Текст книги "Хигналир (СИ)"
Автор книги: Curious Priestess
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
– Кто знает, может, Граф Краеугольный в курсе, как обстоят дела на самом деле? А что об этом говорили твои шаманы?
– Они говорили, что даже они не достигли того уровня, чтобы давать какие-то ответы на такого рода вопросы, и что это не так уж и важно, и разумнее сосредоточиться на том, что находится в пределах досягаемости, постепенно расширяя этот предел. И предупреждали, чтобы я никому не верил, кто рассуждает о таких вещах, потому что никто этого знать не в состоянии, если даже они, мудрецы шаманы, не знают.
– Правильно говорят шаманы, толковые ребята. А этот твой мастер Инфернус, он типа сатанист, да?
– Он сатанист-отступник, то есть у него собственное виденье на сатанизм. Главное отличие его взглядов от классического сатанизма – особо пренебрежительное отношение к жизням мирских обывателей. Сатанизм, прежде всего, учит, что даже самого ничтожного, злого и опустившегося человека можно понять и помочь ему стать полезным для общества и мирового прогресса.
– Ну и бред этот классический сатанизм, нахрен ублюдков, ха-ха.
– А высшая цель сатанизма – личное и общественное совершенствование, в конечном счете – обретение богоподобия.
– И это тоже херня. Жить ради бесконечного совершенствования? Невыполнимая цель. Утомительный путь длиной в бесконечность.
– Ты же сама хотела стать чем-то лучшим.
– Как хотела, так и перехотела, а как перехотела, так и захотела, смекаешь? Скажи мне вот что, существует ли хоть одна грёбаная религия, где высшая цель – счастье?
– А... ну... например, ратуфиегизм. Там обещают освобождение от страданий и нужд, успокоение, блаженство, божественный пофигизм... Но тебя ведь не удовлетворят такие формулировки? Да и не все там так однозначно, если копнуть глубже. По сути, тот же самый сатанизм, только в другой обертке: стань Богом, вся херня. Невозможно стать Богом, это все какой-то религиозный лохотрон.
– Нужно, чтобы “благодать” настала не после достижения почти недостижимого “просветления”, когда нужно объебашиться летальными дозами веществ или просидеть промедитировать сто лет и всё понять, и то не факт, что получится, а здесь, при жизни. И после, – Снолли добавила с хитрецой.
– А, я понял тебя, ну, конечно, нет и быть не может. По крайней мере, среди настоящих верований, а не выдуманных. У сатанистов нечто, что описывает всем известное “просветление” – это дар Сатаны, момент признания им твоих стремлений, когда невиданной красоты белый свет осеняет тебя, наполняя счастьем, силой и всеобщей любовью, когда наступает ясность сознания и чистота восприятия. Сей факт настораживает, да?
– А, в сущности, то и не дар оказывается, а пакт, и платишь ты своей душой. А вот Граф Краеугольный заботится именно о счастье последователей. Вот так.
– Что, правда? А как называется вера в него, его религия?
– Да никак, это и верованием-то не назовешь. Философия, взгляд на вещи.
– Интересно бы покопаться в этом. А что думает Авужлика, ты ей показывала книгу?
– Она воспринимает её как шутку, говорит, что не понимает, как можно относиться к ней серьёзно. Жлика ржала как угашенная, когда читала Чтобырь, особенно истории последователей.
– Кстати, её Споквейг чему-нибудь учил?
– Нет, когда она просила поучить фехтовать, он отказывал со словами: “Попроси мастера петуха, а, вообще, чем мечом махать, лучше бы интеллигентные книжки по бытовухе читала”. Поэтому Жлика училась самостоятельно, и очень преуспела. Только она способна регулярно одерживать верх над войнами птичьих родов при совместных тренировках. Кроме отца, естественно.
– Я слышал, её объявили командующей в конфликте с Вероломными Выходками?
– Споквейг назначил её главной, потому что она вдохновляет остальных воинов своими боевыми навыками и умилительной упоротостью. Несмотря на то, что он и считал свою дочь странной. Это назначение было большой неожиданностью для всего Хигналира.
– Её? Он? Странной? И это её, он? – критически удивлялся я и рассмеялся.
За беседой время летело только так. Солнце уже спешило за горизонт. Приятная атмосфера. Красивый вид на изумрудные равнины, тёплый воздух и пирожки с картошкой от бабушки Снолли нам в дорогу. Поскольку испокон веков роль бабушки – кормить.
Пока ехали, вспоминали, каким безумным был Споквейг, и без зазрения совести обсирали его. Далее обсирали Фродесса, Актелла, родственников, птиц, овец, коров, долбаных лошадей, Эсфонсшенициллиарда, страну, бытие, короля, типичных чиновников и многое многое другое.
Я рассказывал про свои похождения, про религии, секты, про языческих Богов. Она – про свои личные заморочки в Хигналире. Рассказывали друг другу свои сны за последние дни. Потом сны за всё время, что не виделись. Потом тихо посмеивались над кучером, над лошадьми и просто несли всякую всячину несуразную, как всегда делали раньше.
====== IV ======
«Есть один очень хороший человек, от которого я получил рукавик, а бичи печенье получили. Он провёл питьевод к каждому двору, соорудил печню и вычленил её во дворе. Его имя – Граф Краеугольный, имя, что поднялось из мизинчиковых низов в элиту. Это благодаря нему мою жизнь наполняет тяжёлая безудержная радость. Но его главная заслуга заключается в создании великой книги “Чтобырь”, в которой написано о Боге и продуктах, людях и мурлакатанах, эфире и комлетах, берёзовиках и безберёзовиках...
Это история об обывателях земной плоскости. “От нас с нами, от нас. С нами.”
“Целая вечность требуется мне, чтобы произошёл конец света. Так ведь и я таков.”
“Велик локоть отпорка, да не вытер полку. Вот так толку!”
Это лишь малая часть истока порядка, завещанного Графом. “По моей логике, мы должны с вами, от нас с нами.” – одна из его известных фраз. “Узнает их и Бог, и Раз.” Раз Просто (ненавижу своих родителей за то, что они меня так назвали) – это имя, которое мне дали.
В будущем я стану ликом святых. Так завещал мне прадед. Постоянно чувствую этот его истошный стон о правоверных классификациях. Чёртов фанатик. В его планы не входило укрепление моего маленького внутреннего государства. Но его инфраструктура – моя натура. “Почитай отца своего, с тобой он выйдет на свет после смерти. А я буду смотреть на вас и улыбаться”. Как завещал нам – так и поступится.
Кто не понял идеи Графа, тот может смело закрывать эту тему глубоко у себя в сердце и игнорировать реальность, живя в выдумке у себя самого. Я же учу вас популярной у нас, в астрале, мыслесторе. Ещё в детстве я почитал её, и она направила мои глаза на истину бытия. Теперь я один из немногих, кто видит мир таким, какой он есть на самом деле, без грибообмана. С тех пор я учу окружающих жить, думать и поступать так же идеально, как я. Однако не каждому дано познать столь неуловимые идеи. Большинство людей называет все это бессмыслицей, а меня – наркоманом. Например, когда я рассказывал своему знакомому историю о каменноумышленниках, моём полном пробеге по спине, о говяжьем акценте, о том, как крабы основали крабий культ и выстроили целую крабовую культуру – он не воспринимал меня всерьёз.
Чтобы принять мои мысли, нужно рассуждать логически и верить мне налету. И тогда разум окутает сметанная туманность знаний и расчетно-аптечная уверенность в своих суждениях.
В заключение, я хочу привести 6 заповедей Чтобыря:
1. Не неси имени своего зачревно убогого.
2. Мясо дели меж преданного, вознеся очи к нему.
3. Углы возлюби, как укроп пастыря своего.
4. Низвергай от себя брань скверную, неуместную.
5. Ряду почетному – деньги прощай, а почив – всё, прекращай.
6. Иди с улыбкой за плечами и лучами».
Чтобырь, наследие 6.1: “Граф Краеугольный”.
IV.
Поздним полднем следующего дня мы подъехали к окраинам Хигналира и продолжили путь пешком. Было жарко, но не слишком. На небе облака– как шпателем намазали, тонко, словно краски белой не хватило. Вокруг прыгали, трещали, стрекотали и щёлкали ртами насекомые, маленькие птички щебетали и хвастались финтами в полете. Мы шли и спорили, чьи стопы больше затекли, я утверждал, что мои ноют как избалованные принцессы без десерта, а она – что её икроножные мышцы спазмировались и сейчас подобны монолитам, могильным плитам древних тяжелоатлетов.
Мы ступили на территорию поместья с западной стороны. По левую сторону на полях и огородах копошились работяги, дальше на востоке располагались их домики, а за всем этим к северу начинался густой лес. Поговаривают, там водится скверна. По правую располагались языческие идолы, за которыми открывается вид на сочно-зелёную равнину. Дорога вела нас прямо к двухэтажному дворцу – нашему дому, смотревшему на север, на крестьянские жилища и птичники. Отсюда был виден небольшой сад, что по правую сторону дома у входа в кухню. Никогда не забуду нашего старого доброго садовника, что приветственно приподнимал шляпу перед цветочками. За садком вдалеке виднелись холмы, а за холмами протекала река, где местные устраивали гулянки и туалет. На одном из холмов – устланная камнями тренировочная площадка для птиц, другие же холмы поросли дикорастущего чудоцвета, именуемого в народе чудо-травой.
Авужлика встретила нас устало волочащими ноги по двору.
– Ну что, как у вас тут? – поинтересовался я.
– Лэд! Ты жив! Но как? Ты материален? – подбежала Авужлика и оценивающе потрогала меня. – Ты реален! Где душа? Душа на месте?
– Тут, – указал я на место, где располагается душа.
– Но как ты выжил? Тебя же насадили на батон!
– Правило трёх “б”: бережёного Бог бережёт.
– Никого Он не бережёт! И так уже полмира профукал.
– Не профукал, а дал взаймы, – я указал пальцем вверх. – Многоходовочка.
– Он так дождется, что за него никто молиться не будет.
– Покуда есть люд, будет и пастырь. Кстати, ты в курсе, что Споквейг восстал из мёртвых?
– Уже каждая курица об этом знает! А помнишь, Квяз сказал, что куры нашли какую-то сумку? Знаешь, что там лежало?
– Естественно нет, откуда мне знать, я что, похож на пророка...
– Там лежали пророчества покойной Григхен! Григхен была пророчицей! Она писала...
– Да чего ты так раскричалась? Я тебя прекрасно слышу.
– Она записывала свои видения, она предсказала свою гибель, велела доверенным курам спрятать её рукописи, или будет уместнее сказать “лапописи”... – тараторила сестра, несмотря на путавшиеся под носом локоны из-за порывистых вихрей.
– Где ты всё это выведала?
– Я нашла Юзенхен, вернее, Юзенхен нашла меня. Ночью она пробралась ко мне в окно и рассказала, что ей Григхен доверяла больше всех, поэтому написала на неё предсмертное завещание. Но Григхен и не догадывалась, что коварная госпожа Кьюлиссия развила экстрасенсорные способности... Кьюлиссия сподвигла большую часть кур начать войну против единовластия Юзенхен! Именно она приказала убить Григхен! Теперь жизнь Юзенхен в опасности, так как она – единственная законная владелица Хигналира!!!
– Бога ради, прекрати так орать! – возмутился я, аж пошатнувшись от плотности звука. – И вообще, ты вроде сдружилась с Кьюлиссией, разве нет?
Авужлика перешла на полушёпот:
– Я тогда ещё ни о чём не догадывалась, – перенаправила она повествовательную экспрессию с громкости на эмоциональную выразительность мимики и интонаций. – Кьюлиссия была недовольна тем, что власть перешла Юзенхен. Она сказала, что Юзенхен – алчная, самовлюбленная персона, и что Юзенхен якобы хочет добиться превосходства куриного рода над человеческим, – пуще разжестикулировалась сестра, задействовав почти всё тело. – Она врала! Юзенхен уверяет, что ей не нужна власть, не нужны деньги, она лишь хочет, чтобы мы процветали... – голос её дрогнул. – И поклялась, что не бросит нас в трудную минуту, и сделает всё возможное, чтобы Хигналир благоденствовал. И, по её словам, и Кьюлиссия, и Григхен знали, что Споквейг воскреснет и вернёт власть в свои руки, вот только Кьюлиссия желала этого, а Григхен нет.
– Поверить не могу. Откуда они могли это знать?
– Юзенхен сказала, что Кьюлиссия сказала, что Григхен однажды сказала, что видела видение – окровавленного Споквейга, ухмыляющегося на крышке гроба, на небе – множество лун, а на земле – серость, мрак...
– Множество лун? Где-то это я уже слышал. Ах, да, пророчество в погребальне, когда тело Споквейга пропало, мы его видели со Снолли, да, Снолли? – я повернулся к Снолли. – Чё ты все молчишь стоишь?
– Ну и херня, феноменальная ахинея, не хочу участвовать в этой беседе, – Снолли махнула рукой в знак отрицания и пренебрежительно отвернула кончик надменного носа.
– Ты же сама предостерегала меня о курином восстании из-за колдовства Лэда!
– Я сказала, чтобы вы были начеку, а не в диспуты пускались с курами. Ты разницы не видишь? Посмотри на себя, уже как сумасшедшая, с курами разговариваешь, ходишь вся непричёсанная... это путь в безумие. Хватит слушать кур, не контактируй с ними.
– Это ты не понимаешь! – завелась Авужлика. – Я ищу разгадки, я приближаюсь к истине, моё расследование ответит на многие вопросы, я скоро разберусь, что это за проклятие у нас такое, что оно делает с нами!
– Как? Куры тебе поведают? Ты узнаешь это ценой собственного рассудка, – Снолли цокнула языком.
– За меня можешь не волноваться, с моим то умом-разумом все хорошо, как с маслом в каше будет, в отличии от твоего, – Авужлика уперла руки в бока, посмотрела куда-то в сторону и на меня. – Ты чё язык в жопу засунул? Скажи ей!
– Я ничего не понимаю... Я даже не понимаю, как ты с курами разговариваешь...
– А ты в курсе, что некоторые животные в Хигналире научились транслировать мысли в голову? Ты думаешь, что Фродесс просто так с коровами заигрывает?
– Пожалуй, с меня хватит, всё, я устал и хочу отдохнуть, ты даже представить не можешь, что я недавно вытворял. Дайте поспать. И не будите, что бы ни произошло, даже если Споквейг вломится в дом – всё равно не будите, —бескомпромиссно отправился я спать. – Нет, в вопросах сна я непреклонен, – уходя, повторял я, чтобы не пытались отговорить.
Хотя никто и не пытался, мне и слова не сказали. Авужлика и Снолли молча проводили меня взглядом, а затем продолжили спорить.
Среди ночи я услышал кудахтанье. Я открыл глаза: передо мной стояла Авужлика. Я приподнялся в полнейшем смятении. Вдруг на кровать запрыгнула курица. Она посмотрела на меня одним глазом, затем другим. Я посмотрел на Авужлику: она смотрела на курицу, затем на меня. Я посмотрел на курицу: курица уставилась обоими глазами прямо в меня.
– Просил же не будить, ну что за... – заворчал я.
– Лэдти, – произнесла курица, – взгляни.
Я посмотрел ей в глаза и увидел... взгляд другой курицы – Григхен! Она зрела мне в душу. Я чувствовал, что человек не одинок в этом мире, а ещё я услышал пронзительное петушиное кукареканье. Тревога! В курятник забегают вооруженные куры и петухи! Они атакуют спящих собратьев! Испуг, замешательство, куры в панике, окровавленные перья летят по воздуху! Курица держит оторванную голову Григхен. Голова истошно кудахчет предсмертное пророчество...
Зазвучал голос Авужлики:
– Лэд, ты выслушал Юзенхен?
– Что за херню я только что посмотрел?
– Мятеж, – промолвила курица, – сторонники Кьюлиссии ждут возвращения своего владыки Споквейга.
– А. А я что?
– Если Споквейгу Дархенсену вернётся власть – Хигналир поглотит хаос, – Юзенхен запрыгнула на подоконник, повернулась в пол оборота. – Во что бы то ни стало останови Кьюлиссию, – Юзенхен спрыгнула в окно.
– Понял? – претенциозно произнесла Авужлика.
– Если это окажется очередной дурацкий сон, то я не знаю уже...
– Это не сон, – Авужлика подошла и ударила меня пальцем в торс.
– Ай, лучше бы был сон.
– Что делать будем?
– Я – спать.
Я снова улегся и быстро вырубился, как быстро вырубаются краясианской церковью священные леса туземных друидов.
Утром я встал, спустился на первый этаж. Ванная была занята Фродессом, так что я подождал на заднем дворике на лавочке, любуясь истуканами и кидая камушки в их сердитые деревянные головы. Очень высоко над равниной висела плотная полосатая рябь облаков, занимающая собой большую часть неба. Сей вид вызывал воспоминания из моего детства, а именно напоминал ребра худощавой Снолли, о которые как о стиральную доску можно вещи тереть.
Место освободилось, я умылся, побрился, шлепнул себя по щеке, чтобы полностью прийти в сознание, чтобы прояснить взгляд. Повторил процедуру умывания со шлепком ещё раз. Безрезультатно.
Я шёл на кухню навстречу завтраку. С кухни мимо меня прошмыгнула Снолли с блюдом на тарелке в руках. Снолли любит есть в одиночестве.
Завтрак уже заждался меня на столе. Я сел есть.
Через пару минут пришла покушать и Авужлика. Я спросил у неё:
– Извини за странный вопрос, но ты приходила ко мне этой ночью?..
– Что?! О чём ты? Нет... – засмущалась она.
– Значит это всё-таки был сон. Как же меня задолбали...
– Ха-ха, да шучу, мы приходили, с Юзенхен, она настояла на том, чтобы ввести тебя в курс дела. Юзенхен знает, что Кьюлиссия ощутила мощь твоего проклятия в тот день, ну, когда хлебники приходили... Угу? – с последним “угу” Авужлика карикатурно изобразила моё сонное выражение лица. – И Юзенхен уверенна, что Кьюлиссия попытается переманить тебя на свою сторону. Не слушай Кьюлиссию, она – лживая, безнравственная клеветница.
– Что-нибудь происходило во время моего отсутствия?
– Э, что за вопрос такой лобовой? Ну да, ясен пень ядрена вошь! Гусиные гвардейцы приходили на поминки Григхен выразить своё почтение. Гусиный капитан Хандо поклялся, что Кьюлиссия заплатит за свои злодеяния. Во всех птичницах ввели военное положение, значительная часть кур бежала с курятника в гусиный дом, и теперь живёт там...
– В смысле, в “птичниках”, а не “птичницах”, да?
Авужлика, раздраженно вздохнув, закатила глаза в ответ на мою пустую придирку и продолжила:
– Я запретила людям приближаться к курятникам, поскольку ситуация накалилась и могут быть “инциденты”. Вчера вечером на реке боевые петухи Кьюлиссии провели показательные тренировки. Юзенхен сказала, демонстрация силы. Хандо назвал это провокацией. А, и ещё, жители с восточной части доложили, что ночью видели всадника без лошади... Кто бы это мог быть? У тебя есть догадки?
– Всадник без лошади? Некромантия... возможно, Губители Жизни – люди Аркханазара, – я сказал так, как если “всадник” – это единый организм.
– Аркханазара? Ты что-то знаешь о нём?
– Снолли рассказывала, что Споквейг купил у Гъялдера мощи безымянного пророка, освящённые Аркханазаром. Из-за них все с ума посходили.
– Не думаю, что из-за них. Вспомни, Хигналир сошел с ума ещё до этих костей, они лишь взболтнули проклятие, как и твоё недавнее колдовство, кстати.
– Хм, действительно, как минимум не только лишь в костях дело... А помнишь, когда-то давно Гъялдер потребовал с Хигналира взнос в казну Божьей Суммы? И Споквейг, конечно, послал его к ангелу на кулички. Тогда-то ведь всё и началось, как мне кажется.
– Не помню, мы тогда со Снолли ещё были маленькие. Эх, если бы Григхен была жива... – вздохнула Авужлика.
Авужлика каким-то образом уже успела доесть свою порцию, когда я только поднял свою первую ложку.
– Сегодня у меня куча дел, – она встала из-за стола, – нужно оповестить других животных о сложившейся ситуации, проинструктировать их, что делать в случае возможной бойни.
– И что ты скажешь им делать в случае бойни?
Авужлика широко улыбнулась и патетически нахмурила брови:
– Брать оружие и биться насмерть за порядок в Хигналире!
– Спасибо, господи, за светлое, но пока ещё не наступившее будущее.
– Ха-ха, аминь, – одобрила Авужлика, – хорошо сказано.
Авужлика пошла по делам. Пока я доедал бульон с яйцами, зашёл Актелл.
– О, привет, как дела? – спросил он.
– Нормально, – ответил я.
– Мы все рады, что ты жив. И мало кто рад, что Споквейг тоже.
– Я смотрю, он вас всех задолбал?
– В последнее время – да. Его личная беда в том, что с каждым годом он становится все безбашеннее. Эти его ритуалы, призывы призраков и астральных сущностей, процессии надругательств над древними Богами. Святотатство над самим мирозданием. Овладеть хаосом возжелал, но хаос овладел им.
– С хаосом “возлежал”.
Актелл улыбнулся, а через две секунды засмеялся:
– Ха-ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха, – засмеялся и я тоже, чувствуя, однако, неудобство и толику неприязни к себе за столь убогую шутку, да что за хрень я вообще сморозил? А, ещё испытал недовольство фактом мгновенной бессмысленной самонеприязни из-за всего лишь навсего идиотской шутки.
– Почему ты так думаешь? – акцентировал я вопрос на “ты”.
– Что? Что хаос овладел им? Он же сам, ещё когда ваша мама Яни жива была, учил, что грешить нужно в меру, и меру это нужно аккуратно прощупать, что карма не бесплотная, что жизнь безбожная всё равно что гон без крыши. А потом, уже в твоё отсутствие, сам же взбирался на вершину холма и давай орать: “Я проклинаю эту вселенную! Боги, я объявляю вам войну! Никто не в силах остановить меня!”
– Ха-ха, ну даёт! – потешился я.
После завтрака я пошёл побродить подумать. Большую часть жизни я занимался тем, что ходил и думал обо всём на свете. На этой прогулке я с моим глубоко почитаемым подсознанием намеревались обсудить пророчества Григхен. Значит, Юзенхен сказала, что Григхен предсказывала явление Споквейга. И Кьюлиссия об этом знала. Сама Юзенхен даже писать не умеет, ну какой из неё управитель, если подумать? Это же глупо. Снолли права. Однако есть одна идея: Юзенхен ведь предупреждала, что Кьюлиссия попытается переманить меня на свою сторону, в таком случае, если я наведаюсь к ней в курятник, меня пропустят, и я смогу с ней поговорить. Пускай выскажет свои доводы. Выслушаю её, сделаю вид, что со всем согласен. Надеюсь, удастся отсеять среди всей этой абсурдной информационной шелухи семки истины.
Но, прежде чем пойти к ней, нужно набраться смелости. Да, признаю, что побаиваюсь её, в разговоре с ней я должен быть уверенным и непоколебимым, нельзя показать слабину.
За смелостью я отправился к Рикфорну.
– Ты глянь какой живучий, падлюка, а-ха-х, кх-хя!.. – закашлялся Рикфорн.
– Кто бы говорил, сам живучий, как сорняк!
– Ну что, ты созрел?
– Я спелый как вишенка, – сморозил я.
– Я имею в виду, ты готов купить мои новые модифицированные грабли? Ещё навороченнее прежних! Покупай скорее, а то ведь их вон как раскупают!
– Да ладно, и кто же их покупает?
– Куры, петухи, гуси, индюки. Внутренняя война назревает, а денег у птиц на нормальное оружие нет – вот и покупают мои грабли, благо у меня их целая куча, – он бросил довольный взгляд на полуметровую кучу грабель возле своего домика.
– Оружие у меня уже есть, – я похлопал по месту, где должен был висеть меч, но его с собой не оказалось. – В комнате валяется, ну и ладно, там, куда я собираюсь, мне всё равно, возможно, пришлось бы сдать его.
– Только не говори, что ты пойдешь лебезить перед хлебниками.
– Перед кем? Хлебниками? Ха-ха, не смеши мой пищевод, иду я в курятник, а этим хлебникам я показал, как с Дархенсенами воевать, – развыпендривался я, движимый переполняющим чувством гордости. – Их собор в Серхвилкроссе спалил, до хрустящей корочки прожарил, так сказать.
– Что, и предводителя того чёрнохлебого уложил?
– Нет, мне повезло, что его там не оказалось, иначе он бы мою изнанку наружу вывернул, ха-ха-ха.
– Ох, не нравится мне это.
– Что это?
– Да все это! – он провёл рукой и указал на огромное загадочное пятно почерневшей земли в полсотни шагов диаметром, у огорода, ближе к лесу.
– Ой, порча... прости, это, наверное, из-за меня, я же тут проклинал.
– Да кто тут только землю не проклинал: ленивые крестьяне плевались и кляли, Споквейг хоронил еретиков и атеистов, прямо сюда закапывал, Боги нас проклинали, батюшки с Серхвилкросса и Великой Сотоматери, строем, приходили проклинать. И сам, прости господи, Гъялдер хорошенько так, основательно проклял... А, будь они все прокляты, пошли в дом, нужно разрядиться.
– Тут ты прав, к чёрту всё, пойдем, пущай душа продышится.
Мы зашли дом.
– Осторожно, на грабли не наступи, – предупредил Рикфорн, поднял с пола несколько грабель и выкинул за дверь.
– А у тебя было такое, чтобы на грабли наступил?
– Да, сухожилие на стопе рассек, о зубчик, – расчищая от хлама пол, ответил он.
Я помог ему раскидать вещи по углам.
– О, Рикфорн, старый ты выдолбень, случаем не помнишь, как Споквейг отказался налог Гъялдеру платить?
– Конечно помню, это ж недавно было, всего, дай посчитаю... семнадцать лет назад. Споквейг тогда сказал, что зашёл к нему некто по имени Гъялдер, с предложением окунуть Хигналир в веру Горнозёмову. Хигналир единовременно платит двести золотых и взамен входит в сферу влияния Казначея и его материальных принципов на правах потребителя. Споквейг ответил, что не нужно нам ничьё покровительство, что мы тут в самих себя верим и сами нас превозносим. Тогда Гъялдер ответил, что-то вроде: “Ну, значит, сами себя и погубите”, – и ушёл.
– То есть, с его же слов, не он проклинал Хигналир?
– Ну, а кто ж тогда? Так сам Казначей Горнозём, значится. Ай, да ну етить его мать, пошли лучше ко мне в погреб.
Мы сходили в погреб, отведали добротного дыму, на этот раз чудоцвета.
Вернулись совсем другими людьми.
– Слышь, дед, всем дедам прадед, айда со мной в курятник, надо с Кьюлиссией перетереть.
– Ты чё, в таком состоянии идти к ней собрался? Да ты сбрендил, а если она тебя спалит?
– Да ниче, сейчас самое то идти, пошли скорее, пока ещё не сильно вынесло.
Главный курятник, где живёт куриное большинство и их старшинство, находится на окраине жилой зоны для простых жителей Хигналира, с видом на дворец и придворцовый двор. В двухстах шагах от него располагался второстепенный для второсортных, на центральном проулке крестьянских селений, куда мы с Рикфорном и пришли. Если Юзенхен живёт в главном птичнике, то Кьюлиссия – здесь. У входа дежурила пара боевых петухов, вооружённых копьями. Идти дальше мой старый друг не рискнул.
Я набрал воздуха в грудь и отважился пройти мимо них ко двери. Петухи переглянулись и насторожились. Спокойно… Тихонько скрипнул дверью и зашёл внутрь – шум внутри мгновенно стих. Наступила шуршащая тишина. Я почувствовал себя ужасно неуклюже. Куры и петухи смотрели на меня так, наверное, думая: “Что за дерзкий человечишка, вот так взять и вломиться сюда посредь разговору?!” – и было их там сотни три голов, не меньше, а это пятая часть населения Хигналира, и это, так называемый, “малый курятник”... Кажется, я начинаю понимать обеспокоенность Авужлики куриными кипишами.
Я не стал долго молча тупить, а взял себя в руки и произнёс серьёзным тоном:
– Моё имя – Лэдти.
Хлынуло дежавю – где-то я это уже наблюдал. Я прошёл дальше внутрь, подошёл к насестам. И до меня дошло, что я понятия не имею, как выглядит Кьюлиссия.
– Мне нужна Кьюлиссия.
Куры все так же стояли не шевелясь.
Я постоял, посмотрел, развел руками, ещё раз посмотрел по сторонам и направился к выходу.
– Передайте, пожалуйста, что её искали, – вежливо попросил я и вышел из курятника. – А, и что разыскивал Лэдти Дархенсен, – протиснул я последние слова в дверную щель, прежде чем закрыть дверь.
Господи, как неуклюже... Куры внутри вновь закудахтали. Я подошёл к Рикфорну, что стоял неподалёку.
– Ну? – спросил он.
– Не знаю, молчат.
– Ах-ха-хах-кххе, неужели?
– Боятся, должно быть, а-ха-ха, – я не верил в то, что сказал, потому и засмеялся.
– Чёртова заусеница, смотри! – Рикфорн указал сквозь меня.
Я обернулся и увидел, что из земли что-то торчит. Какая-то штука. Мы подошли и стали зыркать.
Боевые петухи увидели нас и тоже подошли посмотреть, что там.
Долго так стояли глазели, пока один из петухов не выдержал – клюнул и вытащил. То оказалась обычная тряпка. Рикфорн вздохнул с облегчением. Мне подумалось, что петухи приняли нас за недоумков. Стыдно.
Рикфорн и я решили пошарахериться по Хигналиру и пошли прочь от курятника, мимо крестьянских домов. Я подумал вслух:
– Индюки покупали грабли... На чьей стороне они в этом противостоянии?
– Не знаю о противостоянии, знаю только, что индюки всегда сами за себя.
Вдруг какой-то мужик закричал:
– Лэдти Дархенсен!
Он подбежал ко мне и повторил:
– Лэдти Дархенсен! Лэдти Дархенсен, рад что вы живы, потому что нужна ваша помощь – в мой дом пробрался дикий бык и сейчас топчет мою жену!!!
Он побежал, я следом за ним, попутно заражаясь его паническим настроением. Он указал на дверь своего дома:
– Сюда!
Я подбежал к двери, постучал и прислушался: послышался топот, затем тяжёлый удар, вышибший дверь и меня вместе с ней! О чём я только думал, стучать быку в дверь? Я перелетел приступок и очередью прошлёпался о голую землю подобно блинчику по поверхности реки.
На веранде стоял здоровенный чёрный бык с окровавленными копытами и рогами, весь в татуировках. Я вскочил и принялся заклинать:
– Семеро чертей, братьев по крови, взываю к...
Но бык устремился на меня, свирепо фырча и ненавидя, я бросился от него прочь что есть мочи, но сразу же зацепился за корягу и снова упал! Ну что за неудача, как так можно было?! Шлепнулся о землю, как блинчик о сковороду. Бычина ринулась втоптать меня вглубь, как лопату в грунт, и вот уже вздыбилась, вознеся вверх свои передние ноги, чтобы навалиться всем весом, топнуть копытами, словно утюгами рубашку разровнять, как откуда ни возьмись подбежал боевой петух и ловко всадил ему в грудь одну сторону копья, а другую упер в землю, и бык сам насадил себя на копьё, вогнав его в тело по локоть. Я ещё раз встал и отпрыгнул от быка. Похоже, живучая скотина не думала умирать: она взревела и атаковала рогами моего неожиданного союзника – тот увернулся. Подоспел другой петух и вонзил копьё в заднюю ногу, но оно застряло в плотном говяжьем мясе. Бык развернулся и неистово накинулся на другого петуха, вынуть оружие петуху не удалось.
Замогильный страж, взываю к твоей бескомпромиссности, уничтожь тушу сию – жалкой души обитель! Защити же меня во славу великого Мора!
“Вот так, лицезрей удачное применение зачревной злобы...”
Быку никак не удавалось поразить ловких боевых петухов, и он вновь выбрал меня своей целью. Телец разогнался и вот уже всей своей говяжьей массой несся на меня. Но я стоял не один. Спереди меня, выставив перед собой костяной щит и сжимая древний клинок в гнилой руке, мёртвый страж в тяжёлых ржавых доспехах ожидал непоколебимо. Терять ему нечего: он здесь только для того, чтобы исполнить мою волю. Перед столкновением я упёрся руками в спину стражу, поддержав физически и насытив полую сущность духовно.
Мощный удар! Хруст костяного щита. Меня уже в который раз за неделю откинуло на землю, но страж стойко держал натиск. Бычара пробил рогом щит и упёрся в него, а мертвец исступленно колол противника в бок и шею. Прошла пара мгновений, а на левой стороне быка уже с десятку свежих колотых ран. Бык отпрянул и захотел убежать, но могильный войн, с присущим нежити неодушевлённым хладнокровием, бросился за ним и вдогонку вонзил лезвие тому меж позвонков.