Текст книги "Право рождения (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
– Сбылось, – согласился Илья: опять, и опять, и опять. Тревога в груди от этого только нарастала. Он перебрал пальцами Светкины густые шёлковые волосы. – Ты у меня умница. Так мне с тобой повезло. Золотой характер. Не то, что у некоторых. – Тут он насупился от воспоминания о вкусе торта, который можно слизать прямиком с лица.
Светка хихикнула.
– Думаешь, близнецы ещё себя покажут?
– Не сомневаюсь, – буркнул Илья. – Вахтанг парень свойский, он мне нравится.
– А Савва? – вгляделась в него Светка.
Илья неопределённо повёл плечом и отвернулся к иллюминатору.
Низкая облачность всё не кончалась. Никогда это кочующее молочное царство не всколыхнут стремительные ветряные крылья колдуна Истислава Бабогурова из рода ветрогонов-воронов. Никогда Илья не доверится невесомости извечного неба, отца-Стрибога, никогда не промчит еле заметной с земли дымкой, росчерком водяного белёсого пера на синем фоне. Никогда за десять былых жизней и никогда в будущих. Потому, что он и Тимур во власти иного, свирепого и мрачного бога. И вольностей Куль-Отыр не прощает.
Эта мысль стукнулась Илье в череп, как финиковая косточка в мусорный контейнер. С тех пор, как чернобог Илья узнал, кто виновен в гибели родителей, Малюта Яхонтов сделался главной целью его мести. Малюта Яхонтов, отец Саши, прежний Вий Балясны. Бессменный глава компании «ГосПар», искусснейший и опаснейший колдун своей эпохи. Серийный убийца, прикрывавший тёмные дела соображениями долга. Ветрогон высочайшего умения. Непревзойдённый стормер с рекордной массой воронки смерча.
Илья убил его исподтишка. Силой смерти и руками Валерия Берзарина. После, по слухам, дух Малюты за бесчинства оказался растащен в клочья предками Саши из рода Яхонтовых. Однако сила казнённого колдуна должна остаться в роду, это непреложный закон сохранения энергии.
Илья упёрся лбом о стекло и, мрачнея, всматривался в тучи. Но мысли самотёком несли его в далёкое прошлое и параллельно – в столь же отдалённое будущее. Не обладая ведовским даром, он, тем не менее, как наяву видел над страной восход солнца нового правителя. Всевластного, хищного, с до дрожи знакомым хитрым прищуром карамельно-карих глаз – глаз своей матери. С теми же ужимками, что и ранее – когда он, сияя благодушием, склонял кудрявую голову набок, когда сцеплял длинные крепкие пальцы медвежьих ладоней с Сашиным перстнем на левом безымянном.
...У Саввы большие руки, и, по всему, он скоро даст в росте. Порода чувствуется сразу. Как и нрав.
Каштановые крупные кудри, аляпистые, цветные носки и галстуки. Раскованная фамильярность, с которой Яхонтов обращался к Илье не иначе, чем «сынок». Благодушная улыбка, за которой скрывалась жестокость хищника, заманивающего дичь в свои лапы. И сраные финики.
Сколько Илья ни бывал у Малюты, пока тот пудрил ему, сопляку, мозги, вечно эти финики украшали собой кабинет Вия. Живые пальмы в кадках в приёмной. Финиковый чай и огромные, приторные сухофрукты на блюдах. Малюта Яхонтов имел две особенности: он любил финики и был беспощаден к врагам.
«Зря я беспокоюсь, – Илья сморгнул тревоги, пока не началась мигрень. – Мальчик готовится унаследовать род Яхонтовых. Неудивительно, что мать задела его чувства сменой фамилии. И ничего странного, что он любит финики – возможно, при делёжке силы Малюты именно это пристрастие досталось ему и всё. Мы мало узнали друг друга, чтобы делать выводы. Савва может вырасти кем угодно, и раз уж я вошёл в их семейство, стоит попытаться заменить им с братом отца».
Это решение хоть и не избавило от переживаний, но придало уверенности в собственных силах. А что ещё оставалось? Ничего, верно.
====== 9. Каша на всех ======
Июнь 2046 года, Качурский округ, Приполярье.
– Дядя Пашечка, здравствуй, я так скучала-а!
Бусинка пересекла крохотный аэропорт и завизжала как натуральный поросёнок, просадив голову Ильи выстрелом боли в правый висок. Айвазов скрипнул зубами, но ничем больше не выдал страданий. Не показывать же своей слабости Палычу и остальным? Руководитель экспедиции, как никак. Впервые в жизни. Дочка уже вовсю обнималась с егерем.
– Дядечка Пашечка, а мы, когда приедем, будем плести косички?
Палыч загнанно покосился на Илью. Тот в ответ криво усмехнулся. Влада обладала прекрасной памятью и не забыла, как в феврале возводила макраме на отросшей шевелюре егеря. Не забыл и Спиридонов.
Пока трясся по цветастой лесотундре микроавтобус на аэроподвесе, обычно говорливый Палыч сидел, тише воды ниже травы. Зато вместо него всю дорогу до Мынто не затыкалась Влада, выспрашивая у отца и Светки то одно, то другое. Под конец Илья был готов взвыть от безысходности и приступа мигрени. Если б не падчерица с её попытками отвести Владкину энергию на себя, маленькая приставала доконала бы отца вусмерть.
– Папа, а это мамина земля?
– Да.
– А она вся мамина?
– Да.
– И птички на ней мамины?
– Да.
– И облака?
– Да.
– А когда они улетают в другие края, они тоже мамины?
– Нет.
– Но мама никогда не отдаёт своего, почему она разрешает своим птичкам и облакам улетать?
Илья мученически вздыхал и пытался поступать с дочкой, как эрси. То есть, оставлять её вопросы без ответов. Тогда помимо качки на дорожных ухабах его трясли за рукав камуфляжной куртки и шлёпали по бритой голове.
– Папочка-а, ну почему? Скажи!
Влада много взяла и от отца, и от матери. Особенно двойную порцию настырности.
– Ух ты-ы-ы! – Тоненький пронзительный голосок возвестил очередное дивное зрелище: Влада заметила вдали облако, дремавшее на сопке и украшавшее её наподобие меховой шапки. – А что это папа, пап, зачем столько дыма над горой?
Илья психанул. Сверкнул глазами и рыкнул на дочь:
– Кашу тут варят! На всех!
Та разом отлипла от стекла и уставилась на отца чёрными глазами-бусинками в полнейшем изумлении.
– Прям на всех? На всех-всех? И на нас тоже?
– Да, – без угрызений совести соврал Илья. Зато дочь умолкла на благословенные пять минут, переваривая полученную информацию и пришёптывая:
– Кашу... На всех!
Светка испустила еле слышный вздох облегчения, а Инна приняла более расслабленную позу. Илья смекнул, что те тоже опухли от болтовни Влады, и почти пожалел, что взял с собой в экспедицию такого маленького ребёнка. Не стало бы это медвежьей услугой!
– Папочка, а она вкусная?
– Кто?! – подпрыгнул на особенно крутой кочке Илья и опасливо глянул на беременную Инну. Но той и тряска оказалась нипочём. Сидела себе и сочувственно улыбалась коллеге.
– Да каша...
– А хочешь поиграть? – встрял тут Иннин аспирант, Толик. Сунул Владе телефон, развернул голоэкран с яркими мячиками, которые надо было загонять в цель. Но дочка деликатно вернула игрушку.
– Спасибо, дядя Толечка, мне с папой нравится беседовать. Пап, а папуль, она вкусная или нет?
– О-очень!
Илья приготовился к тому, что его бедовая голова не доедет до Мынто, а разнесётся ошмётками мозгов по всему микроавтобусу.
У мегалитов мало что изменилось. Разве только защищать их теперь не было необходимости. Илья готовился спокойно заниматься наукой, копать, искать доказательства существования легендарной Страны Городов – Земли Калтысь. Центр её принадлежал жене, как та долгие годы стремилась, но его надлежало оберегать, как собственное дитя. Познавать и открывать остальному миру.
– Папочка!!! – Влада вылезла из автобуса и в восхищении раскинула ручонки. – Как тут красиво!
Илья устало улыбнулся. Светка прислонилась щекой к его плечу.
– Я же не была такой балаболкой, нет?
– Была, – не преминул подколоть её Айвазов, вспоминая бесконечные Светкины «почемухи» в её первой экспедиции.
– Нет! – возразила в шутку Касаткина. – У меня золотой характер, ты сам сказал!
– Золотой, значит тяжёлый, – многозначительно ответил Илья и пошёл ловить младшую, пока она не нашла себе приключений на задницу.
– Папочка, а где мы будем жить?
– В чуме.
– В настоящем?
– Нет, в игрушечном, розовом, как у твоих Барби! – поддразнил Владу отец.
– Правда? Вот здорово! Я хочу! Хочу розовый чум! У нас будет розовый чум? – Та не переставала удивляться и всему по-детски верила. Это подкупало настолько, что Илья задумался, можно ли добыть у келе розового меха с какими-нибудь блёстками. И решил, что можно. Да, экспедиция обещала стать во всех смыслах весёлой.
Учёные привычно разбивали лагерь и налаживали быт. Вскоре рядки палаток устроились на каменистой качурской тверди стайкой спящих разномастных птиц. Над полевой кухней завился дымок. Светка с аспирантами решили озаботиться готовкой ужина. Но тут археологов ждал очередной сюрприз.
– Света, а зачем ты хочешь варить макароны? – тормознула Касаткину Влада, отобрав и рассмотрев пачку рожков. Илья, сидевший рядом на скамье, напрягся.
– Ну, нам надо поесть, – объяснила Светка как само собой разумеющееся.
– А папа сказал, нам наварили каши на той горе, – напомнила Бусинка. – Вдруг она вкусная? Па-а-ап! А ту кашу скоро принесут? Она с мясом?
Илья аж поперхнулся коньяком, которым его угостил Палыч. Касаткина прыснула и глянула на него, мол, вот что значит, обманывать.
– Конечно с мясом! Рисовая. Плов, – на ходу придумывал Айвазов, стараясь сохранить невозмутимость.
– Кто сказал – плов? – Брезентовый полог откинула Инна, у возникшего за ней Михаила Тихоновича тоже был весьма заинтересованный вид.
– Ну а что, на той горе нам сварили, а доставку сейчас закажем, – деловито сообщил Айвазов и принялся, вспоминать, в какой из баулов он засунул колотушку от тюнгура.
– Ого, сервис на высоте, – недоверчиво хмыкнул Толик. Будучи дичком, он не знал, чего ждать от волшебной кафедры, на которой учился. Но странности прошлого февраля коснулись всех, и даже самый неоперённый аспирант в стенах этнички догадывался, что доцент Айвазов – кладезь причуд.
– Я отлучусь минут на двадцать, – сорвался с места Илья. – Светоч, варите пока чай. Влада, не ходи за мной.
– Ага, – хором кивнули девочки, и их глаза одинаково заблестели в ожидании чуда.
Илья отошёл в облюбованный сойками ельник и присел с тюнгуром на гладкий голубоватый камень. Птицы, завидя его, треща, поспешили прочь – не рискнули стать наблюдателями. Золотая шаманка владеет Землёй Калтысь. Чёрный шаман владеет всеми её духами. Илья заворчал горлом и начал камлать, привычно и легко входя в полудрёму транса. Ему не понадобилось много времени. Через завесы густых полуприкрытых ресниц он уже видел, как послушно сползаются на стук его бубна тёмные расплывчатые тени, как они обретают формы существ – многоликих, могущественных и строптивых. Но ни одно из них не смело перечить его воле. А значит, у дочек будет и плов с горы, и Барби-чум. Кто бы там что ни говорил, и как бы не открещивался в детстве от Ильи, а всё же хорошо быть роднёй чернобога!
– Исполните мою волю без промедления, – твёрдым тоном приказал духам Илья, и те разлетелись по делам.
Спустя обещанные двадцать минут, сияя от гордости, Илья втащил на полевую кухню огромный казан дымного плова.
– Ого! А бухлишка твои келе не прислали как комплимент, а, Илюша? – резонно вопросил Палыч. Илья важно залез во внутренний карман камуфляжа и выставил на стол пару запотевших бутылок. – Вот это дело! И у меня кое-что есть за встречу! И-эх! – Спиридонов, кряхтя поднялся, чтобы сбегать к себе и прибавить количество выпивки на душу населения. Влада со Светкой уже раскладывали плов по мискам. Бусинка повела носом и причмокнула:
– Вот, я всегда знала, что каша с горы вкуснее обычной, из кастрюли!
Археологи засмеялись.
– А давайте, теперь каждый день нам на горе будут готовить? – Светка подмигнула Илье. Тот чокнулся с егерем и аспирантами, потом опрокинул в кишки коньяк и заявил:
– А давайте, Светослава Истиславовна, без давайте? Ваше здоровье.
И Светка скуксилась, явно уяснив, что кафедральное рабство никто не отменял. А Илья глянул на Бусинку, за обе щеки хомячившую плов, и решил, что та уж сублиматы замачивать и тарелки мыть точно способна. Разделение труда в лагере всех касалось, и дочка ещё в аэропорту клятвенно пообещала помогать по хозяйству. Но сегодня её ждал сон на природе.
Чум и впрямь вышел девчачьим, Илье даже стыдно стало. Он скорее напоминал облако сладкой ваты, чем жилище брутального во многих смыслах Нава Качурки. Внутри тоже всё оказалось яркое и плюшевое, с жердей свисали ленточки и звёзды, а на постели устроились куклы и любимый Владкин пони.
– Ура-а-а! – захлопала в ладоши дочка, оглядывая новый дом. – Папа, ты лучший папочка на свете! Как тут здо... – она полезла под шкуры цвета феиной радости и вылезла с противоположной стороны, – ...рово! Я принцесса мехового царства.
Илья с молчаливым довольством подбросил дров в очаг. Мигрень унялась, и дочка уже не так раздражала. Наконец-то он привёз её сюда, чтобы познакомить с землёй предков! Да, он поступил верно, взяв её с собой, и он справится. Малышка лежала на ворсистом мехе, стараясь занять всю площадь постели, и смотрела в конус полога из шкур – туда уходил дым от очага, и занимался розовый ночной сумрак.
– А где ночь?
– В июне на Качурке нет ночи. – Он прилёг рядом.
– Совсем? – Дочь нахмурилась, надула губки, и Илья подметил в её гримаске полностью свою мимику. Да, всё-таки они были невероятно похожи. Любознательность тоже была его, тут и пенять не на что. Он сам так же доставал отца расспросами, пока тот был рядом...
– Совсем. Солнце катается по горизонту, и темень не наступает вовсе.
– Значит тогда вот что! – Бусинка взяла его ладошками за лицо. – Я принцесса розового мехового царства, и небо в нём тоже розовое. А ты, папа, его король.
– Да.
Она снова откинулась на шкуры.
– Сплю на новом месте, приснись жених невесте, – услышал Илья от шестилетней дочери и едва сдержал ржач. Экспедиция началась.
====== 10. Догони меня! ======
Июнь 2046 года, Пошново.
«Сколько ни живи, всё будет повторяться».
Савва не знал, чей настырный голос нашёптывал ему это, только уверенность в правоте слов не покидала его.
«К вершине шёл и власть обрёл, но в конце концов всё это так неважно. Сверзился вниз, теряя жизнь, но в конце концов всё это так неважно».{?}[песня группы «Linkin park» – «In the end».]
Савве часто мерещилось, что эта песня про него. Что он жил по второму, третьему, двадцать пятому кругу. Говорят, у психов есть подобное состояние – «дежавю». Отличие Саввы от психа же заключалось в том, что психом он не был. Но то и дело память подгоняла неявные картинки и куски вырезанных кадров, как битый файл или разбросанный конструктор без схемы сборки.
Вот выкрашенные светло-бежевым коридоры базы спортивного лагеря для ветрогонов. Те же кубки в витринах, те же напыщенные физиономии мэтров на настенных, выгоревших фото. Вот взгляды прочих – в лицо приветливые и жгуче-завистливые, неприязненные со спины. Вот тянущий плечи лётный костюм, без которого куда вольнее дышится. Ранние подъёмы, пока не задул над морем ветер и не набежали тучи. Окрики тренеров, для которых все спортсмены равны, ну или они просто делают вид, что это так. Нелезущий в глотку ужин, который необходимо съесть. Гудящая по телу усталость полного сражений дня прибивает к простыням, а потом сознание вмиг вырубается и наступает время снов.
И сны – причудливей всего дневного.
Они тоже накатывают короткими клипами: не объясняя ничего, ничего не пытаясь донести до разума Саввы, просто взрываясь яркими переживаниями, щемящими, далёкими, и зачем-то светлыми. Будь сны мрачнее, не было бы так тоскливо просыпаться поутру за полчаса до всеобщего подъёма и напряжённо вспоминать. Тщетно вспоминать то, чего никогда не было и не могло быть с ним.
– Догони меня! Ну же, увалень! Скорее!
Ощутимый, оскорбительный шлепок
пониже спины. Оклик, насмешливый, игривый, резкий, как клёкот сокола, проносится мимо, пугает редких, полусонных птиц над взморьем и уносится в простёртую над ними высь – ракетой, чумным метеором. В груди закипает злость пополам с восторгом и азартом прирождённого хищника.
– Су-ука! Стой, сука, стой!
Савва аж во сне скрежещет зубами, и его пальцы конвульсивно дёргаются.
– Догоню, на смерчи намотаю!
Но платиново-белая мразь смывается чёрти куда и не оставляет времени на бешенство. Приходится подобрать потоки и пуститься в погоню на полных оборотах.
– А-ха-ха, какой ты нерасторопный! А ещё в чемпионы метишь!
Савва буквально тянется из жил, но нужно приложить поистине сверхусилие, чтобы хоть сравнять отрыв.
– Дурачок, лети прямым током, так экономнее! Верчение тебя выматывает!
«Неслыхано! Он поучать собрался! Да как он смеет!»
Савва нечеловеческим усилием воли наращивает обороты. Его левая воронка захватывает и перемалывает водяную взвесь с края облачности и оттого обретает седой оттенок. Нацеплять на себя пара – то ещё позорище для Яхонтова, но сдаться не позволяют самолюбие и упрямство. Безустальность беглеца восхищает и пугает. А что, если он – без шуток – сильнее? Способнее? Лучше?
Жирное июньское солнце бьёт прямо в рожу, больно так, что кажется – глазные яблоки готовы лопнуть.
«Ловко извернулся, хитрая жопа, азимут взял что надо! Безупречное бегство».
Но сдаваться нельзя. Чемпионы не сдаются, никогда, ни при каких условиях, особенно – встречаясь с трудностями. С такими вот трудностями, перечислим их по пальцам: пёстрые от конопушек щёки, худосочные, как у богомола, плечики, бошка – былинка на сухом стебле, полный оскорбительного самомнения оскал жемчужных чёток-зубов, платиново-снежные космы – так бы взять их, намотать на кулак, ощущая мягкость и силу! – и задорные причудливо-разноцветные глаза. Правый – цвета солнца, игристого аи{?}[Аи – сорт шампанского «золотого, как небо» по А. Блоку.] и бликов на морских гребнях, в тон с родовым, лимонно-тёплым камнем паршивца. Левый же – цвета глубокого синего неба. Цвета дворянской крови. Цвета жизни, лета, куда как светлее сапфирового перстня на отцовском пальце. Цвета тайны, позорящей род.
«Устаёт! Устаёт, сука!»
Прямым током летают всякие педики, навроде Лазурина или прочего Корундина. Им можно гнать долго, но при броске на скорость верчение – самый верный приём. Тут надо, чтоб дури хватило, но этого у Саввы хоть отбавляй. Левый смерч яростно затягивает платиновую полосу, чуя в ней биение живой, горячей крови, беглец же вызывающе хохочет и, схлопнув потоки, рыбкой падает в объятья. Только так с ним и надо, только так его и взять – на полных оборотах. На полную катушку.
В воронке путаются углы мосластого тела. Пока Савва пугливо снижает скорость, ему больно прилетает то локтем, то коленом. Назавтра ушибы расцветут синяками, но никто не спросит, откуда они взялись. Стормикраш дело такое, без травм никак. И всему лагерю невдомёк, что получены они не на спаррингах, а при опасной игре в догонялки, которая невероятно заводит и бесит, и заставляет кровь бежать по жилам быстрее, чем самое игристое вино. Чем само взбалмошное желание пойти наперекор судьбе и бросить стормикраш ради глиссинга. Ради того, чтобы стать ближе... Ещё ближе.
– От Яхонтова не сбежишь.
Сбивчивое, загнанное дыхание ветерком у губ, отблеск тревоги в игриво прищуренных цветных карамельках.
– Кто бы хотел, идиотина.
Боится. Боится, но пререкается. Мразь, такая, что дуреешь.
Резкое пробуждение, подброс на кровати. Сопение брата у соседней стенки. Предрассветный сумрак, шелест солёного ветра, стук пальмовых листьев о стекло и неторопливый ход часов. Несколько секунд отупения, чтобы прийти в себя и перестать дрожать. Снова наплыв тоски и пустоты, и неясного тянущего чувства, что это был не совсем сон, что сколько ни живи, всё будет повторяться.
====== 11. Гимн археологов ======
2046 год, июнь, Качурский округ Приполярье.
Первый экспедиционный день, как водится, выдался суматошным, но неплодотворным. Группа архи поднялась к мегалитам, чтобы провести ревизию поверхностных сооружений и наметить прокладку шурфов{?}[Шурф – небольшой по площади разведочный раскоп, который позволяет определить наличие или отсутствие на этом месте следов пребывания человека.]. Разумом Илья понимал, что никому из когда-либо живших на территории Калтысь народностей не пришло бы в голову селиться в непосредственной близости от священного капища. Но порядок есть порядок, и изучение сектора требовалось вести в соответствии с предписаниями. Это, конечно, если хотелось, чтобы его группу не восприняли клоунами, всколыхнувшими археологическое общество в начале года в Люжане и самоотверженно слившими исследования к концу.
Прокладка шурфов на таком разнообразном в рельефном плане участке, как Мынтовская сопка, обещало стать тем ещё геморроем. Ладно склоны. Хер с ельником. Но вот вероятность оползней на зыбком грунте представляла реальную опасность для группы. Вспомнить хоть оползень позапрошлого года, унесший жизнь сына.
«Хорошо, Инна осталась в лагере, – думал Илья, пока Светка и другие аспиранты заново обмеряли надменные и безмятежные адамантовые столпы. – Нужно быть очень осторожным. И самое неприятное, что всё это зря. Ничего мы тут не найдём, а дней потеряем уйму. И, как назло, погоды стоят отличные. В такие бы заняться реальным «полем». Впрочем, начнись дрисня, и на сопку будет не попасть. – Он перетёр в пальцах пот. – Куль-Отыр с ним, стиснуть зубы и работать».
Невдалеке опять раздался Владкин смех – задорный и заразительный. Илья украдкой следил за ребёнком. Да, на сопку дочь было тащить опасно, но она отлично справилась с подъёмом и сейчас вовсю наслаждалась токами энергии этого волшебного места. Кровь подсказывала Бусинке лучше всяких знаков – капище было их территорией – её отца и мамы, чьё имя значилось последним в списке Сорни-экв земли Калтысь. «Уна Айваседа» – такое имя сама Земля дала Саше на эрском языке. Илья знал, что «Уна» имеет примерно то же значение, что и «Александра». «Защитница». И это обстоятельство послужило ещё одной причиной, почему легендарная Яхонтова сменила фамилию.
Влада кружила между острозубых камней, развернув руки к солнцу, словно крылья. Её смех ничем не напоминал ангельские голоса – он был грубым, резким и немножко хулиганским. Когда дочка веселилась, она напоминала, скорее, счастливого чертёнка без переднего зуба во рту. Илья этому радовался – так Влада была ближе к сердцу. Крепенькая, смуглая и живая, в цветастом комбинезончике и сапогах – она занималась сама собой. Возможно, и даже вполне вероятно, она что-то слышала и видела – недоступное другим. Время от времени с её уст срывались отдельные слова, будто она играла с нетелесным другом. Маленькая ведьма.
– Ха-ха-ха, а-ха-ха! – Дочка вновь пробежала мимо, помахивая сучковатой палкой, и Илья подметил, что глаза у той сменили цвет на сочно-зелёный, самохваловский. Земля питала её силой, сомневаться не приходилось. Ещё миг, и Бусинка, подпрыгнув пару раз, как воронёнок, замахала рукавами и зависла в воздухе. Обернулась пару раз вокруг оси, по-бабогуровски – справа налево. Явно приготовилась скрутить смерчик! Сердце Ильи жахнуло вниз, он быстро зыркнул на археологов и, видя, что те заняты работой, подхватил Владу на руки.
– Папочка, пусти, пусти! – Дочка засучила ножками. Илья прижал её к себе и шепнул на ухо:
– Не колдуй на людях. Что ты слышишь?
Влада всмотрелась в отцовскую улыбку, словно пробуждаясь от чар, и шепнула ему:
– Прости, я заигралась. Мама поёт мне песёнку!
– Мама. – Айвазов подбросил Владу, и та взвизгнула от восторга. – Тебе здесь нравится?
– Да-а-а, – протянула непоседа. – Я как фонарик тут заряжаюсь. Папочка, здесь получилась Лика, да?
– Здесь, – не соврал Илья, вспоминая, как в феврале они с Сашей напоили священную землю своей сексуальной силой, а она взамен подарила им плод. Нерожденную Хозяйку Качурки решили назвать Ликославой – это имя понравилось всей семье, включая близнецов.
– Лика поёт мне песенку, – задумчиво кивнула Влада.
– Вот как. – Илья опустил её на камни.
– Папочка, – она огляделась и поковыряла сапожком у мегалитов, – а зачем вы хотите тут копать? Тут ничего нет, кроме пещер и тётеньки из металла. Тут никто никогда не жил.
По спине Айвазова пробежала дрожь. Привыкнуть к моментам, в которых его весёлая и беззаботная малышка внезапно становилась вещей, было сложно.
– А где же копать, дочка?
– А, несложно. Мы пойдём с тобой гулять, я тебе покажу, – пообещала Бусинка, сжав отцову ладонь. – Тут недалеко.
– Ты отсюда видишь?
– Да, вон там. – Она указала пальчиком на восток от Мынто. – И вон там. – Дальше по руслу ручья, ну конечно! Если и селились, то ближе к воде. – Тут много где жили люди. Колдуны и ведьмы, и шаманы. И домики для духов тоже были, и загоны для слонов.
– Для слонов? – напряг внимание Айвазов.
– Да, таких пушистых слонов, всех в шерсти, чтобы не мёрзли, – объяснила, как могла Бусинка, и Илья тут же подумал про мамонтов. – Целые деревни.
Илья кивнул со спокойным видом, несмотря на дикое сердцебиение. Хотелось прямо сейчас всё бросить и метнуться с дочерью куда она скажет!
– Спасибо тебе. Но мы должны и тут всё осмотреть. Таковы правила.
– Ничего, Земля потерпит, – пожала плечами Бусинка. – Лика так сказала.
– Что ж, спасибо и Лике.
Весь день они проторчали на сопке и вернулись в лагерь оголодавшими, но полными надежд на удачный заезд. Илья не признавался коллегам, что у них неожиданно появился супер-научный-консультант-шести-лет-от-роду, но решил это событие отпраздновать. Тем более, что у него было припасено для «кострового попоища» весьма особое угощение. Эх, жалко, Инне нельзя такое попробовать! А вкусом при выборе алкоголя её матушка-Карга обладала безупречным. Вчера в суматохе заезда Илья забыл про свадебный подарок Ярославы, а ведь он, как обещал, взял его с собой в «поле».
«Ну ладно, порадуем Светку, Мишу и других», – решил Илья.
Макароны, приготовленные Инной и Палычем, слегка недоварились, но, кажется, в кулинарии это состояние называлось «аль-денте». А консервы были очень даже ничего – настоящие, мясные, не то, что «распечатки» в прошлом году.
«Эх, – Илья по привычке накладывал себе и дочкам огромную порцию, – жаль нет тут Тимура. Он бы такую тушёнку оценил, воришка!»
Тут же душа наполнилась грустью. При мысли о прошлогоднем явлении экспедиции Борзого автоматически вспомнился сын. То, в какое изломанное и подёрнутое тлением тело превратился его красавец-Слава. Смоляная прядь, пропущенная в пальцах. Погребальный костёр до небес. Тоска и неодолимое чувство вины – в том, что он слишком мало заботился о воспитании родного мальчика. Слишком редко прилетал домой, а всё работал и добывал себе имя. Что Слава вырос гордым и сильным эрси, но – другим. Илья одно добыл, а другое потерял.
«Мало общего. Со мной и с родом, – вздохнул Илья, невольно мрачнея. – Нельзя допустить прежних ошибок. Ную, Слава и та наша дочка, которой не судьба была увидеть свет – пусть они станут мне уроком».
Вместе с печалью пришёл страх за новую семью и в очередной раз – неверие, что всё дурное позади. Казалось – он не до конца расплатился с прошлым. Иначе...
«Хватит! – осадил себя Илья и выхватил из чехла укулеле. – Хватит! Нужно жить настоящим».
Он постарался успокоиться и выйти из чума к костру с улыбкой. Подаренная Ритой гитарка отлично звучала под потрескивание валежника – на манер балалайки, а налитый в исцарапанную кружку – первый подарок Ярославы – спирт грел душу. Светка прислонилась к одному плечу, Владка к другому, освещённые тёплым горением лица ожидали песни. И Илья знал, чем развеселить сослуживцев, а заодно и себя.
– Снова замерло всё до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь, только слышно на улице где-то одинокая бродит гармонь.{?}[«Одинокая гармонь» – песня композитора Бориса Мокроусова, написанная на стихотворение Михаила Исаковского «Снова замерло всё до рассвета…».]
Песня немного не рокерского репертуара, но переливчатая, тягучая и мелодичная, таила в себе небольшой сюрприз. Её недавно услышала дочка и полюбила, Илья же обожал, когда Влада подпевала ему тоненьким проникновенным голоском. Собственно, стараниями дочки бесхитростная песня про любовь сделалась ни с того, ни с сего гимном археологов.
– То пойдёт на поля, – Илья сделал проигрыш, растягивая слово «поля» для коллег, – за ворота, то обратно вернётся опять... – Тут он предоставил Бусинке самой пропеть строчки, заставившие всю костровую посиделку грянуть неудержимым хохотом.
– Словно ищет котёнка в колодце и не может никак отыскать,{?}[на самом деле: «Словно ищет в потёмках кого-то и не может никак отыскать». Так в детстве перепевала эту песню я)))] – с чувством пропела Влада.
– Словно ищет котёнка в колодце и не может никак отыскать! – С удовольствием поддержали такую трактовку песни взрослые. Хорошее настроение понемногу возвращалось к Илье. Влада при всей своей прозорливости зачастую пела в песнях то, что слышала, и порой это было шедеврально.
– Может, радость твоя недалёко, да не знает, её ли ты ждёшь. Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, что ж ты дедушкам{?}[на самом деле «девушкам».] спать не даёшь? – тянула малышка, заставляя бывалых «полевиков» утирать слёзы.
– Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, что ж ты бабушкам спать не даёшь? – закончил, давясь смехом, Айвазов.
Слушатели благодарно захлопали, отец с дочкой театрально раскланялись, а после Илья достал подарок Каргиной и провозгласил:
– Ну, архи, а теперь время вспомнить наш любимый тост: «за тех, кто в поле, за тех, кого с нами нет, за тех, кто нас любит и ждёт»! – Костёр на это одобрительно загудел. – И как раз у меня есть презент от одного из наших мэтров – Ярославы Ростиславовны Каргиной! Будем считать, что Карга с нами, хоть я точно знаю, она копает Калтайскую гряду на другом краю Земли Городов. – Инна хмыкнула, вспоминая о своей пожилой, но неудержимой матери. – Итак... Ого! – Илья разорвал обёртку подарка и вытащил коллекционную бутыль «Balveniе Portwood» розлива две тысячи четвёртого года – года его рождения. Этому вискарю было столько же, сколько Илье – сорок два! Немного зная толк в напитках, Айвазов прикинул: Ярослава отвалила за пузырь едва ли не три своих зарплаты. Он ошалело оглядел вытянутые лица собравшихся. – Попробуем? Я обещал ей. Инна, ну прости, придётся без тебя.
Генрих необидчиво погладила начавший округляться живот и забрала упаковку. Пока элитный виски расходился по походным кружкам, она копошилась с чем-то. Илья в сумраке окружавшей костёр москитной сетки видел только, что Инна обнаружила сложенный вчетверо листок бумаги. Наверное, рекламный буклет. Но Генрих словно вцепилась взглядом в написанное там, и её выразительное лицо заметно побледнело. Миша Памятов выглядывал из-за плеча любимой и тоже казался растерянным. Потом он кашлянул и робко сказал Илье, указывая на дрожащий в пальцах Инны листок.
