чернобога младший.
– Эй, я доцент, – не преминул поправить Айвазов. – И я считаю это справедливым.
– Наконец нашёлся тот, кто научит тебя считать лове, мелкий, – принялась зубоскалить Саша.
– Эх вы, ну вас! – не всерьёз пожурил их Тим и подался в тепло. – Благородное дело превращаете в бизнес!
– Убыточное дело в прибыльное! – поправил его Илья. За Тимом скрипнула банная дверь. Саша обняла мужа и дочь, словно укрывала руками большой северной земли от невзгод, и тихонько напела, считая звёзды:
– Спал я и видел твой детский страх, что я пропал, но всем было насрать. После проснулся с тревогой к утру. Что я оставлю, если умру? И если хочешь знать, тебе я скажу: в час последний, позабудь, что сделал, помоги-найди мне повод нужным стать. Не отвергни, в пустоте посмертья моё имя вспомни, прошлое оставь. Прошлое оставь.{?}[перевод песни «Live out all the rest» – «Linkin park».]
– Ты редко поёшь, а зря, – оценил Илья. – У тебя хороший голос. А песня – в юности я тоже заслушивался ими.
– Любимая группа Владика, – поделилась Саша с улыбкой ностальгии, играющей на её бледноватом лице. – Бро таскал меня на концерты каждый раз, как они приезжали. Я знаю их песни наизусть.
– Я тоже, – мягко вздохнул Илья. – Отличные песни.
– Отец вечно бесился и орал, когда слышал эту песню, а Владик обожал его доводить, – разоткровенничалась жена. – Он никогда не говорил об этом, но... Дичи, рил ток, Владик так и не примирился с тем, что он не Бабогуров. То, что он засунул язык в жопу, не значило, что он признал отца.
– Вот как, – кивнул Илья.
– Виджую, он и Стасю трахал, чтобы заагрить олда. И старался перейти ему дорогу при любом удобном случае. Хах, – Саша усмехнулась, – один раз, помню. Олд притащил к себе одного дичка. Заперся с ним почесать языком или... Не срастаю, зачем. А я, мелкая, боялась побоев и мутаборилась по дому, чтобы ни вздохнуть, ни пёрнуть. Нагрянул Владик. Мужика выдул нахер и устроил олду такой разнос, что окна полопались. Кричал на него: «Пидорас! Все узнают! Тебе конец, на!» Ох. Я тогда чётко просекла, Владику не жить. Так и срослось. Отец его рипнул. – Саша прижала дочку, тёзку брата, к животу. Пряча душевную боль, сощурилась и сдавленно сказала: – Не знаю, как я это пережила. Я его так любила. Он был моим лучшим бро на свете. Вернулся ко мне бумером, без памяти, без понятия, кто он. Отец временно стёр его личность. Как? Не виджую. Но Владик сохранил нашу любовь, и верно служил мне, пока мы не размололи папика над Вольхой. Пока Владик был добби, я звала его Агилла{?}[на латыни – «орёл».]. Это можно было считать панчем. Ведь я пообещала ему, что он станет моим промежем, и Савва носит орлиное имя – Арцивадзе.{?}[по-грузински «арциви» – тоже «орёл».]
– Да, ты говорила, что Савва – твой переродившийся покойный брат, – припомнил Илья. – Но послушай. Он Яхонтов, это так. И в нём...
– Слишком много Малюты, – торопливо перебила жена, и дрожь пробежала по её плечам. – У Владика была одна дурная черта. Он обладал всей ненасытностью Яхонтовых. Малюта тоже. И когда меж родом шла делёжка силы отца, Владик набрался её под завязку. А я виджевала, что не вся сила закабалённых джетов вернулась к родам. Что-то осталось Яхонтовым. Владик... Изменился с тех пор, как завладел частью духа Малюты. В худшую сторону. Он стал другим. Более жестоким, расчётливым, хладнокровным. Дич, – жена невесело хмыкнула, – стыдно сказать, но я купила близнецов.
Илья на её признание вздёрнул брови.
– То есть?
– У Дато была узкая уретра и огромное желание завести личинусов. Он меня этим изводил. Он и Влад, желавший жизни. Но ничего не выходило. И мы сделали три ЭКО за пять лет, прежде, чем вышел вин. У нас с Дато впервые в колдомире получились однояйцевые промежи, и мы наделали много шуму. No cap, дичи. Я купила Савву, чтобы мой бро воплотился.
...«Будем считать, что меня купили, пап. Как и тебя купили».
Вспомнив это, Илья поёрзал в простыне.
«Интересно, знает ли он, насколько попал пальцем в небо?» – просквозила мысль. Саша же продолжала изливать душу:
– Я обещала Владу жизнь, но уже когда таскала близнецов, не врубалась, кого я вынашиваю и зачем. Савва... Он... – Саша запнулась. – С каждым годом становится сильнее. Необузданнее. Хитрее. Яхонтов – да. Но какой Яхонтов? На лицо он вылитый дед. И он растёт. Я снова боюсь, как боялась Малюту мелкой. Но на сей раз – сына. Не могу прочитать, сколько в нём от Владика и сколько от... Него. – Саша махнула ладонью с синим камнем на обелиск. – Мережка молчит.
– И поэтому вместо того, чтобы заниматься мальчиками, ты услала их в интернат? – решился на прямоту Илья. – Фактически в детдом?
– Не в детдом. Это для их же блага. В спецшколе ими займутся вплотную. – Выражение лица Саши стало по-яхонтовски решительным и упрямым. – Мальчики получат великолепное образование, а Савву научат дисциплине.
– Не справятся они с ним. Его должны учить родители, – возразил Илья. – Наследники колдунов нуждаются не в муштре, а в родительском воспитании, это непреложная истина, Саша. И если сейчас упустить его, потом может быть поздно. Савва перерастёт твой авторитет.
На его слова Саша беспомощно сжалась. Признание далось ей нелегко.
– Я не могу быть с ним рядом. Мне адово страшно, дичи. За его будущее, за себя с Вахой, за неё и её сестру.
Она коснулась губами лба Бусинки. Тут дочка, которая всё это время слушала молча, вывернулась от матери и затрясла в исступлении мокрыми волосами.
– Не смей, мама! Нельзя так говорить про Савву! Он хороший, он мой братик! Я его люблю, и он меня любит! Он мне не навредит! – И убежала к Тимуру.
Саша вздрогнула, крякнула и устало покосилась на замершего от её рассказа Илью. Огладила живот. Замученно улыбнулась.
– И эта дэшит. Сложные у меня дети, да?
Илья обнял жену, по-осеннему прохладную, беззащитную и такую родную.
– Справимся. Вот вернусь, и со всем справимся. Я тебе обещаю.
====== 49. Валера ======
Октябрь 2046 года, Балясна.
Пока мать занималась бизнесом и какими-то там шабашными делами, близнецы попали под присмотр Вия Балясны. А это для Саввы значило одно: Валера оказался в его полном распоряжении, и часы общения с ним не имели цены. Вахтанг остался смотреть кулинарный стрим, а наследник Яхонтовых и глава Берзариных скрасили прохладную осеннюю ночь обществом друг друга и невесомой тягой пасмурного неба.
Летать с Валерой было почти счастьем. Вот кого Савва мог бы воистину назвать своим соперником! Кем мог бы восхищаться, не принадлежи сам к величайшему роду колдунов. У кого хотел бы учиться и перенимать опыт. Но если бы Валера был его отцом, Савва не был бы Яхонтовым.
– ...А как тебе такое, Яхонтов? – неслось в потоках, когда Вий Балясны виртуозно наслаивал их на природный ветер и удваивал-утраивал-удесятирял резвость и мощь. Савва, раскрыв рот, проникался его мастерством. Чёрные вихри мелькали клочьями и крутили листву, в доли секунды унося чемпиона глиссинга за пределы видимости. Савве оставалось падать в преследование, и этот азарт на львиную долю состоял для него из фрагментов пронзительно-светлых и не вполне собственных воспоминаний.
«Догони меня! Ну же, увалень!...»
Они и подсказывали Савве что делать. Яхонтов подбирал вихри, скручивал тугой воронкой и гнал её параллельно мёрзлым улицам, гудя меж домов, всё равно что дуя в гигантскую трубу. Валера хохотал и ловко уклонялся от атаки, Савве приходилось на лету корректировать направление вращения, чтобы не дать Вию смыться. Стихийно разум мутили иные воспоминания, иные чувства – уже не связанные с Гором. Негодование, стремление изловить и разметать, показать, кто тут главный. Савва преследовал Валеру, как сокол маленькую птичку, и в такие моменты казался себе несоразмерно величественным. Многократно шире того, каким был в реальности.
«Не уйдёшь, Берзарин, не смоешься!» – аж поджилки тряслись!
Их игры наперегонки будили в Савве презрительность древнего существа, не ставящего под сомнение своё превосходство. И было очень обидно, когда Валера, дыша, как кузнечные меха, щерил острые зубы с кровли какой-нибудь высотки. И троллил:
– Эй, Яхонтов! Голова не кружится от верчения?
– Пошёл ты знаешь куда?
Савва смаргивал россыпь мотыльков перед глазами и прикладывал холодные ладони к пылающим щекам. Шлёпался на черепичный козырёк рядом с Вием. Валера ржал и болтал палками ног, тараща на Савву выбеленные глаза. Тот скрежетал зубами, раздвигая губы в улыбке, и бархатным тоном выдавал:
– Однажды я разотру тебя. Просто знай. Все твои достижения. Угадай, почему?
– Ха-ха, это почему же, высокомерная ты недоросль?
– Потому, что они станут считать твоим величайшим достижением то, что ты учил меня летать и был Вием до меня. Попомни мои слова!
– Ой, потеха! – веселился Валера. – С чего ты взял, что пряжка города достанется тебе?
– Посуди сам. – Савва сдвигал красную шапку на затылок и мечтательно причмокивал. – Кому ещё передать город? Тиронов – невчанин и примет Стрыйство. Нико – бестолочь. Побочные Арцивазде – бестолочи. Бабогуров – чернобог и тоже бестолочь. Про скоморохов я вообще молчу. Дажди с семиками традиционно сосут, а Тиму это нахрен не надо. У тебя немного вариантов, Валера. А если быть откровенным – о-дин. – Он тыкал себя в белую футболку с ровной чёрной линией кардиограммы поперёк груди. Зубцы на принте у сердца обрисовывали одну из башен Кремля. Таким образом Савва признавался родному городу в любви.
– Дорасти сперва до пряжки. – Валера покровительственно трепал его по волосам, сбивая шапку, хватал тёплыми, приятными пальцами за нос и за уши. – Как ты только не мёрзнешь?
– С чего бы мне мёрзнуть? – выпендривался Савва. – В былые времена у ветрогонов не было костюмов и ничего, не простужались. Все эти шкуры и сверхпрочные материалы – блажь, не более. Кожа – лучшая защита ветру.
– «Вий летает голый», – понятливо вздыхал Валера, словно по старой памяти, точно видел в Савве больше, чем просто самонадеянного мальчишку. – Мама тебе скоростной скаф не хочет купить?
– Ты прикалываешься? Ей скажи про глиссинг, она не поймёт. Я ж надежда всемирного сторминга и качурских игр, – поправил шапку Савва. – Да и, – он созерцательно оглядел переливающуюся огнями ленту проспекта под ними, – я хреновый глиссер, признаем оба. Прямой ток – ни разу не моё. А за нагон верчением дают дисквалификацию.
– А по мне так за нагоном будущее, – вдруг заявил Вий и вытащил голографическую трубку, чтобы сымитировать курение. – Не, я серьёзно, Савун. Слыхал про гастинг? Эти ребята рвут скоростников и как раз не прямым током, а верчением! Их пока не признали официально...
– Шада Арунди, Небойша Чосич, – принялся перечислять Савва имена последователей нового направления виндбендинга. – Питдог Мамбо, он же Джейми Робинсон.
– О, ты в теме! – оценил Берзарин.
– Сто метров в секунду разгона за две десятых этой самой секунды? Ещё бы мне не быть в теме. – Сердце Саввы забилось чаще, глаза загорелись. – Они психи, бесспорно.
– Но какие психи! – поддакнул Вий.
– Да. – Яхонтов сузил глаза, стараясь не выдать волнения и обожания. – Шада сделал это месяц назад, и колдосеть до сих пор лихорадит.
– Гастеры набирают популярность, что объяснимо, – помахал рукой Берзарин. – Спорт зрелищный и невероятный, тут грядут новые рекорды, и он сильно раздвинет представления о возможностях ветрогонов. Небойша пришёл к гастингу из сторминга.
– Как и Эмануэле Каваллини.
Валера хитро оглядел Савву и вдруг треснул его кулаком в плечо.
– По-моему кто-то тут у нас фанат гастинга?
– Мне импонирует месево на скорость, это факт, – не стал утаивать Яхонтов. – И... Я мог бы попробовать силы в порывах. Повертеть по-мирному, так сказать. Ты бы взялся учить меня?
– О, если твоя мать даст добро! – сразу пошёл на попятную Вий. Внутри у Саввы заскрёб мышонок досады.
– Не даст. По её мнению, я рождён быть стормером. Как её брат, как дед и прадед. Но я бы попробовал, Валер. Если бы ты мне не отказал в обучении. Только тайно. – Он обратил на Вия прямой и пристальный взгляд. – Ну так что? Сперва имеет смысл попробовать новое, а уж потом отказываться от привычного.
Валера дёргано почесал нос, и уже этот жест Савве не понравился. Вий колебался, а когда он колебался, то потом принимал решение не в пользу безрассудства.
– Ты спроси у матери, – услышал Савва уклончивое. – Я не против, но это по-любому у неё надо уточнять. Ты ж несовершеннолетний. Да?
– Как скажешь, – почти безучастно бросил Савва и застегнул куртку. – Погнали домой, Вах уже должен сбацать нечто съедобное, наша задача оценить результат.
====== 50. Регина ======
Вскочить раньше всех для Саввы было привычным делом. Недосоня, что тут взять. Вахтанг вчера допоздна перебирал струны дредноута, намереваясь впечатлить мамкиного чернобога по приезде. Можно было взять его с собой на раннюю трень – трень перед тренью, как называл их Савва, но брата стало жалко. Пусть поспит. Кроме того, Вахе не стоило знать, чем думал заняться его близнец. Савва украдкой удрал из дому и сконцентрировался на скорости.
«Надо попробовать. Надо понять, получается, или нет. И с этим идти к матери».
Ответ Савва знал, хотел лишь утвердиться в решении. У него получалось и раньше. О, да, он любил верчение! Равно, как скорость и небо. Ему не было жаль времени, потраченного на сторминг, ведь там показали, как создавать воронки, как быть аккуратным в обращении с ними, как наращивать обороты. Превышение скорости вращения свыше трехсот оборотов в минуту в сторминге считалось опасным для поединков и каралось дисквалификацией. Но в гастинге это правило не работало. Хреначь на полную!
Савва припоминал, как стартовали Шада или тот же Питдог Мамбо в колдосети. Найти хороший упор, желательно вертикальный или наклонный. Нагнать силу и сорваться с места, не рассусоливая разгон. Козырь гастеров – стремительность, сиюминутность, полёт краток и изматывает за считанные секунды не хуже многокилометрового глиссерского. Вложить всю силу, всю энергию рода в один молниеносный горизонтальный бросок.
У кого этому учиться, если не у Берзарина? Он спец по сокрушительным броскам...
Савва устремил взгляд в синюю со сна бездну наверху, в последние, смыкающие веки глаза-звёзды. Оттолкнул себя от опоры, одновременно замесив воздух. Кожу обдало холодом. Сердце замолотило кровь, перекачивая кислород. Тело ответило жаром и закислением, городские пейзажи слились в единую круговую мазню. Савва привычно рванул в Потешки. Зачем думать, куда? Время драть пространство. Порыв. Ещё порыв. Резче. Резвее.
Савва по факту перескакивал с крыши на крышу, как лягушка, только эти крыши располагались в разных массивах города. Восстанавливал дыхание, чтобы опять свернуться пулей. Ему нравилось, определённо. Заигравшись в чемпиона, он не заметил, как оказался на знакомой улице и чуть не снёс хромую девочку с футляром за плечами, ковыляющую в музыкальную школу. Савва спрятался за одним из балконов и отслеживал медленно ползущую на занятия Регину. Та не опаздывала и не торопилась. Неловко переваливала слабые ноги по тротуару и помогала себе звонкой палочкой. У её отца был старый бензиновый ещё драндулет, но Регина добиралась в школу самостоятельно – и за одно это можно было зауважать колченожку. Играть она умела тоже прилично, даже выступала на конкурсах. Порой Савва позволял себе поехидничать, как умело она в один прекрасный день сыграет на фаготе Вахтанга. Качаясь, как неваляшка, Редж упорно двигалась в сторону автобусной остановки.
«Как он будет с ней жить? – прикидывал Савва. – Ну что такого можно найти в калеке? Ваха же красавец!»
Они случайно узнали про существование Регины и её семьи лет в одиннадцать. Так же вот – обведя Валеру вокруг пальца, сбежав и слоняясь ветрами по городу. Их и привлёк заунывный плач фагота из окна. Редж тогда играла намного хуже. И шут дёрнул Ваху увлечься ею! Да вдобавок серьёзно. Савве Регина нравилась за волевой характер и жизнелюбие – вопреки недугу она часто улыбалась и смеялась с друзьями, а её семья совсем не походила на семью близнецов.
Папа, мама, старенькая бабушка, старший брат – красавец-курсант. Белый, как пломбир, попугай с чёрным клювом и гигантская лохматая псина. Они жили дружно и неразлучно. Папа, как выяснилось, переехал в Балясну лет дцать назад и работал младшим помощником старшего снабженца на дочернем предприятии «ГосПара». Мама продавала саженцы комнатных цветов, а бабушка была заслуженным учителем музыки. Они битый год копили дочери на лечение, но и технически там имелись какие-то запинки, и сама операция стоила как их квартира. Савва разузнал о Редж всё. Не ради одного Вахтанга. Ему и самому было интересно, как живут дички в нормальной крепкой семье. Собираются вместе по вечерам, играют в настольные игры, выбираются на культурные мероприятия, выгуливают своё чудовище. Вместе убираются, вместе готовят. Простые занятия, которых Савва в силу обстоятельств оказался лишён, занимали его ум. Благодаря семье Иоселиани{?}[грузинская княжеская фамилия.] он разведал, что в семьях бывает и так.
«Не дай Небо, она его наречённая, – оставляя Регину в дороге до школы и улетая из Потешек прочь, думал Савва. – Стыда не оберёшься. Да и какого наследника калеченая сможет оставить Вахе? Нет уж, бред, вряд ли он и подойти к ней отважится! Совершенно разные люди».
