Текст книги "Однажды я умер (СИ)"

Автор книги: DavenAsh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 49 страниц)

В общем, Тростинка тащила в своих клыках нечто очень отдалённо напоминающее эту лягуху. Нет, вы не подумайте, я удивляюсь не столько факту наличия на болоте лягушек, сколько размеру этой самой квакушки. Вы можете представить жабу размером с голову драконьего детёныша? Я вот до этого не мог… И если бы не увидела это тёмно-зелёное всё ещё дрыгающее своими лапками чудовище в пасти моей сестры – никогда бы не поверила. Хотя, немного приглядевшись, я прихожу к мнению, что это какая-то иная, но от этого не менее мерзкая с виду лягушка. Или, быть может, даже жаба? Не знаю точно, никогда не интересовался этими хладнокровными.

Следом за маленькой сестричкой на берег выскальзывает наш Хранитель и движением хвоста скидывает со своей спины длинную верёвку мха, сжимая челюстями собственный улов – ещё двух раздувающихся от возмущения или отчаяния местных квакушек.

Честно говоря, я даже немного испугалась. Всё-таки в раскрытых пастях подобных монстров могла бы целиком скрыться моя ладонь. А зубы… зубы этих чудовищ почти не уступают драконьим! Во всяком случае, так мне их рисует моё больное – а здоровым после всего произошедшего за день его точно не назовёшь – воображение. Интересно, чем должны питаться подобные чудовища, чтобы вымахать до таких размеров? В голове тут же возникает вид комаров размером с кулак, что огромными стаями патрулируют окрестности болот в поисках несчастных заплутавших путников, дабы высосать их до последней капли алой крови. Бррр, ну и жуть. Очень надеюсь, что это лишь домыслы и подобных чудовищ я не встречу. Не очень бы хотелось ощутить прикосновение на своей тушке «чешуебойного жала».

А Тростинка тем временем, вместе с нашим Хранителем, подбирается к нам, выпускает из своей пасти пойманную жабу(или всё-таки лягушку, я так и не разобрался), и та со смешным звуком плюхается на поросший мхом клочок земли, служащий на данный момент нашему прекрасному чешуйчатому семейству обеденным столом.

А ведь это… добыча? Не какая-нибудь игрушка или интересная находка, которую Тростинка и Железо хотят нам показать, а пойманная на охоте жертва. Которой со мной готовы поделиться? А я и не знаю, чем я больше возмущён – тем, что грозному и опасному существу из древних мифов и легенд предстоит питаться болотной жабой, или тем, что она даже не приготовленная и сырая! Впрочем, что удивительно, как таковой жалости к придавленной пальцами Тростинки и слабо дрыгающей своими лапками жабе, что забавно пучит свои глаза от погружения в её мягкую кожу когтей, я не испытываю. Да и отвращения, если честно, тоже – желудок не пытается выскочить наружу, сидит себе на месте, медленно переваривая вкинутые в бездну живота ягодки, явно ожидая добавки. Что-то в голове меня даже не против этого, наоборот, подталкивает вперёд, помочь сестрице и разделить с ней трапезу, наслаждаясь мясом свежепойманной добычи.

Вот именно! Что-то внутри меня рассматривает этих жабок не как живых и мерзких существ, но как полезное, достаточно жирное и питательное мясо! Вот только не может человек во мне признать того, что драконьи детёныши едят на болоте лягушек, тритонов и жаб! Мы же, в конце концов, не детёныши крокодилов, которые питаются тем, что могут поймать в своей речушке? Мальками, крупными насекомыми, головастиками и прочей речной живностью? Или же нет, и я, выходит, большой крокодил с крылышками и лапками, ещё и женского пола?

От последнего обрывка мыслей на душе становится так же кисло, как на языке от клюквы, поэтому я спешу затолкать эти размышления куда подальше, в закрома своего разума, заодно поднимаясь на все четыре конечности да слизывая кончиком языка с собственных губ остатки мерзкого клюквенного сока.

А к первой лягушке присоединилась и добыча Железа. Прилёгший и вытянувшийся Хранитель передней лапой придерживает перед собой одну из отчаянно поквакивающих жабок, вместе с тем своими мощными челюстями, с неожиданно острыми клыками, впившись в мягкое брюшко второй лягушки, тут же пачкая свою мордашку в тёмной крови местного обитателя, с неприятным похрустыванием перемалывая мелкие косточки своими меланхолично работающими челюстями.

От подобного зрелища я ненадолго замираю на месте, пропуская мимо себя Дремлика и Осоку, что спешат присоединиться к нашему скромному пиршеству.

Ну же, ты же дракон, чего ты боишься? Не питаться же тебе до конца своей жизни ягодами, травой и фруктами! А ведь у себя в голове ты думала о зажаренных в собственных доспехах «консервных банках» и кусочках их скакунов, а теперь брезгуешь лягушками! Хватит стоять на месте, соберись, Водомерка! Чтобы стать большой и сильной, ты должна перетерпеть этот отрывок своей жизни!

Хотя, конечно, кто-нибудь из взрослых мог бы о нас и побеспокоится. Притащить какого-нибудь оленя или иную добычу покрупнее, поделиться с маленькими сиротами-драконятами. В своих мыслях я уже смирилась с тем, что маму с папой мы не увидим, но безразличие окружающих к нашей трагедии… Или же, они безразличны по причине нашей самостоятельности? Плавать умеем, язык понимаем, охотиться, выходит, тоже.

За собственными размышлениями я и не замечаю, как перебираю своими лапками к потрошащей коготками жабу Тростинке. Маленькая, яркочешуйчатая сестричка радостно приподнимает собственные ушки, отрываясь от своего увлекательного занятия – изучения лягушачьих внутренностей, и слегка наклоняет свою мордочку набок, будто бы спрашивая: «Будешь?».

А я замираю, с нерешительностью смотря на стекающие по светлому брюшку алые разводы, не в силах ни двинуться с места, ни отвести своего взгляда в сторону алой полосы на лягушачьем теле. Сырое мясо… ещё и жабы с болота. Ещё и недавно живой жабы. Интересно, оно пахнет тиной? В голове отвращение борется с чувством голода и инстинктами юного хищника. В глазах Тростинки я замечаю немой вопрос и искорки беспокойства, вызванного моей нерешительностью. Понятное дело почему – Железо вместе с братом и сестрой уже приступили к трапезе, обгладывая каждую косточку свежей добычи, не испытывая к ней никакого отвращения, а я переминаюсь с лапы на лапу, не зная, как подступиться к мясу.

В конце концов, закрыв свои глаза, я всё-таки пересиливаю себя. Повторяя как мантру: «Это лишь курица, свежая, приготовленная курица» и стараясь не дышать носом, я опускаю мордашку к лягушачьей лапке. Вроде именно эту часть столь любят французы, да? Они её ещё как-то по-заумному готовят. Отваривают, очищают от кожи…

Острые клыки вспарывают чужую плоть, пока не упираются в тонкую косточку. Прохладная и слегка солоноватая жидкость, отдающая незнакомым мне привкусом, смывает отголоски клюквы с языка, а следом смешивается со вкусом холодного, влажного мяса, которое и правда на удивление напоминает цыплёнка. Сырого, или же слегка копчёного, недосоленного цыплёнка. Челюсти с приятным хрустом переламывают кость, и я подаюсь мордашкой назад, медленно пережёвывая лапку, свисающую из моей пасти точно длинная макаронина.

И не так это отвратительно, как казалось поначалу. Сложно сделать только первый шаг, пересилить себя и попробовать это «чудное блюдо». Хотя, признаюсь честно, даже на мой скромный вкус, немного соли и какой-нибудь петрушки превратило бы этот «деликатес» в нечто и правда изысканное.

Стараясь не смотреть на то, как довольная Тростинка вгрызается своими зубами в мягкое и податливое брюшко, вырывая тонкие клочки нежной плоти, я брожу скучающим взглядом по окрестным болотам, меланхолично работая собственными челюстями и не замечая, как целая лягушачья конечность полностью скрывается в моей пасти, вязким комом проваливаясь в довольный и счастливый желудок. Вот и второй кусочек нежного, мягкого мяса оказывается в пасти. Слишком погрузившись в собственные ощущения, я и не замечаю, как тело само наклоняется к терзаемой тушке, попав носиком в щеку радостно дёрнувшей своими ушками Тростинки, что тут же отвечает прикосновением своего языка к моей нижней челюсти, оставляя, как я могу представить, кровавый развод на чешуйках. Впрочем, умыться я всегда успею, да и не сказала бы, что на болоте стоит думать о собственной чистоте. Вот ещё один пунктик образовался – всегда представляла драконов чистоплотными и не любящими грязь созданиями. А тут… Под слоем подсыхающей болотной жижи хотя бы видно, какого прекрасного цвета у меня чешуйки? Бррр, уже начинаю думать о своей внешности.

Вновь клыки вгрызаются в нежное мясо, на сей раз в мышцы, чуть ниже лягушачьей мордочки. А ведь подобной добычей не особо наешься. Три, пусть и здоровенные, но лягушки – слишком мало для нашего маленького семейства. Впрочем, думаю, мы всегда сможем поохотиться вновь.

Пережёвывая очередной кусок, я слегка приподнимаюсь на месте и вытягиваю шею, стараясь разглядеть какую-нибудь ещё добычу средь покачивающегося от лёгкого дуновения ветерка рогоза, или же в мутных водах топи.

Интересно, на сколь большое расстояние раскинулось это болото? Это ведь, судя по обильной растительности, всё-таки низинное болото. Вполне возможно, что отсюда может брать начало какая-нибудь река, или она же сюда и впадает, расходясь на множество обмельчавших потоков. А там может быть и рыбка. И относительно чистая вода. Однако, я не уверена, что смогу предпринять такое приключение одна. Да и бросать братьев и сестёр не хочется от слова «совсем». Может, со временем удастся их уговорить отправиться в небольшое приключение, выискивая местечко поприятнее, нежели эта трясина?

За такими мыслями я упускаю из внимания момент, когда от лягушки остались лишь «рожки». Даже ножки добросовестно схарчили, будто и не болотная квакуха это, а самая прекрасная молочная каша. Впрочем, что для ребёнка каша, то для драконёнка лягушка. Такой вот дурной каламбур. В моей ситуации ещё и не смешной каламбур. Хотя, поговаривают, что люди пытаются смеяться над тем, чего боятся. Но оставим эти унылые философские размышления в моей голове и вернёмся к реальности.

Вытянувшись на пухлой подушке из мха, я сладостно зеваю, заодно наблюдая за тем, как Железо и Тростинка, покончив с мясной трапезой, смещаются к кустику клюквы, обдирая последние красные ягодки. От живота по всему телу бежит волнами приятная теплота, отдающая желанием свернуться клубком, спрятаться под чьим-нибудь крылышком и сладостно подремать, покусывая во сне кончик собственного хвоста. И лежать так до самого вечера, наслаждаясь возможностью полениться и ничего не делать. На самом деле, это даже круто. Раз я стал драконом, то мне больше никто не будет мешать спать! Во всяком случае, когда я вырасту – смогу спать столько, сколько захочу. Чисто в теории ещё и как захочу. Хоть что-то положительное во всей этой абсурдной ситуации.

Продолжая раз за разом ловить пролетающих мимо мушек собственной пастью, я чувствую, как к моему боку прижимается что-то тёплое и негромко мурчащее. Короткий беглый взгляд – это Дремлик проползает под моё крылышко, делясь собственным тёплом и явно планируя полностью оправдать своё имя, погрузившись в сладостную дремоту после нашего плотного обеда. Осока же, в отличие от братца, не спешит. Сидит около Хранителя и осторожно облизывает свои коготки шершавым язычком, слизывая кровавые разводы с чешуек, затем лапкой оттирая остатки клюквы и лягушек со своей мордашки, умываясь точно взрослая сидящая на подоконнике кошка.

Может, и правда устроить себе тихий час? И для этого у нас вроде есть собственное трухлявое дерево, в котором мы можем все улечься в одну большую драконью кучку, наслаждаясь местным уютом и спокойствием.

А ведь, похоже, и взрослые драконы живут примерно также. Из глиняных ульев порой выглядывают сразу несколько мордашек, привлечённых особо громкими рычаниями или иными звуками. Или же торчит пара хвостов из под рухнувших, или поваленных драконьими тушами, стволов. А на одном из соседних островков можно также различить свернувшихся клубком драконов – четверо взрослых, жмущихся друг к другу и накрытых крыльями наиболее крупного. И все они примерно в одном возрасте. Даже не примерно – мои внутренние инстинкты подсказывают, что это братья и сёстры, прикрытые сильными крыльями своего Хранителя. Выходит, каждая семья состоит из драконов одного выводка, одного гнезда? Или же нет, и мне просто кажется? Я просто не могу разобраться в таинствах, сокрытых в собственной крови. Не знаю… Во всяком случае, пока что не знаю. И не факт, что узнаю. Всё ещё остаётся надежда, что это лишь дурной сон. И вот сейчас я закрою свои глаза, а проснусь уже в другом месте – в своём доме, укутанный тёплым одеялом.

Сонливость одолевает меня, и вскоре я, следом за Дремликом, проваливаюсь в сладостное забытьё.

Беспокойный сон. Или же кошмар? Скорее последнее. Бегство, бесконечная погоня, в которой я пытаюсь убежать от противного скрипа тормозов и последующего за ним удара. В тёмном лабиринте, сотканном из твёрдого воздуха, я удираю от собственной судьбы. Ни в коем случае нельзя оборачиваться; нужно бежать, не останавливаться. Но по мере того, как твёрдая земля в лабиринте сменяется вонючим болотом, мои ноги начинают вязнуть в тине. С сотканных из темноты стен на меня смотрят стражи этого места – громадные фигуры, укрытые саваном мрака, сверкают своими жёлтыми глазами, одаривая меня лишь своим ужасающим молчанием. И я бегу не останавливаясь, сбивая дыхание, чувствуя приближающуюся неминуемую угрозу, забыв обо всём на свете. Ужас. В какой-то момент трясина начинает всё сильнее и сильнее меня замедлять, сил двигаться дальше остается всё меньше…

Кошмар растворяется. Сквозь сонную пелену я чувствую, как что-то жмётся ко мне, принося успокоение и покой. Принося желанное забытьё и пустоту.

Комментарий к Глава 4. Детский сад. Только с болотной живностью вместо каши.

Ну что, мой “творческий кризис” постепенно спадает на нет, и я вновь берусь за свои недописанные труды. Надеюсь, вам понравится эта глава и вместе со мной вы продолжите погружаться в историю Водомерки.

========== Глава 5. В которой я неумело философствую, а затем меня отвлекают от моих мыслей. ==========

А я всё-таки надеялся, что это лишь сон. Что, погрузившись в сладостное забытье внутри своей дурной фантазии, я проснусь уже дома, чувствуя, как раскалывается голова от перезвона колоколов. Но нет, отнюдь не всегда наши желания соответствуют реальности, если ситуацию, в которую я попал, вообще можно назвать реальной.

Под тихую трель утренних пташек я открываю свои глаза, тут же направляя взгляд на просвечивающее меж редких ветвей болотных деревьев небо. Я всё ещё тут… Одно хорошо – мне хотя бы тепло. Дремлют рядышком невольные братья и сёстры, прижимаясь со всех сторон к моему телу, а спину мне частично прикрывает своим пока что маленьким крылышком Хранитель.

Какое-то мерзкое насекомое жужжит у моего уха. Движением лапы наотмашь я стараюсь отогнать посягнувшую на личное пространство букашку, невольно шлёпая по спинке Тростинки, сопящей под моим крылышком. Маленькая драконица с трудом приоткрывает свои глазки, вопросительно поглядывая на меня, но тут же проваливается обратно в собственный сон, лишь поудобнее притёршись своей щекой к моему плечу.

А ведь, судя по всему, уже утро. Небо-то голубоватое. Это, выходит, мы проспали почти целый день? Вечер, ночь… ужин! Даже ужин проспали, слишком умаявшись за день своего вылупления. Впрочем, можно ведь это понять – из приятной, бархатной темноты мы оказались в этом холодном, полном звуков и красок мире. Ещё и сколько сил потратили на то, чтобы выбраться из собственных «крепостей».

Немного поёрзав на месте, я пристраиваю свою мордочку на боку Дремлика, чувствуя, как вздымается и опускается его грудная клетка. И так, будто покачиваясь на слабых волнах, меня уносит в обитель мрачных размышлений. Уж простите, но я просто не верю в то, что окружающее меня – реально, что это не сон. Слишком неправильным и надуманным оно мне кажется. И не только существование крылатых ящеров, одним из которых стала и я, но и остальные сомнения, ныне покусывающие меня за кончик хвоста. Ведь это не может быть другая планета – слишком много схожих растений с тем, что можно увидеть в мирке, носящим гордое имя Грязь. Или Земля. Или Терра. Или «какая-то там планета от звезды по имени Солнце». В общем, не в названиях суть, а в происходящем.

Вам, быть может, уже осточертели мои дурацкие и унылые причитания на тему того, что я оказался где-то непонятно где, ещё и став драконом; быть может, вам хочется экшона, приключений, а не унылой болтовни слетающего с катушек неудачника, оказавшегося во столь дурацкой ситуации? Но поставьте себя на моё место и задумайтесь над происходящим без всяких этих ваших: «Вот чего он ноет, бубнит себе под нос. Он же дракон! Да я бы на его месте уже мир свернул!». Что бы вы делали на моём месте? Пошли бы славить собственное имя, ещё толком не разобравшись даже в возможностях нового тела? Или начали бы усердно учиться, уткнувшись носом в книги, дабы в один день стать императором… императрицей всего клочка этой земли, воспользовавшись отголосками знаний своей жизни в «пространстве технологий»? Или растерялись бы, так же как и я, пытаясь понять, что же всё-таки вокруг происходит; является ли реальность вокруг нас реальной, или же лишь полётом нашего воспаленного, прибывающего в коме сознания? А ведь если развивать эту идею дальше, то вся моя жизнь на планете Грязь может быть лишь сном, который я видела свернувшись в своем яйце, и лишь за несколько дней до окончания этого «сна» я проснулась? Что, если всё то, что я помню – лишь домыслы фантазирующего в темноте дракончика, а не прошлая жизнь? Что, если вы, уважаемый читатель, на самом деле не существуете, являясь лишь сплетающимися мыслями пребывающего в коматозном состоянии тела, а я уже прошла эту стадию, став чем-то более реальным? И все ваши знания, навыки, умения, да и весь мир вокруг вас – лишь мимолётная фантазия ещё не проснувшегося в реальности тела, опирающегося на сокрытые в памяти предков образы, развитые даже за все доступные пределы ещё не обременённого чем-либо мозга?

Или же мир вокруг драконьего меня является таким порождением? Или же всё реально, и моё сознание просто не может осознать этих перемен, до последнего цепляясь за островки стабильности в надежде не нахлебаться воды безумной действительности? Уже какой-то лавкрафтщиной попахивает. Как там говорится: «Пока великий Ктулху спит и видит свои сны, наш мир существует»? Но, может, он существует не потому, что когда проснётся Великий Древний – придёт большой и красивенький «пиздец», но потому, что наш мир – порождение его снов и мыслей? И реальное, действительное нам кажется таким лишь потому, что мы не имеем иного опыта, не способны по-иному воспринимать окружающее нас пространство, полностью опираясь на собственные знания как на что-то единственно верное?

Гррррах! – Негромкое рычание рвётся из моей пасти, но тут же стихает, когда я замечаю, как начинают ворочаться сопящие вокруг меня братья и сёстры.

Я понимаю, что вся эта второсортная философия может показаться странной и слегка абсурдной, но… я буквально не знаю, в какую сторону мне думать. Нет, конечно, можно принять буддийские истины, связанные с циклом перерождения. А ещё приправить всё сверху параллельными временными линиями, или же иными мирами. Признать всё это и поставить себя перед фактом, не подвергая сомнению эти странные домыслы. Вот только это разве правильно? Тем более, на секундочку, для аспиранта, занимающегося наукой, почти учёного! Вы, может, не знали, но учёные очень часто подходят скептически к тому или иному вопросу. Ну так вот, ответьте на мой вопрос, разве вы, дорогие читатели, не начали бы так же паниковать? А ведь в той жизни, позади, остались родные, близкие, домашние животные, о которых надо было заботиться, незавершённые дела. И всё так резко произошло. Впрочем, я даже не могу сказать, сколь долго я пролежал в яйце находясь в сознательном состоянии – вечность или последние часы до вылупления. В безделье, когда ты даже двинуться особо не можешь, время тянется чертовски медленно! И вся эта дурная философия… Ну как тут не пуститься в философские рассуждения, пытаясь хоть как-то собрать свои мысли во что-то более адекватное?

Тяжело вздохнув да попытавшись вытянуть из-под кого-то собственный хвост, я стараюсь переключиться на иную тему.

Вообще, я удивлён, что не содрогаюсь в рыданиях, не трясусь от ужаса, царапая себе морду. Наверное, сказывается драконий менталитет и темперамент. Хотя и я сам был не особо нервным человеком. Добрым, спокойным и улыбчивым студентом, откликающимся на… Мысли замирают, пронзённые ледяными иглами страха. Я не помню собственного имени. Не помню имен окружающих меня людей. Не помню их лиц. Всё это будто бы стёрлось, оставив после себя лишь размытые образы. Будто кто-то вырезал часть моих воспоминаний острым ножом. Будто всё произошедшее и правда было ярким сном, по утру от которого остались лишь общие образы. Нет, нет, нет. Моя предыдущая жизнь не сон – она реальна! Она была, она существует. Это не обман, навеянный сновидениями в яйце… Нет, нет, нет!

Изворачиваясь, я осторожно начинаю выскальзывать из переплетения тел своих родственников, поглядывая из стороны в сторону.

Мне срочно нужно размяться, подвигаться, иначе эти панические мысли начнут жрать меня изнутри. Я и так не уверена, что нахожусь в абсолютно нормальном состоянии, а тут и осознание того, что вся моя учёба, вся моя жизнь, все мои друзья, – этого всего никогда не существовало, и на самом деле, именно жизнь в виде человека была попаданчеством шалящего драконьего сознания.

Железо открывает свои глаза и пристально смотрит на меня, однако я лишь отмахиваюсь от Хранителя собственным хвостом, направляясь к окраине нашего заросшего мхом холмика, присаживаясь у мутной воды и вглядываясь в своё отражение, до последнего надеясь, что из него на меня посмотрят мои человеческие глаза, подарив надежду, что за зазеркальем водной глади кроется истина. Но нет, из мутной стоячей воды на меня смотрят тёмно-жёлтые глаза с узкими зрачками хищной рептилии.

Горечь давит на сердце, страхи перед таинствами жизни и смерти. Чем же является моё перевоплощение и перевоплощение ли оно вообще? Может, моя жизнь – просто мимолетный сон детского разума, в чью кровь заложена память предков? Честно, всегда считал всю эту «врожденную память» несусветной глупостью, хоть и в тайне мечтал о подобном. Разве это не прекрасно, родиться не только с умением заставлять свой организм работать как ему положено, но и знать нечто большее? Язык, допустим. Хотя то, что я понимаю его, ещё не значит, что умею на нём говорить – может, мышечная память это нечто более сложное?

В тщетной попытке сказать первое слово – и поверьте мне, слово это было не из культурного языка – из моего горлышка вырываются бессвязные попискивания, изредка переходящие в тихое, сиплое шипение. Беспокойно за спиной фырчит Железо, приподнимаясь на своих лапах из нашей дружной кучки, продолжая обнимать оставшихся своими крылышками. Хочется сказать ему, чтобы он дальше отдыхал, дремал, но из горла вновь вырываются бессвязные звуки вместо связанной речи. Так что, закатив свои глаза, я лишь махаю ему лапой, мол, «всё нормально, не беспокойся». Ворчание недовольного Хранителя служит мне ответом, но я на него уже не смотрю, вновь опустив голову к воде и вглядываясь в неё, будто бы надеясь, что эта болотная жижа даст ответы на все интересующие меня вопросы – напомнит, как звали меня в той жизни, как звали моих родителей и как выглядели их улыбающиеся лица. Но что-то в глубине меня подсказывает, что глупо ждать ответов от зловонной лужи.

Со злости я бью лапой по собственному отражению, поднимая разлетающиеся во все стороны и пачкающие мою зелёную чешую брызги.

Я ведь даже не всеми навыками обладаю в полной мере! Вот вчера, пытаясь переплыть этот с виду неглубокий участок, я чуть не утонула! Что еще я не помню? Как летать? Или, может быть, какие-нибудь жесты, движения? Может, я вообще никакая не особенная драконица, переродившаяся после своей смерти в ином мире, а обычный, неправильно развивающийся детёныш, и меня надо за такие мысли изолировать от общества и тыкать палочкой в бок, изучая мою реакцию на те или иные раздражители? Веду ли я, вообще, себя по-драконьи сейчас?

Нет. Это всё абсолютно не так. Должна быть иная причина. Можно ведь объяснить любую фигню.

Я погружаюсь глубже в собственные мысли, не слыша тихого шороха мха и прорастающих через него травинок.

Сильный толчок становится для меня неприятным сюрпризом. С тихим возмущённым писком я плюхаюсь своей мордой в воду, тут же яростно заколотив своими передними лапками, пытаясь нащупать в мягком и податливом иле хоть какое-то твёрдое дно. Но вот незадача, меня снова пихают в хвост, а влажная земля под лапами предательски скользит. Плюх! – эй все, смотрите, Водомерка сейчас утонет! И вообще, где это видано, чтоб эти хитрющие клопы начинали заниматься дайвингом? Дурацкий дракон, давший мне это дурацкое имя по какой-то собственной дурацкой прихоти. Честное слово, когда вырасту – найду и утоплю в самой мерзкой и вонючей топи за столь дурацкое имя. И, вообще, что за традиция называть кого-либо столь несуразными именами? Нельзя было, что ли, придумать нечто более звучное и пафосное? Для всех нас. Что-нибудь грозное и самобытное. Кстати, выходит, что и в этом мире обитают водомерки. Забавно. К растениям планеты грязь с уверенностью можно приплюсовать и одно насекомое, при условии, что водомерки этого мира не окажутся здоровенными кровососущими хищниками, охотящимися в самых необитаемых топях на неосторожных лягушек. Впрочем, пока я этого не знаю, и на лягушек будет охотится лишь одна водомерка – я.

Третий толчок, и вот в водяной толще оказывается одна маленькая драконица. Я трепыхаю своими лапками, заодно вспоминая, как нужно двигать ими, чтобы не утонуть. Хороший, добротный метод обучения, практикуемый некоторыми птицами – не смог полететь, ну, туда тебе и дорога. В моём случае, если я не смогу поплыть, то путь мне на дно. Впрочем, просто так сдаваться я не собираюсь. Да и топить меня, судя по всему, не собираются. Подхватывают за живот и помогают выбраться на поверхность. Сквозь слегка мутную плёнку, прикрывающую мои глаза, я умудряюсь разглядеть серьёзную мордашку Железа. Неужели этот идиот подумал, что я грущу из-за собственного неумения плавать, и решил мне помочь самым радикальным способом?

От возмущения я пытаюсь цапнуть его за подставленный нос, но в последний момент останавливаюсь, ощутив неестественную грусть и нежелание причинять своему Хранителю боль. Так что, вместо этого я возмущенно фыркаю и брызгаю в его сторону водицей с помощью своего хвоста. А затем всё-таки кусаю, но не так сильно, как планировала изначально – лишь слегка сдавливаю своими клыками подставленную переносицу, издавая глухое рычание, какое-то время так держа тихонько мурчащего Хранителя, будто бы пытаясь донести до него мысль, что не стоит спихивать неготовых к плавательным процедурам сестричек в воду. И я скромно надеюсь, что мне удалось донести до него эту важную мысль в нашем бессловесном общении.

Впрочем, даже если и удалось что-то вбить лёгким покусыванием своих острых клыков в его головушку, то отпускать обратно на берег он меня явно не собирался. Да и смысл в этом? Воды я уже нахлебалась, в тине испачкалась. Похоже, всё-таки придётся учиться, о чём я сообщаю братцу после того, как отпускаю его мордочку и берусь постукивать своими лапами по воде, скорее всего распугивая этими шлепками всю мелкую живность в округе. Железо же, потерев лапой слегка промятые клыками чешуйки на своей переносице, добродушно оскалился, придерживая меня одной лапой и осторожно поплыв вперёд, утягивая меня за собой.

А ведь, будучи драконом, ни брассом, ни кролем, ни каким-либо другим способом не поплаваешь. Только по-собачьи – загребаешь под собой воду лапками, выталкивая себя повыше, да толкаешь себя вперёд сильными движениями хвоста, изредка пошлёпывая по мутной водяной глади пальцами плотно прижатых к телу крыльев. Так и плывём, медленно и неспешно. В какой-то момент Железо оставляет меня без поддержки, и, к собственной радости, я не иду камнем на дно, лишь слегка замедляюсь, что уже прогресс. За лапки то и дело цепляются какие-то пучки водорослей, но я спешу их отдёргивать из коварных ловушек, не желая вновь ощутить прекрасное погружение с головой в эту тёплую, мутную воду.

Мимо проплывает Железо, перевернувшись на спину и распластав крылья в разные стороны, подставляя светлый животик под прорывающиеся через древесные кроны первые рассветные лучики. Значит, и так можно скользить по этой глади? А хвост его, движениями и толчками, поддерживает на поверхности? Впрочем, уподобиться ему в его хвастовстве и демонстрации собственных навыков я не спешу. Мне бы с обычным плаванием освоиться, зарастить дыры в знаниях собственной крови новым опытом. И ведь, похоже, там именно что «дыры» – как быстро я осваиваюсь, начиная активнее работать собственным хвостом, слегка извиваясь в болотной жиже. Вот я даже решаюсь поднырнуть под Железо. Тут же глаза прикрывает прозрачная плёнка третьего века, а ноздри неприятно закладывает. Я об этом, конечно, не сразу задумалась, но, похоже, эти драконы очень хорошо устроены для ныряния. И если вспомнить сколь долго я барахталась под водой в своей первой неудачной попытке поплавать, то, выходит, и задерживать дыхание надолго мы умеем? Интересно, насколько? Минуток пять или семь? Тут же припоминаю то неприятное давление и жар в грудной клетке. Похоже, так оно и есть.

Впрочем, моё озорство быстро окончилось, и проверить свою выдержку я не успела – Хранитель всполошился, когда я целиком ушла под воду, неловко перевернулся из положения «лёжа» на свой живот, хлопая мокрыми крыльями, и уже собираясь было нырнуть следом за мной. Так и представляю его мысли: «Эта непутёвая сестричка вновь умудрилась попасть в какую-нибудь неприятность». Ан нет: я опережаю его нырок, подплыв под Хранителя и чуть было не получив одной из его лап по своим мордасам, а затем несильно толкаю его снизу маленькими рожками, тут же проскальзывая под его брюхом и выныривая, показываясь на поверхности лишь макушкой с глазами да ноздрями, и поднятыми вверх ушками. Спустя пару мгновений я показываю из-под мутной водной глади свою мордашку, часть шеи и спину с крыльями.

Мои подозрения, однако, о драконах, ведущих водный образ жизни, подтверждаются. Вроде у бегемотов и крокодилов ноздри тоже посажены высоко?